Текст книги "Охотница (СИ)"

Автор книги: Мария Архангельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

– Это где? – после короткого размышления спросила она.

– В Коломенском, на проспекте Андропова. Звякни, как подъедешь, я тебе скажу, где там парковка.

– Мне понадобится около часа, чтобы добраться, если не больше.

– Надеюсь, он никуда не спешит. Я постараюсь его задержать, но если он уйдёт, я тебе позвоню.

– Вечно все шишки мне, – хмыкнула Женя. – Ты там прогуливаешься по вернисажам, а я сыскной работой занимаюсь.

– Ну извини, я сама бы занялась, да при Максе как-то неудобно.

– Да шучу я, господи. Ладно, до встречи.

За время моего отсутствия Макс с Петром Викторовичем уже успели заговорить между собой. Подойдя к ним, я изобразила самую любезную улыбку из всех возможных.

– А вот и она, – приветствовал меня Макс.

– Какой приятный сюрприз! – я протянула Петру Викторовичу руку, и тот, вместо того, чтобы пожать её, неожиданно галантно поцеловал. – Мы ведь с вами не виделись... сколько уже?

– Да с того самого утра, – безмятежно отозвался Бошняк. – Месяца два уж прошло. Как быстро летит время!

– И не говорите! – согласилась я.

– Мы с Женей как раз обсуждали картины, – вмешался Макс.

– Да-да, – рассеянно кивнул Пётр Викторович. – Отличные картины.

– Гривичев – случаем, не один из ваших клиентов? – поинтересовалась я.

– Ах, моя дорогая Евгения Андреевна... Боюсь, что большинство моих клиентов будут недовольны разглашением информации, которую они просили держать в тайне. Так что даже будь это так, признания от меня вы не услышите.

– Но, я полагаю, всё же нет, – заметил Макс. – Ведь ваша методика не даёт сбоев, не так ли? А у Гривичева качество письма за последний год заметно ухудшилось. Жаль признавать, но это так.

– А это возможно – чтобы чья-то технология никогда не давала сбоев? – спросила я. – Не подумайте, что я ставлю ваше открытие под сомнение, но ведь стопроцентного результата не может быть хотя бы по теории вероятности.

– Если моя технология не подходит какому-то человеку, то сразу видно, получилось или нет, – заметил Пётр Викторович. – Поверьте, я всё тщательно проверяю.

– И никогда не бывает никаких осложнений?

– До сих пор не было, – он пристально посмотрел на меня. – К чему эти вопросы, Евгения Андреевна? У вас появились какие-то сомнения? Ваши обретённые умения не работают как надо?

– Нет-нет, всё в полном порядке, насколько я могу судить. Но, надеюсь, вы понимаете, что опасения такого рода вполне оправданны. Вы сами говорили, что ваша технология новая и революционная. Так что мы все выступаем... в качестве если не объектов эксперимента, то чего-то вроде того.

– Но, дражайшая Евгения Андреевна, – развёл руками Пётр Викторович, – всегда приходится с чего-то и с кого-то начинать. Все операции когда-то происходили впервые. Да, определённый риск есть, но это плата за новизну и открытие новых возможностей. Так что я не понимаю, к чему эти упрёки.

– Женя вас отнюдь не упрекает, – вступился за меня Макс. – Это просто естественное желание узнать всё об услуге, которую она у вас купила... Хотя и несколько запоздалое.

– Что ж, если вы почувствуете что-то неладное, сразу же обращайтесь ко мне, – кивнул Бошняк. – Но уверен, что с вами всё будет в порядке.

– Договорились, я именно так и сделаю. Но, к сожалению, до вас весьма трудно дозвониться. Вы не подскажете мне номер, по которому вас можно застать?

– А вы пытались со мной связаться?

– Разумеется, ведь наш последний разговор вышел несколько... скомканным. Я хотела узнать, всё ли у вас в порядке.

– Да, да, разумеется, – кивнул Пётр Викторович, но вид у него внезапно стал рассеянным. – Я пришлю вам номер, или позвоню в ближайшее время.

Я проследила за его взглядом. Он был направлен на висящую на противоположной стене картину. Пётр Викторович, двинулся к ней, не глядя, идём ли мы с Максом следом. Мы пошли. Картина была как раз нарисована в «сказочной» и даже, пожалуй, сюрреалистической манере, и изображала нечто странное. Ночь, звёзды, а под ними – странные скрученные образования самых разных форм выстроились группами... Похоже, что это всё-таки здания, но таких странных форм и пропорций, какие не могут существовать в реальности. Улицы между ними больше походили на изломанные тропинки, а на площади на переднем плане бил разноцветный фонтан. Во всяком случае, эти разноокрашенные хвосты больше всего напоминали фонтан, вот только струи, если это были они, не падали вниз, а развевались в разных направлениях. Круто обрывающийся горизонт тоже стоял косо, так что казалось, будто фантастический город находится в огромной наклонённой чаше. И звёзды, такие же разноцветные, как вода в фонтане, не были распределены по всему небосводу, а группировались в этакий Млечный Путь, в полосу, протянувшуюся через правую половину картины. Когда мы подошли поближе, стало видно, что обозначены они не точками, а чёрточками, отчего складывалось впечатление, что светила несутся над городом стремительным вихрем.

– Странная картина, – заметил Макс. – Не помню я больше у Гривичева ничего подобного.

– А мне нравится, – сказала я. – Неправдоподобно, но выразительно.

– Нет, сама по себе картина недурна, – согласился Макс. – Когда там она написана – три года назад? Просто сюрреализм всё-таки не его стиль.

– У него разные стили, – возразила я. – Видимо, ему захотелось и это попробовать. А вы что скажете?

– Хм? – Пётр Викторович оторвался от созерцания полотна и перевёл взгляд на меня. – Да, картина отличная. Интересно, она продаётся?

– Вроде бы всё на выставке продаётся, кроме уже проданного, – Макс взял у меня буклет. – Да, вот, тут даже цена указана. Вы хотите её купить?

– Было бы неплохо. Я, знаете ли, давно подумывал сделать себе небольшой подарок. Возможно, время пришло.

Я подумала, что «небольшим» этот подарок можно назвать разве что в шутку – полотно было если и меньше двух квадратных метров, то ненамного, а уж цена... Но вслух я сказала:

– Что ж, если уж покупать картину Гривичева, то как раз сейчас. Макс, вон, считает, что он исписался, а мнению Макса я доверяю.

– Спасибо, – хмыкнул Макс.

– Вы правы, это действительно заметно, – согласился Бошняк и невпопад добавил. – Гордыня до добра не доводит.

– Прошу прощения?

– Наш знаменитый художник немного... возгордился, скажем так. Начал забывать старых друзей. Это не доведёт его до добра.

– Сие прискорбно, – несколько озадаченно произнёс Макс.

– Кстати, – сказала я. – У нас ведь с вами, оказывается, есть ещё один общий знакомый. Вернее, был – Владимир Смирнов.

– М-м, да, помню, был такой. Кажется, он плохо кончил?

– Да, – кивнула я, пристально глядя на него. – Наложил на себя руки.

– Как я и говорил – гордыня наказуема, – Пётр Викторович развёл руками. – Судьба карает неблагодарных.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что сказал. Надеюсь, что вы, Евгения Андреевна, не станете забывать своих друзей, особенно тех, кто оказал вам важные услуги.

– Ни в коем случае.

– Я рад. Что ж, приятно было повидаться.

– Уже уходите? – я подняла брови. – Так рано?

– Что вы, я надеюсь дождаться официального завершения, мне нужно сказать хозяину выставки несколько слов. Но вам наверняка тоже нужно разнообразие в компании? Здесь ведь есть наши знакомые?

– Конечно, – Макс сжал мою руку. – Нам тоже очень приятно было с вами увидеться.

Мы учтиво раскланялись. Я проводила Петра Викторовича взглядом, выдернула кисть из хватки Макса и, не смущаясь его присутствием, вынула ай-фон и набрала на нём текстовое сообщение для Жени-второй. Можно было быть уверенной, что уж кто-кто, а Макс мне через плечо заглядывать не станет.

Глава 10

– Что ты к нему привязалась? – недоумевал Макс, когда мы ехали обратно, оставив его машину на стоянке и пересев в мамину.

– Ты же сам сказал – пытаюсь, хоть и запоздало, понять, есть ли какие-нибудь риски в нашем с тобой чудесном превращении.

Макс вздохнул.

– Раньше ты такой недоверчивой не была.

– Раньше со мной ничего подобного и не происходило. Как ты думаешь, к чему были эти слова о гордыне?

– Понятия не имею. Возможно, то, что он рассорился со Смирновым. Если он помог Владимиру Смирнову так же, как нам, у него были все основания считать себя его благодетелем.

– Кстати, – сказала я. – Володя в предсмертной записке написал, что перестал быть актёром. И, судя от отзывам критиков и знавших его, это правда – мастерства он, быть может, и не растерял, а вот талант утратил. И ты сам сказал, что у Гривичева словно душу вынули. Кстати, примерно за тот же промежуток времени, что Володя вкушал заслуженную славу – примерно за пять лет. Ты не думаешь, что вот такой вот искусственно созданный талант со временем... иссякает?

На этот раз Макс молчал дольше.

– Хотел бы я сказать, что у тебя... что твои подозрения беспочвенны, – наконец произнёс он. – Мы ведь даже не знаем, пользовались ли они услугами Петра Викторовича, или нет.

– Но?

– Но, быть может, ты и права. Однако, если это произойдёт, что нам помешает обратиться к Петру Викторовичу вторично?

– Мы даже не знаем, возможно ли это, – пробормотала я, вспоминая переданный мне Женей-второй рассказ Мэл о музыканте.

– А почему нет? Может быть, именно этим и объясняются его слова о гордыне – что ни тот, ни другой не захотели просить его о повторной услуге.

– За которую он, держу пари, дерёт три шкуры.

– Возможно, – сдержанно кивнул Макс и замолчал.

Едва оказавшись дома, я отправила смс-ку Жене второй. Ответный звонок пришёл через полчаса.

– Ну, что тебе не терпится? – недовольно спросила она. – Я бы и сама позвонила.

– Как успехи в сыскном деле?

– Нормальные. Бошняк отправился прямиком на Вятскую. Я там походила по окрестностям, пришлось полазить по заборам – зато теперь знаю всё, что вокруг.

– Отлично. Встретимся – расскажешь?

– Где и когда?

– Когда хочешь, можно прямо завтра. Кстати, я нашла тех родственников Захаровых. Хочу как раз завтра к ним съездить и расспросить.

– Думаешь, они захотят с тобой говорить?

– Думаю, что да. Я представилась корреспондентом сетевого издания, собирающим сведения о случаях незаконной обработки психики. Мать загулявшего парня уже согласилась со мной встретиться.

– А, ну удачи.

Родственники Захаровых, как, впрочем, и они сами, были отнюдь не бедны – ехать пришлось в загородный посёлок, не из самых элитных, но и не из самых захудалых, где у моих корреспондентов был неплохой особняк. Открыла мне ухоженная, но явно усталая женщина средних лет, ещё в телефонном разговоре представившаяся Надеждой Юрьевной. Для придания правдоподобности своему образу я купила диктофон и, когда меня пригласили в гостиную с камином на втором этаже, демонстративно выставила его на стол:

– Не возражаете?

Надежда Юрьевна покачала головой.

– Честно говоря, я уже не верю, что вы сможете что-то сделать для Никиты. Но... такие вещи должны быть наказуемы.

– Пожалуйста, расскажите по порядку, что случилось с вашим сыном. Когда он познакомился с Петром Викторовичем Бошняком?

– Около года назад. Точно не знаю – я далеко не сразу заинтересовалась этим его новым знакомством. Кажется, их свёл какой-то общий приятель.

– И когда вы начали замечать что-то тревожащее в поведении вашего сына?

– Позже, чем следовало бы, – Надежда Юрьевна наморщила лоб. – Вы должны понять, что Никита был... мальчиком увлекающимся, скажем так. Ещё ребёнком он увлёкся фантастикой, взахлёб читал переводные фантастические романы, как раз тогда был издательский бум, если помните... Хотя вы, наверное, слишком молоды. Его отец ворчал, что Никита отрывается от реальности, но я, признаться, не видела ничего плохого в его увлечениях. Лучше фан-клуб, чем дурная компания – так мне тогда казалось. Потом он увлёкся паранормальными явлениями, даже носился с идеей устроить экспедицию в место посадки какой-то там НЛО. Так что, когда он начал рассказывать мне о параллельных мирах...

– Вы не удивились, так?

– Да, ведь в основном Никита был нормальным, хорошим мальчиком. Мало ли у кого какие увлечения... А этот Бошняк... Никита говорил что-то о том, что он нашёл способ проникать в чужие измерения, и это не какая-нибудь метафора или духовная практика, а научный факт. Я смеялась и не верила. Он злился, даже притащил однажды какую-то книгу... Как же она называется... «Книгу потустороннего мира», или как-то так... Правда, пробыла она у нас недолго, и когда я в следующий раз о ней спросила, он отреагировал неожиданно агрессивно, сказал, что никакой такой книги и не было. Я так поняла, что её нельзя было показывать непосвящённым.

Я слушала, сочувственно кивала и иногда задавала уточняющие вопросы. Впрочем, подталкивать Надежду Юрьевну нужды не было, иногда становилось проблемой её притормозить, если она увлекалась в своём рассказе какими-то малозначащими подробностями или начинала предаваться самобичеванию. В целом, картина складывалась такая. Научным фактом было проникновение в иные измерения, или не научным, но чтобы осуществить оный, требовалось совершенствоваться духовно – ну кто бы сомневался. Точнее, умственно – и злосчастный Никита поступил на какой-то там семинар, занявший практически всё его время, благо он нигде не работал. Тренинги, корпение над какими-то конспектами и расчётами – парень мог сутками не появляться дома, а когда он спал, мать с отцом и вовсе не представляли. Тревогу родители забили, когда выяснилось, что для поддержания бодрости парень глотает какие-то таблетки. Сам он отмахивался и говорил, что это лишь временная мера, пока он не закончит подготовку. Мать попробовала записать его к врачу – Никита не явился на приём. Попытка взять его за шкирку и отвести привела лишь к тому, что он пропал на несколько дней.

Правда, вернувшись, извинился и сказать, что больше так не будет. К врачу всё равно не пошёл, зато завязал с научными занятиями и вдруг записался в танцевальную студию. Родные вздохнули с облегчением – каким бы странным ни казалось новое увлечение, оно всё же выглядело безобиднее, чем прежнее. Но лишь до тех пор, пока мать, не решила поделиться своей радостью на родительском форуме. Вот там от одного из участников она узнала, что руководитель этой студии – всё тот же Пётр Викторович Бошняк.

Увы, ультимативное требование немедленно бросить бяку стало последней каплей – Никита исчез окончательно. Впрочем, вскоре выяснилось, что к исчезновению он подготовился заблаговременно – продал машину и иные принадлежащие лично ему ценности. У родителей, надо отдать ему должное, ничего не украл, но всё своё спустил, вплоть до брендовой одежды. Разыскивать его пришлось с частными сыщиками, но когда те отыскали пропавшее чадо на какой-то съёмной квартире, оно наотрез отказалось не то что возвращаться, а даже говорить с родителями. А на следующий день после визита мамы с папой Никита с той квартиры съехал, вместе с двумя другими жильцами. Парень был совершеннолетний, никакого правонарушения не совершил, так что попытка обратиться в полицию ничего не дала.

А детектив, помогавший его разыскать, вскоре погиб в автокатастрофе. Такие дела.

– Это был уже какой-то другой человек, – Надежда Юрьевна покачала головой. – Манеры, то, как он говорил – всё изменилось. Он никогда не был грубым, а тут... Я испугалась, что они с отцом подерутся. Он так на нас орал... Я постаралась поскорее увести Анатолия, а назавтра пришла одна, думала, может, удастся поговорить нормально, но Никиты там уже не было. И теперь я не знаю, где он и что с ним.

– Ещё один вопрос, Надежда Юрьевна, точнее просьба, частным порядком, так сказать. У вас ведь есть фотографии Никиты? Возможно, кто-нибудь в нашей редакции его видел, ведь мы занимаемся такими делами, и Бошняком в том числе.

– Да, конечно, – она поднялась, вышла и вернулась с большим цветным фото. – Значит, вы собираете сведения о Бошняке.

– Да, вы – далеко не единственные, кто от него пострадали.

– Надеюсь, вы преуспеете. Этому человеку место в тюрьме, а не в приличном обществе.

– Чем больше о нём узнаю, тем больше убеждаюсь, что вы правы, – я тоже поднялась. – Спасибо, что уделили мне время.

– Если вам ещё что-нибудь понадобится, то обращайтесь.

Она проводила меня до двери и, несмотря на холод, продолжала стоять на крыльце, пока я не отъехала от дома. Фотография лежала в бардачке. С неё мне улыбался тот самый парень, что в полосатой лыжной шапке шёл за нами по всей Вятской.

– Значит, Бошняк создаёт собственную секту, – Женя-вторая со звоном помешала в чашке ложечкой. – Интересно, зачем ему это нужно.

– А зачем вообще создаются секты? – я пожала плечами. – Деньги и власть.

Мы сидели в кафе на окраине Москвы, в зале для некурящих, небольшом, но уютном. Народа было мало, собственно, кроме нашего, было занято только ещё два столика. Под стеклянным чайником горела плоская свечка, не давая чаю остыть, и я больше смотрела на завораживающий огонёк, чем на свою собеседницу.

– Но ведь он же создал потрясающую вещь! Не знаю, что там с другими измерениями, но ведь он действительно наделяет людей талантами и умениями, это факт! И на что он использует своё открытие? Всего лишь на зарабатывание денег?

– У каждого свои представления о прекрасном. Помнится, мы как-то уже об этом говорили. К тому же мы не знаем, как далеко простираются его планы и что он намерен делать дальше со своей сектой – и с кучей обязанных ему талантливых людей. Может, он лелеет планы мирового господства?

Женя хмыкнула.

– Ладно. Только что нам даёт эта информация?

– Если мы соберём достаточно фактов от родственников и друзей пострадавших, у нас может появиться основание для возбуждения уголовного дела, – рассудительно сказала я. – Или для распространения порочащей информации. Шантаж, конечно, тоже дело подсудное, но если сделать всё аккуратно... Секта – это уже не сказочка о дарёных талантах, годящаяся разве что для жёлтой прессы. Это куда правдоподобнее и серьёзнее.

– Смотри, как бы он не натравил на нас своих покровителей-должников.

– Так я же и говорю – не нужно пороть горячку. Всё следует обдумать и разузнать побольше. К тому же теперь надо иметь в виду, что просто так наехать на Бошняка не выйдет, и отнюдь не только из-за покровителей. Раз у него есть преданные сторонники, то и в случае физической опасности найдутся защитники. Быть может, в меня стрелял тоже не профессиональный киллер.

– Ой, великое открытие, – фыркнула Женя. – А то мы не знали, что на такие деньги, которые у него есть, можно нанять телохранителей.

– Э, не скажи. Подавляющее большинство телохранителей, даже профессионалов, отнюдь не стремятся прикрыть клиента грудью от пули. Они полезны, когда надо разогнать случайную гопоту или распознать опасность на подходе – но если доходит до реальной стрельбы, то далеко не все следуют примеру Кевина Костнера. Клиенты приходят и уходят, а жизнь-то одна, и желательно вернуться к жене и детишкам не инвалидом. Другое дело – фанатики, жаждущие возложить себя на алтарь своего гуру и свято верящие, что там, я ткнула пальцем в потолок, – что-то есть, и им непременно воздастся. А умениями он их может наделить любыми.

– Но мы же не собираемся нападать на Петра Викторовича.

– Я бы не стала полностью исключать такой возможности. Как ты сама только что заметила, его довольно сложно зацепить.

– Так ты всё-таки не отказалась от мысли его убить?

– Если придётся выбирать между его жизнью и моей, или твоей...

Женя передёрнула плечами и отвернулась.

– К тому же что-то мне подсказывает, что вытрясать из него правду в любом случае придётся силой. Угрозы разоблачения – это хорошо, но если к ним ещё приложится и ствол у виска...

– Добрым словом и пистолетом...

– Именно.

– Ладно, – сказала она. – Мы же прямо сейчас к нему врываться не намерены, правда?

– Нет, конечно. Но всё-таки расскажи и начерти, что там вокруг его дома творится.

Когда мы вышли из кафе, уже стемнело. Недавно прошёл снег, и теперь свежий покров красиво переливался искрами в свете фонарей. Мамину машину пришлось очищать от снега, и было даже немного жалко сметать с неё это искрящееся великолепие.

– Ты так на ней и ездишь? – спросила Женя. Мы решили, что я отвезу её до дома на Истре, а потом вернусь в Москву.

– Папа обещал новую на день рождения. А до тех пор...

– Ясно. Пустишь меня за руль? Давно не водила, хочется.

Я кивнула и села на пассажирское сиденье. Негромко заурчал мотор, машина мягко тронулась, и я поймала себя на том, что внимательно слежу за всем, что делает Женя. Машина-то не моя, а ну как что... Я заставила себя отвести глаза и расслабиться. Она водит не хуже, чем я, по крайней мере, должна водить. И в том, чтобы испортить мамину машину, явно не заинтересована.

Некоторое время мы ехали в молчании. Потом Женя заговорила:

– А вот представь, вытрясем мы из Петра Викторовича правду. Узнаем, которая из нас настоящая... Но ведь мы обе останемся... наверное. Что ты будешь делать, если окажется, что настоящая Женя Белоусова – я?

– Не знаю. Наверное, уеду куда-нибудь.

– Куда?

Я пожала плечами.

– Куда-нибудь. Придётся, конечно, искать себе работу, жильё. Но, в конце концов, тысячи людей так живут.

– Думаешь, справишься?

– А почему нет? – я снова пожала плечами. Занятно, но перспектива самой зарабатывать себе на жизнь уже не вызывала во мне такого страха и неприятия, как раньше. С тех пор как я убедилась в своей способности за себя постоять, моя уверенность в себе изрядно укрепилась. Казалось бы, умение защитить себя в физическом смысле никак не связано с уверенностью в своих деловых качествах – а вот поди ж ты...

– А ты что будешь делать?

– Не знаю, – выдохнула она, глядя вперёд, сквозь лобовое стекло. – Наверное, то же, что и ты.

– У нас всё получится, – ободряюще сказала я. – В конце концов, та из нас, которая окажется настоящей, поможет другой продержаться первое время, ведь так?

– Ну... да.

– Но ты навела меня на мысль. Попутно с поисками Бошняка можно уже сейчас начать готовить запасной аэродром. Сдаётся мне, он пригодится при любом исходе дела.

– Хм?

– Даже настоящей из нас не мешает стать самостоятельной, – наставительно произнесла я. – Мне вот Мэл недавно все уши прожужжала про то, что мужчины, как бы они ни хотели, чтобы жена сидела дома и создавала им уют, с домохозяйкой начинают быстро скучать.

– А это ты к чему?

– Да к Максу же! Полагаю, предложение руки и сердца не за горами, – жизнерадостно сказала я.

– И ты его примешь?

– А ты что ли откажешься?

– Учитывая, что он общается с тобой, то и предложение будет делать тебе, – резонно заметила она.

Я на мгновение прикусила губу. Да, об этом я не подумала – Макс ведь ни о чём не подозревает, и кому из нас будет предназначено его сватовство, ещё неизвестно. Так имею ли я право принимать его за нас обеих? Но прежде чем я успела озвучить свои соображения по этому поводу, Женя снова заговорила:

– Скажи, а ты видишь сны?

– Конечно, вижу.

– Я имела в виду – особенные сны.

– В смысле?

– В смысле, они... странные. Повторяющиеся. Я сперва не обратила внимания – ну, мало ли что снится. Но потом этот сон повторился ещё дважды. С вариациями.

– И что тебе снится?

– Город на острове. Очень странный. И этот остров, он... не в воде. Он плавает в пустоте. Наверное, в космосе. Я видела над ним что-то похожее на газовые облака.

– Нет, – после краткого размышления сказала я. – Не припомню таких снов. А что за вариации?

– Ну, однажды мне приснилось сразу два города-острова. Они проплывали мимо друг друга. В другой раз дома в этом городе рассыпались, а потом вдруг сложились заново, но уже по-другому. Как калейдоскоп, – Женя оторвала руку от руля и повращала кистью в воздухе. – Раз-раз – и новый узор. И они были странными, не как у нас, на Земле.

– Очень интересно, – медленно произнесла я. – А, между прочим, вот тот синий «мерседес» едет за нами уже минут пять.

Женя тут же отвлеклась от своих воспоминаний и глянула в зеркало заднего вида.

– Вон тот, что сейчас включил поворотник?

– Именно.

Мы свернули, и синий «мерс» свернул за нами. Он держался метрах в пятидесяти, не приближаясь, но и не отставая.

– Ну, может, случайность... – неуверенно произнесла Женя.

– Давай проверим, – я покосилась на неработающий навигатор, достала ай-фон и вызвала в нём карту. – Так, сверни налево. Там развязка, вот и проверим.

Женя послушно свернула. «Мерседес» свернул следом. До развязки мы ехали в молчании.

– Куда? – коротко спросила Женя, когда впереди показалось первое ответвление от шоссе.

– Давай под мост и вправо.

Наша машина выписала крендель, сперва поднявшись на мост, а потом съехав с него с противоположной стороны, так что мы оказались в исходной точке. И всё это время наш преследователь, как привязанный, ехал за нами. Он даже поднажал, и теперь держался от нас метрах в двадцати.

– Вот нахал, – прокомментировала Женя. – Даже не прячется.

– А какой смысл, раз мы его всё равно заметили? – я пожала плечами, не отрываясь от изучения мелкой схемы на экране. – Так... Ну, здесь мы его вряд ли стряхнём – движение небольшое, ему никто не мешает.

– Тогда куда?

– Давай опять под мост, потом прямо, а потом свернём обратно к центру.

Женя кивнула, и последовала моим указаниям, но далеко нам уехать не удалось. Они подстроились к нам незаметно и грамотно, надо отдать им должное – так, что казались обычными машинами, едущими в одном направлении с нами. Пока на прямом участке шоссе не взяли нас в «коробочку» и не начали сдавать к обочине, тесня нас к краю и одновременно замедляя ход. Оставалось лишь скрипнуть зубами. Одинокий автомобиль, открыто преследовавший нас, был, по-видимому, лишь приманкой. Хорошо изучив местность, не так уж и трудно было представить, где заподозривший слежку будет проверять свои подозрения. И мы послушно пришли прямо в ловушку.

Я глянула вправо. Там была солидная канава, и шоссе от неё отгораживал низенький бортик. Нет, уйти по обочине не удастся. Но и позволить нас остановить в мои планы тоже не входило.

– Тормоз и задний ход! – скомандовала я.

Женя тут же ударила по тормозам. Скорость была ещё приличной, и нас обеих мотнуло вперёд, благо мы были к этому готовы. Но автомобилю, следовавшему за нами, пришлось хуже. Он явно не ожидал столь резкой остановки, и, чтобы не врезаться в нас, ему пришлось вильнуть в сторону. Путь оказался открыт, и Женя тотчас воспользовалась этим, сдав назад со всей доступной скоростью.

Мы пробкой вылетели из «коробочки». Задний автомобиль всё же попытался нам помешать, раздался лязг, машина вздрогнула от столкновения, и заднего отбросило в сторону. А Женька, не снижая скорости, выкрутила руль. Колёса развернулись за ним, нас закрутило больше чем на сто восемьдесят градусов прямо на ходу, и счастье, что шоссе, не считая нас и ловцов, было почти пустым. Зато нам не пришлось тратить время на более плавный разворот. Нос машины уже смотрел почти в нужную сторону, и оставалось лишь выровнять её, чтобы полным ходом понестись назад под мост.

– Куда? – крикнула Женя на ходу.

– Сворачивай!

Она свернула. Въезд на мост был узким, так что нашим преследователям пришлось вытянуться в колонну по одному, чтобы последовать за нами. Я лихорадочно терзала ай-фон, пытаясь разглядеть и запомнить как можно больший участок плана. Думать приходилось быстро: пытаться уйти от преследователей на прямой широкой дороге, или рискнуть и свернуть в лабиринт почти незнакомых улиц со светофорами?

– Пока прямо!

Мост мы промахнули во мгновение ока – Женя выжимала из маминой машины всё, что можно. Увы, этого оказалось недостаточно – один из преследователей скоро поравнялся с нами. Машина дрогнула от толчка, когда чужой автомобиль – джип! – вильнул в нашу сторону и стукнул нас бортом. Мы едва не вылетели на соседнюю полосу. Хорошо, что шоссе было разделено барьером, и хотя бы оказаться на встречке нам не грозило.

Но всё равно приятного было мало. К сожалению – но и к счастью – тут было куда более оживлённое движение, с чем приходилось считаться и нам, и им. Женька ухитрилась ещё прибавить хода, а потом ловко перестроилась в просвет на соседней полосе, чтобы вскоре вернуться обратно, оставив между нами и нашими преследователями какой-то невезучий автомобиль. Невезучий – потому что его тут же попытались столкнуть с дороги. Автомобиль возмущённо загудел, но куда он потом делся, мне смотреть было недосуг. Виляя и подрезая, и мы, и преследователи мчались дальше, сопровождаемые возмущёнными воплями клаксонов. Снова поравняться с нами им удалось, когда мы почти доехали подходящего ответвления.

– Нужно свернуть! – крикнула я. Ясно было, что так долго продолжаться не может – на шоссе мы рано или поздно просто разобьёмся. А если ещё и в пробку вляпаемся... Придётся рискнуть на улицах.

Женька оскалилась и крутанула руль. На это раз уже наша машина вильнула и впечаталась в бок чужой, отбрасывая их в сторону. И тут же свернула на узкий съезд. Тот, кого мы оттолкнули, по инерции промчался мимо, и я мысленно пожелала ему неудачи в поисках возможности развернуться.

Остальные трое продолжали нас преследовать. А нет, двое, ещё один, похоже, потерялся на шоссе, видимо, столкнулся с кем-то, ведь назад я почти не смотрела.

На улицах скорость пришлось снизить, и с нами снова поравнялись. Машины стукались бортами, нас мотало из стороны в сторону. Однажды прямо перед нами зажёгся красный свет, но Женька что есть силы просигналила, заставив шарахнуться пешеходов, уже ступивших на «зебру», и мы проскочили. Я командовала «вправо!», «влево!», стараясь выбирать улицы с минимумом перекрёстков и поуже. На одной из них выстроившиеся вдоль тротуара машины заняли одну полосу из трёх, и Женя взяла левее, а один из преследователей тут же втиснулся в свободный промежуток справа и снова попытался вытолкнуть нас на обочину. Это оказалось его роковой ошибкой – когда до припаркованных тачек оставалось всего ничего, Женя сама вдруг резко толкнула его вправо, заставив налететь одним колесом на капот ближайшей машины с низкой осадкой. Капот сработал как трамплин, нашего преследователя подкинуло, перевернуло колёсами вверх, и он, завершив впечатляющий полёт, тяжело плюхнулся на крышу, перегородив обе оставшиеся полосы. Второй преследователь затормозил, но остановиться не успел и таки врезался в перевернувшегося товарища, заставив его проскользить ещё немного вперёд.

Мы свернули, и место аварии скрылось за углом. Я перевела дух и посмотрела на Женю с уважением. Она сидела очень прямо, и только пальцы, сжимавшие руль, побелели. Мы пронеслись ещё несколько улиц, потом я осторожно сказала:

– Жень, притормози... Они всё равно уже отстали.

Не сразу, но она послушалась. Машина замедлила ход, свернула к тротуару и встала, аккуратно вписавшись между двумя другими автомобилями. Мотор заглох, и наступила тишина.