Текст книги "Несгибаемый (СИ)"
Автор книги: Марина Агекян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 32 страниц)
Маркиз стукнул кулаком по своему большому столу.
– Девушки всегда кого-то любят, но выходят замуж за тех, кого выбирают им их отцы!
Отец заблуждался. Весь мир заблуждался и ввел его в такое же заблуждение, заставив его совершить самую большую ошибку в своей жизни. Эрик потерял бдительность, а теперь должен был потерять гораздо больше.
– Но Клэр… Она не такая! Она на самом деле любит… этого!..
Эрик не смог бы произнести это имя, даже под страхом вновь оказаться там, откуда чудом вернулся. Ни за что не мог. И будто поняв это, маркиз внезапно смягчился. У него дрогнул голос, когда он увидел почти пугающую черноту в глазах сына.
– Эрик, мальчик мой, почему бы тебе просто не заставить ее полюбить себя?
Едва дыша, Эрик отвернулся и закрыл глаза, но перед мысленным взором тут же встал образ плачущей Клэр у алтаря, когда их объявили мужем и женой. Когда он сделал то, что не должен был делать ни при каких обстоятельствах. Поцеловал губы, от прикосновения к которым перевернулась душа. Прикосновение, которое на мгновение вернуло его к жизни, а потом вновь отбросило туда, откуда не существовало возврата. Прикосновение, которое сразило его даже сильнее ее Лунной сонаты. Прикосновение, которое делало его совершенно беспомощным перед силой, которой обладала Клэр.
Прикосновение, на которое он не имел право, потому что заполучил его нечестным путем! Эрик был уверен, что никогда не забудет плачущую Клэр, смело глядящую на него вчера ночью, когда она заявила, что их брачная ночь может состояться только в том случае, если он возьмет ее силой! Такая почти нереальная в своей волшебной красоте с распущенными золотистыми волосами, в почти прозрачной шелковой рубашке и накинутом поверх пеньюаре, которые при свете свечей почти ничего не скрывали от него. Мерцающий свет свечей и горевшего камина отбрасывали удивительные тени на нее, позолотив кожу так, что она мерцала манящим бархатом. У него сердце чуть не выскочило из груди, когда он увидел ее. Такую восхитительную, что задрожали даже колени.
Он не мог перестать смотреть на нее. Эрик был готов сделать всё возможное, чтобы облегчить ее страдания.
Глупенькая, неужели она действительно ожидала, что он применит силу?
Но что она еще могла сделать, когда ее заставили выйти за него замуж? Чего он ожидал от своей брачной ночи? Чего ждал от убитой горем девушки, которую предали и склонили к нежеланному браку? Девушки, которая всем сердцем любила другого. И никогда не скрывала этого от него. Это он пожелал не замечать очевидное.
Девушка, которая буквально воскресила его, и чем он отплатил ей? Что сотворил с ее жизнью, с ее мечтами?
Господи, что он наделал!
– Я решил, отец, – тихо заговорил Эрик, не оборачиваясь. – Я отвезу ее туда, и если он… если ее примут, и она будет в полной безопасности, я дам ей развод…
Маркиз снова громко ударил кулаком по столу.
– Этому не бывать! Ты хоть понимаешь, что тем самым затронешь честь семьи? Обоих семей.
Удивительно, но об этом говорила и Клэр. Она подумала об их родных и последствиях, но не о тех выгодах, которые сулил ей развод. Не подумала сразу же уцепиться за возможность, которую он дал ей. Она была ошеломлена так же, как и его отец, ну, а он… Он должен был сделать то, что считал правильным. Что должно было быть правильным после всего, что произошло.
– Я найду способ сделать так, чтобы все прошло безболезненно для всех вас.
Маркиз смотрел на широкую спину сына, а потом раздался его хриплый шепот:
– А как же ты? Для тебя это будет так же безболезненно?
Эрик не ответил. Просто потому, что ему нечего было сказать. Сейчас его волновало что угодно, но только не его сердце.
Видя непреклонность сына, маркиз обессиленно рухнул в свое кресло и тяжело вздохнул.
– Я был так счастлив, когда ты сказал, что хочешь жениться, – заговорил он глухим голосом. – Твоя мать не спала по ночам после того, как ты сообщил эту новость. Мы все были так рады за тебя. Ты что-то захотел, захотел эту девочку, особенно после того, как вернулся. Я бы сделал всё возможное, чтобы исполнить твоё желание, сын, но сейчас… – Маркиз взглянул на застывшую спину сына. – Я поддержу тебя во всем, что ты решишь. Эрик… Только возьми с собой надёжных людей. Я не вынесу, если с тобой произойдет что-то ещё…
Эрик поспешно покинул отцовский дом, но дальше входной лестницы так и не ушел.
Ноги не слушались его. Он прислонился к каминной балюстраде и пытался дышать, чтобы набраться сил и вернуться домой. Он пришел сюда только ради того, чтобы держать отца в курсе истинных дел на случай, если с ним что-то случится, если ему понадобиться помощь, учитывая события последних двух месяцев. Эрик не собирался подвергать жизнь Клэр опасности.
Как бы сильно она ни ненавидела его.
А она должна была ненавидеть его. За все то, что он сделал. Что продолжал делать…
Открыв глаза, Эрик отпустил балюстраду, развернулся и спустился по лестнице, а потом, бросив несколько слов своему кучеру, шагнул по безлюдной улице, надеясь пешей прогулкой оттянуть возвращение домой.
Возвращение к Клэр. К той, которая принадлежала ему всего на один день.
Которая никогда не принадлежала ему. Как бы отчаянно он ни желал этого.
Сжимая в руке свою трость, в которой был спрятан невероятно острый меч, подарок его троюродного брата, который увлекался самурайскими мечами, Эрик гадал, собрала ли Клэр свои вещи. Ждет ли она поездки? Ну конечно, ждет. Как можно не ждать встречи с тем, кого любишь всем сердцем! Сердце, которое все это время принадлежало другому, а он решил, так наивно полагал, что когда-нибудь сможет сам претендовать на это сердце.
Сердце, которое заставило его испытать то, что он никогда прежде не испытывал. То, что могло бы спасти и излечить…
Сердце, которое он погубил, а теперь должно было погибнуть собственное сердце в ответ на ужасное злодеяние, которое совершил.
Пройдя по широкому тротуару, Эрик пересек улицу и свернул направо. Он должен был вернуться, но на этот раз замер у входной двери собственного дома, не представляя, как войдет внутрь. Как снова взглянет на свою жену. Как увидит ее упакованные сундуки. Символ крушения всех его надежд. Символ ее спасения…
Обессилено привалившись к двери, Эрик на мгновение закрыл глаза, чтобы взять себя в руки.
И внезапно вспомнил мрачновато-осторожную, пронзительно грустную мелодию, которую услышал впервые почти целую вечность назад. Мелодию, которая пробудила его к жизни и заставила ощутить то, что совсем скоро исчезнет из его жизни. То прекрасное, ради чего он мог бы жить.
То, что отныне он должен был подавить. Чего бы это ему ни стоило.
Всё это оказалось иллюзией. Все было обманом. Клэр по-прежнему была честна с ним, предельно честна. И всё, что было до свадьбы… Это была простая вежливость и радушие. Ничего больше. А он подумал, будто…
Сделав глубокий вдох, Эрик открыл дверь и вошел в дом. В холле, стоя на некотором расстоянии, его встретил вышколенный лакей, который подождал, пока хозяин положит свои плащ, шляпу, трость и перчатки на столик, чтобы потом забрать их.
– Вы желаете поужинать, милорд? – спросил возникший напротив дворецкий, обеспокоенно глядя на хозяина.
Было уже за десять вечера. Эрик не хотел есть, у него не было аппетита. Он и пить не хотел, потому что достаточно напился вчера ночью, сидя в своём кабинете и принимая самое мучительное решение в своей жизни. Устало покачав головой, он двинулся в сторону гостиной, где хотел немного посидеть, а потом подняться к себе и попытаться хоть немного поспать, чтобы завтра…
Черт, он не хотел думать о завтрашнем дне! Этот день наступит и без его вмешательства, а торопить его наступление у Эрика не было ни малейшего желания!
Он сам открыл дверь гостиной, опередив лакея, и вошел в слабо освещенную большую красиво обставленную комнату. Внутри призывно горел камин, к которому Эрик и направился, вытянув вперед руки, и только тогда обнаружил, что они у него заледенели. Он замерз, но это не имело значения, потому что огонь мог согреть его конечности. Огонь мог помочь, но у огня не было силы исправить то, что он наделал. Вина лежала полностью на нем. Он был в ответе за все то, что произошло, что продолжало происходить. И завтра… Завтра он попытается исправить это, но только не сегодня. Только не сейчас. Он устал, так чертовски устал. Он должен был хоть на время…
Эрик вдруг замер у камина, ощутив странное покалывание в затылке. Резко обернувшись, он застыл, увидев стоявшую в дальнем углу Клэр. Которая смотрела прямо на него.
На ней было одно из тех простых домашних платьев из желтого ситца, которое могло бы бледнить любую другую особу, но только не ее. Она была прекрасна в чем бы то ни было, настолько, что у него захватывало дух. Эрик как громом пораженный стоял и смотрел на ту, которая на короткое мгновение всё же принадлежала ему. Что бы ни говорили небеса и она сама.
Одно короткое мгновение, но он имел право ощутить вкус ее губ. Прикосновение, которое перевернуло всю его жизнь. Которое изменило его. Придало ему силы дышать тогда, когда он не хотел больше дышать.
Прикосновение, которое он никогда не забудет.
Ее темно-золотистые глаза смотрели на него внимательно и слегка озадаченно, словно она до сих пор не могла поверить в то, что он собрался сделать. Почему, ради всего святого, почему она не собрала свои вещи и не требует, чтобы он немедленно доставил ее в Эдинбург, если любила того всем своим сердцем?
Это почему-то вызвало глухую боль. И пугающую ярость. Эрик медленно завел руки за спину, сжав челюсти.
«Черт тебя побери, я ведь завтра отвезу тебя к нему, что еще тебе нужно от меня?» – гневно думал он, не отрывая от нее взгляд. Эрик решил, что не заговорит с ней первым. Если ей есть что сказать, пусть начинает сама, потому что, черт бы все побрал, он не собирался облегчать ей эту проклятую задачу. Она даже понятия не имела о том, чего ему стоило принятое вчера ночью решение отправиться в Шотландию.
Ей не следовало оставаться с ним наедине. Ей вообще не нужно было искать с ним встречи, она не должна была хотеть заговорить с ним. Все было кончено! Черт побери, всё действительно кончено. Тогда какого черта она делала здесь?
– Вы вернулись, – наконец, прервала Клэр затянувшееся молчание до боли знакомым голосом.
Голос прозвучал спокойно, без дрожи. И ненависти.
Голос, в котором звучало облегчение. Почти как в тот день, когда он пришел пригласить ее на прогулку. Когда она, едва увидев его, прошептала его имя так, будто ничего больше не имело для нее значения…
Эрик выпрямил спину и усилием воли отогнал от себя ненужные воспоминания, приказывая себе сосредоточиться на том, что сейчас имело первостепенное значение… Им вдруг овладело нечто темное и мрачное. Он не хотел больше ее радушия. Не хотел от нее ничего. Поэтому не придумал ничего лучше, чем резко спросить:
– Вы собрали вещи?
Она вздрогнула, но быстро взяла себя в руки и шагнула в его сторону. Эрик застыл, понимая, что если она подойдет к нему, он может…Он не мог допустить, чтобы она сейчас подошла к нему! Впервые он действительно этого не хотел.
– Я хотела поговорить с вами об этом, поэтому ждала…
О, небо, неужели она все же ждала его?! Эрик едва мог дышать, но заговорил тем же ледяным тоном.
– О чем еще вы хотите поговорить? Время отъезда я называл вам. Напомнить?
Она поморщилась от его грубости. Да, возможно он был непочтителен с ней, но она ведь не ожидала, что он будет улыбаться, провожая ее к своему возлюбленному!
– Вы ведь не серьезно говорите об этом, Эрик?
Эрик на секунду прикрыл глаза, до сих пор не привыкший к тому, с какой неприкрытой лаской она называла его по имени. Так, будто всю свою жизнь только это и делала. Будто у нее было право так спокойно называть его по имени.
Теперь это ужасно сердило его. Сердило то, что она не поверила ему. Не верила в то, что он на самом деле отвезет ее в Шотландию. Какой-то частью сознания Эрик понимал, что ее сомнения обоснованы, но никак не мог перестать сердиться на нее.
– Я вполне серьезен, мадам.
Она нахмурилась и, к полному его облегчению, остановилась возле дивана на приличном расстоянии от него.
– И вы действительно отвезете меня в Шотландию?
Он что, должен еще раз дать ей клятву? Эрик вдруг понял, что не вынесет, если она вздумает поблагодарить его за это.
– Отвезу.
Голос его прозвучал холодно, отчужденно и бесстрастно, хотя один Бог ведал, чего ему стоило в сотый раз повторить то, что разрывало его на части.
Она продолжала смотреть на него полными боли и изумления глазами. И снова шагнула к нему.
– Почему?.. Почему вы…
Эрик сделал шаг назад, почти в гневе прорычав:
– Стойте, где стоите!
Она замерла.
– Что?
Эрик дышал так тяжело, что почти задыхался.
– Стойте там, где стоите! А еще лучше, идите наверх и пакуйте свои вещи. Нам предстоит долгая дорога, потому что мы поедем другим путем. – Он замолчал и отвернулся от нее, не в силах больше говорить об этом. На следующий же день после своей свадьбы. Свадьба, которую он превратил в катастрофу. Эрик больше не мог находиться здесь. Впервые в жизни он захотел оставить Клэр. На самом деле хотел уйти от нее. Поэтому широкими шагами направился к двери и едва слышно бросил через плечо: – Спокойной ночи!
Он вышел и даже не позаботился о том, чтобы закрыть дверь. За него это сделают слуги. За него уже все сделают… А ему… ему не оставалось ничего другого, как снова исчезнуть, причем так, чтобы больше никого не видеть.
Даже Клэр.
Особенно Клэр!
С давних пор он боролся за то, во что верил, что считал правильным. В детстве отец часто говорил ему, что в этом и таится великая сила человека. Идти до конца по пути к тому, во что веришь, потому что вера способна толкнуть человека на такие поступки, которые он бы никогда не совершил без нее.
У него была вера в дело, за которое он боролся, пока в нем не сломили эту веру.
Он считал, что в жизни больше ничего не осталось, но пустоту заменила мелодия. А потом и нечто такое, что было сильнее веры.
Но теперь он сам собирался уничтожить эту великую силу. И одному Богу известно, что тогда будет с ним, если он лишится и этого.
Когда он лишится этого…
Глава 8
Моросил легкий, но неприятный дождь, когда Клэр, закутавшись в тёплую накидку, села в черную карету с гербом льва на лакированной дверце, и они тронулись в путь.
Ровно в семь утра.
В это было трудно поверить, но Эрик не солгал. И не шутил. Он тщательно спланировал весь путь, выбрав точное время и маршрут.
У нее не укладывалось в голове, но Эрик действительно вознамерился доставить ее к Клиффорду!
Тяжело вздохнув, Клэр откинула назад капюшон и рассеянно огляделась.
Разве она могла представить себе, что ее жизнь переменится настолько? За неделю ей пришлось выйти замуж, а через день столкнуться лицом к лицу с возможностью развода. Это действительно было похоже на шутку, злую шутку, которая продолжала разорять ее жизнь. От ее жизни почти ничего не осталось, а теперь… Она даже понятия не имела о том, что ей делать теперь.
И все же, факт оставался фактом: ее муж собирался придерживаться первоначального плана и довести дело до конца.
Если Клиффорд примет ее.
В том, что Клиффорд примет ее, Клэр не сомневалась, но он сейчас беспокоил ее меньше всего. В какой-то степени она все еще сердилась на него, ей было больно оттого, что он оставил ее и даже не подумал написать, чтобы хотя бы поинтересоваться, как она поживает. Чтобы написать, как он сам. Она допускала, что он, возможно, очень занят, раз отец так поспешно вызвал его к себе, и все же…
Все же, сидя в карете, которая действительно держала курс на Эдинбург, Клэр признала, что даже не представляет, как встретится с Клиффордом. Потому что не могла избавиться от мыслей о собственном супруге. Безрассудный, сумасшедший человек, который «готов был найти тысячу способов, чтобы сделать ее счастливой!»
О каком счастье могла идти речь?
Как он представлял себе хоть намек на счастье, когда разрушил всю ее жизнь, камня на камень не оставил?
Клэр казалось, что она, будто ослепшая, почти так же как и их карета бредет по хлипкой, глухой, извилистой дороге в поисках хоть бы крохотных частичек своей прежней жизни с тем, чтобы собрать их и склеить, но ничего не могла найти. Ее словно обворовали, оторвали от привычной жизни, отняли все ее права и возможности, и не позволяли ей принимать решения, которые вернули бы ей хоть иллюзию того, что она владеет своей жизнью.
Ей больше ничего не принадлежало. И она никому не принадлежала. У нее не было больше дома, не было больше тех, к кому она могла обратиться за помощью. Не осталось друзей, не осталось подруг. У нее не осталось даже музыки, которая питала и поддерживала в ней веру в хорошее. Впереди была глухая неизвестность, а позади остались одни руины.
Всё, что сейчас у нее было – это два сундука вещей и дорога. Настоящая, долгая, чужая дорога, которая могла бы привести ее к спасению, но Клэр не хотела этой дороги. Она не просила об этом. Клэр готова была умолять оставить ее в покое, чтобы она смогла собраться с силами и понять, как ей теперь жить. Как ей справиться с выпавшей на ее долю ролью жены Эрика.
Эрик…
Понимал ли он, в какие руины превратились их жизни? Зачем на эти руины он подумал взгромоздить еще и тяжесть развода?
Он не потревожил ее и во вторую ночь, держась от нее так далеко, как только это было возможно. И это могло означать только одно: единственный повод заполучить развод – не консумировать брак.
Но зачем? Почему ему в голову пришла эта сумасшедшая мысль?
События последних дней выбили ее из колеи так сильно, что Клэр уже ничего не понимала. Ей казалась, будто она сходит с ума. Сходит с ума оттого, что ищет ответ там, где его просто невозможно найти. Со всех сторон она была окружена глухой стеной непонимания, брошенная на произвол судьбы, и полностью зависела от человека, который вёз ее в Шотландию.
Голова раскалывалась на части так, что Клэр застонала и привалилась к спинке мягкого сиденья, закрыв глаза.
Боже, зачем вообще ему нужно было жениться на ней, если сейчас он вез ее в Шотландию? Неужели человек мог осознанно причинить себе такую боль?
Ведь ему не могло быть настолько безразлично всё это, как он пытался показать вчера утром, когда объявил о своем решении. Человек, который коснулся ее ночью с какой-то пугающей нежностью и пообещал не побеспокоить ее, а потом подумал о том, чтобы отправить к ней ее бывшую горничную, не мог с таким равнодушием решиться отдать ее другому. Он был очень замкнутым и невероятно сдержанным, но на одно короткое мгновение она все же увидела то, что, вероятно, не должна была увидеть.
То, что он не сумел скрыть от нее, когда вчера вечером, по возвращению домой, обернулся и посмотрел на нее.
Его глаза… Она не могла забыть выражение его глаз. Эрик был бледен, сильная эмоция, какую она прежде никогда не видела, исказила его лицо, а глаза потемнели и пылали от такой невысказанной боли, что было трудно смотреть в них. Глаза, в которых отразились страдания куда более сильные, чем она могла себе представить. Страдания, которые заставили его сгорбиться так, будто от тяжести он мог упасть. Неосознанно она стала частью этих страданий, только он сам вынудил ее поступить так, как она не хотела бы поступать.
Клэр вдруг вспомнила, что видела почти такую же боль в его глазах, когда спросила о его носе. Когда он признался, что упал.
Страдания, которые были с ним еще тогда, когда, не обремененные ничем, они могли свободно общаться и даже поделиться друг с другом самым сокровенным. Тогда она не обратила на это внимания, потому что боялась испортить мгновение, которое они разделили друг с другом во время прогулки.
Даже сегодня, вспоминая о том дне, Клэр поражалась тому, как естественно было общаться с ним, как приятно было находиться рядом с ним. Было удивительным и то, что она решилась поведать ему почти все свои тайны, но даже сейчас, думая об этом, она понимала, что не могла не поддаться его обаянию. Было в нем нечто такое, что расположило ее к нему почти без остатка. Отчего у нее кружилась голова, когда она видела его улыбку, от чего мурашки бегали по спине, когда она слышала его глубокий голос.
Человек, который стремился жениться на ней, но который вчера запретил ей приближаться к себе.
Клэр не спала всю ночь, беспокойно меря шагами свою комнату и глядя на два уложенных сундука, которые собиралась взять в дорогу. Удивительно, но теперь вся ее жизнь уместилась всего в двух сундуках. Она взяла самое необходимое, как и велел Эрик. Клэр не хотела усложнять поездку еще и количеством своего багажа. По правде говоря, это мало заботило ее. Она лишь… Она лишь гадала, что будет дальше. И не прикажет ли Эрик повернуть обратно?
Но они всё ехали. Дождь в какой-то момент усилился, заслонив дорогу густой стеной. Клэр чувствовала себя разбитой и невероятно уставшей. Ей казалось, что она никогда больше не сможет отдохнуть, никогда не сможет прийти в себя. Никогда не вернет покой, который отняли у нее.
Эрик всё это время скакал на своем гнедом, то проскакивая мимо кареты, то совсем исчезая из поля зрения. Вода пробегала по краям его черной шляпы и стекала вниз на серый дорожный плащ, который зловеще развевался за его спиной. Вот и сейчас, открыв глаза, Клэр тут же увидела его через закрытое окно кареты, и не могла понять, что двигало им. Что управляло ее супругом? Почему он это делал? Почему предпочел оставить ее в брачную ночь, а сейчас с такой решимостью и почти хладнокровием вез ее в Шотландию?
Почему вчера он запретил ей подойти, когда она шагнула к нему? Впервые с момента их встречи он запретил ей приблизиться к себе, и, вероятно, намеревался держать эту пугающую дистанцию до конца пути. Будто они были совершенно чужими. Будто она не доверила ему свои тайны, свои помыслы, свои мечты.
Клэр вновь и вновь мысленно возвращалась к музыкальному вечеру своего дяди, когда туда пришел Эрик. К которому никто не осмелился дотронуться. Который тогда коснулся только ее. А теперь и ей велел держать дистанцию… Возможно, после случившегося он имел на это право, вот только это почему-то ранило ее. Потому что было ощущение, будто она отдала ему все свои мечты, а теперь он не позволял ей приблизиться даже к ним.
Отобрал у нее почти все ее мечты, а теперь собирался дать ей развод. Развод! Даже находясь в столь плачевном состоянии, Клэр понимала, что это, несомненно, отразится не только на ней. Если брак не будет консумирован, а он не собирался этого делать, развод навсегда заклеймит и Эрика. Никто никогда не пожелает выйти за него замуж, а он ведь был наследником маркиза, наследником герцогства.
«Вы — единственная женщина на свете, на которой я могу жениться…»
Вздрогнув, Клэр отвернулась от окна, опустила голову и только тогда заметила, как дрожат руки. Сжав пальцы, она попыталась дышать, но не могла этого делать, охваченная ужасом от того, что вспомнила. Его слова… Они действительно заставляли ее ужасаться. Она не хотела их вспоминать, не хотела думать об этом. Это могло означать, будто она ищет оправдания для Эрика в том, что он сделал. А она была слишком опустошена, чтобы искать какие бы то ни было оправдания. Особенно ему.
Всего этого можно было бы избежать, если бы он вовремя уступил и взял назад свое предложение. Теперь они были женаты, но даже это не останавливало его, потому что он собирался исправить ситуацию таким мучительным способом.
После полудня, когда дождь зарядил с еще большей силой, стало очевидно, что они не смогут продолжить путь. Они уже давно оставили позади Лондон и ехали по другой северной дороге, двигаясь в сторону Кембриджа, когда карета свернула направо и сделала остановку у небольшого постоялого двора близ местечка Пакеридж.
Шел такой сильный ливень, что невозможно было разглядеть дорогу. Не было видно ничего уже на расстоянии двух шагов. Утешало лишь то, что природная стихия не сопровождалась оглушительным громом и молнией.
Клэр помогли выбраться из кареты и, держа над ней большой зонт, довели до дверей, которые тут же распахнул перед ней хозяин заведения.
– Какой небывало сильный ливень! – сказал высокий мужчина лет сорока, пропуская Клэр. – Добро пожаловать в «Розу и короля», миледи. Здесь вы сможете согреться и немного подкрепиться в дорогу.
– Б-благодарю, – запинаясь, молвила Клэр, обнаружив, что действительно замерзла.
Стряхнув со своей накидки капельки дождя, она откинула назад капюшон и огляделась по сторонам, в поисках своего… мужа. Но его нигде не было видно. Рядом стояли двое из их сопровождающих, которые взволнованно смотрели на нее.
– Миледи, вам что-нибудь нужно?
Клэр внезапно поняла, что не может ехать дальше и быть такой же безразличной к тем, кто окружал ее. Да, у нее ничего не осталось, но ни слуги Эрика, ни владельцы постоялых дворов не были виноваты в ее бедах. Эти люди заботились о ней, и она могла бы проявить к ним хоть немного уважения.
– Как вас зовут? – спросила она у высокого темноволосого мужчины, который стоял ближе к ней.
Мужчина улыбнулся и быстро снял свою шляпу.
– Меня зовут Гарри, миледи, Гарри Шоу.
– А вас? – Клэр повернулась к рыжеволосому кудрявому парню лет двадцати, который держал для нее зонт. – Как ваше имя?
Парень улыбнулся так широко, что стали видны даже выпавшие задние зубы.
– Алан Паркер, миледи. К вашим услугам.
У Эрика были очень приветливые и доброжелательные слуги, подумала Клэр, вновь взглянув на старшего мужчину.
– Мистер Шоу, как долго мы здесь задержимся?
– Как только Купер и Уайт починят зашатавшееся колесо кареты, миледи. Дороги нынче очень плохие, их размыло дождем.
Да, она это видела, но к чему так много людей для этой поездки? И это в то время, как Эрик просил никому ничего не говорить? Как странно… И где он сам?
Ее мысли прервал хозяин заведения, который развернул Клэр к лестнице.
– Пойдемте, миледи. У нас есть очень хорошая комната для вас. Там недавно затопили камин, так что вы согреетесь, пока накрывают ланч.
Как предусмотрительно, подумала Клэр, поднимаясь по лестнице. Она не выносила холода. И как удачно, что камин уже затопили. И еду скоро принесут. Она ужасно проголодалась и хотела хоть немного отдохнуть. Голова раскалывалась от усталости. И все же… Остановившись на верхней площадке, она обернулась и взглянул на входную дверь, надеясь увидеть внизу Эрика, но его там, естественно, не оказалось.
Они выехали через два часа, когда ливень немного утихомирился, перейдя в моросящий дождь. Колесо починили, и можно было снова тронуться в путь. Вот только дороги уже размыло настолько, что было трудно держать хоть какую-то скорость.
Клэр так и не увидела Эрика, сумев даже вздремнуть, пока ждала отправления в отведенной для нее комнате. Зашел ли он в гостиницу, чтобы согреться и перекусить? В какой-то степени ее это не должно было волновать, и все же она не могла не думать о том, где он.
Она увидела его только под самый вечер в небольшой гостинице на выезде из Кембриджа, где они остановились на ночлег.
Он выглядел уставшим, невероятно мрачным и таким неприступным, будто даже ветер не имел права коснуться его. Он взглянул на нее и спросил ничего не выражающим голосом:
– У вас всё хорошо?
«Спросил так, как будто мы совсем незнакомы», – удрученно подумала Клэр. Это почему-то задело ее, но она постаралась скрыть свои чувства, глядя на человека, который знал, почему она полюбила ландыши, но который смотрел на нее сейчас так, как будто видел ее впервые. Будто не мог больше смотреть на нее.
– Да, благодарю.
– Вам уже приготовили комнату на втором этаже. Там накрыт ужин. Если вам понадобится что-то еще, дайте знать мистеру Шоу. Доброй ночи.
Он развернулся и широкими шагами вышел из гостиницы, прикрыв дверь. Так поспешно, что Клэр не успела даже возразить. Но что она могла сказать, если он велел ей обращаться к мистеру Шоу? И где всё это время будет он?
Если в самом начале пути ей казалось, что поездка будет ужасной, теперь Клэр понимала, что она будет просто невыносимой. Еще и потому, что Эрик был единственным человеком, который теперь связывал ее с жизнью, от которого она полностью зависела, но и он не желал больше иметь с ней ничего общего, стремясь как можно скорее избавиться от нее.
От нее действительно избавлялись. Как от ненужной вещи. Отец сплавил ее с рук, считая, что ей пора устраивать свою жизнь. Клиффорд уехал, не посчитав нужным даже написать ей. А теперь человек, который так отчаянно стремился женить ее на себе, спешил с таким же отчаянием отделаться от нее. Сплавить с рук.
Едва сдерживая слезы, Клэр поднялась в отведенную для нее комнату, поужинала и легла спать с невыносимой тяжестью в груди.
Утро не принесло ей ничего хорошего. Лишь осознание того, что дорога продолжится, какой бы разбитой и несчастной она ни чувствовала себя. Никто не поинтересовался, чего хочет она. Никому и в голову не пришло спросить, что ей на самом деле нужно. Шел четвертый день со дня свадьбы, свадьбы, которая должна была стать триумфом любви, уважения и искренней привязанности. Вот уже четыре дня, как она была замужем, два дня из которых провела в дороге, но это принесло ей только горечь и разочарование.
Сам Бетховен сыграл с ней злую шутку, вернее, его Лунная соната, с горечью думала Клэр, готовясь к новому дню. Вероятно, это и погубило ее.
«Как Лунная соната может спасти?»
Вспомнив тот далекий день, когда она танцевала с Эриком, Клэр вдруг поняла, что именно соната, которую она так обожала, в итоге и сгубила ее, потому что она не могла представить, чтобы хоть кто-то не слышал эту божественную мелодию. Ей не должно было быть дела до того, что Эрик прочитал биографию Бетховена только потому, что она так страстно любила его. И все же, сидя на кровати и глядя на свои дрожащие пальцы, она понимала, что не могла остаться безразлична к поступку, который тронул ее до глубины души.
А теперь не осталось и Лунной сонаты. Она не представляла, как сыграет ее вновь. Ей даже стало казаться, что она забывает ноты.
Клэр оделась с помощью молодой служанки, а потом ей принесли завтрак.
Перед ней поставили яйца пашот, жареный бекон, теплый шоколад и тосты с клубничным джемом. Клэр застыла в немом изумлении, глядя на то, чем обычно любила завтракать. Она могла поклясться, что даже шоколад пах именно так, как она любила. Это так сильно удивило ее, что она тут же повернулась к служанке.
– Кто приготовил этот завтрак?
Молодая девушка, заправлявшая постель, быстро выпрямилась и взглянула на Клэр.
– Миссис Ходжс, миледи. Вам что-то не нравится?
Что-то все же насторожила Клэр, но что именно, она так и не смогла понять. Нахмурившись, она снова взглянула на накрытый перед ней стол.
