Текст книги "Расчет только наличными, или страсть по наследству"

Автор книги: Марина Ильина

Соавторы: Людмила Глухарева
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Вдруг абориген, управляющий «бананом», резко развернул его, и все отдыхающие с воплями и смешками свалились в морскую пучину.

Машка слетела тоже. Смешно ей не было. От страха и ужаса она камнем ушла под воду. Организм Марьи отказывался положительно реагировать на наличие спасательного жилета.

Она медленно планировала на дно, глотая соленую воду и захлебываясь в панике. При этом в голове ее застряла противная мысль: где бандана?

Задрав голову, она увидела наверху свой эксклюзивный головной убор и немедленно активно задвигала руками, ногами и мозгами. Машке повезло, в этот самый момент чьи-то сильные руки – конечно, это были накачанные руки Ильи – вытолкнули ее на поверхность. Отдышавшись и откашлявшись, Сергеева набрала побольше воздуха в легкие и грозно осведомилась:

– Это шутка такая? Или мне снится кошмар?

– Маш, ну ты чего? На «банане» же всегда в море скидывают. Ты же не могла не знать об этом, – искренне недоумевал Илья, его светлые глаза выражали одновременно восторг и опасение.

– Я никогда не каталась ни на каких бананах и, видно, правильно делала. Слава Богу, жива осталась.

– Машунь, смотри, ты и косыночку свою выловила, – заискивал телохранитель.

«Береженого Бог бережет. Глядишь, и не будет сильно бушевать», – вертелось в голове у Ильи.

Сергеева метнула подозрительный взор на своего спасателя. «Ишь ты, „косыночка“. Эта „косыночка“ стоит дороже вашего дурацкого „банана“!

– Мы, Маш, больше никогда, ни за что, даже если ты умолять меня станешь, – клялся Илья. – Ты только не сердись.

Оказавшись на твердой земле, Марья совершенно успокоилась и простила окружающих.

Солнце окончательно распоясалось. Наступил жаркий полдень.

– Может, пообедаем? – осторожно поинтересовался Илья, еще не совсем уверенный в полном своем прощении.

Сергеева зазвенела украшениями, согласно кивнув головой. И парочка медленно побрела в кафе под ярко-полосатым тентом. Заведение манило немыслимой чистотой и роскошью.

Удобно устроившись в кресле и счастливо вздыхая, Марья углубилась в меню.

К столику подбежал официант, прочирикал что-то на французском и замер в форме вопроса.

Илья решил блеснуть своим кругозором и лениво бросил:

– Айн момент.

Реакция официанта последовала мгновенно. Француз легко заграссировал на определенно немецком языке. Машка замахала обеими руками и застонала:

– Ну кто тебя просил? Зачем ты людей в заблуждение вводишь?

– А чего они такие тупые, что он, не видит, что перед ними русские люди? Русский учить надо! Вон турки давно выучили, молодцы.

Француз учтиво замолчал.

– Ноу, ноу. Нам вот это и вот это. – Марья подчеркнула ногтем выбранные блюда и с опаской покосилась на француза. Тот вежливо и холодно улыбался. Затем задумался, покивал головой, с поклоном забрал у них меню и удалился.

– Фу, засада. Говоришь ведь «айн момент». Ясно же, как переводится: подождите немного.

– Молчи, молчи, – хохотала Марья, – говори по-русски и не вводи в заблуждение несчастных аборигенов.

– Ни хрена себе несчастные. ПМЖ в Ницце, – возмутился Илья.

Он положил локти на стол, и столик покачнулся.

– Европа, – презрительно заметил он. – А столик качается. Маш, дай мне бумажку из своего блокнота, я сейчас эту ерунду исправлю.

Сергеева вынула из сумочки яркий блокнот, вырвала страницу и протянула ее Андрееву. Тот свернул листок в несколько раз и подложил его под ножку столика.

Столик качаться перестал.

Во время всей процедуры устранения небольшого дефекта остальные посетители дорогого кафе остановили трапезу и в недоумении наблюдали за действиями русского мужика. Им и в голову не могло прийти своими руками устранять какие-нибудь помехи, связанные с интерьером заведения.

– Во народ! Русский аттракцион во французском городишке. – Илья гордился своей смекалкой и умелыми руками.

Машка любовалась своим спутником.

– У них не принято заниматься ремонтом мебели во время еды, – рассмеялась Марья.

– Зато теперь столик не качается.

– А у меня день рождения скоро, – невпопад заметила она.

– Когда? – встрепенулся Илья. – И сколько тебе лет стукнет?

– Стукнет побольше двадцати одного, и совсем скоро.

Выяснять год своего рождения Машка не считала необходимым. Сергеева родилась в ноябре. До дня рождения оставалось чуть меньше семи месяцев. Она решила не вдаваться в подробности и точную дату опустить.

– Это интересно, – Илья сосредоточился и спросил: – Если тебе, например, двадцать три, то год рождения считается?

Марья захлебнулась смехом.

– Прекрати, ради бога. А то я хрюкать начну. Когда рождается человек, то ему не год, а ноль, – всхлипывала Машка.

Двадцать три года? Мне? Льстец и лжец! Но зато комплимент обворожительный.

Андреев наслаждался и жизнью, и погодой, и Машкой.

«Ничего на свете лучше нету, чем друзьям бродить по белу свету. С любимой. Подругой».

Внезапно он нахмурился.

– Маш, ты только не нервничай, пожалуйста, но, по-моему, я вижу Орлова с умопомрачительной юной красоткой, – прошипел Илья и сжал Машкины пальцы.

Марья закрыла глаза, затем открыла глаза и рот. Выдохнула.

Такой день испорчен!

– А Иллариона здесь еще нет? Или есть? Н-да, хоть бы травить меня опять не начали. Надоели мне эти покушения. Во, где сидят! – Машка провела ребром ладони у горла.

Илья нахмурился. Нежданно-негаданно. Или запланировано?

– Я тебя в обиду не дам, – заверил Илья Машку.

– Само собой. Я их не вижу, они к нам направляются?

– Точно так. Прямой наводкой.

«Не желаю никаких наводок. Такой момент жизни испортили! Желаю, чтобы все и сию минуту закончилось. Чтобы Гришка был жив и все счастливы. А зло наказано, или нет, пусть зло будет отпущено на поруки».

– Толик не звонил тебе? Есть новости? – встрепенулась Сергеева. – А то мне Тонька звонила и только про Ольгу и рассказывала.

– Я ему скоро сам позвоню, – нахмурился Илья.

– Какие люди, в таком месте? Нет, все-таки мир тесноват, – Денис подошел к их столику и протянул руку. – Здрасьте, здрасьте! Какими судьбами?

– Фестиваль дизайнеров. Моя студия участвует. А сейчас отдыхаем, – кратко и не слишком любезно ответила Марья.

Орлов с удовольствием покосился на свою спутницу и представил ее.

– Моя жена Тамарочка.

– Очень приятно, Мария, а это мой друг Илья.

«Ага, друг. Вот и чудненько. Ну, мы-то не дураки, все понимаем. Друг, в смысле бойфренд. Черт, засада, куда ни сунься – везде наши люди».

Эта мысль четко отпечаталась на гладком лице Орлова. И он начал прощаться, едва успев поздороваться.

– Ну, нам пора. Может, еще увидимся как-нибудь. – Денис и его вторая – лучшая – половина покинули кафе.

Машка обернулась и внимательно посмотрела им вслед.

– Надо позвонить Печкину, – протянул Илья и похлопал себя по карманам в поисках мобильного.

– Алло, Толян, это я. Да, слушай, завтра вылетаем в Москву. Знаешь, кого мы сейчас встретили? Нет, не угадаешь. Дениса Орлова с женой. Да, прямо здесь, в кафе у пляжа. Нет, поздоровались, и они быстренько ретировались. Да, быстро. Нет, пока спокойно. А у тебя? Что нашел? Повтори. Папка? У кого? Молчу и слушаю. Понял. Передам. Пока.

Марья неторопливо потягивала вино и напряженно вслушивалась в разговор Ильи с Печкиным.

«А вот и папочка всплыла. Вовремя, нечего сказать».

– Илья, не молчи, рассказывай, – потребовала Машка. – Какая папка, где нашел. Уж не синенькая ли с ободранным уголком, а?

Илья залпом выпил бокал вина. Пригладил буйные кудри и ответил.

– Да, синенькая папочка с ободранным уголком нашлась. Да, та самая папка из твоих видений. Нашлась в бардачке в машине у Орлова. Лежит себе тихонечко, пока Дениска по Европам разъезжает. Только странно, что он ее так небрежно спрятал, будто хотел, чтобы ее нашли. Не идиот же он, в самом деле?

– А может, это как в сюжете у Конан Дойля. Я имею в виду – спрятать вещь на самом видном месте, – всполошилась начитанная Марья. – И тогда эту вещь никто не сумеет найти.

– Сомневаюсь я, чтобы он читал Конан Дойля. Слишком замысловато выходит. Нет, я думаю, он бы спрятал так спрятал. А тут ерунденция полная. – Илья потыкал вилкой в салат.

– Так ты думаешь, он папку не прятал? То есть папку ему подбросили? – Машка пришла в состояние некоторого волнения и начала чесаться.

– Да, вроде так. По крайней мере, Печкин так думает. Вернее, думал. А теперь как услышал, что мы их здесь увидели, так передумал. А я склонен думать, что его первое предположение – верное.

– Значит, по-твоему получается, что подбросили. А кто подбросил? Кто? И где Гришка?

– Маш, кто подбросил, не знаю, думаю, что Илларион Игнатьев. По крайней мере, он входит в список подозреваемых. А Вольского Толька не нашел. Пока не нашел, – Илья принялся уничтожать салат.

– Господи, а самое-то главное, что в папке? – Марья вцепилась в руку Ильи.

Илья с нежностью посмотрел на Машку и поцеловал ее ручку.

– А в папочке той волшебной, Маш, какие-то расчеты сложные и формулы заковыристые. Печкин говорит, что ему без специалиста не разобраться. А специалиста еще найти нужно.

– И что, вообще ничего не понять из этих расчетов? – Машка решила ручку не убирать. Кто его знает, этого телохранителя.

Илья поцеловал ручку еще раз. Машка поняла, что приняла верное решение.

– Толька говорит, что понять он ни фига не смог. Ни одного слова там приличного не было, только термины какие-то математические, так что кругом одни загадки сплошные.

Они замолчали. Погруженная в тяжелые раздумья Машка внезапно выпалила:

– Для полноты картины нам не хватает только Иллариона здесь встретить.

– Я думаю, что мы его еще встретим, – усмехнулся Илья.

– Ну что, в номер пойдем или на пляж, ты как? – Мужчина переложил всю тяжесть решений на хрупкие плечи своей любимой.

«Какой пляж, какой пляж! Мне бы в себя прийти».

– Нет, в номер, я должна отдохнуть. А попозже сходим на пляж, – моментально отреагировала Марья.

Они расплатились кредитной картой и медленно побрели в отель.

У стеклянных дверей отеля Машка зачем-то оглянулась.

Неприятное какое-то ощущение. Будто кто-то в микроскоп тебя разглядывает. И скоро начнет препарировать. Ну и мысли в голову лезут. Обалдела совсем от жары и приключений. Голова кружится даже. Интересно, напросится он ко мне в номер или нет?

Но этот сложный вопрос разрешился очень легко и быстро.

В холле отеля в кресле вальяжно восседал Илларион Игнатьев собственной персоной.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – оторопела Машка.

Накаркала, называется. Именно накаркала.

Машка замерла у стойки портье, а потом со вздохом обратила горестный взор на Илью. Тот поцеловал Марью в макушку и решительно направился к Иллариону.

– Ну и сюрприз! Привет, Илларион. Ты здесь отдыхаешь?

Игнатьев широко улыбнулся.

– Некоторым образом отдыхаю, а вообще-то дела у меня здесь. – Илларион размашисто взъерошил волосы.

– Какие же дела? Неужто охранные системы устанавливаешь? – Илья постарался улыбнуться еще шире.

– Да нет. Дела у меня здесь наследственные. Прабабка умерла. Встречаюсь с адвокатами, ну и прочие дела. – Игнатьев откашлялся. Бледно-синие глаза его забегали.

– Очень интересно. Ладно, мы еще, надеюсь, встретимся и поговорим. До встречи. – Илья вернулся к Машке, потянул ее за руку и поволок к лифту. Илларион внимательно посмотрел им вслед.

– Н-да, легок на помине. Это уже ни в какие рамки не лезет, – стонала Марья.

– Не дрейфь, Маруся, прорвемся, – легкомысленно ответил Илья и строго добавил:

– Тебе сейчас одной быть нельзя. Я к тебе в номер, и без пререканий, пожалуйста.

– Ну, раз нельзя, значит, нельзя, – ответила покладистая Машка.

«А я еще сомневалась. Все-таки права народная мудрость: все, что ни делается, все к лучшему. Да, философски надо относиться к жизни. Ведь жизнь, люди, природа и все, что нас окружает, это по большому счету, есть такая теория, одна большая иллюзия. Иллюзия жизни, смерти и любви. Вот ведь и от Игнатьева может быть польза. Чудеса!»

– Я в душ, а ты тут располагайся пока, – распорядилась Машка и исчезла за матовой дверью ванной комнаты.

Затем все было чудесно, волшебно и феерически. Как в душещипательных дамских романах. Идеальная пара и идеальные отношения. Мужчина, женщина и секс.

Машка то краснела, то хихикала, вспоминая последние два часа своей жизни. Да, день прошел не зря. Ей было так хорошо, что хотелось поделиться, выплеснуть свое состояние радостной невесомости на весь мир.

Илья уснул. Он спал крепко и сладко. Машке стало жаль будить его. Но и находиться в таком состоянии одна она не могла. Марья решила пойти к морю.

Наскоро нацарапав записку о своих планах, Сергеева отправилась на пляж, беспечно помахивая легкой сумочкой.

Отдыхающих и загорающих было немного. Машка расположилась под полосатым тентом. Ее распирали эмоции. Они требовали активных действий. И Машка решилась. Она вступила в спокойные воды Средиземного моря. Сначала по колено.

Нет, слишком мелко. Она зашла подальше. По пояс. Нет, опять мелко. И, глубоко вздохнув, Машка отправилась вперед. Решив все-таки немного остудить свое счастье, Сергеева решительно попрыгала на одной ноге, затем – на другой и наконец на обеих ногах сразу. Море было спокойным и прозрачным. Машкины глазки отлично различали мелкие ракушки на песчаном дне.

«Жаль, что я плавать не умею. Сейчас бы заплыть лихо к самому горизонту».

Машка посмотрела на небо. Даже небеса были французскими: какими-то изысканными и душистыми.

«Боже, какая же я счастливая! Говорят, что нельзя бурно радоваться. Потому что вслед за бурной идиотской радостью обязательно наступит полоса горечи. Так говорят. Что ж теперь, всему верить? Нет.

Интересно, а если очень сильно страдать, то, выходит, потом обязательно свалятся океаны счастья? Что-то не верится. Все, что удваивается, то и утраивается. Это больше похоже на правду».

Неожиданно кто-то дернул Машку за ноги, дернул сильно, а главное, внезапно. Марья оказалась под водой. Она и сообразить-то ничего не успела. Поперхнулась и задохнулась водой.

«Я тону, нет, меня топят. Господи, помоги!»

Машка попыталась сопротивляться, но сил у противника оказалось гораздо больше. «Илья в номере. Он меня не спасет. Это опять из-за Гришки. Но я же ничего и никого не нашла и не выяснила. Гришенька, спаси меня, выручи. Помоги мне еще разок».

Мысли в голове у Марьи сплетались в косички, а затем завязывались в крепкие узлы. Вдруг она почувствовала, что больше никто ее ноги не держит. Но всплыть на поверхность силенок не хватало.

«И это все? Совсем не страшно. Даже странно».

Теперь она испытывала не ужас, а странное чувство удовлетворенности и покоя.

«Хорошо», – подумала Машка перед тем, как полностью отключиться.

– Маня, в луже не утонешь, – зашептали ей в ухо.

Сергеева открыла глаза. Она лежала у самой кромки воды.

Зрение ее никогда не подводило. Кроме того, Машка слышала Гришкин голос.

«Здесь, во Франции? Вольский?»

Вместе с удивлением вернулся и ужас пережитого.

Окончательно очнулась она оттого, что рядом хлопотал синий от волнения и переживаний Илья.

– Илюша, я жива, ты не волнуйся. А где Гришка?

– Ты дыши, дыши, – по лицу мужчины разливалась густая зелень.

– Где Гришка? – Машка еле дышала, ее тошнило.

– Какой Гришка? Нет здесь Гришки. Ты чуть не утонула. Какой-то мужик вытащил тебя на берег. – Зелень мужских глаз начала отдавать легкой голубизной.

– Меня вытащил Гришка. Я его слышала. Он меня спас. Где он?

– Тебя вытащил француз, я не успел его остановить, он очень быстро смылся. Был, и нет его, – терпеливо объяснял Машке Илья.

– Я знаю, что это был Гришка. И сил спорить с тобой у меня нет.

Илья поднял Машку на руки и немного покачал ее, как ребенка. Она тихо заплакала.

– Машунька, сейчас я тебя в номер отнесу и врача вызову, не плачь, моя рыбка.

– Не хочу врача. А в номер хочу.

– Договорились, рыбка моя.

«Нет, я не рыбка – это уж точно. Рыбки ведь не тонут. И не птичка, и не зайка. Дура я набитая, – думала Машка, глотая слезы и всхлипывая. – В море полезла, а плавать не умею. Спрашивается, зачем? Нет ответа. С Гришкой общалась и ничего не выяснила. Не остановила его, не расспросила. Почему? Потому что еле жива была. А теперь выгляжу полной и законченной психопаткой. Илья ведь не верит, что меня Гришка спас. Да и кто мне поверит? Только Тонька и поверит. Потому что сама с тараканами в башке.

Очень все печально».

– Надо позвонить Печкину. Я сама хочу поговорить с ним. Может, есть новости, – уныло простонала Машка, – и мне до чертиков надоело, что меня все время пытаются убить. За что? Хотелось бы знать конкретно. За что?

– Маш, ты мешаешь кому-то, занимаешься собственным расследованием, привлекаешь внимание. Вот тебе и ответ, – пожал плечами Илья.

– Что ж мне теперь, раствориться?

Частный детектив улыбнулся.

– Никуда одна без меня не ходи.

Машка распушила, затем пригладила волосы и с отвращением посмотрела на море.

– Хорошо бы найти Гришку, а заодно и этого «неуловимого мстителя».

Печкин бродил по больничному коридору под ручку с Олечкой. Они свернули на пожарную лестницу, и он аккуратно пристроил Галкину на подоконник.

Олечка желала курить. Печкин решил, что перевоспитанием любимой женщины он займется позже. Когда все это дело закончится.

– Рассказывай, – требовательно заявила любимая.

– Ты только не волнуйся.

– Да я домой хочу, надоела мне эта канитель. Лежишь здесь, таблетки глотаешь, тоска сплошная. Я дома быстрей на ноги встану.

– Тебе осталось потерпеть недельку или две. Контрольный рентген – и поедешь домой.

Олечка тяжело вздохнула и почесала гипс.

– Чешется, зараза, сил нет никаких. – Она строго взглянула на ногу. – Ну как там Машка?

– Машка – хорошо, фестиваль ее закончился, скоро в Москву прилетит.

– Ты мне все выкладывай, не темни.

Печкин примостился рядом с Олечкой и взял ее за руку.

– Вообще-то, конечно, не обошлось без приключений. Они там с Ильей встретили и Орлова, и Игнатьева.

– Обоих сразу?

– Нет, не одновременно, но в один день с интервалом минут в сорок.

– И что они?

– Поздоровались, перекинулись парочкой фраз, да и разошлись. Но вот Машку после этого пытались утопить.

– Утопить? Каким образом? А Илья?

– Понимаешь, Илюха уснул в номере, а Марья рванула на пляж. Решила окунуться, ну и тут ее кто-то и дернул за ноги. Она захлебнулась. Чудом спаслась. Плавать она не умеет.

– А я отлично плаваю. И чего на меня автомобилем наехали, нет бы другой способ выбрали – например, утопление в Ницце. Я бы им показала, где раки зимуют! А в каком смысле – чудесное спасение?

Печкин нахмурился.

– Машка утверждает, что ее спас Григорий, что она именно его то ли видела, то ли слышала под водой. Якобы Вольский вытащил ее на берег. А Илья только мельком видел мужика, который, вероятно, и спас Марию. Но Илюха говорит, что это был не Гришка.

Олечка разволновалась и выпалила:

– Как интересно! А ты что думаешь?

– Думаю, что Илюха прав. Откуда в Ницце взялся Гришка? Да и жив ли он? Сомнительно. Просто ей показалось или привиделось.

– Так. Никакого полета фантазии. – Галкина заинтересованно уставилась на яркий пакет в руках у Печкина. – А что у тебя в пакете? Чего ты не выпускаешь его из рук? Покажи бедной больной.

– Да тут и смотреть нечего. Это папка, видишь, – Печкин вынул синюю папку и продемонстрировал Галкиной.

– О да, я вижу. А где ты ее нашел? Это же Гришкина папка. В ней такое!

Печкин вскочил.

– Ты что, знаешь, что в этой папке?

– Знаю, – беспечно ответила Олечка, – он мне рассказывал, но это большой секрет. И, насколько я помню, он хотел уничтожить эту папку.

– Оленька, умница ты моя, колись, дорогая моя, – от волнения Печкин захрипел.

Олечка закурила очередную сигарету и шумно выдохнула.

– Насколько я помню, Гришка мне говорил, что изобрел одну штучку. Штучка непростая, размером со спичечный коробок. И обладает эта дивная штучка огромной энергией. Он еще хотел запатентовать свое изобретение. Но передумал.

Галкина сделала паузу.

– Дальше, Оленька, дальше, – горячился Печкин.

– А дальше он проводил с этой коробочкой разные эксперименты. И все они у него получились, – мрачно закончила Галкина. – Гришка рассказывал, что чуть дом не разрушил в процессе эксперимента.

– Олюша, не делай пауз. – Печкин старался не упустить ни одного слова.

– Короче говоря, он передумал про патент, потому что решил, что это его изобретение обязательно военные свистнут и, естественно, будут использовать штучку в своих гадких военных целях. А он решительно не собирался снабжать военных новым типом оружия.

Печкин сжал Олечкины плечи.

– А в этой папке, получается, расчеты, что ль, его?

– Ага, расчеты, и он, я это точно помню, говорил, что уничтожит их. Видно, не успел. А я была уверена, что он эту папочку сжег.

– Оля, милая, что же ты молчала столько времени? – Печкин нервно мерил шагами крохотную лестничную площадку, аккуратно огибая загипсованную ногу любимой.

– Толик, ты совесть-то имей. У меня кто-нибудь спрашивал про папку? Никто. Это раз. У меня кто-нибудь спрашивал про штучку с невероятной энергией? Никто. Это два. И потом, я была совершенно уверена, что он ее сжег. Это три. Причем тут эта папка, я вообще не понимаю. Если она у тебя, значит, не в ней сыр-бор. Где ты ее взял-то, Толик?

– Папка была в бардачке, в машине у Дениса Орлова.

– Ни фига себе Денечка. Так выходит, что он имеет прямое отношение к этой истории. Не нравится мне этот Денис. Получается, что именно он Гришку убил? – Вопрос перерос в утверждение.

Олечка не сомневалась в криминальных наклонностях Орлова. Толстенная золотая цепь. Блатные манеры, повадки. Юная жена. Хищник. Точно, он и есть злодей и убийца. Гришку знал и общался. Меня знал отлично и Машку тоже.

– Не думаю. Выглядит так, словно папку эту подбросили. Понимаешь, если Денис знал о существовании этого изобретения и, следовательно, отлично представлял, куда его можно пристроить, то он не стал бы небрежно оставлять папку в бардачке своей машины, он бы спрятал ее понадежней.

Печкин порылся в пакете, достал мандарин и протянул Олечке.

– И кто же ему подбросил Гришкины изыскания? – Олечка с удовольствием разделила мандарин на две половины и угостила Толика. – А тогда получается, что тот, кто подбросил, сам мистер икс, не знал содержимого папки, или как?

– Я думаю, что мистер икс не знал, но разные предположения наверняка строил.

– Ни черта я уже не понимаю. Запутали меня окончательно. А ты? Ты что-нибудь понимаешь? – Галкина жевала мандариновые дольки и хмурила брови.

– А как же, – уверенно ответил Печкин.

В голове его беспорядочно крутились новые мысли и версии, которые по бестолковости своей, пожалуй, не уступали предыдущим.

«Если не знать, что в папке, то зачем подкидывать ее Орлову? В расчете на то, что вещь, принадлежащая Гришке, вдруг найдется у Дениса, из чего следует вывод – Орлов причастен к исчезновению Вольского. Сильный ход. Орлов всегда может сказать, что подвозил Вольского и тот забыл у него папку. Все, финиш.

Если знать, что в папке, то лучше всего уничтожить ее или продать нуждающимся специалистам, если, конечно, шкуру свою не жалко. Скорее всего, желающие купить Гришкино ноу-хау особой мягкосердечностью отличаться не будут. Но зачем подбрасывать? Только для того, чтобы перевести все стрелки на Орлова. Вот так получается.

А если Денис действительно подвозил Гришку и тот забыл у него папку? Но, судя по рассказу Олечки, такая ситуация маловероятна. Вольский вряд ли оставил бы расчеты в машине у Дениса.

Уже лучше. Теплее. Хорошо. Плохо другое.

Выходит, что Машкин визит к экстрасенсу был не напрасен. И видение синей папки на столе не случайно. Папочка имеет место быть во всей этой истории. Спрашивается, а остальные девять загадочных фигур с Гришенькой во главе, что тоже увидены Марьей, – неспроста? Вот это совсем не есть хорошо. Категорически плохо. Потому что совершенно ни к чему нам такие сложности с Союзом Девяти. Какая запущенная история. Куда ни ткни – всюду фантастические теории. Н-да, нехорошо».

– Толь, ты папку эту сожги, я тебя прошу. – Оля беспокойно заерзала на подоконнике.

– Не знаю, наверное, не стоит. – Печкин пребывал в сомнениях.

– Стоит, стоит. Большие знания рождают большие печали. За точность не ручаюсь, но смысл именно такой. Как же чешется эта зараза! – Галкина исступленно постучала кулаком по гипсу.

– Я подумаю, Оль. Не трогай свой гипс. Ты лучше вспомни: ты эту папку у кого-нибудь еще, кроме Гришки, видела? Вспомни.

– Вроде нет. Но я попробую сосредоточиться, только сегодня уже ничего не получится. Голова что-то разболелась.

Пульсировал затылок. И пульсировал нехорошо. Тошнота подкатывала к горлу и рвалась наружу.

«Выпить цитрамончик, что ли?» – подумала Оля и засобиралась в больничную палату.

– Проводи меня, Толь. Мне таблетки надо выпить.

Печкин, бережно поддерживая страдалицу, отвел Олю в палату и еще немного посидел у ее кровати.

– Вот такие дела, Илюха. – Печкин скрестил руки и уставился в окно.

– И что делать будем? – зевнул компаньон. Перелет, бессонная ночь и постоянная тревога не прошли для него даром.

– Ты понимаешь, какая штука. Я тут в Интернете рылся, и вышло у меня, что основной задачей Союза Девяти является, грубо говоря, недопущение ими в свет всяких потенциально сильно опасных открытий. Ну и если изобретение Вольского к сей категории относится, то он, конечно, мог заинтересовать этот Союз. При допущении, что Союз существует. Но допущение это мне крайне неприятно.

– Тут ты не одинок. Выходит, изобрел он некую энергетически выдающуюся штучку, которая обладает огромным разрушительным потенциалом. Изобретение вызвало интерес у определенного круга лиц. С Вольским поговорили, и он счел за лучшее папку уничтожить. Но не успел. Папочка попала в руки третьего персонажа, видимо, не связанного с таинственным Союзом. При этом персонаж жив, здоров, хулиганит, безобразничает на полную катушку, покушается на чужую жизнь. И к нему претензий Союз не предъявляет. Что бы это значило?

– Только то, что содержимое папки уже не несет угрозы, если Союз существует.

– Согласен, – подавил зевок Илья и продолжил: – Кстати, водичка оказалась самой что ни на есть обыкновенной дождевой. Но если допустить существование этого Союза, тогда вообще можно черт знает до чего дойти.

– Ага, или не дойти. Кто ж нам разрешит? Точнее, нам не дадут. Хотя я пока в здравом уме и твердой памяти и верить во все эти потусторонние штучки не намерен. Будем отталкиваться от живых и процветающих кандидатов на роль злодея. Кофе будешь? – обратился он к напарнику.

– Буду и кофе, и пожрать буду. И покрепче кофе желательно. А то сейчас вырублюсь окончательно, – жалостливо простонал Илья. – Только погрузились мы в самолет, как началось. Вылет задерживается. Ладно, думаю, переживем. Три часа переживал. Думаю, все, закончились мытарства. Дудки. Подлетаем к Москве. И начинаем кружить над городом. Опять двадцать пять. Наконец приземлились. Обрадовались. И зря. Не тут-то было.

Опять задержка, сидим, как дураки, не выпускают нас из салона. А когда выпустили, утро было в разгаре. Не спал я всю ночь. И предыдущую тоже не спал. Получается вторая бессонная ночь. Устал как собака. Главное, что во Францию мы долетели всего за два часа. Ну, ты помнишь, я тебе говорил. А обратно – все семь. Словно издевается кто-то над нами.

Печкин сварил кофе, нарезал колбасы, сыра и хлеба. Достал масло. И пригласил Илью к столу.

– Ешь, пей и слушай.

– Вот спасибо. А сахар где?

– Сахар перед тобой. Может, махнем по рюмашке?

– Согласен. Давай свой «Бисквит».

Печкин разлил коньяк по узким рюмкам. Они выпили не чокаясь.

– Отлично, друг. Я готов и весь внимание.

Печкин задумчиво оглядел бутылку, почесал переносицу, взмахнул рукой и, крякнув, налил еще по одной.

– Между первой и второй…

– Ты спрячь лучше коньячок, а то мы до обсуждения не дойдем, пока все не вылакаем, – с сожалением протянул Илья.

– Спрячу, спрячу, не боись. Н-да, веселая история. Короче, ситуация на сегодня следующая. Оля в больнице, готовится к выписке. Покушений больше не было. Все тихо, спокойно. Тьфу-тьфу. – Печкин сплюнул и постучал по столешнице.

– Сергеева жива пока. Последнее неудачное покушение состоялось во Франции, под твоим непосредственным надзором, за что тебя похвалить никак не могу. Потому что неправ ты, Илюха, ох неправ. На кой черт я тебя послал с ней в Ниццу? Чтобы ты, мудрый и крепкий орешек, охранял и защищал хрупкую девушку. А ты что? Про-мор-гал. Нет, про-спал. И сейчас, по-моему, спишь на ходу.

– Не на ходу, а на стуле, – подавил зевок товарищ.

– Замечание не по существу, друг. В итоге те, кто пытался Марью утопить, остались за кадром. Хреново, друг, хреново.

– Виноват, исправлюсь. Ты думаешь, я не переживаю? Я сам чуть не помер от шока, – пожаловался Илья. – Гляжу, а она лежит, не дышит. Все, думаю, и мне жить незачем.

Повисло тяжелое молчание.

– Ты серьезно, все так далеко зашло? – удивился Печкин.

– Ну, э-э-э, да.

Илья отвернулся к окну и растворил его. Высунулся по пояс и глубоко вздохнул. Замер, затем закрыл окно и медленно продолжил:

– «Любишь – женись», как сказала одна популярная шутница. Надеюсь, Машка мне то же самое предложит.

Печкин покосился на приятеля.

– Почему она тебе предложит, я не понял?

– Потому что я ей предложение руки и сердца уже сделал, правда, мысленно. То есть телепатически, – грустно поведал детектив.

Печкин удивился.

Старею я, что ли? Отстал от жизни, точно. Передача мыслей на расстоянии. Надо все переварить. Он смутился. Процесс переваривания застопорился. Ну и наплевать на него. Мы пойдем другим, проверенным путем.

– Придется повторить процедуру. – Они выпили еще по одной.

– Ты какую процедуру имел в виду? Коньяк или предложение? – спросил, пребывая в некотором оцепенении Илья.

– И то, и другое, – после паузы изрек Толик. – Коньяк надо допить, чего там осталось-то, совсем на донышке. И с Машкой надо поговорить, только вслух. Высказанная вслух твоя оригинальная мысль быстрее дойдет до девушки.

Выпили еще по одной.

– А она сказала, что должна подумать. Сколько будет думать, непонятно. Но долго я не выдержу. – Илья погрозил пальцем.

– Не понял. Ты ж телепатировал ей. Каким же образом она смогла тебе ответить?

– Как, как! Мысленно и ответила. Чудит Машка. – Глаза Ильи заволокло туманом.

Печкин напрягся, достал сигареты и закурил.

– Спятили мы все. Точно спятили. Передача мыслей на расстоянии. Это психушка.

– Толь, ты что, вообще ничего не понимаешь? Я тебе говорю, чудит Машка, – заорал Илья.

– Понимаю. Согласен. Чудит Машка. Ты, главное, не переживай. Все мы иногда чудим. Особенно после стресса. – Печкин успокаивающе потрепал Илью по плечу. – Женщины – трудные люди. И устроены по другому принципу. Принцип называется – тонкая душевная организация. От этой организации женской у мужиков одна головная боль. Ты особо не переживай. Олька моя тоже чудит. Я думаю, это оттого, что она все время подвоха ждет.