Текст книги "Лунный пёс. Антология"
Автор книги: Мария Семенова
Соавторы: Андрей Николаев,Мария Галина,Юлия Андреева,Ника Ракитина,Григорий Панченко,Нина Чешко,Елена Анфимова,Юрий Купрюхин,Элин Таш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)
– И прыгаешь тоже здорово…
Ксант встал, чувствуя себя донельзя глупо. И какого Милтонса ей потребовалось цеплять эту желтую майку? Развязной улыбкой прикрыл то ли раздражение, то ли растерянность:
– Да, я такой!
Отряхнулся, передернув всем телом и решительно выходя из воды.
– Пошли наверх, там солнышко.
* * *
– А нас тогда сразу же в поселок перевели. Меня даже за вещами не пустили, Вит позже все сам принес. На заставе в сторожевую будку загнали, там и продержали почти полдня, расспрашивали – как, да что, да почему… А потом и отправили. Прямо в поселок…
А забавно все-таки иметь дело с собачкой. Там, внизу, он ведь почти нарывался. Любая уважающая себя юная Леди, услышав подобный нагло-повелительный тон и такую усмешку увидав, моментально бы фыркнула, хвостом вильнула – и только бы ее саму и видели. А этой хоть бы что. Разулыбалась, следом чуть ли не вприпрыжку побежала, довольная – как же! Позвали! Теперь вот рядом сидит. Болтает, постоянно норовя заглянуть в глаза. Словно спрашивает взглядом одобрения каждому сказанному слову. Ксант не мог сказать, что ему это нравилось. Но и активной неприязни тоже не было. Так просто – забавно.
И непривычно.
– Наверное, это правильно. Мы действительно виноваты. Очень сильно виноваты… Нет, не в том, что сбежали, – это так, глупость детская, за это даже почти и не ругают. Так, накажут слегка, и все. Все хотя бы раз срываются с поводка, это нормальная болезнь роста, нам вожак-наставник объяснял. Мы провинились гораздо сильнее. И раньше…
Ксант фыркнул, закусив тонкую травинку. Спросил сквозь зубы:
– Испытания, что ли?
– Да. – Теперь она смотрела на собственные исцарапанные коленки. – Мы их провалили.
Ксант фыркнул громче. Сплюнул изжеванную травинку.
– Подумаешь, новость! Их все проваливают.
Она упрямо покачала головой, по-прежнему не отрывая взгляда от коленок. Словно хотела рассмотреть там что-то важное.
– Ты не понимаешь. Мы были последними. Бобби, Пит, Сьюсси, Большой Рекс и Хинки. И – мы с Витом. Пит был из прошлогоднего помета, но проболел тогда. Я была самой младшей, меня даже сперва хотели на следующий год оставить. Но у меня были хорошие показатели. У нас у всех были просто невероятно хорошие данные. Но у меня самые лучшие. Лучше даже, чем у Вита. Нами так гордились, так готовили… Мы должны были пройти Испытания, понимаешь?! Если не мы – то вообще никто! Мы ведь лучшими были!.. И все-таки не смогли. Мы виноваты, мы всех подвели. Даже Лорантов-Следователей – они ведь тоже на нас надеялись. Они тоже понимали – если не мы, то никто, потому и перестали проводить Испытания. Какой смысл, если уж даже мы не смогли?.. Мы последними были. Мы все виноваты. А я… я была самой последней. Значит, и виновата больше всех.
М-да.
В голосе трагические подвывания, губки поджаты, бровки домиком. Как же они все в этом своем горделивом самоуничижении похожи. Похожи и… забавны.
Ксант фыркнул в третий раз:
– Подумаешь! Ну и я был последним. Так что ж мне из-за этого теперь – топиться, что ли? Глупая ты – этим гордиться надо! Сами Лоранты-Следователи обломали о нас свои драгоценные зубы – и ничего не смогли выжать! Так долго готовились, так были уверены – и обломались. Об меня. Маленького такого и скромненького котеночка – я в том помете вообще один был. Нет, правда же, действительно есть чем гордиться!
Ну вот, так-то лучше – она наконец-то отвлеклась от своих коленок и смотрела на него во все глаза. Довольно-таки округлившиеся глаза, надо отметить.
– У вас… у вас – тоже?.. У вас их тоже нет?
– Ну да.
Он откровенно наслаждался ее реакцией. При этом ни малейших угрызений совести по поводу выдачи собакам ценной информации не испытывал. Вот еще! Эти старые твари из Комитета сами во всем виноваты. Если бы они вовремя признали свою ошибку, он не болтался бы тут и не трепал языком. Да и сучку эту глупую жалко. Мается ведь, дурочка. Так пусть порадуется, доставив начальству столь лакомую новость. Ксант вон благодаря ей очень даже порадовался два дня назад. Теперь сучкина очередь.
– И д-давно? Когда… когда у вас были последние Испытания?
– Полагаю, тогда же, когда и у вас. – У Ксанта было два дня на раздумья. – Пятнадцать сезонов назад, так?
Она кивнула – несколько раз, словно забыв вовремя остановиться.
– Ужас какой. Мы-то думали… Хотя бы у вас… злились, конечно, но понимали, что сами виноваты… надеялись снова заслужить право… все это время…
– Не переживай! Как видишь, не ты одна виновата, – Ксант успокаивающе потрепал ее по плечику, стараясь сдержать улыбку. Торопливо поднялся. – Передавай привет братишке. И… знаешь что? Приходите вечером, если захотите поболтать. Тут на закате красиво, я часто бываю…
Дольше тянуть не следовало – сопение и торопливые шаги Вита приближались довольно быстро, и нужно быть окончательно спятившей на своей вине сучкой, чтобы их не слышать. Ветви любимого какбыдуба нависали над водопадом в обманчивой близости – пара прыжков до ближайшей, не больше, только вот мало кому удается оттолкнуться от воздуха.
Он прыгнул почти без разбегу, приоткрыв сквот на треть. Вцепился когтями левой руки в толстую ветку намертво, по инерции крутанул тело, обхватил ногами следующую ветку – ту, что повыше. И успел вовремя втянуть когти – иначе его просто бы сдернули обратно за руку.
Прежде чем гордо удалиться, Ксант позволил себе пару мгновений полюбоваться ее прелестным братишкой во всем его грозно-негодующем великолепии и даже послать им обоим на прощание по воздушному поцелую.
И даже услышать за спиной такое знакомо-подозрительное:
– Чего он опять от тебя хотел?!
* * *
– Ты помнишь свое Испытание?
Сегодня она была одна. И поэтому Ксант устроился рядом, подставив спину ярким солнечным лучам и грея пузо о теплый камень. Вчера вечером он отменно развлекся, лежа почти в такой же позе и разглядывая сквозь прищуренные глаза эту славную парочку. Юную сучку, которая опять чувствовала себя несчастной и во всем виноватой. И ее прелестного братика, так умильно хмурившего белесые бровки. Он, вероятно, предполагал, что хмурит их очень даже грозно. Такой весь из себя супербдительный и готовый мгновенно встать на защиту глупой сестры. Такой весь из себя…
Щенок.
Старшенький, стало быть. Значит, односезонник с Ксантом. А по личику и не скажешь. Впрочем, это котята взрослеют рано, а собаки в большинстве своем так до старости щенками и остаются. Им всегда нужен поводок и тот, кто этот поводок держит твердой рукой. И поэтому с ними так часто скучно. Но пока что Ксанту скучно не было. Этот молочнозубый красавчик, так усиленно пытающийся изобразить гордого вожака стаи, его забавлял.
Перепрыгивать на левый берег Ксант вчера не рискнул, лежал на своей любимой ветке и наслаждался, самым вежливым тоном отпуская довольно рискованные шуточки и тем самым выводя несчастного песика из себя. Довольно долго так наслаждался. Пока не заметил, что неудачливая утопленница молча плачет.
Она старалась делать это как можно незаметнее, глотала слезы и запрокидывала голову, старательно моргая, чтобы они стекали по вискам, теряясь в светлой путанице волос. Но все равно настроение было испорчено. Вот же глупая дура! И что ей втемяшилось? Ксант ушел, не прощаясь. И еле сдержался, чтобы не уйти в сквот, – так хотелось отхлестать себя по бокам длинным хвостом.
И вот явилась как ни в чем не бывало. Сидит себе, улыбается, болтает ногами над пропастью. Она тоже забавная. По – своему. Ну вот кто, например, добровольно захочет вспоминать об Испытании?..
– Вит говорит, что вообще ничего не помнит. Странно, он же старше почти на год. А я помню, но плохо. Помню боль. Очень больно и страшно. Словно куда-то падаешь. Как в плохом сне. И нужно что-то сделать, а ты никак не можешь понять – что… Просто падаешь – и никак не можешь проснуться…
– Красиво говоришь. – Ксант передернул плечами, чувствуя, как кожу на спине стянуло ознобом, несмотря на жаркое солнце. – Похоже на начало «Поэмы…».
– Ну… да. Извини… Знаешь что? Я думаю, она как раз об этом. Об Испытаниях. И о том, что нам надо сделать, чтобы их выдержать.
– Вырастить крылья? – Ехидный смешок замер на заледеневших губах. Откуда она знает? Откуда вообще кто-нибудь может знать?!
– Не знаю. Извини, но мне кажется, что крылья – это метафора. Мне, например, тогда казалось, что у меня в животе растет черная квазироза. Тонкий стебель тянется вверх, через грудь к горлу, распускает вокруг шипы, они рвут меня изнутри, потому-то и больно так… Но это почти приятно, потому что под самым горлом уже появился черный бутон. И лепестки дрожат, разворачиваясь… А когда он раскроется – я все узнаю и все смогу сделать, как надо… Но Испытание кончилось раньше, чем я успела понять. Цветок так и не раскрылся. А ты? Извини, конечно, что я спрашиваю, но… Ты что-нибудь помнишь?
Она – песик. Маленький глупенький песик-девочка. Она, наверное, даже и не догадывается, насколько неприлично спрашивать о таком. Ксант пожал плечами, пытаясь выглядеть равнодушно-нейтральным и не топорщить шерсть на загривке. Но все-таки не удержался:
– Не знаю. Во всяком случае, я не помню ничего такого, из-за чего мне вдруг захотелось бы умирать.
– А я и не хотела. – Она снова улыбалась, склонив голову к плечу и поглядывая из-под челки. – Я просто подумала: а вдруг, если я прыгну с этой ужасной скалы и как следует испугаюсь, все получится? Ну, понимаешь, тот черный бутон… это очень похоже на открытие сквота. Я не знаю, как туда ходишь ты или кто другой, а у меня – очень похоже. Такое же легкое шевеление раскрываюшихся лепестков под самым горлом… Вот я и подумала: а что, если это и есть цель Испытаний? Открытие двери в новый и совершенно неожиданный сквот! А мы испуганно замираем на пороге… потому что малы, перепуганы и ничего не понимаем. Но теперь-то я взрослая и все понимаю! Главное – суметь как следует испугаться. В первый раз – это всегда очень трудно, мы выросли и не помним, но я видела, как мучаются малыши. И ты тоже, наверное, видел, да? Но если есть смертельная угроза, то все сразу становится намного проще! Срабатывает автопилот – оп, и ты уже на четвереньках! Ну что ты улыбаешься? Думаешь, глупости? А вот и нет! Все детские игры на страшилках почему основаны? Да по тому же самому! Чтобы переход облегчить! И на Испытаниях нас наверняка именно поэтому так пугают! Вот! Все сходится, понимаешь? Не улыбайся, я же все равно вижу, что понимаешь. С нашими об этом невозможно говорить, они не понимают, а ты – понимаешь. Даже Вит, хотя мне кажется, что он-то как раз помнит. Просто не хочет ни помнить, ни понимать. Ведь тогда нужно будет что-то делать, понимаешь? Нельзя же понимать – и ничего не делать… Ну что ты молчишь? Считаешь, что я не права?
В этом тоже они все: вечно им хочется что-то менять и куда-то бежать. Интересно, все сучки столько болтают или это ему персонально так повезло? Не то чтобы ее нескончаемая трескотня особо раздражала, но какое-то время он всерьез обдумывал: а не вернуться ли на любимую ветку? Впрочем, лень победила.
Он неопределенно дернул ухом – понимай как знаешь. То ли согласен, то ли нет, то ли просто муху прогнал.
– А ты хороший, – сказала она вдруг. – Вит не хотел меня одну пускать, он глупый и всего боится. Считает, что все коты – извращенцы, только об одном и думают. А ты меня и не трогал ни разу даже! Это потому, что я для тебя слишком старая, да? Если ты тоже с последнего Испытания, то мы ведь односезонники, да? – Она хихикнула. – Почти однопометники. Наши парни предпочитают помоложе, хотя бы на пару сезонов. Но я слышала, что у вас все наоборот, и коты очень любят старых женщин. Может, я как раз таки недостаточно старая?
Кажется, она раньше сидела чуть дальше. И этот тон… Она что, кокетничает?
Ксанту стало смешно.
Странные они все же, эти собаки. И с чего они так уверены, что сопливая малолетка может быть привлекательнее зрелой и опытной шлюхи? От зрелой и опытной всегда знаешь, чего ждать. При должном умении можно даже получить удовольствие. Зрелая любовница умна и предприимчива, она думает не только о себе и своих желаниях. Она научилась не только брать все, что можно, она умеет и отдавать. С истеричной же малолетней перворазкой, которой и хочется и колется, – никакого удовольствия, окромя потрепанных нервов. А можно и когтями по морде получить – у Тима вон на всю жизнь шрам остался. Нет, неспециалисту к таким лучше и близко не подходить…
Хотя… Если уж говорить начистоту, Ксант как раз таки и был таким специалистом. Потому-то и не боялся он драных стерв из Комитета. Кастрировать? Ха! Лапы коротки! Да стоит им хотя бы раз заикнуться о подобном не в своей тесной вонючей компашке, а на Большом Кругу – как весь Совет Матерей взвоет дурными голосами и выпустит когти на его защиту. Любая мать, в помете которой имелись незрелые котята женского пола, была с Ксантом приторно-вежлива и предупредительна. Четырнадцать благополучно проведенных инициаций говорили сами за себя. Плюс десятка два вполне приличных котят – и это в его-то годы! Впрочем, кто их считает, котят этих…
Короче, обращаться с девицами Ксант умел. Но кто же путает работу и удовольствие?..
– Вит хороший, но глупый. Он бы меня не пустил, если бы не Сьюсси…
Она хихикнула, слегка розовея. Пояснила, придвинувшись еще ближе:
– У Сьюсси свадьба сегодня. Первая. А Вит такой красавчик – вот она его в женихи и затребовала. Весь поселок с утра на ушах стоит, и еще дня три гулять будут, а то и больше – первая свадьба обычно надолго затягивается.
Она была чересчур близко. Ксант осторожно сел, стараясь, чтоб это не выглядело слишком невежливо, – все-таки дама, хоть и сучка. Все вроде вышло вполне естественно, теперь между ними снова не меньше шага – вполне комфортное расстояние.
– Вит женится?
Бедный красавчик Вит. Впрочем, дело житейское…
– Да нет, ты не понял, свадьба у Сьюсси! Она наверняка Тресса выберет, она к нему всегда неровно дышала. А Вит ей просто в женихи нужен, потому что он самый красивый в поселке. Там и так-то парней немного, она почти всех выбрала, но Вита – первым! А вообще-то несправедливо, что ее с нами изолировали. Могли бы позволить сначала свадьбу отгулять, а потом уж… а то – первая свадьба, память на всю жизнь – и всего одиннадцать женихов, обидно…
– Всего одиннадцать? – Ксант хмыкнул. – Действительно, бедная Сьюсси. А… зачем? Зачем они ей, эти одиннадцать, если она все равно своего Тресса выберет?
– Ну как ты не понимаешь?! – Ну вот. Опять трагически заломленные ручки и бровки домиком. – Именно для того, чтобы была возможность выбрать! Они все будут бегать вокруг нее, выполнять малейшие желания, доказывать, что они лучше всех! И – кто знает?.. Может быть, она даже и передумает, случалось и такое… иногда.
У нее хватило совести при последних словах покраснеть. Или это просто закат? А глазенки уже снова заинтересованно блестят – как же быстро она переходит от трагедии к любопытству!
– А… у вас? Извини, что спрашиваю, но… у вас свадьбы что, не такие?
Ксант представил себе десяток ополоумевших от гормонов соплеменников, с высунутыми языками нарезающих круги вокруг какой-нибудь из Старых Леди. И содрогнулся.
– Нет, – ответил он осторожно, тщательно подбирая слова. В конце концов, она просто маленькая глупая сучка, она не виновата в том, что ничего не понимает. – У нас выбирает… кот. Видишь ли, кошке… ей, как правило, все равно кто. Поэтому именно кот решает, будет ли он именно с этой кошкой. Или другую подождет.
– Что, на самом деле? – У нее обиженно вытянулось личико. – А я думала, что наставник врет… Как же это может быть, чтобы совсем все равно? Не представляю… Ужас какой! А если вдруг никто не захочет? Или сразу двое?! Тогда что, она сразу с обоими, что ли?!
– Это опять же решают коты. Иногда дерутся, иногда договариваются. Но недолго – кошки ждать… не любят. Бывает, что и оба становятся мужьями на какой-то срок. А что, если они друзья и их это вполне устраивает – кому какое дело?
– Жуть какая!
Она прижала ладошки к щекам. Что-то непохоже по ее восторженной мордахе, что ее так уж испугали кошачьи нравы. Или это свойственно всем правильным песикам – так восторгаться всем, что ужасает? Только вот братишка ее, помнится, что-то не очень-то восторгался…
– У нас рассказывали историю о Леди-Кошке и трех ее Кронпринцах, но я всегда думала, что это просто сказка…
Она снова каким-то неведомым образом оказалась рядом. Ведь вроде же не двигалась – и вот, почти вплотную. На этот раз Ксант не стал отодвигаться – летом сумерки короткие, а ночи холодные. Вот и сейчас вечерняя прохлада уже вступала в свои права, утепляться же, сползая в сквот в присутствии… хм… было как-то не очень. А у нее горячее тело. Если перейти на ночное зрение – наверняка будет пылать, что твой костер. Горячая гладкая кожа… Это приятно.
Мвау!
– Ну почему же… Я был с ней знаком, хотя и не очень близко. Она умерла всего два сезона назад. Сильная женщина…
Он слегка потерся ухом о ее горячее плечо. Но мурлыкать не стал – обойдется. Хотя и… приятно.
Ну и что такого? Ну и подумаешь!
Просто приятно в холодных сумерках прижаться боком к такому горячему телу. Просто слишком давно… почти двухсезонный траур – пожалуй, этого вполне достаточно даже для такой неординарной личности, как Миу. И так уже все хихикают втихаря…
– А ты хороший. – В голосе истовая убежденность.
Ню-ню. Забавно слышать такое от сучки. И даже немного – вот ведь странно! – приятно. Так же приятно, как холодным вечером прижиматься к ее, пусть даже и костляво-нескладному, но такому горячему, боку. Голос у нее приятный, а лица в темноте не видать. Вот и славно…
– Ты хороший и все-все-все понимаешь. Ты слушаешь, а не просто делаешь вид. А это такая редкость… Будь ты из наших – я бы, наверное, тебя выбрала.
Ур-рф…
Вот же… с-сучка!
Словно ведром холодной воды – да против шерсти, когда только-только в сквоте пригрелся да расслабился… Это хорошо еще, что у Ксанта выдержка из мореного какбыдуба, другой бы на его месте…
Короткая паника – она же просто ничего не понимает! Она же уверена, что комплимент ему отвесила, – а она и отвесила, по ихним сучьим законам. Нда. Увесистый такой комплимент, слышали бы ее Старые Матроны – вот бы обхихикались! Промолчать – обидится, а начнешь объяснять – обидится тем более. Вот же вляпался! Пригрелся у гладенького да тепленького, расслабился… и даже не отстраниться теперь – тогда уж точно обидится.
Она отстранилась сама. Можно даже сказать – отшатнулась. Попыталась заглянуть в лицо – встревоженно и напуганно:
– Я что-то не то сказала? Ты так напрягся… Извини, я совсем не хотела! Я думала – ты посмеешься! Извини! Пожалуйста! Я не хотела!!!
Ур-рф!
А объяснить, похоже, все-таки придется. Может, тогда она и обидится, но иначе – заизвиняет ведь до смерти!
– Послушай… я же объяснял тебе уже – у нас все иначе. Кошки не выбирают. Но даже не в этом дело…
– Да-да-да, я помню! – закивала она радостно, думая, что поняла основную проблему. Заулыбалась, в темноте сверкнули белые зубы. – Я потому и думала, что тебя развеселит, если я…
– У нас нет свора, – решительно перебил Ксант. – И связи, как правило, не длятся дольше Периода. Ну, четверть сезона от силы, да и то редко. Тебе наверняка наставники говорили, что коты не умеют любить, только трахаться… Ну так вот, это правда. Это не байки, это способ защиты, понимаешь? Никто из нас просто физически не способен на глубокие чувства – иначе мы бы все давно попереубивали друг друга. Кошку, ее ведь нельзя любить и оставаться при этом в здравом рассудке, понимаешь? Ею можно восхищаться, перед ней можно трепетать, ее можно опасаться или ненавидеть, но любить – упаси тебя Лоранты-Следователи! Нельзя любить шлюху, которой все равно с кем. Нельзя любить того, кто каждый сезон по два раза надолго уходит в сквот, причем уходит не телом, а разумом… О, они ужасно разумны и рациональны – в любое другое время, но когда наступает их пора… И наше счастье, что мы давно уже не относимся к ним серьезно. Правда, иногда случаются… атавизмы…
– Во-во. Наши кобели такие же! Вам хоть повезло, у вас дважды в сезон, а наши разумные Да верные только до свадьбы! А чьей – не важно, лишь бы поближе была. Стоит унюхать – и все. У них от любой, самой завалящей свадьбы просто напрочь рубку сносит. И как их любить – таких?!
Кажется, она снова пододвинулась. Хм. Это была не совсем та реакция, на которую Ксант рассчитывал. Может, следовало быть еще чуть пооткровеннее? Какое-то время он раздумывал, а она молчала. А потом вдруг спросила очень тихо:
– Как ее звали? Ну, эту, которую ты… атавизму твою? И что с ней случилось? Ведь случилось же что-то, да?
– Не понимаю, что ты имеешь в виду…
Даже он сам слышал, насколько фальшиво это звучит. Фальшиво и жалко. Ознобом продернуло по позвоночнику. Ей неоткуда знать. И догадаться не с чего. Он ведь почти ничего не сказал, она не могла…
– Ты ведь тоже из этих, которые неправильные, правда? Я сразу поняла, когда ты заговорил про защиту и про то, что вы не умеете всерьез… У тебя стал такой уверенный голос! Вит тоже всегда говорит таким голосом, когда начинает врать… У нас говорят, что любопытство сгубило кошку, но я же не кошка. Значит, мне можно быть любопытной. Как ее звали?
– Не важно.
Ксант передернул плечами.
От воды явственно тянуло сыростью, наверное, именно от этого его все сильнее знобило. Конечно от этого, от чего же еще? Внезапный поворот темы перестал ему нравиться. Захотелось уйти. И он сам не понял, почему, вместо того чтобы встать и разом оставить неприятный разговор за спиной, вдруг сказал:
– Это было давно.
– Она… умерла?
Наверное, слух у собак настроен как-то иначе. Во-всяком случае, сам Ксант не слышал в своем голосе ничего особенного. Уйти, оборвав слишком странный и ставший чересчур откровенным разговор, хотелось все острее. Но почти так же остро – вот ведь странность! – хотелось продолжить опасную игру в вопросы и ответы. За последнее время он неплохо наловчился избегать таких игр – слишком уж высоки были ставки. Но сейчас-то ситуация несколько иная. Она – с другого берега, у нее совсем иные понятия о том, что правильно, а что нет. Она не отшатнется в ужасе, не покрутит пальцем у виска, не посмотрит с брезгливой жалостью, даже если узнает…
– Да. Давно. Еще в позапрошлом сезоне.
– А все-таки – как ее звали?
Ур-рф!
А она упрямая.
Ксант замешкался не больше чем на пару вдохов. Да ладно! Она все равно не общается ни с кем из правобережных. Это имя не скажет ей ни о чем. А значит, и врать незачем. А он так давно не доставлял себе удовольствия произносить его вслух, это короткое имя…
– Миу.
– Красивое имя… И ты до сих пор ее любишь?
О Лоранты, она же совсем щенок! И ей так хочется сказки. Извини, детка, но сказки сегодня не будет. А то ведь ты еще и счастливого конца потребуешь…
– Вряд ли.
– Ты был ей верен?
– Нет, конечно. У меня восемь признанных плановых котят только в последнем сезоне, и это не считая всякой мелочи. Верность – такая смешная штука… от нее никому никакого толку. Верность – это для вас. Вместо поводка и ошейника, чтобы удобнее управлять. А коты слишком любят свободу, чтобы быть такими… хм… верными.
Даже в темноте было видно, как разочарованно вытянулась ее мордашка. И она больше не делала попыток придвинуться ближе.
Вот так, девочка. Именно так. А чего ты ожидала от кота? Романтики?
Фан-та-зер-ка…
* * *
– А вот эти, пожалуй, вполне перспективная пара.
– Которые?
– Зонд девять, третий экран. Те, что у водопада.
– Ну-ка, дай глянуть… Ничего себе! Ты в своем уме?! Они же с разных берегов! Ты на ауры посмотри!!!
– Я и смотрю. А еще я смотрю на генетические коды и дерево вероятностей.
– Бред! Милтонс не зря разогнал их по разным песочницам! Если он хотел их скрещивать – зачем вводить ограничения и запреты?! Зачем забивать поведенческие табу в фундамент базисной основы, чуть ли не на генетический уровень?!
– Запретный плод сладок.
– Ты думаешь? Хм… но так переусложнять…
– Я не думаю. Я считаю. И мои расчеты показывают, что у этой славной парочки будут очень интересные дети. Интересные и… перспективные.
– Но кошка с собакой?! Бред…
– Ты лучше посмотри на линию этой малышки.
– Ну-ка, ну-ка… Что-то знакомое… Милтонс свидетель! Это же та самая!!! Я тебе еще когда говорил, надо было дожать! Но… собака и кот?..
– У девочки редкая линия. Именно эту ветвь сам Милтонс называл наиболее…
– Милтонс в своем гребаном недоотчете называл целых три ветви!!!
– Именно. И представителей двух из них ты сейчас видишь на третьем экране девятого зонда.
– Ты полагаешь, что и он – тоже?.. Н-да, действительно, а я как-то даже… Слушай, а ведь это идея! Нет, действительно! Гибрид. Полукровка. Полукровки зачастую куда сильнее родительских пород, тех же мулов вспомнить! Или эльгабриусов! И почему мы раньше не додумались! Но кот и собака… Ты думаешь, у них хоть что-то получится?
– Почему бы и нет? При достаточно сильной мотивации…
– Ха! Ну уж мотивацию мы им обеспечим!..
* * *
Она опаздывала.
Днем до поселка рукой подать, даже согреться как следует не успеваешь. Тогда она бы, пожалуй, сумела не опоздать… Но так ведь это – днем. Когда светло, не цепляют за ноги нахальные ветки, не подворачиваются камни, предательски невидимые в обманчивой пляске теней Малой луны. Она бы бежала, а не плелась, через шаг спотыкаясь и чуть ли не падая через каждое третье спотыканье!
Впрочем, нет.
Днем бы она тоже не успела.
– Где тебя Милтонс носит?!
Странно.
Руки у Вита злые, в плечи вцепились грубо, словно намекая на близкое наказание. А вот в голосе – больше облегчения, чем праведного негодования. Да и вообще, что он делает тут, в двух шагах от ее личного тайного отнорка, о котором никто не знает? Да и откуда он вообще тут взялся, злой и вполне вменяемый, когда ему еще дня два как минимум на свадьбе гулять?
– Извини…
Вит не дал ей договорить, впихнул в отнорок, да еще и наподдал как следует по заднице – для придачи должного ускорения. Перестарался – она не успела затормозить руками и зарылась лицом в землю. Крутанулась, вывинчиваясь на поверхность уже по внутреннюю сторону забора. Поднялась, отплевываясь и ожидая, пока пролезет и сам Вит. Он сопел, шипел и ругался шепотом, протискиваясь, и от этого она вдруг ощутила странное, злорадное удовлетворение. А правильно! Нечего по чужим отноркам шастать, не под твои габариты рылось!
А то, что толкнул ее так сильно, – это даже и хорошо. С полным ртом земли очень извиняться трудно. А ей почему-то совсем не хотелось сегодня извиняться.
Впрочем, вел себя Вит настолько странно, что оправдания сами собою завязли бы у нее в зубах, даже имей она желание их озвучить.
Вместо того чтобы наградить парой затрещин – так, для порядка и в преддверии настоящего наказания, – он выволок ее к освещенной узкими лунами стене патрульной конуры и начал лихорадочно отряхивать! Даже на корточки присел, чтобы удобнее было обтирать какой-то грязной тряпкой ее перепачканные в земле ноги. Присмотревшись, она узнала в этой тряпке парадную форму самого Вита. И настолько растерялась, что даже не пыталась сопротивляться.
– Наградил же Милтонс сестричкой! – шипел Вит сквозь зубы, слегка подскуливая. – Носит ее вечно где-то, а изгваздалась-то, Лоранты-Следователи, просто ходячий ужас, как же я тебя такую людям-то показывать буду?!
И еще много чего шипел он, судорожно приводя в порядок ее одежду и оттирая грязь с исцарапанных коленок. Но от этого странное его поведение понятнее не становилось.
Внезапно стало светло, над низкими крышами заметались оранжевые всполохи, отодвигая ночь далеко за пределы поселка. Стенка конуры, к которой прижимались ее лопатки от грубой заботливости Вита, внезапно оказалась в глубокой тени – свет шел с Центрального Выгула. И оттуда же поплыл звон – низкий, тягучий.
В тон ему завыл Вит – тихонечко, сквозь зубы.
– Искра! Они уже дали Искру! Скоро топливо подадут и начнут обратный отсчет! А потом и «Поехали!» прокричат… А мы с тобой еще не под Дюзами!!!
Он схватил ее за руку и потащил к центру поселка, крича на бегу:
– Ты хоть понимаешь, дура, какое тебе счастье выпало! Сами Лоранты-Следователи, да будет вечно стабильной их Орбита, выбрали тебя Искупительной Жертвой!!!
* * *
И любопытная ночь, уже было подкравшаяся в желании разузнать, отчего не спится этим странным двуногим, испуганно отшатнулась от рванувшегося к небесам ревущего пламени…
* * *
Ночь лениво жмурилась обеими лунами – узкими, словно глаза засыпающей кошки. Она и не пыталась разглядеть то, что происходило внизу под плотным прикрытием глянцево поблескивающей листвы. Оттуда, сверху, слитные кроны деревьев казались гладью безбрежного моря, спокойной и непроницаемой. Даже если где-то у самого дна и начинались какие-то бурления и суета, до безмятежной поверхности не долетало даже отдаленного намека. Так зачастую и сильнейшие глубинные течения не вызывают на поверхности океана легкой ряби.
Река с высоты казалась серебряной лентой. Огромный и уже почти прогоревший костер по ту сторону, где не было леса, казался самоцветом, подвешенным на этой ленте. Драгоценным камнем цвета гаснущего пламени…
– Я что-то не совсем понял. У меня что, больше нет Права На Выбор? Священного Права? Ты собираешься мне… я не расслышал… кажется, при-ка-зать? Мне, коту?..
Непроницаемой листва казалась только сверху. Внизу же света вполне хватало, чтобы как следует разглядеть высоко вздернутые брови Ксанта и его широко раскрытые в почти не наигранном удивлении глаза. Всем разглядеть, кому могло бы быть любопытно. Только вот празднолюбопытствующих посторонних в Круге не было.
В этот Круг и так-то старались не заходить без особой нужды. Сейчас же у всех нашлись срочные дела где-то поодаль. И Ксант сколько угодно мог поднимать брови – оценить было некому. Кроме разве что Леди Мьяуриссии. Старшей Леди. Самой Старшей. И – вот уже почти два сезона – Старшей Матери. Страшноватое сочетание. Такую вряд ли проймешь вздернутыми бровками и наивно округленными глазками.
Ну ладно, ладно, но попробовать-то стоило?!
– Ну что ты, лапушка… приказать я тебе, конечно же, не могу…
Леди Мьяуриссия ехидно оскалила острые белые зубы. Эти зубы разгрызли с хрустом и писком вот уже шестой десяток сезонов – и, надо отметить, сделали это без малейшего для себя ущерба.
– Как же я могу нарушить Священное Право Кота? Ваше единственное, можно сказать, право… Никак я не могу его нарушить…
Голос у Старшей Леди был мягок и нежен. С такой же мягкой нежностью скользит по обнаженной коже бархатистое пузико Быстрой Смерти. Говорят, у той твари действительно очень мягкое и нежное брюшко. Ксант не видел – они водятся далеко, где сухо, нет рек и почти совсем нет деревьев. Да и мало кто из тех, кто действительно видел Быструю Смерть и ощущал бархатистость ее брюшка на собственной коже, может потом рассказать об увиденном.
