Текст книги "Дверь обратно"

Автор книги: Марина Трубецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Сегодня Атей потащил меня в избушку, где, впрочем, обошлось без лишних спецэффектов – никаких огненных змей и коконов не было. Он просто усадил меня на лавку, а сам устроился напротив.

– Это хорошо, что ты никуда не ходила! – сказал он, отрезая мне сразу путь к признанию. – Вчера на Приморской улице опять охранителей недосчитались.

Я угрюмо молчала. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что Приморская улица, скорее всего, у моря и находится. А там-то мы вчера и ошивались.

– Сегодня вечером все волхователи собираются на Перуньей Горе, будем к богам за помощью обращаться. Видимо, ворог запрятался так, что без божественной силы нам его не сыскать вовек. Сколько ни высматривал я его разными методами – черно предсказательное око!

– А мне-то вы это зачем рассказываете? Меня ведь на эту вашу гору не приглашают?

Смертная тоска сидела в сердце. Теперь понятно, куда моя душа вчера моталась! Подзакусить свежеприготовленными домовыми возжелала!

– И правда, не приглашали, – Атей горько улыбнулся, – вот только невозможно нам больше с тобой оттягивать, надо продолжить возвращение к истокам.

– Это вы про что сейчас? – Я подозрительно прищурилась, холодея сердцем.

– Я про то, что тебе сказали урисницы при рождении…

– А отказаться я могу?

Волхв печально покачал головой. У меня мелькнула было мысль, что позавчера я с легкостью разметала его кристаллическое навершие на посохе, так что стереть с лица земли все это шаткое строение у меня сил точно должно хватить. Но Атей, видимо прочтя что-то в моем лице, опять отрицательно покачал головой:

– Не надо, девочка, гони плохие мысли прочь. Я на твоей стороне.

Ага! На моей! Поставь сейчас на одну чашу весов его разлюбезных духов, а на другую – чужую пришлую девчонку, и я бы рваной десятки за себя не дала. В это время Атей подошел и крепко прижал меня к себе. Я щекой различила налитые упругие мышцы совсем молодого тела. Вспомнив местную физкультуру, я про себя хмыкнула. Вот уж точно, в здоровом теле – здоровый дух. Волхв между тем поднял меня, как пушинку, и пересадил на лавку поближе к огню. Кинул опять какой-то гербарий в огонь, зеленое пламя лизнуло закопченный потолок…

…Как же хорошо и покойно мне сейчас было! Теплые волны любви охватывали меня со всех сторон и плавно покачивали. Мир вокруг был совершенен! В мягко проступающем свете кружили акварельных тонов ломаные линии, которые (я точно это помню!) позже превратятся в кислотные авангардистские редкие сновидения никем не любимой сироты. Сейчас же они только умиротворяли. Я потянулась к одной из них, и та с радостью соединилась со мной, вплетясь своим цветом в мои вены.

В этот момент я поняла, что не одна здесь. Кто-то, соприкасаясь с моей спиной, так же кружил по этому зачарованному месту. И все эти запятые, и мягкий струящийся свет, и море безмерной любви – все это было только для нас двоих. Пальцы сомкнулись с пальцами, волосы переплелись с волосами. Одно общее сердце на двоих мерно отстукивало минуты вечного счастья. Я опять протянула руку к замысловатой петле, уже какое-то время соблазняющей меня своими совершенными изгибами…

И в тот же миг мир лопнул, выворачиваясь наружу теплым дымящимся живым нутром. Острый металлический предмет, блеснув отточенным лезвием, мелькнул и исчез в быстро расширяющейся щели. Море любви выплеснулось, смешиваясь по пути с рубиново-красными ручейками крови. Крик, наполненный вселенским ужасом, завибрировал в мембранах клеток моего тела. Свет, выдавливающий мысли, огненным хлыстом резко и беспощадно стеганул по беззащитным глазам, и я была вытеснена вовне.

Кто-то сильно сжал мою ногу пальцами и тряхнул.

– Сдохни, мерзкое отродье! – совсем рядом раздался тошнотворный каркающий стариковский голос.

И я, преследуемая гнусным хихиканьем, стремительно понеслась вниз сквозь слои ледяного воздуха и редкий туман облаков…

Атей смотрел на меня, задумчиво расширив глаза. Руки с такой силой сжимали посох, что кончики пальцев расплющились и побелели.

– Он убил мою мать, – я даже не сразу поняла, что эти слова произнес мой собственный рот, – этот мерзкий старик просто выпотрошил ее!

– Вас было двое, – глухо уронил волхв, – ты каким-то образом выжила, а ведь кинул он тебя с огромной высоты… Как ты смогла выжить? – И он в упор посмотрел на меня, похоже и правда ожидая ответа.

– Он убил мою мать! – Голова моя сейчас была в состоянии удержать только эту мысль. – Она меня никогда не бросала!

Я не хотела это повторять, но язык, не подчиняясь мне, раз за разом произносил одну и ту же фразу. Голос звенел уже с такой силой, что воздуху стало тесно в помещении, и он, приобретя при сжатии визуальную структуру, с хлопком устремился во все доступные отверстия, расширяя и разрывая их по пути. Огонь из очага полетел бешеным роем искр в разные стороны. А голосу этого казалось мало, и он, вибрируя сумасшедшей мощью, продолжал нести в этот мир весть о смерти моей матери. Атей, выставив вперед посох, кинулся ко мне, и тут же был отброшен к стене. Мои волосы, сбросив, наконец, оковы плетения и лент, золотыми молниями задрожали вокруг головы. Земля мелко завибрировала у меня под ногами, и я отчетливо поняла, что если сейчас не остановлюсь, то разорву это место и этот город в клочья!

Я с силой укусила себя за палец, разрывая кожу и мышцы зубами, и только тогда крик подчинился и с урчанием убрался внутрь моих связок. Воздух со свистом ворвался обратно, заполняя и обживая вновь только что покинутые места. Волосы тяжелой волной упали на плечи, разливаясь усмиренным потоком по груди и спине. Земля, вздрогнув в последних конвульсиях еще пару раз, тоже облегченно успокоилась. И наступила тишина! Она могла бы быть абсолютной, если бы небесные колокольчики не разбивали ее хрустальным звоном радости и надежды.

Я обвела взглядом комнату. Лавки и сундуки превратились в гору мусора, которая празднично поблескивала россыпью каменьев, а также золотой и серебряной утварью. В воздухе летала травяная взвесь, бывшая когда-то магическими сборами уважаемого волхва. Он сам, покряхтывая, поднимался, опираясь на чудом уцелевший посох. Хотя кого этим кряхтеньем он обманывал? Мои тактильные ощущения еще хранили память о каменной мощи его тела.

– По-моему, вы спросили, как я выжила? – запоздало переспросила я. – Так вот – понятия не имею! Вы, правда, можете попытаться еще раз погрузить меня в воспоминания, – я чихнула от растительной пыли, романтично кружащейся среди разгромленного пространства избушки, – ну конечно, если найдете чего в огонь сыпать!

– Великий Велес, – произнес волхв, растерянно оглядывая разгромленное жилье, – давненько я не встречал такой неконтролируемый выброс жизненной силы! Я даже, стыдно признаться, струхнул, когда твои волосы зашевелились вокруг головы. Как змеи, честное слово!

Я тряхнула упомянутыми волосами, и тяжелые пряди хлестнули по ягодицам.

– Какой-нибудь еще эксперимент провести не желаете? – Волхв отмахнулся от меня, как от чумной, подбирая и отряхивая драгоценные подносы. – То есть я могу идти? – уточнила я все-таки.

– Только далеко не уходи, – напутствовал меня вслед мудрейший.

Я дошла до «лифта», и вдруг внутри меня все взбунтовалось. В конце-то концов! Сколько ж можно меня дергать как марионетку за ниточки! «Далеко не уходи». Ага! Сегодня, может, моя судьба решится, а я буду, как покорная овца, сидеть на уроках. И я, решительно развернувшись, потопала в город. «Далеко» – понятие абсолютно не конкретное. Вот для меня, положим, путешествие до знакомого постоялого двора – это вовсе даже близко. И я, заплетая на ходу кое-как косу, все больше и больше ускоряла шаг.

Город, как всегда, поражал красками и ажурностью. И поэтому, не уставая вертеть головой по сторонам, я впитывала в себя деревянные красоты, все быстрее успокаиваясь. Видение в лачуге я насильно загнала в глубь памяти, чтобы оно не царапало мое саднящее сердце. На поверхности же оставила только мысль, что нас с матерью насильно оторвали друг от друга, и не исключено, что я была любимым и желанным ребенком.

Постоялый двор Избавы гудел вновь прибывшими постояльцами. Увидев меня, Нежана взмахнула рукавами.

– Стеша, – удивленно распахнула она ясные глаза навстречу мне, – да тебя не узнать!

– Ты же узнала, – улыбнулась я краешком губ, отвечая на ее поцелуй.

Нежана крепко ухватила меня за руку и потянула в глубь сада. Там, за пышными кустами жасмина, плотно облепленного благоуханными звездочками цветов, отыскалась укромная беседка. Со стороны ее мудрено было бы заметить, ведь она вся была густо оплетена неизвестным мне вьющимся растением с гроздями медово-желтых ягод.

– Ой, Стеша, а у нас такая суета, такая суета, – частила девочка, не переставая поворачивать меня в разные стороны, – приехали очень странные люди! Говорят, что жрецы с острова Зеленого Огня. Полностью закрыты золототкаными покровами, только глаза сквозь прорези тусклыми головешками горят. И делают вид, что идут, а на самом деле даже Земли-Матушки не касаются! Я специально муку возле их покоев насыпала. Так что точно тебе говорю!

Я глупо улыбалась, слушая это беззаботное щебетание.

– А еще у нас останавливался намедни Чудь Белоглазая, а ихнее племя редко выходит на свет божий!

– Это ж кто такие? – решилась я, наконец, поддержать разговор.

– Да ну что ты, это народ такой, подземный, – и зашептала мне заговорщицки на ухо: – А сам-то высоченный, ликом черен, глазьми бел, волосья по плечам раскиданы без всякого порядку. А живут они, говаривают, в подземном мире. Потому, мол, и очи белые, что света яркого не приемлют. А еще я слышала, будто у них медное, серебряное и золотое царствия имеются.

Она вытащила откуда-то гребень и принялась расчесывать мои волосы, бережно разделяя спутанные прядки.

– Да много еще кого понаехало на Перунью Гору…

– Куда? – Я почувствовала, как напряглись мышцы спины.

– На Перунью Гору, – послушно повторила девочка, – говорят, что последний раз таким составом собирались лет сто пятьдесят назад.

– А что за гора такая? – вовсе не горя желанием это знать, все-таки спросила я.

– Да есть у нас такая священная возвышенность, на полдень от града находится, там древо божественное произрастает – вяз двенадцатиобхватный. Так вот, аккурат на каждую Перуницу, что первого липня[50] бывает, трехглавая молния бьет в него. Древо охватывается пожаром, но не сгорает.

– А как же пройти к этой самой горе? – Кто знает, вдруг пригодится информация.

– Ну что ты! Этого никто не ведает. Ход туда только волхвам дозволен, – она удрученно вздохнула, – издалека глядим… И гору видать, и древо на ней, а ближе не подойтить. Уж сколько наших пыталось, – и она махнула рукой, показывая всю безнадежность этих попыток.

Но тень досады, не задерживаясь, легким облачком уже соскользнула с юного чела, и девочка вновь с любопытством уставилась на меня.

– А теперь ты расскажи, Стеша, как учеба в Чародейтельной Школе, что нового узнала? – Нежана, приоткрыв рот, приготовилась слушать.

Видя такой живой интерес, я вначале нехотя, а потом все более и более втягиваясь, подробно рассказала обо всех уроках, об учителях и ребятах.

– Надо же, альв ведет учение! – завистливо вздохнула она, когда у меня речь зашла об уроке Тварьского Языка. – А у меня ни одного знакомого альва нет, да и у нас они редко останавливаются… Какие ж они все-таки милашки!

Надо же, а на меня Лесеслав не произвел никакого впечатления! Нежанка же аж дыхание затаила, в подробностях выспрашивая про зеленоглазого альва.

Так за разговорами пробежало время, и я заторопилась домой. Проходя по Роще предков, заглянула все-таки в Атееву хибару, но никого там не обнаружила. Об учиненном мною разгроме уже ничто не напоминало. Лавки и сундуки стояли на своих местах. Не знаю, где волхв так быстро раздобыл новые, но выглядели они в точности как те, что я разломала.

Ребят на поляне еще не было, и я сразу пошла к своему теремку. Сердце как-то не по-доброму забилось о ребра при виде открывшейся картины… Славик сидел у крылечка совсем один и рассеяно перебирал «потешки». Увидев меня, он быстро подбежал и уцепился за подол сарафана, вздрагивая всем тельцем. Я присела на колени, ребенок тут же обвился крохотными ручонками вокруг шеи, практически душа меня.

– Славонька, маленький, ну что ты, – бормотала я, пытаясь хотя бы чуть-чуть ослабить его хватку.

Но малыш сотрясался в беззвучных рыданиях.

– Чадолюба, – громко крикнула я. В ответ лишь зеленая трехногая ворона вылетела из нашего окна и улетела за деревья.

Я, с трудом приподнявшись с малышом на руках, зашла в дом. Саквояж лежал на кровати и ничем не напоминал говорящего Савву Юльевича. А на лавке валялись часы, что было очень странно, так как Птаха я завела только сегодня утром. Я опустила Славика на кровать и еще пару раз позвала Чадолюбу, уже понимая полную бесполезность этого занятия. Злоба закипала в душе – вот так вот и доверяй подземным помощникам! Ушла, бросив малыша одного на безлюдной поляне! Я, как могла, боролась с яростью, памятуя, к каким разрушениям привел выброс эмоций в избушке Атея.

Как я ни трясла саквояж, тот не проявлял никаких признаков жизни. Понимая, что орел все равно не сможет дать вразумительного ответа, я все же опять завела часы, но те сохраняли облик механического прибора, меланхолично тикая в моей руке. Только и оставалось мне успокаивающе поглаживать и похлопывать детскую спинку.

Через некоторое время Славик стал вздрагивать все реже и реже, пока, уже засыпая, не отпустил ручки, обмякнув телом. Я осторожно, стараясь не потревожить хрупкий сон, опустила его на кровать и, сделав пару попыток дозваться Савву Юльевича, пошла к дверям… и практически впечаталась головой в грудь Атея.

– Ты почему не на учебе? – начал было он и замолчал, окидывая глазами сонное царство.

– А зачем? – Я постаралась вытеснить его на улицу, чтобы он своими криками не разбудил только-только успокоившегося малыша.

С тем же успехом можно было бы двигать трансформаторную будку!

– А где Чадолюба? – Взгляд становился все более пристальным.

– Где-где! Ушла ваша хваленая Чадолюба, бросив маленького ребенка одного!

– Что? Да быть такого не может, – сейчас голос волхва напоминал раскаты грома, – да Велесова нянька скорее умрет, чем бросит доверенного ей ребенка…

Тут он как-то уж очень быстро осекся и, велев никуда не уходить, резко развернулся на пятках и удалился с поляны. Но, как говорится, что сказано, то сказано!

Значит, «скорее умрет»… Я раздумывала не больше пары минут, а потом кинулась обратно в комнату собирать вещи. Бестолково пометавшись между сундуками и ларцами, я ограничилась тем, что закинула часы в саквояж, растолкала разомлевшего Славика и потащила их обоих на выход. Зачем им искать виновного, когда я так удачно укладываюсь в схему преступления? Не успела появиться в городе, как у них тут же стали пропадать берегини, лешие, домовые и фиг их еще разберет какие! Правда, и до меня за Бореем кто-то пропадал, только кто ж поверит, что я тут ни при чем? Мало ли где я до этого шманалась! Потом, это глупое утаивание похода в бестиарий! Рано или поздно Атей все равно узнает о нем от Анебоса. А так все очень здорово получается: прошлась вдоль луга – пропали луговые и берегиня, да леший в соседнем леску исчез. К морю прогулялась – как корова языком слизала еще несколько духов-охранителей. Сегодня вместо того чтобы идти, как велено, на занятия, я зачем-то терлась на безлюдной спальной поляне. Итог известен – Чадолюба куда-то тоже теперь пропала. А если еще приплюсовать сюда мою вылазку в запредельное для них Тридевятое Царство… Короче, ничего хорошего мне здесь ждать нечего. Припомнят сейчас и впитавшуюся нутряную звезду, и рождение без урисниц. Да и еще на пяток смертных приговоров ерунды какой-нибудь напридумывают.

Я дошла до выхода с поляны и остолбенела – проход преграждали языки пламени. Нас здесь просто заперли! Я, оставив ребенка и саквояж в стороне, попробовала проскочить. Огонь тут же, изогнув хищно шею, трехголовым чудовищем кинулся на меня, клацая раскаленными зубами. Я успела отпрянуть, лишившись доброго куска сарафана. Паника стала подниматься внутри, наполняя меня животным ужасом. Даже если и правда я виновата в исчезновении всех этих сущностей, ну и что с того? Я ведь понятия не имею, как это происходит! Я же не специально все это творю! Неужели я должна отвечать за преступления, которые даже не помню как совершала? Вон в моем мире никаких берегинь и близко нет – и никто от этого еще не помер! Хотя бешеная собака тоже кусает людей, не отдавая себе в этом отчета, но это никогда не служило аргументом для того, чтобы оставлять ее в живых!

Я вскочила на ноги и побежала вдоль деревьев, огораживающих поляну, в поисках какой-нибудь щели. Но вся опушка была сбита в такой тугой колтун, что и хомяк бы не протиснулся! Сделав еще пару кругов, я, завывая уже в голос, чтоб таким образом выдавить панику наружу, бросилась в баню. Байника тоже не было видать. Неужели я и его уничтожила? Быстро схватила ушат с водой и побежала опять к выходу. При моем приближении языки пламени опять превратились в Змея Горыныча, раскрывшего свои кровожадные пасти. Я, как следует размахнувшись, плесканула водой прямо в морду центральной головы. Та, быстро открыв пасть, заглотила всю гигантскую каплю и сыто отрыгнула паром прямо мне в лицо.

Паника достигла кульминации, в ушах зазвенело, спина в ответ взорвалась болью. И в эту минуту мне вдруг стало казаться, что я опять лечу вниз в разверстую яму, наполненную тошнотворно-зелеными острыми кольями. Я рванула от них наверх и… оторвалась от земли. За спиной заплескался теплый ветерок, унося землю все дальше и дальше вниз. Я обернулась назад, надеясь увидеть крылья с лебедиными перьями. Но… ничего похожего сзади не было. Они вообще оказались нематериальны, мои крылья! Это были скорее сгустки энергии, отливающие в лучах подземного солнца бликами перламутра.

Черное солнце манило меня к себе, но я, вдруг опомнившись, огляделась по сторонам. По обе стороны от меня, разделенные только широкими полосами сбитого в войлок леса, тянулись многочисленные поляны. На одних находились какие-то постройки, на других – большие стада разнообразных животных. Некоторые выглядели и вовсе просто обыкновенными цветущими лужками. Ближе же к горизонту все терялось в зеленоватой дымке. Короче, бежать было куда!

Я опустилась обратно на поляну, крепко обхватила Славика и саквояж и рванула наверх. Забираясь все выше и выше, я пыталась наугад определить, какая же поляна мне подходит больше. И так увлеклась этим процессом, что, только когда Славик задергался у меня на руках, посмотрела в направлении его взгляда. То есть прямо наверх. Солнце, оказывается, за это время успело увеличиться в размерах раза в три. И я, заинтересовавшись этим феноменом, поднялась еще чуть-чуть повыше.

Нечто странное было в этом светиле. Само собой, черное солнце и само по себе весьма необычно. Но здесь было что-то другое! Я сделала еще несколько махов крыльями… И вдруг поняла, что никакое это не солнце! Это просто большое отверстие в небе, подсвеченное по бокам так ярко, что света хватало для освещения всего подземного мира. Я прикрыла веки, чтобы не ослепнуть, и продолжила набирать высоту. Вскорости я поняла, что меня затягивает в маскирующуюся под солнце дыру независимо уже от моего желания. Отдавшись на волю этому притяжению, я сложила крылья.

Темный туннель оказался совсем коротким, и нас выбросило в большое помещение, разделенное перегородками на сектора, каждый из которых заканчивался небольшой дверцей. Я, поставив Славика и саквояж на пол и задвинув отверстие тяжелым люком, по очереди подергала каждую из них. Все, как назло, оказались запертыми. Тогда я по-хозяйски обошла хоромы. Неровные темно-коричневые стены уходили высоко вверх. Я задрала голову: на весьма приличной высоте зеленела густая крона, пропускающая тем не менее свет, которого вполне хватало, для того чтобы различать предметы. Подумав, что лучшего убежища у меня все равно нет, я решила отсидеться здесь некоторое время, чтобы под покровом темноты покинуть навсегда Русеславль.

Мне было до слез жаль уходить из этого города. Это первое место во всей моей никчемной жизни, где я не чувствовала себя беспросветно одинокой. У меня наметились первые близкие люди, друзья даже: Нежана, Анебос, да и тот же Атей. Что уж говорить, у меня появился почти свой собственный дом! Я смахнула невольную слезу, со всей ясностью представив, что больше никогда не поднимусь по ступенькам моего теремка. А увлекательная учеба, которой я только слегка коснулась… Уже две слезные дорожки прочертили русла по моим щекам. Мне приходится сбрасывать с себя эту волшебную жизнь, как старую линялую шкурку, и бежать куда-то в неведомом направлении, обрекая на эти скитания еще и маленького ребенка.

Славик уже опять спал, разметавшись на кучке мха, которую я сгребла в угол, оплакивая свою недолгую счастливую жизнь. Я смотрела на его спокойное лицо и раздумывала, как лучше поступить. Оставаться в Гиперборее опасно. Неизвестно, какие методы поиска есть у местных и заезжих волхвов. Да и их духов-охранителей жаль; если я и правда, не ведая сама, приношу такие беды, то мне надо держаться подальше от тех мест, где они обитают. По этой же причине у коневрусов мне тоже нечего делать. Поэтому остается одно – возвращаться в детдом. Уж там-то ни о каких охранителях слыхом не слыхивали, так что опасности от меня никакой никому не будет. А до тех пор можно остановиться у буканая, пока дорожка, ведущая в мой мир, не откроется. Пропадать у него все равно больше некому, так как одноногий бельмастый из леса уже сделал за меня всю грязную работу. Славик вздохнул и положил кулачок под щечку. Я поправила его вспотевшие кудряшки. Ну точно, там и для него привычный мир, если он только не сын берегини, конечно. По крайней мере, он бывал в моем мире, судя по одежде и сломанному китайскому вертолетику.

И я начала в уме прикидывать, как мне добираться до Борея, как потом найти путь до буканаевского луга. Если бы я передвигалась одна, то и проблем бы не было – где лисой, где на крыльях. Вспомнив о крыльях, я посмотрела назад. Их не было! Я в панике вскочила, испугавшись, что они пропали навсегда, и попробовала взлететь. Тут же потоки сверкающей энергии послушно развернулись за моей спиной цветком хризантемы. Я, успокоившись, села – и крылья, свернувшись, убрались куда-то в глубь моего тела. Подумав, ощупала ткань сарафан сзади. Похоже, появление и исчезновение прозрачных лопастей никак не сказывается на целостности одежд. Закончив с этой процедурой и примостившись на куче мха рядом со Славиком, я начала прикидывать пути отхода дальше, взвешивая все плюсы и минусы. Незаметно подкрался сон и утянул в свою страну долгожданного покоя.

Когда я открыла глаза, вокруг было непривычно темно. Не сразу сообразив, где мы, я испугалась. Мне даже показалось, что это все еще лесная избушка, в которой погас очаг. И только когда я уже шарила руками по полу в поисках огнива, до меня дошло, где сейчас нахожусь. Ну точно! Одного взгляда наверх хватило, чтобы понять, что просто наступила ночь, поэтому и темень такая. Сквозь густую листву светили звезды, но света от них было немного. Хотя тут уж ничего поделать было нельзя. По уму, надо бы вылететь из туннеля вниз и через другие поляны попытаться выбраться из города. Но на всякий случай я прошлась еще раз по периметру помещения, дергая двери. Результат ничем не отличался от предыдущего. Я в досаде подошла к люку в полу и, ухватившись за ручку, со всех сил потянула. Та вдруг неожиданно легко поддалась, и я отлетела к стене, нехило приложившись лопатками о твердую поверхность. Но, против ожидания, движения это не остановило, и я продолжала падать, пройдя сквозь стену, словно сквозь воздушную завесу.

Вывалилась я на неожиданно весьма оживленное место. Кругом, освещенные ярким заревом многочисленных костров, сидели люди и другие странные существа. Все они дружно раскачивались, нараспев повторяя нечто стихотворное. Я, потирая ушибленный копчик, попыталась подняться, вновь поскользнувшись на чем-то липком, теплом, нестерпимо воняющем железом. Пришлось повернуть голову… Увидев, что сижу на туше черного, как ночь, быка, который, судя по количеству крови, натекшей в огромную чашу из его разверстого горла, был уже мертв, я подскочила, брезгливо вытирая руки о подол. Рядом с быком валялись отошедшие в мир иной красный петух, белая овца и серый, мышиной масти, конь.

Врать не буду, вначале у меня возникла шальная мысль незаметно ретироваться обратно в дерево. Но трудно остаться незамеченной, валяясь практически на алтаре. Рядом со мной сразу заклубился густой туман, из которого соткались четыре огромные собаки, впрочем вполне благодушно на меня поглядывающие. И я, обманувшись их располагающим внешним видом, сделала шаг в сторону, за что тут же оказалась опутана тонкими змеиными языками, молниеносно выскочившими из их пастей.

Народ тем временем перестал нараспев декламировать что-то божественное, оставаясь тем не менее на своих местах. Все молча взирали на меня. Заготовленной фразы на этот счет у меня не имелось, а орлиное «Шолом, селяне!» вряд ли было уместно. Поэтому, с трудом избежав искушения шаркнуть ножкой, я, пытаясь сохранить максимально независимый вид, стояла, разглядывая обвившие меня языки. И чем дольше я смотрела на них, тем призрачней и призрачней они казались. Я провела рукой по груди (вернее, по ребрам в этом самом месте), и раздвоенные жала осыпались белыми пушистыми снежинками. Собравшиеся тихонько ахнули, подавшись ко мне поближе.

Чувствуя угрозу со всех сторон, мои волосы зашевелились и, самовольно разрушая мудреное плетение, исполненное заботливыми руками Нежаны, уже второй раз за сегодня приподнялись над моей головой. Народ, ахнув несколько громче, так же дисциплинированно отступил на исходные позиции. Я, приподняв бровь, наблюдала эти половецкие пляски. Причина мне была абсолютно непонятна. За короткое время, проведенное здесь, я видела чудеса и позаковыристей, чем самопроизвольное шевеление шевелюры.

Вдруг мне на плечо легла тяжелая ладонь. Я оглянулась. Укоризненно глядя на меня сверху вниз, рядом стоял Атей. Видок, надо отметить, у него был весьма подходящий для этого сборища адептов незнамо какого культа. Сейчас бы я ему меньше ста лет дала бы только очень польстив. Его пергаментная кожа была обильно усыпана пигментными пятнами, белая как лунь борода пощипанным мочалом трепыхалась в районе колен, широкие рукава белой, вышитой красной рунницей рубахи открывали натруженные, как будто раздавленные тяжелой работой коричневые грабли рук. Я не удержалась и усмехнулась про себя. И как только его угораздило этак клешни разработать? Никак это оттого, что он гербарии в огонь подбрасывал? Короче, картинка получилась эпическая, что-то из разряда «Возвращение мумии – 147».

– Ты как сюда попала? – Впрочем, голос у него был вполне себе нормальным.

Вопрос, честно говоря, поставил меня в тупик. И я, решив, что пора стать правдивой, ответила как есть:

– Абсолютно случайно. Просто вывалилась сюда. Но вы не переживайте, – я оглядела высокое собрание, – мне уже пора.

И, напустив максимально занятой вид, я пошла в сторону дерева.

– Не получится, Стеша. – Мне показалось или голос и правда зазвучал огорченно? – Мы тебя весь вечер искали.

Сердце, ударив глухо два раза в горле, обвалилось куда-то вниз. Я сделала еще шаг вперед, и опять мое плечо ощутило тяжесть Атеевой руки. Я попыталась скинуть ее, резко дернув туловищем, но Атей, несмотря на свой просто замогильный вид, держал меня на редкость крепко. Что удивительно, в разговор больше никто не встревал. Народ продолжал пялиться на меня с абсолютно непонятным выражением лиц (ну то есть у кого были эти самые лица). Поняв, что беседы не избежать, я молитвенно сложила руки на груди и, вложив в голос всю искренность, на которую только была способна, сказала, обведя всех полными слез глазами:

– Я понимаю, что мне никто не поверит, но я правда, – слезы все-таки выкатились из глаз, – правда ни в чем не виновата. Я знаю, как это все выглядит со стороны, но я просто не смогла бы сотворить такое. Я даже не знаю, как это делается.

– Мы обращались к богам, – глухо молвил Атей, избегая моего взгляда, – спрашивали о причине постигшего нас несчастья…

– И? – Ну зачем я это спросила, ведь ответ и так явно читается на всех обращенных ко мне лицах…

– Причиной названа ты.

Только сейчас я заметила, что народ не просто смотрит на меня. В мою сторону направлена целая куча кристаллов. Они, эти кристаллы, сидели на огромных посохах и на небольших жезлах, на кольцах, на рогах, в кулонах и еще черт его знает где! А Атей тем временем не просто сжимает мне плечо, он уводит меня из круга, незаметно прикрывая собой.

– Но я не делала этого!

– Боги не ошибаются… Но потом мы попросили помочь нам бороться с напастью, чтоб они подсказали или прислали к нам защитника…

– Ну как мне вам доказать, что я ни при чем?

– И в это время прямо на жертвенный камень свалилась ты. – Похоже, он завершил свой маневр, так как я оказалась прикрыта от большинства сидящих. В сторону же остальных был направлен, как бы случайно, атеевский посох. – И теперь осталось понять, – его голос стал громче, и я поняла, что он обращается не ко мне, – боги тебя прислали, чтобы мы совместными усилиями тебя покарали? – Среди присутствующих поднялся одобрительный ропот. – Или ты и есть тот самый защитник?

Видимо, главные слова были произнесены, потому что Атей обвел вокруг нас круг посохом, и мы оказались заключены в сверкающую сферу.

– Я не позволю никому причинить вред этой девочке, – он стукнул посохом, и из его навершия хлестануло пламя, – пока мы точно не убедимся, что она и есть враг! – И, помолчав немного, добавил так тихо, что даже я засомневалась, были ли произнесены эти слова: – Да и тогда не позволю…

Прямо перед коконом возник человек с медвежьей головой. Он, буравя меня злобными красными глазками, заговорил, половину слов прорыкивая:

– Куда уж ясней, ты сам видел призрачное видение, – он махнул в сторону небольшого озера, которое я заметила только сейчас, – причина она – больше некому.

– Причина – да, но вот виновница ли?

– Многоуважаемый Атей, я не подозреваю вас в пособничестве только из уважения к вашим годам.

– Тогда, может, из уважения к моим годам вы, не менее уважаемый Берендей, согласитесь принять вызов на Божий суд.

– Божий суд? – Медведоглавец даже задохнулся от удивления. – А в чем суть спора?