Текст книги "Преданная (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Глава 5
Глава 5
Юля
Закончив третий по счету обход квартала, поворачиваю к суду, смотря в экран своего мобильного.
Злюсь, устала, ненавижу происходящее и себя за то, что позволяю всему происходить.
После зачета у Тарнавского меня снова встретил Руслан Смолин.
Я не решила проблему и не решилась ни на что, просто отложила, а ему сказала, что Тарнавский ничего не обещал, но позвал на собеседование.
Конечно, отец Лизы настойчиво предложил сходить. А еще ко мне на колени легли уже не пальцы, а конверт.
Осторожность не дала вспылить и гордо отказаться. Я послушно сложила его в сумку рядом с зачеткой и мобильным Тарнавского.
Открыла дома.
Тысяча долларов.
Вот так. Просто. Для меня – огромные деньги.
У другой девушки это, наверное, вызвало бы восторг, эйфорию. А я еще сильнее отчаялась.
Легкие на первый взгляд деньги легли грузом на плечи.
Я не думаю, что за каждый шажочек мне будут платить так щедро. Это мотивация. Но делать ничего я по-прежнему не хочу.
Не хочу, но…
Написала Тарнавскому, что подумала и согласна. Где-то через полдня получила от него: «супер, Юлия Александровна. Хорошее решение».
Вспоминаю и прерывисто вздыхаю.
К сожалению, нет, Вячеслав Евгениевич. Решение ужасное. Но вы позже узнаете. Или нет.
Я все же даю вселенной шанс доказать мне, что из любой безысходности существует хотя бы один маленький выход. Найти бы…
Сегодня на три мне назначено собеседование. Сейчас – без десяти. И я по-детски оттягиваю неизбежный звонок Тарнавскому.
Приехала заранее. Оделась в лучшее. Распечатала резюме.
Только не волнуюсь, что могут не взять. Больше об обратном.
Вздрагиваю из-за вибрации. Смотрю на экран и кривлюсь.
Пишет Лиза.
«Малыш, как насчет коктейльной вечеринки? В Барбару пойдем?»
Ее беззаботность меня убивает. Я верю, что подруга ни при чем и просто так совпало, но не злиться не могу. И поделиться с ней тоже. Боюсь ее отца.
Только и он мне тоже теперь пишет.
«Не перенес?»
Это как раз от него.
Выдыхаю и блокирую мобильный, оставив обоих Смолиных без ответа.
Занимались бы друг другом, вот честно. А меня… И Тарнавского… Оставили бы в покое.
Я знаю, что Лиза переживает из-за моей внезапной отчужденности. Причин я не объясняю. Буду ли в принципе – не знаю. И думать не хочу.
Слух раздражает сигнал автомобиля.
Я рефлекторно дергаюсь и отступаю в сторону, хотя и так стою на безопасном тротуаре за столбиками. Просто чувство безопасности – это блажь, которой я в последнее время лишена.
Телефон продолжает щекотать вибрацией ладонь, но я даже не смотрю. Опускаю руку, разглядывая череду машин на светофоре.
Сначала проезжаюсь по всем, потом останавливаюсь на знакомой низкой ауди. Купленной на взятки, если верить Лизе и ее отцу.
За рулем Тарнавский. Вижу его профиль и волнение выплескивается адреналином в кровь.
Он же не дурак, правда?
Не пользовался бы вот так в открытую имуществом, происхождение которого не может объяснить? Или ему настолько на все похуй, что…
Прищуриваюсь, присматриваюсь…
Он поворачивает голову и я осознаю, что в машине мой судья не один.
Делаю шаг в сторону. Напрягаю зрение.
Рядом с ним сидит девушка. Или женщина.
Не знаю, придумываю или нет, но мне кажется, что она тянется к нему. Тарнавский не против. Улыбается. Она пытается поцеловать в подбородок сбоку, он дергает голову. Сжимавшие нижнюю челюсть мужчины пальцы слетают, но девушка не сдается – подается за ним и прикусывает.
Тарнавский смеется. Я его вдруг ненавижу.
Господи, почему Смолин попытался подкупить не ее? Почему я вообще здесь?
На светофоре зажигается зеленый. Машина судьи сворачивает.
Тарнавский занимает одно из нелогично свободных в загруженном центре мест перед зданием суда. Подозреваю, оно закреплено за моим бывшим преподавателем. Вряд ли соцпакет судьи предполагает паркоместо, так что это – еще одна грань его договоспособности. Конечно же, машину никто не заберет.
Не знаю, зачем себя накручиваю.
Стою на углу улицы и слежу, как из машины выходит он. Его… Кто-то.
Мне приятно, что Тарнавский не открыл ей дверь и даже руку не подал. Не знаю, почему. Да и какая разница?
Разглядываю внимательнее. Она стройная. Одета с иголочки. По-офисному. Рыжая. Смотря на осанку – и сама ровняю спину.
Обойдя машину – не лезет к Тарнавскому. Они обмениваются парой фраз, улыбаются друг другу. Девушка разворачивается и уходит первой. Тарнавский… Смотрит вслед. Меня сжигает глупой ревностью.
Рыжих любите, господин судья? Такими же себя окружаете?
Ну и идите к черту!
Состою из импульсивных несовершенных поступков.
Хочу развернуться и сбежать. Бросить в черный список всех. Собрать чемодан, вернуться домой. Переждать. Перебояться. Перетерпеть. В сентябре вернуться…
Но не успеваю. На часах 14:57, а телефон опять жужжит.
Смотрю на экран – Вячеслав Тарнавский.
Спесь моментально слетает. Осторожно смотрю через плечо. Он стоит на тротуаре один и ждет чего-то от экрана.
Когда не беру – скидывает и хмурится.
Мое секундное колебание заканчивается ожидаемо: ступаю из-за угла навстречу.
Ловлю взгляд на себе. Еще сильнее развожу плечи и стараюсь не реагировать на персонально мою улыбку.
Ты просто следуешь плану, Юль. Пока что он предельно прост. Делать, что говорят, но не вредить, пока получается. А потом… Посмотрим.
Набравшись смелости – отдираю взгляд от ворота белоснежной рубашки и еду выше. Встречаюсь с глазами. Сглатываю.
Тарнавский поворачивается ко мне. Когда останавливаюсь на расстоянии полутора шага – протягивает руку.
Я бы может постеснялась, но вкладываю в ладонь пальцы.
Бросаю взгляд мужчине за спину. Девушка, которую он подвез, как раз поднимается по ступенькам соседнего здания.
Я смотрю на нее, она – на нас. Я ему никто но почему-то приятно думать, что вот сейчас вызываю в ней те же эмоции, что она во мне чуть раньше.
Возвращаюсь к Тарнавскому. Дергано улыбаюсь.
– Волнуешься?
В ответ на этот вопрос врать не приходится. Киваю.
Достаю пальцы, он отпускает.
Слежу, как прячет ладонь в карман. Силой заставляю себя снова оттолкнуться от ткани брюк и подняться к лицу.
Я растеряна, Тарнавский смотрит с улыбкой.
Хорошо быть им. Не смущаться. Не бояться. Хочу.
– Каждый день встречать не обещаю…
– Вы только что приехали. Я видела.
Становлюсь причиной новой улыбки.
Рука выскользает из кармана. Поднимается вверх. Тарнавский указывает мне на дверь в суд.
Я разворачиваюсь. Он за мной. Поясницей чувствую тепло ладони. Мышцы спины напрягаются.
– Как за тобой парни ухаживают, Юля? Ты же даже выебнуться не даешь…
Я понимаю, что он пытается сбить напряжение. И я бы млела, честно, но обстоятельства не позволяют.
Осторожно поднимаюсь по лестнице, смотря под ноги.
Дверь нам с господином судьей открывает молодой парень в форме. Я благодарю его себе под нос, Тарнавский воспринимает как должное.
Не успеваю испугаться, но по факту клетка захлопывается.
Передо мной – рамка металлоискателя. Сзади – закрывшиеся двери и широкая грудь Тарнавского.
Оглядываюсь, он подбадривает и кивает:
– Идем, Юль. Обсудим все. Времени не так много, а затягивать я не хочу.
***
– Сука, да чего ж здесь всегда так жарко?
Тарнавский заходит в кабинет первым вместе с претензией.
Я предпочла бы оказаться где-угодно, но следую за возможным работодателем.
Нервно прижимаю сумку к боку, палевно и по-идиотски подсматривая за передвижением по кабинету мужчины.
Тарнавский ставит окно на проветривание. Довольно агрессивно швыряет мобильный на стол. Закатывает рукава той самой безупречно белой рубашки. И делает несколько «взмахов» тканью на груди, пускаю воздух под нее.
Я сглатываю.
Чувствую себя виноватой еще и в жаре. Остаюсь ближе к двери, чтобы… Сбежать?
Куда, Юля?
Бумажка с секретом давно сожжена. Деньги от Смолина лежат в надежном месте. Я не планирую их тратить. В принципе.
Но взяла же, Юль… Взяла…
Не знаю, мыслями ли, взглядом ли, но привлекаю внимание Тарнавского. Очевидно, вопрос про сука-жарко был задан не мне, но в кабинете правда душно. И окно ситуацию сильно не спасает.
Круживший по комнате Тарнавский останавливается. Упирается руками в бока. Смотрит на меня. Даже дыхание сбивается. Сердце ухает вниз. Пульс взводится.
Слышу его:
– Юля… – И боюсь до побежавших по коже мурашек. Приходится постоянно повторять про себя, что он ничего не знает, а я ничего пока не сделала.
Тарнавский молча внимательно смотрит. Что в его голове – понятия не имею. Смаргивает. Снова вытягивает руку, на сей раз указывая уже на кресло.
– Присаживайся.
– Спасибо, – с необъяснимым энтузиазмом пользуюсь возможностью хотя бы сменить расположение.
Иду к креслу, слыша, как телефон судьи вибрирует. Это отвлекает мужское внимание. Ну и супер.
Сев, слежу, как Вячеслав сначала смотрит, а потом и тянется к телефону.
– Извини, я возьму.
Мое разрешение ему, очевидно, не нужно, но я из вежливости киваю.
Забрасываю ногу на ногу и наблюдаю, как Тарнавский берет мобильный в руки и взвешивает его. Мне кажется, недолго колеблется.
Я жду, что выйдет из кабинета, но нет.
Прокашлявшись, подносит мобильный к уху. Произносит кому-то:
– Привет, Майя, – а смотрит при этом на меня.
Прямо. Очевидно осознанно. У меня снова подскакивает пульс. Кто такая Майя? Это что-то рабочее или? От меня ждут, что я буду такое подмечать или? Он проявляет доверие или безразличие?
Ерзаю на стуле. Сама отвожу взгляд. Делаю вид, что не слушаю. Скольжу по кабинету.
На стене какая-то идиотская картина. Стол – монументальный, но старомодный. Уверена, он здесь стоял задолго до появления Тарнавского. В комнате много визуального шума, от которого лично я бы избавилась. Может и Тарнавский тоже. Не знаю…
После приветствия он молчит. До меня доносится непрерывный писк кого-то там – с другой стороны.
Украдкой смотрю на Тарнавского. Он делает шаги по комнате. Улыбается.
Таю. Не хочу за ним следить. Не хочу его предавать.
– Я тебе обещал покрыть треть? Серьезно? – Судья задает вопросы, приподняв брови. Я улавливаю издевку, но не злую. Неизвестная мне Майя снова трещит. – А условие ты помнишь, Май?
Еще раз ерзаю. Майя что-то отвечает.
Тарнавский останавливается и смотрит на свою уродскую картину. Или не свою. Ловит мой взгляд. Кивает на стену. Складывает губы в «как тебе?». Правильный ответ я не знаю (подчиненному должно нравиться все, что нравится начальнику), но решаю хотя бы в чем-то быть честной. Сначала деликатно покачиваю ладонью в воздухе. Потом, когда судья выражает скепсис, искренне показываю палец вниз.
Он закрывает динамик ладонью и говорит:
– Мне тоже не нравится. Снять никак времени нет.
Пока я думаю, что ответить, он уже переключается обратно на «Майю».
– Я тебе сказал, что если сессию закроешь без троек – покрою треть поездки. Зачетку покажешь, врушка?
Не знаю, почему, но лицо вспыхивает. Он что ли… Встречается со студенткой?
– Много разговоров, Май. Чтобы без троек закрыть надо было поднапрячься, ты…
Незнакомка перебивает. Писк становится еще более возмущенным. Тарнавский проявляет верх терпения, давая высказаться.
Вздыхает. Тянется к переносице и сжимает.
– Май, не пищи. И так башка болит. К отцу иди.
Не слушается – пищит. А я, скорее всего, напоминаю одно большое ухо.
– К отцу, Майя. К отцу. Брат всё.
Брат. Черт. Это не имеет никакого значения, но я выдыхаю. Ощущаю легкость. Беспричинную. Глупую. Но все равно…
Оглядываюсь. Он слушает сестру и изучает такую же старомодную, как и все в кабинете, люстру.
Финалит разговор улыбкой и вполне однозначным:
– Высказалась? Я рад. Сдашь без троек – приходи за бабками, малыш. А пока прости.
Сбрасывает. Возвращается к столу и снова без особых церемоний отбрасывает мобильный на поверхность.
Я даже вздрагиваю. Волнуюсь сильно. Еще сильнее от осознания, что теперь все его внимание направлено на меня.
Ерзать поздно. Тихонько прочищаю горло, выдерживая пронзающий взгляд. Я каждую секунду готовлюсь услышать, что он все знает и мне… Конец.
– Почему вам всем от меня нужны только бабки, Юль? – Но от настолько неожиданного вопроса впадаю в ступор.
Мне не нужны.
Хлопаю глазами. Я бы наоборот отдала, чтобы не приходилось делать ничего, что противоречит моим желаниям и чувствам.
Ответа Тарнавский не ждет. Вздыхает.
– Сестра звонила. Полторы минуты разговора – и я знаю, насколько ей важно поехать с подругами в Испанию. Еще, что наш отец – жмот. Еще, что жмот – я, если не помогу. Еще, что оценки никому в этой жизни еще не помогли…
Непроизвольно улыбаюсь. Я понимаю, что эта информация мне не нужна и меня не касается. Скорее всего, Тарнавский видит, что я зажата, и расслабляет. Но мне всё равно приятно. Я ловлюсь на крючок притворной доверительности.
– Она очень хочет поехать, наверное… – Предполагаю, мягко пожимая плечами.
– Ясен пень. Только кроме желания нужны еще действия.
Молчу, потому что не поспоришь.
Мужчина обходит стол и садится в свое кресло.
Я чувствую момент, когда переключается с разговора на меня. Полностью.
– Вы не любите женщин… – Ляпаю и тут же жалею. Сама понимаю, как тупо звучит. Краснею. У Тарнавского брови приподнимаются. Но он быстро возвращается в норму. Губы подрагивают – улыбается.
– Очень даже люблю, Юль. Не люблю наглость. А у моих сестренок ее с головой.
– У вас две?
– Три.
– Ого…
Мне и любопытно, и ненавижу себя за то, что «собираю информацию». Каждое слово оцениваю с точки зрения то ли это, что хотел бы узнать от меня Смолин.
Гадко. Тошно. Противно.
И, если честно, все меньше успокаивает мысль, что Тарнавскому чертовски повезло, что крысой к нему решили отправить меня. Любая другая не думала бы. А я… Буду бороться за него. Только буду ли?
– А у тебя? – мужчина спрашивает, склонив голову. Я смущаюсь. Вот сейчас можно было бы вывалить все, что я собиралась.
Про вечную благодарность за брата. Про выбор профессии из-за него. Да даже про чувства и «сотрудничество» со Смолиным. Но я неопредено веду плечами, сжимаю пальцы в замке и ограничиваюсь простеньким:
– Брат. Старший.
Тарнавский кивает.
– Тоже звонишь ему вот так? – Спрашивает, подбородком указывая на телефон. Я улыбаюсь и мотаю головой.
– Нет. Владик не такой, как вы. Это скорее он мне позвонит. У нас разница небольшая. Он работает в родном городе. Механиком. А я…
– А ты молодец, Юля.
Совсем немного раскрывшись, чувствую себя одновременно глупо и свободней. Понимаю, что Тарнавский добился своего.
Улыбаюсь. Прокашливаюсь и снова ерзаю.
– Я принесла резюме.
Сообщаю, хотя он не спрашивал.
– Давай.
Достаю из сумки, протягиваю и с волнением слежу, как лист в файле берут из моих рук красивые мужские пальцы. Тарнавский изучает его недолго и без явных эмоций.
Просто скользит взглядом по моему не фееричному послужному списку. Я достичь высот никак не успела бы, а все равно неловко.
Судья откладывает. Смотрит на меня. Вокруг нас сгущается серьезность.
– Я не уверена, что вам поможет такой сотрудник, как я…
– Почему? – Я очень благодарна Тарнавскому, что он не расценивает мое сомнение, как попытку повысить собственную ценность. Спрашивает, немного сведя брови.
– У меня совсем нет опыта. Да и процесс я не очень люблю, если честно…
Судья расслабляется, отмахивается и откидывается на спинку кресла.
Телефон снова жужжит – даже не смотрит.
– Я видел твою зачетку, Юль. Мне Василенко поставил тройбан и сказал, что из меня максимум получится какой-то замшивый следак. А у тебя – красивая пятерочка.
В разговоре пауза. Что ответить-то? Приятно. Воодушевляет. А для него – ужасная ошибка.
– Давай попробуем… – не дождавшись, Вячеслав предлагает. Я молчу. Ему быстро надоест меня подталкивать? – Ты можешь не дотягивать как юрист, Юля. Я тебя научу. Отпуск дам. С сессией помогу. Но мне нужна абсолютная лояльность. Изменишь парню…
Глаза расширяются, я на опережение ляпаю:
– У меня нет парня.
Перебив, чувствуя себя глупо. Тем более, что судья-Тарнавский равнодушно отмахивается.
– Без разницы. Заведешь, изменишь – твой выбор. Изменишь мне – пожалеешь.
Пульс учащается. Судя по строгому тону – это не шутка и не попытка запугать. Так и будет.
В прямом взгляде читаю, что преданность – это и есть единственное условие.
Еще понимаю, что предложение Тарнавского – это в большей степени помощь мне, чем его нужда. Я ему правда понравилась. Как человек. Он решил дать возможность сделать мощный старт.
И вот сейчас я еще могу встать и уйти. Он поймет, а я и не собиралась устраиваться помощницей судьи. Но почему-то не ухожу.
– Думать некогда, Юль. Да или нет.
Тарнавский подталкивает. Я до боли впиваюсь ногтями в кулак. Где же ваше терпение, господин судья?
Раз. Два. Три, Юля.
Три. Два.
– Юль…
– Я буду преданной, – обещаю и как в обрыв лечу.
Глава 6
Глава 6
Юля
«Крысиные» будни далеко не так кинематографичны и романтичны, как можно было бы предположить.
Последнюю сессионную и первую рабочую неделю я мотаюсь между университетом и судом. Тарнавский меня не грузит. Даже несколько раз спрашивает, как дела. Это когда замечает. Но и замечает далеко не всегда.
Наверное, это к лучшему для всех.
Когда я отдаюсь в его власть полностью, дает парочку мелких задач.
Было бы наивно ждать сходу сложных и юридических. К документам меня пока никто не подпускает. Я знакомлюсь. С работодателем, судом, его сотрудниками.
Из важного: сняла дурацкую картину. Еще веду переговоры с подчиненными руководителя аппарата суда (если цитировать Тарнавского – ленивого козла-Петровича) о решении вопроса с кондиционером.
С непосредственным начальником почти не общаюсь. Он преимущественно занят.
Мой максимум на данный момент – не мешать.
Вячеслав Евгеньевич позволил мне несколько раз поприсутствовать на судебном заседании. Прошлый секретарь Денис, с которым Тарнавский не сработался, вяло ввел меня в курс суддейских дел.
Мне было сказано, что в любой непонятной ситуации я могу звонить и уточнять, но чувствую, что нет. В чем была причина разногласий между судьей и прошлым помощником я напрямую не уточнила. Подозреваю, она на поверхности: Денис – медленный и ленивый. А пинать бесконечно у Тарнавского нет времени.
В этом я уже убедилась. Со временем у моего судьи беда.
Я бы хотела, чтобы главным переполняющим меня чувством был энтузиазм, но в реальности – настороженность и тревожность.
Отличница во мне хочет угодить. Хороший человек – спетлять. Будущий юрист – не упустить возможность.
На этой неделе я каждый день прихожу на работу к восьми тридцати, Тарнавский пролетает мимо ближе к десяти. Здоровается, спрашивает, все ли хорошо, заверяет, что помнит о своем обещании вдумчиво со мной поговорить… И забывает, захлопнув дверь в свой кабинет.
Иногда раньше уходит он. Иногда я. Слава богу, ни единого шанса на хотя бы какую-то важную информацию у меня нет. Разве что…
Я сверлю взглядом широкий монитор стационарного компьютера, чувствуя себя бестолковым элементом мебели. Заданий на сегодня господин судья мне не давал, сама я ничего не придумала. В возможность тета в кабинете Тарнавского не верю, потому что кабинет занят. Там…
Елена. Та самая рыжая девушка, которая вышла из его автомобиля.
Вот про нее я знаю, пожалуй, больше, чем хотела бы. Спасибо прекрасным сотрудницам из судебной канцелярии. Не могу сказать, что я нашла здесь кого-то себе по душе. После истории с Лизой поиски дружбы вообще на паузе. Может быть я ужасный, слабый человек, но отделить подругу от ее отца не могу. Опасаюсь и ее тоже.
Она шлет мне фотографии из Греции. Я отвечаю реакциями вяло и с задержкой. Спрашивает, как там моя стажировка. А я не могу отделаться от мысли, что наше общение отныне токсично.
Сейчас телефон снова жужжит. Я бросаю взгляд на экран и не открываю. Даже предпросмотр сделать не тянет. Мне не интересно.
И что за дверью происходит тоже лучше не думать.
Но если верить разговорчивым сотрудницам канцелярии, мой Тарнавский закрутил интрижку с Еленой из соседствующей с судом прокуратуры.
Елене двадцать восемь. Она не замужем и совсем не против. Он… Что он – никто не знает. Но ебет. Это под сомнение не ставится.
Взгляд сам собой соскальзывает на часы. Шестнадцать тридцать семь. Они внутри уже тридцать минут.
Я искренне не знаю, что прокурорше может быть нужно в кабинете судьи хозяйственного суда в профессиональном плане. Поэтому… Я тоже почти уверена, что ебет.
Оставляю вот это «почти» как люфт для веры в чудеса. Во мне ее совсем немного, но а вдруг?
Из-за двери не разносятся двузначные звуки. Только иногда смех. Смазанные слова. Я различаю тональности. Подташнивает от ее сладкого голоса. Его – низкий – делает больно.
Я не стану рыдать в подушку, что у моей безответной любви есть личная жизнь. Я бы и себе хотела, честно, но сейчас либидо на нуле. Стресс.
Паранойя не позволяет даже гуглить со стационарного компьютера не касающиеся работы вещи. Об играх я вообще молчу.
Чтобы не циклиться на мыслях о том, что за дверью, откидываюсь на кресле и беру в руки телефон.
Открываю переписку с Лизой. Без горящих глаз и эмоциональной отдачи просматриваю новую серию фотографий возле бассейна. Строчу безразличное:
«Круто, Лиз»
Она очень быстро читает. Я даже на это злюсь.
«Зай, ты на меня обижена? За что? Я извинюсь»
Шумно выдыхаю и откладываю мобильный. Основания ладоней вжимаю в глазницы. Становится темно-темно. Борюсь с чувством вины и гашу злость.
Собираюсь снова взять мобильный и написать, что не обижена, но застываю с протянутой к мобильному рукой.
Ручка той самой двери едет вниз. Из кабинета выходит Елена.
Я смотрю на нее. Она – в ответ. Улыбается. Светится. Мне безосновательно хочется назвать ее наглой сучкой. В голове я это и делаю. В реальности просто слежу, как она закрывает дверь за своей обтянутой юбкой-карандашом задницей. Подходит к зеркалу в моей приемной. Поправляет помаду. Волосы. Тянет подол ниже.
У меня перед глазами проносятся картинки, которые я не хотела бы представлять. Он ее на столе или на диванчике? Я видела. В углу стоит.
Хмурюсь, мотаю головой. Елена оглядывается.
Обычно она не проявляет ко мне интереса. А тут изучает. Размышляет немного…
– Ю-ля.
Зачем-то по слогам произносит мое короткое имя.
– Я могу чем-то помочь? – Хочу услышать «нет», потому что помочь-то я может и могу, но точно не хочу.
Елена улыбается ярче. И снисходительней. Может быть чувствует мою слабость. Может быть просто хочет своим видом показать, что с ней мне тягаться не стоит. Но я и не собираюсь.
– Картину сняла? – Спрашивает, кивая на закрытые двери судейского кабинета.
Абсолютно нелогичный внутренний протест мешает ответить нормально. Передергиваю плечами и уставляюсь в экран. Как будто у меня работа есть и она меня отвлекает.
– Молодец, девочка.
В мой стол упираются женские руки. Хочу я того или нет, взгляд съезжает на качественный, выполненный со вкусом маникюр. Собственные аккуратно приведенные в порядок дома ногти хочется спрятать.
Елена приближается. Я с опаской слежу.
Понижает голос:
– Давай обсудим сразу…
Не давайте.
И молчу.
– В этом суде и вокруг достаточно мужиков, на чью шею можно присесть. Если захочешь – я подскажу. Тарнавского не трогай, хорошо? Он мой.
От слов по телу жаром прокатывается отвращение.
– Я сюда работать пришла, – вру полуправдой. Потому что то ли работать, то ли шпионить…
– Работай, малыш. Работай. Глазками только не стреляй в ту сторону, хорошо? – Елена снова указывает кивком на сакральную дверь. Отталкивается от моего стола и выходит.
Ей все равно, а я сверлю между лопаток злым взглядом.
Справляюсь с привычным уже желанием просто встать и уйти. Ебитесь… Да как хотите. А потом вспоминаю, что пообещала Тарнавскому быть преданной.
Слышу голос Елены уже в коридоре. Передергивает. Еще раз, когда телефон проезжается по столу. Хватаю его, думая, что это сообщение от Лизы. Но нет. Всё хуже.
Мне пишет ее отец.
«Во сколько освобождаешься, Юля?»
Лавиной прямо на голову сходит вся тяжесть моего положения.
Решающей снежинкой на огромный ком ложится резко распахнутая дверь и шаг в приемную моего судьи.
Тарнавский заставляет меня втянуть воздух и замереть. Смотрит внимательно, немного сузив глаза.
– Занята, Юль?
Мотаю головой.
– Давай пообщаемся тогда.
И кивает обратно в кабинет, в котором, я надеюсь, хотя бы проветрил.
***
Сделав несколько проверочных вдохов, я убеждаюсь, что в кабинете Тарнавского Еленой не пахнет. Это по вполне понятной причине дарит легкое успокоение, которое очень быстро рассеивается под направленным на меня вниманием судьи.
Страюсь не связывать очевидно хорошее настроение Вячеслава с вышедшей женщиной. Но и с собой связать не получилось бы. Пока я не сделала ничего, заслуживающего одобрительной улыбки.
Сажусь на то же кресло, что всегда. Выдерживаю взгляд. Запрещаю себе анализировать, кем ему кажусь. Скорее всего, слишком серьезной заучкой. Это обидно.
– Как дела, Юль? – Тарнавский спрашивает, проходясь по кабинету за своим креслом. Берет из корзины с мытыми фруктами яблоко. Подбрасывает и ловит. Протягивает мне. Я слишком серьезно мотаю головой.
Отказ Вячеслав принимает. Фрукт возвращается в корзину, а мужчина продолжает путь. Останавливается у одного из боковых окон. Присаживается на подоконник. Складывает руки на груди. Ждет ответа. Эх…
– Все хорошо, спасибо.
Улыбается и кивает.
– Звучишь как-то неуверенно, – его легкая ирония отзывается в душе приступом паники. Это я еще неплохо выгляжу, господин судья. Потому что на коленях лежит телефон, в котором Смолин ждет ответа. И вы чего-то от меня ждете.
– Устала просто. Пятница.
Увиливаю, но подозреваю, что вполне зачетно. В ответ на мое пояснение Тарнавские снова кивает.
– В суде короткий рабочий день. Я помню. Долго тебя не задержу.
– А вы останетесь? – неуместный вопрос срывается сам. Встречаемся глазами. Чувствую себя глупо. Ловлю щепотку снисхождения в новой улыбке.
Ну супер. Я его забавляю своей тупостью.
– Посмотрю по настроению. Но тебя задерживать смысла не вижу. Хочу обсудить, как будем работать.
– Давайте…
– Спасибо, – начальник медленно склоняет голову в благодарности. К моим щекам приливает краска.
Я бы может даже извинилась, но телефон на коленях вспыхивает. Отвлекаюсь на него.
«Буду ждать тебя в квартале. Стоишь спиной к главному входу – иди направо и сворачивай тоже направо. Найдешь?»
Пробегаюсь глазами по строчкам и внутри клокочет.
Да пошли вы нахрен, уважаемый отец подруги!
Блокирую. Отбрасываю подальше от себя на судейский стол.
Увожу голову в сторону. Несколько секунд. Готова возвращаться.
Ловлю взгляд Тарнавского. Он склонил голову. Изучает.
– Ругаешься с кем-то?
– Да так… Внимания не обращайте, – отмахиваюсь, неловко ерзая.
– Ты уже раззнакомилась со всеми? – Благодарна Вячеславу за то, что он не настаивает. Проявил внимательность – достаточно.
– Да.
– Подружилась с кем-то?
Кривлюсь. Не знаю, своим выражением или молчаливым ответом, но вызываю у судьи смех. Он смеется в потолок, сжимая подоконник пальцами.
Возвращает меня в то время, когда я смотрела на него издалека влюбленными глазами. У меня и тогда шансов не было. А сейчас и подавно.
Уверена, он даже «подвиг» мой не оценит. Когда все разоблачится… Мне пиздец, как бы ни старалась. Надо было уезжать, Юля. Надо было.
– Ты права, Юля. Дружить здесь не с кем. Еще и опасно может быть.
Вместо ответа – прокашливаюсь.
Другое дело – соседняя прокуратура. Там есть, с кем дружить…
– Но ты не пугайся. Поначалу бюрократический быт шокирует. Потом свыкаешься. Особо ни на кого не полагайся, но и врагов не ищи.
– А на вас? – Явно удивляю вопросом. Тарнавский думает недолго, потом улыбается и кивает.
– На меня можно. Своих я не бросаю. Даже если поссоримся…
Не дослушиваю. Вдруг чувствую потребность опустить взгляд и продышаться. Телефон жужжит.
Бросаю взгляд. Там:
«Я жду»
Тянусь за ним и не беру. Силой отдираю себя, возвращая к Тарнавскому.
Он рассказывает о планах на следующую неделю. Что он доволен мной (любопытно даже, чем же он доволен, если я ничего не сделала?), что будет запускать мое официальное трудоустройство, что доступ к юридическим задачам будет давать постепенно. Начнем с малого.
На слове «доступ» меня начинает потряхивать. То и дело снимаю ногу с ноги и забрасываю назад. Приглаживаю юбку. Проверяю пуговицы на блузке.
Телефон опять вибрирует. Не выдерживаю.
– Извините…
Тянусь за ним. Отправляю: «Я занята», и убираю звук чата. Пожалею о дерзости, но потом. А пока возвращаюсь в комнату. К своему судье.
Он ловит мой взгляд и продолжает. А для меня слова – шум. Не могу сконцентрироваться. Или не хочу. Потому что дальше – встреча с его врагом. И на ней я не должна сказать лишнего.
Мурашки по коже от мысли, что впереди у меня – судебные заседания. Подготовка документов. Взаимодействие со сторонами.
А что будет, когда начнется рассмотрение по тому самому делу?
Страшно.
Вздрагиваю, когда поверх успокаивающего голоса ложится раскат грома. Стреляю взглядом в окно. За ним потемнело. Тяжелые капли наискось ложатся на стекло.
Тарнавский тоже отвлекается. Смотрит в окно, держа руку в кармане. Потом на меня.
– Вся корреспонденция – на тебе, Юля. Проебем что-то – буду жестким, хорошо?
Киваю, хотя и пугаюсь, конечно. С другой стороны, может с корреспонденцией и проебаться?
Снова гром, снова вздрагиваю. Тарнавский подходит к окну и закрывает.
Частота падения капель с неба становится угрожающей. Проходит десять секунд и капли превращаются в потоки.
Я думаю, что в квартале меня ждет черная машина. Тру плечи.
Тарнавский оглядывается. Немного щурится. Размышляет о чем-то…
– Ты как домой-то, Юля? – Что будет дальше – предположить не сложно. Я раньше растаяла бы, а сейчас боюсь. Не надо меня подвозить в дождь. Спасибо. Уже раз подъехала.
– На метро…
– Промокнешь. Завезу.
Распорядившись, Вячеслав возвращается к столу. Захлопывает крышку ноутбука. Ставит на стол портфель и прячет его туда. Следом – небольшую стопку каких-то документов. Снимает с вешалки пиджак.
Мой телефон в очередной раз вибрирует. Я паникую сразу из-за всего. Опускаю взгляд.
«Без глупостей»
Это звучит не как отеческая просьба. Я сглатываю сухость. Пропускаю момент, когда Тарнавский обходит стол. Подняв взгляд – натыкаюсь на протянутую мне руку. Еще выше – взгляд.
Еле сдерживаю вопрос: а вы всех помощниц подбрасываете? И не подвести ли вам одну злющую прокуроршу?
Кусаю кончик языка.
– Мне запретили протягивать к вам свои ручки, – буркаю, становясь причиной новой улыбки господина судьи. Испугаться не успеваю, как и пожалеть.
– Кто запретил? – Тарнавский спрашивает, делая еле-заметный кивок подбородком. Вместо ответа я закатываю глаза.
Смешу опять.
– К сожалению, нам с тобой ничего не светит, Юля. Ты скорее меня возненавидишь, чем полюбишь.
– Это вряд ли… – Скорее вы меня.
Опускаю взгляд обратно на колени. Сжимаю телефон. Чувствую, что взгляд судьи следом за моим соскальзывает на экран. Не на колени же, правда?
