Текст книги "Несгибаемый (СИ)"

Автор книги: Марина Агекян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

– Всё… всё хорошо, но… Вы всегда подаете своим гостям яйца пашот? Я ведь не говорила, что люблю яйца, приготовленные именно так. И горячий шоколад… Откуда у вас клубничный джем?

Девушка выглядела озадаченной, будто ее спрашивают о том, о чем никогда никто и не думал спросить.

– Миссис Ходжс всегда заготавливает много клубничного джема. У нее он получается отменным. Уверена, вам понравится.

Сказав это, она присела в реверансе и удалилась, оставив удивленную Клэр одну, которая никак не могла понять, что же только что произошло. Ее снедало странное беспокойство. Неужели в постоялых дворах подают именно такие завтраки? Но откуда она могла знать наверняка, если никогда не останавливалась в подобных местах?

Клэр все же съела завтрак, а потом спустилась вниз, и они вновь тронулись в путь так же по расписанию, ровно в семь.

Эрика нигде не было видно. Не было видно даже его коня. Было такое ощущение, будто он стал почти невидимой силой, которая и управляла всей этой процессией. Силой, которая управляла и ее жизнью. Клэр не могла понять, почему ей было так важно увидеть его, хотя бы мельком, но ей казалось, что вместе с ним она потеряет связь с реальностью, растеряет и все свои мечты, которые с такой беспечностью отдала ему. Отдала человеку, который когда-то внушал ей доверие, а теперь от всего этого не осталось и следа.

Дождя не было, но небо было затянуто такими же тяжелыми серыми тучами, как и вчера. И не успели они проехать и двух часов, как снова зарядил проливной дождь. Когда еще через два часа дождь усилился настолько, что вновь стало трудно разглядеть дорогу, их карета, наконец, свернула с главной дороги. Ветер завывал так сильно, что лошади испуганно ржали. Колеса едва катились по абсолютно размытым дорогам. Они с трудом подкатили к небольшому домику близ деревушки Конингтон, куда с поспешностью завели Клэр.

Домик оказался местной гостиницей, где обычно по пути в Питерборо путники могли передохнуть и подкрепиться. Комнаты в гостинице были свободны, но Клэр почему-то испытала облегчение, когда узнала, что камин еще не затопили. И поесть еще не приготовили. Но все это сделали для нее с такой молниеносной быстротой, что она даже не заметила этого.

Погода портилась прямо на глазах. Все же засверкала молния, и загремел сильный гром так, что порой тряслись стекла в рамах. Было трудно представить, что в такой дождь можно продолжить путь. Клэр оставалась в своей комнате до тех пор, пока не стало очевидно, что к ней никто не придет, чтобы сообщить, когда они выедут и выедут ли вообще. Она чувствовала себя не только брошенной на произвол судьбы. Было такое ощущение, будто о ней и вовсе позабыли. Будто она пустое место, вещь, которую без спроса можно передвигать, перемещать или оставить…

Разве такой жизни она хотела? Разве этого добивалась? Разве этого просила у своего супруга, который спешил от нее избавиться? Его отчужденность и нежелание видеться подтверждали ее опасения. Он действительно спешил избавиться от нее, спешил доставить ее к человеку, которого она любила. И пусть это могло бы стать ее спасением, Клэр вдруг поняла, что задыхается от этой поездки. От этой бесконечной дороги.

Она не могла больше сидеть в комнате. Накинув на плечи свою любимую кашемировую шаль, Клэр шагнула к двери, распахнула ее, готовая шагнуть вперед, но столкнулась с мистером Шоу, который, вероятно, собирался постучаться, и остановилась.

– Мистер Шоу?

– Миледи? – спросил он обеспокоенно. – Что-то случилось? Вам что-то нужно?

– Нет, но… – Она огляделась по сторонам, надеясь хоть где-то увидеть Эрика. Но его и сейчас нигде не было видно. – Когда мы выезжаем?

– О! – Шоу замялся. – Я как раз пришел для этого. Сегодня мы останемся здесь. В такую погоду милорд не планирует двигаться в путь.

Ее не удивило то, что за нее уже всё решили. Клэр удивилась тому, как это подействовало на нее. Ей было так горько, и вместе с тем ее возмущало то, как с ней продолжали обращаться. Возможно, она не должна была гневаться на Эрика, потому что он пытался исправить то, что сам же натворил, но она не просила развода, прекрасно зная, что это ничего не решит.

Клэр даже не думала, что здравый смысл посетит ее тогда, когда она была растеряна и полностью раздавлена. Но неужели Эрик полагал, что, игнорируя ее, тем самым решит их проблемы?

Она была раздосадована и сердита на него. Клэр до боли сжала ручку двери, желая поскорее закрыть ее, но мягкий голос Шоу остановил ее.

– Миледи, если вам что-то понадобится, пошлите за мной.

Клэр горько покачала головой.

– Мне ничего не будет нужно.

И закрыла дверь, отрезая себя от мира, который больше не понимала. Мира, который продолжал быть враждебным к ней. Что бы она ни делала.

Но что она могла поделать, чтобы хоть как-то вернуть душевное равновесие? Подумать о Клиффорде, который забыл о ней? Который должен был принять ее, чтобы ей дали развод? Чтобы она, наконец, обрела долгожданное счастье?

Боже, сейчас она не счастья хотела! Клэр хотела, чтобы ей вернули ее жизнь, дали ей право дотронуться до своей жизни, хоть какой-то части ее собственной жизни, которая больше не принадлежала ей, потому что земля медленно уходила у нее из-под ног.

Сжимая в руке биографию Сальери, которую взяла в дорогу, Клэр смотрела на страницы и не могла разобрать ни единого слова. У нее разрывалось сердце, у нее туманилось перед глазами от невыплаканных слез. У нее не было сил даже для того, чтобы выплакать свою боль. Потому что и это не поможет. Она даже не знала, что теперь может ей помочь.

Отложив в сторону книгу, которую так и не смогла прочитать, все еще в платье из темно-желтого тяжелого атласа, которое так и не сняла, Клэр подошла к окну и взглянула на кромешную тьму ночи. Дождь продолжал лить как из ведра, но он не мешал какой-то особой тишине окутать землю. Тишина, которая должна была хоть на время помочь Клэр, но даже это не помогало. Тяжело вздохнув, она направилась к столу, чтобы выпить воды, но графин оказался пуст. Она уже выпила всю воду.

Было уже поздно. Часы на стенах показывали полночь. В гостинице все давно должны были лечь спать, поэтому Клэр не смогла бы позвать к себе служанку. Взяв в одну руку графин, а в другую одинокую свечу, она двинулась к двери, горя желанием хоть бы на некоторое время выбраться из своего убежища, которое стало похоже на настоящую тюрьму. Хотя бы сейчас она могла что-то решить и сделать сама, хоть что-то, что-то доказывающее, что какая-то часть жизни все же принадлежит ей.

В коридоре было темно и пусто. Подняв повыше свечу, Клэр повернула направо и пошла по длинному коридору, надеясь, что сможет найти кухню или человека, который наполнит ее графин водой. Не жажда вела ее. Вода стала необходима только для того, чтобы доказать, что она все еще на что-то способна.

Клэр уже было дошла до лестницы, по которой полагалось спуститься вниз, когда дверь напротив распахнулась и в проеме появилась большая мужская фигура. Это напугало ее так сильно, что она попятилась и чудом не уронила графин и свечу.

– Боже, – прошептала Клэр, дрожа всем тело.

– Клэр? – Это было Эрик. И он изумленно смотрел на нее. – Что вы делаете?

Что она делает? Клэр не могла унять бешеные удары своего сердце. Не потому, что страх не покидал ее. Она не видела его со вчерашнего дня и была невероятно сердита на него, но не понимала, откуда на нее нахлынуло облегчение.

Облегчение от того, что она вновь видит его. Пусть даже такого хмурого, неприступного, почти чужого…

– Я… – она не договорила.

Свеча осветила стальное выражение лица мужчины, который вышел в коридор и шагнул прямо к ней. На нем не было плаща, на нем не было ни сюртука, ни шляпы, ни жилета, ни даже шейного платка. Одна лишь белая рубашка, которая в темноте ночи выделяла его невероятно широкие плечи. Когда-то Клэр гадала, подбивает ли он свою одежду ватой, чтобы подчеркнуть свою мужественность и силу, но теперь отчетливо видела, что в этом не было абсолютно никакой необходимости. Он был невероятно сильным и таким большим, что она почувствовала себя совсем крошечной рядом с ним.

Он казался большим еще и потому, что его тень, отбрасываемся за ним ее свечой, увеличивала его в размерах, делая его просто огромным.

– Что случилось? – спросил он уже с беспокойством, продолжая приближаться. – Почему вы не послали за Шоу?

Вот опять, почему он считает, что она не может обойтись без посторонней помощи?

– Может быть потому, что мне не нужна помощь. Я могу справиться сама.

Он остановился в шаге от нее и выглядел таким рассерженным, что Клэр даже испугалась его. Еще и потому, что черные растрепанные волосы падали ему на лоб, делая его еще более устрашающим.

– Вам следовало кого-то позвать.

Жесткая требовательность в его голосе привела Клэр в чувство достаточно, чтобы она перестала съеживаться.

Выпрямив спину, она подняла голову так, чтобы заглянуть ему в глаза. Но Боже, он действительно был высоким. Таким огромным, почти как в тот первый день, когда она увидела его в музыкальной комнате его отца рядом с роялем.

– Я не нуждаюсь в помощи, когда хочу выпить воды.

Эрик смотрел на нее непреклонно, почти угрожающе, но к ее немалому изумлению он вдруг вздохнул, а потом его плечи опустились. И все негодование разом улетучилось из него.

– Клэр, – с некой тревожной беспомощностью прошептал он, подняв руку, а затем провел ладонью по застывшему лицу.

А когда опустил руку, Клэр поразилась перемене, которая произошла в нем. Она с каким-то благоговейным ужасом узнала в стоявшем перед собой человеке того самого, которого повстречала в музыкальной комнате его отца. Одинокого, замкнутого, чуткого мужчину, который не позволил ей упасть. Грусть на его лице не могла остаться незамеченной. Грусть глухая и затаенная, похожая на усталые страдания, при виде которых у нее невольно сжалось сердце. Это потрясло ее до глубины души, потому что только начинало казаться, будто они совсем чужие друг другу, как перед ней являлся человек, которому она отдала свои секреты.

Человек, в чьих руках ее секреты могли бы быть в полной безопасности.

Как и она сама.

– Я хочу просто выпить воды.

Взгляд его смягчился. Эрик внезапно подошел к ней почти вплотную, протянул руку и незаметно отобрал у нее графин.

– Стой здесь и никуда не уходи, пока я не вернусь.

Сказав это, он развернулся и стал спускаться вниз по лестнице. И только когда он скрылся за поворотом первого этажа, Клэр поняла, что затаила дыхание и замерла, не в состоянии пошевелиться. Она не могла в это поверить, но снова он проявлял заботу о ней тогда, когда ей казалось, будто он совсем позабыл о ней. Когда было очевидно, что он не желает иметь с ней ничего общего.

Ей пришлось ждать недолго, потому что вскоре Эрик вернулся с полным графином воды. Ее потрясение медленно сменилось замешательством. Она не знала, где он набрал воду, но сейчас не это имело значение. Клэр не могла оторвать взгляд от его сурово-сосредоточенного лица, которое в свете свечи казалось таким… Она не могла этого объяснить, ведь видела его лицо много раз. Прямые черные брови, чуть кривоватый нос, который нисколько не умалял его мужественности, выразительные скулы, мягко ниспадающие на широкий лоб черные густые волосы и четко очерченные губы…

Губы, которые ее когда-то поцеловали. Почему-то память сохранила об этом такое яркое воспоминание, будто это произошло только что. Легкий трепет внезапно охватил ее с ног до головы, вернув почти забытые ощущения.

И глаза… серо-голубые, иногда мерцающие, иногда пылающие, глубоко посаженые под хмуро надвинутыми бровями глаза, которые она видела сотни раз.

Клэр не могла дышать, уверенная, что сердце ее сейчас выпрыгнет из груди. Она не могла понять, что происходит, но ей казалось, будто она впервые видит того, кого видела сотни раз, но кого никак не могла узнать. А возможно слишком хорошо знала, слишком хорошо помнила, чтобы забыть.

– Клэр? – послышался его тихий, встревоженный голос. Он еще ближе подошел к ней. – Всё хорошо?

Хорошо? Почему он подошел так близко? Так близко, что она почувствовала запах сандалового дерева и специй. А потом ошеломленно поняла, что так пахнет Эрик.

– Вы… вы принесли воду? – прошептала Клэр, продолжая до дрожи хорошо чувствовать этот непостижимый запах.

– Да… вот. – Он опустил взор на графин, который держал длинными пальцами, затем снова взглянул на нее. А потом вновь сделал то, что поразило Клэр. Он отобрал у нее еще и свечу, затем развернулся и кивнул ей через свое широкое плечо: – Пойдемте, я провожу вас. Здесь может быть небезопасно.

Небезопасно? Боже, он действительно волновался за нее! А теперь собирался позаботиться о том, чтобы она благополучно скрылась в своей комнате. Это не укладывалось в голове, но это было так. И Клэр пошла за ним не просто потому, что у нее не было выбора. Высокая фигура с длинной тенью поманила ее за собой так, что она не смогла противиться ему. Не смогла так же, как на музыкальном вечере ее дяди, когда Эрик пригласил ее на танец. Как и на следующее утро, когда пригласил на прогулку. Она не смогла отказать ему даже сейчас и понятия не имела, почему так поступает.

Она просто не могла отказать ему…

Оказавшись у дверей ее комнаты, Эрик вошёл внутрь и направился к столу, на котором лежала биография Сальери, а потом поставил туда графин и свечу и обернулся к ней. На этот раз горевший позади него камин освещал его фигуру так, что Клэр снова обнаружила, что не может отвести от него взгляда. Еще и потому, что свет просвечивался сквозь тонкую батистовую материю рубашку, высвечивая его большую фигуру.

– Вам нужно что-нибудь еще? – спросил он, пристально глядя на нее.

Зачем он продолжает стоять и так странно смотреть на нее? Зачем заговорил так, что напряглась его шея? Так, что невозможно было не заметить его выразительный кадык. Клэр замерла у порога, не в состоянии пошевелиться. И как завороженная смотрела на его кадык, который дернулся еще раз, когда он что-то сказал. Но она не услышала его. И не видела ничего, кроме этой небольшой выпуклости, которая так забавно подергивалась, приковывая к себе всё ее внимание. Такая крошечная, но она вызывала в ней такое сильное смятение, что Клэр даже позабыла о том, что ей следовало сделать.

На этот раз вид кадыка не удивил ее. Она уже знала точно, как он выглядит. На этот раз нечто большее тревожило ее. Какое-то странное чувство охватило ее, не позволяя даже дышать. Клэр чувствовала гулкие удары своего сердца. Чувствовала, как дрожат руки и слегка кружится голова. Поэтому и не заметила, когда Эрик подошел к ней. Встал перед ней так, что заслонил собой всё вокруг. Вскинув голову, она заглянула в его мерцающие глаза, понимая, что сейчас от волнения у нее выскочит сердце.

Боже, что с ней такое?

– Клэр, вам нужно что-то еще?

Да, она бы хотела понять то, что происходило с ней. Что происходило сейчас. Хотела знать, с какой стати он помогал ей, если собирался отдать другому, а потом развестись. Человек, стремящийся к разводу лишь для того, чтобы исправить собственные ошибки, не стал бы заботиться о жажде той, с кем собирался развестись. И уж тем более не стал бы смотреть на нее с такой неподдельной щемящей болью, от чего защемило ее собственное сердце.

Инстинктивно подняв руку к горлу, Клэр покачала головой.

– Нет.

Кивнув, Эрик развернулся и вышел из комнаты. Взявшись за ручку двери, он стал прикрывать ее, но не сделал этого до конца.

– Закройте дверь на ключ. Здесь действительно может быть небезопасно. Спокойной ночи.

Сказав все это, он стал выжидающе смотреть на нее до тех пор, пока Клэр не поняла: он хочет, чтобы она при нем заперла дверь на ключ. Едва дыша, она подошла к двери на дрожащих ногах, и когда он прикрыл ее, повернула ключ в замочной скважине. А потом обессилено привалилась к двери и закрыла глаза, ощущая такую слабость в коленях, что боялась упасть.

Боже праведный, что сейчас произошло? Почему она до сих пор ощущала запах сандалового дерева и специй?

Утром, когда ей подали горячий шоколад и тосты с клубничным джемом, Клэр поняла, что происходит что-то странное. О чем она не могла больше промолчать. Особенно после того, что произошло ночью.

На время, отбросив в сторону все мысли о Клиффорде, Клэр попыталась сосредоточиться на настоящем. И на человеке, который продолжал делать вещи, на которые она не могла не обратить внимания. Которые не могла игнорировать.

Выйдя на улицу и увидев карету, Клэр стремительно направилась к ней, ища Эрика обеспокоенным взглядом.

– Миледи, доброе утро, – улыбнулся ей молодой Алан, открывая дверь кареты.

Клэр остановилась.

– Доброе утро, Алан. Как поживаете?

Парень вдруг покраснел и смущенно убрал от двери руку.

– О, миледи, благодарю, все хорошо. А вы как?

– Всё… всё хорошо, Алан, – рассеянно ответила она и снова не сдержавшись, огляделась по сторонам, ощущая волнение во сто крат сильнее того, что испытала ночью, когда в проеме двери появилась внушительная фигура ее мужа. – А где… милорд?

– Он встал очень рано и поскакал вперёд. Сказал, чтобы мы не ждали его и ехали, как только вы будете готовы.

– О, – молвила Клэр, не замечая, как разочарование охватывает ее. Надо же, а она решила, что после того, что было ночью, он не станет избегать ее. Но что произошло ночью? Он просто принес ей воды. Ничего необычного не произошло. За исключением того, что она не могла забыть запах сандалового дерева. И уж тем более не могла оставить без внимания то, что ей уже в который раз приносят ее любимый завтрак. Она внезапно вспомнила тост с клубничным джемом, который лежал перед ней наутро после свадьбы. И только сейчас поняла, что это мог сделать только Эрик. Он с пугающей решительностью увозил ее в Шотландию, чтобы дать ей развод, но сам при этом делал то, что не стал бы делать никто. Заботился о ее завтраке, о ее самочувствии и безопасности тогда, когда это действительно не должно было больше заботить его. Ощутив почти непреодолимое желание поговорить с ним, Клэр твердо взглянула на Алана. – Когда увидите своего хозяина, будьте добры, передайте ему, что я желаю его видеть. И как можно скорее.

Когда она села в карету, и дверца закрылась, Клэр вдруг с ужасом поняла, что не представляет, как начнет разговор, когда Эрик действительно придет к ней.

Если придет.

Глава 9

Эрик не помнил, бросил ли монету уличному мальчишке из Питерборо, который доставил ему газету, но едва Алан догнал его и передал послание, как Эрик развернул коня и помчался обратно к своей карете.

Клэр хотела его видеть?

Господи, что-то случилось?

Он был уверен, что ничего не может произойти. Ничего и не должно было произойти, потому что они благополучно выехали из гостиницы.

Ничего не имело право произойти. Особенно после того, что было ночью.

Что было ночью?

Эрик не мог уснуть, сидя в своей маленькой ничем не примечательной комнате и глядя на игру витиеватых теней, которые отбрасывала свеча на столе. Свеча подрагивала и скоро обещала догореть, являя собой дух уходящего времени, которое с такой стремительностью ускользало от него. Время, которого почти не осталось. У него не было ничего, кроме времени. Но и оно должно было закончиться, рано или поздно.

И тогда наступит тишина, которая прежде казалась исцеляющей. Тишина, потревоженная чарующей мелодией, уже будет не та. Тишина полностью поглотит его и тогда не останется даже времени.

Совсем скоро они подъедут к границам Шотландии и, если повезет, через день окажутся в Эдинбурге. Все шло по плану, все шло так, как должно было идти.

За исключением того, что в этом не было ничего хорошего.

Эрик должен был испытать облегчение от того, что скоро выполнит возложенную на себе миссию и, наконец, исполнит желание Клэр. Сумеет вернуть ей потерянную любовь. Вот только никакого облегчения он не испытывал. Всё, что угодно, но только не облегчение.

Перед глазами мелькнул образ прелестной девушки в лучах дневного солнца, которая смотрела на него и улыбалась. Улыбалась так, будто в мире не существовало никого, кроме него. Смотрела так, как не смотрел никто до нее. На одно короткое мгновение Эрик поверил в то, что существует нечто более целебное, чем тишина. Теплота от улыбки могла согреть те омертвевшие части его души, до которых не добирался бы ни один крохотный лучик надежды.

Надежда… что он знал о надежде? Разве он мог положиться на это хрупкое, ненадежное создание? Надежда однажды уже поработила и разрушила его. Разрушила всё то, что внезапно появилось. И внезапно исчезнет.

Скоро должна была наступить тишина. Тишина, которая уже поднимала свою отяжелевшую ногу. Только для того, чтобы потом раздавить его.

В тишине не было ничего хорошего.

Он не мог пошевелиться, скованный немыми цепями. Не мог даже поднять руку, чтобы погасить свечу, фитиль которой еле мерцал в расплавленном от жара воска. Эрик ничего не ощущал, какое-то пугающее онемение остановило в нем пульс жизни, почти так же, как два месяца назад разрушилась вся его жизнь.

Пустота нагнала его и вновь собиралась подчинить своей глухой силе.

Он смотрел на игру света и теней и пытался смириться с тем, что должен был сделать.

Дорога в Эдинбург была неизбежна, и он должен был доставить туда Клэр. И ни в коем случае не должен был попадаться ей на глаза. Это было опасно. Очень опасно. Эрик слишком хорошо понимал это, поэтому держался от нее как можно дальше. Иначе все благополучие миссии окажется под угрозой, а он не мог этого допустить. Он слишком много сил приложил для того, чтобы эта поездка состоялась, вот только…

Только Эрик не предполагал, что всё будет настолько сложно.

Потому что ему приходилось прикладывать почти нечеловеческие усилия для того, чтобы не искать встречи с Клэр. Чтобы даже не вздумать остановиться по дороге, чтобы увидеть ее лицо, мельком выглянувшее из окна кареты.

Поэтому нужно было выбирать самую дальнюю комнату в гостиницах, самое неприметное место подальше от нее, чтобы пообедать наспех и тронуться в путь.

Так было бы легче примириться с дорогой. Так будет легче для них обоих вынести эту дорогу. Она должна была бы обрадоваться этому. Эрик никак не мог позабыть ее заплаканное лицо в брачную ночь, когда она ждала, действительно ждала, что он применит силу.

Глупенькая, какая она все же глупенькая…

Он обещал, что сбережет ее сердечко. Вот только…

В какой-то степени Эрик не мог полностью игнорировать ее. Она зависела от него, и он должен был быть уверен в ее безопасности. Должен был знать, что она доставлена в надежное место, что за ней ухаживали как следует, приносили вовремя еду, что ей не холодно, что она…

Иногда, он всё же должен был лично убедиться, что она в безопасности.

Но эти мимолетные встречи отнимали у него почти все силы, делая его совершенно беспомощным. В первый же вечер, когда он появился, чтобы пожелать ей спокойной ночи, она с такой невыносимой грустью посмотрела на него, что у него едва не разорвалось сердце. Господи, ее взгляд! Он творил с ним невероятные вещи. Она выглядела такой одинокой, такой разбитой и несчастной, что Эрик с трудом удержался от того, чтобы не подойти и не обнять ее. Она выглядела так, будто никто в мире не смог бы помочь ей. Он задыхался от потребности коснуться ее, утешить и заверить, что никогда больше не обидит ее, ни за что на свете не расстроит, что сделает всё возможное, чтобы она была счастлива.

Но не сделал этого, до ужаса боясь того, что коснувшись, он не сможет потом отпустить ее, не сможет забыть ее…

Вот, в кого он превратил ее, некогда цветущую, полную жизни и мелодии девушку, которая сама того не ведая озарила его пустую жизнь, а теперь от той девушки не осталось и следа.

Он должен был держаться от нее подальше, потому что не смог бы еще раз увидеть ее затравленные, полные ужаса и боли глаза.

Глаза, которые снова посмотрели на него, когда он увидел Клэр в пустом коридоре, куда вышел, едва услышав шаги. Увидел во мраке ночи. Ей нужна была вода, но почему она никого не послала за водой? Почему не подумала, что это может быть опасно!

Но как он мог рассердиться на нее, если его сердце замерло в груди, когда свет одинокой свечи осветил до боли знакомое лицо? Темнота проглотила всё ненужное вокруг, оставив только Клэр. Боже, она была так красива в темно-желтом, расшитом кружевами у овального выреза, платье с короткими пышными рукавами, что вся его выдержка и решимость держаться от нее подальше полетели ко всем чертям. Он был настолько захвачен волшебным видением с большими глазами и полураскрытыми губами, которые однажды уже целовал, что не мог думать ни о чем, кроме как еще раз прижать ее к себе. Как он мог сделать ей выговор за безрассудство? Как он мог вообще сердиться на нее?

Потребность дотронуться до нее, чтобы убедиться, что она настоящая, что не выдумка его жизни, была столь сильна, что Эрик не смог устоять. Еще и потому, что хотел убедиться, что может касаться ее. До сих пор может. Сумеет сделать то, что не смог бы сделать с кем-либо другим.

И снова она так странно смотрела на него, будто не понимала, кто стоит перед ней. Выглядела слегка растерянной и сбитой с толку. Но глаза… Клэр смотрела на него так, будто пыталась по-настоящему увидеть его. Будто хотела что-то увидеть.

Она не должна была смотреть на него так.

Ведь он разрушил ее жизнь. Она должна была ненавидеть его. Эрик был уверен, что она ненавидит его. Ненавидит так, как делала это, стоя в спальне его городского дома и заявляя, будто он только силой может чего-то добиться.

Разве такого он хотел? Разве хотел, чтобы все обернулось кошмаром?

Покачав головой, Эрик спрыгнул со своего коня и, оказавшись у кареты, распахнул дверь, вошёл внутрь, и карета снова тронулась в путь. Обернувшись, он тут же увидел застывшую, почти съежившуюся Клэр на противоположном сиденье, которая удивленно смотрела на него.

– Вы звали меня?

Она смотрела на него так, будто не ожидала, что он на самом деле придет.

И это внезапно рассердило его. Он не спал всю ночь, у него было скверно на душе. У него болело все тело, болело всё, что только может болеть. Эрик собирался ускакать еще дальше от кареты, чтобы только не столкнуться с ней. Чтобы позаботиться об их следующей остановке. Ночное столкновение с Клэр так сильно подействовала на него, что Эрик боялся новой встречи. Его страшила мысль о том, что при свете дня, когда все недосказанности и сомнения отпадут, он на самом деле увидит в ее глазах презрение, ничем не прикрытую ненависть за всё то, что сделал с ней.

Он знал совершенно точно, что не вынесет ее ненависти, хотя полностью заслужил этого. Но к своему полному ужасу Эрик даже при свете дня никакого презрения не обнаружил в глубинах темно-золотистых глазах.

Ее взгляд был полон негодования, будто она не могла что-то понять. С ней что-то было не так. Она выглядела взволнованной. Это обеспокоило его настолько, что Эрик подался вперед.

– Клэр? Что такое? – спросил он уже более мягко.

Она вздрогнула, выпрямилась на месте и опустила голову. Эрик заметил, как она теребит в руке края красивой кашемировой шали, которую накинула на плечи. На ней было всё то же вчерашнее тёмно-лимонное платье, в котором она казалась такой юной, такой невинной и ранимой, что у него сжалось сердце. Блестящие золотистые волосы были собраны и уложены на макушке, оголив изумительную линию шеи и плеч. Она дышала тяжело, так что было заметно, как округлая грудь медленно поднимается и спадает. Клэр выглядела столь захватывающе, что невозможно было оторвать взгляд от нее. Еще и потому, что до него донесся сладкий запах ее духов. Ландыши! Боже, она всегда пахла ландышами так, что у него начинало туманиться в голове!

– Что-то случилось? – спросил он осевшим голосом, чувствуя бешеные удары своего сердца. Боже, он так давно не касался ее! Так давно не ощущал ее тепла, не ощущал ничего хорошего!

Клэр неожиданно подняла голову и заглянула ему прямо в глаза.

– Вы знали, что на завтрак я люблю яйца пашот, жареный бекон и пью теплый шоколад с клубничным джемом? Клубничный джем я люблю больше всего на свете. Вы знали об этом?

Господи, она заметила! Эрик был поражен. Она не заметила самого главного в день свадьбы, а эта мелочь не ускользнула от нее. Но, черт побери, она ведь была его женой. И предугадывать ее желания было его долгом. Чего еще она ожидала от него? Что он совсем позабудет о ней и спокойно довезет до Эдинбурга? В последнее время она выглядела такой несчастной, будто жизнь безвозвратно покидала ее, поэтому ему захотелось хоть как-то порадовать ее.

И уже не думал, что она когда-нибудь обратит внимание на его поступки.

И все же она заметила.

Это почему-то отдалось в груди глухой болью. Не такой невыносимой, но эта боль не сводила с ума. Не терзала, как прежде.

Откинувшись на спинку сиденья, Эрик внимательно смотрел на нее, не представляя, какого ответ она ждёт.

Он вспомнил день прогулки по Гайд-парку. То, с каким радушием и легкостью она общалась с ним. С какой головокружительной щедростью и теплотой делилась с ним своими воспоминаниями, своими мечтами, несбывшимися надеждами. Было в этом столько сокровенного смысла, нечто столь бесценное, что он ни на что не променял бы ни одно мгновения того дня.

Но сейчас, глядя ей в глаза, Эрик вдруг с горечью осознал, что она никогда больше не посмотрит на него так, как смотрела в тот день. Открыто и искренне, с какой-то пугающей доверчивостью, когда пожелала рассказать ему о газете, в которой увидела Бетховена с букетом ландышей.

«Для меня этого недостаточно…»

Для него было достаточно уже то, что она появилась в его жизни. Достаточно того, что пока она находилась рядом с ним, толстые стены мира не обрушивались на него.

И внезапно Эрик ощутил потребность ответить ей так же искренне. Как это делала она.

– Знал.

Глаза ее расширились от удивления, граничащего с изумлением. Поразительно, но она действительно не ожидала, что он ответит. Ответит искренне.

– Знали? – выдохнула Клэр, отпустив края шали.

Эрик устало вздохнул, поборов желание провести ладонью по голове.

– Да, знал.

– Но откуда?

Вероятно, ей даже в голову не пришло то, что он мог бы позаботиться о ее завтраке, но чего она ожидала от него?

И почему, ради всего святого, почему она смотрит на него сейчас так, будто это имело для нее значение?

– Мне сказали, – вновь ответил Эрик предельно честно, не понимая, для чего это делает.

И для чего ей эти ответы.

– О, – прошептала Клэр, нахмурив брови, а потом вновь опустила голову и сжала края шали.

Такая одинокая, такая хрупкая, до боли прекрасная. И запретная…

Ему больше нечего было сказать. И нечего добавить. Не сегодня. Не сейчас. Возможно, никогда. Ведь ей этого не нужно было знать.