Текст книги "Ожерелье вечности"

Автор книги: Марина Волкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Послышался топот копыт и скрип колёс экипажа. Возница почтовой кареты, увидев печальную эту картину, поспешил Мане на помощь. Они вдвоём занесли Николая в экипаж, предварительно проверив его состояние. Кости были целы. Они решили, что, скорее всего, ушиблена голова, поэтому он и не приходит в сознание. Возница рассказал, Мане, что Светляк не нанёс ночью вреда людям, только спалил сеновал.

Обмыв водой лицо Николая, Маня обнаружила выше лба запёкшуюся рану, перевязала её. Они вместе с почтарём уложили тюки в экипаже так, чтобы Николай не смог никуда скатиться и отправились в путь, не желая, чтобы вечер застал их в дороге. Николаю нужен был врач или знахарь. Лошади с натугой тянули экипаж в гору, поэтому ехать быстро не получалось. В состоянии Николая ничего не изменилось, Маня боялась за его жизнь, часто наклонялась к нему, слушая дыхание. Отчаяние и голод лишили её сил, она сама уже еле дышала к вечеру. Наконец дорога пошла под уклон. Маня опять начала молитву, когда экипаж вдруг остановился. Возница, открыв дверь, спросил:

– Живы? Сейчас помощь приведу, подожди.

Вернулся он не один, с человеком лет пятидесяти, одетым в монашеское одеяние, по виду отшельником. Они осторожно вынесли Николая из экипажа, причём отшельник успел осмотреть рану, озабоченно вздохнув. Расспросив, как было дело, он сказал, что Светляк тоже был у него, но намоленное место его дома не пришлось Витюше по вкусу, он не смог проникнуть даже в дом, чем был крайне раздражён и со злости спалил стоящий поодаль нужник.

– Так что удобства у меня теперь буквально на дворе, – пошутил монах, – кстати, меня зовут отец Леон, а как тебя, малыш?

– Миня, а мой товарищ – Ник. Он немой, теперь вот ещё и раненый, – взволнованно ответила Маня и с тревогой посмотрела на отшельника, не заподозрил ли он чего.

– Сходи в дом, с кровати возьми покрывало и неси сюда, – распорядился отец Леон.

Маня, обернувшись, увидела вырубленную в скале дверь с окошечком и поспешила туда. Внутри было довольно просторно, в глубине стоял грубо сколоченный топчан, широкие лавки заменяли собой всю мебель.

Осторожно переложив Николая на покрывало, мужчины понесли его в дом, уложили на топчан и пошли распрягать коней.

Маня с тревогой увидела, что у Николая появился жар, он весь горел. Она попыталась его попоить, но из этого ничего почти не получилось. От слабости и страха за него невольно навернулись слёзы, которые сразу же заметил отец Леон, пытавшийся собрать на стол скудный ужин.

– Не переживай, малыш. Всё в руках божьих. Поможем твоему товарищу. Иди, подкрепись, да и примемся за лечение.

Вошедший возница сказал, что Николая везти дальше опасно – может помереть в пути, не дождавшись помощи, поэтому его лучше оставить здесь, может, отлежится, а он утром отправится дальше. На том и порешили.

После ужина возница растянулся на лавке и захрапел, а отец Леон, хорошенько вымыв руки, святой водой стал протирать всё тело Николая. Маня с большим трудом скрывала своё смущение при этом, низко наклоняя голову, когда стыд окрашивал ярким румянцем её щёки. Наконец, томительная для неё процедура была закончена. Потом, пытаясь уснуть, Маня долго ворочалась, вспоминая всё происшедшее, опять и опять задавая себе вопрос, – что же дальше? Как помочь Николаю? За эти несколько дней он стал ей небезразличен, более того, вид его обнажённого тела всколыхнул в ней до сих пор неиспытанные чувства – восхищение перед его мужественностью и желание обнять– приголубить– пожалеть…

III.

Утро было ясным и холодным. Роса маленькими бриллиантами вспыхивала в лучах Светила на листьях и траве. Маня с удовольствием вдыхала чистый горный воздух и смотрела на окружающие горы, поражаясь необычному цвету их – разным оттенкам лилового, оттенённым то снеговыми шапками на вершинах, то лёгкой дымкой в ущельях. Отойдя подальше от пещеры, по ручью, она нашла удобную заводь, быстренько разделась и помылась. Самая большая проблема была с волосами, – их пришлось сушить, на что ушло часа полтора. Поэтому, когда она вернулась в пещеру, ощущая себя приятно свежей, ни почтаря, ни отца Леона не было. Она с тревогой поспешила к Николаю и притронулась к его лбу, проверяя, ушёл ли жар. Глаза его были закрыты, но ресницы трепетали, как будто он спал и видел сны. Маня успокоилась, – рана была чистой, температуры высокой не было, плохо только, что он до сих пор не пришёл в себя. Она с нежностью провела рукой по волосам Николая, распутывая пряди и убирая их со лба.

– Маня… – произнёс вдруг Николай.

Она быстро прикрыла ему рот, но было уже поздно – отец Леон, незаметно возникший за её спиной, сказал:

– Ты позже всё мне расскажешь, девочка, когда захочешь. А теперь посмотрим нашего болезного. Ну, что тут у нас?

Николай открыл глаза и Маня даже охнула от радости.

– Где я? Что случилось? – слабым голосом спросил Николай, переводя взгляд с Мани на монаха.

– Потом, всё потом. А сейчас скажи, как ты себя чувствуешь? – Маня всё беспокоилась.

– Голова болит и слабость. Хочется пить.

Протягивая руку к ковшу с водой, Николай заметил, что лежит под одеялом совершенно обнажённый и смущённо прикрыл ноги. Вода освежила его, в голове прояснилось, и он с интересом слушал рассказ Мани о происшедшем.

Отец Леон в это время собрал нехитрую еду – горячий травяной чай и лепёшки с сыром. Все с удовольствием приступили к завтраку. Специально для Николая Маня стала произносить слова на своём языке, попутно объясняя их значение, и он послушно повторял и запоминал их. Отец Леон разрешил ему одеться, но вставать с постели было ещё рановато, – Николая шатало из стороны в сторону от слабости, когда он попытался выйти из пещеры и осмотреться.

Когда он уснул, Маня подробно рассказала всё отцу Леону, на что он ей посоветовал не беспокоиться, ставить на ноги Николая, а там, что Бог пошлёт.

А вот вопрос Мани о причине преследования их Витюшей отец Леон пока отмёл, сказал, что только Николай знает причину. И когда слабый ещё Николай проснулся на закате, Маня и отец Леон приступили к расспросам.

Как оказалось, отец Леон верно предположил о наличии причины возникновения здесь персонажа из прошлого Николая, ведь обычный человек не может прожить жизнь свою, не задев чьих бы то ни было интересов. Так случилось и с Николаем. Витюша был его однокурсником в славные студенческие годы, ничем особым не отличался, кроме патологического стремления доказать всем вокруг свою исключительность и совершенство. Папа у него был большой начальник, внушая сыну и добиваясь от него успехов ли в учёбе, в спорте ли или в увлечениях, терпеть не мог посредственности и ждал от сына только самых высоких результатов. Бедный ребёнок был вынужден соответствовать ожиданиям отца: экстерном закончил школу в 14 лет, имел звание мастера спорта по шахматам, поступил в самый престижный ВУЗ в столице, был гордостью курса по учёбе и участию в общественных мероприятиях, хватаясь за любое дело, где можно было доказать своё превосходство. Гордыня ослепила его, сделала своим рабом. Николай же никогда не придавал значения внешней канве событий, не гонялся за престижем, довольствовался немногим, в явлениях ухватывал суть или природу явления, не размениваясь на детали. Он никому ничего не доказывал, ни себе, ни людям, был самодостаточен. И вот надо же было схлестнуться двум таким противоположностям!

Случилось так, что во время подготовки к студенческому празднику Николаю была поручена организация светового шоу, так как одним из его увлечений была электроника. Николай с удовольствием занялся поиском подходящих схем, смонтировал и совместил их со звуковым сопровождением, органично вписал в сценарий представления. Кроме обычных такому случаю световых эффектов, он продумал и воплотил новое, ещё не известное действо. Идея заключалась в том, что во время представления на сцене появлялись голографические объекты, стилизованные под мультяшки, этакие добрые шаржики выступающих, комично повторяющих их движения. Николай сначала набросал их на компьютере, опробовал во время репетиции, и вот тут-то началось противостояние его с Витюшей, который был одним из ведущих представления. Последний никак не мог смириться с мыслью, что его, такого совершенного, со всех сторон резко положительного, изображает на сцене голографический Волк из старого мультика советских времён "Ну, погоди!". Причём эффект достигался путём противопоставления действий ведущего и реакции голографического героя, – чем напыщеннее и манернее держался на сцене Витюша, тем безобразнее вёл себя Волк. Все, кто участвовал в подготовке представления, буквально катались со смеху, наблюдая эту картину. Если другие участники с юмором относились к свои голографическим изображениям, то Витюша неадекватно реагировал, обижался, возмущался и требовал изменить образ. Но на это никто из руководства не шёл, – этот персонаж придавал особенный шарм всему представлению. Поэтому Витюша воспылал ненавистью к Николаю, как к автору, по его мнению, неудачной шутки. Представление имело шумный успех, нашедший даже отражение в местной прессе, где особенно отмечалась удачная интерпретация образа ведущего. Теперь Витюша, где бы ни появился, его сразу связывали с образом Волка и вспоминали наиболее удачные моменты того представления. У него испортились отношения с окружающими на этой почве, даже девушка, с которой он встречался на тот момент, не могла без ухмылки разговаривать с ним, больше по причине его собственной реакции. Такой удар по собственному реноме Витюша воспринял очень болезненно, замкнулся, перестал общаться с привычным кругом и стал отслеживать жизнь Николая, мечтая взять реванш. Но, как ни старался, не мог найти мало-мальски приличного повода для возможной травли Николая. Забросил учёбу, перестал появляться на занятиях, стал баловаться наркотиками, как бы отрабатывая теперь образ плохиша– Волка. Одним словом, это был типичный пример наведённой кармы. Из-за того, что его не допустили к выпускному тестированию из-за "хвостов", после бурного объяснения с отцом, Витюша покончил жизнь самоубийством, выбросившись с высотного дома. Когда Николай узнал об этом, что-то неприятное кольнуло его душу, он почувствовал вину перед Витюшей, пожалел, что не прислушался к его просьбе. Он никак не ожидал, что невинная шутка таким вот образом отразится на судьбе человека. Хотя, если подумать хорошенько, вины никакой Николая здесь и нет. Каждый должен иметь о себе реальное представление и не допускать, чтобы мнение других, даже близких и дорогих ему людей как-то могло воздействовать на его собственное, глубинное осознание себя – к такому выводу пришли и слушатели Николая – отец Леон и Маня. Николай, устав от долгого рассказа, забылся тяжёлым сном.

Теперь необходимо было продумать, как организовать сначала защиту от Витюши, а потом и его нейтрализацию. За окном было уже темно, поэтому отец Леон велел Маняше ложиться спать, а сам с крестом и свечой вышел во двор.

Маняша из любопытства проследила в окно за передвижениями монаха. Тот долго и истово молился, потом начертал крест горящей свечой у окна и двери. Потеряв его из виду, Маня встревожилась, выглянула в дверь и обнаружила его сидящим на лавочке.

– Пойдёмте отдыхать, – позвала Маня монаха.

– Нет, я посторожу, чувствую, сегодня будет неспокойно, – ответил он.

– Думаете, придёт головастик?

– Не дай Бог. Ты иди, ложись, я потом тебя побужу, под утро.

Мане снился сон, необычно яркий и волнительный в самом приятном смысле этого слова. Прекрасное жемчужного цвета платье переливалось радужными бликами, бархатная накидка цвета морской волны радовала глаз прекрасной вышивкой и стразами, красивые белые туфельки, украшенные жемчугом, дополняли и без того роскошный наряд. И это всё великолепие было на ней, на Мане. Всё вокруг сияло золотым – и земля, и небо, наполняя душу немыслимым восторгом незамутнённой ничем радости. Впереди показался силуэт уходящего вперёд мужчины. Маня бросилась догонять, почему-то было очень важно догнать этого человека. Она прилагала огромные усилия, огромными прыжками неслась, но силуэт исчезал вдали. Золото вокруг сменилось серебром, которое клубами тумана закрыло перспективу. Резко заболела голова и стало трудно дышать, какие-то неведомые силы бросали её из стороны в сторону. Она с ужасом обнаружила, что над ней навис Витюша, обдавая знойным дыханием и протягивая свои карикатурные ручки, змеящиеся голубыми разрядами. Она закричала и… проснулась.

Действительность мало отличалась от сна. В клубах предрассветного тумана за окном что-то мелькало, слышались крики отца Леона и характерное шипение разрядов. Догадавшись, что Витюша всё-таки здесь, Маня взялась будить Николая. Тот, шатаясь от слабости, накинул на себя покрывало и, опираясь на Маню, вышел из пещеры. Открывшаяся перед ними картина могла смутить кого угодно.

Отец Леон, красный от натуги, держал в обеих обожжённых руках большой крест, который отражал направленные на него разряды Витюши, поминавшего предков монаха до седьмого колена нецензурной лексикой, причём монах не оставался в долгу, поражая изобретательностью применяемых оборотов речи. Вокруг валялись обугленные щепки скамейки, выжженная земля и чёрные остатки растительности дополняли картину.

При виде Николая Витюша радостно воскликнул:

– А, вот и ты, сволочь! Попался! Теперь я с тобой посчитаюсь!

Николай, затолкав Маню обратно в пещеру, в ответ только посмеялся:

– Ну, погоди!

Витюша стал раздуваться, его фиолетовое "лицо" потеряло человеческие черты и действительно стало напоминать карикатурную морду волка из мультфильма. Его внутренняя агрессия, так тщательно скрываемая от окружающих и так верно угаданная Николаем, больше не сдерживалась ничем. Разряды били в Николая, не причиняя ему ни малейшего вреда.

– Ты меня не боишься? – удивлённо зарычал Витюша. – Бойся, сейчас ты погибнешь!

– Я тебе не верю! Ты совсем не убедил меня, я тебя не боюсь! Мне тебя жаль. Бедный мальчик! Ты никогда не позволял себе быть самим собой! Быть таким, какой ты есть! Позволь себе быть всяким: хорошим – плохим, удачливым – неудачливым, умным – неумным…

По мере того, как Николай говорил, Витюша терял объём и интенсивность окраски. Разряды становились всё меньше и реже, пока не прекратились совсем. Он принял прежний свой облик и жалобно спросил:

– А что же мне теперь делать?

– Прими себя, полюби себя настоящего, будь самим собой! Ты имеешь право быть самим собой, нравится это кому-то или нет. Никто и ничто не совершенно под луной, ты замахнулся на несбыточное, потому и поплатился. Мне жаль, конечно, что ценой этого понимания стала твоя жизнь, но это был только твой выбор. А я лишь показал тщетность твоих усилий, хотя теперь я понимаю, что надо снисходительнее относится к слабостям других. Прости меня. Я тоже на тебя не в обиде. Разойдёмся по-хорошему.

Витюша смешно почесал в затылке и, озадаченно присев на камушек, сказал:

– Но я так долго жил с этой обидой, с надеждой отомстить, что не представляю, что буду делать дальше.

– Вот это мы и обсудим, – сказал Николай и широким жестом пригласил Витюшу в пещеру.

Отец Леон облегчённо вздохнул и взялся убирать поле битвы.

А Маняша испуганно забилась в угол при виде Витюши, вплывающего в пещеру, но, увидев невредимого Николая, не смогла сдержать радостного восклицания. Николай успокоил её, прижал к себе, заглянул в синие глаза и игриво предложил:

– Хочешь подружиться с Витюшей? Он сможет не только защищать тебя, но и помогать. Зло многолико. Некоторых людей невозможно убедить поступать лучше, они понимают только угрозу, а то и наказание. Это как с несмышлёным малышом, – если объяснять, не поймёт ещё, а если шлёпнешь, сразу доходит.

Маня посмотрела на светляка. Тот, приосаниваясь:

– А что, я смогу! Перепугаю всех до смерти!

– Ну, до такой степени, пожалуй, и не надо, – сказала Маня. – А в остальном, пожалуй, я согласна.

Витюша оживился:

– Вот и славненько! Сделаем всё в лучшем виде. Все будут ходить у нас по струнке и…

– Но, но, но! – Николай остановил Витюшу, – ты опять! Только не надо, пожалуйста, вкладывать теперь в это всю свою душу на двести процентов. Иначе наступишь на те же грабли. Значит так. Помогаете друг другу аккуратненько, осторожненько, чтобы не навредить окружающим и повернуть развитие ситуации к более правильному развитию и только. А то знаю я тебя. Опять переборщишь и всё испортишь своим усердием. Договорились? Маня будет твоим сдерживающим фактором, она девочка разумная.

Маня не утерпела:

– А ты, Николай? Почему о себе не говоришь, как будто прощаешься?

– Понимаешь, Маня, я здесь пришелец, не навсегда. Когда-то я вернусь в свой мир, и мне будет приятно думать, что ты под надёжной защитой.

– Да, да! Я защищу её, не беспокойся! – Витюша даже запрыгал, роняя искорки.

– Угомонись, а то ещё и тут пожар устроишь, – сказал Николай. Маня вдруг заметила его бледность, всполошилась и заставила его прилечь. А Витюша отправился помогать монаху, немало его этим удивив. Отец Леон, развлекаясь, перед светляком крестил землю и тот, спотыкаясь и роняя искры, вынужден был облетать это место. В отместку Витюша пришпиливал разрядом рясу священника сзади и тот, тоже спотыкался, пытаясь сойти с места. В общем, работали весело, и к вечеру плато перед пещерой приобрело почти прежний вид, о произошедшем здесь грандиозном выяснении отношений напоминала лишь горелая трава.

Обед был суматошно – радостным, ощущение облегчения витало над столом. Особенно радовалась Маня – всякая вражда была чужда её натуре, и столь шумное примирение вызывало в ней чувство ликования и невольной гордости за Николая, что обошлось без насилия, силой убеждения был закрыт давнишний конфликт, грозящий всем им чуть ли не смертью. Нельзя было не заметить и роль во всей этой истории отца Леона, поэтому она не удержалась и похвалила его:

– Отец Леон, мы очень благодарны Вам за предоставленный кров и за Вашу бескорыстную помощь, за то, что основной удар разъярённого Витюши приняли на себя.

– Да, да! – присоединился и Николай, – прямо даже и не знаю, что бы мы без Вас делали! Вообще, как Вы оказались здесь, в горах, в одиночестве?

Отец Леон, раскрасневшись от похвалы, невольно расправил плечи и стал рассказывать:

– Я родился в Лесбурге, в городе на лесной равнине. Мой отец был самым уважаемым человеком в городе, по сути, его хозяином. И мне, как старшему в роду, предстояло со временем занять его место, к чему отец готовил меня с любовью и всем возможным старанием. Когда мы с братом подросли и стали обращать внимание на прекрасный пол, то надо же было случиться такому, что мы оба влюбились в одну девушку, дочь священника Анну. Она была красива какой-то одухотворённой красотой, набожна и скромна. Как я обрадовался, когда заметил, что она не равнодушна ко мне и удвоил усилия, стремясь закрепить успех, не задумываясь о реакции брата, о том, как больно ему было видеть происходящее. Он был младше меня, поэтому родители его баловали, стараясь исполнить все его желания. Поэтому, заметив, что Анна выбрала меня, он впал в раздражительность, капризы его становились всё изощрённее, он искал любую возможность, чтобы развлечься и отвлечься от ревнивой ненависти к нам. Но удавалось это ему плохо, всякий раз, видя меня, он вспоминал о своей несчастной любви, а, когда разговоры пошли уже о свадьбе, вообще лишился покоя. Оскорблённое самолюбие толкнуло его на отчаянный шаг – он стал шантажировать родителей своим самоубийством, если они не отменят свадьбу. Все сначала, в том числе и я, отнеслись к его угрозе несерьёзно, но наше отношение изменилось после того, как брат сделал попытку осуществить задуманное. Мы были так все напуганы его решимостью уйти из жизни, что невольно задумались о том, как поправить положение. После долгих раздумий было решено свадьбу отложить до более благоприятного момента, а брата, под присмотром, отправить в артель лесорубов в надежде, что тяжёлая физическая работа пойдёт на пользу его душевному состоянию. Но он не смог там долго находиться. Обманув приставленных к нему людей, он сбежал и вернулся в город. Первым делом он нашёл Анну и, угрожая самосожжением, потребовал от неё клятву никогда не связывать свою жизнь со мной. Анна, обливаясь слезами, была вынуждена уступить ему и пообещать, что разорвёт со мной всякие отношения. Он потащил её в церковь и потребовал, чтобы она ещё раз поклялась на Библии. Анна, надеясь, что это поможет успокоить его, повиновалась, практически лишившись чувств. Он воспользовался её состоянием, оглушил её и изнасиловал. Удовлетворённый своей местью, он немедля, со злорадством, сообщил мне и родителям о происшедшем. Ослеплённый болью, я побежал к церкви и, не найдя там любимую, попытался встретиться с ней в доме священника, её отца. Но меня к ней не пустили, а её отец посоветовал не беспокоить её никогда, – обет, принесённый ею в церкви, положил конец нашим отношениям и о свадьбе больше не может быть и речи. А вот моему брату необходимо явиться и попросить её руки, как полагается. Лишив её чести, он обязан был на ней жениться. Именно это он попросил передать моим родителям и брату. Случившееся несчастье было настолько громадным, что не умещалось в моём сознании. Не желая видеть родных, я договорился с отъезжающим обозом леса и уехал из города. Что там было дальше, я не знаю. Время и Господь залечили мои раны, я всех простил и сны мои спокойны…

…Время шло неторопливо и вкусно. Вкусно было всё– горный свежий воздух, козье молоко, которое отец Леон приносил из крохотного хлева, домашние лепёшки, ноздреватые и покрытые аппетитной корочкой плавленого сыра, ягоды и грибы, щедро приносимые Маней из леса, прекрасное сочное мясо, добываемое весьма экзотическим образом новоявленными охотниками: Николаем и Витюшей. Причём происходила охота по такому сценарию: спугнув горных баранов, Витюша с азартом бросался в погоню, по дороге чуть не попалив пол-леса, стараясь выгнать дичь на Николая, затем следовал мощный разряд… и довольные охотники несли домой уже освежёванное мясо. Его пекли на открытом огне большими кусками, наполняя всю округу необыкновенно вкусными запахами. Николай поправился, рана его зажила, хотя иногда ещё побаливала голова и бывали кратковременные головокружения. Единственное, что смущало Николая – это поведение Мани. Как только она попадала в поле его зрения, он видел всегда одну и туже картину – её точёный профиль и никогда прямой открытый взгляд её синих глаз. Он заметил, что Маня стала несколько избегать его и обращалась к нему только в случае крайней необходимости, в свою очередь, односложно отвечая на его вопросы. Это заставило его задуматься. За эти дни она стала ему ещё дороже, в её присутствии всё становилось необыкновенным, казалось, само время меняло своё течение, давая возможность ему насладиться моментом, до конца испить сладость любования и радость оттого, что он просто видит её. Жизнь, казалось, начинала бурлить в его выздоровевшем теле, вызывая непонятное томление. Лицо его всегда, как подсолнух к солнцу, было обращено к Мане. Отец Леон с Витюшей только переглядывались и перемигивались, видя такое его состояние. По вечерам, укладываясь спать, Николай невольно ловил себя на том, что внимательно прислушивается к тому, что происходит у Мани за занавеской, пытаясь угадать, что она там делает. Услужливое воображение рисовало картины одну соблазнительнее другой, из-за чего он не мог долго уснуть, ругая себя за фривольные мысли.

Позволь мне заглянуть в твои глаза

И утренней звезды увидеть свет,

Ты душу мне печалью не терзай,

И не шепчи мне тихо слово «нет»…

Как-то утром всех разбудил встревоженный Витюша, сообщив, что в гору поднимается довольно большой отряд Стражников, человек из двадцати. Николай и Маня быстро собрали свои вещички и, после прощания с отцом Леоном, верхом на лошадях пустились к ближайшему лесу. Витюша поджёг траву там, где они проскакали, чтобы отбить запах в случае, если искать будут с собаками.

IY.

Ночь застала их в пути. Опередив Стражников на пару часов, они торопились, гнали лошадей и не останавливались на отдых. Нужно было где-то остановиться, напоить лошадей и немного отдохнуть до рассвета, так как горная дорога была опасна, в темноте можно было и сверзиться в глубокое ущелье слева. Луны на небе не было, поэтому они спешились и, ведя в поводу лошадей, буквально на ощупь двигались по дороге. Николай шёл впереди и всё прислушивался, не журчит ли где поблизости вода. Очень хотелось пить, тело разламывало от долгой езды верхом и жутко хотелось есть. Он невольно подумал о том, что Маня, такая хрупкая и нежная, ни разу не пожаловалась. Это вызывало уважение. Дорога упорно не хотела расширяться, голые камни окружали их и, когда отчаяние почти достигло предела, Николай с удивлением увидел впереди знакомое голубое свечение Витюши.

– Ну, что вы так долго? Я уже тут замучился вас ждать, – радостно закричал светляк, – И что бы вы без меня делали, скажите на милость? Всё Витюша у вас плохой, страшный и глупый, а я тут вот подсуетился, жду вас уже давно.

Николай с облегчением увидел небольшой карниз, выбитый в сплошной скале ручейком, который дальше, с карниза, падал вниз маленьким водопадом. Витюша действительно подсуетился, – на камнях лежала сумка с едой – привет от отца Леона. Пока путники управлялись с лошадьми, сами умывались, пили и ели, Витюша развлекал их рассказами о разговоре со Стражниками, который он наблюдал, спрятавшись во дворе. Оказывается, не зря Николай с недоверием отнёсся к вознице, свидетелю их встречи со светляком, – тот не стал скрывать происшедшего и места пребывания беглецов, когда Коххр прямо спросил его об этом. Погоня не сразу собралась, что дало возможность Николаю подлечиться. Стражников возглавлял сам Коххр, рассчитывая застать беглецов врасплох. Отца Леона малость потрепали, выбивая сведения о беглецах. Витюша совсем, было, уже хотел вмешаться, как увидел, что отец Леон подаёт ему знак молчать. Стражники рассудили, что беглецы далеко не уйдут по горной дороге и решили этот день отдохнуть, а погоню продолжить завтра. Когда они все легли отдыхать, отец Леон собрал в сумку еды и отправил Витюшу на поиски беглецов, посоветовав не медлить и продолжать путь в Водобор, который находился в двух днях пути от Лиловых гор.

Утром, с трудом заставив себя подняться, да и вообще шевелиться из-за разламывающей боли во всём теле от бешеных скачек накануне, Николай с тревогой заметил следы слёз на осунувшемся личике Мани. Она упорно прятала взгляд от него, быстро собрала остатки ужина и, позавтракав, томилась ожиданием, когда Николай даст команду на отъезд. Они запаслись водой и под неумолчные шутки Витюши, избравшего предметом своего остроумия Николая (по старой, видимо, памяти), отправились в путь. Дорога всё так же была обрывиста и непредсказуема, и утешало только одно – она наконец-то явственно пошла на уклон. За очередным поворотом, ближе к вечеру, взору путников предстала цветущая долина внизу, и это сразу подняло дух наших героев.

Ещё несколько изматывающих спусков и вот она, сень цветущих яблонь на берегу быстрой горной речки. Удивило только Николая то, что долина была безлюдной – даже сверху, с гор, не было видно никаких селений, хотя, казалось, их встретил рай земной. Выбрав место для ночлега, Николай с Витюшей решили заняться привычным делом – охотой, оставив Маню обустраиваться на месте. Еле дождавшись, когда охотники скроются из виду, Маня с вздохом облегчения отправилась собирать ветки для костра. Вокруг было очень тихо, лёгкий ветерок шелестел по траве и раскачивал розовые от цвета ветви яблонь. Светило уже садилось и посылало земле последние светящиеся поцелуи, прощаясь. Расчистив место для костра, и сложив хворост, Маня подумала, что ей надо поторопиться вымыться, пока не вернулись мужчины. Прихватив смену одежды, она побежала к реке, на ходу раздеваясь, но с шумом броситься в воду не решилась, – её беспокоило какое-то ощущение присутствия чего-то ей неизвестного или, быть может, тяготило одиночество. Вода была тёплой и Маня с удовольствием помылась, немного поплавала и повернула к берегу. В сумерках берег было плохо видно и, подойдя ближе, Маня с испугом увидела, что возле её одежды кто-то сидит. Она вскрикнула и присела, пряча свою наготу в воду. Существо на берегу, поняв, что обнаружено, поднялось во весь немалый свой рост и расправило широкие плечи. Фигура была человеческая, облачённая в какие-то лохмотья, но голова… – это была крысиная морда с неправдоподобно огромными клыками. Одежда немного фосфоресцировала и, казалось, была облита лунным светом, хотя луна ещё не взошла, на груди переливалась звёздочка. Всё это великолепие венчала широкополая шляпа, в тени которой красные злые глаза этого существа выглядели ещё впечатляюще. Подняв в успокаивающем жесте руку, существо мягким бархатистым голосом осведомилось:

– Я не испугал Вас, сударыня? Приношу свои извинения. Не бойтесь, Вас я не трону. Я отойду, чтобы не смущать Вас, одевайтесь, пожалуйста, – и с этими словами неожиданно исчезло из виду.

Маня судорожно, не вытираясь, оделась и, озираясь, вернулась на место стоянки. Невдалеке послышался топот лошади Николая и характерное потрескивание разрядов Витюши. Маня с облегчением перевела дух и стала разжигать костёр, который никак не хотел разгораться. Подоспевший Витюша ухарски метнул в него целую молнию и огонь с шумом стал пожирать сложенный валежник. Встревоженный Николай, быстро спешившись и привязав лошадь, подбежал к Мане и, схватив за плечи, спросил:

– Что случилось? Ты кричала?

Маня, рассказывая о непрошеном визитёре, опять принялась озираться и оглядываться, но никого не обнаружила, и подумала, а не привиделось ли ей? Нет, слишком яркой и необычной была внешность визитёра. Николай не знал, что и подумать, поэтому решил, что пока надо принять меры предосторожности и действовать по обстоятельствам. Витюша охранял их стоянку, пока они разделывали и готовили принесённых охотниками уток. В напряжённом молчании прошёл и ужин, прерываемый лишь трескучим бахвальством Витюши о том, как весело он справится с нежданным гостем в случае его появления. Спать укладываться Маня стала поближе к Николаю и, несмотря на боязнь, усталость взяла своё и она быстро уснула. Николай невольно позавидовал Витюше, его неиссякаемой энергии и возможности обходиться без пищи и сна. Он тоже очень устал, глаза его смежились… Вдруг он подскочил, озарённый догадкой, и с ужасом увидел Мистера Крыса в тени, за деревом. Тот стоял и злобно улыбался. Снял шляпу и, приветственно помахав ею, сказал: