Текст книги "Медь в драгоценной шкатулке (СИ)"

Автор книги: Мария Архангельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

– Правда? – Усин посмотрела на меня так, словно я и впрямь была экспертом в подобном вопросе.

– Правда.

Кукла на углях уже горела ярким пламенем вместе с чьими-то надеждами от меня избавиться. И дорого бы я дала за возможность узнать, когда последует повторение попытки.

А на следующий день Эхуан навестила меня повторно, на сей раз в одиночестве. Причём явно подгадала момент, когда я ушла проведать дочь, но немного не рассчитала, и я вернулась прежде, чем она вышла из дворца Лотоса. Так что встретивший меня на полпути слуга сообщил, что дорогая сестричка, явившись в гости, выразила желание подождать меня внутри, но вместо того, чтобы чинно сесть в гостиной и принять предложенное угощение, сначала попыталась отослать слуг, а потом пошла по дому, якобы осматривая его из любопытства. Остановить её не решились, но за мной послали. Когда я вошла, она как раз стояла посреди моей спальни, оглядываясь по сторонам.

– Ты что-то забыла, сестра Эхуан? – громко спросила я. Она вздрогнула и обернулась.

– Да, я забыла тут одну вещь, когда была у тебя в прошлый раз.

– В спальне? – я приподняла бровь и сделала широкий жест. – Что ж, не стесняйся, можешь поискать.

– Не стоит. Не такая и ценная это была вещь. Я вполне могу о ней забыть… как если бы я отдала её побирушке.

Я не нашлась что ответить, и Эхуан, подняв носик, выплыла из комнаты.

* Цинь – струнный музыкальный инструмент.

Глава 15

 
Одежды – зелёными были шелками,
 
 
Шелка для одежд выбирали вы сами.
 
 
Я, древних людей вспоминая, стараюсь
 
 
Беречься, виновной не быть перед вами.
 
 
Ши Цзин (I, III, 2)
 

Я сидела за столом уже довольно долгое время, отослав слуг. Некоторые из аппетитно выглядящих блюд уже успели остыть, а я всё никак не решалась приступить к трапезе. Подозрений не вызывали разве что орехи, всё остальное несло в себе потенциальную опасность. А организм властно требовал пищи, и, судя по всему, у него были для этого причины более серьёзные, чем потребность накормить меня одну.

Задержка у меня была уже на целую неделю. Сначала я ещё надеялась, но день шёл за днём, к тому же на меня начали накатывать беспричинные сонливость и головокружения, так что сомнений практически не осталось.

Самым умным было бы позвать врача. Было бы, если бы не все эти истории о том, что никто не может родить императору ребёнка, которых я уже наслушалась предостаточно. А кое-чему и сама была свидетелем. Кто-то очень не хочет, чтобы у Тайрена появился конкурент, и я могла бы ткнуть в этого кого-то пальцем, да вот беда – никаких доказательств у меня не было. А императрица – не тот человек, которого можно обвинить без железобетонных аргументов. Раз она до сих пор ухитрилась не попасть под подозрение, то одного указания на очевидность её выгоды будет мало.

И врачи с ней наверняка в сговоре. Самый простой и очевидный способ держать руку на пульсе, это заручиться поддержкой тех, кого ни одна понёсшая женщина никак не минует. Самое противное, что и мне рано или поздно придётся во всём признаться. Ладно, я могу приказать молчать своим слугам, может быть, даже смогу скрывать растущий живот под здешними довольно свободными одеяниями. Но врачи осматривают всех обитательниц гарема как минимум раз в сезон, для профилактики, так сказать. В другое время я бы подобную заботу только приветствовала, но сейчас…

Да и слуги… Трудно найти человека, которого нельзя было бы подкупить, запугать или же просто разговорить под невинным предлогом. С какой скоростью слухи распространяются по гарему, я уже не раз имела возможность убедиться. И здравствуй, господин врачеватель, с искреннейшей заботой о здравии императорской супруги.

Я взяла рисовый хлебец и откусила. Потом вспомнила про спорынью, как говорят, тоже являвшуюся абортивным средством. Правда, она вроде бы живёт только в пшенице, но кто сказал, что и в рисовую муку нельзя подмешать чего-нибудь в этом роде? Чёрт, Наталья, не будь параноиком. Ты не сможешь не есть всю беременность. Травили и фруктами, проколотыми отравленными иглами, травили книгами, свечами и перчатками, не говоря уж о косметике. Никто пока ещё не знает, что с тобой, так что ешь давай!

К счастью, меня пока ещё не тошнило, но к вечеру разболелась голова. Однако лечь, как мне больше всего хотелось, было нельзя. Меня всё-таки припрягли к службе в императорских покоях, и манкировать этой честью без объяснений причин я не могла. Хорошо хоть обязанности были необременительными. Подай-принеси, разотри тушь для письма, добавь благовоний в курильницы, приготовь воду для омовения рук после еды. По сравнению с работой комнатной девушки, можно сказать, отдых. Император был со мной ласков, похоже, уже забыв ту небольшую размолвку, и даже сказал, что скоро опять меня навестит. Надеюсь, что не сегодня.

Вообще-то я могла бы стать находкой для шпиона, подумала я, стоя под дверями императорского кабинета с подносом, на котором лежали влажные подогретые полотенца. Или сама начать карьеру шпионки. Сквозь тонкую, ажурную, оклеенную бумагой дверь всё было отлично слышно. Полотенца стыли, но разговор его величества с кем-то из сановников, где решалась судьба некоего Цэнь Риэна (виновен или нет? Сразу арестовать или сперва начать расследование?) явно не предназначался для чужих ушей. С другой стороны, размышляла я, люди здесь и в самых откровенных разговорах не стесняются слуг, быть может, я сейчас иду как бы по разряду прислуги? Я уже решилась пойти на компромисс и постучать, но меня прервали самым неожиданным образом.

– Что ты тут делаешь?

Я обернулась. В нескольких шагах от меня стояла Эхуан. Тоже с подносом, на котором красовались кувшинчик и чарка.

– То же, что и ты, сестра, полагаю, – я приподняла свой поднос.

– Что ты себе позволяешь? – прошипела она.

– Прости?

– Ты, рождённая в степях! Думаешь, ты подходишь для того, чтобы прислуживать Сыну Неба?

– Это решать не тебе, и не мне, а его величеству.

– Послушай, ты, выскочка!..

– Сестра Эхуан, говори тише, – я выразительно оглянулась на дверь кабинета. – Здесь тонкие стены, мы можем помешать его величеству.

Как ни странно, она вняла. Понизила голос и подступила ближе, задрав ко мне побледневшее от злости личико:

– Послушай, ты!.. Не знаю, как ты это делаешь, но твои уловки тебе не помогут. Лучше держись от его величества подальше, поняла? А то, знаешь, много здесь было таких… – она запнулась, подбирая подходящее определение.

– Таких, как ты? – мне стало почти смешно. Да, наложниц в гарем подбирают за что угодно, но не за мозги. Пожалуй, Кольхог – и та поумней была.

– Таких наглых, как ты! Да только все как были, так и кончились. Думаешь, на тебя управа не найдётся? Хочешь жить – не лезь вперед других!

– Сестра Эхуан, давай не будем ссориться, – примирительно сказала я. – Во всяком случае, здесь и сейчас. Хочешь поругаться, приходи во дворец Лотоса в любое время. Или я к тебе приду во дворец Орхидеи, если позовёшь.

– Не указывай мне, что делать! Ты родилась в степях!..

– Вообще-то, скорее в лесах, – дались ей эти степи…

– Не важно! Ты, наверно, и мяса не ела, пока не вошла во дворец комнатной девушкой. Среди них тебе и место! – кажется, моя усмешка разозлила её ещё больше. – Не думай, что милость императора тебя защитит. У тебя ничего и никого нет – ни родства, ни связей. Ты скоро надоешь его величеству, где тебе искать опору? Уйди с моего пути, и тогда я, возможно, не буду припоминать тебе твою наглость.

– Ну, до наглости сестры Эхуан мне ещё расти и расти.

– Закрой рот! Или, – Эхуан прищурилась, – надеешься на своё колдовство?

– Разве я посмею? – разговор уже начал утомлять, а полотенца всё стыли. Но стоило мне попытаться повернуться к двери, как она схватила меня за плечо:

– Думаешь, я ничего не знаю? Огонь в бумагу не завернёшь! Ты, подлая степнячка, пришла во дворец, чтобы всё разрушать и навлекать на нас погибель! Уверена, если обыскать твой дворец ещё раз, можно найти много интересного!

– Что ж, если сестра желает, она может позвать исправника. Я сама с тобой схожу, как только мы выполним свои обязанности перед его величеством на сегодня.

– Эти обязанности не для такой низкой девки-простолюдинки, как ты. Хватаешься за всё, даже не спрашивая! У тебя никакого стыда нет.

– Пока мы здесь препираемся, его величество нас ждёт, – напомнила я. – Если считаешь, что я недостойна, скажи ему об этом. Я же быть небрежной без высочайшего разрешения не посмею.

– Да, я скажу! Скажу, как ты оттолкнула меня, чтобы помешать войти к его величеству! И тётушке скажу…

Она вдруг осеклась, глядя мимо меня. Я обернулась. Оказывается, дверь кабинета успела распахнуться, а мы и не заметили. На пороге стояли император и тот сановник, с которым он обсуждал дело Цэнь Риэна. Сановник первого ранга, если я правильно запомнила знаки различия, которые вышивают на халатах и закрепляют на шапках.

– Ваше величество! – мы присели. Император молча глянул на сановника, и тот прошёл к выходу. Проходя мимо нас, он глянул на Эхуан, приподнял брови и качнул головой. Воцарилась тишина, его величество молчал, я ждала. Эхуан не выдержала первой.

– Ваше величество, я виновата. Но я не сдержалась, увидев её здесь.

– И что же тебе не понравилось? – спокойно поинтересовался Иочжун.

– Ваше величество, она не имела права требовать себе то, что вы даровали мне! Разве я плохо служу вашему величеству? – девушка часто-часто заморгала. – Я так люблю ваше величество, я так стараюсь…

– Так стараешься, что затеваешь ссору прямо перед моей дверью?

– Она – степная варварка и неуч! Разве она сможет услужить вашему величеству так, как должно?

– Она хотя бы молчит, – император неторопливо подошёл к Эхуан вплотную. – Она твоя сестра и одного ранга с тобой. Я даровал его ей, а значит, счёл достойной. Ты сомневаешься в моём решении?

– Ннет…

– Тогда в чём дело?

– Я… Ваше величество! Виновата моя любовь к вам. Я не могу спокойно смотреть, как кто-то пытается занять моё место!..

– Занять, говоришь? Я приблизил тебя к себе, я повысил твой ранг – и что же? Ты должна служить примером своим сёстрам, а вместо этого скандалишь тут, как торговка в базарный день. Занять? Это ты лезешь во все щели, а Соньши скромно ждёт, пока её позовут. Она куда больше годится на роль образца для всего гарема, её скромности и благородству ты можешь лишь позавидовать!

Я отвела глаза, чувствуя изрядную неловкость. Эхуан всхлипнула.

– Иди, – Иочжун махнул рукой. – Подумай о своём поведении. Наказание я тебе назначу позже.

– Ваше вел…

– Иди, – император не повысил голоса, но металлическая нотка, звякнувшая в его тоне, заставила Эхуан вздрогнуть всем телом, торопливо поклониться и быстро пойти прочь. Чтобы на середине коридора перейти на бег.

– Что там? – пока я провожала взглядом убегающую девушку, император повернулся ко мне. – Полотенца? Хорошо.

– Боюсь, ваше величество, они уже совсем остыли. Я принесу новые.

– Не стоит, – он взял ткань с подноса и вытер руки. – Там, в кабинете, жарко натоплено, прохлада даже приятна.

– Ваше величество… Ваша слуга тоже виновата, не меньше сестры Эхуан.

– Э? Это в чём же ты провинилась?

– Ссора началась из-за меня. Если бы меня здесь не было, ничего бы не произошло.

– Ты её начала?

– Нет, но… Я не хочу быть причиной раздоров во Внутреннем дворце.

– А, оставь. Причина раздоров не ты, а их глупость. Я знаю, ты великодушна, но не стоит тратить великодушие на тех, кто его не оценит.

– Ваше величество меня перехваливает.

– Э, ну-ка, посмотри на меня, – он пальцем поднял меня за подбородок. Император был не ниже своего сына, может, даже чуть выше, и стоя рядом, мы оказывались глаза в глаза.

– Что-то ты бледна, – Иочжун внимательно посмотрел на меня. – Эта дерзкая девчонка так тебя расстроила?

– Нет, ваше величество, дело не в ней. Просто я… не выспалась сегодня ночью.

– Давай зайдём в кабинет, – приказал его величество, и мы зашли. – Садись. Говоришь, не выспалась?

– Должно быть, было слишком душно. Я боюсь холода и не открываю окон. Это не помешает мне служить вашему величеству.

– И всё же тебе надо позвать врача, – и император, прежде чем я успела возразить, дёрнул за свисающий рядом со столом шнурок. Я всё-таки попыталась запротестовать, однако он лишь отмахнулся, и приказал вошедшему евнуху привести врачевателя. Врачеватель явился спустя всего лишь несколько минут, и ему понадобилось только взглянуть на мой язык да немного послушать пульс, чтобы подтвердить то, о чём я уже догадалась.

– Что же ты сама не обратилась? – укорил меня император.

– Я не была уверена, ваше величество.

Его величество лишь покачал головой и очень мягко сказал, что я должна пойти отдохнуть. И от службы в его покоях я пока освобождаюсь.

На следующее утро помогавшая мне одеваться и причёсываться Усин поделилась новостью, что Эхуан тоже освобождена от своих обязанностей, и вдобавок на месяц посажена под домашний арест. «Говорят, супруга Эхуан разбила кувшин, выслушав приказ», – с ноткой несколько удивившего меня самодовольства добавила она. Я кивнула и попросила принести мне только фруктов и сваренных вкрутую яиц. И никакого чая или других напитков, только воду. Усин понимающе покивала – вчера известие о моей беременности вызвало лёгкий переполох среди слуг, врачу, сопроводившему меня во дворец Лотоса, даже пришлось призвать их к порядку и проинструктировать, что хозяйку, то есть меня, никак нельзя сейчас волновать. К причудам беременных здесь относились с пониманием, так что Усин быстро принесла всё требуемое и спросила, не раздражают ли меня присланные из Службы внутренних покоев благовония. Благовония не раздражали, у них и правда был приятный ненавязчивый запах, так что серебряная курильница осталась дымиться на столе рядом со скромным завтраком.

Но все предосторожности оказались тщетны. Ночью я проснулась, как от толчка. Села, не понимая, что меня разбудило, почувствовала тянущую боль внизу живота – и простыня под бёдрами при движении показалась мне влажной. Я сунула руку под одеяло, и когда вытащила, пальцы в темноте выглядели чёрными.

– Усин! – закричала я. – Кто-нибудь! Помогите!

К счастью, видимо, из-за того, что выкидыш произошёл на таком раннем сроке, кровь у меня унялась уже на второй день, но врач, наблюдавший за мной, продержал меня в постели неделю. Поил меня вином с добавлением чего-то пахучего и пряного на вкус, прикладывал к животу лёд и строго-настрого запрещал какую-либо активность. Но, видимо, приём гостей в понятие активности не входил, и за это время у меня перебывала половина гарема. Первым пришёл император. Грустно поглядел на меня, похлопал по руке, тяжело вздохнул и почти сразу же ушёл. А потом пришёл ещё раз и ещё, пусть на минутку, но стал заглядывать каждый день. После него посетители потянулись потоком. Пришли все три старшие жёны, выражая сочувствие разной степени искренности. В то, что мне сочувствует Благородная супруга, я ещё верила, в соболезнования двух других – нет. Но ответила, конечно, как подобало. Навестили все жёны одного со мной ранга. Пришёл даже кое-кто из наложниц, я и имён их не знала, но, видимо, с тем, кого навещает император, нужно дружить, посещать в болезни и приносить подарки. Я в принципе не возражала, всё равно лежать было скучно, а из развлечений оставались доступны только чтение и вязание. Да и от тех я быстро уставала, особенно в первые дни. Всё-таки я потеряла не так уж мало крови.

Но вот кто меня действительно удивил своим визитом, так это императрица. В последнее время она старательно делала вид, будто меня не существует – никогда не обращалась на аудиенциях и не присылала никаких приглашений, кроме совершенно необходимых по этикету. Но то ли визит к болящей супруге был необходим, то ли ей действительно хотелось посмотреть на мою бледную физиономию, однако она пришла.

– Лежи, лежи, – махнула она рукой на мою попытку подняться. – Увы, такова воля Неба, младшая сестра. И мы можем лишь смириться перед ней.

– Я безмерно благодарна вашему величеству за проявленную заботу, – выдавила я и замолчала. Императрица присела на предупредительно подвинутый слугами диванчик (сядь она на обычное сиденье, и ей бы пришлось задирать голову, кровати над полом тут всё же возвышались) и тоже помолчала.

– Я понимаю, что тебе тяжело, – заговорила она некоторое время спустя. – И счастье, и смысл, и долг женщины – это семья. Но счастьем ты уже одарена сверх меры, его величество проявляет к тебе большое внимание. И ты даже не бесплодна, у тебя есть дочь. Чего ещё тебе желать, если подумать? Мудрый смиряется перед волей Неба и учится находить удовлетворение в том, что оно даёт. Теперь, после отстранения Эхуан, ты стоишь на одиноком холме. Едва ли ей удастся вернуть благосклонность государя. Мысли мужчин переменчивы, кому, как не мне, знать об этом. Когда-то… о, когда-то он и не смотрел на других женщин, кроме меня! Когда-то мы подходили друг другу как половинки одной бирки. Как он меня любил, ах, как он меня любил! Но мужская любовь ветротекуча. Это нам, женщинам, приходится помнить о ней всю свою жизнь… Но даже если сломалась кость, осталась сухожилие. У нас есть Тайрен…

Зачем она это говорит? – подумала я. Но тут императрица сделала паузу и тряхнула головой, словно возвращая себя в настоящее. А потом посмотрела прямо на меня.

– Словом – пока счастье у тебя в руках, насладись им как следует, младшая сестра, – сказала она. – Никто не знает, что ждёт нас завтра, и сколько ещё нам отпущено.

Она поднялась, и её дама и служанки, застывшие в углах комнаты, отмерли. Её величество ушла, не прощаясь, я тоже не стала ничего говорить.

Спустя неделю лекарь, ещё раз придирчиво осмотрев меня, признал, что да, я здорова, и выкидыш, по-видимому, прошёл без последствий. Но всё же посоветовал помолиться Чадоподательнице Нагши-И-Бу, заведовавшей заодно и женскими болезнями, а также сказал, что мне лучше воздержаться от весенних радостей ещё по меньшей мере месяц. Однако его величество всё равно продолжал посещать меня ежедневно. Он не пытался уложить меня в постель, а просто заводил беседу о стихах или погоде, или садился играть со мной в какую-нибудь настольную игру. Это уже начало превращаться в ритуал, а если Иочжун и пропускал день, то мне приносили от него какой-нибудь подарок.

– Такова воля Неба, крепись, – как-то сказал он, повторив слова императрицы. – Утешься хотя бы тем, что у тебя есть Лиутар. Остальным не дано и этого.

Я кивнула. Признаться, эти вечерние посиделки были несколько скучноваты. Вот с Тайреном всё было не так. С Тайреном мы говорили на многие интересные темы, спорили, смеялись. А теперь всё было чинно до скрежета зубовного, я почтительно поддакивала суждениям августейшего супруга, а если и осмеливалась высказать какую-нибудь мысль, то трижды обдумав её перед этим. Выразительно приподнятые брови и советы не забивать голову неподходящими для женского ума вопросами начисто отбивали желание пробовать ещё раз. Даже если б мне хватило смелости.

И всё же один раз я решилась заговорить на действительно волнующую меня тему:

– Ваше величество, можно задать вам один вопрос? Уповаю, что вы не разгневаетесь и войдёте в моё положение…

– Ну?

– Вы не думали, что это может быть не волей Неба… а волей человека?

– Что? Твой выкидыш?

– Мой. И всех остальных.

На этот раз императорские брови приподнялись особенно выразительно.

– Ты что же, хочешь сказать, что кто-то травит моих жён и наложниц, вытравливая детей из их чрева?

– Да, ваше величество, – я облизнула губы. – Разве Небо будет губить ни в чём не повинных детей? А вот людям свойственна жестокость.

– И кого ж, – император нехорошо прищурился, – ты в этом подозреваешь? Своих сестёр? Моих слуг? Императрицу, быть может? Всех тех, кто много лет беспорочно служил во Внутреннем дворце, когда тебя ещё здесь и в помине не было?

– Но я слышала, что императрица однажды уже прибегла к яду…

– Вот уж языки в три чуна, и все без изъяна… Она это сделала из любви ко мне, понятно? Она любит меня, своего повелителя, она знает, что такое долг. Да, она может понять его превратно, но и она, и все в этом дворце скорее умрут, чем осмелятся причинить мне вред. Ну, давай, в чём ты её ещё подозреваешь? Может, мне позвать её и устроить вам очную ставку?

– Прошу прощения у вашего величества, – я торопливо вскочила из-за столика, упала на колени и поклонилась. – Я говорила по недомыслию. Не хотела обидеть ни ваше величество, ни её величество императрицу.

Его величество тяжко вздохнул.

– Ладно, вставай. Нет, наивная моя девочка, никто не поил тебя ядом. Знаю, бывает трудно смириться с несчастьем, хочется найти виноватого и потребовать его к ответу. Но если кто и виноват в происходящем, то только я.

– Вы, ваше величество?

– Это кара мне.

– Но… Чем же вы так нагрешили, ваше величество? Я не могу себе представить, чтобы вы совершили что-то настолько плохое.

– И тем не менее. Ты знаешь, что у меня были братья?

– Я слышала о них, ваше величество, но я не знаю, что с ними сталось.

– Что сталось, что сталось… Один из них поднял мятеж ещё при жизни моего отца и был казнён, а вот с остальными… С остальными разобрался я.

– Вы их убили?!

– Ну, не своими руками… Двое погибли на поле боя, одного казнили по моему приказу. Я получил всё, на что претендовали они. А поскольку страшнее братоубийства только убийство родителей, то теперь Небо карает меня, послав мне лишь одного наследника, да и того негодного. И смеётся над моими попытками научить его уму-разуму.

– Они… ваши братья… хотели получить трон вашего величества себе?

– Конечно. Мы все хотели. Иначе мне не пришлось бы воевать.

– Но тогда, если б преуспели они, то это ваше величество погибли бы на поле боя или были б казнены. Можно сказать, что ваше величество защищались. Разве это такой страшный грех?

Ответом мне был взгляд, который я уже видела у Тайрена – удивление и снисходительная жалость одновременно. Впрочем, Тайрен уже давненько так на меня не глядел. Но в этот момент стало очень заметно, насколько отец и сын похожи.

– Не забивай тебе голову, – сказал император. – Это дела давно минувших дней. Тебя они не касаются.