Текст книги "Жребий брошен"

Автор книги: Мария Быкова

Соавторы: Лариса Телятникова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– А, так вы еще не знаете? – непонятно чему обрадовался директор. Откуда-то он извлек пухлый конверт; мелькнула печать, подозрительно похожая на печать Ривендейлов, и Буковец извлек наружу длинный лист бумаги, сложенный в несколько раз. – Вот полюбуйтесь! – трагическим тоном возвестил он.

– И что это такое? – холодно полюбопытствовала магистр Ламмерлэйк.

– Официальное письмо Ривендейла-старшего, коллега! В котором он помимо прочего уведомляет, что приедет в Академию не далее чем завтра утром. Как вы полагаете, что он скажет, узнав об отсутствии наследника?

– Пускай приезжает попозже, – пожала плечами Эльвира.

Буковец ехидно закивал:

– Именно, именно так, дражайшая коллега! Путем задействования всех связей, которые только есть у Академии и лично у меня, мне удалось добиться переноса визита. На послезавтрашнее утро, десять часов. И задача, коллеги, ставится так: к этому времени наследный герцог должен быть здесь! Все понятно?

– Да уж куда понятнее! – огрызнулась алхимичка.

Директор нарезал еще несколько кругов у стены и тоном ниже спросил:

– Что говорит коллега Дэнн?

– В царстве мертвых их нет, – тоже чуть тише ответила магистр Ламмерлэйк.

– Так. Уже лучше… – оптимистично заверил Буковец, но особой радости в его голосе как-то не наблюдалось. – А вы что скажете, коллега Рихтер? Вы боевой маг или дальше собираетесь спать?

«Коллега Рихтер», не глядя на непосредственное начальство, подошел к соседней стене. Там висела карта Лыкоморья, сплошь истыканная бумажными флажками – синими и зелеными, на каждом я заметила имя адепта. Пальцем Эгмонт быстро очертил неровный треугольник где-то на северо-западе страны.

– Они здесь, – уверенно сказал мат. – Больше им быть попросту негде.

Стало тихо. Алхимичка, бледная, как Афилогет, переводила взгляд с карты на Эгмонта и обратно.

– Слепой треугольник?.. Но они же живы, а там…

– Я знаю, что там выжить невозможно, – твердо сказал Рихтер. – И все-таки они живы. Так что, коллеги, давайте думать, как нам их оттуда вытаскивать. По-моему, это самый животрепещущий вопрос…

Директору, очевидно, надоело изображать метроном: он уселся за стол и вперил в Эгмонта долгий тоскливый взгляд.

– А что тут думать? – с прежним надрывом поинтересовался он. – Накрываем весь Треугольник телепортом, быстро переносим адептов, покуда оно не спохватилось…

– А после этого взмахиваем крылышками и улетаем на небеса! – ехидно закончила Эльвира. Буковец, привыкший к ее выпадам, только страдальчески заломил брови. – Коллега, да поймите же вы – мы не драконы! Среди нас нет конунга Валери, хоть мы и маги! Всей нашей силы едва хватит, чтобы устроить точечный телепорт – и то молиться надо, чтобы оно не захотело нам помешать!

– А вы думаете, я этого не понимаю? – огрызнулся директор, опять вскакивая на ноги. – Значит, так, коллеги! Мне безразлично, как вы это сделаете: хотите – крылышки отращивайте, хотите – отправляйтесь в Треугольник послами и договаривайтесь по-хорошему. Но к послезавтрашнему утру адепты должны быть здесь. В Академии, желательно в своих постелях. Живые, по возможности здоровые. Если последнее не получится – не страшно, герцог Ривендейл должен знать, что его наследник учится не на алхимика. Все понятно?

– Можно подумать, на алхимика учиться безопас… – Магистр Ламмерлэйк осеклась на полуслове, ибо в дверь постучали, и через секунду внутрь просунулась растрепанная эльфийская голова.

– Магистр Буковец… – начала оная и расцвела улыбкой, увидев в кабинете алхимичку. – Ой, магистр Ламмерлэйк, и вы здесь!

– Чего надо?! – хором рыкнули магистры. Голова смутилась:

– Ну-у… У нас там такое дело, парочка эликсиров пролилась, ну и еще один декокт. Они немножко смешались, пошла реакция, дым повалил… мимо две вампирши проходили, с телепатического, так они как в транс вошли, так до сих пор и не вышли! Вещают и вещают, как Марцелл – то есть магистр Назон! – на практикуме. Одна стихи читает, другая будущее предсказывает…

– От нас-то чего требуется? – не понял ошалевший от переизбытка информации директор.

Голова изобразила страдание на лице.

– Выключите их, а? – жалобно попросила она. – Пророчества страшные, все, как одно, эсхатологические. Даже слушать не хочется. А стихи и того хуже: рифмы нету, размера нету…

– Ладно, сейчас. – Эльвира на мгновение закрыла глаза, будто разрешив себе расслабиться, потом приняла прежнее железное выражение и решительно вышла из кабинета. Буковец последовал ее примеру, прихватив неизменный портфель; несколько секунд я слышала удаляющийся звук алхимичкиных каблуков, твердо впечатывавшихся в каменный пол.

Эгмонт остался в кабинете один, но, кажется, он этого даже не заметил. Он остался стоять где стоял, с той же хмурой сосредоточенностью на лице; похоже, задачка, которую требовалось решить, даже для него оказалась сложной. Очень сложной, заключила я через три минуты, потому что Рихтер становился все мрачнее и мрачнее. Развернувшись к карте, он сделал пальцами какие-то замеры; очевидно, результаты его не удовлетворили, потому что несколько секунд Эгмонт просто смотрел на карту, а потом со всей силы врезал по ней кулаком. Бедная карта чуть слышно пискнула – выражать недовольство громче она не осмелилась, особенно с учетом того, что ущерб был нанесен в большей степени ее гордости, нежели физическому состоянию.

– Нужна координата, – с тихой яростью сказал Рихтер. – Координата, мрыс дерр гаст!

Я пожала плечами, усаживаясь на директорском столе. Сидеть там было одно удовольствие – стол был широкий, удобный, и бумаг на нем было немного: Буковец ценил аккуратность. От греха подальше я отодвинула от края песочные часы, две толстые тетради и маленький флажок, синий в зеленую крапинку. Он был в точности похож на те, воткнутые в карту, – только вместо имени на нем была какая-то мешанина букв, которые, ни секунды не оставаясь на месте, менялись местами. На мгновение в этом хаосе промелькнуло «…ген… венде…», а потом «…льга… ц…», и я, охваченная непонятным прозрением, сжала флажок в пальцах.

Голова заработала с непривычными даже для меня скоростью и четкостью. Скорее всего, магистры ищут нас, всех четверых, ибо при телепортации нас забросило совсем не туда, куда планировалось вначале. А что, вполне возможно. Матрица телепорта всегда строится жестко, на определенное количество человек, и вряд ли в планы учителей входила Полин, отправляющаяся с нами на боевую выживательную практику. Присутствия алхимички не предсказал бы никто. Уж тем более никто бы не предсказал, что мы так вцепимся друг в друга… Мрыс эт веллер келленгарм, – скорее всего, заклинание приняло нас за одно существо, только очень странное… еще бы после этого оно не исказилось! Ну а зная мое везение, нас вполне могло закинуть в совершенно непроницаемое для магистров место. Чародеи устроены крайне просто: все, чего они не понимают, автоматически зачисляется в разряд врагов. Эгмонт же не знает, какой замечательный там оказался лес! И леший там понятливый, и водяник… и домовой тоже, правда, у него бы чувства юмора еще чуточку отбавить…

Но перспектива провести в замечательном лесу остаток дней меня как-то не прельщала. Кроме того, магистров было жалко – я еще не забыла, кто такой Ричард Ривендейл, и примерно представляла, как хорошо он относится к любым нештатным ситуациям. Особенно к тем из них, которые способны причинить вред его наследнику. Нет, надо было возвращаться… я решительно сжала флажок за иголочку в основании и спрыгнула со стола.

Эгмонт все еще стоял у карты, но нужный мне кусок, хвала богам, не загораживал. Я нагнулась к бумаге, и пространство точно раздвинулось перед моими глазами: вместо микроскопических голубых пятнышек, больше достойных называться брызгами, я увидела три длинных озера, соединенных протоками. Картинка увеличилась – стала видна избушка, а еще через секунду я рассмотрела спящую Полин, уютно свернувшуюся в клубок, Хельги, свесившего руку с лавки, и Генри, рядом с которым, задумчиво покачивая головой, сидел домовой. Очевидно, прикидывал, что сделать с герцогом на этот раз… я погрозила пальцем, и домовой, недовольно шевельнув ушами, все же отошел от вампира.

Я вонзила флажок в точности туда, где стояла избушка. Точка в точку, не промахнувшись ни на миллиметр. Рихтер, прижимая к стене листок пергамента, что-то высчитывал, обмакивая перо в зависшую в воздухе чернильницу. Кажется, расчеты продвинулись недалеко: заглянув магу через плечо, я увидела, что большая часть написанного размашисто зачеркнута крест-накрест.

– Хэй, – тихо позвала я. – Магистр Рихтер…

Маг развернулся таким по-змеиному быстрым движением, что я не успела даже отшатнуться. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом Эгмонт сделал маленький шаг вперед и повел по воздуху ладонью. Как будто призрака нащупывал, мелькнуло непрошеное сравнение.

– Яль… студентка Ясица? – недоверчиво спросил он.

Он меня не видит, поняла я. Чувствует, подозревает – возможно, но все-таки не видит. Потому что это сон, на самом деле меня нет в этом кабинете… я лежу на лавке в лесной избушке, стоящей на берегу затерянного озера… как можно увидеть того, кого здесь нет?

Для проверки я шагнула влево – и взгляд Эгмонта сместился за мной, но с некоторым опозданием. Сейчас магистр больше всего напоминал охотящегося зверя: он напрягал все чувства, которые у него только были, пытаясь опознать не след, но возможность следа.

Ладно, мрыс со всеми сложностями! Почувствовав, что спать мне осталось недолго, я быстро шагнула к карте и постучала пальцем возле флажка. Рихтер посмотрел туда – и я вдруг поняла, что просыпаюсь, ибо картинка выцветала у меня перед глазами, вскоре сменившись привычной темнотой под веками.

Последнее, что я увидела, глянув на карту, – это бумажный флажок насыщенно-синего цвета.

Вчерашний день у меня выдался насыщенный, так что я проспала до полудня и проснулась от взрыва, прогремевшего буквально над ухом. Нет худа без добра: сон будто рукой сняло, я взлетела на ноги, ошалело оглядываясь по сторонам.

Крыша была на месте, печка тоже еще стояла. Над столом тонкой струйкой курился синий дымок. Со столешницы на пол медленно стекала светящаяся зеленая жидкость, капавшая на доски с размеренностью метронома. Там, куда падали капли, оставалось выжженное пятно.

– Ой… – пролепетал подозрительно знакомый голосок. – Мистрис, а хрустальная мензурка у вас есть?

– Конечно, есть. – Давешняя колдунья серьезно качнула носом. – Вон в том шкафчике.

Полин, каковой, естественно, и принадлежал голосок, тут же унеслась к шкафчику. Бранка же с интересом посмотрела в мою сторону.

– Доброе утро, – благосклонно сообщила она.

Увы, наши мнения расходились.

– Это… это что за алхимические эксперименты с утра пораньше?!

– С утра? – возмущенно встряла Полин. – Яльга, проснись и пой! Полдень на дворе!

– Щас спою, – хмуро пообещала я и полезла за штанами.

Штаны – сухие, чистенькие и даже отглаженные – лежали на моей постели. Натянув их, я подумала, что здешнего домового надо бы поблагодарить. Если, конечно, сегодня Генри ходит без косичек.

Алхимички собрали жидкость в мензурку и плотно закрыли крышкой. Разговаривали они мало и непонятно, в основном употребляя термины. Моего уровня познаний в алхимии едва хватало, чтобы определить основной ход мысли, на подробности же, каковые, вестимо, для практики куда важнее, меня уже не хватало. Отчетливо ощутив себя лишней, я материализовала расческу и вышла из избы.

Видно, солнце шпарило еще с утра: крыльцо под босыми пятками оказалось почти горячим. Навстречу мне с лаем бросился рыжий пес. Я потрепала его по висячим ушам, села на верхнюю ступеньку и начала расчесывать волосы. Собак вертелся кругом, любопытно тычась в меня холодным носом; несмотря на все помехи, я все же заплела косу и отправила расческу обратно в семнадцатое измерение.

Вампиров нигде не было видно; солнце стояло над лесом почти в верхней точке, и я, вспомнив про полуденных духов, слегка заволновалась. Впрочем, места здесь были такие тихие и спокойные, что страх прошел сам собой. Если здесь и живут фэйри, то с ними всегда можно мирно договориться.

Я с чувством пошевелила пальцами на ногах, вспомнила вчерашнюю историю про музыкального Генри и весело фыркнула, щурясь на солнце. День был такой хороший-хороший; умей я плавать, я бы сбегала сейчас на озеро, но в нескольких шагах от берега там начиналась приличная глубина, а я сомневалась, что Генри услышит из леса мой сдавленный подводный бульк. Да и вообще, сидеть здесь, на теплом крыльце, смотреть на небо и на лес, наслаждаясь теплом поистине летнего дня, было ничуть не хуже.

Пес устал бегать и плюхнулся рядом со мной, вывалив розовый язык. Я лениво погладила животное, и оно согласно застучало по земле хвостом.

В Академии так не посидишь…

В Академии!..

Я едва не подпрыгнула, вдруг и во всех подробностях вспомнив сегодняшний сон. Нет, можно, конечно, списать его на возбужденное сознание, тоску по альма-матер и по кабинету Буковца, в котором мне было читано столько моралей, – но что-то подсказывало, что эльфийские психологи могут тихо курить в сторонке. Слишком уж оно… настоящее, что ли? – да и вообще, чего такого, если ученице Академии снятся вещие сны?

Но если принять этот сон за вещий…

Я закрыла глаза и вдумчиво представила, что с нами сделают по прилете. Если здешние места и впрямь считаются опасными – хотела бы я, кстати, знать, какой олух их таковыми счел! – то пребывание в них, пускай и не по нашей вине, явно перевесит и мгымбра, и лягушек, и даже олимпиаду по некромантии. Ладно Рихтер, ему еще я, может, объясню, что все вышло случайно, а вот Буковец, как тот берсерк, из боевого состояния выводится только пятью ударами топора по голове. Плохо будет всем, а мне, как рецидивистке, в первую очередь.

Да и Рихтер тоже, прямо скажем, не малина… Я представила еще, как мне ясно, кратко, выразительно и аргументировано доказывают, что мой профессионализм близок даже не к нулю, а к отрицательной величине, и совсем уж затосковала. Невероятно, но Эгмонту удавалось то, к чему так безнадежно стремился директор, – он ухитрялся что-то во мне будить: не совесть, так чувство долга. Совесть во мне будил Марцелл. Представив, как опечалит бестиолога мое возвращение, я прониклась и исполнилась живейшего сочувствия.

– Яльга, чего спишь? – раздался веселый голос, и я мигом распахнула глаза. Надо мной возвышался Хельги, и на меня падала коротенькая полуденная тень.

– Александр, – томно попросила я, цитируя какого-то из древних философов, – не заслоняй мне солнце!

– Нет проблем, – легко согласился вампир. Обернувшись, он заорал: – Эй, солнце, иди сюда!

Я заинтересованно вскинула брови, но через пару секунд была вынуждена их опустить. Вместо светила, наверняка расслышавшего зычный вампиров окрик, рядом со мной возник Генри Ривендейл – уже почти не кудрявый, а максимум слегка вьющийся. Пес радостно бросился к нему навстречу; я отметила, что девушки и собаки частенько совпадают в оценках, и пододвинулась, освобождая вампирам дорогу.

Вместо того чтобы проходить, Генри сел рядом – пес обиженно раскрыл пасть, ибо вампир занял точнехонько его место. Хельги, которому крыльца не хватило, широко зевнул и смачно потянулся, широко расправив черные нетопыриные крылья.

– Эй, – удивилась я, – а как они у тебя сквозь рубашку проходят?

– Элементарно, – поведал он, борясь со вторым зевком. – Через прорези.

– Нам взрыв показался или он в самом деле был? – небрежно спросил Ривендейл, щурясь на солнце сквозь челку.

– Был, – заверила я. – Еще какой. Меня чуть с кровати не сдуло… Что они там варят?

Герцог пожал плечами:

– А-а… какую-то мрысь. Полин пищит от восторга, говорит, большущая редкость.

– Ага, и все записывает, – подтвердил Хельги. – В то-олстую такую тетрадку. Как у нее все только в сумочку помещается?

– А это, – наставительно сказала я, – есть большая женская тайна. Почти как состав помад… правда, Хельги?

В следующий момент мне пришлось закрываться сразу от трех малых пульсаров, с завидной синхронностью рванувших в мою сторону. Делать их, несмотря на все старания Матильды, умели все: сразу по возвращении из военно-исторической командировки Эгмонт устроил практический зачет, по которому я получила первую в жизни тройку. Комментировать магистр ничего не стал, но первым, что мы увидели на следующем занятии, стал большой плакат «Скелет боевого пульсара».

– Язва ты, Яльга! – открыл мне Хох-ландию вампир, дуя на обожженные пальцы. – Кто, хотел бы я знать, на тебе женится?

– Мне тоже интересно, – безмятежно согласилась я. – Будь спокоен, за тебя я не хочу!

– Не любишь ты меня, – с печальной миной подытожил вампир. – И не понимаешь.

Я помотала головой:

– Наоборот, понимаю. Вот как понимаю, так и люблю!

– Да? – с подозрением спросил Хельги. Фраза явно показалась ему двусмысленной, но показывать этого он не захотел. – Ну тогда ладно. Живи пока.

– Уже живу…

Солнце жарило сверху, по-летнему торопливо посылая лучи во все, что подвернется. Мне давно уже было жарко, но я не собиралась уходить: там, где я выросла, было куда теплее, и половину лыкоморского года я тихо мерзла, недобрым словом поминая местный климат. Так хоть сейчас отыграться, что ли!

– Яльга! – вывел меня из задумчивости Ривендейл. – Ты чего спишь?

– Я не сплю, я греюсь… И вообще, раз уж мне злобные алхимички поспать не дали, должна же я восстановить утраченное?

– Ладно, – подозрительно легко согласился Генри. – Тогда молоко мы выпиваем без тебя.

Я мигом распахнула глаза:

– Какое молоко?

Герцог пожал плечами:

– Ну какая разница? Ты же сама сказала, что хочешь спать…

– Генри, не буди во мне зверя!

– Это мгымбрика, что ли?

– Р-р-ривендейл!

– Хозяйка молока привезла, – объяснил вампир. – И творога, кстати. Там, кажется, притихли, значит, скоро обед. Для особенно сонных – завтрак. Но если ты предпочтешь досыпа…

В избе вновь громыхнуло, за окнами на мгновение вспыхнул синий свет. Рыжий пес тут же залился лаем.

– Но до обеда молоко может и не дожить, – прокомментировал Хельги. – Оно же ведь тоже реактив.

Я вскочила на ноги:

– Значит, его надо спасать! Все, кто любит меня, за мной!

– Скорее уж кто любит обедать… – ворчливо исправил вампир.

Но меня уже было не остановить.

Когда мы влетели в избу, опыты и впрямь уже кончились. Полин, сияя аки ясно солнышко, любовно протирала тряпочкой миниатюрный флакон из темного стекла. Еще пять флакончиков стояло перед ней на столе. Колдунья невозмутимо убирала в шкаф реактивы, а домовой мыл в ведре лабораторную посуду, недовольно ворча что-то про «вестимо, полдень, обедать надоть» и «избу взорвут – и не заметят». Нас тут же пристроили к трудовому процессу: Хельги погнали в огород за петрушкой, Генри – за шаньгами в погреб, а мне выдали тряпку и велели протереть стол.

Полин зевнула, изящно прикрыв рот ладошкой.

– Ох, как спать хочется… – поведала она, вставая на цыпочки, чтобы достать тарелки.

– Да уж понимаю, – хмуро согласилась я, чувствуя, как челюсти сводит зевком. – Что хоть варили?

– Варили? – Бранка повернулась ко мне и отточенным движением приподняла бровь. Кажется, сей жест был весьма популярен среди алхимичек, ибо Эльвира Ламмерлэйк выполняла его с тем же небрежным изяществом.

– Ничего мы не варили! – шумно возмутилась Полин, еще не доросшая до элегантных жестов. – Варят – картошку, которая в парадных мундирах! И еще овсянку там, гречку! А мы проводили экстракцию, реформинг и…

– Не надо! – быстро попросила я, зажимая уши. – А не то сейчас я расскажу, как сотворить малый боевой пульсар, да чтобы он летал, а не разваливался!

– Ты боевая магичка? – осведомилась магичка, усаживаясь на лавку. Взгляд у нее был на редкость пронзительный, почти как добрая шпага. – У кого учишься?

– У Рихтера.

– А-а. Знаю такого.

Хлопнула дверь, и на пороге, стукнувшись лбом о косяк, воздвигся двухметровый вампир. Одной рукой он потирал голову, в другой сжимал пучок петрушки.

– А эти откуда? – спросила Бранка, кивком указав на ругающегося Хельги.

– Оттуда же. Мы на одном факультете.

Она чуть улыбнулась:

– Да… Рихтер не скучает.

Я хмыкнула, но тут с печи раздался истошный вопль:

– Куда-а?!

Я взлетела на ноги, непонятно когда успев вскинуть руки в атакующем жесте – слава богам, молнией не прожгло крышу, – Полин выронила кружку, Хельги отшатнулся от ведра, в которое он уже почти опустил петрушку, а с печи полетело грозное шипение. Я оглянулась туда: кошка, выгнув спину и взъерошив шерсть, злобно смотрела на вампира, а по полу к нему уже несся разгневанный домовой.

– Ить отсюда! – рявкнул он, от души приложив Хельги веником. – А зелень хозяйке отдай, обормот! Без рук остаться захотел?!

– В в-ведре кислота, – запоздало пискнула Полин. – Серная, концентрированная, аш-два-эс-о-четыре… Там реакция и…

– А чего тогда ведро не протекает? – брякнул вампир, послушно кладя петрушку на стол. Кажется, до него еще не дошло, ибо, когда доходит, мало кто сохраняет способность интересоваться алхимией.

– Оно с пропиткой, – величественно объяснила колдунья.

Петрушка была вкусная: ее не испортило даже близкое знакомство с кислотой. Ведро на всякий случай прикрыли стеклянной крышкой, на которой большими буквами было выведено «ЯД!!!» – на случай, если кому-то захочется водички, а идти до стола окажется лень. Мне налили полную кружку молока, дали целую миску творога, и я наслаждалась, жмурясь от удовольствия.

– Любишь молоко? – ненавязчиво осведомилась Бранка.

Я покивала, ибо рот был занят.

– Мой домовой его тоже любит.

Она кивнула на печь, где тот с непередаваемо-счастливым выражением лица пил молоко маленькими глоточками из разукрашенного васильками блюдца. Кошки, как конкурентки, на печи не было: свою порцию она лакала внизу, и васильков на ее блюдце я не заметила.

На открытом окне чуть шевелились занавески, по горнице гулял легкий теплый ветерок. Веки так и норовили сомкнуться; представив, как я засыпаю за столом, с недожеванной шаньгой во рту и – о ужас! – с недопитым молоком, я приказала организму взять себя в руки.

Потом обед кончился; Полин вымыла посуду, я ее вытерла, вампиров тем временем послали на озеро за водой, выдав две пустые железные фляги. Кошка свернулась в клубок и зевнула, показав розовую пасть. Мы переглянулись с Полин, и я решительно залезла на лавку, подложив под голову согнутую руку.

– Не будить, не кантовать, – пробормотала я, устраиваясь удобнее. – В случае чего выносить в первую очередь.

– Ага, ногами вперед… – неразборчиво согласилась алхимичка: кажется, она тоже устроилась на лавке, благо места там хватало на четверых.

Но я не снизошла до ответа, почти мгновенно провалившись в теплый сон, пахнущий молоком и летом.

Еще не проснувшись, я повела носом и поняла, что мир определенно изменился.

Запахи молока, деревянной избы и близкого озера исчезли, как не бывало. Вокруг пахло камнем, чуть-чуть – духами, немножко – затхлостью помещения, в котором никто не жил хотя бы дня два, и, наконец, алхимическими реактивами. Последнее было понятно, но остальное внушало закономерные подозрения.

Еще не открывая глаз, я поняла, где нахожусь, – и сладко потянулась, не боясь свалиться с лавки.

– Тянется она! – тут же возмутилась некая элементаль. – Потягивается, вишь ты! А мы тут как мучились, а? Они там, стало быть, прохлаждаются, в озерах плавают да волосы завивают, – а мы страдай за них, да?!

Я открыла глаза и села на постели. Элементаль, полностью выйдя из двери, укоризненным облачком витала возле косяка.

– Как я по тебе соскучилась! – в порыве искренности сказала я. – Нет, честно! Ты, конечно, занудная, но такая славная! И дома так хорошо…

Флуктуация польщенно пошла волнами, а я с опозданием вспомнила, что занудство – их главная добродетель.

– Ну уж… соскучилась… – смущенно пробормотала она. – Знаем мы вас, адептов…

– Хорошо как… – повторила я, теперь потягиваясь уже не в длину, а в высоту. – А Полин где?

Элементаль хмыкнула.

– На ковре у деканши, – поведала она, забираясь обратно в дверь. – Кстати, тебе туда же – ну понятно, не к Ламмерлэйк, а к директору.

– Почему к директору? – обреченно спросила я. Расслабленно-хорошее настроение мигом сменилось решительно-тоскливым. – Почему не к Рихтеру? Я, кажется, еще не телепат…

– Ваш мрыс там тоже будет, – обнадежила меня элементаль. – И еще много всяких, «педсовет» называется.

– Чево-о?! – выдохнула я, выронив из рук сапог.

– «Чего», «чего»… чего слышала! Да ладно, хозяйка, не боись! Выкинуть тебя не выкинут, а остального чего бояться? Видали мы их всех в гробу и в белых пуленах!

Я кивнула, материализуя в руке расческу.

К дверям директорского кабинета я приближалась как к эшафоту, быстро перебирая в голове аргументы в свою защиту, способы вызвать наставников на жалость и – «на всякий случай, если выбора не останется!» – боевые атакующие чары. Последние успокаивали больше всего, и я поймала себя на том, что машинально сплетаю пальцы в самое сильное из известных мне заклятий. От греха подальше я сунула правую руку в карман, левой постучала по косяку и, дождавшись отрывистого «Открыто!» толкнула дверь.

Кабинет ярко освещало вечернее солнце, и на всех предметах лежал золотистый закатный отблеск. Я покосилась на стену: там висела карта, правда, в нее не было воткнуто ни единого флажка.

– А, вот и адептка Ясица! – демонстративно обрадовался мне директор.

Я перевела взгляд на него. Буковец, естественно, сидел за столом, нервно барабаня пальцами по деревянному подлокотнику кресла. Кроме него в кабинете имелись: Рихтер, стоявший у окна и задумчиво рассматривавший закат, Шэнди Дэнн, легким движением кисти вращавшая огромный старинный глобус, и Гамиль Зирак, магистр-библиотекарь, сидевший во втором кресле и собиравший бороду в кулак.

– Здрасте, – осторожно сказала я, остро чувствуя свою беззащитность.

Эгмонт щелкнул пальцами, и за мной материализовался какой-то стул. Я села, с тоской вспомнив недавнюю свободу. Гном незаметно подмигнул мне, и я чуть расслабилась, поняв, что есть меня не будут. Разве что так, чуть-чуть надкусят.

– Ну-с, адептка, – начал Буковец, выстукивая сарабанду, – и что же вы можете нам рассказать о минувшей практике?

– Замечательная практика! – горячо ответила я, ничуть не солгав. – Очень интересно и познавательно. Мы наблюдали водяника, лешего, домового, застали период цветения этой… варвакчи, кроме того, научились выживать в дикой природе.

Эгмонт хмыкнул, Белая Дама приподняла брови, а Буковец посмотрел на меня как-то странно, и я, подумав, добавила:

– Да, еще мы познакомились с госпожой Гораной Бранкой, тоже было весьма познавательно. Особенно для Полин, она у нас алхимичка… – Маги смотрели все так же выжидательно, и я, не найдя ничего другого, закончила: – Вот.

– Как вы оказались в том месте, где оказались? – Рихтер повернулся к окну спиной и, прищурившись, посмотрел мне в глаза. Взгляд у него был не хуже чем у пресловутой Бранки, и я сглотнула, прогоняя ощущение, будто в меня со скрежетом вбуравливаются два черных сверла.

– Обыкновенно: телепортом. Вашего же, если не ошибаюсь, производства.

– Что вы делали в момент телепортации?

– Цеплялась за Генри Ривендейла. Мы…

– У вас были при себе какие-либо талисманы? Вы применяли магию, может быть защитную, от неожиданности? Студентка Ясица, вам ничего за это не будет, клянусь фамильным донжоном!

Ага, и гномьими адвокатами в придачу…

– Ничего я не колдовала, магистр Рихтер. И талисманов у меня не было. И зелий тоже, если что. И никто из нас не колдовал, я бы почувствовала…

– Вы знаете, куда именно вас занесло? – почти безразлично спросила Белая Дама, разглядывая цепочку Северных островов.

– Знаю, конечно. – Я пожала плечами, переводя взгляд с одного магистра на другого. – В Слепой треугольник, куда ж еще?

В комнате стало тихо. Буковец замер на середине такта.

– Что вы сказали? – почти шепотом уточнил он.

– Слепой треугольник… – Я неуверенно посмотрела на Рихтера, потом – на Зирака. Я что, неправильно назвала?

– Откуда вам известно это название, адептка? – так же тихо спросил директор.

– Я…

– Отвечайте, ну же!

– Яльга… – Зирак выпустил бороду, встревоженно глядя на меня. – Ты, мож, читала это где, э? Или говорил кто при тебе, а ты и запомнила?

– Нет, я… – Я запнулась на полуслове, не зная, что ответить. Сказать, что видела во сне? Или мне не поверят, что само по себе плохо, или поверят, что гораздо, гораздо хуже. Если директор узнает, что за сны мне снятся… что-то подсказывало, в школе я после этого продержусь весьма недолго. Куда дольше мне придется задержаться, скажем, в лаборатории у ковенцев. Я не пифия, не предсказательница и даже не эльфийка… все непонятное опасно, не правда ли, магистр?

– Я… я не помню, правда!

– Не лгите! – Директор, привстав, звучно хлопнул ладонью по столу. Я вздрогнула, но тут вмешался Эгмонт.

– Коллега Буковец, – ледяным тоном сказал он, и телепат тут же сел обратно, – эта студентка учится на моем факультете. Будьте уверены, лгать она не станет.

– Да… да, коллега, конечно же… – Директор, зачем-то оглянувшись, вытащил из рукава платочек и тщательно протер им руки. – Я погорячился…

– Что вы там видели, адептка? – спокойно спросила Шэнди Дэнн, словно ничего и не случилось.

Я неуверенно прикусила губу:

– Ну… я же говорила, магистр… Домового. Лешего. Водяника.

– Я не спрашиваю кого. – Некромантка сомкнула пальцы в замок. – Что вы там видели?

Я задумалась.

– Лес. Озера, три штуки, соединены протоками. Избушка. Старенькая такая. Ну… кошку еще видели, рыбу видели… – «Кудрявого Ривендейла видели», – чуть не вырвалось у меня, и я прикусила язык.

– Вас что-нибудь напугало? – продолжала Белая Дама. – Возможно, снились дурные сны?

Я спешно припомнила, что именно мне снилось. Но даже пресловутое видение нельзя было назвать особенно нехорошим, так что я решительно помотала головой.

– Ваше общее впечатление?

– Отличное. – Я облизнула губы, подыскивая нужные слова. – Знаете, лес там такой… старый и при этом добрый, понимаете? Бывают такие леса, что дальше опушки ходить страшно. А здесь тихо так, спокойно, солнце и ветерок…

Директор коротко рассмеялся. Я недоуменно замолчала.

– Солнце и ветерок!.. Клянусь, коллеги, это…

– Остальные говорят то же самое, – пожала плечами магистр Дэнн. – Значит, дело не в адептке, а в обстоятельствах.

– Эх, Яльга, – вздохнул гном, накручивая бороду на руку, – везучая же ты! Под счастливой звездой родилась, не иначе…

По кабинету словно прокрался ледяной сквозняк. Я почувствовала, как по спине обильно забегали мурашки.

– То есть? Магистр Зирак…

– Магистр Зирак, – устало перебил меня Рихтер, массируя пальцами висок, – проводите студентку Ясицу в библиотеку и покажите ей архив. Под мою личную ответственность.