Текст книги "Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются"
Автор книги: Мария Вересень
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)
– Места надо знать, – отшутилась я, бросив взгляд на Карыча.
– А это что? – Лейя схватилась за бересту и, ойкнув, уронила на снег. – Какая гадость!
Аэрон тоже потрогал живую бересту, присвистнул и сунул мне в руки.
– Мерзостней ничего в жизни в руках не держал. – Он вытер руки о штаны. Алия даже нюхать отказалась, я сунула бересту в карман шубки, за пазуху ее убирать совсем не хотелось. Пока Карыч склонял голову то на один бок, то на другой, рассматривая готовящееся мясо, я вытащила из-за пазухи кувшинку.
– Ух ты!!! – пискнула Лейя, пытаясь выдрать ее из моих рук.
Алия громко чихнула:
– Пахнет какими-то специями и серой!
Вампир завладел кувшинкой, оттеснив настойчивую мавку, высоко поднял ее над головой и принялся рассматривать. Лейя, протестующе покрикивая, прыгала рядом, стараясь дотянуться до цветка, но, столкнувшись с таким препятствием, как высокий Аэрон, терпела неудачи. Кувшинка в подступающих сумерках как будто светилась изнутри ровным алым светом.
– Жр-рать будем? – прервал нас Карыч. – Мясо готово!
Я потребовала цветок обратно, Аэрон с сожалением отдал его мне. Мы стали угощаться мясом, запивая его вином и с некоторым страхом поглядывая на Стража, который глотал куски мяса не жуя и демонстрировал чудеса ловкости, стоя на одной лапе, держа второй бутылку и заливая вино себе в глотку прямо из горлышка. Даже привычный к шумным, бесшабашным попойкам Аэрон поперхнулся и остекленело взирал на это представление. Чтобы немного отвлечь внимание друзей от голодного и терзаемого жаждой ворона, я кашлянула и произнесла:
– А я поэму про ворона вспомнила.
Ворон рыгнул, напугав сим звуком впечатлительную Лейю, и повелел, махнув когтистой лапой с зажатой в ней бутылью:
– P-рассказывай.
Аэрон был выведен из замороженного состояния вином из посуды Стража. Я важно прокашлялась и завела:
Посреди океанских просторов,
Там, где буря, преграды не зная, гонит волны куда пожелает,
Рев стоит сумасшедший и грохот, дикий посвист, безумная песня.
Это буря в неистовой злобе разбивает огромные волны о высокий утес неприступный,
Что стоит в одиночестве гордом среди хаоса дикой стихии.
На вершине утеса прикован длинной цепью огромнейший ворон,
Буря хлещет его, и о камни тело ворона с силою бьется,
Но ни слова в ответ не услышит ветер,
Ворон с презреньем смеется.
Мертвый взгляд черных глаз его страшен,
Черным глянцем блестит оперенье,
И когтистые лапы опасней лап дракона,
И ворон не птица.
Черный демон, когда-то могучий,
Управлявший стихиями мира,
Нынче к камню прикованный цепью,
Обреченный на вечную муку.
Чертят молнии черное небо,
И тяжелые низкие тучи ветер с пеной прибоя мешает.
В ожидании гордом и страшном демон зла на скале восседает,
В ожиданьи заветного часа, когда цепь его в прах превратится.
– Хор-рошая песня, – прослезился растроганный Страж, заглатывая очередной кусок мяса. – Пр-равдивая и мр-рачная.
Лейя протянула мне кружку с горячим чаем. Сразу запахло душицей и мятой. Захмелевший Карыч предложил нам попрыгать через костер, и подруги согласились. Я отказалась, объяснив, что без восторга отношусь к экстремальным забавам, да и чая очень хочется. Аэрон тоже прыжки через огонь не жаловал, поэтому вместе со Стражем приступил к распитию следующей бутылочки вина.
Вино до такой степени взбодрило Стража, что он, отогнав от костра девчонок, заскакал на спотыкающихся лапах вокруг огня и, отчаянно фальшивя, заорал исключительно боевую песню. Слова этой разудалой песни терялись в непрерывном карканье, поэтому мы смогли уловить только общий смысл выступления – «… кp-pовь, р-разр-рушение, стр-рах, смep-pть…» Я поперхнулась чаем, а Алия перестала жевать.
– Жутко кровожадный тип, – просипела она, косясь на беснующуюся птицу и судорожно пытаясь заглотнуть застрявший в горле кусок
– Пр-рольются р-реки кр-рови! – заорал вошедший в раж Страж Заветного леса и широко махнул огромным крылом. Одно перо, с треньканьем спущенной тетивы, вылетело и устремилось в сторону Аэрона. Вампир взмахнул рукой и протянул нам зажатое между пальцами черное перо.
– В последнюю секунду поймал, у самого носа, – невозмутимо проговорил он и снова приложился к бутылке.
Лейя потрясен но хлопала глазами.
Карыч, закончив заглядывать себе под крыло, смущенно произнес:
– Сор-рвалось…
Аэрон повертел перо с острым, как стальное копье, кончиком между пальцами и непринужденно согласился: – Бывает. Оставлю на память?
Ворон сделал вид глубокой задумчивости и важно каркнул:
– Р-разр-решаю.
Аэрон торопливо сунул перо под куртку, уколов-таки себе палец.
– Смер-ркается, – предупредил Карыч, – вам пор-ра. Не советую оставаться здесь на ночь. – Он подошел ко мне, склонил голову и, лукаво сверкнув лиловыми глазами, сказал: – Хотя ты можешь и пер-реночевать, тебя не тр-ронут, своя.
Чертенята любопытства ради сразу же принялись нашептывать в уши, дескать, давай останемся, посмотрим, что тут деется при свете луны, а вдруг нам понравится! Но я решительно передавила их Тяжелыми сапогами здравого смысла, произнесла:
– Ну уж нет! – и встала с елового лапника. – Как-нибудь в другой раз.
Пока друзья укладывали пустую посуду на сани, Карыч подозвал меня к себе и, чуть не оглушив, каркнул на ухо:
– Не забудь, станет теплее, пр-риходи.
Я клятвенно пообещала не забыть об этом.
Обычный лес встретил нас снежным бураном и темнотой, хотя от отсутствия света страдала только я. Трое моих попутчиков совершенно не заботились о таких пустяках. Пронизывающий ветер в мгновение ока лишил нас того тепла, которым мы запаслись в Заветном лесу. Ресницы покрылись таким слоем инея, что казалось, на них привесили по бревну. Снег резал лицо и грозил выбить глаза. Обжигающе морозный ветер не давал дышать, вкупе с сугробами это было просто ужасно. Десяток шагов мы делали примерно за час. Рогожу с санок унесло порывом ветра, и искать ее никто не пожелал. Алия захлебывалась ветром и упавшим голосом сообщила, что, похоже, мы заблудились, а по такой погоде она нас из леса навряд ли выведет. Лейя после этих слов плюхнулась в сугроб и заревела. Рев ее тут же был унесен порывом ветра со снегом, а слезы льдинками повисли на ресницах. Алия от холода щелкала зубами, а Аэрон, похлопав заиндевелыми ресницами, начал матом крыть Заветный лес, Калину и духов Древних. Я молчала, постукивая ногой об ногу.
Аэрон за шиворот поднял Лейю на ноги, мы снова двинулись вперед. Ветер словно в насмешку стал еще сильнее. Лейя всхлипывала, упав животом на санки. Я повисла на Аэроне, хотя понимала, что ему вполне хватает и Лейи, но, если я отпущу его рукав, упаду и больше не встану. Алия, ушедшая вперед, вынырнула из снежной круговерти.
– У меня для вас две новости – одна хорошая, а другая плохая.
– Давай хорошую, – прохрипел Аэрон.
– Я нашла довольно теплое место.
Лейя приподняла голову:
– А плохая?
– Это берлога медведя.
Лейя снова поникла. Мы пошли следом за волчицей и остановились около ничем не примечательного сугроба.
– Как вы думаете, если мы к нему вломимся… – нерешительно проговорил Аэрон.
– Типа, пустите погреться? – ехидно спросила я.
– Задерет, – уверенно сказала Алия.
– А если не вломимся, то замерзнем, – спокойно сказал Аэрон. – А так у нас будет хоть какой-то шанс.
– Нам хватит там всем места? – спросила ожившая Лейя.
– Сейчас посмотрим, – буркнула Алия и стала осторожно разгребать снег. Проделав приличное отверстие, она сунула туда голову, потом обернулась к нам и сообщила, что, если потеснимся, то, может, и поместимся.
– Главное – не разбудить хозяина, – предупредил Аэрон.
– Многие медведи и не спят мертвецки всю зиму, а находятся в полудреме, – проворчала я.
– А если он в туалет захочет? – пискнула Лейя.
– Не захочет, медведи перед зимой наедаются каких-то трав и кореньев, которые создают у них там пробку, а весной, наоборот, едят слабительные травы, – пояснила Алия.
– Какая гадость. – Лейя наморщила нос.
– А может, Лейя ему песню споет? – спросила Я. – Лейя, твои песни на медведей действуют?
– Я не знаю, на них не практиковалась, чаще на мужиках. Лейя слезла с санок и на четвереньках поползла к отверстию. Здоровый какой! – обернулась она к нам, снова сунула голову внутрь и тихонько запела. Мы с надеждой смотрели на ее зад, который пытался в такт пению вилять из стороны в сторону.
Я окоченела вконец и отчаянно желала залезть Аэрону под куртку, чтобы хоть немного отогреться, и плевать мне было на то, что приличным девицам и в голову не приходит залезть мужчине под одежду. Да и какая я приличная! Алия, судя по всему, тоже была бы рада взлезть на вампира верхом, чтобы погреть лапы. Она распорола о льдину подушечку на одной из них и поджимала ее.
Аэрон, заметив наши откровенные взгляды и догадавшись, что мы строим насчет него какие-то планы, смутился и стал привязывать сани к дереву.
– Правильно, – съязвила Алия, наблюдая за его действиями, а то вдруг кто-нибудь из сбрендивших зайцев решит покататься.
Вампир фыркнул и одарил ее испепеляющим взглядом. Лейя высунула голову из берлоги, сказала:
– Вроде бы спит, – и храбро полезла дальше.
Следом протиснулась Алия, а за ними я и Аэрон. Берлога действительно была тесновата, но восхитительно тепла. Я на всякий случай махнула руками, и уши медведя накрыли плотные наушники из подозрительно знакомого материала. Аэрон возмущенно показал на капюшон своей дорогущей куртки, меховая опушка которого была как будто выгрызена. Я пожала плечами:
– Я не умею что-то создавать из воздуха.
В берлоге было темно и тихо, только косолапый хозяин сопел, ворчал и чмокал во сне. Глаза у друзей в темноте светились, и я чувствовала себя примерно как главное блюдо на вечеринке у упырей. Лейя из-за тесноты сидела у Аэрона на коленях. В прокопанное отверстие задувал холодный ветер, и Алия немного загребла его снегом. Пахло шерстью и еще чем-то неприятным, наверное, медведем. Я, прижавшись к боку Аэрона, спросила мавку:
– Лейя, а истинная русалка – это как?
– Это легенда, – прошептала мавка. Аэрон, судя по возне, устроился поудобнее, натянув на голову обгрызенный капюшон.
– Помочь? – обратился он к Алие, которая вылизывала пораненную лапу.
– Только сунься, упырюга!
Вампир довольно хрюкнул и замолчал, а Лейя зашептала:
– Давно, когда еще нечисти на земле не было, жила русалка дочь Ночи. Ночью она гуляла по земле, а с наступлением дня спешила в свое прохладное жилище на дне реки. Однажды русалка задержалась на земле дольше обычного, и ее приметил Хорс – сын Солнца. Русалочка полюбилась ему, а молодой бог понравился русалочке. Но его горячие объятия стали обжигать ее нежную кожу, Хорс не отпустил возлюбленную, и она превратилась в березку, а темные пятна на ее коре – это ожоги от поцелуев Хорса.
– Весь мужской род – гады, из-за прихоти угробить девушку! – проворчала Алия.
– Что, однако, не помешало этой парочке наплодить всяких мавок, никс, сирен и прочей водной нечисти! – сонным голосом съехидничал Аэрон, который, как я подозревала, на протяжении рассказа дремал.
– Почему ты про истинную спросила? – прошептала Лейя.
– Да так, – я спрятала зевок в варежку, – вспомнила что-то.
Спящий ли медведь насылал на нас сонные флюиды, или Лейина песня так подействовала, но постепенно, под завывание ветра, мы погрузились в сон. Я привалилась к плечу Аэрона, и снилась мне зеленоволосая женщина из Заветного леса, которая бежала через сугробы от раскинувшего крылья пьяного Стража.
Сквозь полузасыпанное бураном отверстие пробивался свет. Я из-под ресниц оглядела друзей. Алия, свернувшись в клубочек, вздрагивала во сне. Лейя тихо посапывала на коленях Аэрона. Аэрон спал, надвинув капюшон на глаза. Я потянулась и, задев медвежью шерсть, вздрогнула. Медведь все так же чмокал и сопел во сне. За стенами берлоги стояла тишина, видимо, вьюга утихла. Я хотела еще подремать, но глаза упорно не закрывались. От нечего делать я принялась водить пальцем по ворсу Аэроновой куртки. Голова вампира дрогнула, и он, широко зевнув и показав белые клыки, спросил, поправляя капюшон:
– Выспалась?
Я кивнула на выход из берлоги: – Домой пора, ветер улегся.
Аэрон бесцеремонно толкнул в бок Лейю и, пока она сонно хлопала глазами, подпихнул ногой Алию. Волчица оскалилась, а он невинно поинтересовался:
– Что, тоже не спится?
Снаружи заскрипел снег под чьими-то ногами, послышались голоса. Мы прислушались.
– Наверно, это из деревни, за дровами, – прошептала Алия.
– Санки сопрут! – расстроился Аэрон. Он причесал пятерней взлохмаченные светлые волосы и радостно потер руки: – Щас я их! – Снова натянул капюшон на глаза и с кровожадным мычанием пополз на четвереньках наружу. Испугавшись, что он разбудит косолапого, мы торопливо поползли следом.
Снаружи заохали. Аэрон внезапно замолчал, оборвав свое выступление. Я высунула голову в дыру и зажмурилась от яркого света и снежной белизны. Подслеповато щурясь, проползла вперед, уткнулась в чьи-то ноги в меховых сапогах, подняла голову и, ойкнув от ужаса, попятилась обратно, выбрав из двух зол меньшее.
– Госпожа Верея, – удовлетворенно протянул Феофилакт Транквиллинович, он же Вук Огнезмий, – рад видеть вас в добром здравии.
Лейя, не видя причины моего поспешного отступления, возмущенно боднула мой зад, я упала на живот. Феофилакт Транквиллинович поднял меня за шиворот и, встряхнув, поставил на ноги.
Аэрон, отчаянно жестикулируя одной рукой, с виноватой миной что-то говорил высокому мужчине самой что ни на есть вампирской наружности, а другой обнимал и гладил по горностаевому капюшону невысокую женщину, уткнувшуюся ему в грудь. На мужчину, судя по всему, то, что говорил ему Аэрон, не производило должного впечатления, а только сердило еще сильнее. Я поняла, что это родители Аэрона – лорд Аквил и леди Диодора.
Около моего наставника в лице директора перебирал мохнатыми лапами наставник факультета Алии. Сама Алия, видимо почуяв преподавателя, выползать из берлоги не торопилась, предпочитая спящего медведя бодрствующему куратору. Наконец Вольф Вениаминович сунул свою лохматую голову с аршинными зубами в медвежью берлогу и проговорил:
– Госпожа Алия, вы желаете, чтобы вас вытащили отсюда как шкодливого щенка? Волчица, прижав уши и смущенно помахивая хвостом, выползла из убежища, косясь на наставника, у которого при виде ее сконфуженной морды шерсть на загривке встала дыбом от еле сдерживаемой ярости. Волчица в панике юркнула за мои ноги.
Я разглядывала родителей Аэрона и удивлялась: какой леший принес чету вампиров в лес? Урлак хоть и находился не так далеко от Школы – сутки полета на драконе или грифоне, но примчаться только из-за того, что чадо не ночевало в стенах Школы одну ночь? Это уже перебор! Что-то я не припомню таких пышных встреч после памятной пирушки у Никодима, хотя вернулись мы лишь под утро.
Встречи с нами, видимо, с нетерпением ждала вся Школа, иначе как объяснить огромное количество учеников, в основном старшеклассников, которые топтались вокруг нас, превращая заснеженный лес в подобие хорошо утрамбованной площадки для игр. Веселились волкодлаки, высоко взметая снег лапами, химеры кутались в крылья, темные альвы затеяли очередную свару.
Сияющий как начищенный пятак Калина восседал на наших санках. Я широко ему улыбнулась и помахала руками, намекая, как он будет обмахивать Аэрона крыльями. Калина ответил мне злым взглядом и провел ребром ладони себе по горлу. Я нахально показала ему аккуратную фигу и на всякий случай отступила поближе к директору, который прогрохотал на весь лес:
– Объясните мне, господин Аэрон, чем вы занимались в этом сугробе с тремя девицами в течение трех дней?
Я раскрыла рот, Алия и Аэрон выглядели не менее потрясенными, у меня даже мелькнула мысль, уж не решил ли наставник нас разыграть в отместку за доставленные ему неудобства. Но рассудок сразу совместил сказанное директором с пышной встречей и согнанными на наши поиски учениками и учителями. В такую логическую цепочку без труда укладывались и родители Аэрона, срочно вызванные с той же целью. Была только одна проблема – вся эта логическая цепочка никак не укладывалась в голове. Не могли же мы проспать в берлоге целых три дня! Да и в Заветном лесу мы даже на ночь не остались. Или там время идет по-иному?
– Мы от бурана тут укрылись, – растерянно произнес Аэрон.
– Феофилакт Транквиллинович, – вступила Лейя, выжимая из глаз слезы, – мы не одни там были.
Я закатила глаза, понимая, что сейчас над нами будет потешаться вся Школа.
– И кто же составлял вам компанию? – с интересом вопросил наставник, и Лейя, не обращая внимания на наши знаки, прорыдала:
– Ме-эдве-эдь!
Сзади прыснули, захохотали, захихикали на разные голоса, слышались восторженно-насмешливые реплики:
– Медведь рьяно защищал девичью честь…
– А может, медведь уже тоже того… не девушка?
Вампир состроил равнодушное лицо, а я сделала вид, что поглощена разглядыванием снежинок на варежке.
– Мне сказали, что вы направились в Заветный лес, – продолжил директор, а Аэрон, отстранив мать, обвел многозначительным взглядом учеников, намекая на то, что проболтавшемуся будет худо.
– Правилами Школы запрещается приближаться к Заветному лесу, вам это хорошо известно. Вы рисковали своей жизнью и жизнями трех младшекурсниц, которых потащили с собой в сомнительное путешествие! – продолжал свои поучения наставник, вперив взгляд в вампира.
– Мы сами пошли. – Алия высунулась из-за моей ноги и получила оплеуху тяжелой когтистой лапой Вольфа Вениаминовича. Феофилакт Транквиллинович со вздохом проговорил:
– Меня удивляет только одно – когда вы успели так подружиться?
Я подавленно молчала. Ну в самом деле, не рассказывать же, что мы познакомились в женской уборной! Леди Диодора одарила меня пронзительным взглядом голубых глаз, не понимая, что такое ее сын нашел в рыжей оторве. Аэрон, нисколько не смущенный, продолжал оправдываться перед отцом. Алия громко зевнула под неодобрительным взглядом своего куратора, хотя зевок мог выдавать и волнение, как у собак, например. Лейя старалась за нас четверых, орошая снег горючими слезами, хватая за рукава Феофилакта Транквиллиновича и моля его не сообщать о ее проступке тетке.
– Нас радует только одно – до Заветного леса вы, к счастью, не дошли.
– Как это «не дошли»?! – удивленно спросил Аэрон. – Да мы как раз оттуда и возвращались, когда попали в буран.
Повисла тягучая тишина. Ученики стали сжимать кольцо вокруг нас. Отец Аэрона смотрел на сына со смесью гордости и ужаса, леди Диодора побледнела под стать своей шубе. В тишине четко выругался Калина.
– Страж сказал, что на ночь оставаться в Заветном лесу не стоит, поэтому пришлось возвращаться в темноте. Была метель, и мы заплутали, – спокойно рассказывал Аэрон про наши ночные приключения, мысленно злорадствуя над огорошенным Калиной. – Алия нашла медвежью берлогу, Лейя песней усыпила хозяина берлоги, а Верея, подстраховавшись, сделала ему наушники из моей куртки, мы переждали буран там, иначе замерзли бы.
Сейчас госпожу Диодору кондратий хватит, с тоской подумала я, глядя на опершуюся на руку мужа мать Аэрона. Интересно, из-за чего – ночевки в берлоге, Заветного леса или испорченной куртки?
– Страж вас пропустил, – не очень твердо произнес наставник, вонзив взгляд карих глаз в меня. Я кивнула и протянула ему бересту. Директор взял ее двумя пальцами, как брезгливая барышня. Аэрон приобщил перо Карыча. Ученики стали вытягивать шеи и нахально тянуться из-за плеча директора к предметам. Феофилакт Транквиллинович сунул наши находки в карман и буркнул: – Об остальном поговорим в Школе. – Он схватил меня за локоть и решительно направился по протоптанным тропкам к выходу из леса.
Вольф Вениаминович исторг леденящий душу вой, созывая разбредшихся волкодлаков и оборотней. Стая пронеслась мимо нас, обдав снежной пылью. Алия вперед не побежала, а потрусила рядом со мной. Лейя прекратила нытье тоже. Аэрон выдернул санки из-под Калины, с ослепительным оскалом ухмыльнувшись ему в лицо.
– Ты не понравилась родителям Аэрона, – торопливо растапливая печку, поделилась наблюдениями Лейя.
– А мне-то что! – Я понюхала старую заварку в чайнике и, сморщившись, выплеснула ее в помойное ведро. – Я к ним в невестки не набиваюсь!
Лорд Аквил и леди Диодора действительно были возмущены тем, что их красивый и высокородный сын предпочел мою компанию. Пока Феофилакт Транквиллинович честил нас и припоминал нам наши грехи в присутствии учительского комитета и не стесняясь родителей Аэрона, последние не сводили с меня недоумевающее брезгливого взгляда.
Помню, в Белые Столбы, где находился наш приют, как-то раз приехал цирк и на ярмарочной площади предусмотрительные циркачи устроили что-то вроде выставки необычных ползучих гадов. В ящиках со стеклянными стенками сидели всякие змеюки и большие мохнатые пауки.
Циркачи восточной наружности, посверкивая раскосыми глазами, предлагали их даже подержать в руках. Город тогда по случаю праздника урожая выделил некую часть денег на сиротский приют, то бишь на нас. Воспитатели не придумали ничего умнее, как сводить нас в этот гадюшник, дабы познакомить с фауной юга.
Так вот, мы смотрели на эти омерзительные существа с точно таким же нездоровым любопытством. Впрочем, это длилось недолго, ровно до того момента, как Венька тайком от циркачей, изловчившись, посадил мне в волосы выловленного большого лохматого паука. Я закатила грандиозную истерику, зайдясь в таком визге, что у ящиков полопались стеклянные стенки и испуганная живность рванула в разные стороны, пугая своей резвостью и хищным видом воспитателей и детей. Торговцы потом месяц вылавливали этих тварей под своими прилавками. Что касается меня, то после произведенной звуковой волны я просто потеряла сознание и очнулась уже на приютской койке.
Алия замазывала глубокую царапину на ладони ровным слоем пахучей мази. Я вытащила из-за пазухи кувшинку, которую не показала директору, и поставила ее в бутылку с водой. Цветок тут же расправил лепестки и наполнил комнату ароматами специй. От запаха жутко захотелось есть. Алия нырнула в мешок с картошкой и с кислым видом вытащила два мелких клубня.
– Мало, – недовольно проговорила Я, – придется прогуляться по этажу.
– Тянем жребий, – буркнула Алия. Ни одна из нас не любит стучаться в комнаты к соседкам и жалобно выпрашивать что-нибудь. Девица нацарапала на бумажке крестик, добавила еще две бумажки и сунула их в варежку. Первой в варежку руку запустила Лейя и радостно запищала – крестик ей не выпал. Потом полезла я.
– У-у, гадство! – Я со злостью смотрела на корявый крест. Алия с улыбочкой распахнула передо мной дверь. Пришлось тащиться по коридору и, заглядывая в комнаты, гундосить:
– Девочки, дайте одну картофелину, на суп не хватает.
Кто-то обещал запустить картофелиной в нахальную рыжую морду, которая еще с прошлого месяца не вернула взятую взаймы кружку крупы. Некоторые, сжалившись, давали все-таки клубень, я запиxивaлa его в карман и тащилась дальше, теша себя мыслью, что картошку зажали те, кто поставил на Калину и теперь жалеет проигранные деньги.
У комнаты химер я притормозила, решив не рисковать, сделала шаг дальше, но дверь комнаты распахнулась и Химка, ухмыляясь, втянула меня внутрь.
– Слушай, рыжая, – она упорно не хотела звать меня по имени, – если ты расколешься, как вы одурачили Стража Заветного леса, то я дам тебе целый мешок картошки.
«Ага, – хмуро подумала я, косясь на ее когтистые ручки и не менее когтистые ножки, – а Карыча потом спасай от заворота кишок от обжорства!» Хотя дело было не в этом. Просто после долгого отчитывания и напоминаний всех наших проступков Феофилакт Транквиллинович, отпустив учителей и намекнув родителям Аэрона, что хочет поговорить с нами наедине, чем немало их обидел, потребовал сначала, чтобы мы подробно описали ему способ проникновения в лес, а затем попросил в приказном порядке, намекая на отчисление из Школы, забыть об этом способе и никому никогда про него не рассказывать. Мы после слов об отчислении прониклись пониманием и клятвенно обещали впасть в амнезию.
Я посмотрела на Химку и двух ее подруг – Минку и Рыску, которую за глаза все звали просто Крыской, отчасти за ее длинный голый хвост. Желудок предпочел мешок картошки; разразившись урчанием, а разум намекал, что если меня отчислят, то картошки я поем еще ох как не скоро!
– Хорошо, – согласилась я. Химка подбодрила меня улыбкой. Только вы никому не говорите. – Я прижала палец к губам. – Существует легенда, что в Заветный лес могут войти только трое рыжеволосая, беловолосая и зеленоволосая. Как олицетворение трех времен года. Я – рыжая, Аэрон – светлый, а Лейя способна поменять цвет волос на зеленый.
– А Алия? – прищурилась Химка.
– А Алия сошла за собаку, – нахально соврала я. – Страж принял ее за наше домашнее животное.
Химка почесала голову, щелкнула своими пятью хвостами и спросила:
– И все?!
– Нет, ну почему же все? – Отсутствием воображения я не страдала. – Перед тем как войти в лес, нужно исполнить ритуальный танец и прочесть заклинание, а еще повесить на шею стухшую куриную лапку.
– Тухлятину?! – Рыска вскочила с кровати и, почесывая чешуйчатые бока, обвила меня своим гадким розовым хвостом. – А зачем?
Мне некстати вспомнились ходящие по Школе слухи, что химеры – сплошь лесбиянки. Я покрылась мурашками и двумя пальчиками стала оттягивать от тела хвост Крыски.
– Стухшая куриная лапка духов Древних отпугивает, – пояснила я. Уж меня-то эта вонь точно бы отпугнула!
Крыска расслабила хвост, и я с облегчением выдохнула.
– Танец ритуальный покажи! – потребовала Мина.
– А его Аэрон знает, он танцевал, – злорадно сказала я. – Только он будет отпираться! Просил никому не выдавать.
– А заклятие? – Химка вытащила мешок картошки. Я произнесла по слогам длинное и заковыристое ругательство одного из гоблинов, которого имела счастье лицезреть в Мирене. Мина накарябала его на бумаге, и мне позволено было удалиться с вожделенным мешком.
Протащив мешок до половины коридора, я присела на него отдохнуть и тихо захихикала. Потом представила, что меня ждет, когда химер после зажигательного представления вышвырнут из леса, и прикусила язык. Хотела бы я посмотреть на Карыча во время этого выступления. Потянув мешок, я снова хихикнула. Был бы способ – обязательно предупредила бы Анчутку, пусть бы повеселился.
У Алии и Лейи глаза на лоб полезли, когда я ввалилась в комнату с целым мешком.
– Как это ты… – Лейя протянула руку.
– Подайте обиженной и обездоленной, – пропела я, тряся рукой.
– Неубедительно, – отрезала Алия. Пришлось рассказывать.
– Тебя за твой язык повесят прямо на нем! – со смехом сказала Алия, принимаясь за чистку картошки.
Вечером нас разбудил громовой стук в дверь, явно ногами. Аэрон чуть не снес открывшую ему Алию. Захлопнул дверь и задвинул щеколду. Сверкнул злыми зелеными глазами и подозрительно сладким голосом поинтересовался:
– Верея, какой такой ритуальный танец я должен выплясывать перед химерами?
Я малодушно полезла под стол. Вампир приподнял скатерть и рявкнул, тряхнув светлой головой:
– Шуточки шутим?!
Я попробовала по-тараканьи переползти из-под стола под кровать, но Аэрон вытащил меня за ногу и принялся трясти как грушу. В процессе тряски я попробовала сначала попросить прощения, клацая зубами, потом изобразить обморок, а под конец дать Аэрону в глаз. От моего кулака он отдернул голову, прошипел, как огромный злющий котище:
– Шутница! – и выпустил меня.
Я оправила платье, при гладила волосы и проворчала:
– Подумаешь, мог бы и станцевать.
Аэрон прищурился, а я попятилась за стол. Алия с удовольствием за этим наблюдала, весь ее вид выражал только одно: «я же предупреждала». Лейя оглядывала вампира с ног до головы, строя планы совращения.
– У вас пахнет чем-то вкусным, – заметил Аэрон, потянув носом.
– Картошкой жареной, – пискнула Лейя и, вильнув бедрами, полезла в печь и вытащила сковороду. – Хочешь?
– Хочу. – Вампир нацепил на вилку картофельный кружочек и повернулся ко мне: – Ну?
– И-го-го! – с готовностью откликнулась я, посмотрела на его сердитую физию и попросила: – Изобрази Химке что-нибудь посложнее. Я ей сказала, что мы попали в Заветный лес при помощи твоего ритуального танца.
Аэрон проглотил кусок картошки и хмыкнул:
– Только родители уехали, как эти три ненормальные химеры Ворвались ко мне в комнату и стали сначала умолять, а когда я сказал, что не понимаю, о чем они, принялись трясти за грудки, ссылаясь на тебя. Ну я их повыкидывал, и к вам. – Он сморщил нос. – Вся комната в перьях, черт их дери!
– Родители сильно пытали? – посочувствовала я.
– Угу. – Аэрон полез за чаем. – Все допытывались, применял ли я чары на тебе.
– И…
Аэрон наполнил стакан и спокойно ответил:
– Конечно да! Только они на тебя не действуют.
– А если бы подействовали? – теперь уже рассердилась я.
– Да ты бы у меня как шелковая ходила! – заухмылялся вампир.
– Надо было химерам еще что-нибудь наплести! – с досадой воскликнула я. – Танец – это слишком мало для такого мерзкого типа, как ты!
– Попробуй, – сказал Аэрон.
Вампирьи чары – это страшная штука, говорят, что после их применения молодые девицы сами кидаются кровопийцам на шею, предлагая себя в безвозмездное пользование, чего последним и надо. Я нахмурилась и даже потерла шею ладонью, заметила ехидный взгляд Аэрона и поспешно опустила руку.
В дверь начали скрестись, вампир вздрогнул и положил вилку на стол.
– Аэрон, выходи! – завыла за дверью Химка, послышались щелканья хвостов.
– Выходи, подлый трус, – попробовала я вторить ей, но Аэрон взбешенно зыркнул, и я заткнулась.
– И с чего бы такая страсть! – съязвила Алия.
Аэрон поднялся и пошел к двери, показав нам внушительный кулак.
Вернулся он через час, с таким видом, будто набрал полный рот воды и боится ее расплескать. Молча закрыл дверь, отошел от нее подальше и свалился на мою кровать, корчась от смеха. Мы собрались около него, как врачебный консилиум над умалишенным, горя желанием непременно узнать подробности, но вампир гоготал так, что тряслись стены, а при виде наших умоляющих глаз зашелся в новом приступе веселья. Лейя, испугавшись, что у Аэрона началась истерика, как у нервной барышни, принесла ему стакан воды, но вампир проигнорировал сей предмет. Успокоившись, Аэрон так нам ничего и не рассказал, объявив, что подобную мерзость и неприличие он просто не сможет воспроизвести повторно. Мы повздыхали, а подлый вампирюга язвительно намекнул, что это нам наказание за то, что так его подставили. Мы смирились и провели вечер за картами, отчаянно мухлюя и стараясь оставить друг друга в дураках.
Следующий день был расписан буквально по часам. Утро отводилось на уборку комнаты. После вчерашней игры в карты в ней царил жуткий беспорядок, так как Аэрон, которого заставляли хлопать крыльями и орать по-петушиному, Алия, выгавкавшая собачий вальс, и Лейя, изобразившая большую голодную рыбу, ждущую червяка, не по-товарищески отнеслись к моему предложению пойти на шиш, когда я, продувшись, отказалась показать им овцу под столом. То есть потом-то они меня под стол загнали, но желание запустить в ухмыляющиеся рожи партнеров по игре подушкой, а то и чем потяжелее, не покидало нас весь вечер.