Текст книги "Дождь в моей душе (СИ)"

Автор книги: Марина Зимняя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Дождь в моей душе
Марина Зимняя

1.

– Санечек! Я уже могу тебя поздравить!

– Да рано еще, Кать…

– Ничего не рано! Я все выяснила… Тебя возьмут! Правда, пока только на стажировку. Берут тебя и Стаса Лиханова. Но у него нет шансов, – посмеивается подруга. – Он тебе не конкурент. Любой, ясно-зрячий человек между тобою и Стасиком выберет тебя, – подруга делает оборот на крутящемся офисном кресле.

– Кать. Здесь ты не права… Лиханов был лучшим на курсе. Мне будет сложно с ним конкурировать.

– Сашка, ну ты как маленькая! Я же сказала – ясно-зрячий! – повторяет подруга только что придуманную характеристику моему будущему начальнику. – На сколько я знаю, зрение у начальника отдела рекламы и связей с общественностью стопроцентное, – поясняет мне Катя. – Только тебя нужно немного переодеть. Собирайся! Нужно срочно прошвырнуться по магазинам. Пары офисных блузок и юбки карандаш тебе явно не хватает. Еще можно взять два-три строгих платья, я подберу. Будешь у меня конфеткой.

– Кать, по каким магазинам!? Закажу, если нужно... Мне некогда. К тому же у меня полно брючных костюмов!

– Молчи! Ничего не говори! Я столько времени была лишена возможности ходить по нормальным магазинам. Наконец торговые центры начали открывать. С твоими маркетплейсами никакого разнообразия. Если бы я пришла устраиваться на работу в одном из твоих брючных костюмов, со мной бы даже разговаривать никто не стал бы. И за лоферы свои забудь! Только каблуки, а лучше шпильки!

– Катюш, ну так ты ж лицо фирмы, – по-доброму льщу я ей. Подруга уже полтора года работает на ресепшене в крупной строительной компании. В которую я, вчерашняя студентка магистратуры, нацелилась устроиться.

Мы дружим с первого курса, вместе снимаем квартиру. Она закончила бакалавриат и решила, что учебы с нее достаточно. А я продолжила обучение в магистратуре.

– Сашка, это не прокатит! Даже слышать ничего не хочу! Сегодня мы будем тебя переодевать и точка!

– Давай! Брысь отсюда! Мне еще поработать нужно, – пытаюсь согнать Катьку со своего кресла.

– Ты смотри, какая деловая! Поработать ей нужно... А ничего, что лучшая подруга с работы пришла голодная, уставшая. Но при этом готова нестись галопом по магазинам, дабы Сашенька завтра свела с ума Марка Алексеевича. И заполучила тепленькое местечко с очень приличненькой зарплатой.

Спорить с Катей бесполезно. Если она вцепилась в тебя своими острыми коготками, то считай, что ты пропал. В моем случае пропала.

– Кать, только не долго. Максимум час – полтора, – а сама думаю: Какое счастье, что большой ТЦ находится рядом с нами, буквально в двух кварталах. – Мне лэндинг доделать нужно. Дедлайн до завтра, а у меня там еще работы на двое суток.

– Да забудь ты про свой фриланс! Сколько ты там заработаешь на своем копирайтинге. Я тебе уже говорила – повышай ценник! Пашешь за гроши! Нахватаешь всякой мелочевки дешевой и сидишь потом, глаза выпучив с утра до ночи, с ночи до утра!

– Я просто набираюсь опыта!

– Два года набираешься!? Опытная уже, – говорит Катя и стягивает резинку с моих волос. Потом принимается их расчесывать.

– Ай! Да не тяни так!

– Ты вообще сегодня расчёсывалась или как встала с утра пораньше, так от ноута и не отходила?

– Да, больно мне!

– Не пищи! У тебя их много! Скидывай свою пижаму, быстро! – Катя кидает в меня джинсы и свитшот. – Одевайся, – говорит она, поправляя свой макияж у зеркала. – Две минуты тебе даю!

Натягиваю джинсы и думаю о том, как бы мне поаккуратней сообщить подруге, что я собираюсь съехать с квартиры. Андрей предложил переехать к нему. Давно предложил... Я все оттягивала этот момент. Пообещала, что перееду, как только окончу универ. А еще мы собрались подать заявление в ЗАГС, и об этом я тоже молчу. Я не знаю, как сообщить ей такую новость, тем более на фоне той драмы, которая развернулась в жизни подруги за последние несколько месяцев.

Катя долгое время встречалась с молодым человеком. Я надеялась, что у них все серьезно и она съедет раньше. Мне так было бы гораздо проще. Родители оплачивают эту квартиру с первого курса и вообще не плохо помогают мне материально. К тому же я и сама зарабатываю не так мало, как думает Катя. Не миллионы, конечно, но в нынешних реалиях я нашла для себя не плохой источник дохода. Два года на дистанционном обучении сделали свое дело. Мне нужно было чем-то заниматься. Просто так сидеть без дела мне было скучно. Да, работы много и она довольно трудозатратная, но в любом случае это того стоит. Финансово я стою на ногах гораздо крепче подруги.

Андрей становится все настойчивей. Да я и сама бы хотела попробовать пожить вместе. Но боюсь, что родители этого не одобрят. Мы встречаемся чуть больше года. Он старше меня на пять лет и тоже работает в Монолите, правда, на удаленке. Он IT-специалист, и именно он организовал мне стажировку в фирме, а далеко не Катя. Но подруга думает иначе, а мне не хочется ее расстраивать.

– Ну что ты там капаешься? Давай шустрей! – возмущается она.

– Ты что, так пойдешь? – киваю на ее туфли на высоченных каблуках. Она уже успела переодеться. Но в одном Катюха себе не изменяет. Подруга носит только каблуки, никакой спортивной обуви. Она всегда выглядит максимально женственно, даже если просто выносит мусор или идет за хлебом.

– Тебе бы то же не помешало переобуться. Не вылезаешь из кроссовок. Тем более с твоим то ростом…

– Ой, все! Пошли уже! – выталкиваю ее за дверь. В лифте вспоминаю, что забыла телефон, но, подумав, что мы ненадолго, решаю не возвращаться.

– Я надеюсь, ты взяла с собой достаточно денег? А то придем сейчас, а у тебя ни налички, ни карты с собой нет! А то знаю я тебя, ты та еще хитрюга... А я заплатить за тебя не смогу. Я почти на мели...

– Взяла, взяла… Как на мели? У тебя позавчера аванс был! За квартиру ведь заплатить нужно!

– Да не переживай! На квартиру я отложила.

Об этом я могла бы, конечно, не спрашивать. В данном вопросе Катя довольно щепетильна. Поэтому мы и живем на одной квартире шестой год, и квартирная хозяйка еще ни разу не высказывала нам претензий.

– Кать. Не говори, что снова будешь колоть губы... Они у тебя только-только на человеческие похожи стали!

– Я чуть-чуть, – подруга показывает мне расстояние в пару миллиметров между большим и указательным пальцем. – Я такого косметолога нашла! У нее такие шикарные работы. Сейчас я тебе покажу, – она достает телефон и начинает листать фотографии. Придерживаю ее за руку, когда понимаю, что Катя собралась переходить дорогу на красный сигнал светофора. Ну как я ее оставлю? Она же как ребенок. Ее или машина собьёт, или косметолог, недоучка какой-нибудь, заколет до неузнаваемости. – Посмотри! Она сует мне телефон с фотогалереей губ, в которых лично я не вижу ничего эстетичного.

– Катюш. Ну не нужно тебе это. Ты и так красотка! Зачем?

– Ну, знаешь... Шурочка! Не все обладают такой яркой внешностью, как ты. Ты проснулась, умылась и уже красавица. Будто бы сама не видишь, сколько времени я трачу на макияж по утрам.

– Кать. Ну в самом деле? Ты из-за Сергея... Да!? Ты же раньше не была так зациклена на своей внешности!

– А ты видела его нынешнюю телку! Она вся сделанная! Абсолютно вся! Мои нарощенные ресницы и слегка увеличенные губы – это детский лепет по сравнению с ее абгрейдом.

– Ну и глупо, Кать… Глупо смотреть на ту, на которую тебя променял парень, и стремиться быть на нее похожей. Кому ты хочешь что-то доказать?

– Саша! Давай закроем эту тему. Никому я ничего не собираюсь доказывать. Я просто хочу себя улучшить. И я буду это делать!

Катя дуется на меня ровно до первого магазина, в который она ныряет, как рыбка в океан. Будь у нее больше денег, она скупила бы все на свете. Катя – женщина до мозга костей, чего нельзя сказать обо мне. Я равнодушна к платьям, юбкам и туфелькам. Я за удобство и комфорт в повседневной жизни. Я могу надеть платье, и они у меня даже имеются, но только по какому-либо случаю. А на каждый день я выбираю брюки или джинсы, желательно максимально свободные.

– Ты преступница, Сашка! Как можно прятать такие ноги? А вообще, откуда у тебя такие ноги? У тебя же рост полтора метра...

– Метр шестьдесят пять, Катюша, это не полтора метра! Ты как будто в первый раз меня видишь! Мы с тобой в одной квартире столько лет живем.

– В таком виде в первый раз! Будешь носить у меня только юбки! Марк Алексеевич даже разговаривать с Лихановым не станет! – восхищенно заявляет Катя.

Спорить с ней бесполезно. Моего Андрея она открыто недолюбливает. Считает, что я попусту трачу с ним время. Просто она его еще совсем не знает. Судит исключительно по внешности. А она у него совершенно непримечательная. Обыкновенный парень, такой же как все. Мне он нравится, мне с ним хорошо. У нас есть общие интересы. И он, в отличие от моих сверстников, серьезный и надежный.

– Ладно. Давай берем это, – указываю я на наряд, который мне подобрала Катя. – И бежевую блузку возьмем. Хватит пока…

– Ничего подобного! Давай платье, примеряй!

– Коротко! Мне не комфортно... Ты мне одежду в офис подбираешь или на панель?

– А вот это уже обидно! Я что, по-твоему, одеваюсь как на панель? Всего-то на десять сантиметров выше коленей. И сверху оно полностью закрытое!

– А разрез? – поворачиваюсь спиной.

– Разрез в самый раз! Как раз будет немного выглядывать резинка чулок.

– Каких чулок? Угомонись! Не буду я это покупать!

Катя разочарованно подбирает мне еще пару более скромных вариантов. И спустя час мы направляемся на выход.

– Сашуль. Мне тут папа твой звонил четыре раза. У меня телефон на беззвучном был, – сообщает мне подруга, когда я открываю подъездную дверь. – Перезвонишь – протягивает трубку.

– Сейчас поднимемся. Со своего перезвоню…

Странно. Обычно по вечерам я созваниваюсь с мамой, но еще рано. Как правило, мы созваниваемся ближе к девяти. Сейчас только восемь. Она жаловалась на днях, что немного приболела, а вчера мы не разговаривали вовсе. Я заработалась допоздна и будить ее ночным звонком не стала.

В своем телефоне обнаруживаю шесть пропущенных от папы и два от Матвея. По спине бежит холодок. Мы не слишком то близки с братом. У нас разница в возрасте десять лет. И что бы он позвонил мне просто так, ни с того ни с сего... Должно быть, случилось что-то серьезное. Задержав дыхание, с тревогой в сердце набираю папу. А через несколько секунд сползаю по стене на пол и гашу дикий крик в своей ладони…

2.

– Я не верю... Это невозможно, – шепчу еле слышно. Лежу головой на коленях у Кати и не могу поверить в случившееся. Она гладит меня по волосам и беззвучно плачет. А мои слезы почему-то уже закончились. Голова болит невыносимо. Я прижимаю к себе подушку в виде половинки авокадо. Ее подарила мне мама, когда мы виделись с ней в последний раз. В комнате полумрак. В окно начинают пробиваться первые лучи восходящего солнца.

– Кать! Это ведь не правда? Это какая – то ошибка! – приподнимаюсь и заглядываю ей в глаза. Вижу растерянность в них. Она не знает, что мне ответить. – Ведь все закончилось, – продолжаю убеждать сама себя я. – Все ограничения сняты! Ты же видела, сколько людей было в Меридиане! Как в муравейнике…

– Хочешь, я поеду с тобой?

– А ты сможешь?

– Смогу… У тебя автобус на девять тридцать. Ближе к восьми я позвоню в кадры и отпрошусь. Сейчас зарезервирую место, – она берет в руки телефон.

– Кать! Она ведь такая молодая! – взрываюсь в немом рыдании я. – Ей всего сорок три! Они что-то перепутали! Папа же сказал, что в городе случилась вспышка заболеваемости, что инфекционная больница переполнена. Перепутали... Я уверена! Просто перепутали! Он же еще не видел ее! Его не пустили в морг! – уже в голос рыдаю я. А Катя обнимает меня и плачет вместе со мной.

С работы подругу не отпустили. Оказалось, что сегодня заменить ее никто не может. Но она обещала приехать на похороны.

Шесть часов дороги показались мне вечностью. Как только автобус заехал в наш город, мое сердце начало колотиться быстрее. Я чувствовала каждый удар, и мне казалось, что оно вот-вот пробьёт грудную клетку.

Пересев в такси, я ощутила еще большее напряжение. Особенно в тот момент, когда машина свернуло в наш район. Когда поехала по нашим улицам. По улицам, по которым еще на днях ходила моя мама. По которым мы ходили вместе... Мозг моментально начал рисовать картинки в сознании. Я увидела, как она провожала меня маленькую, в школу. Увидела, как она бежала на остановку, в пекарню, к своему мастеру на стрижку. Как она держала за руку Матвея, ведя его из детского сада. Как несла мне связку гелиевых шаров и корзину белых роз на мое восемнадцатилетние. Какой она была счастливой в тот день! Везде мне мерещилась мама. У меня так и стоит в глазах ее улыбка, а в ушах звенит ее смех. Моя мама совсем молодая. Она такая жизнерадостная и красивая, такая заботливая и внимательная. Она не могла умереть! Я ни за что не поверю в это до тех пор, пока не увижу ее собственными глазами.

***

– Как в закрытом? Папа, я не согласна! Так нельзя! Я хочу ее увидеть! Я не видела ее четыре месяца!

– Саша! Такие правила… Из морга сразу на кладбище, – объяснял мне осипшим голосом папа, а я смотрела на него, недоумевая. Отец поседел и осунулся. Какие-то несколько месяцев назад он выглядел совсем по-другому. В его волосах почти не было седины, а сейчас его голова будто бы посыпана пеплом.

– Папа, ну ты же можешь! Договорись!

– Доченька! Нельзя! Ты же знаешь, что нельзя! Я заказал гроб с окошком. Его привезут завтра. У нас ни в одном ритуальном агентстве гробов с окнами уже не осталось.

– Я не хочу никаких окон!!! Мы его сами откроем! – кричу я и начинаю колотить папу в грудь. – Ты же можешь договориться! Ты же все можешь! Заплати! Позвони кому-нибудь!

Папа прижимает меня к своей груди. Держит крепко:

– Нет, доченька. Эта дрянь забрала маму. Я не могу рисковать еще и вами...

– Я не боюсь заразиться!!! – кричу я во весь голос. По щекам бегут слезы, стекают за ворот водолазки. Отец смотрит на меня мутными глазами. Его лицо стало багровым, на лбу вздулась вена. Он обнимает меня еще крепче. Шепчет еле слышно:

– А я боюсь за вас! Очень боюсь, Шурочка! – папа гладит меня по голове. – Доченька! Девочка моя, поплачь! Поплачь! Лучше плачь… Матвей молчит. Я от него еще ни единого слова не добился. Лег на кровать, уставился в потолок и ни сказал еще ни слова…

***

Похороны прошли как в бреду. Папа таял на глазах. У него поднялась температура. А у меня закрались подозрения.

– Па! Давай тебе скорую вызовем? Мне не нравится, как ты выглядишь…

Это был вечер после похорон. Маму отдали нам только на пятые сутки. Не все ритуальные службы имеют право проводить подобные похороны. На захоронение своих близких выстроилась огромная очередь. Соответственно, очередь на вскрытие собралась не меньше. Морги не справлялись. Мне казалось, что я попала в какой-то хоррор.

Наше существование в момент ожидания разрешения невозможно было назвать жизнью. В городе резко закрылись все заведения общепита. Никто не хотел принимать заказы на поминки. Поэтому нашу маму мы поминали в родительском доме. Были только несколько маминых коллег, две ее подруги, папина старшая сестра тетя Нина и дедушка Коля, мамин отец. Катя не приехала, ее не отпустили с работы. Андрей тоже от поездки воздержался. Сослался на занятость. Ему почему-то было неудобно приезжать в такой момент. Обещал навестить нас через пару недель.

Родителей отца и бабушку Олю, маму моей мамочки, мы похоронили еще в первые месяцы пандемии, почти два года назад. Нашей семье очень тяжело дались эти утраты. Но они были пожилыми, с их уходом смириться было гораздо легче.

– Доченька! Это нервы. Ненужно скорую.

– Пап, – прикладываю ладонь к его лбу, – Нужно срочно померить температуру, – быстрым шагом направляюсь за аптечкой. Возвращаюсь. Протягиваю папе градусник. – Матвей! Мот! Где пульсоксиметр?

– Не знаю, – брат выглядывает из комнаты, на лице застывает выражение тревоги. – Зачем тебе?

Иду в спальню к родителям.

– Папа сказал ничего там не трогать, – останавливает меня брат.

– Матвей! Нужно померить папе сатурацию. У нас точно где-то должен быть прибор. Я помню, мама покупала.

Захожу в родительскую спальню. Перед глазами снова мама, улыбающаяся, немного растрепанная, в длинном бордовом шелковом халате. На комоде лежит ее кошелек и небрежно брошенный шейный платок. На туалетном столике легкий беспорядок. Флакон ее любимых духов стоит не на своем месте. Рядом с ним снятый колпачок. Вижу стакан воды с отпечатком ее помады. Он стоит на прикроватной тумбочке. Вода почти испарилась, осталось немного на самом донышке.

Мама не лежала дома ни дня. Взяла пару отгулов на работе. Но в день, когда ее забрала скорая, ее вызывал начальник. Он требовал отчет, который она должна была сдать днем ранее.

Мама плохо себя чувствовала, но в офис все равно поехала, а когда вернулась, чуть было не потеряла сознание. Скорую ей вызвал Матвей. Папа примчался в больницу спустя полчаса. Он еще не успел вернуться домой с работы в тот вечер. Компьютерная томография показала восемьдесят процентов поражения. Оба легких были поражены почти полностью. В тот же вечер она попала в реанимацию. Ее почти сразу подключили к ИВЛ, но вечером следующего дня мама умерла.

Выдвигаю ящик прикроватной тумбочки. На мня смотрит стопка наших семейных фотографий. Она все-таки распечатала их. Фотографии с дня рождения Матвея и с юбилея дедушки Коли. Под ними лежит альбом. Мама не успела разместить снимки в нем. Открываю следующий ящик. Давлюсь слезами. Всюду мамины вещи. Это ее комната, ее косметика, ее одежда, ее книга с закладкой из птичьего перышка: Уильям Голдинг, "Повелитель мух". Прижимаю книгу к себе. Я ее читала еще в детстве, а мама читала недавно. Все это принадлежало ей. Она пользовалась этими вещами, брала их в руки.

– Саша! Папе плохо! – в комнату забегает перепуганный брат. – Я к нему обращаюсь, а он не отвечает...

***

Папы не стало на девятый день после смерти мамочки. Тромбоэмболия легочной артерии – так было написано в заключении о смерти. Он пробыл в больнице три дня, так и не придя в сознание. Диагноз мамы подтвердился и у него. На трети сутки пребывания в больнице у него оторвался тромб... Врачи не успели ничего сделать. Все то время он лежал под кислородом в палате интенсивной терапии. В реанимации мест не оказалось. Мы с Матвеем обрывали телефон отделения, в котором лежал папа, но каждый раз слышали лишь одну фразу: "Стабильно тяжелый...". В день его смерти мы ни разу не смогли дозвониться в больницу, линия была постоянно занята. В два часа дня мне позвонила тетя Нина. Папина сестра произнесла страшную фразу, которая не перестает звучать в моих ушах уже который день:

– Саша... Папы больше нет, – сказала она и замолчала. Спустя несколько минут молчания она продолжила. – Держись, моя девочка... Ты должна быть сильной! Тебе нужно подъехать в больницу. Я буду ждать тебя там. Поторопись, моя хорошая! Впереди выходные. Если не поторопимся, нам его не отдадут. – снова молчание. – Давай не будем ждать понедельника! Думаю, у меня получится договориться забрать его побыстрее, – проглотив ком в горле, сказала тетя Нина.

Ему было сорок шесть. Он безумно любил свою Наденьку и решил уйти вслед за ней, оставив меня с братом совсем одних на белом свете.

Мы вынуждены были снова пройти эти семь кругов ада и пережить все то же самое, что пережили чуть больше недели назад. Теперь я стою напротив двух свежих могил, обложенных венками. Стою и смотрю на них, не отрывая взгляда. Льет дождь. Я без зонта и промокла уже до нитки. Мне холодно… В моем сердце зияет огромная рана, а на душе льет такой же ливень, как и на улице сегодня. Наверное, небо решило помочь мне оплакать моих родных и любимых, и подарила мне свои слезы, сил на которые у меня уже не осталось. Сморю на портреты родителей, прикрученные к крестам, и спрашиваю у них:

– Зачем вы ушли так рано!? Почему оставили нас!?

Мне двадцать два. Раньше я думала, что давно повзрослела. Считала себя взрослой и самостоятельной. Ах, как жестоко я ошибалась! Легко быть взрослым, когда своей спиной тебя заслоняют родители. Сейчас я мечтаю снова стать маленькой девочкой, но этому желанию никогда уже не сбыться. Нет больше людей, которые назовут меня доченькой...

3.

– Нет! Теть Нин. Даже не заводите больше этого разговора! Я понимаю, что вы хотите помочь. Но я уже сказала вам свое мнение на этот счет!

– Саша! Ты совсем молоденькая! Тебе нужно устраивать свою жизнь. Ты даже не догадываешься, что из себя представляют подростки. Ты с ним не справишься!

– Что значит не справлюсь – возмущаюсь. – Неужели я выгляжу такой беспомощной? Матвей – взрослый мальчик, он же не младенец неразумный!

– Глупенькая… Поверь мне! С младенцем тебе было бы гораздо проще.

Тетя Нина который час пытается убедить меня уговорить брата поехать с ней. Папина старшая сестра живет в Новосибирске. Она вдова, и своих детей у нее нет.

– Нет! Это очень далеко! Здесь его дом...

– Но ты же и так последние годы жила с ним на расстоянии.

– Не путайте, шесть часов на машине и шесть часов на самолете!

– Сашуль, подумай хорошо. Я пробуду здесь до девяти дней. Потом мне нужно возвращаться. У меня же свекровь совсем пожилая и класс выпускной... Я и так на долго их оставила.

– Теть Нин. Спасибо! Но я не передумаю. Матвей останется здесь. У него же школа и хоккей. В конце концов, я уже не ребенок. Неужели я не смогу позаботиться о брате?

– Ты все-таки собираешься остаться?

– Конечно! Куда я теперь отсюда уеду?

– Милая, подумай хорошо. У тебя там была перспективная работа. А здесь что? Где ты здесь собираешься работать?

Перспективной работы для меня в городе, в котором я училась, уже нет. Ввиду моего отсутствия, место, на которое я претендовала, занял мой сокурсник. Точнее, работы там, конечно, немало. Думаю, я с легкостью нашла бы и другое место. Но я решила остаться в своем доме. Никогда я еще не дорожила этим местом так, как сейчас.

Катя уже отправила мои вещи транспортной компанией. Так что в ближайшее время я не намерена туда возвращаться, тем более что наши отношения с Андреем закончились. Мне больно и неприятно слышать от некогда любимого человека слова, которые он говорит мне по телефону в последние дни. Но эта боль ни что по сравнению с той черной дырой, которая разверзлась в моей душе буквально две недели назад.

С Андреем мы рассталась окончательно и бесповоротно. Конечно же, меня задело его бездействие. Я рассчитывала на моральную поддержку с его стороны. Я представляю себе зеркальную ситуацию и не могу поверить, что человек, который любит и ценит свою половинку, в такой момент останется в стороне. Если бы такое горе случилось в его семье, я, не раздумывая, поехала бы к нему. А он просто испугался...

Однако после похорон папы он активизировался и начал уговаривать меня вернуться. Обещал помочь с устройством на работу. Я по глупости рассказала ему, что тетя Нина предлагает отправить брата к ней. И он, недолго думая, начал уговаривать меня с ней согласиться. А когда понял, что я намерена оформлять опеку, и где бы я не жила, брат теперь будет со мной, предложил мне обдумать это как следует. Сказал, что глупо намерено сажать себе на шею подростка, который еще покажет мне веселую жизнь. Есть бездетная тетка, которая рада будет воспитывать ребенка, вот пусть она этим и занимается. А у меня еще свои дети впереди будут…

И я решила. Что бы не ждало меня впереди, я не хочу больше рядом с собой этого человека. Я заблокировала его. Но думаю, что необходимости в этом не было. Андрей вряд ли стал бы звонить или искать варианты связи со мной после того непрекращающегося потока брани, который я на него пролила. Я первый раз в своей жизни говорила человеку то, что думаю, не выбирая выражений. Я испугалась сама себя. Неужели я, всегда уравновешенная и спокойная, могу быть такой? Оказывается, могу.

Тетя Нина уехала сразу после поминок, оставив на комоде в прихожей конверт с деньгами. Понятия не имею, где она их взяла. Она простая учительница. Сама живет на одну зарплату. Уверена, что даже поездка сюда влетела ей в копеечку. Но она все равно оставила нам тридцать тысяч и очень сильно помогла с похоронами. На девять дней мы собирали папиных сотрудников и сослуживцев с прошлой службы. Папа служил во ФСИНе. В тридцать шесть лет вышел на пенсию. И до последнего дня работал начальником охраны на заводе металлопроката и кровельных материалов. Помянуть папу пришло много людей. Никто не верил в уход моих родителей. Все случилось так быстро. Многие из знакомых нашей семьи буквально на днях узнали об их смерти.

Полчаса назад мы проводили последних людей. Дедушка Коля оставаться не захотел, я вызвала ему такси, и он уехал к себе. Он такой потерянный и разбитый. Мне кажется уход бабушки дедушка перенес легче чем уход дочери и зятя. Ему семьдесят пять и чует мое сердце, что в скором времени мы заберём его к себе. Не справится он один…

Убираю посуду. Я конечно рассчитывала на помощь Матвея, но он закрылся в своей комнате и не показывается оттуда уже минут двадцать. Ладно… Сама все уберу, может за делом мне удастся хоть немного забыться…

Не стала загружать посудомоечную машину. Вымою руками… От работы меня отвлек звонок видеодомофона. Изображение на дисплее подсказало, что один из папиных друзей вернулся. Может забыл что-нибудь? Открываю ему калитку.

– Сашенька! Ты одна осталась? Все уже разошлись – спрашивает Валерий Николаевич, поглядывая по сторонам. Разувается и проходит в гостиную.

– Матвей у себя. Да, все уже разошлись, – говорю я, вытирая руки полотенцем. – Вы, наверное, что-то забыли?

– Нет! Я специально вернулся. Мне нужно с тобой поговорить, – в комнате повисает напряженное молчание. – Сашенька, – приобнимет он меня за плечи и пытается усадить на диван. Присаживаюсь. Он садится рядом. – Саш! Я говорил уже и скажу еще раз... Если тебе или Матвею понадобится какая-либо помощь, вы всегда можете обратиться ко мне.

– Вы говорили. Я поняла. Спасибо.

– Саш. Вы же мне как дети... У меня самого сын – твой ровесник, – снова молчание. – До сих пор поверить не могу, что Славки и Надюши больше нет. Держись, девочка, – он приобнимет меня снова. – Тебе сейчас будет очень тяжело.

Поднимаюсь с дивана, отхожу в сторону. Не нравится мне его поведение. Чувствую, что вернулся он не просто так. Мне ничего не приходит в голову, как позвать Матвея.

– Мот! Матвей! Спустись, пожалуйста! – кричу я ему. Брат не отвечает. – Извините, я беспокоюсь за него. Поднимусь, – киваю я на лестницу, – Проверю, все ли у него в порядке.

– Саш! Ты что, испугалась меня!? – дядя Валера поднимается и подходит ко мне. – Успокойся. Сядь, поговорим. У меня к тебе дело есть.

Леденящий холодок пробегает по моей спине. Чувство тревоги нарастает все с большей силой.

– Вы присядьте, я сейчас вернусь. Все же проверю его, – направляюсь к лестнице, ведущей на второй этаж, и бегом взлетаю на верх. Не помню, что бы папа был особенно близок с этим человеком. Я думала, он пришел на поминки скорее из вежливости, нежели из чувства скорби. В любом случае, о чем бы он ни собирался со мной поговорить, пусть говорит при брате.

Стучу в дверь. Ну зачем он запирается?

– Мот! Открой! – в ответ тишина. – Открой, пожалуйста. Ты мне очень нужен! – молчит. – Пожалуйста, выйди! У нас гость. Не оставляй меня одну. Прошу…

Матвей выглядывает из комнаты:

– Кто?

– Лисицкий Валерий Николаевич. Папин сослуживец. Невысокий такой, в теле… Он приходил один из первых и ушел почти самым последним. А сейчас вернулся.

– Зачем?

– Не знаю... Поговорить о чем-то хочет. Матвей, спустись со мной, пожалуйста. Он какой-то скользкий. Не нравится мне совсем, – шепчу я брату.

– Он что, приставал к тебе – округлив глаза, выдает он.

– Да нет! Ты что? Просто я не хочу оставаться с ним наедине. Ему явно что-то нужно. Но я еще не поняла что.

Брат молча направляется к лестнице.

– Все в порядке – интересуется дядя Валера, когда я в след за братом спускаюсь в гостиную. Матвей смотрит на него волчонком.

– Что вы хотели? – обращается к гостю раздраженно.

– Ты чего такой взвинченный, парень? Я просто пришел вас поддержать.

– Поддержали уже. Поминки окончены. До свидания!

– Парень, я спишу это неуважение на твое состояние после утраты родителей. Но на будущее я бы посоветовал тебе быть повежливее со взрослыми. Я, между прочем, ни просто так сюда пришел. Я пришел предложить свою помощь... Саша! Скажи, пожалуйста, что вы планируете делать с машиной отца?

– А вам то что? – кидает ему Матвей.

– Парень, я не с тобой разговариваю. Я задал вопрос твоей совершеннолетней сестре.

– Я не знаю, – пожимаю плечами. – Мы еще не думали об этом. У меня есть права. Практики вождения, конечно, почти нет, но не думаю, что это большая проблема.

– Саша! Зачем тебя такая машина? Ты не потянешь ее обслуживание.

– И что вы предлагаете? Подарить ее вам – снова подает голос Мот.

Мужчина игнорирует его выпад.

– Саша! Давай я куплю у вас ее, а тебе подберем что-нибудь попроще и по бюджетнее. Ты не потянешь содержание Камри.

– Еще чего? Папина машина не продается. Она останется у нас. Мы сами будем ей пользоваться, – говорит брат.

– Ребенок, ты не понимаешь, что говоришь. Пользоваться он собрался! Вы в курсе, что распоряжаться имуществом родителей вы сможете только после вступления в наследство? Насколько я знаю, ваш дом еще в ипотеке. Думаю, вместе с ним вы унаследуете и ее. Саша! Ты пока что безработная, Матвей – школьник. Вы даже представить себе не можете, какие трудности вас ждут. Мы можем провести продажу машины таким образом, будто бы ваш отец сам продал ее мне накануне своей смерти. Так вам удастся избежать ненужных трат. Деньги вам сейчас лишними не будут. Я подберу вам какой-нибудь Пежо или Ситроен в хорошем состоянии и по доступной цене.

– И за сколько вы хотите купить папину машину – спрашивает его Матвей.

– Я готов дать вам за нее полтора миллиона. Задаток, ну, скажем, тысяч сто. Могу оставить прямо сейчас.

Губы брата растягиваются в обозленной улыбке. Я смотрю на него, и мне становится жутко. Это первая его эмоция за последние две недели. Все это время он был закрыт, словно в кокон, только молчал и хмурился. Я видела, как тяжело ему было. Возможно даже тяжелей, чем мне. Я поплакала, покричала, и мне хоть на йоту, но все же полегчало. А он весь в себе, и меня уже всерьез начинает это беспокоить.

– Выметайся отсюда! – кричит он. – Что бы я больше тебя здесь не видел! Никакой ты ему не друг. Ты никогда не был отцу другом! Я знаю всех его друзей! Быстро ты сориентировался! Даже за задатком смотался. Если мы когда-нибудь и решимся на продажу, то купишь у нас ее точно не ты. Я прекрасно знаю, сколько должна стоить отцовская машина. И это далеко не полтора ляма!