Текст книги "Предателей не прощают (СИ)"
Автор книги: Мария Коваленко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)
Глава 27. Союзники
Перелет из Питера в Москву оказывается лишь началом моего путешествия. За неделю жизни в столице Шапокляк каким-то чудесным образом получает для меня визу. А затем мы все той же компанией садимся на следующий самолет и с одной короткой пересадкой добираемся до Паланги.
В отличие от американской Сони, которую так боготворит Егор, и от московских воротил шоу-бизнеса Леонас не стал размещать свой продюсерский центр в какой-нибудь из столиц. Вместо шумного мегаполиса он выбрал небольшой курортный городок на западе Литвы и построил там целый комплекс с репетиционными залами, студией звукозаписи, бирюзовым бассейном под открытым небом и вертолетной площадкой.
О грандиозном размахе своего нынешнего босса я узнаю из статей, которые жадно читаю во время перелета. Ни Рауде, ни Шапокляк больше не делятся со мной никакой информацией. Помощница – потому что всегда занята. Она то составляет какие-то графики, то звонит, то читает. А Леонас… для него меня будто и не существует.
Наверное, это должно быть обидно. Но на душе всю неделю такой бардак, что я теряюсь. Одновременно со счастьем чувствую тревогу. И не могу понять, как справиться со странной горечью.
* * *
Умение вливаться в коллектив – это талант. Им мог похвастаться Егор и мои прежние жизнерадостные соседки. У меня же с «вливанием» беда.
От вида потрясающего современного здания, где предстоит учиться, захватывает дух. А во время первого знакомства – теряются слова.
– И кто это у нас такой милый? – спрашивает молодая улыбающаяся женщина в экстравагантном жёлтом платье-кимоно.
– Здравствуй, Арина.
Первым здоровается Рауде, и только после него я решаюсь на смущенное приветствие:
– Добрый день.
– Лео, – Арина обходит меня по кругу как статую, – вот это улов! Признайся, ты выкрал ее из института благородных девиц или забрался в женский монастырь?
– Близко. Университет. Факультет экологии, – без всякого энтузиазма отвечает мой босс.
– Оу, это даже хлеще! – глаза женщины вспыхивают.
Не удержавшись, она проводит ладонью по моему хвосту. Заставив поднять подбородок, внимательно изучает лицо.
До кастинга я, вероятно, удивилась бы такому осмотру. Слишком уж навязчивое любопытство. Но после прослушивания, на котором Рауде заставил меня раздеться догола и петь во все горло, становится безразлично.
– Таких у нас еще не было, – выносит свой вердикт Арина. – А ты умеешь удивлять! – Улыбается она Рауде.
– Удивляться будешь потом. В западном крыле должна быть свободная комната. Пожалуйста, отведи туда Еву. Пусть обживается.
Брови незнакомки взлетают.
– Значит, еще и Ева?! – восторженно ахает она. – Искушение!
– В комнате сможете познакомиться поближе. – Рауде, кажется, перевыполнил свой план по доброте, и сейчас спешит избавиться от нас обеих.
– Обязательно!
Арина не медлит. Бросив прохладный взгляд в сторону жены Рауде, она берет мой чемодан за ручку и кивает, чтобы следовала за ней.
* * *
То, что Рауде назвал «комнатой», на деле оказывается настоящей квартирой со своей ванной и окнами с видом на море. На мебели хозяин дома тоже не экономил. Вместе с огромной двуспальной кроватью мне достается целая гардеробная комната и телевизор размером с койку в хостеле.
Заметив мое удивление, Арина смеется.
– Леонас любит свой питомник. Прежде, чем начать стричь овец, он растит их в комфорте и изобилии.
– Питомник? – закашливаюсь я.
– Можно еще назвать инкубатор или розарий. Хотя мне больше нравится – серпентарий. Думаю, ты согласишься… со временем.
– Ясно, – перспективы вырисовываются невеселые. Рауде честно предупреждал, что будет трудно, но я надеялась, что хотя бы не во время учебы.
– Про эколога, я так понимаю, это была не шутка? – Арина устраивается в глубоком кресле у окна и наблюдает за тем, как я распаковываю чемодан.
– Перевелась на третий курс. Потом пришлось взять академический.
– Благородная профессия. А что у нас с музыкальным образованием?
– Школа. Музыкальная. Фортепиано, гитара и хор. – С удивлением понимаю, что на кастинге никто даже не поинтересовался, знаю ли я ноты и пела ли когда-нибудь раньше.
– Давненько у нас не было музыкантов. Да еще после хора! – всплескивает руками Арина. – Горгулья ядом захлебнется.
– Горгулья?
– Вы обязательно познакомитесь. – Отмахивается моя гостья. – Во время учебы. С этим знакомством точно можно не спешить.
– А вы… тоже учитесь здесь?
Я не помню, чтобы видела эту женщину на экране телевизора или на какой-нибудь из страниц интернета. А для преподавателя Арина слишком раскрепощенная и бойкая.
– Боже упаси мне здесь учиться!
– Тогда…
– Я сама учу и порчу таких милых девочек как ты. – Встав из кресла, Арина заглядывает в мой чемодан и осторожно, словно раритет, поднимает вверх одну из футболок. – А если точнее, я стилист, шопер и преподаватель этикета.
Не ожидавшая такого поворота, я замираю с джинсами в руках.
– Не пугайся! – успокаивает Арина. – С бокалами и вилками разберешься без меня. Это просто. Я здесь, чтобы подготовить тебя к общению с журналистами, фотографами и прочими навязчивыми личностями. Поверь, это не менее важно, чем вокал. Спеть, в конце концов, можно и под фонограмму. А вот отвечать на неудобные вопросы придется самой.
– Да, наверное… – Земное притяжение заставляет приземлить попу на кровать. – И чему еще меня будут учить? Если не секрет.
– Этого я не знаю. У Леонаса нет строгой программы. С каждым он работает по отдельной методике. – Жмет плечами Арина. – У босса сумасшедшая интуиция. Он всегда чувствует, что из кого можно лепить. Единственные, с кем тебе точно придется поработать, это я, Валентина Пална, наш преподаватель по вокалу, и Маратик. Он хореограф.
– И все это будет здесь? – Я указываю взглядом на дверь.
– Да. Марат ставит шоу в соседнем корпусе. Для этого там есть отдельный зал. Валентина уже пять лет живет в Паланге. Она бывшая оперная певица. Если бы не астма, наша дива блистала бы где-нибудь на сцене Москвы или Неаполя. А так… Паланга – единственное место, где ее не мучают приступы. К тому же, здесь бывает Рауде.
Последнее звучит многозначительно. Вряд ли стоит сплетничать с малознакомым человеком, да еще в первый день, и все же не могу сдержать любопытства.
– Она неравнодушна к Рауде? Он ведь женат… – я мнусь, не зная, как лучше сформулировать.
– «Да» на оба твоих вопроса.
– И все живут здесь, зная об этом…
– Послушай, – Арина встает. Выражение ее лица из беззаботного становится серьезным. – Ты новенькая. Обычно все сами набивают шишки. Но я так устала от твоей склочной предшественницы, что ты нравишься мне авансом. Так вот у нас здесь негласное правило – мы не обсуждаем жену Леонаса. Никогда! Это табу.
– Вопрос «почему», как я понимаю, тоже запрещен?
– Ты не только симпатичная, а еще и умная! Точно сработаемся. – Глаза местного стилиста снова горят огнем.
Положив на место мою футболку, Арина машет мне на прощание и направляется к двери. Однако у самого порога вдруг оборачивается.
– И дам тебе совет, – тихо говорит она: – Не фантазируй о нем и никого не слушай! Рауде… это не тот человек, который бросится в омут с головой ради женщины. Поверь, – на красивых губах мелькает горькая улыбка, – многие пробовали заполучить его сердце. Ни у кого ничего хорошего не вышло. Как-то так.
Глава 28. Новенькая
Конец дня пролетает незаметно. Кухню и холодильник, до отказа заполненный готовой едой в одноразовых контейнерах, я нахожу сразу. Желающих пообщаться больше нет. А редкие постояльцы слишком увлечены своими делами.
Ни Рауде, ни его жену я больше не встречаю и, признаться, не переживаю по этому поводу. Психике просто необходима передышка. Хотя бы день! Осмотреться, привыкнуть… Однако, как выясняется утром, в моем графике нет выходных и свободных часов.
Только я успеваю сварить себе кофе, как в кухню является помощница босса. Мой монументальный бутерброд с колбасой и сыром тут же летит в мусорное ведро, а в руке оказывается твердое зеленое яблоко.
– Так лучше, – холодно сообщает Шапокляк и указывает в сторону двери. – Теперь идем.
Куда и зачем, мне, конечно же, никто не сообщает. Пока спешим по длинным коридорам, Шапокляк разговаривает с кем-то по телефону, а затем открывает одну из дверей и пальцем указывает войти.
Если это специальная методика, чтобы вселить в новичка чувства покорности и бессилия, то, надо признать, она весьма эффективна. В самолете я ощущала себя безвольным багажом, а сейчас внутренне котируюсь на уровне подставки для ног.
В просторном зале с развешенным под потолком осветительным оборудованием нас встречают трое. Двоих из них, Арину и Рауде, я уже знаю. Третьим оказывается одетый в черное трико и красную футболку мужчина восточной национальности.
Именно он замечает мое появление первым. В серых глазах незнакомца мелькает удивление, а пухлые губы искривляются в хищной ухмылке.
– Привет, красавица, как первая ночь на новом месте? – Арина с грустью смотрит на яблоко и незаметно подмигивает. – Жених приснился?
– Спасибо. Нет. – Я расправляю плечи. – Здравствуйте.
Чего и следовало ожидать, отвечает мне лишь незнакомец. Рауде прислоняется своей крепкой пятой точкой к краю широкого подоконника и складывает руки на груди.
– Предлагаю начать, – произносит мужчина. – У меня через час репетиция. До нее нужно решить пару технических вопросов. Времени в обрез.
– Я вас покину. – Как по команде Шапокляк удаляется и закрывает за собой дверь.
Получается символично. Меня словно живой корм оставляют в клетке с хищниками и запирают единственный путь к побегу.
– Я Марат. Хореограф группы. Именно я отвечаю за все твои движения на сцене, – Марат точь-в-точь как Арина вчера обходит меня по кругу. – Мда… Мышц нет. Задницы и груди тоже, – невесело изрекает он после осмотра. – Чем будем танцевать?
– Маратик, в наше время это не проблема. Мышцы ты ей накачаешь, а грудь, губы и нос… Да вообще, что угодно, всегда можно слепить, – заступается Арина.
Вероятно, она хочет поддержать меня, но мысль о пластических операциях вместо оптимизма заставляет напрячься. С моим ростом я не протолкнусь в рядах эталонных красавиц. А перекроенная по общему шаблону, буду казаться карикатурой на звезду.
– Скорее всего, придется. Грудь точно надо увеличивать. Это я не накачаю, – цокает Марат и, наконец, сморит мне в глаза. – Ты что-нибудь тяжелее косметички в своей жизни поднимала?
– Ведра с водой и пылесосы. Иногда они бывали тяжелыми. – Я чувствую, что начинаю заводиться.
Будто призналась, что на досуге промышляю живодерством, Марат поджимает губы и закатывает глаза.
– Иногда… Лучше некуда! – Он зло выдыхает. – Для общего понимания: работа на сцене это как подготовка к олимпийским играм. Отличие лишь в том, что игры проходят раз в четыре года, а в нашем ремесле перерывов нет. Форма нужна всегда!
– Я готова тренироваться и работать каждый день. – В страхе перевожу взгляд на Рауде.
– Хорошо, раз поняла, тогда я займусь твоим мышечным корсетом, – снисходит хореограф. – Про грудь я уже сказал. Тут не ко мне, а к доктору. Арина, твоя очередь.
Он поворачивается к коллеге. И демонстративно указывает на часы.
– По поводу груди я согласна с Маратом. Капустой ее не наешь. Гантелями не накачаешь. Нос и скулы я бы не трогала. Они у нее как у Дюймовочки. По поводу губ пока не знаю.
– А что тут знать? Решить все одной операцией. – Режет ладонью в воздухе Марат.
– Нет! Вначале нужно поиграться с косметикой. У Евы классический беби-фейс. Она настоящий сладкий олененок. Это отлично работает на мужчин. А из необходимого… волосы можно перекрасить. В блонд. И так по мелочам. – Задумчиво хлопая пальцем по губам, Арина косится в сторону Рауде. – А ты сам как думаешь?
Будто мы на суде, и сейчас должен прозвучать приговор, я внутренне сжимаюсь. Леонас уже показал, что не собирается меня жалеть. Пока что он лишь пугал и унижал. Но я отчаянно надеюсь спасти хотя бы лицо.
– Марат, делаешь свою часть работы. Ари, на тебе косметика. Понадобится визажист, вызывай Ксану. Волосы крась в тот цвет, который посчитаешь нужным. Пластику пока не делаем.
Рауде выдает это спокойным монотонным голосом. Он как компьютер. Ни одной эмоции. А я от радости готова броситься ему на шею и расцеловать.
Чтобы и правда не сорваться, приходится сцепить пальцы в замок и, от греха подальше, сделать шаг назад.
– На сегодня все. Вы свободны.
Взгляд карих глаз босса останавливается на моих руках. Внимательный, изучающий, словно Леонас понимает, что значит этот жест, и какие желания за ним скрываются.
* * *
Кто такая горгулья, я узнаю сразу после совещания в зале. К моему удивлению ею оказывается преподавательница по вокалу. Та самая, влюбленная в Рауде, оперная дива Валентина Павловна.
Неприязнь вспыхивает между нами буквально во время знакомства. Она снисходительно улыбается, когда я рассказываю о музыкальной школе и хоре. А после первой же пробы объявляет меня безнадежной и «очень сложной девочкой».
На то, чтобы осознать весь ужас этого «диагноза», уходит целая неделя ежедневных занятий. Поначалу мне и правда стыдно за свой вокал. Не хватает дыхания и диапазона. Непривыкшие к таким частым репетициям связки быстро устают, а слух притупляется.
За четыре дня занятий я слышу от своего педагога только «плохо», «повтори» и «это ни на что не годится». На пятый – срываю голос и могу петь лишь поздние хиты Аллы Борисовны.
Не представляю, что случилось бы со мной на шестой день. Вероятно, я окончательно признала бы свою безнадежность. Но неожиданный подарок Арины – короткое видео с одной из репетиций «Малины» лечит самооценку лучше любого мозгоправа.
– Рауде не просто так настаивает, чтобы они везде пели под фонограмму, а на живых выступлениях возили с собой хор бэк-вокалисток, – поясняет видео Арина, и мне сложно с ней не согласиться. – Куры кудахчут приятнее. – Она гладит меня по плечу и, забрав из рук очередное зеленое яблоко, протягивает чашку с ароматным горячим шоколадом. – Не принимай близко к сердцу слова горгульи и… я тебе уже говорила. Никому не верь!
Глава 29. Невидимая забота
На второй неделе, когда я, наконец, осваиваюсь в центре, впервые плаваю в море… поздно вечером, чтобы никому не было до меня никакого дела, и перестаю удивляться роскошной платиновой блондинке в зеркале, случается то, что должно было произойти еще в первый день.
Обе солистки «Малины» возвращаются с гастролей, и тихий особняк Рауде превращается в жужжащий улей.
Я одновременно и радуюсь, и волнуюсь. Анастасия и Вероника в группе уже три года. В отличие от меня, им не нужно ничего доказывать. Обе – звезды первой величины с целыми толпами поклонников, и к тому же настоящие красавицы – выше меня, фигуристее и гораздо ярче.
Если бы не Арина, которая за пару дней до их возращения, выкинула на мусорку все мои вещи и привезла новые, я выглядела бы серой мышью рядом с этими красотками. Удобные шелковые шаровары и короткий топ здорово спасают ситуацию. Во время нашей встречи я больше не похожа на уборщицу. Не жду, что меня попросят сделать кофе или убрать в комнатах.
В отличие от Валентины девушки в принципе не выражают никакого «фи».
– Она забавная. Хоббитов у нас еще не было, – со снисходительной улыбкой заявляет Анастасия.
– Для фона идеальна, – поправляя декольте, смеется Валентина. – Никто не будет отвлекаться… по сторонам, – дополняет она с короткой запинкой.
Чем-то это знакомство напоминает мой первый день с бабочками. Они тоже поначалу смотрели на меня, как на инопланетянку. Но мудрый внутренний голос заранее подсказывает, что добрыми бабочками здесь и не пахнет.
О том, насколько все плохо, становится ясно в ближайшие два дня.
Солистки не жалуются преподавателям и начальству. Не ругаются со мной. Не строят козни. И больше не подшучивают. В противоположность Валентине, они выбирают совершенно другую тактику – игнорируют меня.
Меняют партии в песнях, заставляя путаться в текстах. Импровизируют в танцах так, что мне приходится уступать и жаться к краю сцены.
Такая с виду невинная игра к концу недели добивает меня эффективнее нападок нашей оперной дивы. Растерянная и сбитая с толку, вскоре я сама начинаю петь не то и двигаться не так.
Вся прежняя подготовка летит псу под хвост. А когда Шапокляк объявляет, что скоро нас ждет первый пробный выход в новом составе, начинается настоящий ад.
Мы буквально поселяемся в танцзале. Вкалываем как проклятые. Повторяем, повторяем и еще раз повторяем: общие танцы и сольные выходы, переходы от одной песни к другой и переодевания. В таком ритме иногда я забываю поесть. Совсем перестаю отвечать на звонки мамы. И с каждой ночью сплю все хуже.
За четыре дня до концерта усталость дает о себе знать. После окончания репетиции я не могу найти силы доползти до комнаты. Присев на минуту на мягкий мат, чувствую, как отключаюсь прямо в зале. И лишь мужские голоса не дают ускользнуть в прекрасный мир Морфея.
– Продвигается все так же хреново?
Я не верю своим ушам. Рауде не было в центре больше недели, но сейчас за стенкой говорит именно он.
– Не то слово. Причем с каждым днем все веселее.
Второго мужчину я тоже узнаю сразу. Это Марат. Сейчас он не кричит и не огрызается. В голосе отчетливо звучат нотки усталости и знакомая мне безнадежность.
– Как она?
– Вымотана. Это заметно. И все равно старается.
– Они решили ее сожрать?
С ужасом понимаю, что разговор обо мне.
– Уже доедают. И морально, и физически.
– Твою мать! Мое предупреждение не сработало.
– Смеешься? Этим царицам короны весь мозг пережали. Последняя стадия звездной болезни.
– На любую стадию есть свое лекарство. Ты мог мне позвонить.
– Эм… я планировал. Клянусь. Если бы она заплакала или ушла, набрал бы сразу. Но девчонка настоящий боец. Она справляется. Даже голос ни разу не повысила.
От этого признания мне становится тошно. Все эти дни Марат понимал, как мне плохо, знал причины и не сделал ничего, хотя мог… и должен был!
Словно раздумывает над чем-то своим, Рауде нечего не отвечает. Интуиция подсказывает, что он никуда не ушел. Кусая губы, я жду, что скажет. Но он молчит.
– Я отменил ближайшее выступление, – раздается где-то спустя минуту. – Следующее только через две недели. Успеешь подготовить короткое шоу? На две песни, как визитку.
– Не уверен, – впервые за весь разговор голос Марата звучит тихо. – Ты сам знаешь характер этих баб. Им никто не нравится. Они даже друг друга еле терпят.
– В таком случае меняй программу! Пусть разучивают с нуля. Вместе.
– Ты серьезно?
В шоке от поворота я прокусываю нижнюю губу до крови. Рауде готов из-за меня полностью изменить шоу? Кажется, земля сходит с орбиты.
– Ее давно нужно менять, – как ни в чем не бывало, продолжает Леонас. – Ты сам просил год назад. Считай, что пришло время.
– Не кисло! Настя и Веро будут рвать и метать.
– Скажи, что это мое требование. Захотят поспорить, я готов пообщаться с каждой. Лично.
– Нет, с тобой они спорить не будут. Инстинкт самосохранения у этих… кхм, работает нормально.
– Тогда не вижу проблем.
– Да. А Ева… – Марат замолкает, не договорив. – … она интересная. Необычная девочка. Она твоя или можно…
– Девчонку не трогать! – теперь уже Рауде прерывает своего хореографа. – Даже думать не смей! Через две недели жду новое шоу. Расходы на реквизит согласуй с Аллой. Я ее предупрежу.
– Хорошо. Все будет готово.
От Марата больше не поступает ни одного вопроса, ни одного предложения. Он будто сдувается.
Рауде тоже ничего не говорит. В тишине я слышу шаги. Вначале одного мужчины. Потом, спустя долгий тяжелый вздох – другого.
Вскоре стихают все звуки. Чайки за окном, и те перестают кричать. И лишь у меня за грудиной бухает и стучит все громче. До глупых счастливых слез на глазах, и цветастых бабочек под сердцем.
Глава 30. Дебют
Следующий день оказывается совсем не таким, как предыдущие. Марат не ждет, когда девчонки допекут меня окончательно, и с порога заявляет о новом шоу.
Как ни странно Анастасия и Вероника спокойно воспринимают эту новость. Они не возмущаются, не спрашивают о причине такой замены. Уточняют лишь, сколько у нас времени и бросают любопытные взгляды в мою сторону.
Дальше начинается период пахоты для всего персонала центра. Туда-сюда снуют осветители. Заливаясь литрами кофе, с раннего утра до самой ночи работают звукооператоры. Вкалывают до седьмого пота танцоры кордебалета. А костюмер и Арина в четыре руки снимают с нас мерки и каждый день устраивают подгонку новых костюмов.
Получивший добро на проект, Марат отводит душу по полной. Теперь мы втроем сбиваемся с ритма, оступаемся, получаем одинаковые нагоняи и редкие общие одобрения.
Со стороны это похоже на адский тимбилдинг. Сотни приказов, усталость, пение до хрипоты и эксперименты изо дня в день. По ощущениям – мясорубка.
Репетируем мы намного больше, чем в прежние дни. Поем и танцуем по четырнадцать часов в сутки. Но, несмотря ни на что, впервые за все время нахождения в центре мне хорошо.
Я больше не чувствую себя слабым звеном, безголосой выскочкой и победительницей конкурса на самую неуклюжую девушку. Я кайфую, когда удается лучше всех завершить танцевальную связку. И радуюсь восхищенным взглядам во время своего сольного пения.
Только сейчас питомник-серпентарий-продюсерский центр Рауде становится для меня настоящим учебным заведением, где можно стать звездой и вытащить семью из огромных долгов.
* * *
Дата первого выступления в клубе наступает для нас так же внезапно, как зима для коммунальщиков. Ночью я сплю без кошмаров. Эмоциональное и физическое истощение работают лучше снотворного. А утром начинается особенный день.
Сразу после завтрака за нами приезжает огромный автобус, и вместе с техническими специалистами, танцорами и реквизитом мы выезжаем в Вильнюс. К обеду успеваем дважды прогнать выступление на сцене небольшого ночного клуба. Получаем свежую порцию указаний от Марата. А вечером в отдельной гримерке ждем выхода.
– Чем хороши клубы босса, так это одинаковой планировкой, – устроившись на диване, бодро произносит Анастасия. – Можно с закрытыми глазами дойти до сцены, и никогда не промахнешься в поисках туалета.
Уже третий день подряд она заговаривает при мне на темы, не касающиеся шоу. Вряд ли это можно считать потеплением в наших отношениях, но я радуюсь даже такой видимости мира.
– То есть этот клуб принадлежит Рауде? – оборачиваюсь к Анастасии.
Та смеется.
– А ты думаешь, он на нас состояние сколотил? – хмыкает.
– Нет… я не знаю.
– Основной доход Рауде сеть ночных клубов, – лениво уточняет Вероника. – Вернее, они принадлежат ему и жене. Семейный бизнес. Здесь, в Москве, в Питере… Много где.
От упоминания жены Леонаса под ребрами начинает покалывать. Последнюю неделю Рауде часто приезжал в центр. Я чувствовала, когда он находился рядом. Ловила взгляды. А вот с женой все было странно. После приезда в Литву Ирма исчезла. И не появлялась, будто ее совсем не заботили дела в центре.
– То есть у нас сегодня почти домашняя премьера? – прогоняя ненужные мысли, спрашиваю я у девчонок.
– У нас гребаная работа, – Вероника забирает из моих рук бутылку с водой и, не заботясь о крышке, швыряет ее в урну.
* * *
О том, что эта фраза станет пророческой, я узнаю через несколько минут.
Пожалуй, я ошиблась, посчитав клуб маленьким. Когда с трех входов начинают течь ручейки людей, он превращается в кальдеру от метеорита с россыпью столиков ВИП-зоны наверху и огромным танцполом перед сценой.
Сложно представить, сколько гостей в итоге соберется на нашу премьеру. Визуально даже к середине сборов их на порядок больше, чем на выступлениях Егора.
Не привыкшая к такому масштабу, я впадаю в прострацию. Пока музыканты других групп настраивают аппаратуру, а певцы занимают места перед микрофонами, я как школьница мысленно повторяю тексты и представляю свой выход.
Никакие репетиции не спасают от страха первый раз ступить на сцену. Он сильнее моей уверенности в себе, бронебойнее веры во всех нас: в команду технических специалистов, в бэк-вокал, в подтанцовку, в Анастасию и в Веронику.
В пустом зале с Егором и его друзьями я была готова к любым экспериментам. Хоть петь, хоть танцевать! А сейчас, здесь… волнение накатывает волнами перед выходом каждой новой группы, а к объявлению «Малины» оно словно стальной проволокой опутывает мой позвоночник.
– Подготовиться!
От этого приказа Марата я забываю, как дышать и как передвигать ногами. Перед глазами все плывет. А во рту пересыхает, как в пустыне.
– Ну, все, красавицы, пошли! – Марат отступает в сторону, освобождая нам проход.
И я слушаюсь.
Все ещё прямая, пережатая от волнения, я самой последней выхожу на сцену. Тяну улыбку. И чуть не глохну от оваций.
Зрители встречают «Малину» стоя, громко и не жалея ладоней. Они будто разогревались во время выступлений других групп. Готовились орать, стучать и хлопать. Тренировались свистеть и танцевать.
От таких аплодисментов меня прибивает, как пыльным мешком. На плечи пудовыми гирями опускается ответственность. И только уверенность в том, что мой куплет последний, помогает удержать улыбку и устоять на ногах.
С первыми аккордами весь клуб становится единым организмом. Танцоры устраивают настоящее шоу, еще сильнее зажигая зал. Ударник и бас-гитарист входят в раж, имитируя музыкальное состязание. А талантливые девочки из бэк-вокала ювелирно скрывают все промахи солисток, не перекрывая их голосов.
В отличие от большинства репетиций Анастасия и Вероника почти идеально справляются со своими партиями. К окончанию куплета Вероники зал танцует и поет. А во время куплета Анастасии публика включает фонари на мобильных телефонах, превращая клуб в сплошное звездное небо.
Восхищенная таким приемом, я жду свой третий куплет с особым волнением. Спокойнее было бы исполнить его вместе с девушками – влиться в группу хором, а не сольно. Если бы не вмешательство Рауде, так бы оно и было. Но еще на одной из первых репетиций он разделил куплеты на троих и запретил мне брать микрофон раньше времени.
Наш гениальный продюсер хотел, чтобы публика вызрела, чтобы дождалась дебюта новой солистки, как дети новогоднего подарка. По его задумке, моя сольная часть должна была стать самой яркой частью программы.
О том, что случится, если я не справлюсь, никто не думал. И прямо сейчас я активно гоню от себя эти пугающие мысли. Стараясь расслабиться, слушаю последние сточки припева. Танцую. Улыбаюсь. А после того, как Анастасия передает мне микрофон, оживаю.
С первым ударом сердца взгляд останавливается на высоком широкоплечем мужчине в первом ряду. На его красивых плотно сжатых губах. На непривычной темной щетине, прячущей ямочку. На карих глазах, которые словно видят меня изнутри и горят той же тревогой, что сжимает сейчас мои легкие.
«Леонас волнуется за меня», – открытие прошивает грудную клетку как шприц с адреналином, и страхи исчезают.
С горла спадает удавка неуверенности, а вместо железной проволоки я ощущаю растекающееся по позвонкам тепло.
Как выясняется, все не вовремя. Плата за две недели тяжёлых тренировок без издевательств и попыток избавиться от неугодной «новенькой» настигает меня внезапно.
Два куплета позади. Два припева тоже. Публика с нетерпением смотрит на мои губы, но микрофон глух ко всем попыткам продолжить песню.
У меня не получается включить проклятый микрофон ни с первой, ни со второй, ни с третьей попытки. Он не реагирует на тряску и стук. Не работает, как бы я ни жала на долбаную кнопку.
Шок обрушивается на всю сцену как снежный ком. Поняв, что происходит, музыканты виртуозно сворачивают куплет в ещё один проигрыш припева, а группа кордебалета – повторяет свой танец.
Странная заминка проходит вроде бы незаметной для зрителей. Как назло микрофон по-прежнему не отзывается ни на какие манипуляции, и с легкой руки Анастасии мой дебют летит псу под хвост.
Ещё месяц назад я бы извинилась и, обливаясь слезами, убежала за сцену. Прежняя я не стала бы бороться. Та я не знала безжалостную Валентину, требовательного Марата, не доходила до психического истощения от работы с партнершами по сцене. Та Ева была экологом, геологом, географом, уборщицей, обычной девчонкой, считавшей, что сможет чего-то добиться.
Месяц ада лишил меня этой наивности, но взамен он дал кое-что другое.
Решение, как быть, приходит быстро. Цепляя микрофон на стойку, я больше не жду никакого спасения, не кошусь на Рауде, а начинаю петь. Без микрофона. Вживую. Напрягая связки до предела своих возможностей.
