Текст книги "Дочери богини Воды (СИ)"
Автор книги: Мария Шурухина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)
От прислуги Кален узнал, что не в характере хозяйки менять свои привычки для успокоения чьих бы то ни было нервов или угождая чьим бы то ни было интересам.
– А где госпожа? – словно невзначай осведомился Кален, когда с уткой было покончено, и он с наслаждением тянул домашний сливовый компот. – Ни разу не видел, чтобы она ужин пропускала.
– Что-то и я такого не припомню, – Ману довольно погромыхал медяками в кошеле.
Салька заговорщицки пригнулся к центру стола, зашептал:
– Мне Марта утром проболталась, будто хозяйке нездоровится. Говорит, кипятком случайно обварилась в этой своей комнате. Снова, наверное, опыты какие-то, будь они неладны, проводила. – Склонившиеся головы со знанием дела закивали, будто прекрасно, в отличие от Калена, понимали, о чем идет речь. – Так вот с утра из комнаты и не выходит.
Баль слегка присвистнул, вероятно, прикидывая масштабы трагедии.
– Сильно? – отчего-то тоже шепотом спросил Кален. Вспомнил, как у девчонки из трактира, где он работал прежде, от ожогов кожа полопалась, волдырями покрылась.
– Да чего ей сделается, ведьме, – повысив голос, дурашливым тоном отмахнулся Салька, откинувшись на спинку стула так, что чуть не упал. – Они говорят, сами себя неплохо лечат!
Кален закашлялся, подавившись компотом.
– Ведьме?!
– А ты не знал? – Ману рассмеялся с остальными, панибратски хлопая Калена по плечу. – Вот хозяйка нам досталась, а? Да не бойся, она своих в обиду не дает. Привыкай.
Глава 15. Незваный гость
– Добрый день, госпожа.
Роанна вытерла руки, перепачканные в муке, о передник. Настороженно посмотрела на подтянутого мужчину в годах, стоящего на пороге. В руках он держал небольшой дорожный саквояж.
– Добрый.
– Меня зовут Джаред Рин, я – профессор Мернской академии наук, доктор, практикующий целитель и еще…
– Я знаю, кто вы.
Дознаватель. Среднего роста, с узким хищным лицом, на котором отчетливо проступают веснушки. Тонкие бескровные губы, ясные хризолитовые глаза, выдающийся вперед подбородок с ямочкой посредине.
– Если вам сейчас неудобно, зайду позже, – сухо отчеканил профессор. – Но имейте в виду, мое время расписано по минутам. Через пару дней я должен снова быть в столице.
– Нет, что вы, проходите, пожалуйста. Я не знала, что вы наносите личные визиты, поэтому немного растерялась. Я думала, мне придется ехать в город…
Человек прикрыл за собой дверь, снял шляпу, под которой обнаружился ворох кудрей цвета меди, вперемешку с сединой. Повесил плащ на гвоздь, оставшись в добротном шерстяном сюртуке и шганах – вещах, которые обычно не надевают в дальнюю дорогу. На дознавателе они гляделись дорого и солидно, будто он приехал вовсе не в деревню, а намеревался читать лекции на кафедре в столичной академии.
В маленькой кухоньке было тесновато и немного сумрачно, несмотря на раннее утро. Мальчишки еще спали, а Роанна только-только поставила тесто для пирожков, когда в дверь постучал незваный гость. Конечно, она не успела ничего прибрать, потому стол был завален яичными скорлупками, усыпан мукой и заставлен посудой: кувшином с молоком, горшочком со сливочным маслом, сахарницей, солонкой, перепачканной в тесте деревянной ложкой.
– Располагайтесь, пожалуйста, – указала она на кухонную табуретку. Затем, вспомнив что-то, озадаченно спросила: – Господин Рин…
– Можете называть меня профессор.
– Я не слышала, чтобы подъехал экипаж, профессор. Неужели вы пришли пешком?
– Люблю ходить пешком, – ответил он, принюхиваясь и раздувая тонкие ноздри.
– Из Гвида? – охнула Роанна, подозрительно косясь на его ничем не перепачканные брюки.
– В Гвиде я нанял экипаж, разумеется. Но, как только мы подъехали к деревне, моему взору открылись такие изумительные просторы, что я не смог удержаться – отпустил извозчика и решил пройтись. Спросил, где ваш дом у первых встречных.
Вас здесь хорошо знают.
Еще бы они не знали.
Профессор снова с шумом вдохнул воздух. Прищурился, произнес:
– Моя домохозяйка готовит отличную сдобу. Думаю, у вас выходит не хуже.
– Вы же с дороги! – всплеснула руками Роанна, принялась поспешно убирать со стола. – Верно, проголодались? – У меня остался хлеб, правда, вчерашний, сама пекла. А еще есть мед, масло, яблочное варенье.
– Может, у вас найдется кофе? Никак толком с утра проснуться не получается.
Бабка любила кофе, пила каждое утро, умела приготовить его разными способами. И Роанну научила. Хотя Роанне никогда не нравился этот напиток – горькая гадость, как только ее пьют? Сварить кофе не было проблемой, вот только..
– У нас нет кофе. Мы просто… – она замялась, подбирая слова.
– Не можете его себе позволить? – закончил за нее дознаватель, меж тем оглядывающийся по сторонам и, похоже, оценивающий убогую обстановку дома. – Извините, не подумал. Тогда чай?
– Чай – с удовольствием. – Скинув яичные скорлупки в ведро для мусора, Роанна виновато улыбнулась: – Только воды нет. Я сейчас принесу, обождите немного.
C утра было пасмурно. Сбросив домашние тапки, надев сапоги и плащ, Роанна подхватила ведро и направилась к колодцу во дворе.
Ворот, как всегда, шел туго и цепь противно скрипела. Из-за этого ей обычно с трудом удавалось поднять полведра – половина выплескивалась по пути наверх.
Сейчас она крутила холодную железную ручку и думала, как это будет. Каково это, когда тебе заглядывают в душу? Копаются там, словно черви в грядке? Отыскивают и видят то, о чем, возможно, человек и сам не подозревает, не догадывался. Больно ли это? Страшно ли?
Страшно. Ей очень страшно, хотя она старается вида не показывать. И возвращаться обратно не хочется. Да, она понимает – пройти проверку необходимо. Твердит себе, что ничего плохого не случится – ее осмотрят, подтвердят, что она не ведьма, выдадут документ. Ведь очень важно, когда есть документ, подтверждающий, что ты вовсе не…
Рука сорвалась, соскользнула с волглой холодной ручки, и ведро полетело обратно в колодец.
Роанна выругалась. Ругалась она редко, но сейчас можно. «Соберись, – мысленно внушала она себе, – совсем раскисла, нельзя же так, в самом деле!»
За скрипом ворота она не расслышала шагов. Вздрогнула, когда горячие большие ладони накрыли ее – замерзшие и холодные.
– Разрешите, помогу?
Не нужно было оборачиваться, чтобы опознать бархатный баритон еще одного незваного гостя – господина Арчибальда Карпентера собственной персоной. Посторонившись, Роанна убрала руки с железной ручки. Мастер ловко перехватил ее, начал крутить, поднимая ведро. Ворот, сопротивляясь, заскрипел еще противнее, чем обычно, но ведро поднялось почти полным.
– Наверное, его просто нужно смазать, – зубы у Роанны предательски стучали.
Она тряслась, не зная, от чего больше – от холода или от страха. Еще и господин
Карпентер некстати пожаловал. Зачем он явился так рано?
Тут взгляд ее упал на палки, которые мастер прислонил к яблоне. Что это? Ах, да, ведь он обещал сделать костыли для Варга, а сейчас принес их. Как она могла забыть? Совсем раскисла от встречи с дознавателем.
– Его нужно заменить. Видите? – указывая на деревянный вал, на который наматывалась цепь, мягко принялся объяснять мастер. – Здесь трещина. Неизвестно, сколько он еще выдержит.
– Спасибо. Заменим, обязательно, – сухо ответила Роанна так, что и дурак бы догадался – она скажет что угодно, лишь бы отстали.
Мастер дураком не был.
Роанна попыталась поднять ведро, но господин Карпентер оказался быстрее.
– Да что вы, в самом деле, – зашипел он, выхватывая ручку у нее из рук, легко поднимая ведро и направляясь к дому. – Я донесу. А вы, пожалуйста, захватите костыли! – сказал он, не оборачиваясь.
Поднявшись на крыльцо мастер уже хотел было открыть дверь, когда Роанна догнала его, легко взбежала по ступеням, торопливо выговорила:
– Спасибо, господин Карпентер, вы мне очень помогли. Дальше я сама.
Мастер, явно не ожидавший, что его попытаются так быстро спровадить, опешил.
– Льен просил показать, как управляться с рубанком.
– Брат еще спит.
– Хорошо, но мне нужно узнать, правильно ли я подогнал костыли по росту.
– Варг спит тоже.
– Вообще-то, я рассчитывал хотя бы на чай, – похоже не зная, что еще предложить, наконец, бесцеремонно заявил он.
– Давайте в другой раз.
– Что же, в другой, так в другой, – зло отчеканил господин Карпентер. Но развернуться не успел – дверь приоткрылась и из-за нее высунулась рыжая голова профессора.
– Время, госпожа, время! Куда же вы пропали? Бросьте эту затею… – Но, увидев господина Карпентера, он осекся на полуслове. Затем глаза его сверкнули удовлетворением и узнаванием. Хмыкнув, профессор запальчиво произнес: – Арчибальд, ты? Надо же – легок на помине!
Мастер с таким же нескрываемым изумлением рассматривал профессора. Хмурил лоб, брови, щурился и, наконец, воскликнул:
– Доктор Рин? Профессор? Вы-то что здесь делаете?
Они кинулись пожимать друг другу руки, затем обнялись, смеясь, и похлопывая друг друга по спине.
– Право слово, – господин Карпентер тряс руку профессору, словно не решаясь с ней расстаться, – вот уж никак не ожидал вас здесь увидеть!
– Отчего же? – Профессор высвободил руку и разглядывал мастера с нескрываемым благодушием на лице. С трудом верилось, что совсем недавно это лицо казалось таким суровым и надменным. – Сам-то, погляди, куда забрался! В глуши дом себе прикупил, отшельник ты этакий!? Наслышан, наслышан.
– От кого же наслышаны, профессор, позвольте поинтересоваться?
– От кого? Интересуется он, видишь ли… Расскажу. Позже. Приютишь старика на пару дней? Гостиницы в этой дыре днем с огнем не сыскать…
– О чем речь! С радостью! Но скажите…
– Господин Карпентер, доброе утро! – На крыльцо сквозь полуприкрытую дверь боком протиснулся Льен. Заспанный, в тоненькой льняной рубахе и калошах на босу ногу. – Вы принесли мне рубанок? Будем строгать? Я вчера полдня по чертежу, который вы мне дали, деталь выпиливал. Трудно было, но сделал! Показать? Представляете, я… ой…
Тут он заметил незнакомого мужчину и замолчал, смутившись.
– Ну-ну, не стесняйся, – подбодрил профессор. – Какой любознательный паренек! Вероятно, ты Льен, да?
– Да… – растерялся тот. – Вы меня знаете?
– Ирма про вас писала, – профессор кивнул Роанне. – Всего пару строк, но достаточно, чтобы сложилось представление.
Господин Карпентер с Льеном переглянулись.
– Ирма? Писала вам, профессор? – мастер задумчиво посмотрел куда-то вдаль. – Так значит, вы приехали на… осмотр? Я слышал про новый закон. Вы ведь все еще дознаватель, верно?
– Верно, мой мальчик, верно. И здесь я именно поэтому. В первую очередь. А во вторую – я искал тебя.
– Меня? – удивленно протянул господин Карпентер. – Ничего не понимаю. – Он растерянно оглянулся на Льена с Роанну. – Но не смею больше отвлекать вас от дел. Надеюсь, вечером вы уделите немного больше вашего драгоценного времени найденному «отшельнику»? – Забрав у Роанны костыли, он вручил их к Льену. – Это для Варга. Передашь?
– Конечно… – слегка обиженно процедил тот. – Значит, сегодня урока не будет?
– По всей видимости – нет, – ответил мастер. Повернулся к Роанне: – Загляну на днях, проведать брата.
Профессор присвистнул.
– Твой брат у госпожи Хипл? Варг или Сид?
– Варг, – ответила Роанна за мастера. Он сломал ногу, а я, как вы наверняка знаете из письма Ирмы, целительница. Теперь я занимаюсь его лечением.
– Час от часу не легче, – взъерошил рыжие с проседью кудри профессор Рин. – Как же так вышло?
– Вечером расскажу. Долгая история, – отмахнулся господин Карпентер. – Но раз уж вы здесь, профессор, прошу, осмотрите и его тоже. За ценой не постою, сами знаете.
– Ах, мой мальчик, ты ничуть не изменился. Все так же печешься о деньгах. Не в них счастье, уж поверь.
– Возможно, – сухо ответил мастер. – Но иметь их все же не лишнее. Буду ждать вас, профессор. Мой дом совсем недалеко: поднимитесь вверх по полю, возьмете немного левее до опушки и уткнетесь в забор. Я бы предложил прислать за вами экипаж, – хитро прищурился мастер, – но, уверен, откажетесь – помниться, вы любили ходить пешком.
– И все еще люблю, – добродушно улыбнулся профессор.
– До свидания, госпожа Хипл, – слегка поклонился мастер хозяйке дома. Кивнул помрачневшему Льену.
Но не успел он спуститься с крыльца, как профессор окликнул:
– Постой, Ачи! Если ты не занят, я хотел бы попросить тебя остаться.
Остаться? Роанна не ослышалась? Неужели вот так просто незнакомый человек распоряжается, пусть еще не в ее доме, но на крыльце?! Что же она за хозяйка, раз уже не решает, кого пускать за порог?
Она хотела упереть руки в бока, но вместо этого сунула их под мышки, отогревая. Зато взглянуть прямо в глаза рыжему наглецу холод ей не помешал.
– Позвольте мне самой решать, кого приглашать в дом, а кого – нет, господин профессор.
– Прощу прощения за своеволие, госпожа Хилл, но помощь уважаемого мной Арчибальда необходима. Я объясню, почему. Но сначала, ради Воды, давайте зайдем в дом. Если вы заболеете, мне придется вас лечить, а я сейчас, видите ли, ужасно, занят.
– И хотя моим мнением никто не поинтересовался, – произнес мастер, берясь за ручку, открывая дверь и пропуская их обоих вперед, – я не против помочь. Если только профессор Рин объяснит, что нужно делать.
Только в доме, греясь возле пышущей жаром печки, Роанна осознала весь ужас происходящего. Ее собираются осматривать при господине Карпентере! Немыслимо. Нет, такое нельзя допустить. Она почти не слышала, как дознаватель рассказывал что-то про произвольные стихийные выбросы, про то, что Льен маленький и не удержит, а сам он сегодня без помощника. Так что им очень повезло, что Арчибальд заглянул, иначе пришлось бы Роанну связать, а профессор в первую очередь – доктор и не любит проявлять насилие по отношению к своим пациентам.
Профессор говорил и говорил, доказывал, жестикулировал, но она видела только желтые язычки пламени, слышала только треск березовых поленьев…
– Рон, с тобой все в порядке? – тревожно заглядывая ей в глаза, спросил Льен. – Это ведь хорошо, что мастер останется, да?
– Хорошо? – обычно такая спокойная и рассудительная, Роанна вскочила на ноги, нахохлившись воинственным бельчонком. – Что же тут хорошего? Конечно, вы, доктор, – она кивнула профессору, – каждый день осматриваете пациентов, господину Карпентеру… тоже не привыкать! Но я… в общем… я не готова к тому, что меня будут разглядывать двое мужчин!
Воцарилась тишина. Мастер с профессором Рином переглянулись. Первым хмыкнул в кулак Арчибальд, а доктор сделал вид, что стирает что-то под носом, но затем оба они, не удержавшись, рассмеялись.
– Вы что же подумали, – у профессора кожа от смеха пошла пятнами, как это часто бывает у рыжих или светловолосых, – что я буду осматривать вас голой?
– А разве нет? – смутилась Роанна.
– О, Вода Пречистая, за что мне это! – он сосредоточился и все-таки смог сдержать улыбку. Уже более спокойно произнес: – Нет, разумеется. В этом смысле работа дознавателя несколько отличается от работы доктора. Раздеваться не нужно, госпожа Хилл, не переживайте. – Тут профессор взглянул на все еще ухмыляющегося мастера и возмущенно фыркнул. – Ачи! А ты-то что?! Неужели тоже так подумал?
– Да, – просто ответил тот.
– Ну, кто бы сомневался! И не стыдно тебе?
– На обнаженную женщину можно любоваться бесконечно долго, – сказал мастер уже без тени усмешки. – Женское тело подобно сосудам, которые с виду похожи, но стоит приглядеться – увидишь разницу. Это искусство. Оно прекрасно и совершенно. Иначе обнаженные скульптуры и барельефы не украшали бы храмы Воды.
Каков наглец! Но если подумать, в чем-то он прав…
Роанна отвернулась к огню. В голове навязчивым мотыльком билась неудобная мысль: господин Карпентер при всех заявил, что хотел бы видеть ее обнаженной. Стыд, да и только.
– Ачи, сходил бы ты в бордель, – раздался грубо-насмешливый голос из гостиной комнаты. – Сам знаешь, там такими прелестями можно любоваться пока деньги в кошельке не переведутся! А у тебя золотых тори достаточно…
– Варг, – перекрикнул его мастер, повышая голос, – помолчи! Выпорю’
– Да уж конечно! Одни угрозы от тебя, а толку никакого. Ты сходи, сходи, может, девку новую найдешь для натуры. Ирма у нас, поди, осоловела на вольных хлебах. Может, ей обратно, а? Там хоть задницей работать надо, а не жир на ней наращивать!
Мастер, недолго думая, в два прыжка очутился в соседней комнате.
– Ах ты, щенок! Ты что себе позволяешь в чужом доме? Снова за старое? Я оплачиваю твое лечение! Я покрываю твои грязные делишки! Я слежу, чтобы мать к тебе не бегала каждый день, в конце концов! Чего ты добиваешься? – Он навис над Варговой кроватью как хищник над добычей. – Чтобы мать тебя лечила? Кудахтала над тобой целый день, как наседка? А потом вы грызлись друг с другом, как дворовые псы? Ну, давай, отнесу тебя домой. Хочешь?
Варг побледнел, и лишь бы не смотреть в глаза брату, отрешенно переводил взгляд на Роанну, Льена, профессора Рина, вошедших в комнату вслед за мастером. Затем пролепетал, заискивая и так тихо, что Роанна едва расслышала:
– Нет, Ачи, не надо. Ты… прости. Я не подумал. Пусть мать… не приходит. Я хочу домой, очень, но…
Доктор Рин кашлянул.
– Простите, что прерываю вашу душераздирающую семейную сцену, но у меня действительно мало времени. А с вами, молодой человек, – дознаватель в упор посмотрел на Варга, – мы после пообщаемся.
– Это вы нас простите, профессор Рин, – устало развел руками господин Карпентер. – Просто я не ожидал от него такого… Хотя… Засуха с ним, ожидал, конечно. Я же…
– Достаточно, – снова перебил профессор, – позже расскажешь. А сейчас займемся госпожой Хилл.
– Льен, побудь с Варгом, – попросила Роанна. – А мы с профессором и господином Карпентер вернемся на кухню.
– Только не на кухню, – возразил дознаватель. – В доме есть другие комнаты?
– Есть. Моя спальня, – удивленно ответила Роанна. – Подойдет?
– Там можно закрыть дверь?
– Да.
– На замок?
– Да.
– Тогда подойдет. Пойдемте, – решительно заявил профессор Рин. – После вас, госпожа.
Когда в комнате Роанны клацнула щеколда, запирая дверь на замок, Варг, нахохлившись, сказал:
– Не нравится мне эта затея. И доктор этот странный.
– И мне не нравится, – помедлив, ответил Льен. А что не так с доктором?
– Да он же рыжий, как лиса! Рыжие – к несчастью. Это всякий знает.
– Да ну, скажешь тоже, – отмахнулся Льен. Рыжие – такие же люди, как мы с тобой. А ты, я смотрю, и брата недолюбливаешь, и мать. – Льен, прищурившись, посмотрел на Варга. – Слушай, а ты хоть с кем-нибудь дружишь?
Варг промолчал, насупившись. Подумав, что он так и не ответит, Льен раскрыл справочник, забытый Роанной, и принялся рассматривать картинку, на которой было изображено строение одуванчика обыкновенного.
– С семьей у меня никогда не ладилось, – все-таки пробурчал Варг. – Мать лишь делает вид, будто заботится обо мне. Сид – наивный увалень, Лия – блаженная дурочка, Ачи – напыщенный индюк. А дед Илмей – старый маразматик.
Льен затаил дыхание. Неужели Варг так не любит своих родных, что позволяет себе высказывать о них такое? Хотя, что от него еще ожидать…
– И друзей у меня нет, – отрезал он, морщась и отворачиваясь к стенке. – Друзья – для слабаков. Сильному никто не нужен.
Льен шмыгнул носом и не нашелся с ответом. Разве можно признаться, что он – слабый? Потому что от хорошего друга ни за что бы не отказался. Вот только где же его взять?
Глава 16. Побег
– Так и будешь молчать? Иль соизволишь сказать, зачем под дверью околачивался?
С возрастом люди утрачивают стать, красоту, живость ума и ясный блеск в глазах. Кален помнил свою бабку – сгорбленная, морщинистая старуха, постоянно сетующая на болезни. Она ходила, стуча по полу осиновой резной палкой.
Хозяйка оказалась немногим старше его бабки. Салька разболтал, сколько лет госпоже. Но выглядела… Кален глаз не мог от нее отвести. Седые волосы ее были белее молока. Обычно она зачесывала их гладко и сворачивала пучком на макушке, наподобие раковины. Сейчас же, распущенные, они ниспадали снежным водопадом, спускаясь до пояса. В ушах – изящные серьги с перламутровыми камушками. Лицо, испещренное морщинами, все равно оставалось красивым и носило такое надменное выражение, что ему позавидовала бы сама императрица. Узорчатый вышитый халат, какие носят сагарские женщины, – обливал ее тонкий стан, высокую, вовсе не старушечью грудь. Откидные рукава халата спускались чуть ниже бедер, почти полностью скрывая опущенные руки. Она смотрела на него глазами цвета дубовой коры. Так, словно видит его насквозь.
И впрямь ведьма. Как он раньше не догадался?
Она подошла близко. Остановилась, оказавшись на целую голову выше.
– Я жду, Кален.
И что ответить? Он перемыл всю посуду. Дождался, пока Огар-ла покинет кухню – первым Калену уходигь не положено. Тенью прошмыгнул в хозяйский дом. Его бы и не остановили, но он не хотел, чтобы узнали о том, где он был. Поднялся на второй этаж – там обычно располагались спальные комнаты. Ходил на цыпочках от двери к двери, пытаясь определить, которая из них ведет в комнату хозяйки. Недоумевал и дивился собственной то ли глупости, то ли невесть откуда взявшейся бесшабашной смелости – как он вообще решился прийти?
Мгновенно на него накатила волна животного ужаса – вдруг он, поддавшись сиюминутному искреннему порыву, окажется непонятым и осмеянным?
И когда он уже развернулся, чтобы бежать прочь, открылась дверь, возле которой он застыл истуканом, и крепкая рука втащила его внутрь.
– Я просто… как бы… вы на ужин сегодня не явились… вот я и подумал…
– Ты? Подумал? – Ледяной насмешливый голос, казалось, вымораживал изнутри. – Рада, что ты еще умеешь думать, Кален. А то Зарий недавно сетовал, будто Мелисса из тебя все мозги вышибла.
Издевается. Кален, отчаявшись ответить что-нибудь вразумительное, протянул ей плоскую костяную коробочку.
– Что это?
– Мазь.
– От чего?
– От ожогов.
Госпожа повертела коробочку в пальцах, попробовав открыть ее одной рукой.
Не вышло. Досадливо хмыкнула.
– Глупый ты, Кален.
Действительно, глупый. Мамка его, помнится, за глупость частенько ругала. Вот и сейчас, зачем он хозяйке мазь притащил? У ведьмы, верно, этих мазей заговоренных и чудодейственных тьма-тьмущая. Может, Салька прав, когда говорил, что и без мазей на ней все заживает? А может, – тут Калена прошиб холодный пот, – вообще ничего не произошло, а парни просто над ним подшутили? Историю сочинили, а он, дурак, поверил. И ведь не в первый раз…
Сейчас она вернет коробку. А Калена отправят на кухню – мыть и без того перемытую посуду или драить и без того чистый пол. Или еще хуже – конюшню.
Покрутив в руке коробочку, госпожа и впрямь возвратила ее Калену. Надменно произнесла:
– Сам принес, сам и открывай.
Он открыл. Получилось не с первого раза – руки дрожали.
– Значит, боишься меня. Не любишь. Не уважаешь. А мазь принес. – Она наклонилась, понюхала студенистую желтоватую массу, одобрительно кивнула: – Облепиховая. А ты странный парень, Кален. Не раскушу я тебя никак.
И не надо его кусать. Ведьмы ведь не вампиры? А ему и без того страшно.
– Кто мазь составлял?
– Мамка… еще в том году, когда… как бы… живая была еще…
– Мамка, значит. А ты для меня не пожалел? – В глазах цвета коры дуба, темных, почти черных, читалось неподдельное изумление. – Тогда, надеюсь, не откажешься помочь? Намажешь?
Она протянула Калену вторую руку. Из раструба длинного рукава она открылась до локтя – красная, ошпаренная, с мелкими белыми вздувшимися пузырьками.
***
Ожоги не давали уснуть. Болели. Ныли. Свербели и чесались. Гведолин ворочалась с боку на бок, пытаясь найти удобное положение. Изредка заходила старуха-целительница. Бормотала, громыхала мисками и склянками. Мазала, перестилала кровать. Кормила. Пару раз пыталась напоить настойкой с дурман– травой. Увещевала, что для спокойного сна она «зело пользительна будет».
Возможно, и будет. Только с того спокойного сна можно и вовсе… упокоиться. Гведолин упорно не соглашалась принимать траву. Знала, что в приютах такие зелья – обычная практика. Зачем страдать, когда можно получить тихую безболезненную смерть?
Ночью было хуже всего. To ли приюту жертвовали неограниченные запасы дров, то ли за окном стоял лютый мороз, но топили здесь немилосердно. А она горела. Ей казалось, что и в пустыне Засухи не может быть так жарко. Душно. Отвратительно. Невыносимо.
Иногда ей ненадолго удавалось провалиться в жалкое подобие сна. И тогда являлись они. Тени. Неупокоенные призраки тех, кого она знала при жизни там, в сгоревшем работном доме. Они просили, нет, требовали, чтобы Гведолин отомстила. Старая Молли – у нее быстрее всех получалось прясть… Лада – девочка так боялась умереть, бедняжка… Толстушка Агата – вечно бранилась, но у нее всегда был припрятан лишний черствый сухарь для Гведолин… Мел… такой родной, такой знакомый, с которым можно запросто поговорить обо всем на свете… Можно было. При появлении призрака Мела она всегда просыпалась, раскрыв рот в беззвучном крике. Потому что до сих пор не верилось, что все они мертвы, что это – наяву, что сердце ее способно вынести всю эту боль.
Тело справится, залечит ожоги, зарубцует раны. А душевные раны… способны ли они когда-нибудь затянуться?
Какой сегодня день после пожара? Второй? Четвертый? Она сбилась со счета.
Старая целительница все-таки опоила ее. Чем? Если бы знать. Мысли путались и двоились. Она была словно во сне и наяву одновременно. И уже перестала понимать, слышит ли мертвецов, умоляющих о возмездии, или живых, проклинающих настоящее…
– Да чтоб мне провалится к Засухе, если я вру!
Женский голос ей знаком. Гведолин знает этот голос. Он ей неприятен. И человек, которому голос принадлежит, неприятен тоже.
– Но… вы уверены? Как же так… без доказательств?
Этот голос мужской. Спокойный, умиротворяющий. Обнадеживающий.
– Уверена ли я? – снова задребезжал женский. – Да она всегда все делала наперекор, лишь бы только досадить! Меня лютой ненавистью ненавидела. Что я ей сделала? На улице подобрала бродяжку, малявку совсем. Пожалела. Ей было-то тогда не больше пяти. А она – нет, вы представляете? – в руку меня укусила! Вместо благодарности! Рука распухла, болела две недели. Думали, бешеная девчонка, в карантине ее держали…
…Комната без окон. Сыро, темно и холодно. Повсюду шорохи и кто-то скребется. Наверно, мыши. Она очень боялась мышей. Больше, чем темноты. Ее почти не кормили. И было страшно. Жутко. Позже она узнала, что это был всего лишь подвал. Подвал работного дома. Но тогда казалось, будто ее посадили в сырой вонючий склеп, полный привидений. Но за что? Долговязая женщина полезла ей в рот своей костлявой рукой. Зачем? Зубы посмотреть хотела. Разве Гведолин ей лошадь, чтобы зубы смотреть? Пришлось укусить, чтобы не лезла впредь…
– Но это никоим образом не доказывает, что она… – снова начал спокойный, но его перебил визгливый женский:
– Доказывает! – Гведолин знает этот голос… – Я вам докажу! Они ведь… как это там у вас говориться… непостоянны?
– Нестабильны.
– Вот-вот! От этой-то нестабильности, уважаемый, у нас одни проблемы были!
Мы же не знали – наказывали ее. А как еще? Непослушный ребенок. Своенравный.
– Вы часто ее били?
– Да если бы часто, профессор Ноуледж, – зашептал еще один голос – молодой и бойкий, – их работный дом не простоял бы столько.
– Сам знаю, не встревай, Джаред. Так часто?
– Что вы, что вы! Пару разочков наказали-то всего. Но и этого хватило. Как накрыл нас этот отклик… ошметок…
– Откат.
…Били ее часто. Даже слишком. Но она привыкла. Все они рано или поздно привыкали. Наказывали за любую шалость, провинность. Особенно за детские забавы. Дети… им тяжело усидеть на месте. Чесать собачью шесть? Две свечи? Слишком долго. И скучно. Гораздо веселей наделать из шерсти шариков и бросаться ими друг в дружку. Но приходила долговязая женщина и отбирала шарики. А вместо них доставала розги…
– Откат, верно. Какие вы слова мудреные знаете, уважаемый. Так и говорю – не смели мы наказывать. Потому как каждый раз после этого у нас случалось несчастье. Злопамятная девчонка-то оказалась. И чего у нас только не происходило! Водой Пречистой клянусь! To собаки все разом передохнут, то куры нестись перестают. Люди болеют – однажды зимой половина работного дома вымерла! Вот и сейчас истинно говорю вам: пожар – ее рук дело!
У Гведолин перехватило дыхание. Ее обвиняют в том, что она подожгла работный дом?
– Сколько лет?
– Чего?
– Сколько ей было лет, – терпеливо спросил спокойный мужской голос, – когда девочка, как вы утверждаете, начала использовать свои способности?
– Даже не знаю… ввели вы меня в заблуждение… А ты, Кверд, – нервно взвизгнул голос, – чего стоишь, как пень? Скажи что-нибудь!
Кверд. И тетка Роуз. Конечно, кто же еще. Вот и свиделись с подопечной.
Кверд – любовник тетки Роуз. И сама тетка. Конечно, кто же еще. Вот и свиделись с подопечной.
– Дык… – промычал сиплый бас мясника Кведра, – лет десять, почитай, ей было…
– В десять не может, – снова заговорщицки шепнул молодой, – они же еще не того… если только ее не этого… ну, вы понимаете…
– Джаред Рин!
– Молчу, молчу.
– А вы госпожа… э…
– Госпожа Роуз, к вашим услугам.
– Не торопите события, госпожа Роуз. Сейчас мой ученик ее осмотрит. Он парень способный, с талантом, хотя еще только учится. А завтра вызовем дознавателя из Мерны. Ничего страшного не случится. Выброс силы здесь исключен. Приют храма приравнивается к самому храм. Всякая магия здесь теряет свое свойство.
– Но я настаиваю на…
– Успокойтесь, прошу. Если хотите, у нашей целительницы имеются для вас хорошие успокаивающие травки.
– Нечего меня травой пичкать! – Голос тетки Роуз сменился с заискивающего на высокомерный. – Ведьма она! Зуб даю – ведьма!
А зубов у нее, наверное, около пяти и осталось. Не жалко ей?
– С этим мы разберемся. А с вами, полагаю, закончили. Всего наилучшего. – Видимо, профессору все-таки удалось выставить их за дверь, потому что визг тетки и мрачное бухтение мясника о том, что они этого так не оставят, раздавались все дальше и дальше.
Осмелев оттого, что они ушли, Гведолин с трудом открыла глаза, неловко села на кровати, опираясь на пухлую подушку. Зрение, как он и думала, нисколько не улучшилось, предметы и лица по-прежнему двоились и расплывались. Но сквозь мутную пелену она смогла пусть не в деталях, но разглядеть совершенно лысого профессора со сверкающим, режущим воспаленные глаза пенсне на переносице и его ученика – рыжего мальчишку, примерно ее возраста.
– Да уж, сильно ты им досадила, девонька. – Профессор подошел ближе, наклонился, задумчиво ее рассматривая. От него исходил едкий запах лекарств и терпкий – табака. Взял ее лицо в свои руки, оттянул веки. Поцокал языком. – Но и тебе досталось. Взгляни, Джаред, – обратился он к рыжему мальчишке. – И не переусердствуй, как обычно, если не сможешь справиться.
