Текст книги "О людях, эльфах и волшебных камнях (СИ)"

Автор книги: Мария Гуцол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

40.

– Жопа, – едва слышно сказала Айфе.

Роланд поморщился. Сказал бородатому Кирдану:

– Действительно скверные новости.

На несколько мгновений он закрыл лицо ладонями, потом сказал резко:

– Карнистир. Собери всех, кто может, и возвращайтесь. Я останусь здесь, пока мои раны не позволят мне одолеть дорогу.

– Пусть кто-нибудь останется с тобой, – сказала ему Айфе и отвела с его бледного лба влажную рыжую прядь. – Из воинов и из лекарей.

– Я останусь, – отозвался Цемент. – Я в ногу ранен, до Амон-Эреб не дойду.

– Ну, хоть не в жопу, – хмыкнула Айфе.

– Брат мой, – Маэдрос уже откровенно скривился. – Фильтруй базар, а?

За невысокой стеной из горбыля оказалось на удивление красиво. Все синее и серебряное, развевающееся на ветру. Пахло кофе и едва слышно что-то шумело. Звук этот почти терялся среди голосов, стука, лязга снимаемых доспехов, и Ира вначале даже не поняла, есть ли он на самом деле, или мерещится ей.

И только помогая Ангдолу устроиться на туристическом коврике за тканевыми стенами палат исцеления, она поняла. Где-то совсем рядом шумело море.

Услышать его в лесу, за сотни километров от побережья, оказалось так странно, что Ирка даже замерла, прислушиваясь, – не померещилось ли. Потом она разглядела спрятанную за деревом портативную колонку, и наваждение рассеялось. Но все равно было здорово.

– Лесная девочка в первый раз услышала море, – с улыбкой сказал Цемент.

Ирка кивнула, сообразив, что да, раньше ее Гвирит было совершенно негде ни увидеть, ни услышать звук волн, набегающих на берег.

– Мы бы обязательно показали его тебе, окажись ты нашей гостьей в мирное время, – целительница в синем крутилась вокруг Маэдроса. – Но, может быть, получится и сейчас.

– Гвирит, – их лорд отстранил от себя целительницу и приподнял на локте. – Ты тут самая быстрая. Разыщи Макалау… Маглора.

Шататься в одиночку по чужому лагерю Ирке не слишком хотелось, но делать что-то определенное на чужой территории всегда лучше, чем болтаться, как вот то самое в проруби. Поэтому она выскользнула из загородки и отправилась на поиски.

На удивление, это оказалось нетрудно. Голос Маглора, узнаваемый, громкий, доносился откуда-то из деревьев, где заканчивались тканевые стены. Ира поспешила на голос, и скоро оказалась возле костра.

Картина, представшая ей, была достойна если не кисти живописца, то фотоаппарата точно. Впрочем, их фотограф был тут, сидел на бревне и прихлебывал чай из здоровенной металлической кружки, пытаясь одновременно листать отснятое.

Маглор развалился в туристическом кресле. Руки его неподвижно лежали на подлокотниках, перебинтованные от костяшек пальцев до самого локтя. Какая-то девушка расчесывала ему волосы гребнем, еще одна поила чаем и кормила печеньем с рук. Нет, это было даже логично, учитывая бинты, но рядышком сидели еще две и внимали тому, что Маглору удавалось сказать в промежутке между печеньем и чаем.

Когда он жевал, девы говорили сами. Сокрушались о раненых руках, хотели арфу, напрашивались в гости. Рядом с ними сидел Куруфин и смотрел неодобрительно. Какой-то незнакомый парень ел, бородатый Кирдан сыпал кофе в собственную чашку.

– Там, – неуверенно сказала Ирка Куруфину, – вас Маэдрос звал.

Тот даже обрадовался:

– Раз зовет, значит, живой. Пошли.

Это он бросил уже брату. Но пришлось подождать, пока тому дочешут волосы, пока он допьет чай, пока дожует печенье и пообещает девам что-то, достаточно туманное. Ирка вообще не была уверена, что ей бы удалось в одиночку выцарапать Маглора из цепких девичьих пальцев. От ворот крепости снова донесся какой-то шум и громкие голоса.

– Домой хочу, – сказал Маглор, когда они отошли от костра. – На Амон-Эреб. Устал, как собака.

– Тяжело быть любимцем женщин, да? – Куруфин легко толкнул его локтем в бок.

– Маэдрос вроде хотел отправить всех, кто сможет дойти, – сказала им Ира.

– А его тут оставить, что ли?

Кажется, Куруфин хотел добавить что-то еще, но внезапно выражение его лица переменилось. Брови сошлись у переносицы, взгляд стал острым, на скулах выступили желваки.

– Вот черт, – сказал Маглор. – Как не вовремя!

Что он имеет в виду, Ирка поняла, хотя и не сразу. Но у ворот толпились какие-то незнакомые воины, а прямо к ним шел высокий мужчина, и в его ожерелье сверкал на солнце яркий камень.

Куруфин заступил ему дорогу. Сказал на удивление мирно и даже словно задумчиво:

– Как удивительно, что дорога к Гаваням Сириона из Амон-Эреб короче, чем из Дориата. – Следующая фраза, впрочем, развеяла все иллюзии: – Или это тяжесть того, что не принадлежит тебе, мешала идти быстрее?

Он сделал шаг вперед, и дориатский король отступил, хотя был выше и плечистее. Но ответил спокойно:

– То, о чем ты говоришь, – сокровище моих матери и отца…

– Наверное, это они не научили тебя даже такой вежливости, как отвечать на письма? Гвирит малодушно глянула по сторонам, пытаясь сообразить, как бы ей ускользнуть от ссоры, невольной свидетельницей которой она стала.

– Не ждал ничего другого, впрочем, я от сына бродяги, – Куруфин повысил голос. – И женщины, которая…

– Придержи язык! – на щеках дориатского короля проступили красные пятна. – Не тебе говорить что-то о моей матери!

– Это потому что в крепости те, кто верен тебе, а мы ранены и измучены битвой? – неожиданно вкрадчиво спросил Куруфин. – Не поэтому ли ты так спешил на помощь своему другу и союзнику?

С ужасом Гвирит увидела, как эльфы Дориата придвинулись ближе. Расталкивая всех, кто подвернется под руку, от ворот спешил Карантир. Хромота мешала ему, а по мрачному лицу никак нельзя было прочесть, собирается ли он остановить брата, или встать рядом с ним.

– Достаточно, – тихий голос Маэдроса оказался каким-то удивительно слышным. Куруфин запнулся.

Старший из сыновей Феанора стоял на пороге палат исцеления. Пошатываясь, он держался плечо перепуганной целительницы. Он сказал Куруфину:

– Ступай к воинам. Все, кто может одолеть дорогу, идут на Амон-Эреб.

Тот открыл рот, чтобы ответить, но так и закрыл его, не произнеся ни слова. Склонил голову – мол, услышал тебя, но уходить не спешил.

– Тебе, о Диор, тоже лучше уйти, – лицо Маэдроса было страшным. – И не дразнить судьбу. – Не стоит тебе решать за меня, – медленно сказал король Дориата. – Я уйду не раньше, чем услышу извинения за дерзость.

– Уходи сейчас, – Маэдрос пошатнулся, но на лице не дрогнул и один мускул. – Я не поднял бы руку на тех, кто вырвал Сильмарилл из короны Врага. Но твое право не больше моего. Я не хочу второй раз смотреть, как море становится красным от крови. Поэтому уходи. Сейчас.

Он пошатнулся снова. Едва не оттолкнув в сторону дориатского короля, к нему подскочил Карантир, поддержал. За спиной Маэдроса выросла могучая фигура Ангдола.

Все остальные снаружи. Гвирит поняла это с какой-то невероятной, нереальной четкостью. Их здесь – трое раненых, едва вставший на ноги Карантир, Куруфин и она. Все остальные – снаружи. А дориатцев – много. И непонятно, за кого вступятся эльфы Гаваней.

Но Маэдрос стоял так, словно это его дом и его право. И Диор не выдержал. Отвел взгляд, помолчал, словно не мог найтись с ответом, а потом развернулся и пошел прочь.

41

На Амон-Эреб пахло пригоревшей гречкой. Ирка вдохнула этот запах почти с удовольствием. Все-таки она здорово устала и перепугалась за это дурацкое длинное утро. Или уже не утро. Ира поняла, что совсем потерялась во времени, когда увидела на бревне у костра знакомую фигуру. Влад обернулся на шум, ухмыльнулся и встал им навстречу.

– Ух ты! – сказала Айфе и уронила щит на землю. – Тебя раньше выпустили, что ли?

– За геройство, – ухмылка стала шире. – И за красивые похороны.

– И кто ты теперь?

– Тебя по голове снова стукнули, мой лорд? – Влад попытался придать своему лицу сочувственное выражение, получилось плохо. – Не узнаешь вот. Я Исильмо, твой оруженосец! – Ты жопа, – с чувством сказала Айфе и рухнула на скамейку. – Долбануться можно, как нога болит-то.

– Жопа, – Влад заржал в голос. Поймал Ирку, прижал к себе, та только довольно уткнулась лицом в ткань его выгоревшей непарадной рубахи.

– Только меня поздно выпустили, – добавил он с сожалением. – Толян… эээ… Твой брат, мой лорд… эээ… В общем, гречка подгорела.

– Тут Нифредиль же была, – к ним подошла Лея, за ее спиной маячил Дунэдель. – Где они вообще?

– Понимаешь, – Влад нехотя выпустил Ирку и шагнул к Айфе. – Давай помогу распаковаться, раз я оруженосец. Понимаете, Нифредиль кашу засыпала, оставалось только тушла добавить и доварить. А в кабаке блинчики дают, девчонки туда умотали. Они же не курсе, что у некоторых настолько проблемы с готовкой. А сам Келегорм за водой ушел, как только я вернулся, чтобы за кашу по шее не дали.

– Я такой голодный, – тоскливо сказал Димка, – что, короче, и горелое съем. И даже горелого орка съем.

– Кетчупом зальем, – хмуро кивнула Айфе. – Я до кабака тупо не дойду.

– А я бы сходил, если отпустите, – Влад осторожно сгрузил на лавку доспехи «своего лорда». – Ришь, ты как? Хочешь блинчиков или устала?

Ирка задумчиво почесала нос. После беготни ноги гудели, но если сравнивать перспективу давиться горелой гречкой и возможность поесть относительно нормально…

– Блинчики, – решительно сказала она.

– Со сгущенкой, – Влад подмигнул ей. Потом встревожено спросил: – А где Майтимо? И Ангдол?

– Все живы, – Маглор уселся на лавку рядом с Айфе. Помахал Владу перевязанной рукой. – В Гаванях они, лечатся. Туда приперся Диор, Курво начал на него бычить…

– Короче, нас домой отправили нахрен, во избежание, – хмыкнул Димка. – Че там было с Диором, расскажите хоть, я не видел.

– Пошли, – Влад легонько толкнул Ирку к воротам. – А то без нас все съедят.

Дневное солнце роняло косые лучи на дорогу. В лучах, словно застывшие, висели пылинки. Удивительное дело, но на дороге царила тишина, все звуки остались где-то далеко-далеко. Ирка остановилась и какое-то время просто стояла, прикрыв глаза и наслаждаясь этой тишиной, мягким теплом, запахом травы и хвои. Потом Влад взял ее за руку и повел по дороге.

– Как ты, Ришь? – спросил он.

– Устала, – честно сказал Ирка. – Сколько народа, все что-то делают, что-то происходит, я не понимаю половину, надо куда-то бежать постоянно.

– Но нравится?

Вот тут она всерьез задумалась. Вспомнила свой утренний испуг и потом – ощущение реальности происходящего и Маглора, поющего охрипшим голосом над условным трупом. Поморщилась, подумав о странном разговоре с Толиком-Келегормом.

– Знаешь, – проговорила Ира медленно, – там возле Гаваней был еще один балрог. Только он ни с кем не стал выходить на поединок. И они пошли все на него со щитами, а Маэдроса потом привели к лекарям, всего обожженного.

– Ух ты! Круто, – у Влада даже глаза загорелись. – Они вообще неудобные, балроги, по этим правилам, я хрен знаю, что делать без поединка.

– Он ушел, когда из Гаваней вышли навстречу нашим. Потом, когда мы были уже в крепости, пришли из Дориата, – Ирка запнулась, подумала, что рассказывает как-то совсем сумбурно и непонятно, и попыталась не спешить. – Они вроде тоже шли на помощь, но почему-то опоздали. У их короля в ожерелье камень. Это же тот самый камень, из-за которого все дело, да?

– Ага. По книжке Первый дом потребовал его обратно, а когда им отказали, они… то есть, мы Дориат разорили. Дочь Диора, правителя Дориата, смогла спастись. Камень остался у нее, поэтому потом Первый дом вынес и Гавани.

– И вы пойдете их выносить? – Ирка глянула на Влада с удивлением.

– Понятия не имею. На играх часто все не по первоисточнику получается, – тот только пожал плечами. – Так что там с Диором было?

– Ему Куруфин нахамил. Кстати, почему он Курво?

– Потому что Курво и курвин сын! Это сокращение от имени такое. Переводится как «ремесло» или «мастерство», что-то вроде того. Нахамил, и что?

– Там были все его воины, – Ирке даже стало как-то зябко об этом вспоминать. – А из наших только раненые. И Куруфин с Карантиром. Маэдрос им обоим навтыкал, и Курво, и дориатскому королю. Выгнал вообще из крепости. У него лицо такое было… Как будто ему на самом деле очень плохо и больно, а тут эти.

– Могу представить, – отозвался Влад. – Роланд крутой игрок.

– Я бы так не смогла, – Ирка вздохнула. И сама удивилась – она вроде не собирается ни ездить на игры, ни играть там каких-то правителей.

– Я думал, да что там в игрушки играть, – улыбка Влада была какой-то грустной. – Махался с пацанами мечами из рессоры, на турниры хотели. А игры – это не серьезно, пусть игрочки играют. Меня подбила тогдашняя девушка. Была городовка, Дозоры, Лукьяненко, бегали с палками по городу, по вечерам, две недели. Ей был нужен телохранитель или типа того. Нас там убивать пришли как-то большой толпой. И вроде я знаю, что все понарошку, что все по игре, что сейчас нас грохнут, а завтра мы выйдем новыми персонажами, уже даже договорено, какими. А все равно страшно. И странно поэтому.

Он замолчал. Где-то в отдалении жестоко и немелодично мучили гитару. Ирка сильнее сжала в пальцах широкую ладонь Влада. Подумала, что все это очень похоже на то, что она сама чувствовала сегодня утром. И что он никогда раньше не говорил с ней об этом. Впрочем, наверное, раньше она бы не поняла.

– Это тогда я задумался о том, что умирать вообще страшно, – это прозвучало как-то так просто, словно он говорил о погоде. – А быть трусом как-то… мерзенько. Поэтому и лезу первый на всяких балрогов и назгулей. Не потому что думаю, будто так перестану бояться. Просто оно как-то не алё – корчить героев, а потом в жизни зассать. Стыдно будет перед эти крутыми мужиками, которых я играл.

Влад улыбнулся. Из-за этой улыбки, отчаянной и чуть смущенной, Ирка и поцеловала его в первый раз. Потому что невозможно же.

Она дернула его за руку, заставляя остановиться. Встала на цыпочки и прижалась губами к губам.

42

К блинчикам давали не только сгущенку. Ирка предпочла вишневое варенье, а еще хороший кусок шашлыка. Пахло глинтвейном, причем настолько вкусно, что они с Владом заключили безмолвное перемирие относительно алкоголя и того, что именно считать алкоголем.

За столом, облюбованным девушками из их лагеря, сидел какой-то мужик и пытался флиртовать с Нифредилью. Ирке он показался знакомым, но только когда он встал навстречу Владу и протянул ему руку, Ира узнала утреннего балрога. Балрог травил анекдоты, Нифредиль поглядывала на него из-под ресниц.

Сытая и сонная, Ирка сидела, прижавшись к Владу, и всерьез раздумывала, чего ей хочется больше – в лагерь или еще глинтвейна и блинчиков. В лагере была палатка, но еще там были люди, в смысле эльфы, а блинчиков не было. Может быть, даже глинтвейн был, но единственный их поставщик свежего и сдобного сидела сейчас рядом с Иркой и в лагерь идти не собиралась.

Еще можно было просто погулять. Куда-нибудь в противоположную сторону от орков, тем более, что день медленно клонился к вечеру, жара спала, зато запахи трав стали отчетливее и свежее. Ну, насколько Ирка могла судить, сидя в кабаке и нюхая остатки вина в своей кружке.

– О, это же наши девы! – голос Цемента разбил вдребезги ее мечты о тихой прогулке. – Это не дева, но, кажется, тоже наше. Ты кем вышел?

Балрог подвинулся, и Цемент уселся на скамейку прямо напротив Иры. Рядом с ним кое-как пристроилась Турвен.

– Исильмо, оруженосец Карантира, – отозвался Влад. – Я что-то ничего более оригинального не придумал, кем выйти.

Цемент многозначительно хмыкнул и крикнул через голову Турвен:

– Мне глинта две порции возьми!

Там у стойки их Маэдрос производил какие-то сложные расчеты с кабатчицей. Ирка тяжело вздохнула. Сейчас вся эта компания наверняка утащит Влада обратно в лагерь, а ей так хотелось просто побыть вместе с ним без посторонних. Отдохнуть от того, что вокруг постоянно что-то происходит.

– Вы только из Гаваней? – спросил Влад жадно, и Ирка с досадой сообразила, что пока для нее шла игра, он-то сидел в мертвятнике.

– Ага. Там какой-то движ невнятный начался, – Цемент пожал плечами и с интересом покосился на балрога. – Мы долечились и ушли.

К столу подошел Маэдрос с двумя кружками в руке. Сказал Цементу:

– Идите забирайте остальное. У меня, в конце концов, одна рука.

С левой стороны у него от виска до подбородка кожа бугрилась как будто шрамом от ожога, и Ирка даже не сразу поняла, что это силиконовая наклейка.

– Вот такой я теперь красивый, – сказал Маэдрос, перехватив ее взгляд.

– Круто, – отозвался Влад.

– Мы там ваших не сильно помяли под Гаванями? – спросил вернувшийся Цемент у балрога. – Никто не жаловался вроде, – он встал. Проговорил с сожалением: – Ладно, пошел я. У нас планерка скоро.

Нифредиль рассмеялась, и даже Ирка невольно улыбнулась, представив себе орков в резиновых масках, докладывающих о росте продаж, как менеджеры у нее на работе каждый понедельник.

Влад какое-то время смотрел в спину балрогу, потом спросил у Цемента:

– Так что там за движ? Что я вообще пропустил?

– Ничего особенно, – Маэдрос пожал плечами. – Кроме того, что Эрейнион, которого позже назовут Гил-Гэладом, если он, конечно, не помрет сейчас, сидит в плену в Ангбанде. – Блин, – Влад вздохнул.

– Блин, – Маэдрос кивнул и начал расчленять ножом блинчики в своей тарелке.

Зато Ирка вспомнила. «Народом эльфов правил встарь Гил-Гэлад, мудрый государь». Кажется, это все должно было случиться гораздо позже. – Он же потом умер, – сказала она неуверенно. – Позже.

– Придется без него Саурона валить, – вздохнул Цемент. – На играх часто так. И хрен потом поймешь, а что ж дальше.

– Может, вернут еще его, – Турвен обхватила руками свою кружку, глиняную, грубой лепки. – Там же собирались что-то делать.

– Ты веришь в это? – Цемент поморщился. – Которую игру уже эта смутная дичь про дев, которые идут спасать пленников из Анбанда. – Эрейнион Гил-Гэлад – племянник наших лордов, – негромко сказал Ире Влад. – Сын Фингона, Верховного короля нолдор по эту сторону моря. Фингон погиб, но перед этим успел отослать сына в Гавани.

– Фингон был моим другом, – Маэдрос обернулся к ним. Свет падал на его лицо под таким углом, что заплатка накладного шрама казалась особенно пугающей. – Это он вернул мне свободу, освободил меня из Ангбанда.

Ирка вздрогнула. На секунду она представила, что должен был бы чувствовать реальный Маэдрос в таких обстоятельствах, и ей стало здорово не по себе.

– Ладно, – Роланд провел по лицу рукой. Зацепил накладку, скривился, пригладил отклеивающийся край. – Вернемся в лагерь, будем совет держать.

– Я хочу поминки, – безапелляционно заявил Влад. – Мне еще с первой игры Цемент с Димоном торчат поминки!

43.

То ли в честь поминок, то ли ради совета, но в лагере Маэдрос велел освободить от хлама стол и сам занял многострадальное тронное кресло. Совет держали лорды, остальным пришлось довольствоваться привычными бревнами возле костра. Впрочем, Ирку такой расклад устраивал. Когда стемнело, Лея отнесла лордам свечи и бутылку вина, а Дима-Дунэдель достал гитару. Петь не стал, только перебирал струны негромко.

Пришли гномы. Впятером, то есть, всем лагерем. Оказалось, пока они сидели в кабаке, Карантир успел пригласить их на Амон-Эреб. Старший из гномов вместе с Цементом ушел к лордам, гномка, хорошенькая, несмотря на накладную бороду, отобрала у Дунэделя гитару.

– Вообще-то у нас еще арфа есть, – сказал ей Димка, – но не знаю, будет ли сегодня. У лорда Маглора руки ранены.

– А я тебя тогда еще с нами звал, – сказал гномке тот здоровенный парень, который ехал с ними в маршрутке.

– Будет арфа, – сказал Маглор, выходя из темноты. – Насчет песен не уверен, правда – с утра хриплю, как будто мне тролль на горло наступил.

– Так может это, огненной водой подлечиться? – спросил у него гном.

– Лучше закуски нам дайте какой-нибудь. Хоть печенья, хоть бутеров. У нас там сейчас Карантир окосеет от вашей огненной воды, и будет беда. Он-то гречку не осилил.

– Сейчас устроим что-то, – Влад со вздохом отпустил Ирку и встал с бревна. – У нас там еще паштет был. И хлеб, кажется.

К бутербродам нашли печенье и еще какие-то злаковые хлебцы, а Лаурэ, состроив мученическое выражение лица, принес из палатки яблоки и шоколадку. Пока они возились со всем этим, военный совет для избранных как-то сам собой подошел к концу, и бутерброды достались всем. Маглор героически хлебнул «огненной воды» из гномьей фляжки, грязно выругался, хлебнул еще раз и пошел за арфой.

– Во дает, – хозяин фляжки уважительно цокнул языком.

– А чего ты ждал от сына Феанаро, – хмыкнула Айфе и сама протянула руку, намекая, что тоже приходится сыном вышеупомянутому Феаноро.

На столе горели свечи и фонари. Кто-то успел застелить горбыль скатертью, и, если не присматриваться, не было видно, что она пластиковая.

Маэдрос на тронном сидении выглядел вполне монументально, темнота делала его шрам совсем настоящим, и она же смягчала его суровые черты лица. По правую руку от него на скамье сидел Куруфин, по левую – Карантир, устало подпирающий лицо кулаком. Ирка смотрела на них, и у нее даже почти получилось убедить себя, что существуй эти лорды в реальности, они бы выглядели как-то так: Маэдрос, одновременно красивый и пугающий, хмурый Карантир, Куруфин, прямой и злой.

Тут Роланд поерзал на стуле, вполголоса чертыхнулся:

– Какой… любимый брат делал этот долбаный трон?

– Угадай, – сказала Айфе угрюмо.

– Тебе не кажется, о Карнистир, что сучок в заднице – это как-то… мелочно? Куруфин заржал в голос, разом растеряв всю величественность.

– Ты предпочитаешь там что-нибудь побольше? – ухмыльнулась Айфе. – Я учту.

– Отставить разврат в пиршественном зале, – Цемент подсунул ей тарелку с бутербродами. – Иногда лучше жевать, чем говорить, мой лорд. Там стега лежала чья-то под столом. Подложите на трон.

Пришел Маглор, принес арфу и туристический стул. С удовольствием откинулся на его спинку, чем лично у Ирки вызвал зависть – лавки не предусматривали такой возможности. Зато у нее был неограниченный доступ к печенью и яблокам. Не то чтобы ей хотелось есть, но помогало занять руки.

Турвен, снова в белом и расшитом, подала Маэдросу большую чашу с вином. Тот поднялся на ноги, едва заметно скривившись, тронул шрам на щеке. Принял чашу и какое-то время стоял молча, глядя, как горят свечи.

– Так заведено в этом доме, – наконец сказал он, – что первую чашу мы пьем ради памяти. У каждого есть имена, которые он повторяет над этой чашей, имена и лица, которые нельзя забыть. Сегодня их стало больше. Нарион. Я буду помнить.

Карантир принял чашу, криво усмехнулся и отпил. Передал Келегорму, сидевшему подле него. Тот – Ангдолу и дальше по кругу.

Ирка почувствовала, как напрягся Влад и как почти сразу расслабился. Он хотел поминок, точно. Наверное, что-то было в этом правильное – знать, что твоя история рассказана и правильно закончена, и те, кому она была рассказана, услышали.

Где-то ближе к их концу стола в чашу пришлось доливать вино, но даже это не испортило момента.

Когда чаша вернулась к лордам, встал Карантир:

– А вторую чашу в этом доме пьют за то, что пока есть кому помнить. Мы – есть, и мы помним.