Текст книги "Преданная (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава 23
Глава 23
Юля
«Так может просто сексом займемся, Юль? Ты девочка горячая. Я не обижу. Только в понедельник возвращаемся к рабочим отношениям. Мне нужна заряженная помощница».
Эти циничные слова колоколом бьют в голове уже который раз. Мне даже поверить сложно, что я действительно их услышала, а не придумала.
На мое ошарашенное: «нет, спасибо» судья ответил пожатием плеч, равнодушным: «как хочешь», и первым разорвал любой контакт – и зрительный, и телесный.
Я долго еще стояла на развилке, не в состоянии даже голову повернуть в сторону звонких удаляющихся шагов.
Трахнул ли он Виту – не знаю. Но утром уехал ни свет, ни заря. А бывшая девушка Игоря не светилась счастьем и не делилась подробностями. Кривилась от головной боли и налегала на воду, как и большая часть нашей компании.
Я же переживала бодун другого рода: эмоциональный. Так унизительно и липко мне не было давно. В его глазах я развязная малолетняя шлюшка. Мой отказ – не повод даже поуговаривать. Над моими чувствами он скорее всего вообще просто посмеялся бы. Вот и выходит, что влюблена я… В мудака.
В понедельник прихожу на работу вовремя и планирую игнорировать любой переход на личности, занимаюсь своими бессмысленными обязанностями и не реагирую на призывы к общению. Ни Лиза, ни Игорь, ни Владик не получают от меня ответов. Не хочу продолжать расцветать в судейских глазах блядской глупой розой.
Только его глазам, кажется, снова не интересно даже смотреть в мою сторону.
Ближе к обеду он пронесся мимо, коротко кивнув.
Провел час в кабинете, вышел, потом снова зашел…
А если бы я согласилась переспать? Вел бы себя сегодня так же?
Юля, глупости! Прекрати!
Сложно совсем не думать, сколько я уже ошибок совершила за это время, и к чему всё идет. Но мне кажется, сейчас мы с Вячеславом Евгеньевичем дальше друг от друга, чем были поначалу. Ну или просто знаем друг друга лучше… И вряд ли так уж друг другу нравимся.
Дверь в мою приемную снова открывается без стука и спроса, я гашу привычную волну раздражения. Может быть попросить его как-то стучаться? Или высмеет?
Неважно…
Слежу из-под ресниц за передвижением судьи по кабинету. Он, в свою очередь, четко перед собой. Для него моя приемная – такой же коридор.
Впечатываюсь взглядом сначала в профиль, потом в затылок, жмурюсь и внутри переживаю сильный всплеск злости, когда судья хлопает дверью в свой кабинет.
Вокруг вообще-то люди, ваша честь. И эти люди не любят громких звуков!
Об этом я возмущенно молчу. А дальше прислушиваюсь и улавливаю разговор. Какой-то телефонный. И тон… Он совсем другой. Доброжелательный. Дружелюбный.
Историй у меня на страничке больше не было. Сообщений от Спорттоваров тоже. Желание дразнить пропало напрочь.
Видимо, про охуенные сиськи он писал не чтобы зайти за грань дозволенного и взбудоражить, а потому что вот такой прямой. Чтобы трахнуться достаточно хотеть.
Только мне такое ни к чему.
В очередной раз раскладываю для себя же все по полочкам и не верю, что этот раз будет последним.
Слыша поднадоевшую порядком вибрацию, опускаю взгляд на мобильный. Вместо очередного сообщения от Лизы получаю неожиданное. От Тарнавского.
Готовая вгрызться в горло и держать до последнего вздоха собака холодно требует: «Зайди».
Хотела бы уметь силой мысли справляться с волнением, но пока – никак. Надеваю маску спокойного безразличия на покрытую бесконечными трещинками разочарования влюбленную душу. В отличие от судьи, сначала стучусь, потом захожу и останавливаюсь ближе к двери.
– Вы звали, Вячеслав Евгеньевич, – обращение по имени отчеству не помогает не думать о том, как трогал, смотрел и что говорил. На меня направляется взгляд и плавится всё вплоть до костей. Пульсирую изнутри. Боюсь его и не понимаю.
– Есть работа, Юля, – а я его, кажется, совсем не тревожу. Без сомнений, ему сделать вид, что ничего не произошло, проще простого.
Судья тянется к столу и берет с него папку. Вытягивает руку, ждет, когда я подойду.
– Нужно размножить и разослать на стороны. Сегодня.
Киваю. Это не сложно. Это я уже умею.
Забираю документы.
Но для этого меня не нужно было вызывать, можно было бы просто бросить, проходя мимо.
Это стоит расценивать, как знак? Конечно, нет. Но я расцениваю.
Вместо того, чтобы тут же развернуться и уйти, делаю один шаг от стола и опускаю папку. Жду.
Судья тоже не гонит. Надеюсь, не подозревает, что я до сих пор переживаю отголоски его умелых ласк. И что я до сих пор мучаюсь вопросом: а может стоило… Согласиться?
– Что-то еще, Вячеслав Евгеньевич? – Силой вытаскиваю себя из вязких мыслей. Переступаю с ноги на ногу.
– Ещё… – Он замолкает, то ли умышленно, то ли по незнанию тренируя мою сердечную мышцу. Тянется к шее и сжимает ее сзади. Растирает. Я понимаю, что скорее всего затекла. Может быть голова болит, но о сострадании меня не просили. Как и о таблетке. – Участвовать в сборе сплетен обо мне запретить я не могу, но за участие в их распространении, Юля…
Тарнавский может даже не заканчивать. Его предположение бьет больно и неожиданно.
Первым возникает желание себя защитить, но я понимаю, что бессмысленно. Пока я импульсивно плела ревнивую чушь, он был хладнокровно внимателен к каждому слову. Еще одно очко зарабатывает команда противника, Юлия Александровна. Вы жестко проебываете в этой игре.
Прокашлявшись, смотрю в глаза:
– Поверьте, сотрудники суда справляются и без меня, – пытаюсь в ответ хоть как-то уколоть. Пусть бы прочитал в глазах: да и вы не жадничаете с поводами, чтобы о вас сплетничали. Но вряд ли всерьез задеваю. Тарнавский просто хмыкает.
– Можешь идти работать, Юля. Ты меня услышала. И к сведению приняла.
Глотаю возмущение, обиду, язык, желание поговорить начистоту. Разворачиваюсь на каблуках и возвращаюсь в свою приемную.
Сил не хлопнуть дверью у меня хватает. А вот папка бьется о стол со всей дури.
Желания причинять этому человеку добро с каждым нашим контактом во мне всё меньше и меньше.
Обойдя стол, сажусь в свое кресло и тянусь за телефоном.
Искренне хочется вмазать его чем-то едким. Например зайти в переписку со Спорттоварами и настрочить: «Если вы не хотите множить сплетни – хотя бы отпишитесь!», но вместо этого делаю вдох-выдох и усмиряю себя.
«В аптечке есть таблетки от головной боли, я могу принести»
Он открывает сообщение быстро, а вот отвечает с задержкой – вероятно колеблется. По итогу я читаю обесценивающее:
«Справлюсь»
Ответом Тарнавский как будто умышленно ставит подножку на очередном моем шаге навстречу.
Я хотела бы просто чтобы по-человечески… Но он не заинтересован.
Зато во мне по-прежнему заинтересован другой. Стоит выйти в перечень диалогов, так вверх поднимается тот, в который я предпочла бы в жизни не заходить:
«Сегодня в восемь жду на точке, Юля».
***
«На точке» я оказываюсь первой. Взволнованной и бессильной. Квартира встречает меня темнотой и пусть приятным, но отторгающим запахом дорогой мебели и текстиля.
Мне сложно представить, что может заставить меня остаться здесь добровольно. Точно не мечты о роскошной жизни.
Я жду Руслана Викторовича в совмещенной гостиной и кухне. Стараюсь усмирить нервы и продумать, что буду говорить.
От мысли, что от имени Спорттоваров со мной переписываться мог он, ощутимо мутит. Я уверена на девяносто девять и девять, что не ошибаюсь, но если на секунду представить…
Фу. Не потому, что он проигрывает Тарнавскому в чем-то внешне (уверена, он ни чуть не уступает в турнире женского внимания), но от любого другого человека я подобное не терпела бы. А от Тарнавского… Включаюсь в игру. Жду нового тура. Предвкушаю.
И пусть сейчас я в шоке, но пройдет время, и мы, возможно, снова…
Слышу щелчки ключа в замке. Переживания выступают потом на ладонях и выливаются в тремор рук, который я стараюсь скрыть, плотно сжимая кулаки.
Встречать не выйду. Только с дивана встаю и обхожу его, не издав ни единого звука.
Ключи бьются о специальное блюдо-ключницу. Набойки выстукивают по паркету. Я до ноющей боли в пальцах сжимаю спинку дивана, встречая то ли гостя, то ли хозяина.
Смолин тормозит в дверной арке и проезжается по мне взглядом.
– Вечера, Юля…
Я мямлю:
– Здравствуйте, – и тут же опускаю взгляд в пол. Во рту и грудной клетке копится горечь. Даже думать не хочу, кем меня посчитал бы Тарнавский, знай, что у меня есть ключи от этой квартиры. Что я вот так встречаюсь с его врагом.
Злость и обида за наши разлады не идет ни в какое сравнение с осознанием подлости, которая окружает его. И частью которой добровольно-принудительно стала я.
– Чай не предложишь? – Смолин спрашивает, слегка искривив губы в полуулыбке. Я слишком быстро для спокойного человека вскидываю взгляд.
– Я тут не живу. Не знаю, где у вас чай…
Полуулыбка повторяется. Он со вздохом идет в сторону кухни. Включает свет над островом. Достает стакан и набирает воду из маленького краника.
Пьет жадно, а я пользуюсь возможностью и наблюдаю.
Так же важно, как определять настроение Тарнавского, для меня важно и понимать, в каком настроении мой… Заказчик.
Прекрасно осознаю, что от его настроения мое благополучие зависит в не меньшей степени…
– Дела у тебя как? – Стакан со стуком бьется о камень. Я вздрагиваю и делаю глубокий, разрывающий легкие, вдох.
– Все хорошо, спасибо. Работаю.
Смолин кивает. Вроде бы ненавязчиво постукивает по столешнице, прислонившись к ней же ягодицами, но натянутые до предела нервы воспринимают тихие удары, как угрозу.
Чтобы отвлечься, обвожу комнату взглядом. Торможу на окне.
Может сказать, что хочу… Уволиться?
Но смысл какой? Кто-то мне даст? Ясно же, что нет.
Волной накрывает отчаянье. Горло окольцовывает спазм. Я бы очень хотела просто спрыгнуть. Дайте. Кто-то…
– На меня или на Тарнавского? – Руслан Викторович спрашивает таким же спокойным тоном. Немного меняет угол наклона головы. Я цепенею. Страх, подозреваю, отражается на лице.
Все внутри отмирает, а он улыбается.
– Не трясись, Юль. Это шутка. Я разве тебе плохое что-то сделал?
Активно мотаю головой.
– Ну слава богу. Я даже наоборот, мне кажется, стараюсь сильно не наседать. Когда выходит – радовать…
Мужчина отталкивается от столешницы и возвращается в зону гостиной. Это значит, что приближается ко мне.
Я стараюсь скрыть усилившуюся дрожь. Совсем слабой показывать себя нельзя.
Смолин останавливается с другой стороны дивана. Смотря мне в лицо, расстегивает пиджак и тянется ко внутреннему карману. Достав конверт, ведет им по плотной обивке.
– Что это? – Белая бумага пугает больше ядовитой змеи.
– Аванс.
Мне не надо…
– Есть маленькая задача. Не сложная. Ты справишься…
Поднимаю взгляд. Прошу: «не надо». Бьюсь о стену.
Мое «не надо», «не хочу», «не могу», «не способна» никто не будет слушать.
– Не переживай, Юля. Дело плевое. У твоего судьи – Тарнавского – пару месяцев назад был утерян электронный ключ. Что это – знаешь?
Я-то знаю, но мотаю головой. Смолин улыбается.
– Флешка такая металлическая. С электронной цифровой подписью. Неужели при тебе ни разу ее не накладывал?
Накладывал, конечно, но я снова перевожу голову из стороны в сторону.
– Ну погуглишь значит. Посмотришь, как выглядит. Так вот… Тарнавский ключ нашел, но успел сделать другой. Теперь у него два. Первый, в теории, уже не действует. Но на практике…
Сердце вытесняет гланды. Они давят на корень языка. Меня… Тошнит.
– Да что ты так нервничаешь, Юль? Дело простое. Есть производство, в котором нам нужно снять арест со здания. Для этого – определение судьи. С исполнителем договорено. Он сделает вид, что в душе не ебет, что за судья занимался делом. Тарнавский тоже не узнает…
– Как это не узнает? Он меня… Убьет, – произнести сложно, потому что я не преувеличиваю. Он в последние дни такой, что и убить может.
Но это я продрогла до костей, хотя вокруг тепло, а Смолин в ответ снисходительно улыбается.
Постукивает ребром конверта по спинке дивана.
Я не хочу брать. Не хочу.
– Ты всего лишь возьмешь флешку, Юля. На пару часов. Отдашь человеку. Он все сделает, тебе вернет. Если вдруг что – к тебе ни одна дорожка не приведет. Пока ты делаешь то, что я говорю, – ты в безопасности, Юля. Главное мне не отказывай, иначе…
Угол конверта упирается в кончики моих пальцев. Я чувствую давление – на них, во взгляде, а еще в атмосфере.
Как будто голову сжимают, держа плотно-плотно.
Хочу изо всех сил взбрыкнуть и мотнуть, но хват не предполагает такой опции. Попытаюсь – болевые ощущения усилятся. Буду настаивать – лопну, как арбуз. Поэтому я… Киваю.
– В четверг надо. Найди пока, где хранит, и жди, я маякну.
Перед глазами – вспышки. Последние силы покидают тело. Я уже не слушаю, но Смолин продолжает, будто издеваясь:
– Как отдохнули, кстати? Лиза говорила, ты с ними была на выходных. Я рад, что ты теперь нормально можешь отдыхать. Хорошо иметь возможности, правда же, Юль?
Глава 24
Глава 24
Юля
Поле возможностей для применения тактики условно безопасного бездействия сужается. Это чувствуется, как будто на горле сжимается кольцо. Комфорта ноль. Страх выступает липким потом на спине. Вдохи – с усилием.
Я почти не сплю ночью после встречи со Смолиным. Колотит на адреналине. Даже плакать пытаюсь, но не получается. Пара жалобных всхлипов и все. Сухость. Глаза нараспашку. На грудь давит невидимый камень. Что делать? Что с этим всем делать?
Смотреть в глаза Тарнавскому на следующий день не могу. Да он и не просит. Между нами всё мимо. Он пользуемся моей приемной, как коридором. Я испытываю облегчение из-за его безразличия.
Больше не верю в его идеальность. Но подставлять человека… Кем они меня считают?
Денег в новом конверте в полтора раза больше, чем было в первый раз. Лизин папа спрашивал, хорошо ли иметь возможности? Нет. Плохо. Вообще посрать. Для меня это не богатство, а грязь.
Вторник я трачу на то, чтобы прийти в себя. А вот к среде в голове вырисовывается какой-никакой план.
Тарнавский, будто подыгрывая своим врагам, «чистит» день от заседаний. Утром пишет, что в суд не приедет.
Но если другие помощники радуются таким дням. Шарятся по суду, гоняют кофейки и снисходительно смотрят на тех, у кого работы меньше не стало. То я… Лучше бы он приехал и лишил меня даже теоретической возможности найти этот дурацкий ключ.
Но возможность есть. А еще есть пусть рисковый, но выход.
Я закрываю дверь в приемную изнутри и оставляю ключ в замочной скважине. Крадусь в кабинет Тарнавского. Чувствую себя мерзко, но оправдываю действия благими намерениями.
Лазить по чужим вещам – это что-то из разряда отвратных, постыдных поступков. Я стараюсь делать это аккуратно и незаметно.
Смешно, но благодарю Вячеслава Евгеньевича за беспечность: его «утерянный» ключ лежит в одном из верхних ящичков стола. Я беру его в руки. Кручу. Сердце бьется то ли в эйфории, то ли в конвульсиях.
Мне страшно до жути.
Смолин понятия не имеет, рабочий ли он. Просто знает, что есть.
Тарнавский его тоже никогда не проверит. Зачем, если есть новый?
А я его сначала испорчу и потом уже дам.
Топлю флешку в чае с сахаром. Сушу. Несколько раз еще возвращаюсь в судейский кабинет, чтобы убедиться, что не оставила следов.
Утром в четверг передаю человеку от Смолина.
– Он должен быть у меня после обеда.
Требую, ловя снисходительный взгляд мужчины, который старше меня раза в полтора и скорее всего считает нарванной дурой.
Подбрасывает флешку и прячет в кармане. Отмахивается:
– Конечно, будет.
– Жду звонка.
Садится в машину и уезжает. А у меня сердце навылет.
Сейчас они попробуют открыть ключ на компьютере, у них ни черта не получится. Я проверила: утопленник не распознается. Дальше… Пусть ищут другого судью.
Если Смолин будет злиться – даже хорошо. Я упаду на дуру.
Ключ не работает?! Как это не работает..? А вы разве говорили, что я должна проверить..?
Он, возможно, задумается, что реально взял на роль крысы какую-то бестолочь. Вдруг психанет и «уволит» меня? Сама в это не верю, но в моменте наравне с ужасной тревогой испытываю облегчение.
Надеюсь, хотя бы не накажет.
Немного опаздываю на работу из-за утренней встречи. Получаю от Тарнавского легкий нагоняй. Без криков (он вообще не кричит), но дает понять, что недоволен.
Занимается чем-то в своем кабинете. Выходит, когда я уже вовсю на нервах: обещанные «пара часов» прошли, а звонка от человека Смолина нет.
Конечно, они не вернут просто так, попытаются разобраться, почему не пашет, но я все равно хочу, чтобы все поскорее провалилось.
– Ты в мой кабинет заходила, Юля? – Тарнавский спрашивает, опершись руками о мой стол.
Вскидываю овечий взгляд от широкого монитора на судью.
– Я? – Хлопая глазами. Отмечаю, как сжимаются сначала губы, следом – челюсти. Ладно, совсем на овцу нельзя. С ним точно. – А, да. Вчера. – Взмахиваю рукой, как будто в этом нет ничего такого и я не рылась к его шкафах. – Бумага нужна была. Мне Марк объяснял, что несколько упаковок у вас лежит. Нельзя было? Извините…
Покаянно опускаю взгляд на стол. Цинизм собственной лжи и продуманность убивают во мне наивность… И даже кажется, что преображают личность.
Новый выплеск адреналина в кровь воспринимается уже не так. Бесконечно бояться невозможно. Нервная система, защищаясь, преображает страх в азарт.
Ладони отталкиваются от моего стола. Тарнавский вырастает, складывает руки на груди. Ждет, когда посмотрю в лицо.
Я смотрю. Хмурится.
А мне любопытно, откуда узнал, что заходила. Я абсолютно уверена, что следов не оставила. Камер в кабинете вроде как нет.
Если были бы – он не спрашивал. Взял бы за шкирку и выбросил. Тогда в чем мой промах?
– Ты по Алане и Гермесу стороны обзвонила?
Киваю.
– Да. Представители будут.
– Отлично.
Тему Тарнавский не развивает. Задав бессмысленный вопрос, разворачивается и возвращается к себе. А я зависаю взглядом на закрывшейся двери.
Вслед за всплеском актерства – апатия. Я слишком слабый игрок. Не смогу защищать его долго. А если скажу, он же даже не поблагодарит. Мне кажется, разочарован во мне. Не такую хотел себе… Помощницу.
Глубоко вздыхаю и хватаюсь за телефон. Сообщения и входящего нет. Черт. Ненавижу.
На иголках жду до самого вечера. Тарнавский уходит, а я все еще сижу.
Накручиваю себя.
Закрываюсь в туалете и из кабинки звоню на номер, с которого получила входящий утром. Слушаю гудки. Взрываюсь злостью, потому что новый знакомый трижды скидывает.
Ухожу домой только в девять, смирившись, что сегодня не дождусь. Но и в пятницу ключ мне тоже никто не привозит.
Я извожу себя. Жду, что Тарнавский заметит пропажу. Еще, что там поймут, что устройство испортила я, а не время. Воображение в красках рисует, что со мной может сделать каждый из участников этого противостояния.
Вслед за сном пропадает аппетит. Мне кажется, что обзавожусь парой седых волос. А субботу на до и после разрезает долгожданный звонок.
Увидев тот самый номер, выкрикиваю:
– Алло!
Возможно, даже пугаю, потому что мужчина не отвечает сразу.
– Флешку твою завезу… Бестолковую… Куда?
– Почему бестолковую? – Самой противно, но надо играть.
– У Русика спросишь. Везти куда?
Я называю адрес кафе на перекрестке. И только сжав холодный металл пальцами успокаиваюсь.
Взглядом провожаю темную, рванувшую с места машину. Надеюсь никогда больше не встретить этого человека.
А еще понимаю, что до понедельника не дотерплю.
Поднимаюсь в квартиру за удостоверением помощника. Заказываю такси и везу орудие неслучившегося преступления обратно в суд.
Семь бесконечных минут трачу на то, чтобы уболтать охранника меня пустить. Приходится пожертвовать номером телефона и обещанием сходить с ним на кофе. «На трезвую» он меня не интересует, но сейчас я настолько волнуюсь, что согласна на любые откупные.
Вожу ладонями по коротким джинсовым шортам и голым бедрам, чувствую как флешки в заднем кармане упирается в ягодицу. Дрожащими пальцами отмыкаю дверь в приемную. Прохожу вглубь, пытаясь ухватить ключ от кабинета судьи, но он то и дело выскакивает.
Давая мне связку, Тарнавский, конечно же, не думал, что я стану ею злоупотреблять. Но у меня есть оправдание: возьми он на мое место другую, вляпался бы куда сильнее.
Справившись с замком на себя двери, закрываю за спиной и под аккомпанемент ошалело лупящего в висках и затылке пульса прохожу к столу.
Сажусь на судейское кресло. Выдвигаю шкафчик, забрасываю.
Еле держусь, чтобы не перекрестить. Неожиданно даже для себя улыбаюсь. Кажется... Получилось?
Нужно тут же встать и вылетать, но облегчение преображается в слабость ног. Чувствую дрожь под коленками. Даю себе немного отдохнуть: закрываю глаза и длинно выдыхаю. Но так же вдохнуть уже не успеваю.
Сначала слышу хлопок внешней двери, звуки размашистых шагов.
Пружиной подскакиваю с кресла, когда снаружи дергают ручку.
