Текст книги "Терпеть тебя не могу (СИ)"

Автор книги: Мария Бокарева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

Глава 28

Нас мало что связывало с Артемом, небольшая драма, интрижка, глупая игра, но я даже предположить не могла, насколько будет сложно все это выкинуть из памяти. Он застрял в моей голове, как липкая жвачка в волосах. Его образ преследовал меня и днём и ночью, хоть и мечтала никогда больше его не видеть, но в то же время, постоянно искала его глазами. И он, как на зло, всегда был где-то рядом, а я очень умело делала вид, что мне он абсолютно безразличен.

Улыбалась, смеялась и даже пыталась кокетничать с другими у него на глазах, чтобы только вывести его на ревность, чтобы дать почувствовать всю ту боль, что он мне причинил, но сделать это было невозможно. Потому что теперь он сам смотрел на меня, как на пустое место.

И как этому циничному болвану удалось проникнуть в мое сердце? Как я его туда впустила?

А в четверг он даже отказался садиться со мной за одну парту, когда учительница по литературе в рамках урока попросила его пересесть. Тогда со мной за партой вновь оказался Глеб, а к Шолохову, торопясь и запинаясь, поспешила присоединиться Лена Виноградова. И теперь, кажется, им совсем было не до Булгакова. Мы тоже с Глебом болтали, но наш разговор был исключительно в рамках урока и без лишних подкатов.

– Любовь в романе «Мастер и Маргарита», какая она? – спросила учительница, закрывая маркер и отходя от доски. – Как вы думаете, почему, не смотря на то, что герои обрели свободу, обрели друг друга, их любовь все же трагична?

В классе образовалась тишина, и только чьё-то бурчание и шелест страниц изучаемого романа нарушали ее звучание. Я сначала робко протянула руку, а потом увереннее произнесла, вспомнив про свой неутешительный рейтинг:

– Потому что они так и не стали счастливыми при жизни.

– Продолжи свою мысль, Алиса, – попросила учительница.

– Герои в этом романе так и не заслужили светлой любви, стали жертвой искушения, и единственное, что они обрели, это спокойствие.

После моих слов с задних рядов послышался какой-то небрежный смешок и неразборчивое бурчание.

Я нахмурилась. Медленно обернулась и, конечно же, заметила брезгливую улыбку Артема, который расслабленно развалился на стуле и что-то говорил на ухо своей весёлой соседке по парте, пока она довольно улыбалась и накручивала на палец темные волосы.

– Шолохов, тебе не интересно? – учительница тут же отвлеклась от нашего обсуждения и метнула свой грозный взгляд к источнику шума.

– А кому интересно слушать этот бред, – уверенно заявил мажор, привлекая к себе внимание всего класса. – Честное слово, в этом произведении тема любви меньше всего нуждается в обсуждении. Этот роман изначально был написан о сатане и назывался «Черный маг», а любовь – это последнее, о чем хотел рассказать Булгаков.

– Ты считаешь, что любовная линия здесь неуместна? – удивленно вскинула брови преподавательница.

– А там ее и нет. Кто из них любит? Маргарита, которая просто зажралась, утонула в роскоши и сама перестала понимать, чего хочет. Что ей не хватало? У неё все было. Богатый мужик, который имел нехилое состояние, обеспечивал ее, одевал, она не занималась делами, имела служанку и ни в чем не нуждалась. – Артём облокотился на спинку стула и продолжил, покручивая в пальцах ручку. – Да она просто от скуки увлеклась Мастером. Выдумала себе проблему, которой в действительности не было, и назвала ее этим приторным словом «любовь». Видимо, такая сущность женщин – искать проблему там, где ее нет. Что вот ей не хватало? Даже сам Булгаков называл ее ведьмой. – Шолохов поддался вперёд и стал говорить громче, пока весь класс слушал его, открыв рты. – Эта, избалованная деньгами, «бедная» Маргарита просто не хотела жить интересами своей семьи, а искала эмоции на стороне. Как и Мастер. Мужик совсем свихнулся. И, к слову говоря, когда-то тоже был женат, а значит – уже успел обмануть одну женщину, признавшись в любви.

– Интересно, – возмутившись, хмыкнула учительница. – Булгаков показал читателю, какая глубокая бывает любовь, на какие жертвы способны герои ради любви, а ты сейчас все обнуляешь и считаешь, что это простая скука?

– Какие жертвы? – вновь усмехнулся Артём, никак не соглашаясь со словами учителя. – Она жертвует не ради Мастера, она просто никак не может найти себе применение в жизни. Она мучается от безделья, но работать не хочет. Автор говорит, что рядом с ней живут люди, которые нуждаются в помощи, но она этого даже не замечает. Она уже до Мастера потеряла интерес к жизни, в тот день, когда вышла с жёлтыми цветами, если бы не он, она отравилась бы ещё раньше, а он просто оказался для неё слишком удобным, он слушал ее, когда в семье ей приходилось постоянно слушать мужа, поэтому и продлил ее существование.

– Мне тебя жаль, Артём, – немного помолчав, сдавшись, вздохнула учительница и села за стол перед журналом. – Назови мне хотя бы одну книгу, в которой тебе доводилось верить в любовь героев.

– Таких книг нет, – твёрдо ответил, невозмутимо пожав плечами.

– Почему? – учительница подняла глаза, внимательно посмотрев на парня, и весь класс вместе с ней замер в ожидании.

– Потому что любви нет. Все это придумали только для того, чтобы зарабатывать деньги. Кто-то выдумал это глупое чувство, разрекламировал, и с тех пор каждый мечтает испытать его на себе, боясь признаться окружающим, что он какой-то неправильный. А откуда черпать вдохновение? Конечно же из книг. Все эти фильмы, душещипательные истории, спектакли – это все та же жевачка, которая уже много лет хорошо продаётся. Люди делают на этом деньги – не более.

– По-твоему, любви совсем нет?

– Это выдумки.

– А как же любовь ребёнка к матери? – уже печально спросила Ольга Павловна, взглянув на Шолохова с жалостью.

Я сама прилипла к Артёму взглядом и пыталась уловить каждую его эмоцию, но сейчас он затвердел, как кирпич и только брезгливо скривился, опустив взгляд на свои руки, лежащие на парте.

– Это всего лишь его способ выжить. Инстинкт самосохранения.

– Хорошо, – кивнула учительница. – Тогда поставлю вопрос по-другому. Как же любовь матери к ребёнку, ее тоже не существует?

– А здесь уже вопрос цены, – зло скрипнул зубами и вперил сердитый взгляд в преподавателя. – Когда перед носом маячит большая сумма зеленых купюр, то даже материнская любовь отходит на второй план. В этом мире все имеет свою цену, а там, где миром правят деньги, любви быть не может.

Все замолчали, Ольга Павловна тоже, а Артём молча встал со стула, резко сорвал со спинки свою сумку и тяжелыми, быстрыми шагами удалился из класса под удивлённые взгляды одноклассников.

Тишина висела ещё долго. Такого представления точно никто не ожидал, поэтому и застыли, ожидая звонка.

– Урок окончен, – устало выдохнула учительница, уткнувшись лбом в ладонь, а потом резко поднялась, заметив на столе стопку белых листов. – Нет! Подождите, совсем забыла. – подняла стопку и протянула ее к первой парте. – Катя, раздай всем проверенные контрольные работы по физике, Виктор Павлович попросил меня сделать это перед уроком, а я совсем забыла.

Все тут же загалдели и напали на Белову, как дикие мартышки, перебирая в ее руках многочисленные работы, а я молча встала с места и отвернулась, собирая в рюкзак свои вещи. Никакой интриги нет. Моя оценка уже определена, и несложно догадаться на сколько баллов оценил мои знания Виктор Павлович. Хотя, ему и оценивать-то было нечего.

Я уже закинула сумку на плечо и успела сделать несколько шагов, как ко мне на парту прилетел тетрадный листок.

Остановившись, я немного растерялось, хотела уже крикнуть Кате, что она ошиблась, но глазами наткнулась на собственную фамилию в верхнем углу. Оторопело уставилась в хорошую, грамотную работу с верным решением, и неуверенно вернулась к своему месту, взяв листок в руки. Раскрыла его и ещё раз пробежалась глазами по знакомому подчеркну, который был не тронут красной ручкой, а это значит, что все решения были правильными, но по итогу стояла твёрдая четверка.

«Один бал за опоздание» – проговорила про себя, расплываясь в глупой улыбке, и только какое-то время спустя опомнилась, догадываясь чьих это рук дело.

Глава 29

– Каждый год одно и то же, перед родительским днём бедные уборщицы даже стены в коридорах натирают до блеска, – со вздохом произнесла Белова, когда мы после уроков втроём шли по длинному коридору учебного корпуса.

– А вы меню в столовой на завтра видели? – подхватила Лера, – разве что черной икры на ужин не подвезли.

– Да, директриса перестаралась, – хмыкнула в ответ Катя. – По-моему, родительский день нужен для того, чтобы родители могли увидеться и пообщаться со своими детьми, а им на завтра такую плотную программу организовали, что я боюсь, мама даже не успеет узнать, как у меня дела.

– А правда, что завтра на концерт приедет даже мэр города?

– Конечно приедет, у него же здесь сын, – усмехнулась Белочка, пожав плечами.

– Сын? – вытаращили мы с Лерой глаза. – Кто?

– Кто-то из младших отрядов, – просто ответила Катя. – да тут помимо него достаточно влиятельных людей соберётся, вы думаете Заливину просто так вторую неделю с уроков на репетиции снимают? Да Тамара Константиновна спит и видит, чтобы ее дочурку кто-то заметил. Говорят, что она в театральное собирается поступать, вот и готовит к завтрашнему концерту какой-то «ошеломительный» номер, – закатив глаза, изобразила пальцами кавычки.

– Алис, а я слышала, что ты завтра тоже будешь выступать? – поинтересовалась Лера, когда мы остановились возле стенда с рейтингом, чтобы посмотреть своё положение на сегодняшний день.

Я только кивнула и, приложив указательный палец к длинному списку, заскользила по нему вниз, отыскивая свою фамилию среди остальных старшеклассников.

– Ого, а ты неплохо поднялась, подруга, – первей меня отозвалась Катя и широко улыбнулась. – А говорила, что контрольную завалила.

– А я и… – начала было объяснять подруге подробности этого волшебного случая, как вдруг в конце коридора заметила знакомый мужской силуэт и тут же исправилась. – Сама не поняла, как это получилось. – еле договорила, и уже не слышала, что ответили мне на это девчонки, потому что ударилась взглядом об стальные глаза.

В ушах зазвенело, сердце подпрыгнуло, а ладони по какой-то необъяснимой причине вдруг стали влажными, сжимая до побелевших костяшек кожаный ремень сумки. Катя с Лерой продолжали что-то мне говорить, попутно разыскивая в списках свои фамилии, а я стояла и не могла протолкнуть в лёгкие скопившийся комом в горле воздух.

И чего так разволновалась? Он же в другом конце коридора.

В другом! Вот только наши взгляды так крепко впились друг в друга, что казалось, мы сейчас здесь абсолютно одни на расстоянии нескольких сантиметров. Кажется, это был первый раз за всю неделю, когда я видела его одного, без прилипшей с боку какой-нибудь красотки. И первый раз, когда он смотрел на меня так серьезно и открыто, не скрывая своего внимания. Наверное, именно поэтому в груди заскреблось болезненное волнение, разгоняя до предела мое наивное сердце.

Я первая отвела взгляд и отвернулась, не зная, куда себя деть. Спасибо Беловой, которая быстро подхватила меня под локоть и потянула за собой по длинному коридору, так и не заметив моего положения. Что-то очень эмоционально рассказывала и обсуждала с Лерой, пока я боролась с непреодолимым желанием обернуться, чтобы убедиться в том, что это от его взгляд так ощутимо жжёт спину. Ноги почему-то отказывались идти в противоположную сторону, и я вдруг вспомнила про этот несчастный листок с контрольной работой. Сделав глубокий вдох, крепко зажмурилась и колом встала посреди коридора, решаясь на то, чтобы к нему подойти.

– Девчонки, вы идите, я догоню, – поспешно сообщила и, не дожидаясь ответа, на носочках развернулась в обратную сторону.

За это время Шолохов успел отвернуться к окну, облокотившись руками на подоконник, и даже не заметил, как я достала из сумки листок с контрольной и, преодолев между нами расстояние, в миг оказалась у него за спиной.

– Артём… – обратилась тихонько, но он все равно вздрогнул от неожиданности.

Сначала напряглись мышцы на сильных руках под тонкой футболкой, а потом он медленно развернулся, уставившись на меня удивленным, даже слегка недоверчивым взглядом.

– Зачем ты это сделал? – протянула ему работу и внимательно всмотрелась в лицо, чтобы успеть уловить первые эмоции.

Это сложно. Он хорошо умеет их контролировать и никогда не отобразит на лице свои истинные чувства. Вот и сейчас он так равнодушно посмотрел на листок в моих руках, словно не узнал свой почерк, и скривился в едва заметной улыбке:

– Сделал что?

– Написал на своей работе мою фамилию.

Он не торопился отвечать. Медленно поднял голову, а затем и взгляд, пытаясь получше рассмотреть мои глаза, но я не дала ему этого сделать. В отличие от него, я не могу сохранять спокойствие и изображать пустой, стеклянный взгляд, когда внутри меня извергается вулкан необъяснимых чувств и эмоций. Под его пристальным взглядом даже не заметила, как нервно затопала носком по мраморной плитке, переключив все своё внимание на красивый лесной пейзаж за окном, но думала совершенно не о нем, а только и делала, что безмолвно умоляла свою сердечную мышцу успокоиться хотя бы на время, чтобы я смогла выдержать и закончить этот зря начатый диалог. Я уже чувствовала, как горели мои кончики ушей адским пламенем, но, по счастливому случаю, у меня сегодня были распущены волосы, которые отлично скрыли этот маленький нюанс.

– Не понимаю о чем ты, – по-издевательски улыбнулся.

– Я знаю, что это твоя работа!

– Эта? – вопросительно выгнул бровь и, наконец, вырвал из моих рук контрольную работу, делая вид, что впервые ее видит. – По-моему, ветреный мажор, плюющий на учёбу, вряд ли способен решить эти задачи.

После его напоминания, мне даже стало неловко за то, что я когда-то назвала его так, и не потому, что я вдруг увидела в нем хорошего человека, для меня он по-прежнему наглый, циничный мажор, а потому что я сама оказалась глупее его. С учебой у него полный порядок, он успел это доказать всем, вот только самого желания учиться у него было недостаточно.

– Просто ответь, зачем ты это сделал? – продолжила я требовать, ни на секунду не сомневаясь в его причастности к этому делу.

– Это не я, ты ошибаешься, – сухо произнёс, вновь отвернувшись к окну и потеряв ко мне весь интерес. – Если ты придумала эту причину только для того, чтобы со мной заговорить, то имей ввиду, это выглядит глупо.

Что?

– Что? – возмущённо хмыкнула. – Больно надо! Да я даже рада, что мы перестали общаться!

– Тогда зачем ты подошла и лезешь ко мне со своими глупыми вопросами? – на этот раз он повернулся резко и больно царапнул по мне острым взглядом. – Иди лучше у своего пловца спроси, может это он решил за тебя эту чертову контрольную.

– Знаешь, а я уже пожалела, что это сделала, – прошипела ему в лицо и прямо у него на глазах скомкала этот тетрадный листок. – Ты и правда на такое не способен.

Я подкрепила свое предложение твёрдым взглядом и резко развернулась, чтобы уйти, но не успела сделать и шагу, как в мои плечи больно вцепились крепкие пальцы, запустив мощные разряды тока вдоль позвоночника, и развернули меня к себе.

– А хочешь узнать, о чем жалею я? – сказал с каким-то злым отчаянием, заставив посмотреть ему в глаза. Поддался ближе, чтобы сначала дыханием обжечь кожу, а затем и душу колкими словами. – Больше всего я жалею о том, что тогда оказался в кабинке женского туалета. Лучше бы тебя выгнали в тот день из этого лагеря, и я никогда бы тебя не встретил!

Глава 30

Артём.

Последние дни после уроков я часто зависал в спортивном зале, тупо бросая мяч в кольцо. У меня не было цели улучшить свои навыки мастерства по баскетболу, этот вид спорта, в принципе, был для меня одним из многих, которые просто приносили мне удовольствие. Я не фанател и не стремился стать одним из лучших игроков в лагере, у меня это получалось само собой. Потому что это развлечение было единственным, которое помогало мне привести мысли в порядок, это как заземляющая фаза, которая не позволяла мне замкнуться от внутреннего напряжения.

Каким же я был идиотом, когда думал, что легко смогу выкинуть эту Милку из головы. Я так уверенно пытался пробраться к ней в сердце, что сам не понял, как глубоко она засела в моем. Не выкинуть. Не вытащить.

Я пытался забыться, переключиться на других и поначалу все шло, в общем-то, неплохо, но как только она попадала в мое поле зрения, меня буквально начинало выворачивать наизнанку, кромсать изнутри, требуя подойти и сказать хоть что-то, чтобы вновь услышать ее голос, почувствовать запах волос и увидеть эту милую улыбку. Ещё никогда я не испытывал что-то подобное. Ещё никогда я не бредил ночами, выискивая во сне ее образ. Попал на свои же грабли, попал первый раз и точно в сердце. Теперь я понял, как круто оплошался. Теперь я понимал, что все бы в жизни отдал, лишь бы никогда ее не встречать.

Какого хрена я ввязался в эту игру? Какого черта я вообще к ней тогда подошёл? Я, как гребенный кретин, который летел к своей цели, не обращая внимания на ветки, что били в лицо. И сколько бы я не поменял девчонок, сколько бы не старался, я никак не мог найти этот нужный тумблер, который позволил бы мне от неё отключиться. А она нашла…

Твою мать, нашла! Не было ни дня, чтобы она не улыбалась и не демонстрировала своё окрылённое состояние. Она счастлива без меня. Счастлива, блин, с другим.

Ты даже не представляешь, отец, как жестоко ты меня наказываешь. Это чертова пытка! Душу рвёт в клочья ее присутствие и ее горящие глаза, когда она смотрит на него.

Между ребрами снова пробудилась боль, и я отошел на середину поля, чтобы с силой бросить мяч в стену, представив там смазливое лицо того оленя, который вечно отирается неподалеку.

– Да пошла она! – процедил сквозь зубы, снова отталкивая от себя мяч, и уже тише добавил, усаживаясь на пол. – Оба пошли!

– Неплохой способ выпустить пар, – послышался сзади голос друга. – Может, лучше, сыграем?

Даня поднял мяч с пола и неумело попытался раскрутить его на пальце, изобразив известный трюк баскетболистов.

– Наигрался! – сухо бросил и поднял своё тело в вертикальное положение.

– Что, ломает? – усмехнулся, довольно скалясь. – Ну, Лиса – Алиса, такого пацана сломала! Чтобы Шолохов да из-за бабы страдал, да я бы никогда не поверил, если бы сам не увидел.

– Лучше заткнись, Дань!

– Иначе что? – продолжил испытывать мою выдержку Бойцов. – Дашь мне в рожу, как новенькому, который случайно уронил твой кусок мыла. И не говори…

Я обернулся и воткнул свой предельно злой взгляд в друга, приказав ему замолчать, и он замолчал. Отбросил мяч в сторону и невозмутимо пожал плечами, словно не навязывается на разговор, но стоило мне только отвернуться, как он продолжил:

– Я тут кое-что узнал. Стог… Ну, это тот самый тип, который, вроде как, яица подкатывал к Леденцой. Он на самом деле со своей сестрой….

– Да ложил я на них, понял? – сам не понял, как неожиданно взорвался, не дав Бойцову договорить. Прям подгорело после того, как он упомянул их имена в одном предложении, и продолжил отрицать очевидное, даже пряча его от себя. – Пошла она к черту вместе со своим хахалем. Здесь и без неё баб достаточно.

Я толкнул друга в плечо, словно он загораживал мне дорогу, и быстрыми, молниеносными шагами направился к выходу в раздевалку, надеясь смыть в душе всю ту ярость, которая охватила пожаром все внутренности, выжигая внутри меня все живое.

– Уу, друг, это уже клиника, – крикнул мне в догонку Даня. – Этот хахаль, как ты выразился, до безумия влюблён в свою сестру, а с Алисой они общаются только как знакомые.

Ступор.

Ноги затормозили так резко, что тело по инерции чуть не завалилось на пол. Меня как током шарахнуло и откинуло обратно, такой разряд пронзил, что сердце ушиблось о рёбра и загудело, как мотор под капотом у прокачанного спорткара. Подошел к Дане и с немым вопросом в глазах завис, словно не расслышал то, что он сейчас сказал.

– Инцест – дело семейное, – усмехнувшись, развёл он руками. – Но, знаешь, раз уж ты поспорил… – задумчиво отвёл взгляд, подготавливаясь выкинуть, что-то, что точно мне не понравится. – Я и сам не прочь замутить с этой Лисичкой. Ну, раз уж она свобо… Ээ, ты че творишь?

Мои пальцы так резко и так цепко вцепилась в ворот его рубашки, как мертвая хватка питбуля, что я сам охренел, когда парень почти оторвался от пола.

– Только попробуй, Бойцов! Клянусь, я тебе втащу!

– Су… Сурово – прохрипел и хлопнул меня по рукам. – Твою мать, да отпусти ты меня, я пошутил. На хрен мне не сдалась твоя телка, но, кажется, ты сам нарываешься на желание.

– Телки в колхозе у тебя пасутся и травку жуют, понял? – выдохнул, расслабив ладонь.—

– Что ты хочешь?

– Да ладно? Неужели пасуешь? – ошарашено спросил. – Это что-то новенькое.

– Замолчи, – ярость в крови ещё присутствовала, поэтому каждая моя фраза звучала грубо. – Давай уже реще, говори, чего нужно сделать? Голым по сугробам пробежать или губы накрасить? Что ты там придумал.

– Не, Тем, губы красить не надо. Все намного проще, – хитро склонил голову на бок, пугая меня своим странным прищуром.

– Ну…

– Признайся в микрофон при всех завтра на дискотеке, что Леденцова тебе не безразлична и что ты вмазался в неё по самое не балуйся.

– Хорош? – в неверии усмехнулся, приняв его предложение за шутку. – Прикалываешься, да? Давай по существу, не тяни резину.

– А я не прикалываюсь.