Текст книги "Лунный пёс. Антология"

Автор книги: Мария Семенова

Соавторы: Андрей Николаев,Мария Галина,Юлия Андреева,Ника Ракитина,Григорий Панченко,Нина Чешко,Елена Анфимова,Юрий Купрюхин,Элин Таш
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 26 страниц)

– Всякое бывало… – ответил старик, склонив голову набок. – Но за ними так приятно наблюдать… Особенно за детьми. Давать им воздух…

– Они берегут меня, – проговорила Вишня, подходя ближе.

– Только потому, что питаются твоими плодами, – откликнулся Заяц.

– А вы слышали их музыку? – мечтательно произнёс Баран.

– А их картины? Настоящие… – подхватила Ласточка.

– Мы это обсуждали и в прошлый раз, – подал голос грустноглазый Конь.

– Правильно, Деллиуран, – согласился Лось.

А ведь у каждого из них своё имя, вдруг понял Маська. Другое, настоящее ИМЯ… Такое красивое…

– Да, – кивнула женщина, о которой мальчик боялся даже думать. Волосы её снова заблестели, одежда же стала алмазной россыпью. – Мы уже давали им последний шанс? – Голос её начал нарастать. – Они разрывают моё нутро в поисках того, что называют драгоценностями, которые даже не являются необходимостью – так, развлечение, украшение, игрушки. Предмет зависти других таких же, как они. Они вспарывают мои вены, чтобы выкачать мою кровь, а потом заливают ею мои моря, делая их мёртвыми. Снова и снова… Они портят мою атмосферу, уничтожая всех вас… – Голос её уже гремел вокруг, будто по всему миру, она даже стала выше и больше, и длинные волосы её сияли, и глаза её горели огнём глубинной лавы, – Они забыли обо мне и обо всех вас, они забыли древний Язык и даже не пытаются его вспомнить. Им не нужно общаться ни с кем из нас – их интересуют только они сами, только они… Мы снова потерпели фиаско, и чем скорее признаем это, тем скорее сможем начать всё по-новому. Они недостойны вложенной в них частицы Творца. Почему, скажите мне, почему я ещё должна ждать! Они мусорят и ломают, а потом не знают, как исправить! Я уже почти проснулась, я уже ощущаю их тяжкую поступь, они прорываются всё глубже и глубже, желая вскрыть моё нутро, они не считаются ни с кем! Кто из вас опровергнет это? Кто из вас приведёт действительно веские аргументы, почему они должны остаться? Зачем нам продолжать терпеть их небрежность и издевательства?

Она замолчала, лишь отдалённое звёздное эхо ещё бродит по лесам и полям. Маська стоял ни жив ни мёртв, он понимал, что это конец, что аргументов ни у кого нет, что люди… и правда… такие… И от этого невыносимо чесались глаза и хотелось рухнуть на мягкую мамину грудь и разрыдаться по-детски и чтоб она погладила голову, отогнав все напасти… И ещё хотелось упасть на колени перед этой Женщиной и сказать от имени всех: «Прости меня…»

– Я скажу, – вдруг произнесла в вязкой тишине молчавшая дотоле Теллаирани. Женщина кивнула, остывая, глаза её стали отсвечивать золотом, волосы посветлели… – Это всё верно, и мы давно уже говорили об этом. В большинстве своём люди не имеют права на очередной шанс. Но ведь мы знаем, что развиться до наивысшего уровня может не большинство, а лишь личности. Те, которые переводят сгустки всеобщего Языка и безграничной Любви на вечную Музыку и заключают в вечные Картины… Я поняла, почему он не спит. Чтобы напомнить нам: решая долю большинства, мы можем потерять те драгоценные крупицы, которые произросли благодаря нашему многомиллионнолетнему труду. Ведь ради них мы старались, а остальные… Не бойся, – внезапно обернулась она к Маське, и все разноцветные яркие взгляды устремились к нему. Зелень, охра, кобальт, рубин…

Голова закружилась, ноги едва не подкосились от страха, но Теллаирани уже подошла к нему, прикоснулась к руке. Сжав зубы, Маська ступил вперёд, только теперь заметив, что нога его не болит и на ней нет никакой перевязки.

«Я должен это сделать!» – сказал он себе. Теллаирани же подвела его к женщине, и на коралловых губах той Маська с изумлением заметил ласковую улыбку.

– Амур… – мягко скользнул звук из приоткрытых губ, и в глазах снова чистая морская вода и морские звёзды…

– Человек? Среди нас? – удивился незнакомец, которого Маська не смог опознать. Метеорит какой-то залетевший, что ли…

– Утром он всё забудет, – успокоил Манлариен. – Как и все мы. Если… – Он осёкся и ожидающе взглянул на Теллаирани.

– Он уже нашёл интуитивный слепок всеобщего Языка, – продолжила она. – И сила его любви велика, многогранна и безусловна… Кто из вас хочет навсегда уничтожить его? Не оставить ему шанса расти, развиваться, перерождаться…

– Я знаю тебя… – пробормотал юный Волк и вдруг смущённо отвернулся.

– Он прибивал для меня скворечню, – поддержал Скворец.

– Перевязывал мою рану… – поклонилась Берёза.

– Зимой отдал мне последний орех… – прошептала Белка.

Маська с удивлением обнаружил, что все глаза смотрят на него ласково и за нечеловеческими взглядами проступают такая глубокая любовь и такая скорбь, что ему стало не по себе. «Они не хотят, очень не хотят делать нам ничего плохого, а ведь мы не заслуживаем этого…»

Маська не знал, что ещё можно сказать. Женщина по-прежнему улыбалась, а он всё робел и боялся услышать её настоящее имя. К ней подошёл ещё один удивительный пришелец – вроде бы юноша, а может, и девушка, не разберёшь за золотым сиянием. И волосы её снова сделались солнечными, и в глаза окунулись солнечные лучи, преломляясь в прозрачной воде, и ночь на несколько мгновений озарилась солнечным светом. Вот какие, выходит, гости пожаловали к нам в свите комет и метеоритов…

– И я знаю тебя… – улыбнулся золотым сиянием гость, на несколько мгновений обернувшись к Маське. – «Солнышко, подари ещё немножко тепла, так хорошо лежать на горячем песке, а потом окунаться в озеро или реку…» Помнишь? «Солнышко, забери мои печали, оставь только свой ласковый свет…»

Маська зарделся. Ему показалось, гость подмигнул – хотя ни лица, ни тела его вовсе не видно за ярким светом. Потом гость повернулся к Женщине, взял её руку…

Больше не было произнесено ни звука… Маська боялся напомнить о себе, стоя рядом с Теллаирани и глядя на свечения множества глаз. Наверное, они говорили о чём-то на своём неведомом языке, а может, напрямую от естества к естеству… Маське казалось, что он непременно должен что-то сделать, что-то важное, спасти всех людей, даже Борьку с Петькой… Только вот как – не знал, и ему хотелось плакать, но зрелище было таким красивым и завораживающим, таким живым и чудесным, что слёзы просто не могли проложить себе путь на лицо, и там оставалась лишь отстранённая улыбка.

А потом пришельцы начали расходиться. Женщина отправилась искоркой обратно в удивительный световой зонт. Поначалу солнечный гость держал её за руку, и взлетели они вместе, а потом уж было и не разобрать…

Вишня отошла на обычное место подле конуры и прикрыла глаза. Готовилась ко сну. Остальные пошли медленно, неторопливо и абсолютно бесшумно к калитке, едва уловимо скрипнувшей в гулкой тишине. Некоторые из них тихо переговаривались, но Маська уже не слышал и не понимал о чём. Старик-Каштан продолжал стоять, опираясь руками на изгородь, и глядел всё тем же мудрым нечеловеческим взглядом.

– Идём… – потянула за руку Теллаирани, и Маська послушно пошёл за ней к дому.

Рядом появился Манлариен, и в тишине они дошли до Маськиной спальни.

Мальчик чувствовал себя переполненным до предела, и никакие вопросы не всплывали больше в голове, и никаких чувств и эмоций он не испытывал, и не было сил даже подумать обо всём, что произошло.

Маська знал, что решение принято и что ему пока ещё не дано понять, на каком это свершилось уровне, и нет у него возможности выйти на этот уровень или хотя бы осознать его. Пока. Ещё. И это, понимает Маська, покорно укладываясь в постель, – самое главное…

– У нас осталось не много времени, – шепчет Манлариен, поглаживая бархатистую сияющую руку Теллаирани.

Она лукаво улыбается, наклоняется над Маськой, проводит ладонью по волосам:

– Спи…

И Маська погружается в мягкий, лунный сон, теперь уже настоящий, как и положено сну.

День выдался тихий, солнечный, из последних погожих осенних деньков.

Солнце будто машет своим лучом оттуда, из недоступной выси. С вишни сорвался лист и опустился прямо на колени Маське, усаживающемуся в кресло-качалку, специально для него вынесенное. На ногу опираться пока не велено, говорят, надо радоваться, что не перелом…

– Ох, Макс… – прошептал Маська, когда Глеб, исполнив обязанность опоры и поддержки, убежал за угол, к мальчишкам. – Мне такой чудной сон приснился…

– Мне тоже снился этот сон… – откликнулся Макс, но изо рта вырвался лишь резкий собачий лай. Что это был за сон, он уже почти не помнил…

Мимо скользнула Ксенька, и пёс поднял ухо. От неё пахнуло раздражающим кошачьим духом, и, позабыв обо всём на свете, Макс подхватился и кинулся следом. Грациозной трёхцветной стрелой она взлетела на дерево, и, когда сверху послышалось сердитое кошачье шипение, Макс ощутил себя счастливейшим псом в мире…

Юрий Купрюхин
Пилигрим

Я въехал в туман, как будто с разбегу прыгнул в Неву, у Стало холодно и ничего не видно. Пришлось остановиться, включить противотуманки и ждать, пока привыкнут глаза. Вскоре стало заметно главное – край асфальта справа внизу. Неровный, с выбоинами и щербинами, будто кто-то откусывал от дорожного покрытия куски, как от ватрушки. Еще правее грязь. Сразу видно, что глубокая. Нечего было и думать встать на такую обочину.

То есть встать-то можно. Въехать. Влезть. А вот чтобы выехать, придется искать трактор.

Я закрыл окно и включил печку. Стало уютно, комфортно. Однако видимость не улучшилась. Я выключил фары и на несколько секунд заглушил двигатель. Полная темнота и тишина. Никто за мной не едет. Никому я не нужен. Хорошо бы так… Но надо тащиться дальше. Зевая и прихлебывая холодный уже кофе прямо из термоса.

Когда я затормозил, Тим на заднем сиденье встрепенулся было, но тут же разочарованно опустил морду. Понял, что погулять не удастся. Я потихонечку тронул. На столбе висел какой-то знак. Пришлось остановиться, выйти, посветить фонариком. «ОСТОРОЖНО! ВПЕРЕДИ ОПАСНЫЙ УЧАСТОК!»

Услышав мои комментарии, Тим вздрогнул и замотал головой, будто вытряхивал из ушей воду.

Еще полтора часа мучений, и я выехал наконец к стоянке. Ослепительный свет фар, мерное урчание дизелей…

Я сидел, прислонясь головой к боковому стеклу, закрыв глаза, массируя виски и почти засыпая. Заснуть окончательно мне не давала проверенная истина – «Чтобы хорошо выспаться, надо устроиться с комфортом». К тому же все равно выпускать Тима. Он уже давно тревожно поскуливал и дышал мне в затылок как обыкновенная дворняга. Я приоткрыл дверь, и меня едва не вынесло из машины вместе со ста килограммами лучшего друга. Успев кое-как дать ему пинка вдогонку, я, кряхтя, полез наружу. Открыл заднюю дверь фургона.

Под дождь выбежали шестеро щенков неопределенной породы. Они разом, дружно развернулись в сторону света фар, дружно подняли хвостики и… тоже дружно. Феерия!

Эти-то щенки и были причиной моих длительных мотаний по беспределам нашей скорее огромной, чем любимой…

Маленькие, еще недавно оторванные от мамы, они были не совсем обычные щенки. Вроде бы те же, всеобщие милые манеры щенячества. Но… У некоторых, например, как у Тима, втягивающиеся когти. И это еще что!.. У одного я отчетливо видел почти человеческие пальцы. Со втягивающимися же когтями. Когда я аккуратно взял его за лапу – хотел посмотреть, – щенок начал дико орать. Подошел Тим и посмотрел на меня осуждающе, я отпустил лапу. Любой другой на моем месте бежал бы через всю страну не останавливаясь.

Родились и провели раннее щенячество эти щенки в одной из питерских лабораторий. Теперь им предстояло расти, воспитываться и развиваться на просторах Азии. В почти диком состоянии. Набираться здоровья и характера для предстоящих боев с себе подобными.

Есть у нас такой вид индустрии развлечений. А мне эти перевозки дают возможность жить в непрерывном паломничестве: из Питера в пустыню, из пустыни в Питер.

Щенки почти не требовали ухода. Вообще трогать их по инструкции можно было только при необходимости. И почему-то только в рукавицах.

Позже я узнал почему.

Беспрерывное путешествие стало образом жизни. Моим хобби. И моей высокооплачиваемой работой. Такое совмещение, как известно, есть один из необходимых компонентов счастья.

Раньше я жил иначе. Как все. А началось мое длительное путешествие с мелкой дорожной стычки. Точнее, с предчувствия: на набережной Невы из-за тонированных стекол дорогого «мерседеса» почудился мне недобрый взгляд.

Так оно и вышло. В полупустом городе, в полумраке белых ночей этот «мерс» обогнал меня, резко взял вправо, очутившись передо мной, и с визгом затормозил. При этом стоп-сигналы у него не загорелись. Он остался темным, как гроб.

Я тоже затормозил. Меня чуть занесло и – бац! – как минимум один фонарь разлетелся вдребезги. Точнее, по фонарю с каждого участника. Супердорогие двери разом распахнулись, и в полумраке заблестело три упитанных бритых затылка.

Делать было нечего. Я вдохнул глубоко и резко выдохнул. Вытащил из-под сиденья резиновую дубинку и, стараясь держать ее незаметно, пошел на переговоры. Разборку, по-нонешнему.

Переговоры со стороны «мерседеса» начались стандартной попыткой провести простой прямой правой в голову. Это говорило о том, что ребята меня совсем не знали. И давало некоторые преимущества.

Я согнулся, схватился за лицо, хотя меня задел только рукав кожаной куртки, и заорал: «За что?! Что я вам плохого сделал?!»

Надо было, чтобы они все подошли поближе. Я боялся, что ежели сразу показать слишком большую прыть, то оставшийся может пристрелить меня с испугу…

Не ожидали ребята сопротивления. Разжирели на вольных бандитских харчах. Привыкли, что все несут на блюдечке с голубой каемочкой. А жизнь – это тебе не тренажерный зал. И ежели тебя регулярно не лупит в спаррингах партнер – может отлупить противник. Впрочем, он все равно может отлупить.

Короче, первые два удара дубинкой они пропустили. Туда – и на развороте обратно. И вот уже остался один и, как я и думал, со страху лезет в карман. Не иначе как за сигаретами. А поздно. Докурился. Я замахиваюсь дубинкой, он судорожно поднимает свободную руку… и получает полновеснейший удар ногой в пах. Все. Пока приплыли. Я на всякий случай даю всем еще по разу дубинкой по голове, а сам тем временем обдумываю дальнейшие действия. Они просты и естественны, как танец маленьких лебедей: выворачиваю карманы, выгребаю все из «бардачка» и багажника, с хрустом выдираю магнитолу из «мерса». Встает вопрос: забирать или не забирать машину? Отгоняю свою недалече, возвращаюсь. Ничего не изменилось. Никто вроде не пришел и не ушел. А! Терять нечего! А там видно будет.

Если эти ребята впоследствии меня найдут, машина уже ничего не изменит. А так все-таки прибыль. Если не жадничать и не засветиться с ней.

И они меня нашли.

Позже я узнал как. Не больно хитро.

Я снимал комнату в коммуналке. В интеллигентной коммуналке Васильевского острова. С видом из окна на «ангела в натуральную величину» на слегка развалившемся куполе собора. И еще мне виден был кусок скверика, куда скромно притулился «мерседес» с разбитым задним фонарем. Нашли-таки!

Шустро! И уже колеса другие поставили. Те-то я продал.

Действительно шустрые ребята. Уже нашли и забрали. К сожалению, о компромиссе речи не будет. После такого-то знакомства. К тому же любой компромисс предполагает отдачу денег слабой стороной. А их у меня и так мало. Значит, надо показать себя более сильной стороной. И только потом говорить о компромиссе.

К счастью, в коммуналке я был один. Бабушки разъехались по случаю дачного сезона, сдав мне ключи. Для поливания цветов и кормления канареек. Последних в соседней комнате было двенадцать. Они будили меня в пять утра райским пением. Я из-за этого уже стал подумывать о переходе к буддизму. У них, я слышал, нет райских кущ и, соответственно, райского пения.

Телефон работал. Это не могло не радовать. А чему, собственно, радовался я? Куда я буду звонить? В милицию? Не смешно… Друзей, которые могли бы мне помочь и захотели бы сделать это, в городе не было. Их у меня и вообще-то было немного. А тех, что были, по совести говоря, не стоило впутывать в эту опасную историю.

Я положил снятую было трубку. Так просто болтать, пожалуй, было не время…

Я задумчиво листал записную книжку. И мелькнул волею судеб телефон со смешной надписью «от. сп. реб.». Это значило: «отец спасенного ребенка».

На высокой гранитной набережной толпился народ. Толкался он как-то неуверенно, суетливо, жалко-любопытно. Я хотел было пройти мимо. Раздражают зеваки, жадно разглядывающие последствия аварий. Но что-то было не как обычно, и я заглянул…

Внизу, среди обломков льда, бултыхался мальчишка. Лет шести. Слабо так уже бултыхался. Народ тем временем давал друг другу советы, кого вызвать и что сделать. Я сунул куртку с документами самой пожилой и толстой тетке в надежде снова их увидеть и прыгнул через парапет. Оказалось, к счастью, неглубоко, по подбородок. Вот если бы еще знать, как вылезать обратно… Лестниц поблизости не наблюдалось. Я поднял мальчишку на руки и крикнул: «Шарфы! Шарфы вяжите!» Зная, что безликие команды всегда бесполезны, заорал:

– Мужик! Мужик в красной куртке! Дай шарф мне быстрее! И у соседки возьми. Да быстрее! Я так долго не продержусь!

Наконец, когда у меня уже было четыре шарфа и, связав вместе, я пропустил их мальчишке под мышки, какой-то автолюбитель догадался принести буксирный трос. Как меня вытаскивали, я уже помню слабо. Говорят, сам обвязал себя под мышками. К тому времени я был в воде уже минут десять. В больнице я все пытался вспомнить, чего же мне так хотелось, когда я прыгал через парапет. Смутно припоминалось какое-то жгучее желание. Лучше бы не напрягался: хотелось мне шарахнуть по этой любопытствующей толпе из пулемета.

Из переохлаждения я выкрутился без потерь (так всем кажется в молодости), а даже с приобретением. Ко мне подошел совершенно дикого вида огромный посетитель с азиатским лицом и сильным акцентом и сказал примерно следующее: «Ты не только мальчика спас! Ты целый род спас. Прервался бы род без него».

– Ты не коршуна убил! Чародея подстрелил! – захохотал я самым неприличным образом.

Но азиат не обиделся. Оставил кучу вкусной еды и визитку.

– Позвони, если что. Любая помощь в любое время.

Когда я выписывался, выяснилось, что вместе с моей одеждой лежит другая, вся моего размера, включая обувь. Это вместе стоило больше моего потрепанного «жигуля»… Гардеробщица сказала:

– Родственники привезли.

И вот теперь, наверное от безысходности, я достал эту самую визитку и позвонил. Терять было нечего.

Почему-то вдруг вспомнилось, что тот огромный азиат оказался не отцом мальчика, а дедом. Он и ответил мне по телефону. Я коротко обрисовал ситуацию. Ждал, что вот сейчас он мне посоветует обратиться в милицию. Ан нет.

– Минут через двадцать у тебя под дверью гавкнет собака. Открой, дальше сам сообразишь. Желаю удачи.

В полном недоумении я повесил трубку, запер комнату и стал готовиться к решительному и, вполне возможно, последнему приему гостей.

Самым серьезным моим оружием была ножка от стула, которую еще предстояло отломать. Правда, был еще ведерный кипятильник. И ведро… Я повесил все это над входной дверью. Откроет неприятель дверь – потянет за веревочку. И кипяток, в полном соответствии с законом (тяготения)… Осада так осада.

Долго-долго за входной дверью не раздавалось ни звука. Но вот братва из «мерса» с деловым видом направилась к парадной. И опять долгая тишина. И вдруг за дверью действительно гавкнула собака. От неожиданности я открыл, держа наготове отломанную-таки ножку стула. В квартиру, не торопясь, вошел огромный пес и сел напротив меня, дружелюбно виляя хвостом. На шее у него висела сумка. Там оказался маузер с полным боезапасом и запасной обоймой. И пяток гранат наступательного действия. В общем, именно то, что мне было сейчас так необходимо.

На лестнице все еще было тихо. Куда же они подевались?

Я подошел к двери. Пес одобрительно кивнул. Или утвердительно. В общем, я понял, что можно, и приоткрыл дверь. Три человека лежали на лестничной площадке. Не было совершенно никакого сомнения, что все это тела. Мертвые трупы. А крови почти не было.

Стараясь не запачкаться и не оставить отпечатков чего бы то ни было, я собрал пистолеты. Два очень даже приличных «ТТ» и «макар».

Пригодятся. Теперь у меня опять был тот же самый «мерс», плюс ключи и документы, плюс три пистолета, плюс замечательный пес размером больше меня. Тут, впрочем, еще не ясно, кто при ком.

Некоторое время у меня вроде было, и я решил сделать на «мерс» настоящую доверенность. На продажу. Надо было начинать новую жизнь.

А что за новая жизнь без документов? Точнее, без денег, которые могут их сделать. Как и многое другое.

Ключи от «мерса» были символично слегка испачканы кровью.

От новенького «мерса»?! – да хоть дерьмом!

Я развалился на сиденье и уже собрался прикрыть дверь, предвкушая мягкое чмоканье, как вдруг с легкостью падающей коровы, промелькнув передо мной лохматой тенью, на пассажирское сиденье приземлился пес – посланец. Посланец богов. Если у богов, конечно, бывают маузеры.

Выгнать это животное из машины мне не представилось возможным. Да и это было бы несправедливо. Пес явно меня спас.

Я нашел случайно уцелевший в битве за демократию телефон-автомат и набрал тот же номер.

– Спасибо! У меня все в порядке. А как вам все это вернуть?

– А и не надо ничего возвращать. Вам теперь все это понадобится. Я предлагаю вам хорошую работу. Высокооплачиваемую.

– Без интима? – хохотнул я.

– Без криминала, вот что главное, – ответил мне совершенно серьезный голос. – И пес вам будет необходим. Пусть у вас побудет. – И в ответ на мой немой вопрос: – Он уже согласился. Его зовут Тим.

Моего согласия никто так и не спросил. Ну и ладно. Не до жиру.

Надо было срочно сваливать. Избавляться от этой криминальной машины, приобретать что-нибудь надежное и незаметное. Непонятность моей жизни резко возросла. Особенно меня волновало обилие вариантов ее продолжительности.

Было лето. И было жарко. В буквальном смысле. Хотелось искупаться. И сразу представилось, как я беззаботно плещусь, а к берегу подъезжает черный «БМВ» с затемненными стеклами. И этот вариант меня заинтересовал. Правильно! Надо срочно записаться в покойники. И не заочно, как записали меня хозяева «мерса», а формально – правильно, на самом деле. То есть по документам.

Сначала это была тривиальная мысль: оставить на берегу одежду с документами и исчезнуть. Что вряд ли было бы особенно убедительно. Особенно для хозяев «мерседеса» и убиенных собакой мальчиков. Тогда пришла в голову идея получше.

Ведь покойнички не придут на опознание в морге. И хозяева их не придут тоже. А пригласят менты моих знакомых или родственников, коих и надо соответственно проинструктировать. Когда появится неопознанный труп с моими документами в кармане…

Санитар в морге долго не ломался. Чего не отдать труп родственнику? Тем более нежадному родственнику. А по виду покойничек был совершенным бомжом. И умер на помойке.

Я положил бедняге в карман старые права. Заделанные в пластик, они не должны были размокнуть. Никак я не думал, что так легко купить труп. Мертвый труп дохлого покойника. И вот теперь я перегрузил его в багажник своей машины. Нет, не «мерседеса», а стареньких «Жигулей». Ими можно было пожертвовать для достоверности собственной гибели.

Я приехал к лесному озеру. Берег круто уходил в воду. Глубина не имела значения. Лишь бы машина скрылась целиком и не была видна. Если через пару недель не найдут, то придется звонить самому. Сообщать.

Я усадил дублера за руль и похлопал на прощание старушку по багажнику. Подтолкнул. Забавно было видеть себя за рулем собственной машины, уходящей под воду. Не на экране, а на берегу лесного озера.

Теперь надо было лечь на дно. Пока дублер не всплывет.

Такое дно у меня было. Совсем недалеко от города. От Города.

Город он и есть Город. Даже будучи в Москве, истинный питерец может непроизвольно спросить земляка:

– Ты когда в город возвращаешься? – Понятно, что он имеет в виду.

У моего дна была масса положительных черт: не криминальный хозяин дома, вечно отсутствующий там; сплошной высокий забор и ма-а-а-аленький флигелек во дворе, от которого и был у меня ключ. Всегда, в том числе во время моего присутствия, дверь флигелька была заперта на громадный висячий замок, а неприметный вход был сбоку. Даже без замочной скважины. Надо было коснуться магнитным ключом определенного места и толкнуть поворачивающуюся стену. Земля вокруг флигеля была выложена бетонными плитами, которые регулярно подметались сторожем. Прежний хозяин дома был крупным партийным деятелем, что весьма близко к криминалу.

Я вошел, прикрыл и запер за собой дверь и вдруг понял, чего же мне не хватало в последнее время. Впервые за неделю я реально был в безопасности.

Можно было расслабиться. Не оглядываться.

Я уселся на койку. Пес улегся рядом. Хорошо, хоть на пол. Все это время он был со мной, но никаких действий не предпринимал и на события влияния не оказывал. Только смотрел внимательно.

Я поставил «мерс» в один из гаражей. Оттуда я достану его только для продажи.

Есть какое-то непередаваемое удовольствие в комфортабельном и безопасном одиночестве после многочисленных и сильных стрессов. Особенно когда это одиночество добровольное, а безделье – вынужденное. Отлежаться, отсидеться.

Я проснулся от непривычной тишины. Такая в городе бывает только в воскресенье ранним утром. И только в «спальных» районах. Если зажать голову между двух подушек.

Выглянув в окно, я заметил позднюю осень. По желтым листьям на растениях вокруг. Из окна своей квартиры я замечал времена года по одежде прохожих и осадкам. Можно было и прогуляться для пробы.

Тим выскочил за мной, прежде чем я успел сообразить, что надо как-нибудь задержать его. При мысли о судьбе сторожа с собакой меня прошиб холодный пот. Однако когда я примчался к будке охраны, там была полная идиллия. Собаки мирно валялись рядом, а сторож пытался угостить Тима портвейном. Эту гадость Тим пить не стал, зато закусочные бутерброды слизнул мгновенно. Я решил оставить его в этой прекрасной компании за таким надежным забором и отправился к станции электрички. Надо было позвонить и купить жратвы на нас обоих. Вообще-то на этой даче и телефон, и жратва были, но сейчас развелось столько определителей номеров…

Под ногами хлюпало. Остатки листьев лежали комками грязи и налипали на сапоги. Ни один автомат на станции, конечно, не работал, а позвонить было надо. При переходе от одной жизни к другой возникает масса мелких проблем, которые следует решить, пока ты еще здесь. Чтобы не терять денег, доверия и связей. Короче, нужно было вернуться. Или появиться… или хотя бы оставить хорошую память о себе.

Пришлось ехать на конечную станцию. Небольшой городок с исправным телефоном хотя бы на почте.

Электричка оказалась полупустой. Работяги ехали домой с работы. Из города в городок. И так каждый день. Тоска.

Терпила. Так называют уголовники потерпевших по делу. По сути слова, каждый, наверное, в чем-то терпила. Кто с женой, кто с начальством.

Я уселся к окну и, видимо, задремал. Потому что был разбужен грубым тычком в плечо. Надо мной склонились двое молодых людей в армейских куртках. Поодаль стоял еще один. В животе у меня нехорошо заныло.

– Билет! Ваш билет! – Видно было, что они уверены в отсутствии такового.

Я просто забыл, забыл, что надо брать билет. Много лет не ездил в общественном транспорте. Боже мой, это были всего лишь контролеры! Хорошо, что я не взял с собой маузер…

Я посмотрел на представителей транспортного закона. Типичные дебильные рожи. Может, и вправду контролеры… Придется дать им денег. Мне сейчас не нужны приключения. Их хватает.

И я бы дал им денег, но один из них «случайно» провел мне по лицу предплечьем. Рукавом мокрой армейской куртки.

Это были контролеры. Они искали не меня. Они искали денег, а заодно и поразвлечься: унизить кого, если удастся, – безнаказанно. И эти мелкие сявки вдруг вызвали во мне прямо приступ жгучей ненависти. Наверное, просто было необходимо разрядиться. Что было совершенно ни к чему в моей ситуации, но уже не контролировалось. То есть они, контролеры, меня контролировали, а я себя нет.

Я радостно ухмыльнулся и поднялся с места:

– Вы, я вижу, ребята крутые. Хорошо. Пошли, что ли, в ментовку.

Денег у меня все равно нет.

Они тоже радостно заулыбались знакомой, видимо, ситуации. У них были причины для улыбок – в дверь вагона вошел наряд ОМОНа с автоматами, дубинками и прочими причиндалами нового образа жизни.

– Зачем тебе в отделение? – спросили меня ласково. – Мы тебя просто высадим. Тем более что и нам здесь выходить.

Ситуация становилась грустной. И даже небезопасной. Они могли меня не просто избить и ограбить, а еще потом и притащить в отделение. Где, скорее всего, я уже числюсь в розыске.

Контролеры язвительно усмехались. Предвкушающе. Один, демонстрируя свое полное пренебрежение ко мне, пошел проверять дальше. Видимо, вся сцена была обкатана не раз: завести мужика поздоровее и получше одетого… причем наличие билета вовсе не важно… И я на эту удочку попался и действительно не знал, что делать.

Один омоновец подошел поближе и вопросительно посмотрел на оставшегося ловителя зайцев. Тот вдруг странно изменился в лице и произнес:

– Все в порядке. Приятеля вот встретил. Сейчас я иду.

Омоновцы промаршировали дальше. Я опустил взгляд вниз, куда с таким ужасом косился мой новый приятель. Его ногу у самой стопы сжимала огромная пасть, заканчивающаяся лохматой головой с кисточками на коротких ушах. До сих пор очень интересуют меня эти кисточки. Ни у одной собаки не видел таких. А на рысь он совершенно не похож.

Электричка стала замедлять ход. Тим вылез из-под сиденья, не отпуская захваченной ноги. Посмотрел на своего пленника с интересом и вдруг выпустил ногу и стремительно схватил его за руку. Мы вместе дошли до дверей, а когда те начали закрываться, Тим сделал неуловимое движение головой, и контролер кубарем покатился по перрону под ноги уже вышедшим ментам. Меня поразило выражение смертельного ужаса на его лице.

Все это мелькало у меня в голове, пока я готовился ко сну.

Приятный ежевечерний ритуал. Не упускаю возможности его совершить, когда есть силы и время. В машине все для этого оборудовано и подготовлено. Откидывающийся диван, раздвижной деревянный столик.

Именно деревянный. Это мягко. Это не сверкающий больничный никель. И не палаточно-самолетный алюминий.

Мягкий свет бра. Двигатель не глушу – надо подождать, пока вскипит чайник. Тихая музыка, бутылочка сухого из холодильника.

Пришел Тим, весь мокрый от тумана. Слава богу, ничего и, главное, никого не принес. Бывали у нас такие проблемы. Зайцы, еноты, куропатки – это еще куда ни шло. Хуже, когда он приносил индюшек и кур. А один раз – барана. Хорошо, хоть без пастуха.