Текст книги "Дождь в моей душе (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

15.

– Чего сигналишь!? Разворачивайся! Здесь проезда нет! Понакупят прав, а потом из-за таких куриц люди бьются, – выкрикивает мужик, усаживаясь в белый седан.

– Что там случилась? – задаю вопрос игнорируя его хамство.

– Авария случилась! Сейчас гаишники примчатся разрулят пробку. Разворачивайся пока тебя не подперли.

– Серьезная? Может там помощь нужна?

– МЧС-ники работать будут, зажало водителя. А во второй машине труп, – от его слов мороз пробегает по коже. Медленно сдаю назад чтобы развернуться и поехать по объездной дороге. Часы на приборной панели показывают без пятнадцати девять.

***

– Может, я не в курсе? Вы у нас на каком-то особом счету – начальник прожигает меня своим серьезным взглядом. – На этой неделе вы еще ни разу не пришли на работу вовремя!

– Прошу прощения! Больше не повторится! Я...

– Разумеется, не повторится, – не дает договорить мне Роман Александрович. – Вы здесь больше не работаете, – кидает мне через плечо. А я бегу за ним следом и не знаю, как оправдаться на сей раз. – Завтра получите расчет в бухгалтерии. А сегодня я вас больше не задерживаю, – произносит директор и ускоряет шаг.

– Подождите! Дайте мне объяснить! Две минуты! Сегодня я опоздала всего на две минуты. – Он останавливается и смотрит на меня удивленно вскинув брови.

– Александра! Мой личный помощник должен приходить на работу как минимум за двадцать минут до начала рабочего дня. Инна Геннадиевна получит выговор за то, что не объяснила вам столь элементарных истин. – Я опускаю глаза осознав, что еще слово, и я могу всерьез подставить Инну Геннадиевну. Роман Александрович продолжает свой путь, а я стою на месте боковым зрением улавливая движение в другом конце коридора. – Как черт из табакерки! – в душе возмущаюсь я. Мне навстречу идет Лисицкий с улыбкой на всю свою мерзкую рожу.

– Поговорим? – подхватывает меня под локоть.

– Отстаньте от меня! – отталкиваю его что есть силы. Дверь одного из кабинетов приоткрывается, в коридор выглядывает Ксения Петровна.

– Что за переполох с утра пораньше? – интересуется она у Лисицкого, а я пользуясь моментом сбегаю в отдел кадров. Затворяю за собой дверь и не обращая внимания на Катю начинаю рыдать, плюхаясь на свое рабочее место. Слезы горячими ручьями струятся по моим щекам. Глаза щиплет растекающаяся тушь. Нахожу в ящике стола пачку бумажных платочков. Наплевав на то что я не одна в кабинете высмаркиваю хлюпающий нос. Катя встает и идет к графину с водой, наполнив стакан протягивает его мне.

– Уволил? – прервав затянувшееся молчание спрашивает она.

– Уволил! – произношу глядя ей в глаза. – Радуйся, теперь у тебя нет конкурентки... Можешь прекращать свою фикцию. Инне Геннадиевне положен всего один подчиненный, ты им и останешься. Катя не пытается опровергнуть мои слова, смотрит на меня с какой-то жалостью.

– Тебе и правда лучше уйти отсюда. Этот старый извращуга положил на тебя глаз. Он от тебя не отстанет. Ты даже не представляешь какая тут война была два года назад. Он к одной девочке подкатывал, прохода не давал. Она у нас в медпункте практику проходила, а потом медсестрой устроилась. Молоденькая совсем лет двадцать ей было. А Лисицкий тогда только устроился, только не сам, а как обычно у нас делается, через связи. Его отец старый армейский товарищ нашего старшего директора.

– К чему ты мне это рассказываешь?

– К тому, что он не просто так к тебе пристал. Он отомстить пытается…

– Кому? – удивленно таращусь на Катю. Никогда не видела ее такой, мне даже на секунду кажется, что она говорит со мной искренне и действительно не желает мне зла.

– Твой папа…, – впервые Катя мнется. – У твоего отца были отношения с той девушкой.

– Что? Зачем ты опять это начинаешь! Прекрати!!!

– Саша! Я говорю правду. Все об этом знали. Она даже ребёнка от него родила. Пара месяцев сейчас малышу. В моей голове всплывают флешбеки. Похороны папы. Беременная рыдающая девушка. Я не могла ее не заметить, но и не была в состоянии выяснять кто она и почему так убивается по моему отцу. Мое горе было безмерным и бесконечным, я не могла думать ни о чем кроме своей боли. – Твой отец не дал ему развернуться тут как следует, все-таки Лисицкий был у него в подчинении, да еще и с Машей ему все карты спутал. Вот он и пытается теперь отыграться…

– Как ты догадалась что меня уволили? – делаю попытку перевести неприятную мне тему.

– Я еще вчера это поняла. Пол офиса гудело про то как он тебя по углам зажимает.

– Зачем ты пустила эти сплетни?

Катя отворачивается. Она даже не пытается мне противоречить. Пауза затягивается. Катя смотрит в сторону, а я на нее. Наконец она прерывает молчание:

– Роман Александрович здесь такую зачистку устроил, когда отца заменил. Разве что семейные пары не уволил, а всех остальных рассчитал. Не знаю, что у него за бзик такой, но тут всем тогда места мало было… А те кто аттестацию не прошел вообще вылетели как пробки. У нас здесь двадцать процентов штата на придуманных должностях сидело. Как Инна Геннадиевна говорит: начальников больше чем подчиненных развелось. Последнее время, чуть ли не каждый месяц вводили новую единицу в штат и оформляли всех исключительно по распоряжению Астахова старшего. Нужен человек не нужен ни важно. Директор приказывал, мы оформляли.

– А кадры ему чем не угодили?

– Даша и Лена жены начальников участков. На работу ходили только платья да туфли выгуливать. Алина не глупая была и вроде ни чьей протеже не являлась, но тоже под одну гребенку с ними попала. Ну, а меня увольнять нельзя, сама знаешь… У нас по штатному расписанию одна единица на отдел положена. Рабочих то внештатные эйчары подбирают. Мы только оформлением документации занимаемся, да отчетностью, ну что мне тебе рассказывать ты и сама все видела.

– Девочки что у вас опять случилось? – в кабинет зашла Инна Геннадиевна. Вероятно, она еще не в курсе.

– Меня уволили, – проглотив ком в горле произнесла я.

– Саша! Это я виновата... Не нужно было тебя в приемную отправлять. Ну разве я могла знать, что так получится? Пойду поговорю с ним. Я так понимаю ты снова опоздала? С дедушкой проблемы или брат опять, что натворил?

– Не нужно. Не ходите. Я и сама хочу отсюда уйти.

– Саш! Не кипятись... Успокойся немного. Ну может выговор будет, ну возможно части премии лишишься. Не уволит он тебя, я слышала, как тебя вчера начальники хвалили. Меня даже гордость взяла. Какой у меня кадр работает, – приобнимает меня женщина.

– Спасибо. Не нужно. Спасибо вам за все. Но я, пожалуй, поищу работу поближе к дому и с более гибким графиком, – начинаю собирать свои вещи со стола. В приемную даже подниматься не буду. Там только туфли остались, в которые я переобувалась, да органайзер.

– Не спеши, – Инна Геннадиевна прикасается к моей руке. – Ты просто попала под горячую руку. У всех бывает дурное настроение.

– По причине его дурного настроения за три месяца четыре секретаря были уволены. Его только Дроздова устроила, – встревает в разговор Катя.

Инна Геннадиевна машет на нее рукой.

– Спасибо вам за все, – еще раз благодарю начальницу и выхожу из отдела.

На душе скребут кошки, мысли роятся назойливыми осами. А если все, то что рассказала мне Катя правда, если папа и правда жил на две семьи? Сердце отказывается в это верить. Мой папа не мог... Если это правда, то вся моя жизнь сплошной сюр. Я жила в каком-то иллюзорном мире где родители друг друга безумно любили. Где любовь мамы и папы словно солнце согревало меня своими ласковыми лучами. Моя семья всегда была моим оплотом. Раньше я ни секунды не сомневалась ни в одном из родителей.

Выезжая с территории, остановилась на проходной. Сегодня на посту Юрий Иванович, – выхожу из машины и протягиваю ему пропуск.

– Что случилось, Сашенька?

– Он мне больше не понадобится, – произношу вкладывая пластиковую карточку в его ладонь.

– Неужели нашла работу получше?

– Нашла, – улыбаюсь пожилому мужчине. Он всегда был со мной приветлив.

– Ты уже рассчиталась?

– Завтра!

– Ну так завтра и отдашь, все равно же приедешь! Наверное, обходной еще не подписала.

– Не нужно, – вновь возвращаю ему карточку. – Поставлю на гостевой… – ныряю обратно за руль.

***

– Волосы! Вы только подумайте!? Их волнуют какие-то волосы! – кричит возмущенная мамаша. – У одного моего ребенка пол лица разбито, бровь зашита. А у другого зуб выбит. И вы сейчас мне рассказываете про какие-то волосы!!! – не перестает кипеть мать Яны и Влада Золотаревых.

– Ирина Сергеевна успокойтесь, мы здесь для того что бы во всем разобраться и выявить виновных, – пытается успокоить ее Минерва.

– Чего их выявлять? Я верю своей дочери. Она сказала, что ее избил Шевцов. И Алиса Баева это тоже подтверждает. И вообще почему в кабинетах нет камер видеонаблюдения.

– В кабинетах нет, за то в коридорах есть, – встревает еще одна мамаша. – Всем же прекрасно видно, как Жабина и Шевцов выбегают из кабинета, а за ними Алиса выводит Яну с окровавленным лицом.

Лицо Яны и вправду было окровавленным, но сейчас на брови девочки красуется лишь небольшая полоска телесного пластыря. Даже отека нет. Однажды в детстве мне тоже разбивали бровь. Мы играли с друзьями в тарелочку. И одна из них прилетела мне прямо в лицо. Кровищи было море. Все лицо было залито. И платье было безвозвратно испорчено, но по факту ранка оказалась мизерной. Меня просто умыли и заклеили порез специальным антисептическим клеем. Ничего смертельного тогда со мной не произошло. На память остался лишь тоненький шрамик. Ясно же как Божий день, что это случайность. Матвей не собирался намеренно причинять вред своей однокласснице. Брат сидит со мной рядом и смотрит на всех волчонком. Он не собирается ни оправдываться не извиняться. Хотя нам пока слова не давали.

– Я настаиваю на исключении этого бандита, – скандирует мать одного из детей. Причем эта женщина просто представитель родительского комитета. Ее ребенок не пострадал и вообще отношения к этой ситуации не имеет.

– Подождите, – наконец в спор вступает классный руководитель. – Я не в коем случае не оправдываю поступок Шевцова, но я думаю на первый раз нам стоит его, все-таки простить. – Минерва поворачивается к девушке в форме инспектора. – Ребенок переживет не простой период, – понизив голос произносит она. – Для меня такое поведение классного руководителя неожиданно. Учитывая то как она распекала брата накануне. – Девочки тоже хороши. Согласитесь, со мной, что поливать девочку зеленкой, это как минимум ненормально! Дикость какая-то!

– Это была безобидная шутка, никто от этого не умер, – не успокаивается Золотарева. Я не успеваю моргнуть глазом как Матвей подскакивает с места и выливает на голову неугомонной мамаши воду из спортивной бутылки, которую крутил в руках все это время. Я забрала его прямо с тренировки. А он не убрал воду в рюкзак.

– Как вам такая безобидная шутка? Вам даже отмываться не придется! – выкрикивает он пока все прибывают в шоке от его выходки.

***

Матвея не поставили на учет. Пока не поставили… Инспектор по делам несовершеннолетних предупредил меня, что мы теперь на карандаше, и его следующая выходка может стать фатальной. И если Мот продолжит в том же духе, обязательно поднимется вопрос относительно, моей состоятельности в качестве опекуна. Из школы я вышла выжатая как лимон.

– Матвей! Так нельзя! Ты понимаешь, что своей выходкой ты нас подставил? – уставшим голосом произношу я. – С третьей четверти нам придется перейти в другую школу. Это требование завуча.

– Я перейду только если Василиса перейдет тоже, – с психом произносит брат.

– Матвей! У Василисы есть семья, не тебе решать где она будет учиться.

– Как ты не понимаешь? Ее ведь затравят! Ее никто не защитит!!! – жестикулируя выкрикивает он.

Мы садимся в машину, и я устало роняю голову на руль. Руки сжимают мягкую обшивку рулевого колеса. Я так устала…

– Шуруп! Прости меня… – бормочет брат, прикасаясь к моему плечу. – Я постараюсь больше не подводить тебя.

– Матвей… Тебе все равно придется перейти в другую школу, – еле слышно произношу я. – Это полугодие оплачено, а следующее я оплатить не смогу, – слезы бегут по щекам скатываясь по губам и по подбородку.

– Саш! Не плачь, – шепчет брат. – Не плачь, прошу тебя, а то… – брат замолкает. Поворачиваю голову, смотрю на него.

– А то?

– Мужики не плачут, – произносит брат и поджимает губы. – Папа никогда не плакал.

Плакал, еще как плакал… Я видела папины слезы. Только теперь я не знаю, скорбел ли он в тот момент по утрате любимой. Или просто испытывал вину перед ней…

Под редкие капли осеннего дождя выезжаю на проезжую часть.

– Притормозишь около магазина?

– Зачем?

– Мне кое что нужно!

– Мот! У нас все есть. Давай домой! Я так устала…

– Я буквально на одну минуту, – не унимается он.

– Ладно.

Паркую машину на обочине, мне лень заезжать на огороженную парковку.

– Зонтик возьми, – кричу ему, но он просто накидывает капюшон куртки и убегает. Передо мной останавливается машина, с восклицательным знаком на стекле. Усмехаюсь, еще одному мастеру парковки нужно в магазин. Я ненавижу парковаться. Мот говорит, что мне просто это не дано. Брат возвращается буквально через пять минут и заскочив в салон стряхивает с мокрых волос капельки дождя. Капли попадают на меня.

– Только попробуй заболеть! Я буду лечить тебя исключительно болючими уколами.

– Не шипи, – говорит брат и достает из кармана три батончика "Баунти". Матвей широко улыбается, а я снова не могу сдержать слез. Ну разве можно на него ругаться?

Бах! Мы ощущаем толчок и синхронно поворачиваем головы. Из машины только что заехавшей нам в бампер выскакивает парень, а вслед за ним девушка с младенцем на руках. Ребенок истошно плачет, Матвей на четвереньках осматривает нашу машину. А я на негнущихся ногах покидаю салон нашего авто.

– Парень! Ну как же так!? – начинаю причитать я.

Молодой водитель растерян не меньше меня.

– Девушка, простите!

– Простите? – выкрикивает Матвей. – Шуруп! Если радиатор пробит, то все хана… – с досадой машет он рукой.

– Да нет! Здесь только бампер и номер погнут, – парень на корточках исследует место удара. Ребенок на руках девушки не прекращает плакать.

– Да сядь ты в машину, – не выдерживаю я. – Чего ты его под дождем то держишь?

– Ага! Бампер! У тебя же фаркоп, по-любому до радиатора достал, – быкует Матвей. – Нужно что бы мастер посмотрел... Саша! Нужно искать хорошего рихтовщика. Блин! Тут и красить, и полировать!

– Может проще поменять бампер, – несмело интересуется парень.

– Не проще! Хрен мы сейчас оригинальный бампер купим, – психует Матвей.

– Подожди! А страховка, – опомнившись спрашиваю я.

– Да нет у него страховки! Ты что не слышала? Он же сразу сказал…

– Давайте я вам двадцать тысяч сейчас отдам… – несмело произносит парень. – А потом если выяснится, что радиатор пострадал, я переведу вам недостающую сумму. – Девушка начинает подвывать в такт рыдающему младенцу.

– Не соглашайся! Он сейчас свинтит, а нам эти двадцать тысяч вообще ни о чем.

За рукав отвожу брата в сторону: – Ты посмотри на них… Что с них взять? Для них эти двадцать тысяч страшная потеря… Еще и ребенок маленький на руках.

– Саша! Так нельзя… С чего мы будем ее ремонтировать? У нас самих денег нет…

Я поворачиваю голову в сторону молодой семьи. Парень стоит опустив голову, а девушка покачивая ребенка полушепотом что-то ему высказывает.

– Давайте, ваши двадцать тысяч, – произношу я и сажусь в машину. Мы не доехали до своего двора от силы двести метров.

***

Во дворе стоит разбитая машина. Смотрю на нее из окна второго этажа. Я решила не отдавать долг Лисицкому, дураку понятно, что он меня просто развел. Но ремонтировать ее я больше не хочу... Глаза находят рамку с нашим семейным фото. Беру ее в руки. Мы сделали это фото в прошлом году. Мама, папа и я с Матвеем сидим на садовой качели. Мама улыбается, Матвей дурачится и корчит рожицы. Я обнимаю отца, а он смотрит на маму. Еще вчера я была уверена, что он смотрит на нее с любовью, а сегодня… Сегодня мое сердце в очередной раз разбилось. Одна часть меня говорит: – Не верь! Зачем верить каким-то сплетням? А вторая: – Ты живешь в сказке, Саша! Сними наконец свои розовые очки и начинай смотреть на мир реально. У твоего отца была любовница, он обманывал свою жену… Но от этого он не преставал быть твоим любимым папочкой. Да, его образ испачкался и местами покрылся коррозией, но это не отменяет того, что тебе он никогда не изменял. Ты всегда была его любимой доченькой…

Страх противными скользкими щупальцами опутывает меня по рукам и ногам. Свет фар освещает наш заезд, и я понимаю, что к нам пожаловал гость. Из окна не разглядеть марку машины, в свете фонарей я вижу только крышу автомобиля. Звонок видеодомофона не заставляет себя долго ждать.

Матвей выбегает из комнаты.

– Стой! Не ходи! – придерживаю его за руку.

– Это Игнат!

– Нет! Это не Игнат!

– Шуруп! Мы созвонились с ним десять минут назад.

– Я тебе говорю это не он. Иди играй дальше, – брат держит в руках джойстик от приставки. – Это с моей работы...

16.

– Пригласишь? – делаю шаг в сторону пропуская его во двор. Рука в кармане пальто до сих пор сжимает перцовый баллончик.

Мой ночной гость чуть было не уехал. К тому моменту, когда я наконец решилась взглянуть на того, кто к нам пожаловал. Человек у калитки сменился на соседского мальчишку Игната. Он ровесник Матвея и они дружат с самого раннего детства. Игнат не редкий гость в нашем доме, точно так же как Матвей в его. Друг брата прошмыгнул во двор, как только я распахнула калитку. А Роман Александрович снова вышел из своего автомобиля и направился ко мне на встречу. Выглядел он довольно странно. Я привыкла видеть его в костюме и гладко выбритым. А сейчас на нем были черные джинсы и такого же цвета бомбер накинутый на серую футболку. Волосы на голове были какими-то взъерошенными, а на щеках и подбородке уже проглядывала темная щетина. Утром он определенно выглядел иначе.

– Ты забыла, – он продемонстрировал мне пару моих лакированных лодочек висящих в данный момент у него на пальцах.

– Вы решили привезти мне туфли? Как это мило с вашей стороны. Но вы зря старались… Боюсь, что они мне больше не понадобятся.

– Почему? Они тебе о-о-очень идут, – слегка улыбнулся он.

– Думаю, что кассиры в супермаркетах обходятся более практичной обувью.

– Саша! – его улыбка стала шире. – Думаю, ты рано разжаловала себя в кассиры. – Может ты пригласишь меня в дом или мы так и будем мокнуть? Ты попала в аварию? – его взгляд задержался на разбитой машине.

– Проходите! – не желая развивать эту тему я распахнула перед ним дверь.

– Расскажешь, что случилось? – он поставил туфли на верхний ярус этажерки для обуви. Что происходит? Еще утром он обращался ко мне исключительно на "вы", а сейчас тыкает мне как ни в чем не бывало. Будто бы не он с утра указал мне на дверь.

– Роман Александрович, я так понимаю вас привело сюда какое-то дело, – продолжая держать его в коридоре спросила я.

– Я привез тебе туфли, – произнес он слегка склонив голову на бок.

– Вы издеваетесь?

– Увидел их в шкафу и понял, что ни мне ни Елене Михайловне они не пригодятся. И подумал, а не отвезти ли мне их законной хозяйке, заодно посмотрю, может чем помочь нужно. Ее соседи недавно затопили… Как она там одна со всем этим справляется?

Закрываю глаза и вздыхаю.

– Саш! А свари мне кофе!

– И вы будите его пить?

– Конечно.

– Ну проходите, – я жестом приглашаю его на кухню. Сейчас я сварю тебе кофе… Достаю турку. Не отмеряя сыплю в нее кофе прямо из банки, точно так же насыпаю в нее сахар из сахарницы. Сверху лью воду прямо из-под крана и наконец плюхаю ее на конфорку.

– А я то думал, как ты это делаешь?

– Все на глаз… Я профессионал в этом деле, – поворачиваюсь к нему. Его глаза улыбаются и пусть в их уголках лучатся небольшие морщинки сейчас я не дала бы ему больше тридцати трех.

– Обижаешься?

– Нет! Что вы? – с остервенением мешаю кофе в турке.

– Саш! Все по справедливости… Ты нарушала трудовую дисциплину. Я не спускаю такого никому. Некоторые вылетали у меня после первого опоздания.

– Вот скажите мне! Вы робот? – отключаю конфорку и выливаю сваренный кофе в большую чашку с сердечками. Это моя кружка. Мне еще в школе подарили ее на день Святого Валентина. Ставлю ее перед ним.

– Странный вопрос? – пожимает он плечами и подносит к губам это варево. Пьет обжигающий кофе и совсем не морщится. Я даже не хочу представлять, что за зелье на вкус у меня получилось.

– Если бы вы знали почему я опаздывала…

– Расскажи.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому что теперь это не имеет никакого значения!

Он продолжает пить кофе и с прищуром смотрит на меня. А мне хочется провалиться сквозь землю. А точнее сквозь пол. Я стою босыми ногами на прохладном гранитном полу и ощущаю, как у меня начинают гореть ступни. Мне становится жарко. Только сейчас до меня доходит, что я стою перед ним в тонком домашнем костюме, а он фактически ничем не отличается от пижамы. Открытые участки кожи начинает нестерпимо жечь, и я думаю только о том, чтобы не покраснеть как вареный рак. Под моей футболкой нет белья и это невозможно не заметить.

– Как вам кофе? – прерываю затянувшуюся паузу.

– Божественный, – отвечает он не сводя с меня глаз.

– Сварить еще!? Но предупреждаю сразу, второй раз точно такой может не получиться.

Он в один шаг преодолевает расстояние между нами. Я так и стою прислонившись поясницей к столешнице кухонного островка, а он ловит меня в капкан упираясь руками по обе стороны от меня.

– Прости. Я не мог поступить иначе, – шепчет мне на ухо. Мое дыхание учащается, волоски на теле становятся дыбом, пульс частит. – Я никому не делаю поблажек, Саша… Хотя, я все равно бы тебя уволил, даже если бы ты была идеальным сотрудником и вообще не покидала стен офиса.

– Почему? – переведя дыхание спрашиваю я.

Стою как приклеенная, все тело парализовало, и я даже не пытаюсь сделать попытки освободиться из этого плена. Одна его рука поднимается и обхватывает мой затылок. В один миг его губы накрывают мои, и я понимаю, что погибла. Нет меня... Я растворяюсь в каком-то эфире. Подушечки пальцев пронизывают тысячи иголочек, когда я прикасаюсь к его спине. Тело само прижимается к нему. Я испускаю тяжелый вздох разочарования, когда он разрывает наш поцелуй и смотрит мне в глаза.

– Поэтому, Саша… – отвечает он на вопрос, о котором я уже успела позабыть. Мне становится стыдно и неловко. Пытаюсь опустить голову и разорвать наш телесный контакт, но он держит меня крепко, не позволяя даже пошевелиться. – Только не вздумай брыкаться и истерить! По глазам вижу, что ты что-то задумала.

– Отпустите меня!

– Не хочу! произносит улыбнувшись. – И ты не хочешь, – продолжает он.

– В доме двое детей, – я не хочу что бы мой брат был свидетелем подобного.

– Когда ты отвечала мне, ты не думала о своем брате.

– Я о нем всегда думаю, – начинаю злиться я и он ослабляет хватку.

– Я бы выпил еще чашечку, – говорит он окончательно отпуская меня возвращаясь на прежнее место.

– Я этого не оценю... Думаете, я не в курсе какая бурда у меня выходит.

– Не понимаю, о чем ты! По-моему, ты варишь отличный кофе, – он снова одаривает меня улыбкой. – И заканчивай обращаться ко мне на "вы". Пару минут назад, мы познакомились достаточно близко, теперь ты можешь спокойно обращаться ко мне на "ты".

– Здрасти! – мы оба поворачиваем головы в сторону входа. – Шуруп. У тебя все нармально? – с опаской поглядывая на нашего гостя спрашивает брат.

– Все хорошо. Это мой бывший начальник, Роман Александрович. Он уже уходит. – Мужчина смотрит на меня удивленно.

– Александра не захотела делиться информацией о том, что случилось с ее машиной. Может ты мне расскажешь? – обращается он к Матвею сквозь меня. Матвей кладет обратно на стол яблоки, которые успел нагрузить за край оттянутой футболки.

– Матвей! Можно просто Мот, – он протягивает мужчине правую руку, тот с легкой улыбкой на губах пожимает его ладонь.

– Роман, – представляется он. И Матвей начинает свой рассказ:

– Один чипушила…

***

– Я не приму от вас никакой помощи! Я сама разберусь! Я взрослый человек, а не котёнок с перебитой лапкой. Не нужно мне помогать, – чуть ли не топая ногами возмущаюсь я, пока папину многострадальную машину грузят на эвакуатор. Ощущение дежавю не покидает меня. Мне уже помог один помощник, как теперь от него отделаться ума не приложу.

– Саша, не нервничай! Завтра во второй половине дня, ты получишь ее обратно.

– Да я вообще не собиралась ее ремонтировать. Я не планирую больше садиться за руль. Никогда! – ворота закрываются, и я поворачиваюсь к Матвею, который несколько минут назад дирижировал всем этим процессом. – Лучше скройся с моих глаз, потому что когда я до тебя доберусь, я обязательно откручу тебе уши. Мелкий засранец! Брысь отсюда! – пытаюсь говорить максимально строго, но высокие нотки делают мою речь визгливой и, наверное, комичной. Не просто же так Матвей пытается прятать улыбку, а Астахов и вовсе лыбится во все тридцать два.

– А как ты планировала ездить на работу?

– Ее ударили уже после моего увольнения… Я надеюсь моего расчета хватит, чтобы покрыть всю эту вашу самодеятельность! – я поправляю накинутое пальто и присаживаюсь прямо на мокрые ступеньки. Смотрю в одну точку.

– Ты замерзнешь, вставай, – он протягивает мне руку, а я делаю вид что не слышу его. Присаживается передо мной на корточки. Просматривает что-то у себя в телефоне. Замечательно! Нам только семечек не хватает, жаль, что подмораживает, а то так и сидели бы всю ночь. Он на корточках, а я на ступеньках как воробей на жердочке. Семечки и по бутылки пива вот что нам сейчас нужно для полноты картины… Мороз начинает рисовать свои замысловатые узоры на мокром металлическом заборе. Он разворачивает телефон экраном ко мне, и я не сразу понимаю, что он хочет мне показать.

– Зачем вы показываете мне заводскую парковку?

– Смотри внимательно.

– Я забираю телефон из его рук и приблизив видео рассматриваю, занимательнейшую картину. Лисицкий прохаживается взад и вперед по парковке, в какой-то момент он останавливается около моей машины и открыв крышку бензобака задерживается около нее секунд на пятнадцать. Качество видео оставляет желать лучшего, но все равно видно, что он высыпает или выливает что-то в горлышко бензобака.

– Представляешь, какой бесстрашный? Он даже не попытался удалить запись. Теперь ты понимаешь, что на заводе тебе лучше не появляться.

– Я догадывалась, что это он ее повредил. Двигатель работал странно, и он точно так же, как и вы сейчас забрал ее, чтобы "помочь" мне, – делаю кавычки пальцами. – Я надеюсь его вы тоже уволили! Не думаю, что я первая стала жертвой этого мошенника!

– Сколько ты ему заплатила за "помощь"? – он повторяет мой жест.

– Сорок тысяч. Больше у меня не было. Но он хотел сто… Вы мне не ответили! Вы уволили его или нет?

Астахов не обращая внимание на мой вопрос сосредоточено производит какие-то манипуляции у себя в телефоне. За тем отвлекается и смотрит на меня.

– Пока нет... Мне мало его уволить, я хочу его посадить.

– Насколько я понимаю, этого не достаточно? – киваю на телефон в его руках. – Вы хотите поймать его на преступлении по серьезней?

– Да, этого маловато будет, – произносит он и поднявшись подхватывает меня под руку поднимая с ледяных ступенек.

– Почему у вас нет собаки? – поглядывает он по сторонам рассматривая видимый периметр двора.

– Наш алабай умер три года назад, другого пса мы не завели. Слишком тяжело было прощаться с Бруно. Папа очень его любил. Да и Матвею было не просто…

– Саш, – он берет мои замерзшие кисти в свои руки. Они у него почему-то горячие. – Не переживай за работу…

– Что возьмете меня обратно? – зачем-то перебиваю его я.

– Нет! Не возьму. Ты не дашь мне нормально работать. На работе я привык думать о делах, а не…

– Не надо! – снова перебиваю его. – Вы зря тратите время. Я же понимаю к чему вы клоните.

– К чему? – на его губах играет легкая ухмылка.

– Ни один мужчина не станет помогать девушке просто так. Вы уже взяли меня на работу перешагнув через свои принципы. Вы же знали кто я такая… Не вы ли не терпите родственных связей?

– Из любого правила есть исключение.

– Вероятно я какое-то бракованное исключение.

– Саш. Ты понравилась мне, в тот момент, когда перекрыла мне дорогу. Знаешь, я подумал тогда: ну почему если красивая, то обязательно такая бестолочь! Кто тебя за руль то пустил? – снова улыбается он. – Даже собирался изменить свое решение и на следующий день, чуть было не дал отбой Зубаревой. Подумал, зачем мне здесь очередная Барби… Только разогнал половину.

– Вот спасибо, – с досадой отвечаю я, а он подносит мои ладони к своим губам согревает их дыханием. Я снова начинаю гореть. На улицы минус. Я в пальто накинутом поверх пижамы и в домашних тапочках, стою и совершенно не чувствую холода.

– Саш! Если хочешь я устрою тебя в турфирму. Филиал турфирмы моего хорошего друга есть в нашем городе. Я думаю, работать там тебе будет гораздо интереснее. И график более гибкий, пятьдесят процентов рабочего времени можно организовать удаленно. Теперь я знаю твою ситуацию. Думаю, тебя должно заинтересовать такое предложение…

– Да! Спасибо Матвею! Как оказалось, в разведку с ним ходить нельзя!

– Ну скажем, я разузнал о тебе по своим каналам… Матвей лишь внес больше ясности в ту информацию, которой я владел.

– Что вы захотите взамен? Не смотрите на меня так! Я уже стреляный воробей!

– Для начала мне будет достаточно того, что бы ты начала обращаться ко мне на ты.

– И все?

– Поживем увидим, – пожав плечами произносит он. – На завод больше не приезжай. Я сам привезу тебе документы. На звонки Лисицкого не отвечай. Вообще было бы хорошо, если бы ты посидела некоторое время дома.

– Это еще зачем?

– Саш. Сделай пожалуйста так, как я тебя прошу. Очень скоро ему будет не до тебя, а пока посиди дома, – он наклоняется ко мне, чувствую, что собирается поцеловать. Смотрю на него во все глаза, и он почему-то передумывает, вместо этого целует мое запястье и развернувшись направляется к калитке.

– Доброй ночи, Саша! – произносит он покидая мой двор. А я так и стаю как примороженная, потому что не могу сдвинуться с места.

***

– Это, что еще такое? – смотрю в телефон, оставленный на кухонном столе. Перезваниваю Астахову и слышу:

– Ты уже соскучилась по мне?

– Что это за деньги? Почему у меня не получается вернуть их обратно?

– Моральная компенсация.

– Не вы должны мне возвращать эти деньги! К тому же здесь гораздо больше!

– Расслабься! Мне так проще. Все что сверх сорока – это премия. Ты отлично поработала в четверг.

– Но!

– Спокойной ночи, Александра! – произносит он и отключается.