Текст книги "Расчет только наличными, или страсть по наследству"

Автор книги: Марина Ильина

Соавторы: Людмила Глухарева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– А персонал? – сварливо осведомился номер первый. – Не следует так идеализировать людей.

Блондин потер переносицу и мягко возразил:

– Я контролирую весь объем работ и отвечаю за него.

– Отвечаете вы, а отчитываюсь я, – погрозил пальцем первый, подошел к окну, развернулся и удобно устроился в старом разлапистом кресле, в некотором отдалении от остальных восьмерых участников собрания.

– Прошу вас, господа. – Он протянул руку к столу.

Исчезли графин и стаканы, столешниц а ожила и стала медленно вскипать вверх. Из бугристой поверхности столешницы формировались материки, океаны, моря и острова в миниатюрном масштабе. Возникали леса, пустыни, водопады и города.

Живая объемная карта переливалась и подрагивала. Внезапно запульсировал квадрат Юго-Восточной Азии, он увеличился и засиял зеленым.

– Таиланд, цунами, – констатировал номер первый.

Картинка происходящего в Таиланде стала постепенно уменьшаться, затихать и окончательно стала неподвижной.

Потом заалели и ожили Гималаи, Северная и Южная Африка.

– Волнения в Непале, военные действия в Чаде и теракты в Дахабе, – кратко резюмировал первый. – Теперь о приятном: Англия, Испания, Хорватия.

Кардиналы вежливо улыбались.

– Помните о равновесии, господа. На следующей неделе мы передвинем некоторые очаги. Я жду ваших предложений. Тихо, господа, тихо, – удовлетворенно заметил первый, хотя в гостиной уж точно шумно не было.

Внезапно перестали биться ставни. И только потом стих ветер. Наступила тяжелая тишина. Необыкновенная карта исчезла. Стол содрогнулся и принял нормальные очертания. Появились стеклянный графин и стаканы.

Графин на столе дернулся, приподнялся вверх, немного наклонился, и вода полилась в стакан. Стакан подлетел к президенту и застыл в воздухе.

– Спасибо, больше ничего не надо. Благодарствуйте, кардинал, – расслабленно промурлыкал номер первый номеру второму, отпил воды и неожиданно завопил: – Что это за вода? Отвратительный вкус! Кардинал, займитесь этим вопросом, и немедленно, мы здесь задержимся недельки на две.

– Как прикажете, господин президент. – Номер второй сдвинул парик и почесал залысины.

– Я жду от вас объяснений, – обратился президент к смуглому высокому номеру третьему.

– Виноват, господин президент. Вольский не успел уничтожить бумаги, но я полагаю, что эту оплошность еще не поздно исправить, и я уже предпринял некоторые шаги.

– Шаги? Предпринял? А о последствиях вы подумали, уважаемый? – зашипел президент. – Нет уж, позвольте теперь мне предпринять определенные шаги. Придется вам, любезный мой, подменить Вольского денька на два, а его пригласить ко мне на приватную беседу. А теперь позвольте откланяться, коллеги. Расписание наше остается в силе.

Президент с некоторой даже лихостью отсалютовал кардиналам и мгновенно растворился в воздухе.

Граненый стакан звонко упал на пол. Захлопали ставни. Поднялся сильнейший ветер. Небо заволокло тучами, и хлынул дождь».

– Круто, – уважительно крякнула Тонька после того, как Мария закончила свой рассказ. Машка промолчала. Толкнула тяжелую подъездную дверь и вылетела во двор.

В школе Гриша Вольский был отличником. Но лидером не был никогда. Он просто выделялся. Обожал читать запоем, играл на скрипке и фортепьяно, острил и сам же себе заливисто хохотал. Как и вся его семья, он остро ненавидел коммунистов и весь социалистический строй. В дружеских компаниях обожал выступать с антиправительственными проповедями. Сергеева отводила его в сторонку и гневно шипела:

– Ты что, совсем рехнулся? Хватит митинговать! Оглянись вокруг и подумай!

Гриша подмигивал в ответ и орал: «Хочу влиться в североамериканские штаты, вперед, в Америку! И если уж очень сложно всей страной влиться в Америку, то бабушка моя предлагает вливаться просто административными округами, кто куда желает!» В ответ на это заявление Марья закатывала глаза и вертела пальчиком у виска неутомимого оратора.

Заканчивались восьмидесятые. Сергеева и Вольский часто встречались, то у Гришки дома, то у Марьи. Иногда Гришка жаловался Марье, что никак не может уговорить свою бабушку дать ему почитать какие-то рукописи. Марья немедленно удивлялась и задавала простой (как колумбово яйцо) вопрос:

– А что, без разрешения никак нельзя, потихонечку?

В ответ Гришка бешено хохотал.

Бабушка была профессором Московского университета, работала всю жизнь и обладала железной волей. Она отличалась какой-то фантастической работоспособностью и все время открывала для себя, семьи и студентов новые горизонты. Бабушка переписывалась с немалым количеством достойных, на ее взгляд, ученых. Но особенно уважала некоего эстонского академика. Академик имел трудно произносимую фамилию и такой же трудный характер.

Гришка всегда переживал за бабушку и был ее верным адептом. Он обожал слушать рассказы о ее трудном военном детстве в российской глубинке.

Бабушка пережила оккупацию и всю жизнь помнила о голоде и холоде, сопровождавших ее детство и юность. Характер у Анны Петровны сложился сильный. Волевой и независимый человек, всю жизнь она работала и практически никогда не жаловалась. Расслаблялась Анна Петровна только на семейных, праздничных сборах после рюмки коньяка. И уж тогда веселее человека было не найти. Она вспоминала свое детство и, громко смеясь, рассказывала о своих подвигах.

«Однажды, когда немцы стали отступать из нашего городка, пронесся слух, что все их склады открыты – бери что угодно и сколько угодно!

Естественно, все наше население, способное как-то передвигаться, ринулось к складам. Я бежала с соседским мальчишкой, моим ровесником, лет девяти-десяти. Мы едва успели схватить и вынести какие-то ящики, первые попавшиеся нам под руку, и естественно, даже представления не имели, что в этих ящиках. Главное, успели. Склад опустошили моментально.

Прибежали мы к большому погребу, вырытому рядом с домом. Погреб был покрыт бревенчатым настилом, мы его сдвинули и быстренько спустились вниз, чтобы вскрыть ящики и рассмотреть, что в них лежит, пока поблизости нет свидетелей. В оккупации как в оккупации, зевать нельзя. Мигом отнимут добычу.

В одном ящике оказалось мыло в виде овальных вытянутых кругляшей, а в другом – какие-то бутылки изящной формы с золотыми наклейками. Недолго думая, мы решили, что это немецкий лимонад, потому что ничего другого в своей жизни пока не видели, и соответственно вылакали несколько бутылок.

Сколько времени прошло, я не знаю. Помню, что лично мне было очень хорошо, весело, помню, что не слышала даже звуков бомбежки, и еще помню, что совсем ничего не боялась.

Наконец, мы ужасно захотели спать и решили выбираться наружу, подняли головы к потолку, а вместо потолка увидели черно-фиолетовое звездное небо. Так, разинув рты и выпучив глаза, и застыли. При бомбежке тяжелую крышку из бревенчатого настила снесло начисто. А мы ничего не заметили. И даже не пострадали.

Конечно, это был не лимонад, а французское шампанское».

Анна Петровна ерошила густые каштановые кудри и радостно смеялась.

«А еще меня в детстве дразнили: „Анка, бей его коромыслом“. Так меня прозвал мой старший брат. Когда он дрался с превосходящими силами противника и понимал, что нуждается в помощи, он кричал мне:

– Анка, бей его коромыслом!

Жили мы тогда в глубинке, воду таскали из колодца, и, конечно, в каждой семье было коромысло.

Дралась я, как Рембо, до первой крови, никогда не отступала и совершенно никого не боялась; закрывала глаза и лупила по морде противников до полного изнеможения. Вся окрестная детвора, хулиганье и отроческая поросль не то чтобы боялись меня, но опасались, как пить дать.

Если я шла по одной стороне улицы, то встречная стайка подростков немедленно переходила на другую сторону во избежание возможного конфликта».

После воспоминаний бабушка расслаблялась и с удовольствием переходила на французское шампанское, которое она уважала, видимо, с тех давних пор.

Весь клан Вольских наслаждался семейными встречами, а больше всех – Григорий. Он всегда умел создать атмосферу праздника и насладиться ею сполна. Он садился к роялю и наигрывал фокстрот, затем стремительно вскакивал и кружился в степе.

Вся семья с удовольствием втягивалась в состояние восторженной радости. Во время грандиозных застолий беседа за столом плавно переходила в бурные политические и экономические дебаты, разбавляемые анекдотами. Взрослые и дети хохотали до колик и спазмов.

Однажды Марья случайно оказалась на таком семейном сходе и с тех пор с удовольствием ждала следующих приглашений.

Вольский был начитанным человеком и обсуждать с ним любые вопросы было для Марьи одно наслаждение.

Во время Гришкиных лекций Машка испытывала необыкновенное просветление, ей казалось, что вот, наконец, она поняла, ухватила суть постулатов теории относительности или теории электромагнитного поля, ее распирало чувство живительной, светлой радости и хотелось сразу же поделиться им с другими.

Но при расставании с Гришкой эйфория от осознания глубины собственного интеллекта мгновенно испарялась. И уже через пять минут Мария не могла внятно озвучить ни одной мысли из только что приобретенных, таких, казалось, простых и понятных истин.

После окончания школы пути их разошлись. Они выбрали разные институты и виделись только на вечеринках выпускников, и то не каждый год.

Ольга посмотрела в зеркало и вздохнула. Лишние килограммы отчетливо проступали на ее фигуре. Ладно, все равно я лучше всех. Если похудеть, то просто жаль окружающих, ослепнут.

Кстати, о здоровье. Ольга поежилась, вспомнив сумасшедшую ворону, напавшую на нее несколько дней назад.

Поздним вечером она возвращалась домой, шла через небольшой парк, окружающий их жилой комплекс. Вдруг откуда-то сверху с диким карканьем на нее налетела огромная ворона и стала атаковать. Сначала Олечка просто остолбенела от удивления: «Ничего себе русский вариант Хичкока». Галкина стала отчаянно отбиваться сумкой. Но ворона не унималась и продолжала бросаться на Олю с громким карканьем, норовя долбануть внушительным клювом.

И Олечка, поняв, что остановить психованную птицу ей не удастся, пустилась бежать, с остервенением размахивая вокруг головы сумкой и все время ускоряясь.

Оказавшись дома и испытывая последствия невероятного стресса, Олечка внимательно рассмотрела себя в зеркале на предмет обнаружения ранений и понемногу успокоилась. Опасных ранений не было. Наверное, кто-то обидел птенцов вороны, и птица решила отомстить людям.

По закону подлости первым человеком, на котором ворона решила отыграться, оказалась Галкина. Рассматривая свои потери в зеркало, Олечка удовлетворенно вздохнула: «Слава богу, никаких следов».

Самое смешное обнаружилось на следующий день. У Олечки пропала или, скорей всего, рассосалась небольшая шишка на ноге, в районе щиколотки. Была и исчезла. Вот такие чудеса. Нет, что ни говори, а права народная мудрость. Что ни делается, все к лучшему.

Ольга застегнула на себе блузку, сразу обтянувшую все валики в районе талии, решительно втянула живот и выскочила из квартиры.

Олечка Галкина давно справлялась с жизнью своими собственными силами. Шесть лет назад умный, красивый, обеспеченный муж Никита ушел к другой. Другая оказалась молодой, стройной, сексуально раскрепощенной женщиной, с которой Никита чувствовал себя гораздо комфортнее.

А Олечка осталась с шестилетним сыном, избыточным весом, причем избыток, по самым скромным подсчетам, составлял килограммов так тридцать, большим запасом любви и симпатичными алиментами в размере пятидесяти условных единиц.

Никита всегда отличался скупостью. Но надо было жить дальше, а как – непонятно. Олечка Галкина оказалась ввергнутой в невероятные страдания.

Помимо скупости, Никите были присущи трезвый, прагматический ум и скудность эмоций. За время совместной жизни Олечка не истратила и лишней копейки.

Она вела строгий учет хозяйственным расходам, лично занималась необходимым мелким ремонтом по дому. На даче ухаживала за волшебным по плодоносности огородом, содержала кур, несущихся ежедневно и без возражений. В конце осеннего сезона она рубила кур, сортировала и замораживала.

Она до беспамятства любила мужа и плыла буксирчиком по волнам его строго размеренной и распланированной жизни.

Ежемесячно Никита выдавал ей весьма скромную, строго определенную сумму денег, которую и суммой-то не назовешь. И Олечка планировала семейный бюджет. Каждый, даже самый мелкий расход записывался в кондуит.

И от каждого расхода требовался подробный отчет в его необходимости. Олечка добросовестно, нет, скорее, ревностно соблюдала все правила игры, объявленной Никитой. А муж гордился своей экономной хозяйкой-женой. Жизнь их проходила в благости, тишине и степенном счастье.

Поэтому неожиданное заявление Никиты о том, что любит он другую и жить намеревается тоже с другой, Оля перенесла тяжело. Кто, когда, зачем, почему, за что? От растерянности и подлой неожиданности тихого заявления мужа Олечка впала в тоску.

Она переживала каждое слово и каждый жест Никиты, она анализировала их, пытаясь найти ответ на единственный вопрос: почему он ушел к другой? Влюбился? А ребенок? А сама Оля? А их дом, полный уюта и комфорта? Неужели он ушел только из-за того, что соперница моложе Олечки на семь лет? Может быть, причина не в этом?

Галкину мучили вопросы, на которые не было ответа. Она не в состоянии была и мысли допустить, что ее родной и любимый Никита полюбил другую. Она и не пыталась вернуть его, а просто жила с постоянной саднящей болью в сердце.

На нервной почве Ольга начала стремительно терять вес. Постилась, посещала бассейн, встречалась с подругами и упорно искала работу. Никита, сострадая бывшей жене, поднапрягся и устроил Олечку на скромную работу – секретарем на домашнем телефоне в небольшую фирму.

Галкина за два года удвоила обороты крошечной компании, при этом продолжая тосковать и скучать по бывшей налаженной жизни. Она сидела дома и изводила себя тревогой и нерастраченной любовью. Все ее многочисленные подруги и приятельницы в один голос твердили: «Тебе надо найти хорошую работу в коллективе». И Олечка решилась.

Примерно через месяц судьба в виде бывшего одноклассника, занимающего внушительный пост в крупной холдинговой компании, улыбнулась ей. Для начала Олечку взяли секретарем и пообещали карьерный рост.

Галкина мгновенно втянулась в рабочий график и также стремительно влюбилась в собственного шефа. В болезненном процессе восстановления к ней вернулись настроение, вкус к жизни и килограммы, но, слава богу, не все. Работа в мужском коллективе, внимание этого коллектива, роман с боссом подействовали на Ольгу благотворно. Она начала выплывать из состояния перманентного горя и все сильнее концентрировалась на работе и на Ленечке, своем шефе.

Ленечка Петрович был хорош собой, умен, вальяжен, практичен и женат. Он сразу оценил трудовой энтузиазм Олечки и ее привлекательность. После продолжительной двухмесячной атаки Ленечка добился полного расположения Оленьки и совершенно растерялся.

Оказалось, что глубина чувств Оли Галкиной превосходила все его самые смелые ожидания. Именно Олечка ощущала себя горячо любимой единственной женщиной Петровича и ничуть не сомневалась в его чувствах.

А Ленечка, с ходу увязнув в необъятной любви Ольги, понял, что совершил крупный промах. Он рассчитывал на легкий необременительный флирт, а получил любовь с обязательствами. На заднем плане маячила Ленечкина жена с двумя детьми. До развязки было далеко.

И Ленечка использовал все известные ему способы охлаждения романтического пыла Олечки. Но Галкина не сдавалась. Она врастала в любимого все глубже. Петрович заработал диабет. Ольга старательно готовила ему блюда по специальной диете и приносила в офис. Ленечка съедал. Фирма процветала. Ленечка раздражался. Оля ему все прощала.

Она стала незаменимым специалистом и рулила всем процессом торговли фирмы «Медрай».

Сотрудники Галкину недолюбливали. Она была громогласной, самоуверенной женщиной и отчаянно пыталась сделать карьеру. Ленечка карьеру тормозил. Он начинал понимать, что Оля – это надолго.

Когда в штате компании обозначился новый дополнительный и ослепительный директор Григорий Вольский, Олечка поначалу его не оценила. К тому времени она полностью вжилась в роль крупного профессионала и любимой женщины главного шефа конторы – Петровича.

Олечку назначили заместителем нового директора Григория Вольского. И он начал заниматься просвещением своего зама. Ни дня не проходило без удивительных и зажигательных лекций Гриши, которые буквально ошеломляли Галкину. Вольский выступал без перерывов. Философские течения, теория электромагнетизма, НЛО, озоновые дыры, проблемы войны и мира, загадки истории, космос…

Постепенно работа и общение с Гришкой стали приносить Оле радость, а главное, полную уверенность в том, что его любимой женщиной она точно никогда не будет.

А в глубине ее души жили страхи и терзали острые желания. Надежда на то, что Петрович разведется с семьей, умирала. Но как-то очень медленно. Олечка жаждала любви, счастья, красивой и стабильной жизни, и конечно, нежного состоятельного мужа.

– Здравствуйте, Татьяна Владимировна, можно увидеть Григория? – обращаясь к матери Вольского, с ходу затараторила Мария Сергеева.

Татьяна Владимировна удивленно вскинула брови и качнула головой.

– Здравствуй, здравствуй, Машенька. Сколько же мы не виделись? Гришенька в командировке, а вернется примерно через неделю, – улыбалась Татьяна Владимировна. – А что случилось? Какая же ты красавица! Может, зайдешь к нам?

Сергеева решительно вошла в квартиру.

«Ага, в командировке. Ничего себе командировочка. Я чуть сознания не лишилась от его командировочки», – промелькнуло в голове у Машки.

– Да я, собственно, только на минутку. Просто поговорить хотела с Гришей, то есть посоветоваться, а номера его телефона у меня и нет. Вы не подскажете? И вообще, где он работает и как живет?

Татьяна Владимировна внимательно оглядела Машку.

– Проходи в комнату, присаживайся. Боюсь, что за минутку мне не справиться, Машенька. Живет он отдельно, купил два года назад себе шикарную квартиру, а работает в компании «Медрай», эта фирма торгует медицинским оборудованием; заходи, заходи, я тебе продиктую все координаты. Руководит людьми. У него в подчинении больше ста человек. Люди все прекрасные. И у Гришеньки даже есть заместитель.

– Неужели? Очень интересно. А кто его заместитель?

– Олечка Галкина. Совершенно потрясающая женщина. Свободная, самостоятельная, умненькая. А главное, не истощенная, с прекрасным здоровым румянцем.

Татьяна Владимировна с подозрением относилась к худым людям. Она сразу начинала осведомляться о состоянии здоровья стройного человека. Доверия такие люди у нее не вызывали. Татьяна Владимировна была уверена, что недобор массы тела означает тяжелые физические и психические отклонения.

– Он с ней так тесно общается, что я начинаю подозревать нечто большее. Они все время перезваниваются, что-то шумно обсуждают. Олечка даже заходит к нам в гости. А в чем дело, все-таки?

– Да вообще-то ничего особенного. Просто племяннику надо с высшей математикой помочь, доходчиво объяснить кое-что. А Гришенька лучше всех подходит, вот я его и разыскиваю, – с ходу принялась выдумывать Машка. Ничего более правдоподобного в голову ей не пришло.

Надо уходить, Вольская ничего не знает. Пора смываться, а то начнутся вопросы, которым не будет конца.

– Диктуйте телефоны, Татьяна Владимировна, я запишу, и спасибо вам огромное, вы меня так выручили.

Марья записала номера телефонов и, попрощавшись, ушла.

Из задумчивости ее вывела трель мобильного.

– Алло!

– Маш, привет. Это я, Тоня. Как дела? Ты еще жива? Что-нибудь выяснила? – затараторила Антонина.

– Выяснила только телефоны Гришкины. Рабочий и домашний. Он, оказывается, отдельно от родителей живет, в собственной квартире. Работает в компании «Медрай», что-то там связанное с медицинским оборудованием. Надо туда ехать и задавать вопросы, только под каким соусом, я еще не решила.

– В какой, какой компании? «Медрай»?

– Настрой звукоприемники. Да, «Мед-рай», – по слогам отчеканила Марья.

– Господи, так там же Галкина работает. Помнишь, я тебе рассказывала о ней. Воля к победе у нее несгибаемая. Она – подруга моя закадычная. Давай я ей позвоню и предупрежу о твоем приходе. Оля с удовольствием тебе поможет. Она тебе расскажет все, что знает.

– Отлично. Позвони ей, пожалуйста, и предупреди о моем приходе. Между прочим, эта Оля – Гришкин заместитель и от этой Оли маман Вольского просто в восторге. Но сначала я должна прозвонить все телефоны. – Машка торопилась закруглить разговор.

Александрова оказалась чуткой женщиной.

– Ладно. Пока. Звони мне с новостями.

Прозвонив все телефонные номера и убедившись в полном отсутствии какой-либо информации, Марья решила навестить компанию «Медрай» и эту потрясающую Галкину.

Она задумчиво брела по улице. Дома Гришки нет. На работе тоже нет. Никто ничего определенного не знает. Все расплывается и исчезает. Гришки нет нигде. Ни дома, ни на работе. Родители его уверены, что он в командировке. На работе уверены, что он в отгуле.

Я же не уверена, что он еще жив. И вообще, подозрения у меня тяжелые и дурные. Но какие-то нечеткие, размытые.

Надо съездить к нему на работу и поговорить с этой Олечкой Галкиной, то-то ее Гришина матушка нахваливала.

– Здрасьте, – весело крикнула Марья, желая обратить на себя внимание.

Не обратить внимание было сложно. Во-первых, ярко-фиолетовые слаксы. Во-вторых, оглушительно розовая футболочка, расшитая драгоценными самоцветами внушительных размеров. На ногах – белые лодочки, украшенные сиреневыми, со спичечный коробок, хрусталями. Шея, руки и пальцы в золоте.

– Здрасьте, – ответил ей нестройный хор сотрудников «Медрая», немного обалдевших от этакой красоты.

– Мне необходимо поговорить с Ольгой Галкиной, могу я ее увидеть?

– Ольга Николаевна сейчас занята, но вы можете подождать ее, – защебетала секретарша, жадно вглядываясь в Марию.

«Фирменные шмотки. Высший пилотаж! А духи? Что это за запах? Интересно, настоящее это золото на руках? И зачем ей понадобилась Галкина? Вот уж точно ничего общего.

– Будьте так любезны, передайте Ольге Николаевне, что ее ждут, – с нажимом произнесла Марья.

«Что же они так вылупились на меня? Странные люди, ей-богу». Марья подбоченилась и выставила вперед крохотную ножку.

Секретарша, не отрывая оценивающего взгляда от посетительницы, вызвала Галкину в приемную.

– Опаньки, это вы ко мне? – завопила Олечка.

Мария удивленно вскинула брови. Мужской напор Гришкиной знакомой заинтриговал ее. Настоящая русская красавица, только косы не хватает.

– Да. Мне необходимо поговорить с вами и лучше бы наедине. Вам Антонина должна была позвонить и предупредить. Меня зовут Мария.

– Поняла, просто Мария, да? – захохотала Галкина и закашлялась. – Тонька звонила, но я толком ничего не поняла, надеюсь, что вы проясните мне ситуацию. И давай на «ты».

– Договорились. – Марья улыбалась.

– Хорошо, Мария. Дамы и господа, у меня приватная беседа, прошу не беспокоить. Пошли, Мария, поговорим. Кстати, и покурим. Я надеюсь, ты куришь?

Марья кивнула. Стремительность Галкиной пришлась ей по душе. А то время утекало, а результатов не было.

Олечка внимательно слушала Марью. Просто невероятно. Гришка – обаятельный, доверчивый, необыкновенный Гришка – исчез? Разве так бывает?

– Послушай, Маш, я тебе, конечно, верю, но звучит все это неубедительно. Как-то надуманно, что ли? Григорий взял отгулы и, как я понимаю, отправился в дальний вояж. А на работе должен появиться дней через десять.

Галкина энергично почесала затылок, потерла шею и добавила:

– Может, это он сам тебя разыграл? Знаешь, притворился трупом, а потом быстренько слинял. Хотя на него это не похоже. Слишком тупая шутка для него. А главное, откуда он узнал, что ты пойдешь к своей подруге, во сколько ты пойдешь, значит, знал адрес Тоньки. Н-да, что-то уж очень глупо.

Они уставились друг на друга. Марья нервничала.

– Оля, поверь мне. Я действительно видела его. Потом он исчез. И его нигде нет. Я не страдаю галлюцинациями. Я хочу его найти и успокоиться.

Галкина тяжело вздохнула:

– Тонька меня предупредила, что ты нормальная. А Гришка вообще-то человек умный и способности у него фантастические. Но валяться в подъезде, на полу? Очень странная картина! Хотя от этих его способностей меня в дрожь иногда бросает, несмотря на то, что я женщина не робкого десятка. Улавливаешь?

– Пока нет. Ты лучше про способности объясни, пожалуйста. Рассказывай, Оль, не томи.

– Ладно. Только не надейся и не рассчитывай, что это мои выдумки. Недели две назад мы праздновали день рождения Леонида Петровича, нашего шефа, в ресторане. – Галкина перевела дух. – Маш, давай присядем, а то я весь день на ногах.

– Куда?

– На подоконник, не дрейфь, он чистый. У нас уборщица классная.

Женщины уселись на подоконник и Галкина, закурив очередную сигарету, продолжила.

– И эту Гришкину демонстрацию видели все: и сотрудники, и приглашенные. Кстати, и брательник Гришкин двоюродный или троюродный – Илларион Игнатьев.

– Да о чем ты, какая демонстрация? – заорала Машка, притопывая ногами от нетерпения. Олечкины длинноты ее раздражали.

– Ты на меня не ори. Я и так волнуюсь. В ресторане мы все сидели, естественно, выпили, закусили. Потом танцевали. Песни пели. Веселились ужасно.

– Я сейчас тебя ударю, – Машка уже не орала, она шипела.

– Настроение было отличное, – невозмутимо продолжала Олечка, – выпили все, конечно, крепко, и тут вдруг Гришку понесло. Поднимается он с бокалом, поздравляет Ленчика, цветисто так поздравляет, желает имениннику добра всякого. А потом и говорит: «А не хочешь ли ты, Леонид Петрович, стать президентом?» Ну, Ленчик смеется, конечно, и отшучивается. А Гришка с напором таким и вроде уже с обидой в голосе продолжает, что, мол, может сделать так, что дальнейшая карьера Ленчика будет необъяснимо прекрасной. И что он, Гришка, может в принципе любому человеку судьбу изменить в любую сторону. Много еще чего он может, а если кто не верит, так он прямо здесь и сейчас продемонстрирует свои возможности. Ну и так далее.

Тут уж, ясно, все в нашей компании аж задрожали от удовольствия. Ну и смеются над Гришкой. А он совершенно озверел да как крикнет: «Не верите – хорошо. Я вам докажу! Вот видите, картина висит на стене. Илларион, будь другом, подойди к ней, проверь, прочно она закреплена?»

Илларион сначала отнекивался, а потом все-таки проверил. «Отлично, – говорит, – все держится».

«А теперь внимание, – вопит Гришка. – Сейчас эта картина упадет, отойдите все от нее подальше. Смотрите». И руку протягивает в сторону картины.

И в этот момент картина с грохотом падает, а на стене образуется кривая трещина от потолка до пола.

Галкина откашлялась и достала следующую сигарету.

– Ну, все сделали вид, что шутка у Гришки получилась очень смешная. Только администрация ресторана потом Ленечке Петровичу счетчик выставила. За ремонт. Да такой, что, мама не горюй.

Машка покрутила головой, задумалась и после небольшой паузы протянула:

– Подожди, я не поняла. Так что, ваш шеф отказался стать президентом?

– Господи боже мой, Мария, да каким еще президентом! Ему бы с фирмой справиться. Он у меня нервный и чуткий. А тут президентство. Нет, не потянет.

Галкина внушительно затянулась сигаретой и продолжила:

– Ну а Гришка после этой демонстрации ушел. Я потом пыталась его разговорить, а он делал круглые глаза и вопил: «Что, Олька, замуж хочешь выйти? Ты только скажи».

– А ты что в ответ? – заинтересовалась Марья.

– Да дура была, сглупила, отказалась. Сказала, что сама все могу. А теперь вот думаю, зря отказалась. Зря. Сейчас имела бы мужа. Одной совсем непросто жить. Иногда такая тоска накатывает. Хоть бы денег, что ли, заказала… Идиотка!

– Да. Надо было, конечно, соглашаться. А больше ты ничего у него не узнавала? – пытала Марья.

– Конечно. Я от него не отходила. А он в ответ напевал: «Читай, анализируй, делай выводы, Олечка, ты уже большая девочка. И станешь еще лучше, Олечка». А когда, спрашивается, мне читать и анализировать? Некогда мне.

А потом, как-то раз вечерком, когда все уже разошлись, мы с ним сели на работе, выпили коньячка Шустовского. И Гришку понесло. Ну, он и рассказал про формулу Вселенной. Он, оказывается, вывел ее. Формулу, то есть. Я ничего не поняла. Только помню, что похожа она на бутылку шампанского.

Взрыв какой-то, появление времени – как материи какой-то. Только не спрашивай, что взорвалось и почему. Лично я ничего не поняла. Поняла только, что очень тупая я. А когда я про картину и про его способности необыкновенные стала выспрашивать, что Гришка в ресторане демонстрировал, то он еще про какой-то Союз Девяти мне начал голову морочить.

Что-де есть такая теория. Управляют миром девять человек, и власть у них огромная. И полномочия огромные. Избираются они на определенный срок. Кем избираются – не знаю, и не спрашивай. Вот этот Союз и определяет, где быть войне, где быть миру, где – пожарам, где – цунами, где – переворотам, где – извержениям вулканов.

Правят они миром. А еще у них есть представители, вроде послов, этих послов они сами выбирают. Дальше – еще круче.

Этим послам – каждому в отдельности – поручают управлять всем земным шаром в течение определенного срока, от одной недели до месяца, и следить за обстановкой в целом. При этом послы эти наделяются необыкновенными способностями и огромными возможностями. Но, говорит, это только теория. Одна из многих. Конечно, я сразу решила, что если Союз этот существует, то Гришка в него входит. Видимо, там президентов и назначают. А может, не назначают. Вот как весело получается. И туманно очень.

Машка присела на корточки, потом вскочила и нервно стала вышагивать по коридору.

– Ага, Союз Девяти. Неограниченная власть и возможности, ограничен только срок. Фантастика. Стругацкие. И еще предметы двигает. Чушь какая-то. Совершенно в духе Гришки. Не складывается у меня ничего. Где он сам-то?

Олечка закатила глаза. А Марья недовольно пожала плечами.

– Ты меня только запутала. Ну ладно. А этот брат Илларион, что за человек? Приближен ли он к Гришкиной персоне? А?

– Насколько приближен, не знаю, но беседовали и хохотали они долго, это я сама видела еще в ресторане.

– Так. Значит, он мне нужен. Как его найти, Олечка?

«Ишь, какая быстрая. Но помочь надо». Галкина задумалась.

– У меня идея, – объявила Ольга. – В пятницу банкет – десять лет фирме. Каждый работник имеет право привести с собой одного человека. Я приглашаю тебя. Приходи. Илларион обязательно будет. У него с Петровичем общие финансовые махинации. Приходи, я тебя и познакомлю.