Текст книги "Тетрадь первая"

Автор книги: Марина Цветаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

* * *

Глава IV Пированьице

– Здорóво! Здорóво!

С морозу! С морозу!

Живи да не вдовствуй!

С морозцу! С морозцу!

– С морозу – да угости!

– С дороженьки поднеси!

Прóмерзли, продрóгли!

С дóроги! С дорóги!

Прóстыли, захолодали!

          , топи баню!

                                   безназвáнные! |

Здравствуй, гости, князья-други безымянные! |

Ручьи-реки-дожди-ливни разливанные…

(Вино)

* * *

Линия: Барин велит барыне выйти с сыном. Слуга без барыни: один, без канпаньи. «Говорит: не слышу. Говорит: не выйду». Три слова еще – тебе на ушко. Смех гостей: уродка! Барин сам за ней, приводит. – Хороша да некрещёна! Дворянское слово.

* * *

…Как не первенца качаю,

А меньшого | братца

    родного |

* * *

Записи.

Я в жизни никогда не делала того, что не хочу и никогда – того, что хочу.

* * *

Обед не стóит, чтоб его готовили. (Лучше – сырой!)

* * *

Когда-то, С. М. В. – мне: «Комната, где готовят – кухня, поэтому не: „Какая грязная комната“, а: „Какая чистая кухня“».

* * *

Я не могу делать то, чего не хочу.

Могу только не делать того, что хочу.

* * *

Как невозможно мне делать то, чего не хочу!

И как легко не делать того, что хочу!

* * *

Делать то, чего не хочу для меня – невозможность.

Не делать того, что хочу – обычное состояние.

* * *

Так, не могу сказать, что не хочу готовить обеда, могу только сказать, что пока готовлю обед страстно хочу писать стихи.

Только потому обед и сварен.

* * *

Сейчас, 10 л. спустя, даю такую формулу: все мои не хочу были духовные: у меня не было физических не хочу – очевидно из-за глубокой демократичности тела, до меня привыкшего…

А так как обед – и мытье полов – и так далее – и очень далее, ибо конца этому нет – вещи порядка явно-физического, я их безропотно и делала, и делаю, и буду делать.

Я ни к чему не чувствую отвращения, кроме – Но это бы заняло десять томов.

* * *

Летаргия: усиливающийся звон, скованность (мертвость) тела, единственное живое – дыхание, единственное сознание: дышать. И вдруг – сразу – отпускает. Это не сон: <пропуск двух-трех слов> только полная беззащитность слуха и тела: не хочу слушать и не могу прервать, хочу двинуться и не могу начать. Раздвоение сущности: тело – мертво и существует только в сознании. На кровати ничего нет кроме страха перестать дышать.

Отличие от сна: во сне я – живу, о том что я сплю – только вспоминаю, кроме того во сне (сновидении) я свободна: живу призрачным телом. А здесь умираю живым.

Это у меня с двенадцати лет, и это у меня двенадцати лет называлось карусель.

Варианты: возглас (чаще издевательский), иногда – одна интонация (от которой – холодею) – среди полного бдения (но всегда в темноте) иногда впрочем и посреди чтения – интонация издевки или угрозы – затем: постель срывается, летаем – я и постель – вокруг комнаты, точно ища выхода окна: простор, постели нет, я над городом, лесом, морем, падение без конца, знаю, что конца нет.

Либо: воздушное преследование, т. е. я по воздуху, те – по земле, вот-вот достанут, но тогда уже я торжествую, ибо – те не полетят.

Но всё: и только звон, и полет с постелью, и пасть-не упасть и погоня – всё при полном сознании скованности тела лежащего на постели – даже когда я с постелью вылетела в окно – всё как спазма, меня свело и, если не отпустит – смерть. И сквозь всё: погоню, полет, звон, выкрики, единственный актив и физический звук собственного дыхания.

Когда мне было четырнадцать лет мне наш земский тарусский врач (Иван Зиновьевич Добротворский, свойственник отца) в ответ на рассказ сказал, что от глаз – зрения. Но я тогда уже поняла, что глаза не при чем, раз всё дело в слышимом и – больше! – раз ничего не вижу. Другие (не врачи) клонили к отделению астрального тела и прочему, но им я тоже не верила, видя, что я живая, попадаю в теорию, мой живой – смертный – страх в какой-то очень благополучный (и сомнительный) разряд. Не зная ни медицины ни мистики вот что

– сердце, мстящее мне ночью за то, что делаю с ним днем (тогда, 12-ти лет – наперед мстящее: за то, что буду делать!), вернее платящееся за мою <сверху: нашу> дневную – исконную – всяческую растрату. И наполнение этого ужаса – звуковыми, т. е. слуховыми, т. е. самыми моими явлениями. Если бы я жила зрительной жизнью (чего бы быть не могло) я бы этот ужас видела, т. е. вместо интонаций – рожи, м. б. даже не рожи, а мерзости без названия, словом то, что в зрительной жизни соответствует интонации (голосовому умыслу).

Исконная и северная Wilde Jagd [156]156
  букв.: дикая охота (нем.).


[Закрыть] сердца, которого в своей простоте не знает – и не может знать – латинская раса.

Вся мистическая, нет – мифическая! – Wilde Jagd крови по жилам.

Так – умру.

* * *

Предисловие к Мóлодцу:

Эта вещь написана вслух, не написана, а сказана, поэтому, думаю, будет неправильно (неправедно!) читать ее глазами.

Спойте вслед!

Что могла – указала ударениями, двоеточиями, тирэ (гениальное немецкое Gedankenstrich [157]157
  тире (нем.), букв.: черта (морщина) мысли.


[Закрыть], та <пропуск одного слова> морщина между бровями, здесь легшая горизонталью).

Остальное предоставляю чутью и слуху читателя: абсолютному слуху абсолютного читателя.

* * *

Зная только одни августейшие беды, как любовь к нелюбящему, смерть матери, тоску по своему семилетию, – такое, зная только чистые беды: раны (не язвы!) – и всё это в прекрасном декоруме: сначала феодального дома, затем – эвксинского брега – не забыть хлыстовской Тарусы, точно нарочно данной отродясь, чтобы весь век ее во всем искать и нигде не находить – я до самого 1920 г. недоумевала: зачем героя непременно в подвал и героиню непременно с желтым билетом. Меня знобило от Достоевского. Его черноты жизни мне казались предвзятыми, отсутствие природы (сущей и на Сенной: и над Сенной в виде – неба: вездесущего!) не давало дышать. Дворники, углы, номера, яичные скорлупы, плевки – когда есть небо: для всех.

То же – toutes proportions gardées [158]158
  с учетом пропорций (фр.)


[Закрыть] – я ощущала от стихов 18-летнего Эренбурга, за которые (присылку которых – присылал все книжки) – его даже не благодарила, ибо в каждом стихотворении – писсуары, весь Париж – сплошной писсуар: Париж набережных, каштанов, Римского Короля, одиночества, – Париж моего шестнадцатилетия.

То же – toutes proportions encore mieux gardées [159]159
  с еще большим учетом пропорций (фр.)


[Закрыть] – ощущаю во всяком Союзе Поэтов, революционном или эмигрантском, где что ни стих – то нарыв, что ни четверостишие – то бочка с нечистотами: между нарывом и нужником. Эстетический подход? – ЭТИЧЕСКИЙ ОТСКОК.

* * *

У женщины – творчество всегда нарушенная норма. – А у мужчин, очевидно, обычное состояние?

* * *

Ж. Занд на Майорке, пиша свои многотомные – прекрасные – романы, учила детей, чинила и готовила.

Шопен просто сходил с ума.

* * *

Скифская страсть к бессмертью. (Мое – «отыграюсь!».)

* * *

Сон про Ахматову. (Волосы – лес – раздорожье.)

* * *

Сон про Блока. (Два шага по земле, третий – в воздух.)

* * *

Люди не требовательны, но я – требовательна. Потому так пишу (из жил).

Люди требовательны, но я – не требовательна. Потому так хожу (одеваюсь).

* * *

Я сню свои сны (волевое).

* * *

Снить, тьмить. Мра (смерть).

* * *

Мне сон не снится, я его сню.

* * *

Попытка главы десятой и последней – «Херувимская»

(Дай Бог!)

Рай проспишь

* * *

Вставай, барыня!

Рай проспишь!

* * *

Линия:

Слуга будит барыню.

Перед рассветом: голоса, голос – над барыней и над барином (спят врозь). Барыне голос: не езди, не сдавайся и – чем больше голос убеждает – тем она (обратное). («Сыном поплатишься» (Проклятьице). – Трижды.) – Над барином: Спьяну хвастал. Брось дворянскую спесь. (Слово.)

Слуга стучит к барыне:

– Вставай, барыня, —

Рай проспишь!

Сначала к барину: – Обедню проспишь. Царство проспишь. Барин: – Не поеду. Барыня: – Не поеду. Слуга – лицемерно – потакает (что дворянское слово – ветер носит!).

Линия голоса: не езди, не сдавайся, сыном ответишь, мужем ответишь. А уж коли – не гляди в левое окно, цельную обедню очи тупь. Дальше – не в моей власти. Был тебе верен. (Без местоимений, просто – голос. Не зовет никак.) А окликну – откажись: не я. (Не я, не я, – другому жена.)

Над барином: – Не неволь жену, пять деньков еще <под строкой: всего> до сроку…

* * *

Попытка «Херувимской»

(– Дай Бог!)

Рассвет

* * *

Сонных очей – мечтаньице

* * *

Рассвет, рассвет!

Что – сер? что – сед?

* * *

Что цедят? Молоко, вино – сквозь зубы.

И бражник не цедит

* * *

И цыган не крáдет,

И нищий не клянчит

* * *

Харчевня, кабак, кабатчик, трактирщик, сбитенщик, кравчий, пивовар, постоялец, постоялый двор, целовальник, бражник, корчмарь, шильник, жид.

* * *

Запись: – Тот кто обходится без людей – без того и люди обходятся. Так обходятся, напр., что дали Блоку умереть от голодной цинги. Окруженность в прямой зависимости от зазывания, привлечения. Что делают актеры? Выходят на улицу, сдирают с себя всё: – Вот я! И как хорош! (Бесстыдствуют.) Это делают и поэты, но действуя на более изысканное (глубокое, редкостное) чувство: слух – и душу (если есть!), зазывая к себе в духе, следов<ательно> уже менее окружены. (Есенин, зазывающий цилиндром либо онучами и Байрон – ручными леопардами – уже актеры: актеришки.)

Но и здесь: желание или нежелание привлечь – всё. Даже при соизмеримом даровании, возьмите окруженность Белого и отчужденность Блока.

– «Тебя рвут на части? Ты этого хочешь».

         …und suchen schöne Bilder

Und sind ihr ganzes Leben so allein…[160]160
  «…и ищуут прекрасные образы
  И всю жизнь так одиноки…» (нем.) Неточная цитата из ст-ния Р. М. Рильке.


[Закрыть]

* * *

Иуда разрываемый на части зрителями – вот божественность актера.

Орфей разрываемый на части менадами – вот божественность поэта.

Ибо – один против всех.

Всякое иное разрывание на части – бесчестье.

* * *

Люди ревнуют только к одному: одиночеству. Не прощают только одного: одиночества. Мстят только за одно: одиночество. К тому – того – за то, что смеешь быть один.

* * *

Etre и avoir. [161]161
  Быть и иметь (фр.).


[Закрыть]

Avoir – не мешает.

Etre – МЕШАЕТ.

Еще: Твое avoir не мешает (не может помешать) другим être, хотя бы потому, что они твоим avoir – хотя бы с краю – пользуются, хочешь-не хочешь – присосеживаются.

Твое être МЕШАЕТ, спать не дает другим, ибо явное имущество и явно недоступное. Явно-недоступное преимущество.

Те кому твое être не МЕШАЕТ – сами сущие, т. е. имущие одного с тобой порядка: недоступного и неотъемлемого.

* * *

А может быть (приписка 1932 г.) всё – наоборот, т. е. простая зависть к имущему и глубокое равнодушие к сущему: незамечание его. Мои завистники (естеству) что-то – как будто – из Царства Небесного!

* * *

Ни одной вещи в жизни я не видела просто, мне – как восьми лет, в приготовительном классе при взгляде на восьмиклассниц – в каждой вещи и за каждой вещью мерещилась – тайна, т. е. ее, вещи, истинная суть. В восьмиклассницах тайны не оказалось, т. е. та простая видимость – бант, длинная юбка, усмешка – и оказалась их сутью – сути не оказалось! Но тогда я, восьмиклассница, перенесла взгляд на поэтов, героев, прочее, там полагая. И опять – врастя в круг поэтов, героев, пр., опять убедилась, что за стихами, подвигами и прочим – опять ничего, т. е. что стихи – всё, что они есть и могут, подвиги – всё, что они есть и могут, что поэт – в лучшем случае равен стихам, как восьмиклассница – банту, т. е. видимое – своей видимости, что это-то и есть то, для чего у меня – от бесконечного преклонения – никогда не было (и вопреки всему – не будет) – имени. (Говорю не совсем точно, ибо боюсь упустить.)

Бант – знак, стихи – знак… Но – чего? Восемнадцатилетия (бант), но восемнадцатилетие – чего? И если даже найду, то то – чего – знак?

Так я видела мир восьми лет, так буду видеть восьмидесяти, несмотря на то, что так никогда его не увидела (т. е. вещь неизменно оказывалась просто – собой). Ибо таков он есть.

* * *

(Лето 1932 г. Меня не обманули только Б. П. и P. M. Р<ильке>. Меня (упорство моего неверия в видимость как в таковую) подтвердили только Б. П. и P. M. Р., которые оба мне были несуждены. И все поэты (которых не знала). И слово Гёте:

Alles Vergängliche ist nur ein Gleichniss [162]162
  «Всё преходящее есть только подобие» (нем.) – слова мистического хора из финала II части «Фауста» Гете.


[Закрыть]

которое я знала, которое я явила – отродясь. (Впервые услышала его 17 л. в Мусагете [163]163
  Московское символическое издательство; при нем существовал кружок, так называемый «молодой Мусагет».


[Закрыть], от одного из местных гётеянцев, таких же безнадежных как пушкинианцы, как все анцы – если только не армяне.)

Меня не обманули только все деревья, все повороты старых (исхоженных) улиц, все старые стены с молодым плющом, все – все – все —

Меня обманули только – люди, которых я пыталась, все люди (мно – ого!) которых я пыталась любить, т. е. иносказать – в другой мир, откуда – мне казалось – они, как я, родом, все – родом (вспять-сказать!) и оказавшиеся как раз тем, чему я не верила, т. е. делец – делами, поэт – стихами, любовник – губами (если не руками!), восьмиклассница – бантом. Т. е. каждая вещь своим атрибутом. Только.)

* * *

Дальше – Херувимская:

Нищие. – Как поминать-то? – Звать-то как? Чтить-то как? – Не знаю. – Не помню. – Легкое пересмеиванье (скрытое). М<аруся> как причастница. Говор народа, все голову в ее сторону, шепот: откуда такая? чья такая? Зачарованность и легкая жуть. М<аруся> потупив глаза (ни разу не вскидывает за службу, всё – внутри, слухом). Доходит только свое, ответные мысли и трижды голос: не гляди! Треск свечей. Гул народа, стук поклонов, ее свеча – гаснет. М. б. при входе – последний взгляд – на барина? «Ровно вижу тебя в последний раз» – или: «Ровно вижу тебя в первый раз» (или оба?). – Шутливо-ласковый ответ барина: «…моя немолéнная…»

Шепот барина: – Молись,

Моя немолéнная!

* * *

Певчие. Один голос пуще всех ликует, или: голос знаком. (Спор в ней двух голосов, оба – его.) А м. б. много: певчие, нищие, он, ее мысли, les fidèles?? [164]164
  верующие (фр.)


[Закрыть] Да еще слова службы. М. б. певчих – похерить?

И – перед Херувимской – третье: не гляди!

– и —

Глянула.

Из службы только то, что ей важно и иначе чем сказано (видоизменить, сохраня).

Не забыть сына и (последний взгляд на) барина.

* * *

– Тако зеницу ока,

Свят, сохрани мя!

…Сбудутся сроки,

Вспомнится имя…

* * *

Тако зеницу ока,

Свят, сохрани мя!

(Красные – щеки!

Красное – имя!)

* * *

Необходимо ввести: народ (хотя бы слуховым, всё кроме зрения: шепот, стук поклонов, жар свеч и т. д.). Бормотанье часов. Народ: чья такая? Вводить это между строками часов. Необходимо: Барин слева (перекличка с: Месяц слева), ребенок у сердца, их несуществование для нее.

Линия Мóлодца (двойная) – не гляди, не взгляни. Дальше отдельные (дребезг стёкол) возгласы службы, ектении, оглашенные изыдите (сильный дребезг стёкол). Усилить: не гляди!

* * *

Тихо в храме

    —

Бормотание

Часов.

* * *

Круче сына

К груди.

– Не гляди!

* * *

Из письма [165]165
  Обращено к А. В. Бахраху.


[Закрыть]:

– «Почему – мне?» Руку на сердце положа – случайность. Я как луч и как нищий стучусь во все окна. Или: я как луч и как вор вхожу во все окна. Дорога луча. Луч идет пока его не примет взгляд. Луч шел. Ваше дело – остановить. Тогда окажется: луч шел к Вам. Будьте – тем.

И вот, первая обида уже сменяется в Вас чем-то вроде жалости, не торопитесь: луч и без взгляда и после взгляда. Луч – сам взгляд! Я не ищу людей, но я не хочу этого упрека Богу из собственных уст: – Зачем ты послал меня на землю жить раз среди живущих я не встретила ни одного живого. – Поэтому и пытаюсь. И встречала: больше собеседников, чем друзей, больше лбов, чем сущностей. (И меньше всего – душ.)

Есть еще то хорошее в Вас для меня (во мне для Вас – всё!) – Вы не притча во языцех, имя меня отталкивает (в жизни), так я из ложной гордости и заранее-безнадежности пропускала главные человеческие события в моей жизни – и буду пропускать отыгрываясь на не-именах, которые – не случайно не став именами, ибо имя – не выслуга, а заслуга и ничем не покупается, кроме истинной ценности: не покупается, а рождается – итак: отыгрываясь на не-именах, которые большей частью оказывались ничем. Пропуская (упуская) больших, останавливала – мелочь, так: Иксу отдавала то, что отродясь принадлежало Блоку. Или – Богу.

Есть еще то хорошее в Вас для меня (хорошо – первое хорошее!) – Вы, если не ошибаюсь, из мира музыки, мира высшего моего: то, чем я кончаю – с этого у вас начинают, есть надежда быть понятым.

* * *

1. Ровно отравы опилась

2. Ровно пламя опилась

3. Ровно жара опилась

4. Ровно крови опилась

5. Ровно серы опилась

6. Ровно яду опилась

7. Ровно пены опилась (?)

8. Ровно смоли опилась (NB! надо бы – смолы)

9. Ровно зелья опилась

10. Ровно вару опилась (NB! варить смолу)

* * *

Запись: Заражаемость, но не подражаемость. Но: зараженная fièvre pourpre [166]166
  букв.: пурпурная лихорадка (фр.); горячка.


[Закрыть] болею ею как крапивной лихорадкой (справляюсь!).

И: зараженная – только всего крапивной лихорадкой – нет, ибо не заразна! – краснухой, болею ею как fièvre pourpre.

* * *

Бледная немочь и fièvre pourpre (Св. Августин). – Выразительность иных слов.

* * *

Женщина во мне спит глубóко – всегда – годами, пока ее – самыми простыми средствами – не раздразнят. Самыми простыми средствами, дающими такие самые непростые – ум-за-разумные – последствия.

* * *

Очарование: отдельная область, как ум, как дар, как красота – и не состоящая ни в том, ни в другом, ни в третьем. Не состоящее, как они несоставное, неразложимое, неделимое.

* * *

И нравление (слово) – как ладонь

На взлобье.

        (Рифма – надгробье, беззлобен)

Чудное слово: взлобье. Взлобье горы. (Гёте)

* * *

[…]

Ложь – и ничего не сложится!

[…]

    – в покой мой божеский,

Творческий, в мой день седьмой

[…]

Не твои ли,

[…]

[…]

В очесах, дыханье сузивших —

Крупная игра притворств,

Мутная вода союзничеств…

Брось! Всё знаю! Каждый ход

Знаю: от аза до ижицы.

Знаю что меня сведет

В ад: очарованье низости!

Отведи глаза, вдвойне

Близкие и ненавистные!

Ибо срочное и не

Доблестное в них написано.

Не щеми меня зрачком

Ибо взгляд от взгляду множатся

Где-то под седьмым замком

Дремлющие ненадежности.

* * *

Взором, спокойно готовым

На величайшую низость

                     (он)

Взором, спокойно готовым

На величайшую нежность

                   (она, я)

* * *

– Проскомидия. – Часы.

Сохрани мя, Господи, тако зеницу ока, в крове крылý Твоею покрыеши мя. От лица нечестивых острастших мя: врази мою душу одержаша… Объяша мя, тако лев готов на лов и тако скимен обитаяй в тайнах.

…Окропи мя иссопом – и очищусь, умыеши мя – и паче снега убелюся… Яко чуждии воссташа на мя, и крепцыи взыскаша душу мою…

Вонми, Боже, молитву мою и не презри моления моего. Вонми ми и услыши мя: возскорбех печалию моею и о стужения грешнича. Сердце мое смятеся во мне и боязнь смерти нападе на мя. Страх и трепет прийде на мя и покры мя тьма… (И рек) кто даст ми криле, тако голубике, и полещу и почию…

…Уста их мягче масла, словеса их паче елея – и тя суть стрелы (но они суть обнаженные мечи). Мужие кровей и льсти не преполовят дний своих.

* * *

Последняя строка Мóлодца:

До – мой:

В огнь синь

звучит как непроизнесенное: аминь: да будет так (с кем – произнести боюсь, но думаю о Борисе).

* * *

Синь да сгинь

Край села…

и:

Домой:

В огнь синь

т.е., первая строка и последняя строка, первое слово и последнее слово, – об этом не думала – САМО. Самозамыкание круга. Из сини Руси – домой: в огнь синь.

* * *

Мóлодец кончен 24-го декабря 1922 г., в Сочельник.

* * *

С аспидом – аспид,

С ястребом – ястреб

* * *

Ястреб – истребитель.

* * *

Для «Семейной Хроники»

(мечтаю написать)

Семейную Хронику [167]167
  Автобиографический роман С. Т. Аксакова.


[Закрыть] я читала впервые двадцати девяти лет от роду, т. е. ровно на двадцать лет позже чем она обычно читается, т. е. в возрасте Софьи Николаевны (матери), а не Сережи, Багрова-внука. Попутная мысль: почему маленьким детям дают взрослые книги («классиков», – точно они от слова холодней и безвредней. И – понятней!). Ведь не для 9-ти л. и не 9-ти л. от роду писался Багров-внук (себя – внука писал – дед!), не для 14-ти лет – обычный гимназический возраст – Рудин, и пр. Что думают учителя, давая 14-тилетнему (-ней!) в руки Евгения Онегина, где для 14-тилетнего (-ней!) – только письмо. Зачем так огорчать (от: горечь), омрачать девочку, так разжигать – мальчика? – Именно давая, ибо если ребенок сам берет! страстно! из рук рвет! – то мы уже имеем дело не с ребенком (возрастом), а с сущностью (вне), с особой особью любве– или стихолюбов, с Байроном в возможности или в будущем, т. е. с существом всё равно обреченным, с тем которого – спасти – нельзя.

Но как могут учителя, давая Евгения Онегина в руки среднему 14-летнему, ждать в ответ 1) хорошего сочинения 2) разумного поведения. Давать ребенку поэта (верней – поэму) то же самое, что прививать тифозному – чуму. Двойное безумие: исконное и навязанное. Но дети мудрее, разумнее – безнадежнее – чем я о них думаю: Онегин – в парту, «Лизочкино счастье» Чарской – на стол.

Не Пушкина, не Чарскую давать (дарить!) – Лескова (Соборяне), С. Лагерлёф (не Гёсту Берлинга!), очень, очень, очень Диккенса, так же – Андерсена, и больше чем можно, т. е. всего Alexandre Dumas, т. е. сплошное благородство и действие, – и В. Скотта, конечно (потом не захочется) – всё только не любовь в голом виде, или, как в Е<вгении> О<негине> если не в голом виде то силой дара покрывающей и быт и рассуждения и природу.

И никогда не – Семейную Хронику, т. е. живую душу несчастной, страстной, прекрасной женщины, живое мясо ее души.

Книги где конфликт не внутренний, так, образно: Геракла (Авгиевы конюшни), а не Тезея (лабиринт, т. е. клубок, т. е. любовь, т. е. Наксос) – никаких лабиринтов, никаких тайников души (и тела!) – сами! – рано! —

Никаких Неточек Незвановых и Бедных Людей, ибо Неточка – уже Соня Мармеладова, княжна Катя – уже Аглая.

Подвиги, путешествия, зверей, зверей, зверей. Джунгли Киплинга, Марка Твэна, всё что на белом свете дня или при достоверной луне (в достоверной тьме) ночи – под таким и таким-то градусом.

Тогда будут – здоровые дети, здоровые провинности, здоровые (свои) болезни, – здоровые люди.

Те же кому суждено быть поэтами – эти запретные книги, ни одной не читав, сами, из себя, на углу стола, под ор своих счастливых товарищей – напишут.

* * *

Европейский кинематограф как совращение малолетних.

* * *

С<офья> Н<иколаевна>. Горячечная гордячка. Горячка гордости. Стихия ревности. Страсть к сыну. Попытка любви к мужу (роман в одиночку, диалог в одиночку). Дочь: «ребенок меня не любит». Страсть к сыну – как ответная страсть. (Вспомнить жену Захер-Мазоха, мать того нелюбимого «schwarze <сверху: noiraud> Kind» [168]168
  «черный (смуглый) ребенок» (нем., фр.); «enfant noiraud» значит также «особый ребенок» (фр.).


[Закрыть], из-за любви его, т. е. любви к нему – выбросившуюся из окна, и слова Р. Рол<л>ана о материнстве: l’amour maternel qui dans l’ombre les couve toutes (passions) [169]169
  материнская любовь, которая все их (страсти) укрывает в тени (фр.).


[Закрыть].) Роман с душой старого самодура. (Ее пара. Разрозненная пара.) Обольщение. Тайный союз. (После смерти, в его столе – ее письмо, бережно сохраненное и глубоко-запрятанное: не читанное своим!) Гордость падающая при зачарованности (стариком). С<офья> Н<иколае>вна – и природа. Разгадка: природа как быт. Душа XVIII в. – вне природы, вся в человеческом: Lespinasse, Казанова, обратный край – Вольтер: либо страстная, либо мозговая, всегда сухая.

Парижанка XVIII в. в Уфимской губ<ернии> XVIII в. Парижанка XVIII в. за уфимским помещичьим сыном XVIII в.

Парижанка – душой и телом, умом и телом. Редкая разновидность: героиня, не любящая природы, данная в природе, любовная героиня – без героя: одна любовь.

* * *

21 декабря

* * *

2-го нов<ого> января 1923 г. – благословясь —

* * *

– Продолжение Егорушки —

Написано:

1. Младенчество

2. Пастушество

3. Купечество

Должно быть написано:

4. Серафим-Град

5. Река

6. Елисавея

7. Престол-Гора

8. Орел-Златоперый

9. Три плача

Необходимо вести повествование круче, сокращать описания: этапами, не час за часом – иначе никогда не кончу. Меньше юмора – просторнее – NB! не забывать волка.

* * *

(Отрывки – как будто бы – никуда не вписанные)

Глядит Егор: в лицо заря

Разит: пожар малиновый!

Обетованная земля —

Слободка соколиная.

Глядит Егор на дело рук

Людских: пожар соломенный!

На тысячу земель округ —

Рдянь | из печи из доменной.

Огнь  |

А что за люд

Таков смугловит?

Мечи куют

Для будущих битв

      —

      —

Ножи вострят

Для будущих сеч

Точильщики божески!

Точить ножи-ножницы!

Как мы ножинками теми —

Парши-шёлуды – да с темем!

Как мы недругам | христовым —

          ворогам |

Башки-головы – да с корнем!

Богонравы…

Добродеи…

Костоправы,

Брадобреи.

* * *

Жилочки горячи!

Запишите в ковачи!

Иди с миром:

Твой путь – мимо!

* * *

Кровь твоя весела

Просится в сокола

* * *

А что за гром

Таков серебрян?

– Кресты куем

Для праведных ран

* * *

Миновали ковачей —

Шаг от шагу горячей

          – клубом

          – варом:

Винокуры,

Пивовары.

* * *

А что за кипь-

Така-за крепь?

– Нутро крепить:

Солдат греть.

– А что за квас

Таков за

– Чтоб зноб не тряс (трёс)

Чтоб тряс | не брал

      страх |

* * *

– Кваснички-пузыри

Запишите в

– Иди, братче!

Твой квас – хватче!

* * *

А что за тес

Таков за сруб?

– Кто тяжко нес —

Чтоб спал без смут

* * *

Что за кровать

Така – тесна?

– Солдатику:

Чтоб спал без сна.

* * *

– А что за тес таков за свеж?

А что за лес таков за част?

– Бескрёстному сугробу – крест,

Гол в землю лез – Господь подаст |

                       Бог тесу даст |

                     Бог гроб подаст |

* * *

Плотнички-столяры,

Разрешите до поры

В те гробочки-в кипарисы…

– Рано, рано, потрудися!

Скоро невеста

Сокола словит:

Будет и крестик,

Будет и гробик

* * *

Попытка беловика (тогдашняя)

Царство черных рук:

Рая   | первый круг

Града |

Глядит Егор: в лицо заря

Разит – пожар малиновый!

Обетованная земля, —

Слободка соколиная.

Глядит Егор на дело рук

Людских: пожар соломенный!

На тридевять земель округ

Рдянь | из печи из доменной.

Огнь  |

– А что за люд

Таков смугловит?

– Мечи куют

Для будущих битв.

– А что за гром

Таков серебрян?

– Кресты куем

Для праведных ран.

– Жилочки горячи!

Запишите в ковачи!

– Отстань, юнец:

Сердцам – кузнец!

(Взрастай, юнец,

Сердцам – кузнец!)

Иди с миром,

Твой путь – мимо

(Иди мимо, —

Твой путь – иный!)

Уж ты диво-городьба

Соколина слобода

Мозоль-удаль-чернобыль

Труженицка рудожиль!

Пильщики,

Плотнички —

Божьи работнички:

– А что за лес таков за част?

А что за тёс таков за свеж?

– Безвестному кургану – страж,

Бескрёстному сугробу – крест…

Как станет пó полю мести

Шрапнель, свинцовая пурга:

Донскому воинству кресты,

Донскому воинству гроба.

Плотнички-крестари,

Разрешите до поры

В тот домочек в | кипарисов

Под кресточек   |

– Рано, рано, потрудися!

Скоро невеста

Сокола словит:

Будет и крестик,

Будет и гробик.

Бредут. Что пасти львиные

На них – печищи доменны.

Один пожар – малиновый,

Другой пожар – соломенный.

Полымь шелковый,

Пузырящийся,

Плещущий —

Колокольщики,

Плавильщики,

Литейщики.

Распрям злым

Царство предано.

Глас творим:

Звон серебряный.

После зим —

Пашни зелены!

Звон творим:

Радость велию!

– Колокольщички щедры:

Запишите в звонари!

– Звоним – с крыши,

Твой звон – выше.

Закипела кровь:

– Не звонарь – так в чан!

Уж с жерлом ровь в ровь

…

           – ан:

И сгинуло!

Морским морска

Пресиняя

Лазорь-река.

* * *

Лазорь-река

NB! Кто перевозчик? М. б. – закрытая женщина, неуспокоенная: муж без вести пропал, вот она его и ждет – перевозит. (Не ты? Не ты?) Или же: ждет мстителя за всех убиенных. – Или же: Богоматерь: ждет мстителя за Сына.

* * *

Для Лебединой Слободки: Игорь с дружиной.

* * *

Лазорь-Река: испей, испей! Отмсти! Отмсти! Перевозчица: хлебнешь той воды – навек ожжет тебя женская слеза, через нее погибнешь. Жалоба реки: плач матери – жены – дочери (?). Перечисления. Егорий – конечно – пьет.

Ветлы плакучие,

Вёслы плескучие…

* * *

Синь-ты-излучина,

              ,

Вёсла плескучие

Лодочка легкая…

* * *

Вёсла в уключины

* * *

Что —

За перевозчица:

Лик занавешенный…

* * *

Синь-ты-излучина,

Хлынь быстролётная!

Вёсла плескучие,

Лодочка легкая…

* * *

Плещут, полощатся,

      , проносятся

За перевозчика —

                 цах |

Баба на вёсельках. |

* * *

Синь-моя-ладаны

Ширь моя синяя,

Ширь неоглядная,

Синь нерушимая

Неспешная – без óдыши,

Степенная – без óгляди.

Сидит Егорий в лодочке,

Под ним – шелка лазоревы

Что ладаны – расстелены,

Что лебеди – полощатся.

Ладья – одновесельная

И баба перевозчицей

Соколье Подворье,

Прощай, страна!

Уносит Егорья

Синя-волна.

* * *

Уж ты синь речкá да с просинями!

Кто на синь твою положится?

Плывет лодка одновёсельная,

Вместо лодочника – лодочница:

Жена мужняя ль, вдовица ли?

Молода ль        утешная?

Аль от слез глаза повыцвели?

Не видать – лицо завешено.

Платье – покроя:

Ровно бы струи.

Лик под фатою:

Правит вслепую.

Волна струечкой расколется,

Струя лебедью полощется.

Таковы слова соколику

Говорила перевозчица:

– Не зови слезы – да жемчугом,

Не зови морской – да пресною,

Эти волны – слезы женские,

Эти всплески – слезы сестрины

Слеза           вдовичья,

Кровяная: материнская.

* * *

Что пропал румян

И не шлет вестей.

Солона – из ран…

Той воды не пей!

Что шумит камыш

Из его кости.

Той     не слышь,

Той     не льсти

И    – что кровь в пески:

– Испей, испей!

Отмсти, отмсти!

И     – что

Отмсти! Отмсти!

Восстань! Восстань!

И дружно:

– К оружью!

Раскатом:

– Поратуй!

За мужа! За мужа!

За брата! За брата!

– Жжет язва!

– За князя, за князя!

За сына, за сына!

Погиб!

Исчез!

И всхлип

И всплеск

Не ест!

Не пьет!

И всплеск,

И всплёск…

* * *

Жжет язва!

За князя, за князя!

За сына! – Не выне-

* * *

       —

За сына, за сына,

За сына! – Не выне-

сло сердце, всей горстью

             в зыбь

Егор.

Испил молодец кровяной слезы,

Отведал женского плачу.

Не вынес – львиная

Душа! И хлынула

В уста Егорьевы —

Река лазорева.

* * *

Не вынес – львиная

Душа и хлынула

В уста малиновы —

Струя полынная

Ровно бы —

Между

В уста Егорьевы —

Река лазорева

И струя – струе как птицы:

– Спите! Спите! Мститель! Мститель!

И волна волне – как сосны:

– Славьте, славьте! Послан, послан!

И в лоб и в тыл,

И всплёск и всхлип:

– Испил! Испил!

Отмстит! Отмстит!

На седьмые небеса —

С лица дивного фата!

         …

Голубины воркота

Вешние,

Вербные,

Щедрые,

Чистые…

– Мать Милосердная!

Дева Пре…

– Тише, таи!

Слышу… Навек…

Трепет фаты,

Лепет ладьи

О брег…

* * *

(Конец второй черной тетради с Мóлодцем и попытки беловика Лазорь-Реки.)