Текст книги "Заклятые подруги"

Автор книги: Мария Мусина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Последнее добавил для конспирации. Поскольку даже вездесущий Романов не нашел бы сейчас Агольцова ни по одному из известных Мише телефонов.

Спал Юра, как всегда, крепко и безмятежно. Проснулся за минуту до звонка будильника. Чтобы проверить, все ли в порядке с нервишками, выдержал паузу: прошел сначала на кухню, сварил кофе и только тогда набрал номер Романова.

Слава Кудряшов, признаться, давненько не делал по утрам зарядку. Тем более не совершал утренних (равно как вечерних и дневных) пробежек. Утешался в спортзале два раза в неделю. Оправдывался перед собой тем, что его требовательный и строгий тренер Игорь Владимирович не делает каких-либо замечаний по части сбитого дыхания или отсутствия выносливости.

Но этим утром Кудряшов решил пробежаться вокруг дома. Начинался день, когда Славе надлежало как можно больше общаться с окружающей средой.

У ступенек подъезда Кудряшов сделал глубокий вдох. «Если Воротов что-нибудь когда-нибудь станет мне про утренние пробежки бухтеть, заставлю его по Садовому пару километров прошкандыбать. Ему там, на Юго-Западе, хорошо оздоровительные советы давать». И Слава легко потрусил вдоль своего дома в направлении сада «Эрмитаж».

– Какая встреча! – очень скоро услышал он за спиной.

Не без облегчения Кудряшов остановился, обернулся. К нему приближался человек с явно удивленным выражением лица.

– Вот это да! – искренне изумился Агольцов. – А я еще тогда в церкви подумал: лицо-то знакомое, где могли видеться? Вовсе память плохая стала.

– Немудрено, – с пониманием кивнул Слава. – Нас, милиционеров, пруд пруди. Разве каждого в лицо-то мыслимо запомнить?

– Присядем? – понизил голос Агольцов.

– В значении – на лавочку?

– В значении – поговорим.

Кудряшов пожал плечами: вроде как нехорошо человеку в такой малости отказывать. Оба обвели глазами окрестности. И остались стоять.

– Я вас надолго не задержу, – сказал Агольцов. – Вы, конечно, знаете, по какому поводу я к вам обращаюсь. Ваша липа с пистолетом, разумеется, скоро выплывет. Виктор Косуля – человек серьезный. Реагирует мгновенно, но не принимает скороспелых решений. И все же не будем усложнять жизнь друг другу. Я слушаю ваши предложения.

Кудряшов внимательнейшим образом обозрел Агольцова.

– А я еще хотел сочувствие свое выразить. По поводу безвременной кончины вашей знакомой. Но смотрю – удары судьбы для вас нипочем. С горя да с печали сровнялась голова с плечами, как сказала бы моя бабушка.

Юра был непроницаем. Холоден и неприступен.

– Меня интересует Лариса Верещагина. – Кудряшов тем не менее не собирался отцеплять от Агольцова взгляда.

– Я не знаю, где она.

– Узнайте. Пистолет, может, и липа. А вот Ткаченко-то точно ничего плохого вам не сделал. Но мы-то с вами знаем, за что он пострадал. Так что узнайте, где Верещагина. Она мне нужна. К тому же, должен вам признаться, я не люблю грустных и мертвых женщин.

– Хорошо. Что я еще могу для вас сделать? – галантно осведомился Агольцов.

– Вы меня очень обяжете, если оставите всех фигурантов по делу об убийстве Коляды в покое, – вежливо попросил Кудряшов. – Вы, уважаемый Юрий Петрович, мешаете нам работать.

– Когда к Косуле поступит новая информация? – жестко спросил Агольцов.

– Если мы с вами договоримся о сотрудничестве, – Кудряшов глянул на свои часы, – через десять минут после того, как я доберусь до дома.

– Не смею вас задерживать.

Кудряшов криво усмехнулся.

– Готов соответствовать, – коротко отреагировал Агольцов.

– Сегодня в тринадцать ноль-ноль. Как я вас смогу найти?

Агольцов назвал номер телефона. И добавил:

– К этому времени, я думаю, у меня уже будет интересующая вас информацию.

– Приятно было повидаться, – расшаркался Кудряшов.

– Взаимно, – светски улыбнулся Юрий Петрович.

Слава сплюнул ему под ноги и как ни в чем не бывало продолжил свою оздоровительную пробежку.

«Ну когда ты научишься эмоции свои гаденькие сдерживать? – без снисхождения ругал сам себя Кудряшов, невольно подражая интонациям Воротова. – Ведешь себя, как шпаненок какой-нибудь, ей-Богу. Стыдно. Что о тебе люди подумают? Ты же офицер милиции».

Однако настроение у провинившегося было лучезарнейшее.

У Агольцова, впрочем, тоже. Но только до того момента, когда с трудом разыскавший его Миша Романов зачитал шефу известную газетную заметку на полосе криминальной хроники. «Вот сука, – в ярости подумал Юра, – второй раунд переговоров обеспечивает. Страхуется, падла». Так что перед ясными очами Вити Косули представать было рано. Одно утешало Агольцова: прямо сейчас Витя убивать его не будет. Все же положение пока неясное. С одной стороны, мент дал отбой своей информации. В этом Агольцов не сомневался ни на секунду. С другой стороны, заметка в газете. Ну, это на приговор не тянет. Однако и спокойствия не добавляет. Ладно, доживем до 13.00.

– Мне Верещагина нужна. Срочно, – сказал Юра.

– С Верещагиной сложнее, – откликнулся Романов.

– У тебя уже сутки с ней сложно. Миша, она мне нужна. Лучше живая, разумеется, и здоровая. Что за сложности, не пойму?

– Есть у меня предположение одно…

– Ты шутишь? – не дал договорить Агольцов.

– Какие шутки? Говорил я тебе – обожди со Стрелецким.

– Так. И какие наши действия теперь? – лихорадочно, на ходу пытался врубиться в ситуацию Юра.

– Мое мнение: надо дня два подождать.

– Нельзя.

– Можно узнать, почему?

– Завтра у меня серьезный разговор с Косулей. До завтрашнего дня все тучи должны рассосаться.

– Нереально, – вздохнул Романов.

– Перезвоню тебе через полчаса. Будь на месте, – коротко кинул Юра.

Что эта мартышка могла такого поведать Вите? Что, что именно? Да все, что угодно. Небось Стрелецкий с ней в постели-то откровенничал. Думай, Юра, думай. Мало явиться к Косуле: здрасьте, я ваша тетя. Что-то в клюве надо принести, что-то ощутимое, доказательное, существенное. А такая с виду курица. Впрочем, Алевтина всегда предупреждала: бойся Ларису, никогда нельзя предугадать ее реакций. Ну, кто ж знал, что она прямиком к Витьку побежит без объявления войны? Ну, что-то там вякала она, дескать, прекрати, то-се. Кто же такие бабские угрозы всерьез принимает? И как сумела она на Косулю выйти? Допустим, это не так уж сложно. Это раньше интеллигенция от таких, как он с Витей, нос воротила, шарахалась. А теперь – с дорогой душой. Садко – богатый гость. Они с Витей нынче в любой дом вхожи. Все только в руки и заглядывают – спонсорскую помощь клянчат. Так что эта чистоплюйка вполне могла среди своих знакомых отыскать выход на Косулю. Ну а об отношениях непростых Юры с Витей небось Стрелецкий ей поведал.

Юра, Юра, не о том думаешь ты, Юра. Ты лучше мозгуй, что теперь делать, как быть?

Кудряшов встретился с Юрой Агольцовым в 13.45. Юра на неприметных, простеньких «Жигулях» подъехал прямо к кованой ограде управления на Петровке. Завидев Кудряшова, вышел из машины, махнул рукой, мол, здесь я, приятель.

Усевшемуся рядом оперативнику коротко кинул:

– Верещагина у Виктора Косули. В Малаховке. Нужна? Едем.

– Что, вот так, вдвоем? У него там крепость Брестская. Нас еще на дальних подступах расстреляют, – автоматически оценил ситуацию Слава.

– Я позвоню – не расстреляют, – успокоил Агольцов.

Кудряшов с интересом уставился на него, хмыкнул удовлетворенно.

– Много я о тебе слышал, Юрий Петрович, но такого даже от тебя не ожидал. Честно. Ты думаешь, ее там в плен взяли?

– Так едем? – со скучающим видом переспросил Агольцов.

Кудряшов поколебался для проформы. А какие варианты? Теперь, когда известно, где Верещагина, допускать Агольцова первым, без сопровождения, до этой встречи – все равно что собственноручно даме пулю в лоб пустить. Согласно кивнул.

Юра с готовностью потянулся к телефонной трубке:

– День добрый. Агольцов беспокоит. Виктора Сергеевича могу услышать?

Подождать пришлось прилично. Агольцов уверенно вел машину, не смущаясь затянувшимся молчанием.

– Виктор, – наконец произнес Юра, – я освободился, как обещал. Еду к тебе. Не один. Человек со мной. Примешь?

И хладнокровно отключился от связи.

– Ну вот, – сказал так, словно разрешил главнейшую из своих проблем.

– А дальше-то что? – любознательно осведомился Кудряшов. – Ты бы меня, Юрий Петрович, посвятил, что ли, в планы свои. Лучший экспромт, как известно, подготовленный экспромт.

– Не будем, Вячеслав Степанович, взаимную невинность изображать, ладно?

– Не будем, конечно, – без запирательств дал себя уговорить Кудряшов. – Но я так понимаю, что мы должны все же выработать программу совместных действий. Высоким договаривающимся сторонам не пристало друг другу баки забивать.

– А что тут вырабатывать? Ты Ларису забираешь. Я и Косуля внимательно выслушиваем твои рассказы о милицейской операции по моей дискредитации. Вот и все.

Кудряшов призадумался.

– Но тогда, – спросил он, – как будем Ларисину информацию нейтрализовывать? Не сойдутся у нас с тобой концы с концами, боюсь, не сойдутся.

– Почему ты считаешь, что у нее есть какая-то информация против меня?

– А то нет…

– Ты не понял, – заиграл желваками на скулах Агольцов, – я не спрашиваю, как в натуре дела обстоят. Я спрашиваю, почему ты так считаешь?

– За лоха держишь? – попрекнул Слава.

Агольцов медлил с ответом, прикидывал, так ли возможно было менту просчитать расклад. Пришел к выводу: вполне.

– Есть предложения? – поинтересовался.

– Нет, – честно сказал Кудряшов.

– Тогда бери на себя.

Слава взвесил такую возможность. Хлипковато.

– Попробую, – сказал он.

Лариса Верещагина сидела в плетеном кресле на открытой веранде дома Косули, пила кофе и курила. Ужасное это состояние, когда не можешь ничем заняться, не получается ни на чем сосредоточиться, все вызывает одно только усталое раздражение. Пустота. Вялая, ватная пустота. И главное, непонятно, когда наступит просветление. Ларису нисколько не волновал вопрос: чем все закончится? Она страдала только от неизвестности: когда? Даже в голову не приходило вспомнить, что она все же астролог и кое-что смыслит и в прошлом, и в будущем. Земля ушла из-под ног. Какая тут астрология? При чем тут астрология? У Ларисы сейчас не было сил взглянуть на себя со стороны. Но она пребывала в категорической уверенности: все сделано правильно по единственно возможному сценарию.

Когда Лариса, выйдя из больницы, подумала о Викторе Косуле, у нее еще мелькнуло осторожное сомнение. Но теперь от него не осталось и следа. Впервые за многие годы Лариса не позаботилась о последствиях своих действий – ни для себя, ни для окружающих. Она просто обязана была это сделать. Должна, а там – трава не расти.

Она не помнила, как гнала машину в Малаховку, как переговаривалась с охранниками, выяснявшими, что ей, собственно, требуется от хозяина. До конца она осознала, что происходит, только увидев перед собой этого статного, моложавого, но уже седеющего господина, предупредительно предложившего ей присесть и перестать волноваться.

И лишь тогда Лариса поняла, что явиться сюда ей следовало раньше. Гораздо раньше. Когда все еще были живы.

Ну а теперь – только ждать. Томиться и бессмысленно ждать.

Где-то при въезде на дачные гектары, у будки охраны послышалось шуршание шин, разговор, шум открываемых ворот. Лариса обернулась, чтобы посмотреть на дорожку, ведущую к дому. Сердце гулко ухнуло.

Поравнявшись с верандой, гости вежливо поздоровались, не выразив, впрочем, никакой радости от встречи. Слонообразный парень, сопровождавший прибывших, даже не взглянул в Ларисину сторону. Он вел гостей к хозяину, не подозревая, что те явились вовсе не по его душу.

Лариса на секунду закрыла руками лицо. Ну что ж, она готова. Она уже ко всему готова. Ждать осталось недолго, каких-нибудь пять-десять минут.

Через четверть часа слонообразный возник в застекленном проеме. Лариса молча поднялась и пошла вперед.

Мужчины встали при ее появлении. Слава с улыбкой подмигнул ей: мол, ерунда, прорвемся. Агольцов смотрел серьезно и сосредоточенно. А для Косули это был цирк. Шапито. Должно же быть в самом деле возмещение хотя бы морального ущерба. Данный расклад – вполне подходящая сатисфакция.

Лариса села спиной к окну. Слонообразный склонился над ее плечом, предлагая напитки. Лариса кивнула невпопад. Она выглядела безмятежно решительной. Что, в сущности, соответствовало ее внутреннему состоянию. Лариса умела держать ответ за свои поступки.

– Итак, Лариса Павловна, – начал Косуля, – я бы попросил вас повторить для новоприбывших ваш давешний рассказ. Вы, надеюсь, знакомы?

Косуля не хотел съязвить, но Агольцов тем не менее поморщился.

– Я думаю, – сказал он, – Лариса Павловна понимает, почему мы появились здесь в данном неординарном составе.

– Нет, не понимаю, – раздался спокойный Ларисин голос.

Даже Кудряшов не ожидал от нее такого неосмотрительного желания расставить все точки над i. А потому нашел нужным вмешаться:

– Я волновался за вас, Лариса. Юрий Петрович вызвался помочь мне найти вас.

Лучше бы он этого не говорил. Косуля бросил на Агольцова взгляд, от которого не только Юра, но и опер невольно поежился.

Лариса на всю эту драматургию не отреагировала никак.

– За несколько дней до своей смерти, – проговорила она вяло, – Алевтина привезла мне свой архив. Сказала, что собирается делать ремонт: дескать, чтобы не таскать бумаги с места на место, просит их приютить. Я думаю, она все же чувствовала, что с ней что-то должно случиться. При этом Алевтина прекрасно понимал, что я не буду копаться в этом архиве, поскольку знаю его как свои пять пальцев. Не буду копаться, если не произойдет нечто экстраординарное. И это произошло. Алевтину убили. И я заглянула в ее архив. Надо ли говорить, что я нашла там много интересного? А, Юрий Петрович?

– Ты считаешь, что Алевтина хотела именно этого? – Агольцов широким жестом обвел комнату.

Для Юры главным было сейчас хоть как-то деморализовать Ларису, выбить почву у нее из-под ног. Тогда он справится, не даст себя уничтожить. Но упоминание об Алевтининой воле только подлило масла в огонь Ларисиной ярости.

– Алевтина отдала архив мне, – едва удерживая себя в рамках приличия, проговорила Верещагина. – Мне, Юра. И я могу распоряжаться им по своему усмотрению.

– Алевтина оставила архив и мне тоже. – Юра был не из тех, кто легко сдавался. – Компьютер и дискетки сейчас у меня, как ты понимаешь. Это не значит, что я собирался пускать их на всеобщее обозрение.

– Это твои проблемы, – равнодушно заметила Лариса.

– То, что ты обнаружила в архиве, – всего лишь наработки моей службы безопасности.

– Я ни на чем не настаиваю. – Лариса до белых костяшек сжала руки.

– Тогда зачем ты здесь? Ты, которая мне жизнью обязана. Зачем ты здесь? Что, смелости не хватает ответить честно?

– Смелости? – рассеянно повторила Лариса. – Если бы ты знал, до какой степени мне на тебя наплевать. А что касается архива… Ты, Юра, немало удивишься, сравнив свои дискетки с бумагами, которые оказались у меня. Ты даже представить не можешь, что там. Ты, Юрик, просчитался. И по-крупному. Ты, конечно, попытался найти архив Алевтины в моей квартире. Все перерыл. – В голосе Ларисы послышался упрек. – Но только я архив дома-то не стала держать. Я, когда все поняла, его в банковский сейф спрятала. От греха подальше. И правильно сделала. А тебе, Слава, говорить не хотела про этот архив, сам понимаешь почему. Мне звонка вам в милицию хватило во как. – Верещагина наглядно продемонстрировала, полоснув ладонью по горлу, как именно.

Кудряшов хоть и был готов к чему-то подобному со стороны Верещагиной, все равно обиделся. Ничего не сказал, но вида не стал делать, что с пониманием относится к утаиванию от правоохранительных органов, тем более от него лично, неких документов. А обиду по поводу недоверия лично к нему, к Кудряшову, постарался выразить отдельно – поджав скорбно губы.

– Юра, – мягко позвал Косуля, – никогда не думал, что астрология такая точная наука. Все ведь сошлось, Юра. Все до дня, до часа.

– Ах, вон оно что! – рассмеялся Агольцов. – Но это были просто Алевтинины упражнения. Она училась, вот, Лариса Павловна не даст соврать, училась и составляла гороскопы всем подряд. Без всякой задней мысли.

– Юра, – сказала Лариса печально, – к сожалению, эти гороскопы составляла не Алевтина. Она меня просила составить астрологические карты на определенных людей. И вопросы при этом ставила вполне определенные. Лукавила немножко. Я, например, спросила, чем занимается этот мужчина, родившийся второго августа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года. Алевтина ответила: он врач, хирург. Я еще тогда сказала, что не хотела бы попасть ему под нож, ему только патологоанатомом быть. Ты помнишь, о ком идет речь?

– А где доказательства? – Агольцов был абсолютно спокоен. – Где доказательства того, что эти гороскопы составляла ты?

– Не надо так, Юра. Это по твоим дискеткам нельзя определить авторство. А в черновиках, которые в архиве остались и которые Алевтина добросовестно переносила на компьютер, – мой почерк, мои заметки, приписки и уточнения. И даже даты, когда я работу эту делала. Представляешь, Юра, даже даты!

– Ну и что? Даже если это и так, – усмехнулся Юра, – кому нужны эти бабские штучки? Витя, неужели ты веришь в этот бред? Боже мой!

Косуля промолчал. Лариса смотрела на Агольцова почти с сочувствием.

– Я тоже сначала так думала, – сказала она, помедлив. – И когда я наконец додумалась посмотреть, что же такое мне оставила Алевтина, ничего особенного там не нашла. Даже после убийства Ткаченко, когда стала все внимательнейшим образом пересматривать, я просто не могла поверить, что такой серьезный мужчина, как ты, Юра Агольцов, будет вникать в такие психологические тонкости. Да, предположим, там был полный анализ критических дней для неких субъектов, дни, когда легче всего человеку заморочить голову, обмануть, настоять на своем. Ну и что? Это ведь ни о чем не говорит. Правда ведь, Юра?

– Совершенно верно, – солидно подтвердил Агольцов.

Верещагина окинула его странным взглядом: в нем смешались решительность и сомнение, жестокость и сострадание. Кудряшову стало не по себе: так прощаются навсегда со своим злейшим врагом, так смотрят на него, когда наносят последний, окончательный, смертельный удар.

– Да, – сказала Лариса, – в эти тонкости можно было бы и не вдаваться. Ведь ты убийца, Юра. Зачем тебе психология? Нет человека – нет проблем. Но тебе страшно надоело убивать, правда ведь, Юра? Смертельно надоело. Да и не по чину. Кругом приличные люди, ты своего добился, научился деньги отмывать. Теперь оставалось только научиться не убивать, решая текущие задачи. Это оказалось очень трудным делом – не убивать. Ужасно трудным, чудовищно трудным. Ты не привык ладить с людьми, не привык учитывать их интересы, если они идут вразрез с твоими. Но что делать – не век же в бандитах ходить? Надо, Юра, надо было привыкать обходиться без коротко стриженных, накачанных ребятишек. Тебя бы просто не поняли. На переговоры в приличное место их не возьмешь. Банкир который решает свои проблемы с помощью угроз – нехорошо, Юра, некрасиво. Я права? Тогда вы с Алевтиной придумали замечательный план. Я так думаю, что Алевтина натолкнула тебя на эту мысль. Она, в сущности, была жалостливая, Алевтина. Ей тоже хотелось видеть рядом с собой человека, а не убийцу. Я думаю, она однажды сказала тебе что-то вроде: Юра, ведь убивать надо гораздо меньше. Людей можно и нужно использовать. Не так уж сложно манипулировать их сознанием, их поступками, когда знаешь слабые места, нюансы биографии, детали, Юра, детали жизни. Можно ведь заставить человека сделать то, что тебе нужно, не держа нож у горла, а вовремя подбросив некий мотив данного поступка. Да, именно, нужный мотив. Предположим, тебе необходимо, чтобы господин X отдал тебе свои деньги. Зачем же брать в заложники его семью, марать руки и репутацию, когда можно подкинуть ему вполне разумный мотив такого выгодного тебе поступка. Например, прийти к нему с неким грандиозным планом совместного проекта. Составить бизнес-план по всей форме, подключить независимых экспертов. И вот вы уже радостно пожимаете друг другу руки и открываете шипучее шампанское в честь вашей совместной деятельности и предстоящей высокой прибыли. Да, но потом-то куда девать партнера? Опять убивать? Зачем же?! Можно нарисовать грандиозные перспективы нового крупного проекта. И для достижения этой благородной, вполне взаимовыгодной цели привлечь еще одного инвестора и таким образом мягко сократить долю господина X в общем деле. И так далее, и так далее. До бесконечности. Чужими руками, никого не убивая, прокладывать себе дорогу в прекрасное завтра. Да, но для этого нужно очень тонко разбираться в людях. Знать наверняка, что очередной инвестор не заартачится, когда ты будешь предлагать ему «подвинуться». Не дай Бог ошибиться.

– Ерунда, – прохрипел Агольцов. – Витя, ну что ты слушаешь этот бабский бред?

Косуля снова промолчал. Кудряшова вообще никто не замечал, будто тут его и не было. Не до него. И Слава сидел тихо, не встревал.

– Так вот, – продолжала Верещагина, – Алевтина предложила тебе свои услуги в психологических изысканиях и экзерсисах. Ты их принял, услуги эти. Но заниматься всякими, как ты говоришь, бабскими штучками – это одно, а другое – вести серьезную деловую политику. Алевтина была очень сильна в визуальном общении, ее магнетизма на это хватало с лихвой. Но вот внушить человеку заочно, что он должен делать, повести такую тонкую игру, как было задумано, – гораздо сложнее. Алевтина решила подстраховаться. Она просила меня анализировать некие астрологические карты. Проверяла себя, молодец. Мне это странноватым казалось, но, честно говоря, даже в голову не приходило, что меня так внаглую используют. Потом уже, после смерти Алевтины, после смерти Ткаченко, Кости до меня дошло наконец. Да, после смерти Ткаченко и Кости. Возможно, они остались бы живы, если бы была жива Алевтина. Или совсем не убивать все же не удается, а, Юра?

– Вы, Лариса Павловна, – проглотив оскорбление, произнес Агольцов, стараясь казаться спокойным, – просто плохо представляете себе, что такое бизнес, какие неожиданности он может в себе таить. Бизнес – всегда риск, риск потерять деньги. Невозможно предвидеть всё. Помнишь, Витя, историю с булочками из Греции? Специально для вас, Лариса Павловна, рассказываю эту душещипательную историю. Закупили мы как-то с Виктором Сергеевичем булочки в Греции. Такие вкусные булочки в красивой целлофановой упаковке. Размах бизнеса у нас, как вы знаете, большой, так что пароход булочек получился. И вот, представьте себе, этот самый пароход с булочками из Греции замерзает во льдах Черного моря. Море Черное, вообразите, именно в этот момент обледенело. А у Черноморского пароходства, естественно, нет ледокола, поскольку Черное море никогда не замерзает. Пароход стоит, булочки сохнут. Компания терпит убытки. И такое бывает в бизнесе, Лариса Павловна, чтоб вы знали. Я бы мог вам привести кучу примеров. Может быть, вы и тут скажете, что это мы с Алевтиной все просчитали? Но тогда я с ней даже знаком не был. Ты же помнишь, Витя, эту историю?

Косуля вынужден был кивнуть.

– Исходя из подобных ситуаций, – тихо сказала Лариса, выглядевшая очень усталой, – и моделируется неудача. Составляется астрологическая карта на тот момент, когда было принято решение закупить эти злосчастные булочки. И потом остается только отследить, когда же звезды встанут по отношению к конкретному человеку подобным образом. Если звезды так не встают, находят некоего субъекта, который может служить как бы детонатором неудачи. Все это вопрос квалификации астролога – только и всего. Но не в астрологии дело. Ты, Юра, прекрасно понимаешь, о чем я говорю.

– Глупости, – обратился Агольцов к Косуле с надеждой.

– Астрология, – послышался ровный голос Виктора Сергеевича, – может, и чепуха. Но факт остается фактом: человечка-то плохого ты, Юра, мне подвел. Я в астрологии не силен, но увидел в бумагах его сразу. Сколько людей могут родиться первого августа тысяча девятьсот пятьдесят шестого года? Правильно, сколько угодно. Но сколько из них мне долг не отдают? Да, редкое совпадение. И ты, Юра, оказывается, его уже давно пасешь. Во всяком случае, бумажка-то на него еще когда составлена. След ты, Юра, оставил, прозевал. А сегодня мне голову морочишь, что тебе о нем трудно справки навести, потому что он, дескать, закрытый больно и у тебя мало времени. Нехорошо, Юра. Ой как нехорошо. За год-то с лишним поди навел справки. Ты же знаешь, Юра, что бывает с теми, кто чужую долю крысит.

– Я? Твою долю? Крысил? – довольно натурально возмутился Агольцов. – Витя, Витя! Кому ты веришь, Витя? Да ее, – Юра ткнул пальцем в Верещагину, – подставили тебе. Подставили! Те, кто нас поссорить хочет. Разделяй и властвуй, Витя! Разделяй и властвуй!

Слава посмотрел на Виктора Косулю и понял, что для него вопрос был уже давно решен. Ну а Агольцов… Агольцов и так все прекрасно знал. К чему весь этот спектакль?

– Виктор Сергеевич, может быть, мы отпустим даму? – подал голос Кудряшов.

– Мы так не договаривались. – Юра посмотрел на него в упор.

– Это верно, – без заминки согласился Слава, – договаривались мы не о том. Но ведь одно другому не мешает. – И миролюбиво улыбнулся. – Что бы там женщина ни натворила – мужчинам лучше договариваться между собой.

Словно из-под земли неслышно появился слонообразный охранник.

– Валера, – сказал ему хозяин, – Ларису Павловну до дома сопроводи. Или куда она сама захочет направиться. Посмотри там, – кивнул лениво в сторону Агольцова, – чтобы все хорошо было.

– Я дождусь Вячеслава Степановича, – растерялась Верещагина.

Косуля встретился взглядом с Кудряшовым и развел руками: мол, не слушается, что я могу?

– Поезжай, Лариса. Лариса Павловна, – поправился Слава.

Верещагина колебалась.

– С вашим другом, – развеял ее сомнения Косуля, – ничего не случится.

Лариса стояла в нерешительности, внимательно вглядываясь в лицо Косули.

– Я вам обещаю, – сказал он.

– Я одна не уйду, – настаивала Верещагина.

Агольцов в упор посмотрел на опера.

– Я хотел бы, – начал Кудряшов, – объяснить наконец свое появление здесь…

– Я примерно представляю, что вы мне можете сказать, – не дал договорить менту Косуля. – Не трудитесь. Мы тут сами разберемся. Будьте так любезны, проводите Ларису Павловну.

Слава пожал плечами и, избегая смотреть в сторону Агольцова, направился к двери. Чопорно пропустил вперед Ларису. Задержался на пороге, обернулся.

– Я думаю, – улыбнулся Косуля, – представитель законности и правопорядка может быть спокоен: самое главное уже произошло. Нам всем уже не о чем переживать.

– Ты хочешь, чтобы я рассказал о происхождении бумаг? – негромко спросил Агольцов.

Косуля промолчал. По грубо слепленному лицу промелькнула тень скорби.

Кудряшов набрал в легкие побольше воздуха и покинул помещение.

– Ты понимаешь, что ты натворила? – спросил он, когда массивный кирпичный забор остался далеко. – Нет, ты понимаешь?

Лариса равнодушно вглядывалась в бегущую навстречу дорогу.

– Оставь меня в покое. Я за рулем, – только таким ответом и удостоила.

Кудряшов, как завороженный, смотрел на эту женщину. «Я ее совсем не знаю, – подумал он. – Не знаю, не понимаю. И боюсь».

До дома Верещагиной они добрались молча.

– Что теперь? – Лариса впервые после отъезда с косулинской дачи взглянула на Славу. На ее лице никакие эмоции не отражались.

Кудряшову захотелось перекреститься.

– Что теперь? – повторила Верещагина.

– Теперь, Лариса Павловна, – срывающимся голосом сказал Кудряшов, – сидите дома и никуда не уходите. Если вам что-либо понадобится, мой телефон у вас есть. Вы поняли меня?

– Я арестована? – усмехнулась Верещагина.

Кудряшов хлопнул дверцей машины.