Текст книги "Жребий брошен"

Автор книги: Мария Быкова

Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Туда-то я его и загнала. Когда эльф понял, сколь жестока оказалась к нему судьба, он попытался было убежать (но было поздно), улететь (но я не дала) и попросить помощи у какого-то проходившего мимо человека (?), зловеще бряцавшего оружием и до самой макушки завернутого в черный плащ. Тот буркнул что-то, что я расшифровала как «ну, мрыс дерр гаст, опять эти маги», и поскорее смылся.

Эллинг с тоской посмотрел ему вослед.

– Клан, говоришь? – нежно спросила я, ме-эдленно подходя ближе и комкая в ладонях большой зеленый пульсар. Возможно, выглядела я и банально – вечно магов с пульсарами рисуют! – но эльфу было определенно не до эстетики. – Гномий, говоришь? Лавочку, говоришь, арендовать не могли, да?!

– Я-альга… – обреченно простонал Эллинг.

– Ты у меня щас тоже кое-чего не заможешь! Вот как щас не заможешь, так вообще никогда не смогнешь!

– Чего, тоже в Ривендейла влюбилась, да?

Удар прошел мимо цели, ибо на Ривендейла мне было чихать с Солнечного шпиля. Видно, эта простая мысль отразилась на моей жутко выразительной физиономии – причем в данный момент более жуткой, нежели выразительной, – потому что эльф, презрев гигиену, вжался в кирпичную стенку. Я медленно приближалась, зловеще поигрывая пульсаром.

– Десять процентов! – торопливо сказал Эллинг, когда я подошла на десять шагов.

Я только усмехнулась.

– Двадцать!

– Ха-ха, – вкрадчиво согласилась я.

– Сорок! Яльга, больше не могу – нам же до конца года жить надо!

– Пятьдесят процентов, – твердо сказала я. – Я вас знаю, вы на пари не меньше полутысячи заработали.

Эльф очень натурально пригорюнился.

– Дык мы ж не гномы…

– Вот поэтому и заработали. Вы любого гнома обуете, ежели потребуется.

Гнусная лесть оказалась донельзя эффективной. Эллинг немедленно расплылся в улыбке.

– Ну пятьдесят так пятьдесят!.. Для такой красавицы ничего не жалко!.. Подойди ко мне в Академии, я тебе отдам! – С этими словами мерзавец-эльф попытался шмыгнуть мимо меня прочь из тупика.

Я поймала его за воротник плаща. Хвала богам, плащ был новый, и воротник на нем держался крепко. А близнецы все-таки были не герцоги, чтобы оставить новехонький плащ на съедение злобной мне.

– Здесь и сейчас, – весомо сказала я, глядя Эллингу в глаза. – Давай деньги.

Эльф, не особенно расстраиваясь, полез под плащ, покопался в карманах и легко отдал мне мешочек, туго набитый монетами.

– Твоя доля, – ухмыльнувшись, сообщил он. – Пятьдесят процентов, ровно двести сорок серебряных монет. Проверять будешь, рыжая?

– Нет. – Я взвесила мешочек на ладони и убрала его в карман. Эллинг не лгал – я неплохо умела отличать правду ото лжи. – Но как…

– Как я догадался отложить половину отдельно? Легко. – Эльф выглядел таким довольным, каким и впрямь может быть только представитель его народа. – Мы же все-таки не дураки, Яльга. И давно тебя знаем. Да даже гном поймет, что ты затребуешь свою долю!

– Вот мерзавцы! – с чувством сказала я. – Проходимцы! Эльфы!..

– Они самые, – с гордостью согласился Эллинг. – Такая идея гному не придет! Ты бы видела, как вы с Ривендейлом там дрались – у-у, все кикиморы в округе от ужаса перемерли! У него, кстати, завтра день рождения, ты не знала?

– День рождения? – машинально переспросила я. – У Ривендейла?

– Ну да. Сто пятьдесят лет, круглая дата.

И тут в голову мне пришла гениальная идея.

– Слушай, – медленно начала я, увлекаясь идеей все больше и больше. – Помнишь, вы все ругались, что я не позвала вас, когда делала мгымбра?

– Ну, – тут же напрягся эльф. – А что, есть дело?

– Нет. Пока нет. Но будет. Хотите участвовать?..

– С тобой? Не вопрос! – Эллинг хищно прищурился, потирая руки. – Когда, где и чего брать с собой?

– Завтра, в девять утра, на школьном дворе. Прихватите ромские костюмы и – я изобразила в воздухе, как играю на гитаре, – чего-нибудь музыкальное. Договорились?

– Договорились!.. Яльга, один вопрос.

– Да?

– Это войдет в историю?

– Въедет, – искренне ответила я. – На золоченых колесницах. Клянусь своим браслетом!..

Эллинг просиял.

Юбку я шила весь вечер из ненужных Полин цветастых шалей. Кофточку – красную, псевдошелковую, в обтяг и с невероятным вырезом – удалось позаимствовать в театральном кружке. Там она называлась «Костюм эльфийки»; братья, узнав об этом, дружно сообщили, что, если бы их женщины ходили только так, никуда бы они из Леса не уезжали.

Тем более что юбки к «костюму» не прилагалось.

Мониста, сережки, браслеты и прочая звенящая дребедень нашлась у Полин сразу же, едва я пояснила, для чего она мне нужна. На благое дело поздравления Генри Ривендейла Полин не было бы жаль даже колечка с бриллиантиком. А уж тем более латунной, даже не позолоченной, мишуры.

Где раздобыли шмотки близнецы, они так и не признались. Но попадание было в точку: малиновые рубахи, черные псевдошелковые же штаны, высокие сапоги, аж блестевшие от ваксы, плюс лохматые курчавые парики радикального черного цвета. Их братья нахлобучили прямо поверх собственных длинных светлых волос, не сочтя нужным убирать такую красоту под парик. Венчали все это великолепие традиционные ромские фетровые шляпы с непременным алым цветком за лентой. Можно было подумать, что ночью близнецы ограбили какой-то местный табор. А что, таким ромы и в подметки не годятся. Какое там коня свести – они, если надо, и боевому верблюду крылья приделают…

Ну и конечно же гитары. Как всякий эльф, каждый из близнецов от природы обладал поставленным голосом, абсолютным слухом и умением тренькать на любом струнном инструменте, хотя бы отдаленно напоминающем лютню. Третий эльф, взятый в оркестр для компании, вообще был представлен мне как профессиональный гитарист.

В общем, когда я этакой босоногой лебедушкой вплыла во двор и, подбоченившись, встала под Ривендейловым окном, народ, пробегавший мимо, начал останавливаться и глазеть. Эльфы, завидев это, хором завели «Ай, нанэ-нанэ!», я же, поняв намек, потрясла плечами, грудью и юбкой по очереди, честно пытаясь изобразить виденные лет десять назад ромские танцы.

Получилось нечто похожее. Народ и вовсе заинтересовался; когда зрителей собралось достаточно, я решила, что лавочку пора открывать. Звучно хлопнула в ладоши и звонко прокричала:

– Поздравляем нашего любимого Генри Ривендейла с днем рождения! Желаем ему всего-всего хорошего, герцогство в наследство и вампиршу в жены! В подарок от всего нашего курса – песня!

– Ай, нанэ-нанэ!! – хором рявкнули эльфы.

В окне второго этажа появилась помятая физиономия Ривендейла. Вид у герцога был заспанный, волосы – растрепанные; походило, что он только что вскочил с постели. Нет, судя по тому, как глаза у вампира немедленно поползли на лоб, сюрприз удался и Генри был рад подарку, – но все-таки он явно предпочел бы получить его чуть-чуть позднее. Однако я улыбалась так призывно (а кофточка на груди трещала еще призывнее), что герцог не утерпел и распахнул окно. При виде обнаженного вампирова торса – стройного, мускулистого, ну в общем, все как полагается! – девицы слитно ахнули и попытались устроить маленькую овацию.

– Ай, нанэ! – сурово пресекли эти поползновения «ромы».

Я хлопнула в ладоши еще раз, и эльфы слаженно забренчали по струнам. Вид у них – у музыкантов, естественно! – был самый что ни на есть залихватский; Эллинг, кое-как освоившись с гитарой, лихо прокрутил ее за гриф. Я прошлась по двору, в такт музыке размахивая юбкой; немножко потрясла плечами (народ завороженно смотрел на кофточку: свалится – не свалится), кокетливо прикрыла лицо краешком юбки.

– Давай! – прошипел за спиной Яллинг.

И я дала чего просили:

 
Уж замуж мне пора давно,
Эх, жисть моя корявая!
Парней кругом полным-полно,
А я люблю – Кудрявого!
 

Голос у меня был не ахти какой, но все-таки. Перекаты-переливы удались мне на ура – а чему тут удаваться, эту песню на всех пирушках поют и мимо нот почти не попадают. Но даже если бы я спела ее вообще через пень-колоду, это ничего бы не изменило. Генри дернулся, впился в меня взглядом и мигом исчез, точно испарившись в пространстве. Девицы опять слаженно вздохнули; я, впрочем, неплохо понимала, где именно сейчас сконденсируется наш герцог, так что от греха подальше отступила к близнецам.

Эльфы между тем рванули второй куплет:

 
Ах, ценит герцог мой семью,
Обычная история!
Я от себя любовь таю,
А от него – тем более!
 

– Ай, нанэ-нанэ! – стройным хором поддержали меня близнецы. Третий эльф молча наяривал на гитаре; вид у него был такой, будто он набрал полный рот воды и теперь боится расплескать.

Под ромские завывания во двор кубарем вылетел Генри Ривендейл. Эффект превзошел все ожидания: из всей одежды на нем были одни только подштанники да фамильная шпага, зажатая в руке. Все это плюс бешенство, придавшее благородным чертам герцога окончательный и бесповоротный романтизм, исторгло из девиц еще один слитный возглас.

Из Генри тоже чего-то такое вырвалось, но сомневаюсь, что это было слово «Бис!». Вот она, великая сила искусства – до печенок пробрало, до селезенок! В горле застряло, говорить мешает!..

Едва я успела додумать эту самую чуточку лицемерную мысль, как Ривендейл со сдавленным рычанием бросился в нашу сторону. Близнецы одновременно прикрылись гитарами, продолжая извлекать из струн залихватскую мелодию; эльф же гитарист, не ожидавший такого эффекта, неожиданно выдал вместо «ай, нанэ-нанэ!»:

– Вай, кало ромэнгиро джуклоро![3]3
  Черная ромская собачка!


[Закрыть]

– Розмар ман о кхам![4]4
  Разрази меня солнце!


[Закрыть] – охотно и чуть более в тему откликнулась я.

Настигшее нас возмездие в лице Ривендейла цепко схватило меня за плечо свободной рукой. Встряхнуло; я ойкнула, почти что услышав, как трещит ключица.

– Ты! Ты!..

Лицо у Генри было такое… вот тогда я и поняла, что называется «состояние аффекта». Девицы затаили дыхание, ожидая свежий труп; право слово, до него было недалеко, в карих глазах Ривендейла горел абсолютно непацифистский огонь.

Меня спас Хельги Ульгрем, как нельзя вовремя оказавшийся рядом.

– Генри, ты где такие подштанники покупаешь? – громко восхитился он, проталкиваясь в первый ряд. – Я тоже такие хочу! Или они только герцогам полагаются?

Публика, и я в том числе, дружно уставилась на рекомое. М-да. Подштанники были классные и жутко дорогие: из тончайшего эльфийского полотна, не везде такие купишь. Все бы ничего, но ткань сплошь покрывала эльфийская же вышивка – изящная, конечно, стильная и все такое, но как-то плохо вязавшаяся с общим героическим образом. Согласитесь, мужественные герои не ходят в вышитых подштанниках. У мужественных героев все детали туалета кольчужные.

Тут и до Генри, кажется, дошло, в каком виде он выскочил на улицу. Еще крепче сжав шпагу, он метнулся обратно – только пятки сверкнули. Меня, слава богам, он перед этим отпустил, а не то лететь бы мне носом вперед с последующим приземлением в брусчатку.

Стало тихо.

– Коллега Рихтер, – прозвенел в абсолютной тишине хрустальный голосок Эльвиры Ламмерлэйк. Алхимичка, которую до того никто и не заметил, стояла у двери в корпус, изящно облокотившись на ошалевшего от такого внимания мраморного льва. – Я никак не ожидала, что вы прививаете студентам вкус к прекрасному! Даже в столь неожиданных ракурсах – на уровне подштанников! Это достойно всяческого уважения. Я приложу все усилия, чтобы ваш опыт распространился и по другим учебным заведениям…

– Не стоит трудиться, – прозвучал в ответ другой знакомый голос – бывалые эльфы начали оглядываться, заодно отыскивая и его источник, и пути отступления. Источник обнаружился легко, пути же были надежно перекрыты. – В других учебных заведениях, коллега Ламмерлэйк, нет такого замечательного, во всех отношениях творческого студенческого коллектива. Пока нет. Но мы можем поспособствовать.

– Ну что вы, коллеги. – Это была уже Шэнди Дэнн, вынырнувшая как из-под земли (впрочем, кто знает?). – Идея не такая уж и плохая, да и воплощение превосходно. Дети пытаются самореализоваться – это понятно в столь юном возрасте. Зачем же мешать? Я полагаю, все четверо… нет, пятеро участников концерта с радостью повторят его в виде гастрольного тура. А полученный гонорар Академии не помешает. У меня, например, в кабинете на потолке краска облупилась…

– И вообще, адепты молодцы, – возвестила алхимичка. – Указали нам на нашу недоработку! Студенческой самодеятельности-то у нас и нет! Ничего, теперь все в обязательном порядке будут посещать курсы по хоровому пению, пению соло, игры на народных инструментах, танцевальному искусству, мастерству сценического костюма и грима. Воспитанию чувства патриотизма также весьма поспособствует хоровое исполнение гимна Академии – скажем, по пятницам, после занятий. Можно перед. Ваше мнение, коллеги?

– Все бы ничего. – К кучке магистров присоединился еще и директор. – Вот только гимна у Академии на данный момент нет…

– Бесспорно, глубочайшая недоработка! – поддакнула Шэнди Дэнн.

– Нет – значит, будет! – железным тоном, мало походившим на прежнее щебетание, отрезала Эльвира. – До пятницы время еще есть. Задание обязательное! Все, все свободны. Спасибо за концерт. Время пошло!

Народ радостно рванул во все стороны. Я подхватила юбки и боком-боком побежала ко входу, но аккурат у меня на дороге возник любимый наставник. На лице у него печатными буквами было написано невероятное желание придушить меня прямо здесь.

– Ой, простите, – пискнула я, решив нахально обежать магистра стороной.

Но не тут-то было: Эгмонт крепко ухватил меня за то же самое плечо, что и Генри, надавив на ту же многострадальную кость. Я взвыла в голос; Рихтер, не поддавшись на провокацию, хватку ослабил совсем чуть-чуть.

– К вам четверым это точно никак не относится!

– И насчет гимна тоже? – с надеждой спросил Эллинг.

– И насчет гимна, – ласково заверил Рихтер. – У вас будет особенное задание. Вы у меня адепты творческие, вам без дела не сидится…

К последней фразе запасы ласковости иссякли, уступив место чему-то диаметрально противоположному. Я невольно начала вспоминать, как конкретно делается большой боевой пульсар; заодно вспомнилось, как легко это самое соорудил однажды Эгмонт, – а сейчас ему определенно не хватало только причины. Я представила, как Генри Ривендейл утрамбовывает мой хладный труп в недостроенную стену, а Рихтер поливает сверху цементом, и мне стало совсем уж нехорошо.

Таким образом, процессия, направлявшаяся в магистерский кабинет, выглядела следующим образом. Сначала мы с Эгмонтом (мое плечо он так и не отпустил, и правильно, а то только бы меня и видели!); за нами, вытянувшись гуськом, следовали трое эльфов с гитарами наперевес. Парики у близнецов сбились набок, но рубахи алели по-прежнему воинственно и непреклонно.

Эльф-гитарист, замыкавший процессию, ажно сиял от счастья. Никогда прежде, судя по всему, он не испытывал такого выброса адреналина в кровь.

«Хорошо, хоть кому-то хорошо», – мрачно подумалось мне.

Кабинет был знакомый, можно сказать – родной. С последнего моего сюда визита ничего особенно не изменилось; я попыталась вспомнить, когда случился этот самый последний визит. Кажется, еще на Савайн, после мгымбра… мрыс дерр гаст, а как давно это было!

Мы зашли, сгрудились возле двери. Отходить от нее подальше никому отчего-то не хотелось – окна все равно были зарешеченные, да и прыгать высоковато. За девять месяцев обучения на боевом факультете – у близнецов и того больше, а про эльфа-гитариста ничего не знаю – я успела привыкнуть, что первой мыслью, являющейся мне в помещении, становится: «А как бы, ежели чего, отсюда можно удрать?»

А удрать хотелось. Бесстрастное выражение, застывшее на лице Рихтера, вряд ли смогло бы хоть кого-нибудь обмануть: сквозь него изумительно просматривалось бешеное желание придушить всю нашу четверку голыми руками. Это о чем-то да говорило; жить хотелось всем, поэтому мы переминались с ноги на ногу и старательно изображали оскорбленную в лучших чувствах невинность.

– Ну? – наконец нарушил молчание Эгмонт.

Эльфы одновременно ткнули меня локтями под ребра.

– Мы ничего плохого не сделали! – вздрогнув, горячо заверила я магистра. – Мы всего лишь хотели поздравить нашего сокурсника с днем рождения! Праздник у человека… то есть у вампира конечно же!.. Не каждый день сто пятьдесят лет исполняется!

– Да неужели? – Рихтер был на удивление немногословен.

– Истинно так! – с достоинством согласилась я, больше всего опасаясь, что эльф-гитарист с перепугу еще раз обнаружит фрагментарное знание ромского языка. Раз уж его на собачках заклинило: ляпнет еще чего-нибудь в духе «борзо джуклоро»[5]5
  Пес легавый.


[Закрыть] – объясняй потом Эгмонту, что не нарочно! – Понимаете, магистр Рихтер, мы хотели сделать… что-нибудь необычное. Оригинальное. Но у нас же опыта не шибко много, так? Вот мы и обратились к литературе.

Близнецы оттоптали мне все ноги, попутно делая страшные глаза, но меня уже было не остановить. Гитарист благоговейно затих за спиной; я попросила богов, чтобы дальше он вел себя так же, и продолжила, сочиняя подробности на ходу:

– Не без помощи магистра Зирака мы нашли одну замечательную книгу. По ней все и сделали! Хотите, я покажу вам сей источник знаний?

Эгмонт коротко кивнул, и я быстренько вытащила из воздуха «Справочник боевого мага». Поняв, чего мне надо, книга быстренько сменила внешний вид, размеры и содержание: теперь она была раза в два меньше, коричневая шагрень перекрасилась в зеленую, а буквы на обложке, приобретя замысловатые эльфийские очертания, сложились в надпись: «Тысяча и один совет на все случаи жизни».

– Вот, – с гордостью сказала я, демонстрируя Рихтеру книгу. Раскрыв ее наугад, я с выражением зачитала отрывок: – «А вот ежели кого поздравить надобно с днем рождения, в скобочках – юбилеем, в скобочках – нужное подчеркнуть, то следует имениннику, в скобочках – юбиляру, в скобочках – нужное подчеркнуть, подарить песню либо, в скобочках – пляску. Нужное подчеркнуть».

Эгмонт молча протянул руку, я так же молча вложила туда открытую книгу. Он пробежал глазами страницу, быстро отыскав на ней нужный абзац. Еще бы, все прочее пространство занимала огромная иллюстрация песни, в скобочках – пляски.

Нужное подчеркнуть.

– Где-то я уже видел эту книгу, – вкрадчиво сказал Рихтер, пролистывая еще несколько страниц. Хвала богам, со «Справочником» ему было не тягаться – тот исправно выдавал небольшие кусочки текста, предлагая все новые и новые способы оригинального поздравления друзей. На первой странице, к слову, синело чернильное пятно непонятных очертаний, долженствующее изображать библиотечный штамп.

– Все может быть, – развел руками Эллинг. – Библиотека большая…

– А что вы скажете, если я сам верну ее магистру Зираку? – так же вкрадчиво продолжил Эгмонт, не обратив на слова эльфа ни малейшего внимания. – А, студентка Ясица?

– Мне будет очень грустно, – потупилась я. – Потому что, по правилам Академии, книги должен возвращать тот, кто их взял, а я очень уважаю правила.

– Оно и видно, – кивнул Рихтер, возвращая мне книгу. – Ваше почтение к правилам – когда я говорю «ваше», студенты аунд Лиррен, то имею в виду и вас! – давно уже стало притчей во языцех. И вам, должно быть, известно, что эти самые правила не предусматривают адептов, разгуливающих по двору в… хм… не особенно приглядном виде?

– Это было театрализованное представление! – хором возмутились мы, оглаживая костюмы.

– Я не о вас, – отмахнулся Рихтер. – Студент Ривендейл, я так понимаю, тоже входил в это представление? Или его действия были, так сказать, рекламной паузой? Кратким ознакомлением потребителей с новинками на рынке нижнего белья?

«Кто бы говорил», – невольно подумала я, вспомнив эпизод с василиском и то, в каком виде Эгмонт телепортировался на следующий день из собственной спальни. Штаны на нем, конечно, тогда были, но с преподавателей спрос должен быть строже. Какой пример он нам подает?

Судя по тому как синхронно ладони близнецов дернулись к ушам, им припомнилось то же самое.

– Кто ж знал, что на него так искусство подействует?! – совершенно искренне пожала я плечами. – Песня же хорошая, сами слышали…

Ну кудрявый и кудрявый! Не бросаться же на нас за какую-то насмешку!..

– Ну кое-кто не только слышал. Студент Ривендейл, несомненно, был столь обрадован сим нетрадиционным подарком, что едва не сбил с ног двух магистров, в том числе декана алхимического факультета. А коллега Марцелл Руфин Назон вообще уничтожает последние стратегические запасы успокоительного – те, что чудом сохранились после Савайна…

«Все», – облегченно поняла я. Гроза прошла стороной. С Марцеллом у Рихтера отношения были донельзя натянутые, и сочувствие пострадавшему коллеге получилось не особенно достоверным. Учитывая же, что и мы не пылали к бестиологу большой ученической любовью…

– Значит, так, – подвел итог Рихтер. – Гимн вы сочинять не будете. Мне страшно представить, какой текст вы могли бы представить комиссии. У нас не так много магистров, чтобы столь необдуманно ими рисковать. У вас, у всех четверых, будет особое задание.

– Это несправедливо! – хором взвыли братья, вспомнившие наши с Хельги мучения по мгымбрам и сортам помад.

– Напротив, все будет очень справедливо, – заверил нас Эгмонт. – В самом деле, что это за дискриминация? Вампиров, значит, поздравляем, а остальные чем хуже? Выделяем, получается, по расовому признаку? И по половому, и по возрастному? Нет, так не годится. Поздравлять, так всех. Ваша труппа займется организацией необычных праздников к дням рождения абсолютно всех адептов.

– Всех?! – вырвалось у гитариста.

– Всех, – кивнул Эгмонт. – И ни в коем случае не повторяйтесь. Задание понятно?

– Нет, – встрял неугомонный Яллинг. – А магистров тоже поздравлять?

Я воодушевилась. Для любимых учителей у меня тут же создалось несколько о-очень оригинальных сценариев. Оригинальнее, можно сказать, не придумаешь. Не одному же Рихтеру кичиться воображением – у меня тоже между ушей не ниточка натянута!..

– Нет! – вздрогнув, отказался Эгмонт. Видно, у меня слишком многообещающе сверкнули глаза. – Потренируйтесь… то есть отточите пока мастерство на адептах. Все. Свободны.

– Доигрались, – восхищенно выдохнул эльф-гитарист, когда мы уже стояли возле входа в жилой корпус. – Влипли! В настоящее большое приключение!

– То ж разве это большое… – рассеянно ответила я, выглядывая, нет ли на горизонте злого Генри со шпагой в одной руке и вилкой в другой. – Вот с мгымбром – это да, это большое…

Эльф воззрился на меня с обожанием во взоре.

– Ты лучше скажи, Яльга, – потеребил меня за рукав Яллинг – парик у него уже почти сполз, и выглядело это так, будто на эльфа надета не одна, а целых две шапки. – Чего это Ривендейл этак киданулся, а? Мы ж вроде так не договаривались!

– А какая разница? – философски пожала я плечами. – Может, мелодия не понравилась. Вы там нигде не соврали, э?

Эльфы воззрились на меня как метровая щука – на рыбака, еле-еле вытянувшего ее на песок, а после пренебрежительно сплюнувшего: «Рыба как рыба…»

– Понятно, – быстренько кивнула я, пока «щуки» не последовали примеру Ривендейла. – Вопросов нет. Но в историю-то мы вошли, ага!

Близнецы одинаково ухмыльнулись. Глаза у них разом сделались счастливые-счастливые, как у обожравшегося сметаны кота.

– А день рождения у кого следующий? – выждав положенное для осознания собственного величия время, уточнила я.

Близнецы переглянулись.

– У Вигго фон Геллерта?

– У Энджи де Моран?

– У Полин де Трийе, – вмешался эльф-гитарист. – Девятнадцатого числа, послепослезавтра.

– Ну время-то еще есть, – облегченно вздохнул Эллинг. – А идеи?..

Я криво усмехнулась, старательно скопировав Настоящий Оскал Разбойничьей Атаманши.

– А идеи есть уже у меня!