Текст книги "Вагнер"
Автор книги: Мария Залесская
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)
Между тем премьерным спектаклем «Валькирии», состоявшимся 26 июня 1870 года, вновь дирижировал проклинаемый Вагнером Франц Вюльнер. При этом настоящий триумф постановки даже превзошел успех «Золота Рейна». Новый поклонник творчества Вагнера Павел Жуковский восторженно рукоплескал и на этой премьере. Сам автор, вновь в знак протеста оставшийся в Трибшене, всё же был вынужден сменить гнев на милость и восстановить хотя бы видимость дружественных отношений с королем и дирекцией театра.
Спустя шесть дней после премьеры «Валькирии», 2 июля, Вагнер завершил инструментовку первого акта «Сумерек богов». Практически одновременно он закончил свою новую литературную работу, получившую простое и лаконичное и вместе с тем много говорящее в его устах название – «Бетховен». Наследник бетховенских традиций в данном случае во многом сам говорит от имени «великого Людвига» и подводит своеобразный итог собственному музыкальному творчеству. Несомненно, данная работа раскрывает сущность не столько бетховенского искусства, сколько собственно вагнеровского. И вместе с тем образные и вдохновенные описания произведений Бетховена, таких как Девятая симфония, квартет № 14 cis-moll ор. 131и в особенности увертюра № 3 «Леонора», заключающая в себе, по словам Вагнера, «совершеннейшую драму», являются яркими страницами вагнеровского литературного наследия. Представляет несомненный интерес и сопоставление Бетховена и Шекспира – двух мастеров «драматических характеров».
Но вскоре счастливое событие личной жизни отвлекло композитора и от всех театральных конфликтов, и даже от творчества. 18 июля в Трибшен пришло известие о расторжении брака Ганса и Козимы фон Бюлов. Больше ничто не могло служить препятствием для соединения двух любящих сердец. Даже начало Франко-прусской войны – 19 июля – в Трибшене словно не заметили. 25 августа, в день рождения Людвига II (несмотря на все недоразумения, Вагнер в глубине души с благодарностью воспринимал всё, что король делал для него), Рихард и Козима заключили законный союз в протестантской церкви Люцерна (Козима к тому времени перешла из католичества в лютеранство). Свидетелями на их бракосочетании были Ганс Рихтер и Мальвида фон Мейзенбург. В своем дневнике новобрачная красноречиво записала: «Каждые 5000 лет случается счастье» [492]492
Цит. по: Bauer J. Н.Op. cit. S. 60.
[Закрыть] .
Теперь настал конец всем сплетням и пересудам в адрес Козимы и Рихарда. Перед Богом и людьми они наконец стали законными мужем и женой. Огромное облегчение и всепоглощающая радость были омрачены лишь полным разрывом отношений с отцом Козимы и другом Вагнера Францем Листом. После развода дочери он вообще прекратил всяческое общение как с ней, так и с новым зятем и открыто взял сторону Ганса фон Бюлова, демонстративно называя его «своим единственным сыном». В этом противостоянии Козима однозначно была на стороне мужа, ее отношения с отцом охладели из-за неприятия им ее второго брака. Сам же Вагнер непоколебимо верил в то, что примирение с «дорогим Францем» в скором будущем обязательно произойдет.
Между тем Франко-прусская война продолжалась. 1 сентября 1870 года в битве под Седаном германские войска нанесли сокрушительное поражение французской армии. Наполеон III сдался в плен. 4 сентября в Париже вспыхнула революция. 19-го немецкие войска обложили столицу Франции. Осада продолжалась 130 дней.
Надо сказать, что Вагнер встретил известие об осаде Парижа с восторгом. И здесь сыграл свою роль не только патриотизм. Он эгоистично почувствовал себя отомщенным за все собственные неудачи и унижения, испытанные в Париже. Еще в ноябре он предварил неизбежное скорое падение Парижа недостойным его гения памфлетом «Капитуляция», запятнавшим его ничуть не меньше, чем в свое время «Еврейство в музыке». То, что «Капитуляция» написана практически вслед за таким проникновенным произведением, как «Бетховен», лишь подтверждает высказанную нами ранее мысль, что к литературному наследию Вагнера нужно относиться максимально критически. Ведь создается впечатление, что эти две работы просто не могут принадлежать перу одного человека.
Французский профессор-филолог Анри Лиштанберже, к книге которого «Рихард Вагнер как поэт и мыслитель» мы уже не раз обращались, нашел в себе мужество объективноотнестись к очередной вагнеровской «личной разборке» за счет целых народов: «Равно как теории Вагнера об иудаизме возбудили против него злобу евреев, так и его теории о латинских расах – и в особенности его мнения о французах – до такой степени затронули наше патриотическое чувство, что на много лет исполнение вагнеровских произведений стало действительно невозможным во Франции. (Этот „бойкот“ с начала 1880-х годов сменился настоящим „повальным“ увлечением Вагнером, что еще раз доказывает всепобеждающую силу настоящего искусства; в 1885 году был даже основан журнал Revue Wagnerienn– „Вагнеровское обозрение“. – М. З.)В самом деле, должно признаться, что его „психология народов“ – довольно оскорбительна для нас». Так, по Вагнеру, у французов в особенности является врожденной склонность выставлять себя напоказ, желать всегда, чтобы любовались ими, делать дело только из-за славы. Понятно, что далеко не все из окружения композитора беспрекословно соглашались с подобными умозаключениями. «Самый гениальный из учеников Вагнера, Ницше, – пишет Лиштанберже, – постарался доказать, что война 1870 года вовсе не была победой „немецкой культуры“ над „культурой французской“ и что триумф немецкой армии удался совсем по другим причинам». (Кстати, после антифранцузских выпадов Вагнера Ницше «в пику» бывшему другу стал сравнивать его музыку именно с французской, в частности с музыкой Ж. Бизе.) «Впрочем, – продолжает исследователь, – должно признаться, что и сам Вагнер значительно изменил убеждения за последние годы своей жизни и порою, не колеблясь, изрекал своим соотечественникам жестокие истины… Он несколько лет спустя не побоялся скомпрометировать свою популярность тем, что открыто заявил, что дух, который управляя судьбою Германии, кажется ему весьма отличным от духа Баха, Бетховена и Гёте(здесь и далее курсив наш. Подчеркнем особо, что пресловутый „германский дух“ для Вагнера кроется исключительно в великой культуре немецкого народа. – М. З.) и что отныне он уже не берет на себя смелость называть то, что было „немецким“ и что не было таковым… Но как бы то ни было и каково бы ни было наше личное мнение относительно этих теорий, я не думаю, чтобы… нам нужно было относиться к Вагнеру как к врагу из-за того, что он держался мнений, мало лестных для нашего самолюбия… и равно как он не побуждает к расовой войне,так он и не стремится к поддержанию ненависти народа к народу» [493]493
Лиштанберже А.Указ. соч. С. 396–398.
[Закрыть] .
Мы видим, насколько Вагнер сиюминутенв своих политико-этнографических построениях, опирающихся у него исключительно на «настроение сегодняшнего дня». Назавтра настроение меняется – и Вагнер сам с удивлением замечает, что, оказывается, ранее он написал то, с чем ныне абсолютно не согласен. Это еще раз доказывает, что в подобных случаях его «теории» не затрагивают глубин его сознания, более того – они противоречат подлинному Вагнеру.Единственным критерием, позволяющим отделить зерна от плевел, является само вагнеровское искусство, в котором он правдив и последователен. Чтобы окончательно поставить точку в вопросе ксенофобии Вагнера, позволим себе привести еще одну цитату, лучше всего раскрывающую смысл и задачи вагнеровского искусства. «…Реформа, примененная в Байройте, согласно духу Вагнера не является только художественной; она также – моральная и вместе с тем национальная(курсив наш. – М. З.)…Отметим, однако, теперь, что байройтское дело никоим образом не есть специально и исключительно немецкое предприятие, но оно – прежде человеческое, чем национальное. Вагнер призывал безразлично всех людей отречься от эгоистической воли к жизни, принять участие в великом деле человеческого возрождения. Он как можно более далек от той мысли, чтобы объективный ум и художественное беспристрастие были исключительным достоянием одной нации или одной расы. „Кичливый“ француз и „интересант“ еврей могут достичь этого вполне так же хорошо, как и немец, и при одних и тех же с ним условиях: достаточно, чтобы тот и другой отказались от своего индивидуального и от национального эгоизма. В Байройте нет ни немцев, ни французов, ни евреев, а только – человеческие существа, все равные в служении идеалу(курсив наш. – М. З.).Вот верное выражение мысли Вагнера, и понимаемая таким образом, она может, как нам кажется, быть одобрена всеми» [494]494
Там же. С. 375–377.
[Закрыть] .
Но пока, перед воплощением в жизнь «байройтской идеи», своеобразным символом завершения определенного этапа жизненного пути стала для Вагнера подготовка к печати законченного первого тома его мемуаров «Моя жизнь». Ницше по просьбе Вагнера вычитал корректуру, и том был отдан в издательство Бофантини ( Bofantini)в Базеле. Незадолго до Рождества книга вышла в свет. Несмотря на все ссоры и взаимные обиды в уходящем году, первые экземпляры в качестве рождественского подарка были отправлены Людвигу II и Листу.
И еще одним итогом – на этот раз итогом десятилетних любовных испытаний – явилось сочинение, вобравшее в себя всю нежность и любовь, на которые только было способно сердце Вагнера. В Рождество, на следующий день после дня рождения Козимы перед ее спальней собрались 11 музыкантов. Для нее одной было исполнено произведение, названное Вагнером «Идиллия „Зигфрид“» (Siegfried Idylle).Партитуре было предпослано стихотворение, начинающееся словами:
Надо ли что-нибудь добавлять к сказанному? В свое время итогом любви Вагнера к Матильде Везендонк стал вокальный цикл на ее стихи «Пять стихотворений». Любовь к Козиме выразилась в столь же поэтичных, вдохновенных и мелодически прекрасных страницах вагнеровской лирики. Два этих произведения можно смело поставить рядом как памятник истинной Любви Поэта. Но если первое несет на себе отпечаток любовной трагедии, то второе пронизано чистым светом, дышит невероятным покоем, счастьем и верой в будущее. «Пять стихотворений» и «Идиллия „Зигфрид“» доказывают одно: Вагнер дважды в жизни испытал настоящую любовь.
Какие чувства испытала Козима, проснувшись в рождественское утро под дивные звуки? Ради этих минут можно было «принести себя в жертву» и пережить всё то, что выпало на ее долю. Теперь ей больше нечего было желать; подобно гётевскому Фаусту, ей оставалось лишь воскликнуть: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» Сказать, что Козима полюбила Рихарда после такого сюрприза еще сильнее, было бы неверно – сильнее любить было невозможно…
Сама же «Идиллия „Зигфрид“» стала кульминацией всей «трибшеновской идиллии» в целом.
Между тем произошло событие, которое стало ключевым для всей истории Германии. Вагнер в числе миллионов других немцев узнал, что 18 января 1871 года в Зеркальном зале Версаля было провозглашено создание объединенного государства – Германской империи, Второго рейха. Прусский король Вильгельм I стал императором, Отто фон Бисмарк – имперским канцлером. Франко-прусская война завершалась победой Пруссии. Немецкие войска стояли под осажденным Парижем. 28 января французы были вынуждены просить о перемирии, которое и было заключено 26 февраля. 1 марта германская армия вошла в Париж…
Не последнюю роль в провозглашении Вильгельма императором сыграл Людвиг II. После Австро-прусской войны 1866 года Людвиг понял, что единственно возможный для Баварии путь – это сближение с Пруссией во имя объединения Германии. На этом пути Людвига всячески поддерживал – естественно, в первую очередь в своих интересах – Бисмарк. В целом «железный канцлер» симпатизировал баварскому королю: «Он всегда казался мне государем, прозорливым в делах, но в котором преобладала забота о поддержании федерального принципа имперской конституции и тех привилегий, которые предоставлялись его родине» [496]496
Цит. по: Лаврентьева С. И.Указ. соч. С. 25.
[Закрыть] . Указанные привилегии, действительно, определяли внешнюю политику Людвига II. Прекрасно понимая, что союз с Пруссией неизбежен, он пытался вступить в него на наиболее выгодных для Баварии условиях, что в целом ему удалось. Насчет имперского канцлера же он никогда не обольщался, признаваясь: «Бисмарк, кажется, хочет из Баварии сделать прусскую провинцию… И – увы!., когда-нибудь это ему удастся» [497]497
Цит. по: Там же.
[Закрыть] .
Под влиянием Бисмарка, пообещавшего, что Бавария после вступления в союз с Пруссией сохранит независимость и собственную армию, а также получит немалое денежное вознаграждение, Людвиг II собственноручно написал тогда еще прусскому королю Вильгельму послание следующего содержания: «После того как заключен между нами мир и утверждена крепкая и постоянная дружба между нашими государствами, хочется дать этому факту внешнее символическое выражение, и я предлагаю Вашему Королевскому Величеству совместно со мной владеть знаменитым замком Ваших предков в Нюрнберге. Когда со шпиля этого общего родового замка взовьются рядом знамена Гогенцоллернов и Виттельсбахов, это будет символом того, что Пруссия и Бавария единодушно стоят на страже будущего Германии, которое через Ваше Королевское Величество направлено Провидением по новым путям…» [498]498
Цит. по: Александрова В.Указ. соч. С. 49–50.
[Закрыть]
Итак, «новые пути» были уже не за горами – и для всей страны, и для отдельно взятого человека, композитора Рихарда Вагнера. Напомним, что еще в 1840 году в работе «О сущности немецкой музыки» он сетовал на то, что в раздробленной Германии музыканту трудно было получить общенациональную известность [499]499
См.: Вагнер Р.О сущности немецкой музыки. С. 51–52.
[Закрыть] . А Вагнер хотел воздействовать именно на всю Германию.Теперь такая перспектива перестала быть утопией. Для объединенной страны нужна была одна основная сцена– трибуна, с которой Вагнер проповедовал бы идеалы собственного искусства. Нужно было только найти место для постройки этой сцены, этого «храма вагнеровской музыки». Вагнер всё чаще возвращался к мысли посетить Байройт…
В начале февраля до Трибшена дошло трагическое известие из России, до глубины души потрясшее Рихарда и Козиму: 20 января в Санкт-Петербурге скончался Александр Николаевич Серов, обществом которого они наслаждались еще прошлым летом. 9 февраля Козима записала в своем дневнике: «Мы потеряли в нем прекрасного, истинного, по-детски преданного нашему делу друга». А сам Вагнер отправил в Санкт-Петербург письмо, проникнутое искренней теплотой и горечью утраты: «Конец нашего друга рождает во мне мысль о том, что смерть не может лишить нас поистине благородного и горячо любимого человека. Для меня Серов не умер, его образ неизменно живет во мне, лишь его усердным заботам обо мне поставлен предел. Он был и остается тем, чем был – одним из самых благородных людей, которых я могу себе только представить. Его нежная душа, чистые чувства, живой и образованный ум сделали проникновенную дружбу, которой он меня одарил, одним из самых ценных сокровищ всей моей жизни…» [500]500
Цит. по: Поль Р.Указ. соч.
[Закрыть]
Можно сказать, что очередная потеря друга и единомышленника только укрепила Вагнера в стремлении во что бы то ни стало и как можно скорее воплотить в жизнь идеалы, которые были дороги Серову так же, как и самому Вагнеру. «Трибшеновская идиллия» подходила к концу. Для Вагнера стало ясно, что надолго здесь он не останется и нужно срочно искать новое место, где все его грандиозные планы получили бы осуществление, где возник бы, словно памятник торжеству высокого искусства, не имеющий аналогов во всей истории мировой музыки театр одного композитора.
Глава десятая
ТЕАТР ОДНОГО КОМПОЗИТОРА (март 1871 года – февраль 1877 года)
К концу жизненного пути кажется, что время летит гораздо быстрее, чем в юности. Последнее десятилетие (вернее, 12 лет) своей жизни Вагнер очень спешил жить,чтобы успеть воплотить всё, что задумал. А оставалось сделать еще очень много! Он, словно марафонец, бежал свою длинную жизненную дистанцию, лишь представляя себе, каким окажется финиш. Окончательно утвердившись в «байройтской идее», Вагнер почувствовал близкую победу; у него открылось второе дыхание, и он, уже ясно видя цель, «побежал» всё быстрее и быстрее, оставляя соперников далеко позади.
В свое время и Лист, и Людвиг II высказывались в пользу создания специального театра, приспособленного под вагнеровские постановки. Сам Вагнер, всю жизнь страдавший именно оттого, что исполнительские силы и ресурсы существовавших театров были не способны удовлетворить его запросы, также буквально «заболел» этой идеей. Когда же она не нашла понимания в Мюнхене, Вагнер замкнулся в Трибшене и несколько лет лишь питал призрачную надежду, что его мечта когда-нибудь осуществится. Правда, при этом он не переставал работать над «Кольцом нибелунга», заранее зная, что, только имея собственный театр, сможет осуществить постановку, достойную его грандиозного замысла. Но приступая к последней части своей тетралогии, он уже твердо верил, что когда-нибудь его мечта осуществится. «Сумерки богов» должны были стать «новой зарей» самого Вагнера!
Шестнадцатого апреля 1871 года Рихард и Козима в сопровождении того самого Ганса Рихтера, который обратил внимание Вагнера на Байройт, впервые приехали в этот небольшой франконский городок и прожили в нем четыре дня. Они остановились в отеле «К солнцу» (Zur Sonne)и осмотрели здание Маркграфской оперы. С одной стороны, Вагнер убедился, что оно совершенно непригодно для его целей. С другой – сам город настолько понравился ему, что мысль создать именно здесь, среди живописных лесистых холмов, «оплот искусства будущего» с обязательными ежегодными фестивалями вагнеровской музыки отныне не оставляла его.
Но для реального воплощения мечты в жизнь требовались деньги, и немалые. Тогда-то и родилась идея создания «патронатных обществ» ( Patronatsvereine), которые собирали бы добровольные пожертвования на постройку нового «храма искусства». Покинув до поры до времени Байройт, Вагнеры направились в Берлин, а по дороге заехали в Лейпциг. Там Рихард встретился со своим другом и почитателем пианистом Карлом Таузигом [501]501
Карл Таузиг (Tausig)(1841–1871) – один из величайших пианистов мира, чех по происхождению, родившийся в Польше. Кроме виртуозной фортепьянной техники, обладал изрядным композиторским дарованием; прославился своими транскрипциями, в частности произведений Вагнера, с которым его связывала искренняя дружба. Он много концертировал по всему миру, имел триумфальный успех в России.
[Закрыть]. Он попросил его взять на себя непростую организацию «патронатных обществ», или «Вагнер-ферейнов», и таким образом начать финансирование предприятия. Сам Вагнер с женой продолжил путешествие в Берлин.
Прибыв в столицу Пруссии, а ныне и всей Германии, Вагнер был принят лично Бисмарком в неофициальной семейной обстановке. Правда, последнее обстоятельство не смогло изменить отношение Вагнера к «железному канцлеру», к которому он всегда питал настороженную враждебность. «Снискать его расположение для поддержки моего дела, просить его о чем-либо – всего этого я не могу себе позволить» [502]502
Цит. по: Bauer J. Н.Op. cit. S. 62.
[Закрыть] , – подвел Вагнер неутешительный итог этой встречи.
Но он и не нуждался в «прусском покровительстве». Возвращаясь в Трибшен опять через Лейпциг, композитор официально объявил, что первый фестиваль в Байройте намечается на 1873 год. При этом еще ни одна юридическая формальность не была решена. Правда, было самое главное – вера многих людей в торжество дела Вагнера.
Таузиг с воодушевлением взялся за порученное ему создание «Вагнер-ферейнов». Но его словно преследовал злой рок. Памятуя о том, что Карл родился в Варшаве, его называли «новым Шопеном» за одухотворенную и виртуозную игру. Великий композитор скончался в 39 лет; Таузиг не дожил даже до своего тридцатилетия. Он умер 17 июля 1871 года в Лейпциге от туберкулеза – болезни, сведшей в могилу и самого Шопена.
Вагнер тяжело переживал смерть друга. Под впечатлением от трагического известия им был написан «Траурный марш» Зигфрида для третьего акта «Сумерек богов», по словам Б. Левика, «наиболее потрясающие страницы творчества Вагнера и всей симфонической музыки трагического содержания. По трагедийной мощи с этим маршем сравнима разве только вторая часть (траурный марш) из Третьей симфонии Бетховена» [503]503
Левик Б.Указ. соч. С. 391.
[Закрыть] .
Но дело, начатое Таузигом, не погибло, а приобрело невиданный доселе размах. Постепенно «Вагнеровские общества» начали создаваться не только в Германии, но и в России, Голландии, Швейцарии, Бельгии, Англии, Италии, США и даже в Египте. Французы, еще совсем недавно объявлявшие «бойкот» вагнеровской музыке в связи с его антифранцузскими выпадами в прессе, на этот раз тоже не остались в стороне и создали свое «Вагнеровское общество» в поддержку нового искусства.
Членами «Вагнер-ферейнов» становились все, кому было не безразлично дальнейшее развитие музыкального искусства. «Борьба за Вагнера» выливалась в борьбу за новое искусство в целом. В «ферейны» входили не только музыканты, но и художники, писатели, представители аристократии. Членом одного из «Вагнер-ферейнов» стал уже упоминавшийся нами П. В. Жуковский.
Масштаб деятельности «Вагнер-ферейнов» в самой Германии наглядно показывает отрывок из письма Вагнера Антону Пузинелли от 23 августа 1871 года: «…Необходимо, чтобы в Дрездене, в связи с подобными ферейнами в других городах, создался Вагнер-ферейн, с целью осуществить постановку моих „Нибелунгов“. По этому поводу я писал уже Тихачеку и просил его войти с тобой в сношения. Но я не получил никакого ответа. Бросить это дело так я не могу. Дрезден не должен отставать от других городов. В Лейпциге, Вене, Мангейме и Берлине идет оживленная агитация. Что дело это наладится, не сомневается ни один человек» [504]504
Вагнер Р.Моя жизнь: Мемуары. Письма. Дневники. Обращение к друзьям. Т. 4. С. 502.
[Закрыть] .
Словно в доказательство этого утверждения Вагнер уже в конце 1871 года неожиданно получил предложение от бургомистра Баден-Бадена строить театр именно в этом городе. 28 декабря 1871 года композитор ответил вежливым отказом – для него всё было решено раз и навсегда: «Многоуважаемый господин бургомистр!.. Хотя особенный характер жизни курорта, посещаемого массой приезжих гостей, уже с первого момента, по соображениям практического свойства, вызвал во мне сомнения относительно его пригодности для моей задачи, всё же Баден, вследствие Вашего любезного предложения, был бы первым городом, на котором я остановился бы серьезно, если бы мой первоначальный план относительно Байройта встретил какие-либо существенные препятствия. Но все затруднения устранены и побеждены, и я решил не менять ничего. Вы не откажете признать, многоуважаемый господин бургомистр, что уже в основе моего плана лежали важные мотивы, заставлявшие меня искать места для фест-театра непременно в пределах королевства Баварии (нетрудно догадаться, что основным мотивом расположения будущего вагнеровского театра в Байройте была заинтересованность в данном предприятии баварского короля. – М. З.).В этом и заключается главная причина, почему, выражая Вам свою величайшую благодарность, я всё же вынужден ответить отказом на лестное и почетное для меня предложение муниципального совета города Бадена, о котором я был извещен чрез Ваше любезное посредство» [505]505
Там же. С. 503.
[Закрыть] .
В середине декабря Вагнер вновь отправился в Байройт как раз для улаживания юридической стороны предприятия и остался весьма доволен выбранным местом для постройки будущего театра.
Но в самом начале января 1872 года Вагнер внезапно столкнулся с неожиданными трудностями. Власти Байройта в лице бургомистра Теодора Мункера ( Muncker), навестившего композитора в Трибшене 8 января, сообщили, что приобрести приглянувшийся ему участок земли не представляется возможным, и предложили выбрать другой. Вагнер был настолько расстроен таким оборотом дела, что Козиме пришлось приложить немало сил, чтобы успокоить его и уговорить снова съездить в Байройт.
Первого февраля по совету Козимы Вагнер приехал в свой «город мечты». На этот раз власти оказались сговорчивее. Близ байройтского парка Хофгартен ( Hofgarten) композитор выбрал место для строительства своей частной виллы. Проект был оценен в 12 тысяч гульденов (в пересчете на современную валюту – около 168 тысяч евро). Наконец-то у него появится собственный дом! А глядя на холм, возвышавшийся над городом, Вагнер решил, что только здесь построит свой театр, аналогов которому не было, нет и не будет! Необходимые на этом этапе бумаги подписали очень быстро (для того чтобы стать юридическим собственником земли в Баварии, нужно было иметь баварское гражданство; пока Вагнер подал прошение о его получении). В течение февраля – марта было основано правление будущего театра и для «патронатных Вагнер-ферейнов» начат выпуск тысячи акций, так называемых Патронатсшайнен ( Patronatsscheinen), каждая из которых стоила 300 талеров. Общая стоимость проекта равнялась 300 тысячам талеров (примерно 7,5 миллиона евро).
Благодаря распространению таких акций номиналом 300 талеров стало возможным строительство Фестшпильхауса в Байройте. 1 февраля 1882 г.
Настало время навсегда проститься с тихим Трибшеном. Перед самым отъездом Вагнеров навестил Ницше. Он был подавлен, ему казалось, что с переездом в Байройт заканчивается счастливая и светлая полоса в его отношениях с Вагнером. Во многом он оказался прав.
Пожалуй, лучшую «эпитафию» «трибшеновской идиллии» оставил в своей книге «Жизнь Фридриха Ницше» французский философ, историк и эссеист Даниель Галеви, внучатый племянник композитора Ж. Ф. Галеви, к которому тепло относился Вагнер: «Три года тому назад, тоже весной, Ницше отважился сделать первый визит в Трибшен; его снова влечет туда, но встречает его на этот раз уже полуопустевший дом. Покрытая чехлами мебель стоит кое-где, точно обломки былых времен. Все мелкие вещи, безделушки исчезли. С окон сняты шторы, и в них врывается резкий свет. Вагнер с женой укладывают последние оставшиеся вещи и бросают в корзины еще не уложенные книги. Ницше радостно приветствуют и требуют, чтобы и он принял участие в сборах. Он с жаром принимается задело, собственноручно укладывает письма, драгоценные рукописи, книги и партитуры. Внезапно сердце его сжимается при мысли: значит, действительно всё кончено! Трибшен больше не существует. Прошли три года жизни, и каких три года! Точно один день пролетели они и унесли с собою неожиданные радости, самые сладостные, волнующие желания. Но надо отречься от прошлого и без сожаления о нем следовать за учителем. Надо забыть о Трибшене и думать о Байройте; одна только мысль об этом городе магически действует на Ницше, околдовывает и волнует его. Часы, проведенные в Трибшене, были так прекрасны; часы отдыха и размышлений, часы работ и молчания; часы общения с гениальными людьми, мужем и женой, милая детвора; бесконечные радужные разговоры о красоте – всё это неразрывно связано с Трибшеном. Что принесет с собою Байройт? Туда будут стекаться толпы народа. Но что принесет с собою толпа? Ницше не мог укладывать больше вещи. Большой рояль стоял посредине залы; он открыл его, взял несколько аккордов и стал импровизировать. Привлеченные его игрой Рихард и Козима Вагнер бросили свою работу. Душераздирающая, незабываемая рапсодия огласила пустой зал – это было последнее „прости“» [506]506
Галеви Д.Жизнь Фридриха Ницше. СПб.; М., 1911. С. 97.
[Закрыть] .
В ноябре 1888 года Ницше, уже одержимый безумием, пытаясь написать автобиографию, вспоминал то счастливое время: «Когда я говорю об утешениях, которые были в моей жизни, я хочу одним словом выразить свою благодарность тому, что было, и теперь, уже очень издалека, вспомнить о моей самой глубокой, радостной любви, о моей дружбе с Вагнером. Я отдаю справедливость моим последующим отношениям к людям, но я не могу вычеркнуть из моей памяти дней, проведенных в Трибшене, дней доверия друг к другу, дней радости, высоких минут вдохновения и глубоких взглядов… Я не знаю, чем был Вагнер для других людей, но на нашем небе не было ни одного облака…» [507]507
Цит. по: Там же.
[Закрыть]
Вагнер в одиночку выехал в Байройт 27 апреля. Козима с детьми и собакой должна была присоединиться к нему несколько позднее. Он остановился не в самом городе, а близ него, в отеле «Фантазия» в местечке Донндорф ( Donndorf).Туда же вскоре приехала и вся его семья. Уже полным ходом шли приготовления к торжественной закладке первого камня будущего театра, Фестшпильхауса.
Восемнадцатого мая Вагнер в надежде на полное примирение послал Листу приглашение приехать на первое байройтское торжество. Тот ответил вежливым отказом, но лед между друзьями был уже растоплен. К тому времени Лист состоял членом сразу нескольких «Вагнер-ферейнов» и оказывал всяческую поддержку «байройтскому делу».
В день 59-летия композитора, 22 мая, ровно в 11 часов началась церемония закладки первого камня, во время которой композитор трижды ударил по нему молотом. Затем состоялся торжественный концерт в старом здании Маркграфской оперы. Виновник торжества произнес пламенную речь, после чего продирижировал Девятой симфонией Бетховена, для исполнения которой в Байройт съехалось около четырехсот музыкантов и артистов хора из разных уголков Германии. Исполнение именно бетховенской музыки и именно Девятой симфонии с ее «Одой к радости» имело для Вагнера важное символическое значение. Бетховен был кумиром его юности; переписывая бетховенские партитуры, он пытался постичь основы композиторского мастерства. Таким образом «наследник Бетховена» показывал всем, что победа великого искусства близка. Кстати, кроме опер самого Вагнера, на открытии первого Байройтского фестиваля в 1876 году, а также на фестивалях 1951, 1953, 1954 и 1963 годов была исполнена и Девятая симфония Бетховена.
Летом 1872 года Вагнер закончил второй том автобиографии. Мы уже говорили о том, что он начал писать ее по просьбе Людвига II, встреча с которым явилась водоразделом между мучительными сомнениями, неустроенностью, разочарованиями и твердой уверенностью в правильности избранного пути. Второй том «Моей жизни» заканчивался событиями, связанными с Джесси Лоссо, – пожалуй, самым пиком «сомнений, неустроенности и разочарований». Работа над третьим томом мемуаров растянулась у Вагнера на целых восемь лет: с началом «байройтского дела» ему стало просто неинтересно даже мысленно возвращаться в прошлое. Отныне он жил только будущим. «Последним томом» вагнеровской автобиографии станет байройтский Фестшпильхаус.
Осенью семья Вагнер наконец обосновалась непосредственно в Байройте, правда, всё еще во временном жилище. Рихард снял большую квартиру в доме 7 по Даммаллее (Dammallee),куда во второй половине октября приехал навестить дочь и зятя Франц Лист. Примирение состоялось, хотя между Ко-зимой и ее отцом сохранялась некоторая напряженность из-за взаимных упреков. Но в творческом отношении никаких разногласий не было. Лист от души благословил все вагнеровские начинания и покинул любящих супругов вполне умиротворенным.
Хотя Фестшпильхаус еще не был построен, а само «Кольцо нибелунга» не было готово целиком, подготовка к его постановке уже шла полным ходом. В конце 1872 года Вагнер вместе с Козимой предпринял «творческую командировку» по самым знаменитым «театральным» городам Германии. Нужно было набирать труппу для предстоящего фестиваля. Кроме того, композитор отправил нескольких своих друзей, хорошо разбиравшихся в искусстве, с той же миссией. Его интересовали музыканты, певцы, актеры, декораторы, художники. Необходимо было заручиться поддержкой самых лучших исполнительских сил Германии, чтобы «байройтское дело» даже в самой незначительной мелочи было на высоте.
