Текст книги "Игры по чужим правилам"

Автор книги: Марина Ефиминюк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 21 страниц)

Глава 14
Любовь и прочие странности

В преддверии майских праздников декан торжественно разорвал на мелкие клочки приказ о моем отчислении. Все еще не веря в избавление от висевшего над головой «дамоклова меча», я шагала по шумному коридору факультета и прижимала к боку ядовито-розового кролика, купленного в подарок лучшей подруге взамен потерянного.

Вокруг волновался студенческий океан. Из динамиков, прилепленных под потолком, лилась бодрая мелодия. Музыка в коридорах являлась нововведением, но у ректора точно начиналась мигрень от университетского радио, раз в час передающего тяжелый рок.

Я как раз проходила рядом с приемной ректората, когда неожиданно дверь отворилась, выпуская из кабинета высокого брюнета в ярко-зеленой тенниске. Чтобы узнать Филиппа, потребовалось некоторое время – синеглазый и загорелый, он походил на иностранца.

– Саша? – Ведьмак сверкнул белозубой улыбкой.

– Привет.

Конфузясь, мы по-приятельски обнялись. Едва не поцеловались в губы, по-птичьи ударились носами и, словно обжегшись, торопливо отстранились. Мое сердце грохотало отбойным молотком, и предательски порозовели щеки.

– Ты что здесь делаешь? – изображая удивление, спросила я.

– Восстанавливался в магистратуре.

– Серьезно?

– Еще как серьезно. Разве я не похож на студента? – кривовато ухмыльнулся Филипп и поправил кожаную сумку на плече, наверное, по стоимости сопоставимую с моей годовой стипендией.

– Вообще-то, не особенно, – протянула я и специально отошла на шаг, будто прикидывая на глазок, сколько в Вестиче «обычности». Он напоминал небожителя с журнальных разворотов. Внешность ослепляла глянцевой красотой, как если бы лицо отретушировали в специальной компьютерной программе. Что за Сила в нем вспыхнула? Вопрос на миллион очков. Похоже, сам Филипп столь кардинальных изменений не замечал или не придавал им значения.

– Сначала я честно пытался очаровать ректора, – с иронией продолжил визави, – но когда он в десятый раз отказал, то сдался и зачаровал.

– Очень по-человечески, – хмыкнула я.

– Я отдыхал на островах, – вдруг поделился он и поспешно добавил: – С Кошкой, конечно. Она снимала клип на эту свою песню, а я увязался за компанию.

– И как?

– Скверно. – Филипп закатил глаза. – Ты знаешь Лизин характер. Она умеет превратить отдых в сплошной стресс.

Смущенно улыбаясь, мы замолчали. Дружеская беседа окончательно исчерпала себя, и пауза затянулась до неприличия.

– Ну, мне пора, – вздохнула я. – Увидимся.

– До встречи, Александра. – Вестич согласно кивнул, но стоило отойти на пару шагов, как меня остановил его оклик: – Если хочешь, могу подвезти тебя.

Он даже не уточнил, куда придется ехать.

Подавив идиотскую улыбку, я развернулась. В кармане категорично звякнули ключи от семейного седана. Деля машину, мы с папулей каждый вечер устраивали шахматные бои. Накануне отец позорно продул партию, и авто досталось мне в единоличное пользование на целую неделю.

– Я еду к Катерине, – заявила я, намекая на розового кролика в руках.

– Это новый кролик или старого нашла? – пошутил парень. Игрушка ему явно не нравилась – возможно, навевала не слишком-то приятные воспоминания.

– Новый, – уверила я. – И мне нужно в дурдом.

– В дурдом с новым розовым кроликом? – переспросил Вестич. – Звучит неплохо.

На улице сочными красками цвела теплая весна. Погода наладилась, и город зазеленел. Перекидываясь ничего незначащими шуточками, мы добрались до преподавательской стоянки, где нежилось в солнечных лучах блестящее спортивное купе.

– Извини, я сегодня на спичечном коробке. Перетерпишь? – Парень галантно открыл передо мной дверь машины, но тут же предложил: – Обещаю не гонять, но если хочешь, поедем на метро.

– Ты обещал меня подвезти, а не проводить! – отказалась я от поездки в душной подземке. – Не переживай, автомобилей я больше не боюсь, у меня теперь фобия поинтереснее – темнота.

Лицо Вестича помрачнело.

– Но тем проще, что страх проходит, стоит включить свет, – с деланной беззаботностью уверила я и, пряча глаза, забралась в комфортный салон.

Темнота не пугала, вовсе нет, а вызывала буквально животный ужас. Каждая ночь погружала меня в бесконечные, сумбурные кошмары, в которых оживали мертвецы. И во сне всегда властвовала беспросветная тьма. Ни уличных фонарей, ни солнца, только огонь, разбитая машина и давно погибшие люди…

Мы ехали по запруженным проспектам, и ни о чем не говорили. С Филиппом было приятно помолчать, не чувствуя никакого смущения. Длинные паузы заполняла музыка. Тут заиграла знакомая песня о мире, в котором никогда не умирают хрупкие бабочки. Вестич увеличил громкость, просто нажав на руле кнопку. Никаких ведьмовских фокусов: щелчков пальцами или прочего. Жест, присущий обычному человеку, немало позабавил.

– Что? – изогнул брови ведьмак.

– Ничего.

– Мне просто песня нравится.

– Мне тоже нравится. Хорошая песня. – Пряча улыбку, я уткнулась носом в макушку плюшевого кролика, которого держала на коленях, и поинтересовалась с нарочитой небрежностью: – Больше не теряешь ключи от машины?

– Все время, – хмыкнул парень. – Больше всего злит, что на ключи нельзя позвонить, как на телефон, и узнать, где они лежат.

– А щелкнуть пальцами? – не удержалась я, припоминания давние уроки колдовства.

– Зачем? – искренне удивился Вестич, как будто всю жизнь только и делал, что рыскал по дому в поисках потерянных мелочей.

Когда мы добрались до клиники, ведьмак вдруг изъявил желание проведать Катерину, хотя знал ее только шапочно. У меня не повернулся язык ему отказать.

В хорошую погоду выздоравливающим пациентам разрешали дышать свежим воздухом во внутреннем дворике отделения. Территорию огораживали высокие стены с колючей проволокой, под каждым кустом дежурили охранники и медбратья, но все-таки короткие прогулки давали людям призрачное ощущение свободы и нормальности. Катя никогда не пропускала послеобеденный больничный променад.

– Почему мы вошли с черного входа? – полюбопытствовал Филипп, когда мы пересекали длинный коридор в отделении, ведущий к дверям в больничный парк. Пахло хлоркой, а на стенах висели плакаты, описывающие признаки всевозможных психических заболеваний.

– Из-за студентов, – туманно ответила я.

– О, ну, теперь все ясно, – насмешливо протянул парень.

Объяснения он получил незамедлительно. Стоило завернуть за угол, как мы наткнулись на ватагу молодых людей в белых халатах. Они внимательно внимали речи солидного рыжеволосого профессора и делали в блокнотах торопливые заметки.

– О, черт! – буркнула я и дернула Филиппа за руку, призывая сматываться в укрытие. Но было поздно – нас засекли.

– Запомните, друзья мои, – громыхнул басовитый тенорок отца, – наше отделение кишит великолепными образчиками прелюбопытнейших душевных недугов. Александра, подойди!

Папаня величественно махнул рукой, приказывая мне вернуться. Он любил устраивать практикантам «коридорные лабораторные», а потом, описывая друзьям-профессорам студенческие нелепости, долго и со вкусом хохотал над глупостью молодняка. Помнится, в прошлом году будущие светила психиатрии распознали во мне послеродовую хандру.

– Сказочно! – выругалась я сквозь зубы, вызывая в Вестиче сдавленный смешок. Вероятно, желая поразвлечься, он легонько подтолкнул меня к группке.

– Знакомьтесь, коллеги, мисс апатическая депрессия! – провозгласил отец, когда мы подошли достаточно близко, чтобы нас могли рассмотреть во всех подробностях.

– Привет, – буркнула я, затылком чувствуя, что ведьмак едва-едва сдерживает издевательский хохот.

– Здравствуйте, Константин, – вежливо поздоровался Филипп, не обращая внимания на то, как отец недовольно зашевелил заново отпущенными усами.

Папа, согласно кодексу отцов великовозрастных дочерей, минувших пубертатный период, категорично проигнорировал приветствие парня.

– Итак, господа студенты, какие признаки апатической депрессии вы можете определить в этой с виду вполне цветущей барышне?

Меньше всего, господа студенты обращали внимания на цветущую барышню. Молодой человек заинтересовал их куда как больше. Особенно женскую половину.

– Не тушуйтесь, – подначивал папуля, понимая, что присутствие моего заметного спутника подрубает успех «полевого» исследования на корню, – предлагайте версии.

– У нее была порезана рука, – заявил практикант, поправляя съехавшие на кончик носа тяжелые очки. – Из-за апатической депрессии у пациентов нередко возникают навязчивые суицидальные фантазии. Так что… – Он осекся, когда Филипп многозначительно кашлянул, намекнув, что парню лучше бы не умничать.

Швы мне сняли пару недель назад, и на предплечье остались заметные рубцы, которые не скрыла бы ни одна татуировка.

– А у молодого человека тоже есть диагноз? – с надеждой уточнила пухленькая девушка.

Возникла неловкая пауза. Отец окинул ведьмака недружелюбным взором. Родители у меня были, конечно, современные, свято чтили личное пространство и все такое прочее, но в некоторых вопросах, особенно когда эти вопросы касались Филиппа, проявляли нехарактерную узколобость. Для них парень единственной дочери, пусть и оставшийся в прошлом, являлся головной болью, от которой не помогали ни одни анальгетики.

– Есть, – фыркнул папаня, – но к психиатрии он не относится.

– Мы закончили? – перебила я отца, пока он не наговорил Филиппу каких-нибудь гадостей.

Услышав в моей интонации предупреждающие нотки, папа прочистил горло и, следуя давней традиции, спросил:

– Подводя итог, Александра, какой бы совет ты дала будущим психиатрам?

– Никогда не рожать детей! – угрюмо буркнула я и резко развернулась на пятках.

– До свиданья всем, – попрощался Филипп, выказывая удивительную вежливость, и быстро нагнал меня. – Значит, мисс апатическая депрессия?

– Без комментариев! – огрызнулась я, толкнув дверь во внутренний дворик.

Парк зеленел и шумел от ветра. Сквозь ветви прорывались косые солнечные лучи. Городская разноголосица проникала в тихую гавань едва слышным гулом, а воздух пах свежо и сладко, как за городом. Как в Гнезде, окруженным сосновым бором. На каменных скамьях сидели пациенты, и со стороны клиника для душевнобольных походила на самый обычный пансионат.

Катерина нашлась в самой глубине больничного сада. Рядом с ней на лавке сидел Андрей Сухов и, крепко сжимая ладошку девушки, читал какой-то роман. Они молчали. Катя жмурилась, подставляя улыбающееся лицо солнечным лучам, и выглядела абсолютно счастливой и спокойной.

– Ты его все-таки привезла! – обрадовалась болтушка, с хитрецой поглядывая на Филиппа. Прозвучало так, как будто она говорила именно о ведьмаке, а не о плюшевом зайце.

Андрей с хмурым видом покосился на Вестича, но все-таки подал руку для приветствия. Тот ответил на рукопожатие с секундной заминкой. Что говорить, переступить через давние разногласия мужчинам всегда сложнее, нежели женщинам. Наверное, потому что мы все-таки мудрее, зато в разы быстрее забываем о мудрости, а, враждуя, бьемся до последней капли крови.

– А вы, ребят, снова вместе? – без особых церемоний вопросила Катерина, забирая у меня кролика.

Мы с Филиппом переглянулись. Он как-то подозрительно ухмыльнулся и кивнул, предлагая мне ответить.

– Филипп меня подвез, – пояснила я.

– Ясно. – Подруга зачаровано изучала нас, а потом брякнула, не подумав ни разу: – А что ты со своей машиной сделала? Уже кокнула?

От насмешки, скользнувшей во взгляде ведьмака, захотелось провалиться под землю. Кажется, у меня вспыхнули даже уши.

– Судя по тому, как ты покраснела, машина осталась рядом с универом, – заключил Андрей. Сухова можно было понять, он уже устал от моих острот, по поводу их стремительного романа с Катериной, и теперь бессовестно мстил.

– Наша мисс апатическая депрессия побоялась, что детишки по дороге отберут кролика, и не стала рисковать. – Вестич явно наслаждался неловкой ситуацией. – Так что я вызвался в охранники.

– Хрюша тебе благодарен, – лукаво промурлыкала Катя.

– Хрюша?! – с деланным возмущением воскликнул Андрей. – Ты сказала, что дала своему кролику мое имя!

Лично я считала, что парочка идеально подходила друг другу. Двух таких болтунов еще поискать надо!

* * *

Поездка от больницы до дома моих родителей заняла в разы больше времени, чем обычно. Кажется, мы не пропустили ни одной пробки из тех, что вечер за вечером в любую погоду сковывали проспекты и улицы города. Складывалось ощущение, будто Филипп нарочно выбрал самый длинный и неудобный маршрут. Но мне все равно не хотелось выходить из машины, когда ведьмак остановился напротив моего подъезда.

– Ну, пока? – с вопросительной интонацией, неуверенно пробормотала я и едва удержалась о того, чтобы пригласить Вестича на чай или на кофе. Ну, или еще на что-нибудь, хотя бы на очередную дружескую беседу.

– До встречи, Александра. – Согласился парень.

Снова последовал неловкий, целомудренный поцелуй в щеку, вызвавший в Вестиче издевательскую улыбочку. Определенно, он развлекался, следя за моими безуспешными стараниями вести себя по-приятельски.

– Не пропадай, мой конопатый друг, – прощаясь, подмигнул Филипп.

Когда я поднялась домой, то, спрятавшись за занавеской, выглянула в кухонное окошко. Во дворе гуляли мамаши с детьми, ребятня носилась по детской площадке, проезжали автомобили соседей, а пятачок перед подъездом уже пустовал.

Ведьмак уехал, и меньше всего я ожидала обнаружить его на пороге, когда неожиданно квартиру огласил настойчивый звонок в дверь. Опираясь рукой о косяк, Филипп тяжело дышал, как будто поднимался до одиннадцатого этажа по лестнице. Губы были крепко сжаты, а лицо заливала смертельная бледность. У меня нехорошо екнуло сердце.

– Можно войти? – хрипловато спросил он.

– Конечно. – Поспешно согласилась я. – Входи.

Вестич ворвался в нашу маленькую прихожую, как ураган. В гробовом молчании, сцепив пальцы на затылке, он замер в распахнутых дверях гостиной. Солнечный свет очерчивал контуры высокой, крепкой фигуры, и чудилось, будто вокруг ведьмака мерцает желтоватая аура. Его напряжение ощущалось даже на расстоянии.

– Филипп, – осторожно позвала я, разглядывая затылок парня, – что-то случилось?

– Ты можешь не перебивать меня и просто послушать?! – раздраженно рявкнул он.

Я по-глупому моргнула и огрызнулась:

– Не могу, потому что ты молчишь!

Вестич глубоко вздохнул и, сунув руки в карманы, повернулся. Мы смотрели глаза в глаза, а от дурного предчувствия у меня все сильнее подводило живот.

– Ты забыла свой браслет в Гнезде, – наконец, вымолвил Филипп и протянул знакомую веревочку с железными бусинами.

– Да, собственно, я его не забывала… – сморщившись, смущенно призналась я.

– Знаю. – Прожигая меня тяжелым взглядом, ответил тот. – Возьми! Это древний оберег, а не простое украшение.

– Отчего меня оберегать? – удивилась я, не желая даже прикасаться к подаренному Заккари украшению.

– От мертвецов, – последовал короткий ответ.

– О… – пробормотала я и поспешно скрестила руки на груди, не позволяя себе поддаться искушению и забрать шнурок.

Уходя – уходи. Сжигая мосты – не думай, что вернешься обратно. И не жалей. Оставляя подарок, я навсегда прощалась с семьей Вестич.

– Возьми! – с нажимом произнес Филипп. Подойдя, он силой заставил меня разжать руки и вложил браслет в ладонь.

– Ладно. – Я спрятала амулет в кулаке, чувствуя ледяной холод железных бусин. – Ты поэтому вернулся?

Парень молчал. На лице ходили желваки, как будто он был сильно раздосадован.

– Я так больше не могу! – наконец, резко произнес Филипп.

– В каком смысле?

– Все эти приятельские отношения… просто смех. Я пытаюсь сказать, что присутствие Заккари в твоем прошлом меня волнует гораздо меньше, чем отсутствие тебя в моем настоящем! Если на первое я плевать хотел, то от второго – подыхаю!

– Очень образно, – оторопев, пробормотала я и отступила на шаг. Ноги стали непослушными, а внутри завязался крепкий узел. Чувствуя, что прямо сейчас упаду, я присела на пуфик.

В фильмах мучительные для главных героев моменты нарезают короткими кадрами, накладывают грустную музыку, чтобы зритель проникся драмой, но не успел заскучать. К сожаленью, реальность – не кино, ее невозможно смонтировать. Каждый проклятый день, каждую бесконечную минуту после ведьмовства мне приходилось переживать с болезненной занозой, сидевшей в сердце. Однако я сознательно пошла на разрыв, потому что это было правильно, потому что хотела остановить вражду между братьями. Разве поступать правильно – это плохо?

– Саша, вернись. – В глубоком баритоне Филиппа прозвучали незнакомые умоляющие нотки. – Не знаю, что еще добавить.

– С признаниями у тебя явная беда, – отозвалась я, путаясь в метавшихся мыслях.

Ведьмак изменился в лице и побледнел еще сильнее. Вот уж не думала, что загорелый человек может так побледнеть!

– Честное слово, лучше бы ты сказала «спасибо»!

Растерянно оглядевшись, точно удивлялся, каким волшебным образом очутился в тесной прихожей, он направился к двери. Во мне что-то сломалось: угасла решимость, растворилась непреклонность.

– Подожди! – дрогнувшим голосом остановила его я. – Назови хотя бы одну по-настоящему стоящую причину, почему мы должны быть вместе.

Уже схватившись за дверную ручку, ведьмак помедлил. Острый, пронизывающий до костей взгляд пугал. Я не отвела глаз. Не в этот раз.

– Какую причину ты хочешь услышать, Саша? – тихо уточнил Филипп.

– Понятия не имею. – Я пожала плечами. – Это же твое признание.

– Я люблю тебя. Это стоящая причина?

Внутри появилась странная легкость. Наверное, если бы я подпрыгнула, то обязательно воспарила над полом, как воздушный шарик. Собственные слова прозвучали как будто со стороны:

– Самая стоящая…

Заключение

В коридоре общежития было людно. Ученицы закрытого английского пансионата торопились успеть на занятия до звонка. Непунктуальность считалась дурным тоном, а за дурной тон в школе строго наказывали: заставляли мыть полы в столовой или же отправляли в прачечную помогать смотрительнице.

Темноволосая Мари, одетая в школьную форму, распахнула дверь в одну из спален. Обстановка в комнате царила спартанская: казенная мебель, плакат известного английского певца на стене (послабление перед школьными правилами), идеальный порядок.

Из окна пятого этажа был отлично виден школьный двор, выложенный потемневшими от сырости плитками, а за высокой каменной стеной расстилались изумрудные холмы. Небо, как всегда, хмурилось, собираясь посыпать окрестности дождем. Даже не дождем, а мелкой пудрой, прозрачными бусинками оседавшей на волосах и одежде.

За столом, перед раскрытым лэптопом, сидела девочка и что-то быстро печатала. По экрану бежали узкие строчки, незнакомые русские буквы выстраивались в слова.

– Снежа, мы уже опаздываем! – позвала Мари и подтянула съехавший с колена полосатый чулок.

– Не важно, – отозвалась девочка. В ее речи слышался резковатый славянский акцент, обычно оскорблявший слух добропорядочных британцев. – Сейчас письмо допишу и пойдем.

– Уже десятое, – заметила англичанка и мечтательно вздохнула: – Жаль, что ему нельзя отвечать. Так и представляю, чтобы он тебе написал!

– Я бы никогда не стала тебе переводить его письма! – с раздражением фыркнула Снежа.

Безответные послания своему парню, живущему в далекой и непонятной России, она писала каждую неделю. Филипп был гораздо старше возлюбленной, к тому же приходился ей сводным братом (конечно, ничего криминального или мерзкого – парня усыновил дядька Снежаны). Родители девочки отослали ее в Англию, дабы прекратить скандальный роман, и теперь парочка скрывалась ото всех на свете. Их чувства находились под запретом.

Снежа пощелкала мышью, отправляя электронное послание. Окно свернулось, и на экране появилась фотография потрясающе красивого брюнета с удивительными синими глазами. От загадочного взгляда из-под полуопущенных ресниц даже у Мари сжималось маленькое сердечко. По ночам, прежде чем заснуть, она фантазировала, что Филипп влюблен именно в нее и мечтала увидеть парня своей мечты вживую.

– Ты уверена, что он сможет приехать за тобой перед каникулами? – любуясь лицом брюнета, зачаровано спросила Мари.

– Конечно. – Соседка захлопнула крышку лэптопа. – Он обязательно заберет меня из этого жуткого места, и мы сбежим на другой конец света. Куда-нибудь на острова! Филипп любит острова.

Девочка повернулась на стуле и тряхнула длинными светло-русыми волосами. Мари каждый раз изумлялась, как сильно изменилась внешность соседки. За считанные дни из простой дурнушки та превратилась в настоящую красотку.

На губах Снежаны играла загадочная улыбка, а в пронзительно синих, колдовских глазах, светилось нетерпеливое предвкушение счастья.