Текст книги "Преданная (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)
Глава 3
Глава 3
Юля
Вылетаю из учебного корпуса с потяжелевшей на еще одну сотку зачеткой и облегчившейся на один зачет совестью.
Лиза приболела, поэтому пошла сдавать первой и меня не ждала. Это значит, что никаких кофе и обсуждения после не будет.
Но и скучать некогда.
В руках вибрирует телефон.
Мама.
– Привет, – как назло темечком чувствую первые капли июньского дождя.
Вскидываю взгляд в небо.
Вот черт. Зонта нет, а туча нависла огромная. Боюсь, прольется на мою голову, пока добегу до метро.
И вроде бы можно вернуться, переждать в корпусе, но я рискую. Над головой держу папку, ускоряю шаг, вдыхая запах свежести и влажного асфальта.
– Привет, Юль. Не звонишь совсем…
В ответ на мамин укол улыбаюсь. Этапы послушания и показательного протеста мы уже прошли. Теперь я просто звоню с той периодичностью, какую считаю нужной. Ну и, если честно, чаще папе. С мамой мне сложнее.
– Сессия, ма. Я думала в субботу набрать.
Мамина пауза значит, что идея с субботой – плохая. Красноречиво смолчав, она вздыхает.
А я думаю, что не только с таким как у Лизы отцом может быть сложно общаться. У каждого родителя своя… М-м-м… Специфика? Моя мама склонна драматизировать и вот уже пять лет не понимает, зачем я поехала учиться на юриста в столицу, когда дома – шикарный инженерно-строительный, который закончили они с отцом. А еще дома куча устраивающих маму «женихов» и ноль шансов податься в содержанки. «Тише едешь – дальше будешь» – это абсолютно о ней. Жаль, не обо мне.
Она почему-то особенно боится, что я отдам свою девственность богачу за подарки. Правда и я не разубеждаю. Иногда мне нравится играть на нервах.
Тем более, что девственность на месте. Ни один богач не покусился. С парнями не дошло. Грустно? Немного. Но особенно жалеть некогда. Тем более, что по-настоящему во мне еще ни разу не щелкнуло.
По пластику папки начинают тарабанить увесистые капли. Они же мочат руки и ноги. Ускоряюсь.
– У крестной сегодня День рождения, ты помнишь?
В ответ на мамин вопрос-укор кусаю губы. И да, и нет.
Помнила. Но забыла.
– Я наберу, мам…
– В первой половине дня поздравляют, ну Юль…
Отрываю телефон от уха и проверяю время – почти три. Черт.
– Я извинюсь, мам, – обещаю. Мама снова вздыхает.
Положа руку на сердце, я совсем отвыкла за пять лет от жизни с родителями по их правилам. Обросла своими привычками. Создала свой уклад. Вот уже полгода как снимаю не комнату, как было раньше, а квартиру. На отшибе. Не вау. Но ловлю кайф от уединения.
Может я в принципе такая? В себе и для себя? Может мой удел – карьера и кошки?
– Ладно, звони.
– Ага. А у вас как дела? – спрашиваю запоздало. Слышу на заднем фоне голос папы. Его бодрое: «ты с Юлой?», улыбаюсь и кричу:
– Привет, па!
– Привет, малыш! Когда ты к нам?
Перепрыгиваю большую лужу и бегу по тротуарной плитке.
Мне еще только предстоит сказать, что этим летом домой я не еду. Планирую найти работу. Если удастся – останусь.
– Тут дождь такой, па… Давай я вечером вас наберу.
Скидываю. Чувствую стыд. Потому что вечером, скорее всего, забуду. Главное снова не забыть про крестную. И надо подумать, что делать с работой. Куда бросать резюме. О чем просить.
Лиза сегодня снова приглашала с собой в Грецию, а я в очередной раз отказалась. Не могу. Да и не хочу быть обязанной ее отцу. Сколько ни пыталась переосмыслить – он все равно будоражит. Щелкает, но не так.
Осознаю, что с папки льется потоком. Начавшийся с пары грузных капель дождь превратился в ливень. И я – в его эпицентре.
Босоножки – насквозь. Платье тоже. Метро – близко, но, кажется, уже без разницы.
Стряхиваю воду с папки, настраиваюсь перепрыгнуть еще одну лужу, но не приходится.
Вместо этого делаю резкий шаг назад, а передо мной тормозит внедорожник.
Испугаться толком не успеваю, как и разозлиться. Только чувствую, как по голеням бьет волна противно-теплой воды.
Оцепенело слежу, как тонированное стекло с водительской стороны опускается, но возмущение во мне гаснет тут же, стоит увидеть, кто за рулем.
Привычно-серьезный Руслан Смолин смотрит на меня и даже, кажется, улыбается.
– Добрый день, Юлия.
– Здравствуйте.
– Тебе на Левый берег?
– Д-да.
– Давай подвезу.
***
В салоне по-неловкому тихо. Мне – липко.
Отец Лизы включил нагрев кресла и теплый обдув на максимум, но это не сильно спасает.
Мне кажется, своим присутствием я делаю только хуже, причем всем. Мне нервно. Дорогущий салон вряд ли видел такое безобразие. А Лизин папа… Зачем ему на Левый? Вдруг.
Непроизвольно сжимаю колени пальцами. Свожу их сильнее. Если тем самым взрослым мужчиной, предложившим мне так сильно пугающее маму содержанчество будет отец моей подруги – об этом можно книжку написать.
Думаю и еле сдерживаю истеричный смешок.
Анекдот, господи. Оценивайте себя адекватно, Юлия Александровна. Кому ты нужна, дурочка?
Тем не менее, в случайности и те самые бесплатные идеальности я по-прежнему не верю.
Прокашливаюсь, Руслан Викторович воспринимает это сигналом. Тянется к экрану сенсорной панели, но я мотаю головой.
– Спасибо, не надо. Уже жарко.
Кивает, возвращая локоть на удобный подлокотник.
Он водит мастерски. Плавно и красиво. Выглядит так же. Будь я менее осторожной – может и правда влюбилась бы. Кокетничала сейчас. Дурой себя выставила. Похерила дружбу.
Ладно, Юль. Вдох-выдох. Не о том.
Машина мчится по мосту, я мнусь. Надо что-то сказать, наверное… Не успеваю. Говорит он:
– У нас с Лизой немного напряженные отношения сейчас, – смотрит коротко, я теряюсь. Закрываю приоткрытый рот.
Я… Заметила.
– Она изменилась после смерти матери. Я ее не виню. И люблю. Дочка у меня отличная. Но потеряла мотивацию. Ей нравилось радовать Лилю. Когда Лили не стало – она потеряла веру. Думаю, в меня тоже.
Руслан замолкает. А мне и сказать-то нечего. Теперь мое мокрое платье кажется уже не такой проблемой. Я не готова была к откровению.
– Учеба ей не нравится. Четыре года – на моих просьбах сжалиться и взятках. Подружки-лентяйки. В голове – шмотки-шмотки-шмотки. А ты на нее хорошо влияешь. Спасибо тебе, Юля.
Не знаю, что ответить. Дергано киваю.
А можно просто высадить меня где-то за мостом?
– Она просто не понимает, что рано или поздно в ее руках окажется серьезный бизнес. Громадная машина…
– Ей двадцать два. Конечно, не понимает. – Перечу тихо, пожимая плечами. Снова ловлю на себе внимательный взгляд. От многозначительной мужской усмешки мурашки бегут по плечам.
– Тебе тоже двадцать два. Но ты другая.
– Если я не буду учиться – улечу домой пробкой.
Даже не знаю, что меня толкает на искренность. Отец Лизы снова улыбается.
Смотрит на меня еще внимательней. Я пугаюсь. Не надо.
– Не хочешь домой?
Не хочу отвечать. Но он ждет, а я неопределенно веду плечами.
Сглатываю, когда наконец-то отрывается. Даю себе клятву, что больше никогда в его дом. Ни ногой.
– А работа есть у тебя, Юля?
Пульс учащается. Я не очень верю в судьбу и эффект бумеранга, но может – это он? Я сделала добро и добро же мне вернется?
– Нет.
– Но хотела бы?
– Собиралась искать. На лето. И может дальше. Если понравится…
Лизин папа кивает. Я с жадностью жду продолжения, но его нет.
Мы довольно долго едем молча. Мужчина ни разу не спрашивает у меня маршрут и не просит повторить адрес. Так хорошо ориентируется или… Или что, Юля? Страшно.
Заезжает в мой двор. Глушит мотор под нужным парадным.
Я жду заветного щелчка замков на дверцах. Его нет. Зато есть направленный на меня взгляд и постукивание по рулю.
По ощущениям – я на полголовы поседела. Не будет больше у Лизы русой подруги с медным отливом. А потом он снова начинает говорить – и на вторую половину:
– У меня есть предложение, Юля. Ты девочка умная. Я узнал. – Вскидываю на «случайного встречного» испуганный взгляд.
– Зачем узнали?
Улыбается обманчиво-мягко.
– Ты умная, старательная, трудоспособная наверняка. Но чтобы задержаться в столице – этого мало, малыш. Поверь мне – я тоже когда-то приехал из ебеней.
Грубость бьет в солнечное сплетение. Выдыхаю.
Видимо, я не была готова ко взрослым разговорам.
– Ты красивая. Тебя захотят. Карьера тебе светит, но скорее всего с условиями. Понимаешь, о чем я?
Киваю, хотя в реальности не хочу понимать. И слушать дальше тоже.
– Будешь работать день и ночь, получать смешные деньги. Тебя будут эксплуатировать. Может, трахать. Потом кинут. И так много-много-много раз…
– Зачем вы это говорите? – Звучу жалко. Вызываю новую улыбку.
– Потому что хочу помочь. За одолжение.
Я замираю, а сердце бьется бешено. Смотрю через окно на свою не свою девятиэтажку.
– Я устрою тебя в лучшую юрфирму. Крупные клиенты. Транснациональные компании. Под крыло к хорошему юристу. На сладких условиях. Съедешь отсюда в центр. Машину купишь. Годик-другой – квартиру тоже. Обидит кто-то – сможешь всегда прийти ко мне.
Звучит так нереально, что я хочу одного: тишины. А ее нет.
– А в чем суть одолжения? Я должна помочь Лизе?
Глупо, знаю, но все равно предполагаю самый лайт.
Который ожидаемо смешит.
Салон заполняет низкий раскатистый смех. Он нагревает кожу лучше поставленного на двадцать пять градусов климат-контроля.
Не угадала, Юля. Не угадала.
– Нет, малыш. За Лизу я тебе благодарен, но в вашу дружбу не лезу. Разбирайтесь. К тебе у меня другое дело. Помнишь такого Вячеслава Тарнавского?
Черт, не надо…
– Он у вас этику преподавал. Лиза говорит, ты ему понравилась. Я дочке верю.
– Она преувеличила…
– Верю дочке, Юля. Верю. Тебе может сложно поверить, но знай, он – та еще гнида. Очаровывать умеет. Пыль в глаза – его конек. Но по факту – продажная гнида.
Молчу.
– Он давно нарывается. На карандаше у всех. Органов. Серьезных людей. Долго в кресле не просидит.
– Я бы не хотела это обсуждать…
Прошу, но безрезультатно. Лизин папа хочет.
– И он сейчас ищет помощника. А ты ему понравилась…
Сглатываю и мотаю головой.
Нет. Зачем я села в машину? Нет.
Тянусь к ручке и дергаю. Дверь ожидаемо не открывается. На моем запястье смыкаются пальцы. Я поворачиваю голову к Руслану Смолину и чувствую себя, как будто парализовало.
Он смотрит требовательно. Понимаю: все уже решено.
– Будь умницей, девочка. Помоги разобраться с плохим человеком. Если не веришь – я покажу тебе много интересного. У нас на него целая картотека. Но если слово лишнее скажешь…
– Я могу отказаться и поклясться, что никому ничего не скажу? – Выталкиваю из себя, пальцы мужчины расслабляются.
Спускаются с моей кисти на бедро. Ладонь – горячая-горячая. Едет ниже по ткани до голой кожи. Гладит все еще влажное колено. Меня пробирает до дрожи. Я все понимаю даже до слов:
– Нет, малыш. Ты подходишь идеально.
Глава 4
Глава 4
Юля
Я захожу в аудиторию с опозданием в десять минут.
Не проспала. Не пробки. Не забыла. Просто… Я в прострации. Не знаю, как себя вести и что делать.
План мне очертили четче некуда: прийти на зачет к Тарнавскому, заявить о желании с ним поработать. Добиться согласия.
Но четкость ни черта не облегчает.
Мажу взглядом по семи сидящим в аудитории однокурсникам. Преимущественно здесь наши двоечники. Видимо, на минимальную тройку потрудиться придется всем. Не настолько Тарнавский благородный, чтобы дарить бездельникам зачет.
Его взгляд тоже ловлю.
Он приподнимает бровь, но я не могу ответить хотя бы как-то легко и игриво. Улыбнуться или скорчить самоуверенную рожицу.
Я слишком в раздрае.
Отвожу взгляд.
Направляюсь к столу с билетами.
Тяну и разворачиваю небольшой лист к Вячеславу.
– Девять. – Называю номер, который он по идее должен был бы записать.
Но вместо кивка и механического действия, Тарнавский несколько секунд смотрит на меня.
– С сотки на что пересдаем, Юлия… – Вячеслав делает паузу и опускает глаза в ведомость.
А у меня язык отнимает. Я не могу даже отчество свое назвать. Не говоря о необходимости исполнить поставленную мне… Задачу.
– Александровна? – Тарнавский заканчивает. Я кое-как оживаю.
– Вы же сами пригласили, – напоминаю, заставляя себя даже моргать. Смотрю на него, и не верю, что все дерьмо, которое о нем вылили мне в уши, это правда.
Просто не верю. Я же помню. Он хороший. Не святой, ладно, но не гнида.
Вот сейчас улыбается мягко, немного щурится. В уголках светлых карих глаз собираются морщинки-лучики. И я слышу мягкое:
– Я пошутил, Юля.
Может быть покраснела бы в другой день, но сегодня даже не двигаюсь.
Конечно, пошутил. Я знаю. Это они все думают, что нет.
Тарнавский вздыхает и кивает мне за спину.
– Ладно. Садитесь, Юля. Приму ваших коллег, потом пообщаемся.
Коротко дернув подбородком вниз, разворачиваюсь на каблуках.
Лавирую между столами и сажусь на дальний угловой.
Списывать не планирую. Да я и готовиться не планирую. Я в панике. Замешательстве. В шоке. Но это никак не связано с сессией.
Отец Лизы дал понять, что я должна прийти на зачет и навязаться Тарнавскому в помощницы. Как – интересует его не очень сильно. Важен результат. А я… Смогу. Я умненькая девочка.
Вспоминаю о разговоре в его машине и передергивает.
Корю себя за каждое действие, приведшее к точке, в которой нахожусь.
Я не смогла поделиться ни с кем. Никому пожаловаться. Чувствую, что не стоит. А вот что делать – нет. Не чувствую.
Беру с угла стола белый лист. Достаю из сумки ручку и делаю вид, что начинаю писать. В реальности же вывожу парочку слов невпопад и больше не могу – пальцы не слушаются.
Если я не сделаю того, о чем было сказано, проблемы не заставят себя долго ждать. Руслану Викторовичу не пришлось угрожать. Я и сама это понимаю. Как и то, что парой фраз сказала мужчине слишком много.
Ты боялась вылететь пробкой из университета, города и жизни с перспективами, Юля? Не благодари. Тебе помогут.
Это если не сделаю. А если сделаю… Нет. Я не крыса. Не смогу ею быть. Я не такая. Или..?
Снова смотрю на Тарнавского. Он сегодня впервые на моей памяти сидит в аудитории, а не ходит или стоит. Обводит взглядом готовящихся студентов, берет в руки телефон. Устремляет взгляд в него.
Понятно, что ему скучно. И я, скорее всего, не столько повеселила, сколько раздражаю, потому что своим приходом заявила о готовности украсть у его насыщенной жизни пятнадцать минут времени.
Кто я в его голове? Ебанутая заучка с самомнением? Зачем приперлась? Чего хочу вообще?
Кто бы мне сказал, господи, чего хочу…
Снова опускаю взгляд в свой лист, слыша как один из однокурсников со скрипом отодвигает стул. Подходит к столу напротив Тарнавского и садится. Преподаватель откладывает телефон и произносит: «начинайте, Денис. Рад с вами познакомиться хотя бы на зачете».
Дальше – невнятный лепет Дениса. Наводящие вопросы Вячеслава. Длинные неловкие для сдающего паузы.
Обычно голос Тарнавского меня успокаивает. Точнее волнует, но приятно. Кожу покалывает. Живот наполняется щекочущей легкостью. Сегодня – нет. Во мне ноль легкости. Как будто меня всю набили камнями.
Каждое движение – через преодоление.
Слушая, как Вячеслав Евгеньевич опрашивает студентов, я несколько десятков раз порываюсь встать и уйти. Пошло все к черту.
С чего вдруг я решила, что не могу отказать такому, как Руслан Смолин?
Я же юрист или кто? В стране существует закон, порядок и Конституция. Меня не могут стереть ластиком просто потому, что не оправдала ожиданий. Или могут?
А Тарнавский может быть настолько ужасным, как мне сказали?
А если я соглашусь и сделаю все, что нужно…
Господи, нет, Юля. Нет.
Даже не думай об этом. Зачем ты вообще пришла?
Меня накрывает новый порыв.
Я сжимаю ручку и вывожу на листе с парой бессвязных строчек действительно важные: «Будьте осторожны, Вячеслав. Под вас копают».
Смотрю на собственный почерк и озноб прошибает.
Визуализирую, как складываю лист в четыре раза. Сажусь перед Тарнавским и просто протягиваю.
Да. Так будет легче.
Так и сделаю.
А отцу Лизы скажу, что старалась, но он во мне не заинтересовался.
Дописываю: «Вы когда-то спасли моего брата от тюрьмы. Я очень вам за это благодарна».
Это лишнее, но и вычеркивать поздно.
Бумажка кажется мне настолько опасной, что спрятать ее в сумке и написать еще одну такую же без упоминания о брате не рискнула бы.
Сворачиваю. Смотрю на дверь. На часы над доской-проектором. На спину последнего из сдающих.
Кстати, «уд» сегодня получили не все. Казавшийся абсолютным милашкой Тарнавский не такой уж пофигист. Шара трижды не прошла.
С последним из наших он возится дольше всего. Они торгуются. Славик тратит всего себя на уговоры поставить минимальную тройку. Тарнавский резонно спрашивает – а за что?
Мне кажется, я чувствую его готовность сжалиться, но Славику нужно хотя бы сейчас проявить креативность. Убедить как-то…
Я слежу за их разговором с замершим сердцем. Ни за кого не болею. Только за выход из ситуации, кажущейся безысходностью.
В итоге Тарнавский вздыхает, качает головой и тянется за зачеткой. Славик расплывается в улыбке. Я обретаю надежду. Может быть он и меня тогда простит?
Тарнавский выводит оценку и расписывается. Захлопывает книжечку и возвращает однокурснику.
Проходит пять секунд и дверь в аудиторию закрывается с громким хлопком. Мы остаемся вдвоем.
Комната тут же сужается. Время замедляется. Я… Снова в панике, чувствуя взгляд на себе.
Решаюсь и встаю. Сложенный вчетверо листок прижимаю к бедру.
Я не верю в чушь, которую ляпнула Лиза. И за которую зацепился ее отец. Никакого особого отношения ко мне у Тарнавского нет.
Под пристальным наблюдением приближаюсь к только освободившемуся стулу. Сажусь на него. Кладу бумажку на стол и складываю руки поверх нее в глупой школьной позе.
Тишина заползает в ушные раковины и преображается в еле-слышный писк.
Смотрю на Тарнавского, он на меня. Я пытаюсь понять, что сделать будет правильно и безопасно. Он… Понятия не имею, что он.
– Вы свой билет забыли, Юлия Александровна, – Вячеслав произносит негромко. Я вспыхиваю.
Блять. Ну полная дура.
Встрепенувшись, разворачиваюсь. Билет, в котором я даже вопросы не читала, так и лежит на столе.
Нужно встать, вернуться за ним. Я дергаюсь, но торможу на внезапном для себя:
– Юль, – поворачиваю голову.
Взгляд Вячеслава кажется мне озорным. Он снова немного щурится и еле-еле улыбается.
Я не смогу его предать. Не смогу и все.
– Давайте без билета.
Киваю.
– Извините.
– Всё хорошо.
Молчим. Смотрю на вернувшиеся в исходную позицию руки. Свои. Потом ползу по фактурному дереву. Проезжаюсь по стыку столов. Задерживаюсь взглядом на без стука перебирающих по такому же дереву мужских пальцах.
Сейчас даже не верится, что когда-то я думала о том, как они подергивают струны гитары или касаются женского тела.
Все чувства ушли в ноль. Остались только страх совершить ошибку и тревожность.
– Я больше сотки при всем желании не поставлю. Болонская система, чтоб ее… – поняв, что от меня инициативы не дождешься, Вячеслав начинает сам.
Не знаю, почему он не раздражен. Ничего же не поменялось. Я, как и все ушедшие из этой аудитории, занимают его дорогостоящее время.
Рядом со страхом и тревожностью огненным языком вспыхивает стыд.
Поднимаю взгляд. Натыкаюсь на внимательный мужской.
Что у вас в голове, Вячеслав Евгениевич? Скажите…
Вы знаете, что на вас копают? Скажите, что вы к этому готовы.
Новая пауза – это новый шанс для меня заговорить. Но я им не пользуюсь. Тарнавский прокашливается:
– Какие у тебя планы на жизнь вообще, Юля Березина?
Он сам переходит со мной на ты. Во время пар – всегда и к каждому только на вы. Опять же, не будь я настолько испугана и истощена, разволновалась бы, а так…
Я уже неделю плохо сплю. Почти не ем. Вместо переживаний из-за сессии – мысли о том, как повести себя с ним. Энергии – ноль. Понимание планов такое же.
Хотелось бы сказать: стать хорошим юристом и человеком. Но как? Я почему-то не ставлю под сомнение будущее, обрисованное отцом Лизы. Либо так, как предлагает он, либо… Плохо.
Пожимаю плечами. Опускаю взгляд на бумажку.
– Далеко я не планирую. Сначала хочу закончить магистратуру. Потом…
А закончить он мне даст? Или точно так же, как договаривался о сдачах Лизы, легко договорится о моих неудах?
Сердце бьется быстро до болезненного. Как я так вляпалась. Вот как?
– А с направлением определилась уже?
Своей не договоренной фразой вынуждаю Тарнавского придумать новый вопрос. Или не вынуждаю?
Смотрю в лицо мужчины. Тоже немного хмурюсь и пытаюсь считать хотя бы что-то. Может он всё знает и тоже экзаменирует?
Нет. Бред. Откуда?
Он беспечно берет взятки и создает видимость властелина этики перед студентами. Вот и все.
Даже немного злюсь на него.
– Наверное, адвокатура.
– Почему?
Потому что вы когда-то были адвокатом.
– Хочу несколько лет отработать государственным защитником…
Тарнавский морщится:
– Не советую. Тебе это не нужно.
Я вроде бы не спрашивала, а все равно чувствую вспышку негодования.
Откуда вы-то знаете?
– Это отобьет у тебя желание помогать людям, Юля. Раз и навсегда. И психику расшатает. Тебе нужно что-то… Помягче. С бизнесом, не с людьми. Деньги проебывать не так травматично, как судьбы.
Киваю, как будто понимаю, о чем он.
Еще и это «проебывать». Зачет окончен, правильно?
Мы снова молчим. Я в голове уже миллион раз проиграла, как протягиваю ему бумажку. В реальности же сильно вжимаю ее в столешницу ладонью.
– Есть еще вариант удачно выйти замуж, конечно…
Смотрю с укором. Тарнавский улыбается. Широко и искренне. Нет. Это невыносимо. Он хороший, я чувствую.
– Вячеслав Евгеньевич, я хотела…
Собираю все силы в кулак и хотя бы начинаю говорить, но вселенная как издевается. А может быть издевается он.
Тарнавский подается немного вперед. Мой взгляд невольно соскальзывает на открытую мужественную шею. Возвращается к губам.
Они начинают шевелиться:
– А суд не интересует, Юль? – И сердце ухает с третьего на первый этаж учебного корпуса.
Нет. Не надо.
Мотаю головой, Тарнавский вздыхает.
Не говорите этого, пожалуйста…
– Я ищу себе помощника. Или помощницу. Неважно. Увидел тебя – захотел.
Уши загораются. Наши глаза встречаются. Я знаю, что он имеет в виду. И что смущает специально – тоже. Я краснею, но взгляд не отвожу. Как и он свой. Снова медленно растягивает губы. Зачет закончен, да. Совершенно точно.
– Ты умненькая.
– У меня высшее не окончено, – произношу не своим голосом. Это глупый аргумент. Когда я озвучила его отцу Лизы, он посмотрел так, что я только сильнее отчаялась. Тарнавскому – еще раз.
Он улыбается и объясняет взглядом: вообще похую.
– Секретарем оформлю. Там полная вышка не нужна. Закончишь – помощницей. Если сработаемся.
Не надо, черт. Не надо.
Мотаю головой. Кусаю нижнюю губу.
Нужно пересилить себя и толкнуть ему бумажку. Или просто сказать.
Но мне страшно. Я же знаю, что будет дальше. Выйду из университета – подкатит черный джип. Нужно будет отчитаться.
– Зарплату хорошую дам, Юль…
Чуть не вою. Отворачиваюсь к окну и смотрю. Там – лето. Еще несколько дней назад совершенно беззаботное. Счастливое. Наполненное перспективами. Сейчас…
– Думаю, я вам не подхожу, – выдыхаю и веду листом по столу.
Понятия не имею, чего это будет мне стоить, но пусть так.
Хочу быть честным человеком.
Только когда смотрю на Тарнавского – отчаиваюсь. Лист его не интересует. Вниз он не смотрит. Мне в лицо. Пристально. С азартом.
– Почему я так не хочу тебя отпускать, Юль? – спрашивает, разбивая сердце.
Вы бы знали, как я не хочу вас предавать…
– Обещай, что подумаешь.
Жмурюсь. Киваю.
Слышу, как ручка с нажимом ведет по бумаге.
Когда открываю глаза – в моей зачетке выведена сотка. Вячеслав Евгениевич красиво и размашисто расписывается, занимая сразу две строчки.
После этого Тарнавский берет бумажку, внутри которой записан мой большой секрет. На ней тоже пишет «Вячеслав Тарнавский» и свой номер телефона. Вкладывает в зачетку и захлопывает.
Возвращает, не раскрыв.
– Подумай и позвони. Я верю своей интуиции. Она говорит, что ты мне нужна.
Сердце тарабанит бешено. Происходящее кажется сюром.
Что ответить – понятия не имею. Ваша интуиция – сука? Бегите?
Смотрю на зачетку с секретом.
В аудитории снова тихо. Слышно, что внизу под окнами обсуждает что-то и смеется группка студентов. Я им завидую. Тоже так хочу, а не метаться.
Раз. Два. Три. Время принимать решение, Юля. Давай.
Три. Два. Раз.
– Тебя еще поуговаривать? – Поднимаю глаза. На лице Вячеслава Тарнавского улыбка. Вспоминаю слова Руслана Викторовича, с которыми не поспоришь: Тарнавский умеет производить впечатление. Когда хочет. Но зачем на меня?
Если бы он знал, кому предлагает работу…
И снова раз. Два. Нет. Не могу.
Взгляд – на него. Беру зачетку и тяну к себе. Прячу в сумку.
– Не надо. Почему я? – Спрашиваю, почему-то думая, что никакой ответ уже не собьет.
Тарнавский хмыкает, склоняет голову и неприкрыто разглядывает.
– Не взять тебя – сознательно отдать другому. А я не настолько дурак.
Воспоминания о «другом» ползут холодом по спине.
– Я могла не прийти…
– Не пришла бы – не предложил. Но ты пришла. Чему я очень рад.
