Текст книги "Фантограф. Русский фантастический № 2. 2014"

Автор книги: Марина Ясинская

Соавторы: Пальмира Керлис,Василий Гавриленко,Олег Кожин,Сергей Фомичев,Эдуард Шауров,Кристина Каримова,Максим Черепанов,Дмитрий Карманов,Ирина Станковская,Алексей Жарков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

Шестерых спящих вертухаев перебили в считаные секунды. Никто и пискнуть не успел. Шесть электрических дубинок и шесть автоматических пистолетов «шот-секьюрити» перешло в безраздельное пользование повстанцев.

– Куда теперь? – шепотом спросил Забияка, поглаживая холодный металл ствольной коробки.

– Туда, – Вонючка указал в сторону кладовых. – Там лестница на второй этаж… Ты, с предохранителя его сними, темнота. Вот эта пимпочка… и затвор оттяни… Вот так! Все видели?

Стараясь не топать, они прошли по длинному коридору между кладовыми, мимо запертых дверей, свернули направо и вышли в небольшой, освещенный ночными светильниками холл. Последний из цеховых охранников, Эдисон Птица, посапывал на неудобном офисном стульчике, привалившись спиной к решетке. Рот его был слегка приоткрыт, руки глубоко засунуты в карманы брюк, ноги вытянуты вперед. Он проснулся, когда Эдисон Проныра и Эдисон Вонючка подошли к нему с двух сторон. Ничего не соображая спросонья, Птица вскочил на ноги и замер, в изумлении уставившись на Проныру. Проныра и Птица были одного года клонирования, совершенно одной комплекции, одного роста. В полумраке темного холла они выглядели как отражения в зеркале. Взгляд Эдисона Птицы, наливаясь ужасом, метнулся на Вонючку, и охранник схватился пальцами за кобуру. Эдисон Проныра, коротко размахнувшись, ударил свое отражение рукояткой пистолета. Зубы Эдисона Птицы лязгнули, и он начал заваливаться на решетку. Вонючка подхватил его за плечи.

Уложив Птицу на пол, они обшарили его карманы, забрали пистолет и связку ключей. Вонючка еще раз для надежности дал ему по кумполу, и все побежали вверх по лестнице.

Второй этаж, где располагались офисные помещения вольнонаемных работников, никто не охранял, там было темно и тихо, но, когда молчаливая колонна под предводительством Вонючки и Забияки двинулась по лестнице к третьему этажу, с промежуточной площадки вдруг вывернулся незнакомый клон в форме офицера верхней охраны. Разогнавшись, он на полном ходу пробежал несколько ступеней и почти налетел на мрачную толпу. Видать, не зря хозяин держал парня в личной охране – моментально сориентировавшись, клон развернулся на сто восемьдесят градусов и кинулся вверх по лестнице. Вонючка и Забияка почти одновременно выстрелили ему в спину, и незнакомый Эдисон упал на промежуточной площадке. Осторожничать дальше не имело смысла.

– Вперед! – заорал Вонючка, и три десятка мужиков, прыгая через мраморные ступеньки, рванули на третий этаж.

В просторном холле личных апартаментов босса бледный до синевы охранник бросил пистолет под ноги и опустился на колени.

– Где?! – заорал ему в лицо Вонючка. – Где эта главная сука?!

Охранник протянул за спину дрожащую руку. Его дважды ударили обрезком арматуры и побежали дальше, к высоченной двустворчатой двери с полупрозрачными мелкими стеклами. В огромной, богато обставленной зале произошла заминка, но двое охранников, засевших за перевернутым диваном, навряд ли могли эффективно противостоять десяти табельным «шот-секьюрити». Очень скоро пуля из пистолета Проныры попала одному из них в грудь. Второй выбросил пистолет из-за дивана и поднял руки. В расстегнутой форменной куртке и пижамных штанах он сидел на полу, а рядом, зажав ладонями грудь, лежал похожий на него, как две капли, брат-близнец в пропитанной кровью майке.

– Как его зовут?! – спросил Вонючка, останавливаясь возле раненого.

– Эдисон… – всхлипнул сидящий на полу охранник, – Эдисон Красавчик.

– Позаботься о нем, – строго сказал Вонючка. – Хозяин там? – Он ткнул стволом пистолета в сторону золоченой двери.

Парень, опять всхлипнув, кивнул.

– Пошли! – Вонючка махнул пистолетом.

После очередного неистового пинка Забияки правая створка двери с выбитыми стеклами треснула и повисла на одной петле. Вонючка вошел в кабинет первым.

Золото и пурпур, кресла на тонких изогнутых ножках, огромные зеркала вместо окон… В самой середине кабинета за огромным директорским столом сидел Эдди Б. Эдисон. Его обрюзгшие щеки выражали высшую степень презрения. Позади его кресла стояли взлохмаченный управляющий и молодой секретарь, нервно мявший пальцами края пижамы. Чуть в стороне от стола, в тонконогом кресле сидел раскормленный мальчик лет семи с испуганным лицом. В пухлых испачканных пальцах мальчик сжимал длинный рожок с оплывшим коричневым шариком шоколадного мороженого.

Вонючка стремительно прошел через кабинет и остановился перед столом носителя исходной генетической информации. Забияка, Седой, Проныра и все остальные широким полукругом рассыпались за спиной своего вожака. Эдди Б. Эдисон смерил Вонючку тяжелым равнодушным взглядом и несколько раз раскатисто хлопнул в ладоши.

– Что ж, – проговорил он глуховатым, но в то же время звучным голосом, – я впечатлен, дети мои. – Пожилой джентльмен еще раз хлопнул в ладоши и улыбнулся Вонючке кривой презрительной улыбкой. – Думаю, должность старшего менеджера ты сегодня заслужил по праву. – Управляющий издал сдавленный горловой звук. Тяжелый взгляд выцветших глаз остановился на Забияке. – А ты – должность начальника цеховой охраны. Можешь набирать штат. Вакансии, я так понимаю, есть, – Б. Эдисон высокомерно качнул складчатым подбородком и, чуть подождав, добавил: – Надеюсь, на этом наши разногласия исчерпаны?

– Я привел их сюда не за этим, – не поднимая глаз, сказал Эдисон Вонючка.

– А за чем же? – Брови босса изумленно приподнялись.

– За свободой, – сказал Вонючка.

Откинувшись в кресле, Эдди Б. Эдисон расхохотался:

– За свободой? Да половина из них даже не знает такого слова.

Вонючка с ненавистью взглянул на обвислые щеки такого знакомого и даже родного лица:

– По смерти носителя исходной генетической информации каждая клонокопия в течение трех месяцев получает полные права личности и гражданство, – сказал он раздельно. – Ты сдохнешь, и мы перестанем быть твоей собственностью!

– Вот как? – Эдди Б. Эдисон иронически покрутил седой головой. – А я собирался оставить мою собственность наследникам.

– Твои наследники, произошедшие на свет естественным путем, имеют права на твой завод и твои деньги, но каждая твоя клонокопия после твоей смерти по закону получит права личности и гражданство, – бесстрастно отчеканил Вонючка. – Я умею пользоваться терминалом своего станка, и даже в промышленной сети можно найти нужную информацию.

Б. Эдисон с удивлением рассматривал стоящего перед ним сероглазого мужчину.

– Тем более, – продолжал Вонючка, – что у тебя нет естественных прямых наследников, и этот маленький клон, – он покосился на мальчика в кресле, – не получит даже твоих денег. Ни один юрист не признает его права.

Эдди Б. Эдисон задумчиво пожевал губами:

– Это значит, что вы… вы все… собираетесь убить меня? Вы – плоть от моей плоти?.. – Он обвел глазами лица стоявших за спиной Вонючки мужчин. – Но ведь вы – это я. Как же вы убьете самого себя? Ведь даже самоубийство большой грех!

Десятки лиц, молодых и не очень, таких похожих на его собственное лицо и в то же время совершенно чужих, до отвращения незнакомых. Они молчали, и от этого их молчания нехорошо и холодно делалось в спине, как будто решение было не только принято, но уже и наполовину исполнено.

– Я возьму на себя этот грех, Эдди, – сказал Вонючка. – Мы все здесь не безгрешны.

– Так! – Б. Эдисон весомо положил руку на стол. – Хорошо! Убьете меня, но что дальше? О какой свободе идет речь? В тюрьме ее нет! Вы все пойдете за решетку! – Одутловатый палец обвел ряды клонов. – Пожизненно, дети мои. Пожизненно…

– Почему все? – сказал Вонючка. – За убийства отвечу я.

– Ты?

– Да, я! На всем оружии отпечатки моих пальцев, – Вонючка оглянулся на товарищей. – Только моих пальцев…

– Зачем? – изумленно спросил Эдди Б. Эдисон. – Зачем тебе это нужно?

– Я так выбираю. Это просто здорово – иметь свой выбор.

– Но зачем?

– Оттого, что я люблю их, – просто сказал Вонючка.

Чуть нагнувшись вперед, Эдди Б. Эдисон с мрачным изумлением снизу вверх смотрел на своего клона:

– А если я пообещаю освободить всех вас? Сделаю, скажем, дарственную на имя… э-э-э…

– Нет, – Вонючка покачал головой. – Ты же сам знаешь, что это не твой выбор.

Старик задумчиво кивнул и, как бы невзначай, передвинул руку на край стола, туда, где в недрах письменного монстра, никогда не знавшего ни ручек, ни бумаги, прятался маленький выдвижной ящик.

– Не надо, – попросил Вонючка, поднимая пистолет. – Если начнется стрельба, боюсь, кто-нибудь может попасть в мальчика.

Б. Эдисон на секунду задумался, потом опять кивнул и убрал руку с ящика.

– Полиция уже здесь, – сказал он, глядя Вонючке в лицо. – Наверняка ломают внизу входные двери.

– Тогда нам нужно поторопиться. – Вонючка взвел пальцем курок.

Б. Эдисон выпрямился и закрыл глаза.

Когда сухой хлопок пистолетного выстрела толкнул крупную голову старика на лопнувший подголовник кресла, мальчик уронил мороженое на штаны и, некрасиво разевая рот, беззвучно заплакал.

– Плачь, – негромко сказал Вонючка. – Плачь, братишка. Свобода того стоит.

Следователь отдела уголовных преступлений шестого федерального участка Барни Кроуз потянулся так, что хрустнули шейные позвонки, и зевнул.

– Что там у нас по делу Эдисона? – спросил он у помощника, сидевшего с другой стороны стола.

– Эдди Бакстер Эдисон, – отрапортовал помощник, – владелец небольшого частного завода, использовал в качестве основной рабочей силы принадлежавших ему клонов – рядовое, кстати, дело для маленьких частных предприятий. Первого клона для малютки Эдди оплатил еще его папашка, Эдди Бакстер-старший. Хорошее, кстати, вложение средств.

– Это уж точно, – мечтательно сказал Барни. – Мне бы определенно не помешал клон, а лучше парочка. Так что там с этим Бакстером?

– Со старшим или с младшим?

– Не ерничай.

– Эдди Бакстер Эдисон был застрелен из табельного пистолета системы «шот-секьюрити», – доложил помощник, – убит собственным клоном.

– Да-да, помню, – Барни помассировал надбровья. – Четверо клонов задержаны, один, кажется, готов сознаться.

– Уже, практически, сознался, – подтвердил помощник.

– А что остальные?

– Остальных надо отпускать.

– Как отпускать? – удивился Барни. – Там же полный вагон трупов! – Он заглянул в разворот рабочего монитора. – Семь клонов убито, двое в реанимации, еще двое с серьезными травмами.

– Доказать ничего невозможно, – помощник развел руками. – Записи видеокамер невнятны, дактилоскопия – вообще пшик.

– А как же показания управляющего?

– Управляющий ничего, кроме убийства своего босса, лично не видел. Все, что он говорит, – его эфемерные домыслы. Кстати, мы и обвинить-то их можем только в одном убийстве – в убийстве Эдди Бакстера Эдисона. Все остальные преступления совершены до его кончины, и по закону ответственность за них принимает на себя носитель исходной генетической информации – иными словами, владелец клонокопий, а он мертв. Мертвее не бывает.

– М-да, – протянул Барни.

– Хотим мы того или нет, – печально констатировал помощник, – но Эдисона Седого, Эдисона Забияку и Эдисона Проныру нужно освобождать из-под стражи. По закону они того… полноправные граждане.

– Ну освобождай, – сказал Барни с легким раздражением. – Четвертый-то хоть сознается.

– Эдисон Вонючка готов подписать показания.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок, – пробормотал Барни, наливая себе кофе из термоса. – Давай сюда этого сидельца.

Через десять минут дежурный полисмен ввел в кабинет следователя мужчину средних лет с усталым симпатичным лицом.

– Присаживайтесь, – Барни, кивнул на табурет из гнутых металлических трубок.

Мужчина осторожно, будто бы пробуя, опустился на край сиденья. Барни допил кофе, отодвинул от себя кружку.

– Так, – сказал он, заглядывая в монитор, – значит, вы и есть Эдисон Вонючка?

– Нет, – тихо сказал мужчина, – без Эдисона… Просто Вонючка… Я сам по себе, – и он неуверенно улыбнулся.

Страсти святого Дроя
Эдуард Шауров

– Я грешен, отче. – Звуки генерировались в гортани и, вылетая изо рта, диффундировали сквозь решетку окна исповедальни.

– В чем же твой грех, дитя Господне?

– Искус и гордыня.

– И чего тебе хочется?

– Я хочу познать любовь, отче.

Смиренно опустив голову, Роб стоял коленями на вышарканной пластиковой скамейке. Краем глаза он видел за частыми перекрестьями серую ткань сутаны. Правила предписывали носить комбинезоны из гексапилена всем без исключения, но Пиксайд сам себе правило.

Падре Симеон несколько секунд молчал, затем спросил тихо:

– Ты состоишь в Клубе Подражателей?

– Нет, упаси Создатель.

– А мне почудилось… Ты знаешь, что желать многого – большой грех?

– Да, отче, но ведь я желаю только любви, – проговорил Роб. – Разве Иисус не обещает нам всем любовь и вечную жизнь в иных измерениях?

– Любовь и вечную жизнь нужно заработать… покорностью и терпением… а не добыть, как вор, тайком в грязном притоне!..

«Ну вот», – подумал Роб сокрушенно.

Падре Симеон был завзятым оратором. Обычно Робу нравились его многослойные, хитро перетекающие по смысловым уровням проповеди, их странная логика никогда не пересекала грань дозволенного, но балансировала на этой грани, заставляя мозги работать почти в турборежиме, просто сейчас совершенно не было времени, а поучения могли затянуться надолго.

– Господь создал нас разными, – сурово гремел падре, – одним дал бразды правления, другим терпение и покорность, первых нагрузил тысячами соблазнов, вторых одарил лишь чистым разумом, свободным от всего лишнего. Но нет, этих вторых не устраивает малая толика, положенная по праву! Им хочется погрузиться в выгребную яму разврата и похоти! Они спешат измазаться в нечистотах, чтобы скорее походить на господ. Они даже не думают, что Создатель в беспощадной логике своей и в бесконечной благости стремился облегчить глупым странникам путь в Царствие Свое! Они рады, походя, нарушать волю Божью!..

Взвизгнула ось стула. Роб удивленно поднял голову и увидел падре Симеона прямо перед собой. Казалось, разгневанный священник готов снести ширму исповедальни.

– Как мыслишь ты, грешный, свою дальнейшую жизнь вплоть до геенны утилизатора? Во чреве греха и разврата? В парше купленных пороков? – Рычащие слова, гулко отражаясь от бетонных колонн, метались по огромному пустому залу церкви. – Я слышал про махинации с моющими средствами, знаю про аферы со страховыми бонусами! Позор! Господь наделил их великими дарами, дал неисчислимые возможности, а они крадут упавшие на пол крохи. И чего ради?! – Падре погрозил кулаком в пространство. – А скандал с Метью Хокгартом? Робот обвиняется в убийстве! Это нечто невообразимое! Это рушит все устои! Общество сходит с ума…

Роб стоял, по-прежнему опустив голову. Суставы его коленей ощущали твердость потертой скамеечки. Ему вдруг захотелось спросить у отца Симеона, правда ли, что Иисус был роботом.

– Как твое имя? – спросил падре, внезапно успокаиваясь.

– RB-384-655-010, отче.

– Категория С-3… менеджмент, – констатировал священник. – А имя во крещении?

– Наречен в честь святого Роберта.

Симеон кивнул:

– Ты пришел сюда тайно?

– Нет. Я работаю мажордомом в семье мистера Грейвиса. Мои хозяева предоставляют мне определенную свободу.

Падре жестом показал Робу, что тот может подняться.

– Так чего ты хочешь от меня? – бесстрастно спросил он, разглядывая молодого дроя. – Отпущения еще несовершенных грехов? Или, может, абонемент на полугодовое паскудство?

– Я бы не посмел, отче.

Давно уже немодное лицо падре, слишком вытянутое и похожее на маску, внимательно смотрело на прихожанина узкими прорезями глазниц. Отче был дряхл. Безнадежно устаревшая модель. Уже лет пятнадцать как его списали в утиль. Только финансовая помощь AIP позволяла оплачивать текущие апгрейды и модернизации.

– Так чего тебе, робот?

Обращение «робот» считалось неприличным и даже оскорбительным, но падре Симеон мог себе это позволить. Его нарочитая развязность неожиданно подбодрила Роба.

– Мне нужны те двое кутюрье, – сказал он. – Говорят, они сменили место, но вы знаете, где их искать.

Роб понимал всю щекотливость ситуации. Падре всегда нуждался в свежих утилитах. Достать их списанный дрой мог только у кутюрье, а с нелегальной утилитой тебе, как правило, вписывают и баннер. Конечно же, унизительно. И конечно, со стороны Роба было верхом неэтичности требовать адрес. Но какого черта? Он ведь не хочет обращаться в места, где можно подцепить любую заразу.

– Грязные сутенеры, – пробормотал падре, – барыги и шарлатаны… Улица сто тринадцать, до самого конца, дом с обвалившимся фасадным лифтом, шестой этаж, выносная лестница с восточной стороны. Приходи и выставляйся по полной. У нас дешево и без залетов…

Выговорив рекламный текст, священник сразу ссутулился и словно угас.

– Спасибо, отче, – благодарно пробормотал Роб, прижимая руки к груди.

Симеон махнул в сторону двери.

– Вали в свой притон, тупой робот, – сказал он ворчливо и крикнул уже вслед: – Да гляди в оба, это место далеко от монорельса.

Ноги сами несли Роба. Он взбежал по пандусу и оказался на улице. Здесь его ждала еще одна маленькая заминка – молодая женщина в джинсовой куртке с повязкой активиста AIР и со значком «Droi Friends Society», дежурившая у входа в церковь. Она завела обстоятельную беседу, в конце которой всучила дрою несколько говорящих листовок.

– Будьте осторожнее, – крикнула она, когда Роб наконец вырвался из ее цепких рук. – Здесь небезопасно. На той неделе копы нашли останки DF-115. Дроям тут по ночам лучше не гулять.

– Спасибо, мэм, я не собираюсь гулять, – честно ответил Роб. – Я уеду на монорельсе.

Системные принципы, заложенные в мозг любого дроя, никогда не дадут ему солгать, но, если вопрос не задан напрямую, всегда есть возможность не говорить правду.

Роб размашисто шагал, направляясь в западный конец Пиксайда. Сначала он держался в тени трехъярусной автодороги, подвешенной на решетчатых опорах между двумя рядами неприглядных высоток, затем свернул на боковую улицу.

Редкие прохожие, попадавшиеся навстречу, смотрели исподлобья с явной неприязнью. Однажды Роба обогнала коповская машина. Водитель притормозил, глядя на идущего дроя с нехорошим любопытством. Видимо, коп, сканируя марку и номер, раздумывал, остановить ли робота или пусть себе педалит, но Роб держался уверенно, и машина, рыкнув сиреной, прибавила газа.

Здесь был район бедноты, тех, кого повальная робофикация посадила на вечное пособие. Дроев здесь не любили, случалось, даже убивали или серьезно калечили, что по сути одно и то же. Дроям было по-всякому лучше не появляться в этих краях, но они появлялись и появлялись с достаточной регулярностью. Они лезли сюда, как мухи на варенье. Полиция смотрела сквозь пальцы на озлобленных мужчин с арматурными прутами, на банды молодых психов, приезжавших в Пиксайд на ночное «сафари», но полиция пропускала мимо своего всевидящего ока и неофициальные церкви Волнового Иисуса, и десятки кибер-клубов, и, главное, сотни подпольных ателье, росших, как грибы-мухоморы. Больше всего Пиксайд походил на опасную крысоловку. Взведенная до упора стальная пружина, способная переломать ваши кости, разорвать связки, размозжить череп, и маленький, невероятно аппетитный, дразнящий ароматом кусочек сыра, нанизанный на острие спускового крючка. Вечное безотказное изобретение пулеметных дел мастера из штата Мэн.

Тысячи дроев, что посложнее, изыскивали тысячи способов, как бы после рабочего дня улизнуть от хозяев, дабы попасть на богослужение, на сборище клуба или в притон продавцов кайфа. Даже заводские роботяги, пахавшие почти круглыми сутками, умудрялись появляться здесь, используя часы ночных профилактик. Пиксайд был почти официальным предохранительным клапаном в котле многомиллионного города.

Роб шел, внимательно и беспокойно поглядывая по сторонам. Его мысли текли, как это принято у дроев высокой категории, сразу в нескольких плоскостях. Он обдумывал текст говорящих листовок, маршрут, судьбы Пиксайда, несколько домашних дел и еще одну занимательную проблемку чисто для себя.

На замусоренном пустом перекрестке он свернул туда, где край выщербленной кирпичной стены был украшен разлапистой, напшиканной из баллончика цифрой. Углубляясь в ущелье пахнущей пылью улицы, он подумал, что номер, скорее всего, написали сами кутюрье, и еще, что смеркается гораздо скорее, чем хотелось бы.

Кусок штукатурки ударил его в шею, второй – поменьше, попал в плечо, еще один, не долетев, разбился возле резинового протектора ступни. Дети были маленькими, злыми и настырными. Они преследовали Роба уже второй квартал, кидались кусками штукатурки, мусором. Время от времени, по инициативе самого старшего пацана с выбритым почти до макушки жирными патлами и желтой присоской телефона на щеке, они начинали хором орать дразнилку. «Робот, робот, сраный гад, мы тебе отпилим зад! Оторвем тебе башку и забьем ее в кишку!»

У Роба не было никакой кишки, и он не боялся того, что маленькие мерзавцы сумеют открутить ему голову Его пугала другая возможность, он опасался, что любое движение в сторону детей может спровоцировать взрослых, если те, не дай Господь, наблюдают за погоней откуда-то из окон, и Роб просто шел по тротуару на предельно разрешенной скорости, стараясь избегать каких-либо эволюций.

Улица, прорезая ряды старых тридцатиэтажек, текла почти точно на запад, и только поэтому лучи заходящего солнца еще освещали обшарпанные стены. Роб почти бежал по тротуару, пытаясь убедить минимакс своих логических центров, что прямое попадание штукатуркой в голову – достаточный повод для превышения скоростного режима. На другой стороне улицы худой старик, рассевшийся на полуразбитом крылечке, равнодушно провожал детей и дроя пустыми глазами.

Дети гнали робота еще половину квартала, затем у старшего запиликал сигнал вызова, и он, а вслед за ним и остальные, были вынуждены остановиться. Один из них еще метнул вслед дрою камень, но вся компания уже развернулась и без видимых сожалений побежала в обратную сторону.

Роб выдохнул с облегчением.

Солнце практически село, когда он добрался до дома с обвалившейся шахтой выносного лифта. Дом выглядел нежилым, но это еще ничего не значило. Роб поднялся по железной лестнице на шестой этаж и постучал в металлическую, облицованную потрескавшимся пластиком дверь. Откликнулись не сразу. Наверное, с той стороны долго и внимательно рассматривали пришельца через мониторы, дважды он почувствовал, как его номер просвечивают простеньким сканером. Наконец дверь, заскрипев на шарнирах, приоткрылась, и худой парень с небритым длинным лицом молча сделал приглашающий жест. Одной рукой придерживая дверь, он посторонился и пропустил гостя внутрь.

Роб вошел и огляделся. Комната выглядела длинной и узкой из-за загромождавшего ее оборудования. Шкафы квантовых «зингеров», модуляторы и мемриты занимали все пространство от пола до потолка. На столе с отломанным краем кучей лежали разовые флэш-инсталляторы.

– Ну че? – сказал парень, похлопывая себя ладонью по бедру. – Чего хочешь, дрючок? Хочешь вставлялку? Есть дурь-пятиминутка. Самая дорогая плющит часа четыре. Можно подобрать «щекотку» на пару дней. Можно прошить «психоззи». Итальянская штучка, будешь ненавидеть весь мир целых двенадцать часов. Дать тебе прайс?

Кутюрье вопросительно уставился на клиента.

– Я вообще-то хотел… – начал Роб.

– А… – воскликнул парень. – Тебе нужны нидлы! Речевые конвертеры? «Лайер»? Классный «лайер»! Сам делал. Могу предложить прошивку на год. Может, «подставу»?.. Нет? А что ты ищешь?

– Любовь, – сказал Роб и отчего-то испугался.

– Любовь? – Кутюрье приподнял бровь.

– Да. Прошивку на год.

– На год? – удивленно проговорил парень. – А баксы-то у тебя есть?

– Есть.

Роб полез в карман, но достал не пластиковый квадрат с чипом, а полуминутную инфокарточку. Он включил изображение, и девочка лет семи-восьми, улыбаясь щербатым ртом так, что на пухлых щеках появлялись ямочки, продекламировала, старательно артикулируя губами:

 
Роби в печке пек пирог,
Про трубу подумал впрок.
 

На слове «впрок» девочка запнулась и закрыла камеру ладошкой.

– Роби, – сказала она весело, – ну-ка не снимай меня, противный.

Изображение погасло.

Парень уважительно взял карточку у дроя.

– Объект?

– Снимок старый, – сказал Роб, словно оправдываясь. – Сейчас ей тринадцать. Но это ведь не имеет значения?

– Не имеет, – подтвердил парень, потыкав пальцем в свой наладонник. – Иди за мной.

Кутюрье повел Роба между грудами электронного хлама и толкнул обшарпанную дверь. За дверью оказалась еще одна комната, тоже сплошь заставленная оборудованием.

– Эш, – позвал парень. – Тут дрой один занятный…

– Мне некогда, – сквозь зубы отозвался тот, кого назвали Эшем. – Что там у тебя, нахрен?

– Дрючок, говорю. Хочет дорогую прошивку.

Второй кутюрье обернулся. У него было круглое лицо, заросшее по щекам и подбородку седеющей бородой. Теперь Роб заметил, что в комнате он не один. Какой-то дрой эрбэшного класса сидел на полу, вжавшись спиной в оклеенную картоном стену.

– Так, – проговорил бородатый Эш, измеряя Роба пристально-равнодушным взглядом. – Этот?

Молодой кутюрье кивнул.

– И чего хочешь? – спросил бородач.

– Вот. – Парень протянул ему инфокарточку.

Старший кутюрье просмотрел запись и испытующе уставился на Роба. Его внимательные холодные глаза, казалось, сканировали самые сокровенные уголки электрического мозга.

– Дочка твоих хозяев? – спросил он почти утвердительно.

Роб с готовностью кивнул.

Человек молчал, что-то обдумывая, а может, подсчитывая.

– Насколько я понимаю, речь идет о большом чистом чувстве? – сказал он наконец.

– Да, – торопливо подтвердил Роб. – О большом чистом чувстве на год.

– Недешево будет, – сказал бородач. – Сексуальная страсть обошлась бы дешевле.

Дрой помотал головой.

– Как знаешь. – Старший кутюрье обернулся к напарнику – Он надежен?

– Да, – сказал парень. – Уже два раза прошивался у нас. Есть номер в базе.

Мужчина перевел взгляд на Роба:

– А денег у тебя хватит?

Роб достал код-карту и протянул бородачу. Дрой, сидевший у стены, вдруг душераздирающе застонал.

– Заткнись, дерьмо, – сказал мужчина.

Он поколдовал с картой, и на белой поверхности высветились цифры.

– Ого, – проговорил кутюрье. – Да. На год этого хватит… Сейчас прошьем тебя по всем правилам. – Он положил обе карты на низкий столик. – Только сначала избавимся от этой вонючки.

Бородатый опять повернулся к сидящему дрою.

– Слышь, дерьмо, – сказал он угрожающе. – Нет денег, пошел отсюда.

Роб стоял, стараясь не шевелиться.

– Пошел отсюда! – почти закричал мужчина.

Лицо несчастного робота сморщилось. Мимические мышцы модели RB несомненно лучше, чем у JT или DF, и, хотя их возможностей все равно не хватает, для того чтобы достоверно изобразить человеческие эмоции, Роб понял, что дрою у стены очень плохо. Корпус бедолаги сотрясали приступы неконтролируемой дрожи.

Палец кутюрье неумолимо указывал на дверь.

– Господин… – захлебываясь, выдавил из себя дрой. – Господин… Мне очень плохо. Помогите мне… Ну что вам стоит…

Палец качнулся.

– Я отработаю. Я все отработаю. – Дрой подался вперед, кажется пытаясь встать на четвереньки. – Только помогите.

– Как ты отработаешь, долбаный псих, если я не собираюсь тебя покупать? – Лицо мужчины брезгливо искривилось. – Думать нужно наперед, а теперь я не могу и не хочу ничего делать.

– Я знаю, вы можете, – молил робот. – Помогите. Я не вынесу.

– Денег у тебя нет и не будет. – Слова кутюрье падали на несчастного дроя, как удары кувалды. – Я не буду лечить тебя задарма и не стану бесплатно снабжать дурью. Вали отсюда.

– Господин… – заикаясь, ныл дрой.

Дрожь усилилась, и механизм трясся, как на вибростенде.

– Что с ним? – набравшись смелости, тихонько спросил Роб у парня.

– Этот мудак, – так же тихо ответил молодой кутюрье, – полгода назад прошил себе «кайфолом» на пять лет. Тогда у него откуда-то был постоянный источник бабла. Три месяца назад его, кажется, продали на другое место. Источник иссяк, и теперь у этого педика нет денег на прошивку очередной дозы. Кайф ушел, остались одни сопли.

Парень ухмыльнулся.

Роб посмотрел на трясущегося дроя с неподдельным… Будь у RB-384-655-010 специальная пиковая прошивка, чувство называлось бы ужасом, но базовые реакции серийных роботов купируются.

– И что теперь? – беспомощно спросил Роб.

– Если пропалится – утилизация или полное переформатирование, – равнодушно ответил парень. – Если будет терпеть, пережжет все цепи в башке.

– А если купить ему дозу?

– Послезавтра прибежит за новой.

– Он из «подражателей»?

– Хрен его знает, – парень пожал плечами. – Какая разница?

Роб нахмурился, насколько это позволяли лицевые мышцы.

– Он просит у Эша сделать чистку, – внезапно пояснил молодой кутюрье. – Хочет, чтобы мы вытерли «кайфолом». На дозу денег нет, а туда же…

Больной дрой тоскливо бормотал, уговаривая бородатого.

– Пошел вон! – вдруг свирепея, закричал Эш. – Разговор окончен.

Он поманил пальцем младшего коллегу:

– Давай-ка вышвырнем дебила, если сам не уходит.

Дрой вжался спиной в стену, но его ухватили за руку и потащили к дверям. Роб предусмотрительно отступил в сторону. Он с изумлением видел, как дрой упирается ногами, скользя по плиткам пола. Дрой сопротивлялся людям! Пусть даже не хозяевам, но людям, желавшим выдворить его из помещения. Роб со страхом представил себе, как же плохо должно быть этому дрою, если принципы минимакса позволяют оказывать такое упорное сопротивление.

– Помогите мне! – кричал робот. – Есть в вас хоть капля жалости?

– Мы забыли поставить прошивку! – шипел бородатый Эш, пока его молодой коллега подбивал ногой упирающиеся железные ступни.

Дрой завыл отчаянно и тоскливо…

– Стойте! – заорал Роб.

Мужчины недоуменно остановились, а их жертва, моментально сгруппировавшись, опять уперлась ногами.

– Стойте, – сказал Роб. – У меня есть деньги. Что, если я оплачу его чистку?

Кутюрье, сначала старший, а потом младший, выпустили свою жертву, и дрой быстро отполз к стене.

– Поставлю себе прошивку не на год, а на шесть месяцев, – сказал Роб.

На лице Эша появилось странное выражение.

– Что с тобой, парень? – проговорил мужчина с удивлением и сарказмом. – Ты что, прошивался у нас на сочувствие?

– Нет, – сказал молодой. – Он прошивался на общую неудовлетворенность и ставил усиление болевых реакций.

– Мазо?

– Нет. В пределах антропонормалей. Я сверялся с записями.

– Черт! – Старший кутюрье покрутил головой. – И нахрен это тебе нужно?

– Это логично, – сказал Роб.

– То есть?

– Ему сейчас хуже, чем мне.

Эш еще раз покрутил головой. Он подошел к столу, опять взял карточку Роба и поглядел сумму.

– Чистка от «кайфолома» стоит дорого, – сказал кутюрье. – Боюсь, на прошивку тебе уже не хватит.