Текст книги "Волшебник Ришикеша"

Автор книги: Мария Мансурова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

– Виталик, ты торопишься?

– Да, нужно лететь.

– Жаль. А в Кашмир собираешься?

– Да. Витя сказал о поездке, меня заинтересовало.

– Ну, отлично.

«Черт! И ты тоже?»

Он стоял на дороге. Движение перекрыли. Черноту неба разрывал золотой дождь салюта. Вокруг смеялись, пили и смеялись. Двенадцатое июня, но в принципе все равно, что отмечать. Непроизвольно дотронулся до повязки на шее. Опять огромный гнойник, снова вскрыли, теперь противное почесывание, стянутость. Он обернулся. Она шла навстречу сквозь летнюю ночь, в свете вспышек.

– Сегодня у тебя есть время?

– Да.

– Можем провести вместе ночь?

– Сомневаюсь.

– Ладно. Пойдем гулять.

Он сжал ее запястье, хрупкое, теплое.

– Я тебя запомнила.

– Серьезно?

– Да. Очень четко. Ты мне приснился. Правда, это был очень страшный сон. Мы с тобой стояли на плоту, под нами – черная вода, за нами – непроницаемый туман. На берегу был Витя. Он протягивал мне руку, чтобы я вернулась. Ты держал меня. Я колебалась. Плот качнулся, и я упала в воду, мгновенно сомкнувшуюся надо мной.

– Кстати, как ты и советовала, я собираюсь в Шринагар.

– Отлично.

Они шли и шли… Он сильнее прижимал ее к себе, обвивая тонкую талию. Со Сретенки на Рождественский бульвар, на Чистые пруды, свернули и пошли насквозь через дворы, звенящие темнотой.

– Не устала?

– Чуть-чуть.

– Давай посидим.

Виталик провел ладонью по зеленой скамейке на детской площадке. Ребята катались на карусели, от которой разносился протяжный скрип. Он положил ее ноги к себе на колени и начал тихо гладить. Наклонился и укусил в шею.

– Больно.

– Тебе же это нравится?

– Не всегда. Ты меня пугаешь.

– Пока нет. Но обещаю, тебе будет так страшно, что покажется – вот-вот сердце разорвется, потом короткая остановка дыхания и ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Расскажи, что ты будешь делать.

Она провела по его руке до локтя, где вдруг ожил каждый шрам. Старые раны. Дерево в лесу, веревка и шесть дней без воды… Нет, с тобой ничего такого, моя девочка.

– Ты хочешь меня?

– И да… Но сомневаюсь… И пугает, как долго принимаю решение…

– Знаешь, все нужно делать только для себя. В конечном счете, лишь это имеет значение. Мы живем только для себя. У меня был друг, Олег. Мы были знакомы с самого детства. Он умер. И ничто в мире не изменилось. Ни для кого. Только номер его в телефоне стер. Вот и все. – Он поцеловал ее – мягко касаясь губ. – А мне, как ты думаешь, что мне нужно?

– Нежность. Не так, чтобы по головке погладили. В глобальном смысле. Ты подыхаешь от одиночества.

– А знаешь, наверное, ты права.

Два часа назад они приземлились в Дели и теперь ожидали вылета в Шринагар. Все двенадцать человек ходили кругами, пили минералку, снаружи врывались лоскутки дня – запахи куркумы и навоза. Тая, с подведенными глазами, пристально смотрела на Виталика.

– Витя, а сколько ты уже не был в Индии?

– Три года.

– Что так?

– Были причины. Виталик, давно хотел спросить, как ты попал ко мне?

– Аня мне сказала, чтобы пошел именно к тебе.

– Кто?!

– Аня. Неужели не помнишь ее?

Тая схватилась за живот, пытаясь справиться со спазмом тошноты. Ее вырвало прямо на брюки Виталика.

– Извини!

– Не переживай. – Он начал закатывать ткань, внезапно заметив, что ноги его покрылись гнойниками.

Витя выбежал наружу. Город набрасывал на шею кольцо удушья. «Моя колдунья…» Три года… Внутренние авиалинии, самолет до Кашмира, разбился… В числе погибших девушка из России.

Теперь дорога в Шринагар – для него и Виталика…

8
Воронка

Все быстро. Пунктир. Пунктир. Появляется линия. Рядом любовник. И его жена – в первый раз. Черные волосы струятся, перетекая в водопад цветной юбки. На руках дочка – его. В груди сердце – мое, для тебя. Оно скачет в пятки, скачет в виски. А нужно поддерживать разговор, отвечать на привычно-непримечательные вопросы безликими ответами, чтобы не выдать себя броским взглядом, яркой фразой. И, конечно, глаза. Хотят бегать и прятаться, поэтому важно смотреть прямо, почти не моргая. Все же взгляд ускользает. Ищет зацепку для этого субботнего вечера и натыкается на него. Саша… Вместе в автобусе из аэропорта. Помню. Устал от всего или что-то в этом роде. Кризис среднего возраста. Наверное, спортивная машина под окнами. Да, еще один самолет из Чанги. Правда, ни я, ни он не помним. Но было двадцатое декабря, а мы оба были на борту. Мы выяснили это в автобусе, в Дели. Я еще подумала – знак судьбы. А потом забыла про судьбу и про Сашу. Меня интересовал мой любимый, мой любовник. Высокая фигура, борода с проседью, глаза лукаво-голубые и волосы вьются – все растаяло на мосту над Гангой. Я хотела другого мужчину.

А теперь хотела спасения.

– Привет, Саша. Как дела?

– Я купил твою книгу. Еще не прочел.

– Здорово.

– Я же не знал, что ты пишешь. Мне сказали, уже когда мы вернулись.

Улыбаюсь. Мне приятно. От тембра голоса, может, от его интереса ко мне. Самое главное – удалось сбежать от жены. Любовник не смотрит на меня, даже не поздоровался. Боковым зрением ловит он движение моих губ.

– Расскажи, как они рождаются – персонажи, истории. Откуда ты берешь имена?

Наверное, грезил о писательстве. Да, вот так. Сядь чуть ближе, пусть ему будет больнее.

– Все происходит само собой. Это как кубик-рубик. Какие-то события, люди, воспоминания, сны, предчувствия складываются в один цвет. Получается история. Тогда просто садишься и пишешь.

– А издательство? Тоже все непросто.

– Главное, чтобы звезды сошлись.

Что-то происходит, вдруг врывается в меня. Не только тревога. Еще тягучий древесный запах от Сашиной шеи, от которого тепло разливается внизу живота. Кто-то подходит, болтает. Одуреваю от собственного напряжения. Ноги затекли. Упиваюсь своей красотой. Многие здесь хотят попробовать, откусить хотя бы кусочек. Голое колено. Или лучше наклонись, сзади. Достаточно фантазий, дорогие друзья. Пора их воплощать в жизнь. Саша неловко переминается с ноги на ногу, прячет ладони в узкие светлые джинсы. Смотрит на часы.

– Не хочешь выпить кофе со мной? – говорю я, приглушая голос почти до шепота.

– Да, давай.

Прощаемся со всеми. И с моим любовником. Я под защитой – горько-приторной, посыпанной какао или корицей, здесь на Никитской. Сажусь в его машину. Угадала – длинная, похожая на член, BMW.

– Моя? Да там, около «Кофемании» и стоит.

Здесь, в тесном черном салоне запах становится еще интенсивнее, смешивается с горчинкой кожаных сидений, будоражит.

– А обещанный второй роман?

– На обратном пути.

– Забудешь. Лучше сейчас.

Подходим к моей машине. Достаю книгу. Он берет ее – трепетно. Пальцем проводит по моей фотографии, сравнивая глянцевую картинку с оригиналом.

– Сядем на веранде?

– Да нет. Холодно. Пошли внутрь.

С чего вдруг меня потянуло на улицу? Ненавижу веранды, где всегда мерзнешь или слишком жарко. А ветер точно испортит прическу.

Зал для некурящих. Он больше не, а я никогда. Раз не курит, кофе тоже не пьет. Перед ним вздымающийся шоколадными парами какао. Я заказываю капучино и шоколадный эклер – прямо школьница на первом свидании. Смотрит на мою книгу, начинает листать, читает предложение.

– Саш, давай ты потом будешь читать.

Смущаюсь. Честно.

– Ты оживляешь неодушевленные предметы. Ты знаешь об этом?

– Ты же ничего не читал?

– Я прочел абзац.

Чуть наклоняюсь к нему. Его руки на столе – ближе.

– А ты другая.

– Не могу же я в Москве ходить в кроссовках со спальником за спиной.

– Другая… Я такой же. Здесь обстановка очень грамотно сделана. Все очень просто, ничего лишнего. Чтобы глаза – в глаза. А посмотри туда (кивает в окно) – это же витрина. Сидят с голыми плечами, сегодня холодно. И никто из них не имеет отношения к консерватории, они там даже не были никогда.

– Это правда.

– Ты напишешь о нашем путешествии?

– Да. Бойтесь.

– На самом деле ты понимаешь, какой для тебя подарок наша группа? Ведь в йогу просто так не приходят.

– Да все эти люди – просто клад для писателя.

– А почему ты начала заниматься? Говоришь, проблемы со здоровьем. Но я там наблюдал за тобой. Интересную такую создала воронку, все вертелись вокруг тебя. Причем абсолютно неважно – нравилась ты или тебя ненавидели, все были рядом с тобой. А я предпочел отойти. Зачем толкаться.

– Саша, а чем ты душишься?

Резко выпрямляет спину, будто ждет нападения.

– А что, неприятно?

– Наоборот, очень нравится.

Саша долго объясняет, как выбирал духи, говорит название. Но я неспособна запомнить его. Я переживаю из-за жены моего любовника, из-за того, что мне пора домой. И еще он – вдруг так близко. Так хочется дотронуться, пощупать, осязать, вдыхать, втягивать… В голубых глазах зеленые прожилки. Замечаю их теперь, вдруг. Странно. И уже осела пена на краях чашки, расцвел вечер за окном, и ночь может быть долгой и ласковой… Звонит мобильный, вздрагиваю. Придумываю, объясняю, закручиваю, заплетаю красную нить в клубке.

– Мне пора.

Идем рядом. Близко. Рука хочет коснуться. Ему грустно. Внезапные встречи рождают внезапные расставания, к которым не успел приготовиться. Ветер прохладный, летний, тревожный. Хочется спрятаться друг в друге. Все очевидно. Но решишься ли ты на очевидное?

– Пока.

– Ну пока.

Уже несколько шагов разделяют нас, но мой взгляд не отпускает. Разве можешь пойти ты против молодости и красоты? Рывок. Ты сжимаешь мое запястье, целуешь в губы. Я отвечаю. Долгий, асимметричный поцелуй не то расставания, не то обещания. Больше ни одного слова. Только пустая дорога, только лето, заглядывающее в окно.

Выходные. Мучительные, льются, как топленое молоко моего томления. Непонятно, по кому скучать, о ком страдать. Все вдруг. Все сразу. Всплывают слова Саши сквозь прикосновения любовника. Подступает желание. Жалит.

И вот я уже набираю номер, а он бросает машину в пробке, идет пешком. Шаги все быстрее, пиджак через плечо. Резко заезжаю на тротуар – не найти места. Стук каблуков. Звонок.

– Куда торопитесь, девушка?

– А ты где?

– Здесь.

Оборачиваюсь. Хочу поцеловать. И он хочет. Почему же надо идти в кафе, открывать меню и вести словесный поединок? Но ты такой воспитанный, и мне это нравится. Ты готов четыре часа просидеть рядом, не дотронувшись до моей руки. Мы поднимаемся по лестнице. Ты падаешь. Оступился и падаешь. Придерживаю тебя за локоть. «Засмотрелся». Я даже не пытаюсь есть десерт, позволяя ему спокойно таять на солнце. Мы говорим… Скульптура, ты любишь форму. Не запоминаешь названия и имена. Сразу распознал мои проблемы с отцом. Хотя для этого не нужно быть гением психиатрии. «Большинство людей вообще не заслуживают никаких выводов», – говорю я, и тебе нравится фраза. «Очень точно».

И вновь ты провожаешь меня. Огромный грузовик перекрыл движение на перекрестке. Он не может вписаться в поворот, не может сдать назад из-за плотного потока машин.

– Интересно, что он теперь будет делать?

А что ты будешь делать?

Руки слегка соприкасаются. Бедра покачиваются. То ли ты берешь мою ладонь, то ли она заползает в твои пальцы – непонятно.

– Ты меня соблазняешь, да?

– Получается?

Замираем. Веки готовы сомкнуться, но ты медлишь.

– В этом весь кайф – не целовать.

Я вбираю в себя твое желание, прижимаюсь к тебе. Мои руки плывут по твоей спине, по шее, пробираются, путаются в густых волосах на затылке. Ты обвиваешь мою талию и все-таки целуешь.

– У тебя роскошное тело. Я даже не знал. Кожа бархатная. А глаза – зеленые? Да, зеленые. А на книжке твоей какие-то коричневые.

– Не знаю, что у тебя за книжка такая.

– Ты мне дала.

Целую его в шею. Нравится вкус.

– У тебя руки – ласковые. Какие ласковые руки. Я сейчас не смогу идти на работу, вообще не смогу идти. Ты приедешь ко мне?

– Да.

Среда. Жду. Не нахожу себе места, несмотря на встречу с любовником во вторник. Очень холодно, надеваю плащ. Под ним – тонкое платье, тонкая кожа, тонкая кость, тонкая дрожь. Мне страшно. Будто иду на эшафот. Что за перемена настроения? Останавливает гаишник, долго проверяет, отчитывает, взыскивает. Плохая примета? Снова я о судьбе… Ты звонишь, волнуешься, где я. А я сомневаюсь, не свернуть ли мне с пути двойной измены, двойного предательства? Но нет, в своем полете я могу следовать лишь намеченному курсу, иначе не найти мне вообще дороги…

Ты стоишь на ветру. Потом идешь. Быстро-быстро. Не успеваю за тобой на своих шпильках, цепляющихся за асфальт.

– Я в этом доме двадцать лет живу. Раньше – с семьей. Потом продали квартиру, но я не захотел покидать дом и купил себе здесь же.

– Не грустно? Воспоминания?

– Нет. Воспоминания не бывают грустными.

Поднимаемся на лифте. Дрожу и робею. Хочу прижаться, положить голову тебе на грудь. Уместна ли нежность, когда ты ждешь страсти?

Вот он – твой дом за красной дверью. Нет стен. Ванна в комнате, в огромных окнах вся Москва. Река, храм… В кресле два плюшевых медвежонка. Смеюсь. Не над игрушками. Над собой. Сброшены каблуки, но не маски. Квартира напоминает номер в дорогом отеле. Пытаюсь здесь найти тебя, но ты спрятан в идеально отполированных полах, в безупречной мебели, в белых статуэтках. Прижимаешь меня к себе.

– Я волнуюсь, – произношу я самую честную фразу в моей жизни.

– Я тоже. – Правда или неправда, но сердце твое бьется сильно, очень сильно.

– Как это снимается? – Тянешь ты лямку платья.

– Смотря при каких обстоятельствах?

– При этих.

Платье падает. И я тоже. Ты какой-то огромный, чужой. Мне не совладать с волнением. Мне страшно. Пытаюсь притвориться, целую, облизываю. Ты мягко кладешь меня на спину: «Не торопись. Позволь узнать друг друга». Больше ничего не решаю, закрываю глаза. Ты во мне. Чувствую, что вновь пошла кровь. Она испачкает твои безупречные простыни. Пускай. Невыносимо грустно. За сомкнутыми веками вереницей пробегают картинки, бывшие-будущие тела, слова, надежды, вздох, зажатый в груди. Обвиваю тебя руками. Задержи, не дай улететь, предать. Твой пот льется градом на мой живот, грудь. Мы слипаемся и скользим, каждый в своем направлении. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заплакать. И таю… Таю…

Потом душ.

– Ты – голая.

– Только заметил? – пытаюсь я вновь играть.

Ты вытираешь меня теплым махровым полотенцем, надеваешь свой бордовый халат-кимоно, варишь кофе.

– Ты – чудная.

Улыбаюсь. Мой друг, ты даже не представляешь насколько.

– Мы с тобой как два змея… Такие мокрые, скользили…

Держимся за руки. Ты показываешь фотографию сына. Потом распечатываешь свои рассказы. Я же знала, что ты пишешь.

– Смотришь на часы? Тебе пора?

– Скоро.

– Давай немножко полежим. Хочется побыть рядом вот так, не хотя тебя.

Ложимся. Вновь кровь по ногам. Но ты не видишь под бордовым халатом, не видишь не выплаканных слез.

– Ну, так что? Расскажи.

– Был женат. Двадцать лет. Такая хорошая, крепкая семья. С сексом, с прекрасными отношениями. А потом влюбился. И все рухнуло. Не хотел обманывать, притворятся. У нее тоже семья, ребенок. И она все бросила. Такая история. Но а новую семью создавать? Что – детей рожать? Поздно. Так и живем. Квартира на полтора человека. Вот такой сюжет для твоего романа.

Глажу его по волосам.

– Знаешь, у тебя руки – трепетные. Давно не было таких рук. Такая хрупкая. Искусительница-соблазнительница… Олененок. А ты не боишься в меня влюбиться?

Улыбаюсь. Я вообще всего боюсь: приблизиться, уйти, разжать пальцы, когда за окном ветер… Больше всего я боюсь измены и любви.

Опять дорога к машине. Поцелуй.

– Пока.

Копаюсь в сумке, расслабляю лицо. Наконец-то, ключи. Оборачиваюсь.

– Ты еще здесь?

– Найти ключи – это целая история.

Нежность сквозит в твоем взгляде.

Командировка. И я жду. Пытаюсь не ждать, но ничего не получается. Влюбилась в твои рассказы, хотя бумага в кровь разрезала мне пальцы. Так сильно – первый раз в жизни. Бумага впитала бордовые капли. Мне понравился ритм, образы, поэтичность и даже романтизм. Но больше всего – что они живые. Ты живой. Это ценно, когда кругом зомби следуют своей привычной рыхлой серой схеме.

Потом была неделя, понедельник, вторник… Истекли все сроки обещанного звонка. Случайная встреча оказалась действительно случайной. И мне вновь нужна воронка. Даже если я давно утонула в ней.

P.S. Недавно мой любовник тоже упал на лестнице. Засмотрелся.