Текст книги "Миражи"
Автор книги: Мария Баррет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)
25
Утром следующего дня Джон спустился в вестибюль отеля и увидел там Франческу. Пробегая глазами список распоряжений для своей команды, он поднял голову и поймал глазами Франческу, выходившую из лифта.
– Один момент, мисс! – шутливо крикнул он, спеша ей навстречу. – Франческа! – Джон взял ее под руку. – Господи, что с тобой?
Она была смертельно бледной и выглядела так, будто всю ночь не смыкала глаз.
Франческа кивнула ему и выдавила улыбку. Ей не хотелось посвящать Джона в события прошедшего вечера, рассказывать о встрече с Патриком и о том, что это для нее значило: к чему волновать его, у него и так забот полон рот. Достаточно, что у нее голова шла кругом оттого, что все в ней всколыхнулось – прежняя боль, предательство и одиночество, но еще и загорелась искра радости, вспыхнувшая в момент, когда она увидела Патрика.
– Нервничаю немножко, вот и все, – ответила она Джону.
Он поцеловал ее в щеку.
– Все будет хорошо, – сказал он. – И ты будешь неотразима.
Он взял ее руки в свои. Ему самому было не по себе, но она еще больше нуждалась в поддержке.
– А теперь ступай позавтракай. Я сейчас покончу с делами и присоединюсь к тебе. Признайся все-таки, ты ничего себя чувствуешь?
Франческа размякла от его доброты и нежности и уже готова была сказать ему о том, как ей страшно и как потрясло ее свидание с Патриком. Но она лишь улыбнулась, на этот раз чуть оживленней, и сказала:
– Вполне нормально себя чувствую, Джон. Не беспокойся.
Она любила Джона и знала его гораздо лучше, чем он предполагал. И не стала тревожить его своими проблемами.
– Значит, увидимся за завтраком, – добавила она, дружески сжала его руку и направилась в обеденный зал.
В то утро они завтракали втроем. Стараясь одолеть и успокоить нервное возбуждение, заглушить мрачные предчувствия и страхи, они болтали, пытаясь казаться веселыми и беспечными. Завтрак продолжался недолго. У них еще было много дел в «Олимпии», и в полдевятого они уже туда отправились. Джон нанял такси до Кенсингтона, и машину нагрузили коробками с каталогами, пресс-релизами, «аптечкой первой помощи», укомплектованной ножницами, нитками, иголками, отделочными материалами, пуговицами, булавками, тесьмой, резинками и клеем. Так что, если возникнет необходимость, все будет под рукой.
Площадка, которую они забронировали для себя в «Олимпии», уже была полна народу и на ней кипела работа. Первыми их встретили три профессиональных костюмерши, которых пригласил для сотрудничества Джон, и Дейв тут же принялся проверять, насколько они освоились в его хозяйстве. Франческа стала контролировать кронштейны с моделями одежды, а Джон сверял по описи аксессуары. Когда вся предварительная работа подошла к концу, до начала показа оставалось два часа.
Вскоре появились манекенщицы, парикмахер и еще парочка каких-то личностей из числа профессиональных халявщиков. Все представили друг другу и проинструктировали, а затем началась подготовка к самой демонстрации. Площадка превратилась в один бурлящий котел.
В два часа, за полчаса до открытия, проверили освещение на подиуме, или, как тут говорили, на языке, звучание музыки, расставили кресла, разложили на них программки и пресс-релизы. Шум за кулисами усилился – костюмерши начали одевать манекенщиц, а те дали волю своим нервам. Не меньше нервничал и Дейв. Сотрудники фирмы Дэвида Йейтса заняли свои места и оттуда подавали советы.
До открытия оставалось пятнадцать минут.
– Ну как там? – встревоженно спросил Дейв Джона, зашедшего в закулисье из зала. Тот только пожал плечами.
– Плохо?
Джон кивнул.
Дейв сам вышел на подиум и увидел ряды пустых кресел. Его охватило отчаяние, и в сердце кольнуло ледяное предчувствие провала. Господи, столько трудов, такая блестящая коллекция, и все это пропадет втуне в пустом зале. Он сжал кулаки и повернул назад. Надо отменять показ, решил он. Нельзя же демонстрировать коллекцию перед пустыми стульями!
– Дейв!
Он обернулся.
– Что, народ запаздывает?
Навстречу ему по проходу шла Софи Энсон из «Телеграф». Дейв кинулся к ней и с чувством пожал ей руку.
– Рад тебя видеть, Софи!
Он тряс обеими руками ее руку и улыбался до ушей. Такого радушия ей не доводилось встречать уже много лет.
В зал вошли еще два репортера, один из них с фотографом. Софи Энсон приветливо улыбнулась ему и снова взглянула на Дейва.
– Я слыхала, «Нозерн лайф» собирается прислать целую бригаду фотографов. Видимо, ожидается нечто сногсшибательное! Представляю, как Эдди позеленеет от злости, когда его прогноз не оправдается!
Дейв рассмеялся вместе с ней и пробормотал что-то насчет права на ошибку. Тут он взглянул с подиума в зал и увидел, как словно по волшебству стали заполняться места. Он узнал Мэриел Хигсон из «Таймс» и фотографа из «Мейл», обратил внимание на суматоху, возникшую из-за телевизионщиков с камерами, продиравшихся сквозь толпу.
– Пока, Софи, увидимся после показа, я хочу познакомить тебя с моей партнершей, – сказал он.
– Буду рада.
Она прошла к своему месту и раскрыла каталог. Шум в зале становился все громче. Дейв спешил за кулисы.
– Джон, Фрэнки, Джон!
Они вдвоем стояли возле манекенщицы в топе с высоким воротом; Франческа что-то подшивала, а Джон держал подушечку с булавками и иголками и нитки.
– Идите-ка взгляните в зал! Я сам пришью, а вы бегите туда!
Он выхватил у Франчески иголку. Франческа вслед за Джоном поспешила к залу, посмотреть, как сходится публика. Через несколько минут они оба вернулись.
– Просто невероятно! Что случилось? Там даже телевизионная камера! – Джон смеялся, но в глазах у него блестели слезы, слезы радости. – Благодари Господа, Франческа. Спасибо тебе, Господи. – Он вытер глаза платком и улыбнулся Дейву. – Дейв, дорогой мой, тебе нужно срочно переодеться в тот замечательный костюм, который ты надел вчера, тебе ведь придется выходить на аплодисменты.
Дейв расхохотался и хлопнул Джона по спине.
– Давай все же погодим, пока меня позовут!
– Позовут, – ответил Джон. – Это я тебе гарантирую. Будут аплодировать, пока их не выгонят!
Он оказался прав. Вышли девушки-манекенщицы, демонстрировавшие первую часть коллекции, засверкали вспышки магния, заиграла музыка, манекенщицы стильно двигались, создавая вокруг себя вихрь красок и волшебных форм. Раздались аплодисменты. Затем последовала вторая часть, а костюмерши уже готовили к выходу первых манекенщиц, которым предстояло показать третью часть коллекции. Зазвучала совсем другая музыка, переменился свет, подиум утонул в ярких, сверкающих переливах красок. По залу опять прокатились аплодисменты. Так продолжалось и дальше.
Журналисты отдавали короткие команды своим фотографам, зал пульсировал в едином бешеном ритме с самой коллекцией, которая с каждой минутой становилась все более и более зажигательной. В задних рядах люди вставали, чтобы получше разглядеть детали, шум усиливался. Показ приближался к кульминационной точке.
Пришел черед вечерних костюмов – изящно выкроенных бархатных вещей, с ручной набивкой в духе восемнадцатого века, расшитых золотой или серебряной нитью. А потом вышли манекенщицы в тончайшем шелковом шифоне, почти совсем прозрачном, сквозь который виднелись элегантно выкроенные корсеты и шелковые чулки с вышитыми подвязками и подтяжками. Толпа ревела от восторга.
И наконец появилось свадебное платье. Одна-единственная манекенщица вышла на подиум без всякого сопровождения, без всякой суеты вокруг. Свет в зале погас, и только луч прожектора падал снизу на девушку. Музыка умолкла, и зрители тоже затихли, пораженные невиданным зрелищем.
Это было платье из белого шифона, затканное спереди серебром, ниспадающее каскадом волн, напоминающих сверкающий водопад. Волосы манекенщицы сверкали, словно каплями, блестками серебра, они были распущены и белы почти как снег. На ногах – серебряные сандалии, ремешки которых обвивали ноги до колена. Почти целую минуту она неподвижно простояла в луче света, а ветродуй развевал складки легчайшего шифона, переливающегося тончайшими оттенками цветов. А потом подиум озарился ослепительным светом, и началось что-то невообразимое.
Загремели фанфары, на невесту посыпались лепестки белых роз, и подиум заполнили манекенщицы. С потолка полетели разноцветные воздушные шары с торговыми марками дизайнеров, участвующих в Неделе, и адресами контор-посредниц. Радостное возбуждение достигло высшей точки накала.
– Ну, Фрэнки, а теперь наша очередь! – воскликнул Дейв и, подхватив смеющуюся счастливую Франческу, повлек ее в зал. Они вышли на язык, и всеобщее ликование усилилось, насколько это еще было возможно. Под вспышками магния они прошли до конца подиума и поклонились публике. Дейв шепнул на ушко Франческе: «Вот наш ответ Эдди Марсу!» – и, смеясь, прижал ее к себе. Потом обернулся и велел кому-нибудь позвать Джона, но Джон не хотел выходить без всей команды, и вот через минуту все они были на виду: Тилли, Эвлин, Черри и Элейн. Все они крепко держались за руки и счастливо улыбались аплодирующей публике. Это был момент славы, который достался им тяжелым и добросовестным трудом, но теперь каждая секунда этого кропотливого труда была щедро оплачена единодушным признанием зрителей.
Патрик стоял в дальнем углу зала, ожидая, пока публика покинет свои места, а желающие проберутся к подиуму, чтобы взять интервью у Дейва Йейтса или его новой звезды Франчески Кэмерон. Наблюдая из зала за Франческой, он видел, как она радостно возбуждена, с каким энтузиазмом отвечает на вопросы, как непринужденно беседует с акулами пера. Он смотрел и на Дейва, который стоял, видимо, в толпе покупщиков, отмечая происшедшую с ним мгновенную перемену. Каким уверенным в себе, спокойным выглядел сейчас Дейв.
Скрытый полумраком, окутывавшим зал, Патрик смотрел и слушал, никем не видимый и не слышимый. Никто не мешал ему любоваться Франческой. Как же она повзрослела, как научилась легко и достойно держаться. Дейв прав, она по-настоящему талантлива. И когда она исчезла из поля его зрения, Патрик подумал: да, она заслужила то, что получила, и я сделал правильный шаг.
– Привет, Патрик!
Он вздрогнул и обернулся. Смешно, он так вглядывался в нее издалека, что даже не заметил, как она сама неслышно подошла к нему. Она стояла на некотором расстоянии, будто не решаясь подойти ближе, и теребила пальцы. Взгляд ее был опущен.
– Я не надеялся, что ты разглядишь меня из-за сверкания прожекторов.
Ему хотелось взять ее руки в свои, перецеловать ее пальцы, но он не решился коснуться ее. Так и остался стоять, держа дистанцию.
– Нет, я тебя разглядела.
Она бросила на него быстрый взгляд. Его лицо было таким до боли родным, что она тут же отвела глаза.
– Прими мои поздравления, – сказал он, чтобы прервать молчание. – Дейв оказался прав. Ты очень талантлива и заслуживаешь успеха.
– Спасибо. – На этот раз она опять подняла на него глаза и выдержала его взгляд. – Ты, вероятно, принял какие-то меры, чтобы нам помочь. Собрал прессу. Правда?
– Почему ты так решила?
– Кто-то обмолвился, что их редактору звонили сегодня откуда-то сверху.
– Да нет, я…
Он не договорил, потому что она улыбнулась, и лицо ее озарилось тем особенным светом, который он так хорошо помнил. У него сердце зашлось от боли.
– Спасибо, – сказала она. – Без тебя мы бы наверняка провалились.
– Мне просто захотелось помочь.
– У тебя это отлично получилось.
Она повернулась, чтобы идти.
– Франческа!
Она стояла спиной к нему, отчаянно желая обернуться, и не могла. С первого же мгновения их встречи ее охватило неодолимое желание броситься к нему, оказаться в его объятиях, испытать то прежнее чувство любви, пусть на секунду, но вернуть прошлое. Но она переборола себя. Слишком страшно было бы потерять все это вновь. И потому она стояла не двигаясь.
– Франческа, я хотел бы увидеться с тобой. Можно?
Она не ответила.
– Давай встретимся ненадолго, всего на час, погуляем в парке, все равно где, мне нужно поговорить с тобой. Надо объяснить тебе, как я тебя люблю! – Он сделал к ней шаг, но она отстранилась. – Ну пожалуйста, Франческа!
Она взглянула ему в глаза и поняла, что не сумеет отказаться. Как может она отказаться, если тело ее неудержимо тянется к нему, если его голос завораживает ее?
– Хорошо, завтра, ненадолго.
Прежде чем успел сказать что-то еще, она поспешила уйти.
– Во сколько? Где? – крикнул он вдогонку.
– После завтрака, – бросила она через плечо. – Возле отеля на Уорвик-сквер.
И она ушла, успокаивая себя тем, что должна отплатить ему за добро, за его помощь – пусть выскажется.
Но почувствовав спиной его взгляд, она поняла, что согласилась на встречу совсем не из чувства благодарности. Есть вещи, которых не изменить, говорил Дейв, надо научиться жить с ними. Несмотря на духоту в зале, Франческа передернулась от внезапного холодка, пробежавшего по телу. Она обхватила себя руками. Эта мысль наполнила ее страхом и радостной надеждой.
Джон уже второй раз за утро поцеловал Франческу в вестибюле отеля и сделал шаг назад, чтобы получше рассмотреть ее лицо. Щеки ее горели, глаза блестели, при этом она была спокойна и сдержанна. С ней что-то неладно, решил Джон.
– Ты действительно не собираешься идти в офис администрации?
– Нет. – Ей ужасно хотелось сказать ему, почему, но опасалась излишнего любопытства с его стороны, а она не надеялась, что сможет разумно объяснить, как она согласилась на свидание с Патриком. Конечно, встречаться с ним – безрассудство, это ясно, но что могла она с собой поделать?
– Ладно, потом поговорим. Передай Дейву, что я ушел.
– Хорошо.
– Когда он вчера вернулся? После банкета я его не видел.
– Наверно, пошел на свидание с кем-нибудь из манекенщиц.
– А! – Джон с плохо скрываемым облегчением перевел дух. Он в глубине души боялся, что Дейв имеет виды на Франческу, и их связь плохо отразится на творческом содружестве. Кроме того, его пугало, что Франческу вновь может постигнуть разочарование. – Ну, значит, передай ему, что может встретиться со мной в офисе. – Джон взял в руки портфель. – Пожелай мне удачи, Франческа.
– Куда тебе еще, Джон! Но все равно – желаю удачи!
Она улыбнулась, и он, махнув ей рукой, вышел из отеля. И через несколько минут вошел Дейв – в том самом костюме от Пола Смита, который был на нем вчера.
– Привет, Фрэнки, любовь моя!
Он обнял ее за талию.
– Как Джон – в порядке? Я видел, как он садился в такси. Он посмотрел на меня крайне неодобрительно.
Франческа рассмеялась.
– Ему трудно тебя понять. По-моему, твое поведение его просто шокирует.
– Фу! – Дейв, шутливо сдаваясь, поднял вверх руки. – Старушка Кари – мой старый боевой товарищ, только и всего.
– Мне можешь не объяснять!
Франческа чмокнула его в щеку.
– Между прочим, я видел, как Патрик Девлин гуляет по Уорвик-сквер.
– Ох!
Франческа покраснела.
– Ладно уж, – пожал он плечами. – Ты тоже можешь мне этого не объяснять. – Он похлопал ее по плечу. – Но все же будь осторожна, Фрэнки. Политика – грязная игра.
Она не вполне поняла, что он имел в виду, но его тон ей не понравился.
– Я знаю, что делаю, – сухо отозвалась она.
– Конечно, прелесть моя. – Он улыбнулся, но через силу. – Ну тогда иди, не заставляй человека ждать.
Она махнула рукой и исчезла за дверьми. Дейв обеспокоенно посмотрел ей вслед и подумал, не сказать ли об этом Джону. Потом решил, что лучше не вмешиваться в чужие дела. Франческа хоть и очень молода, но подчас поразительно мудра. И силы воли ей не занимать. Конечно же, она знает, что делает. И если она зашла слишком далеко, все равно ее уже не остановишь.
Патрик вышагивал возле отеля с газетой «Таймс» под мышкой, в наглухо застегнутом черном кашемировом пальто. День стоял по-февральски промозглый, туманный, ледяной ветер пронизывал насквозь. Увидев, как Франческа выходит из дверей отеля, он вздрогнул уже не только от холода. Она остановилась, высматривая его среди прохожих.
На ней было длинное темно-синее пальто, узкое в талии и с расходящимися волнами полами, с высоким воротом и модными пуговицами. На ногах – высокие шнурованные ботинки на низком каблуке. Словом, она была одета в стиле эдвардианской эпохи.
– Привет!
Они встретились в самом центре Уорвик-сквер. Он хотел поцеловать ее, но она увернулась, подняв лицо к серому небу.
– Скверная погода, – сказала она.
– Да. Ну что – идем в парк? Или выпьем кофе где-нибудь поблизости?
– Да нет, лучше в парк.
Ей не хотелось сидеть с ним за столиком – ведь тогда придется смотреть ему в глаза. А она не могла на это решиться.
– В Сент-Джеймский?
Она кивнула.
– Такси возьмем?
– Да нет, лучше пройдемся.
– О'кей.
Они свернули на Белгрейв-роуд, прошли Сент-Джордж-сквер и вышли к набережной. Они держали дистанцию, Франческа шла, высоко подняв голову и глядя прямо перед собой, а Патрик, притворяясь беззаботным, беспрерывно болтал о пустяках и показывал достопримечательности. Он понимал, что она оценивает его, понимал, что держит экзамен.
Ему хотелось взять ее за руку и сказать, что надо забыть эти пять чудовищных месяцев, что он ни на минуту не переставал любить ее. Но не осмелился, боясь, что отпугнет ее. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к нему, это время он ей даст. Она сама должна созреть для понимания. И она непременно созреет.
А Франческа думала о том, как ей мил его голос, какой он у него теплый, спокойный, и о том, что Патрик нисколько не изменился, ни капельки. Вот он говорит о таких банальных вещах, а его все равно интересно слушать. И как же с ним спокойно, и смеяться хочется.
Она поймала себя на том, что начала поглядывать на него, как бы проверяя, взаправду ли все это сейчас с ней происходит, а он ловит ее взгляд и улыбается. Вот она и опять в плену любви, и в ее теплой радостной неге исчезает пасмурное неприветливое утро, рассеивается туман, а сердце затопляется светом. Боль прошлого отошла, воцарилась радость настоящего.
Все-таки, пройдя несколько шагов вдоль Темзы, Патрик взял Франческу за руку и засунул ее кулачок поглубже в карман своего пальто. Она сразу вспомнила его пальцы – длинные, тонкие, с нежной мягкой кожей, и не вырвала руку. Это произошло как-то естественно, само собой. И Франческа приблизилась к нему, соприкасаясь рукавами. Порывы ветра швыряли ему в лицо пряди ее волос. Оба избавились от неловкости. Они снова оказались в своем собственном, родном для них мире.
Когда они проходили здание парламента, Патрик показал Франческе окна своего кабинетика в этом сером готическом дворце. Туман сгущался, прохожие торопились поскорей укрыться под крышей, а они не спеша шагали по Сент-Джеймс-сквер. Теперь они шли рядом и все время касались друг друга, речь их потекла спокойней, головы склонились и ветер перемешивал их волосы. Внешний мир перестал для них существовать.
Редактор женского отдела газеты Оливера Пирса вышла из душного помещения на Олд Куин-стрит и с наслаждением вдохнула холодного свежего воздуха. Настроение у нее было паршивое. История, которую она раскручивала, как оказывалось, выеденного яйца не стоила, так что она понапрасну угробила сорок пять минут своего драгоценного времени.
Оглядевшись в поисках такси и ничего не увидев, она направилась в сторону Сент-Джеймс-сквер. Тут ей попалась свободная машина, и она уже приготовилась подать знак водителю, как ее внимание привлекла фигура, показавшаяся ей знакомой.
Она достала из сумочки очки и поспешно нацепила их на нос. У нее была редкая память на лица, и она сразу узнала этого человека, который шел рядом с дамой. Настроение ее мигом переменилось. Она вынула из сумки радиотелефон и набрала номер редакции, стараясь не упустить из виду эту пару. Вот так повезло, подумала она, если еще удастся сделать снимки, это будет полный прикол!
Дозвониться удалось не сразу, номер все время был занят.
– Да, это я. Пришлите Стива прямо сейчас к Сент-Джеймскому парку. Скажите, что я буду ждать у входа в парк. Да… Что? Ладно.
Через несколько секунд секретарша продолжила разговор.
– Ну, конечно же, с фотоаппаратом! – взорвалась редакторша. На кой черт еще нужен фотограф?
Она со злостью сунула радиотелефон в сумку. Что за идиотка там на проводе!
Редакторша закурила сигарету и направилась ко входу в парк. Девлин с его подружкой куда-то исчезли, но куда они денутся, гуляют где-нибудь в парке. Уток кормят, насмешливо подумала она.
– И что он потом сказал?
Патрик, сидя за столиком открытого кафе в парке, держал руку Франчески в своих руках. Она рассказывала историю рождения коллекции Кэмерон—Йейтс, а он с улыбкой слушал, ловя каждое ее слово.
– Вот это да! – восхитился он, когда рассказ подошел к концу. Какая же все-таки она стала взрослая, теперь в ней не узнать той робкой незаметной девчушки, с которой он познакомился в Шотландии. И при этом она сохранила свою наивность и чистоту. Столь же причудливо в ней сочетались взрослая женщина и ребенок. Его тянуло к обеим.
– Пойдем? Кофе был допит. Она нерешительно пожала плечами. Он встал и, обойдя столик, подошел, чтобы помочь ей. Он чувствовал, что она хочет того же, что и он.
– Что теперь?
– Все равно.
Она поднялась, и он обнял ее, почувствовав, как все ее тело прильнуло к нему.
– О, Франческа! – прошептал он, уткнувшись лицом в ее пушистые волосы. – Как я соскучился.
Он крепко сжал ее и приподнял над землей. Она засмеялась, и эхо ее смеха разнеслось в тумане по аллеям парка. Он нашел губами ее рот и стал целовать. Ее разметавшиеся от ветра волосы закрыли их обоих. Потом он опустил ее, убрал со лба волнистые пряди и стал целовать глаза, щеки, лоб.
Они не замечали, как фотограф, скрывшийся в кустах рядом с кафе, быстро щелкал затвором своего «пентакса».
Потом они стояли на палубе прогулочного катера, глядя с воды на берега Темзы. Они здесь были совсем одни, если не считать супружеской четы американцев, которые, дрожа от холода, как заведенные снимали на пленку дождливые пейзажи.
Франческа чувствовала себя абсолютно счастливой, такого полного счастья она не испытывала никогда. Ей не хотелось раздумывать над тем, правильно ли она поступает и что будет потом. Теперь все виделось в каком-то новом, неожиданном свете. Она ощущала радость жизни, прошлое отступило, о нем можно было забыть. Никто и ничто не имело значения; в мире существовал только он, Патрик.
Патрик пригласил ее подойти к борту. Он распахнул пальто и прижал ее к своей теплой груди, укрыв полой.
– Какая мы с тобой хорошая пара, – сказал он.
Она обвила его руками и подумала, что он совершенно прав.
Они приближались к Вестминстерской пристани. На воду легло отражение здания парламента. Патрик вдруг подумал, какое ничтожное значение имеет для него все, связанное с политической карьерой. Он знал, что после сегодняшнего дня возврата в эту жизнь не будет.
– Хочешь посмотреть мой новый дом, Франческа? Мне кажется, тебе понравится.
– О'кей.
Ее голова покоилась у него на груди, и ответ прозвучал глухо.
– Ты уверена?
Он боялся, что Франческа ответила так просто, из вежливости. Ему хотелось, чтобы она все узнала о нем.
Она подняла глаза, уловив обеспокоенность в его тоне.
– Конечно.
– Хорошо.
Они сошли с катера на пристани, и он повел ее по набережной. На улицах зажглись фонари, и туман прорезал оранжевый свет. Патрик взял ее под руку.
– Надо взять такси. Сейчас разразится ливень.
– Нет, давай пойдем пешком. Мне так нравится бродить по Лондону.
– Даже в дождь?
Она улыбнулась, и лицо ее засветилось.
– Да, даже в дождь.
Так и получилось. Прогноз Патрика сбылся, и на полдороге их застал ливень. Они продолжали идти пешком вдоль Темзы. На Гросвенор-роуд дождь немного приутих, но в районе Челси опять полил как из ведра.
Патрик уткнул нос в воротник и прижал к себе Франческу.
– Уже близко, – сказал он, – сейчас свернем направо, и будет мой дом, давай-ка прибавим ходу!
Они побежали прямо по мостовой. Проносящиеся мимо автомобили разбрызгивали воду из грязных луж, дождь заливал им лица. Наконец Патрик остановился возле внушительной черной двери. Он пошарил в карманах в поисках ключа, отпер дверь и пропустил Франческу вперед.
– Да, вот так ливень! Снимай скорей пальто, с него течет!
Они стояли в громадном холле. У их ног стремительно натекали лужи.
Франческа расстегнула пуговицы и распахнула пальто. То, что было под ним – шелковая блузка и короткая шерстяная юбка – вымокло насквозь и прилипло к телу. Капли дождя скатывались по шее в вырез кофточки, пряди мокрых волос облепили щеки.
Патрик шагнул ей навстречу.
Он взял ее лицо в ладони и стал целовать каждый сантиметр ее кожи. Его руки шарили по ее мокрой одежде. Патрик был весь во власти невероятной страсти, которая пронизала каждую клеточку его тела. Она помогла ему сбросить пальто. Он прижал ее к стене. Франческа тоже не могла побороть своего желания: она вся жаждала его. Ее пальцы лихорадочно расстегивали блузку, чтобы поскорее прикоснуться к нему обнаженной кожей. Его рот впился в ее груди, а руки тянулись вниз под юбку, и она вскрикнула, когда он коснулся голой кожи над чулком.
Ее руки расстегивали ему брюки, и она покусывала кожу у него на шее. Он стал на колени и стал целовать ей бедра, она застонала и заставила его подняться. Он прижал ее к стене и, раздев, приподнял, придерживая своей тяжестью. Она откинула голову и тяжело дышала, вжимаясь в него бедрами.
– Люблю тебя, – страстно прошептал он.
Она вскрикнула.
– Люблю тебя, – повторил он, – люблю тебя.
Он вновь и вновь повторял эти слова в ритме движения их тел, пока уже ничего не смог сказать, и тогда оба их крика слились в один и наступило молчание.
Когда они немного отдышались и тела их успокоились, они почувствовали, что в холле довольно прохладно. Франческа не замечала времени, не замечала ничего вокруг, и только теперь начинала осознавать, где она.
Они находились в просторной викторианской прихожей с белым мраморным полом, в центре которой стоял круглый стол орехового дерева времен Вильгельма Четвертого. Бра на стене освещали часть холла, но половина его тонула во мраке.
Патрик улыбнулся.
– Чему ты улыбаешься?
– Просто так. – Он поцеловал ее. – Надо проводить тебя в ванную и зажечь свет, чтобы стало похоже, будто я правда здесь живу.
Он включил свет. Франческа надела блузку. Он подошел к ней.
– Не одевайся.
– Почему?
– Зачем притворяться, что ничего не случилось. – Он поцеловал ее в губы. – Ты великолепно выглядишь без всякой одежды.
– Патрик!
Он рассмеялся. – Пойдем наверх. Тебе нужно принять ванну, иначе простудишься.
Он провел ее по лестнице к ванной, включил свет в коридоре, оставив саму ванную неосвещенной. Прикрыл дверь, так чтобы просачивающийся из коридора свет позволял разглядеть контуры предметов, и усадил Франческу на бортик огромной викторианской ванны. Он открыл краны, налил в воду шампунь из стеклянного флакона с надписью «Пенхалиган» и взбил пену.
Франческа сидела и смотрела, как он стягивает через голову пуловер. Она провела пальцами по его волосам. Как он прекрасен, думала она, как строен и силен, какой он нежный и заботливый. Он значил для нее все.
– Франческа.
Он нагнулся и поцеловал ее.
– Нет.
Он недоуменно поднял на нее глаза.
– Поди сядь там.
Он оглянулся на плетеное кресло, стоявшее у него за спиной.
– Садись.
Она сказала это едва слышно, но каждое ее слово звучало для него как приказ. Он послушно сел в кресло.
Она встала и медленно расстегнула блузку, спустив ее с плеч и оставшись в кружевном бюстгальтере. Глядя ему в лицо, спустила бретельки и обнажила груди – полные, с ярко-розовыми сосками. Она заметила, как изменилось выражение его лица. Она расстегнула лифчик, и он упал на пол. Потом она расстегнула «молнию» на юбке, и та тоже скользнула вниз.
Она осталась только в черных чулках и высоких ботинках.
Она пробежала пальцами от грудей до бедер, как бы демонстрируя ему свое тело, возбуждая в нем желание. Патрик сидел молча и неподвижно. Только частое прерывистое дыхание выдавало его чувства.
Наконец она поставила ногу на край ванны, нагнулась, коснувшись грудями ляжки, расшнуровала ботинок и легким движением сбросила его на пол. Проделала то же самое со вторым. И тогда подошла к Патрику.
– Боже мой, Франческа…
Она нагнулась и нашла губами его рот. Его руки обвили ее бедра, пальцы ласкали шелк чулок. Он усадил ее себе на колени, убрал ладонью волосы со лба, и не отрывая глаз друг от друга, они начали одновременно двигаться, слившись воедино.
– Как хорошо, что придумали такие большие ванны! – Его пальцы по-прежнему блуждали в ее волосах. Он откинул голову на спинку кресла. Она приподняла голову с его плеча и улыбнулась. Набралась почти полная ванна воды.
– Сам закроешь краны или мне закрыть?
– Давай ты.
Она соскочила и нагнулась над ванной, закрывая воду. Он тоже поднялся.
– В моей спальне висит банный халат, – сказал он, пробуя воду. – Вторая дверь по коридору.
Она надела блузку и прошла в спальню. Включив свет, огляделась в поисках халата.
Спальня была большая. В ней царил мужской дух. Отделана она была в желто-кремовых тонах и обставлена мебелью красного дерева в георгианском стиле.
Франческе эта комната понравилась – именно такой она ее себе и представляла. На комоде были выставлены фотографии, и она подошла взглянуть на них. На одной был снят Патрик еще мальчиком, на другой – леди Маргарет в свадебном наряде, на третьей – целая сцена: пикник в Мотком-парке. На этом снимке Патрик стоял рядом с темноволосой девушкой, которую обнимал за талию. Оба они и другие люди на фотографии весело смеялись.
Франческа подошла к кровати. У изголовья в большой серебряной раме висела еще одна фотография. Франческе захотелось рассмотреть и ее. Тут у нее занялось дыхание и в глазах потемнело, словно кто-то невидимый внезапно выключил свет и ударил ее под ложечку. Франческа зажмурилась, а когда подняла веки, фотография вновь бросилась ей в глаза. И ей снова стало плохо.
Она стояла, пришибленная болью, вглядываясь в лица Патрика и темноволосой девушки, и ее плотно окутывал черный туман кошмара, ударившего прямо в сердце.
Страдая от боли, она все же не могла оторвать глаз от злосчастной фотографии, с которой улыбалась счастливая пара. Ее будто закружил вихрь, увлекающий за собой в бездонную пропасть. На пальце девушки с фотографии блестело кольцо с крупным изумрудом, обрамленным брильянтами, сияющее, как лицо самой девушки. Это сверкающий свет ослепил Франческу.
Она без сил опустилась на кровать, закрыла лицо дрожащими руками. Ей не удавалось отогнать от себя образ увиденного. Сияющий свет, исходящий от фотографии, улыбки на ней преследовали ее. Она вскрикнула.
– Франческа!
В комнату вбежал Патрик.
– Что случилось?
Он был голым, только обернулся полотенцем вокруг пояса.
Она поднялась, не в силах поднять на него взгляд. Она чувствовала себя преданной, будто открыла человеку душу, а он надсмеялся над ней. У нее было чувство, будто ее запачкали чем-то скверным.
