Текст книги "Расчет только наличными, или страсть по наследству"
Автор книги: Марина Ильина
Соавторы: Людмила Глухарева
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Выпили еще по одной.
«А хорошо сидим. Главное, все становится таким ясным и логичным. Вот именно в такой момент и надо принимать серьезные решения. А то все спешишь куда-то, бежишь, не успеваешь. А вот оно – решение, рядом».
– А что по поводу Дениса и Иллариона новенького? – попытался сосредоточиться Илья.
– О-го-го. Все они зарегистрированы в одном месте, а проживают на съемных квартирах совершенно в другом месте. Причем заметь, все в одном районе – на Юго-Западе.
– Может, еще и в одном доме? – встрепенулся Илья.
– Нет, к сожалению, в разных домах и на разных улицах. Но район, район. Ты мысль мою уловил?
– Пока не очень, но уже начинаю прозревать. – Илья прищурил один глаз, затем другой.
– Совершенно верно. Мария, Антонина и Олечка живут на Юго-Западе. Вольский, как ты сам понимаешь, там же. Давай допьем, что ли? – Печкин встряхнул бутылку.
Выпили.
– Излагайте, Анатолий, не молчите, а то у меня веки смыкаются. – Компаньон растекся по стулу, с трудом фокусируя взгляд на силуэте своего визави.
– Ладно, иди, поспи. Две ночи он не спал. А я, думаешь, спал?
Печкин встряхнул Илью и с трудом отволок его в спальню. Бросил отяжелевшее тело друга на кровать, накрыл пледом и почувствовал, что силы его покинули.
И нужен-то всего час-другой. Он поплелся в кухню и улегся на неудобный диванчик. Вскоре в квартире у Печкина раздался равномерный двухголосый храп.
– Похорошела и даже загорела, красота сплошная, – верещала довольная Тонька, разглядывая Машку. – Рассказывай про свое дефиле. Как все прошло? Как и планировалось?
Машка с удовольствием глотнула крепкий Тонькин чай и улыбнулась.
– Может, ты поешь чего-нибудь, давай я тебе супу налью, он вкусный, – суетилась Тонька.
– Супа не надо. Я не голодная. Вообще есть не хочу.
– Нехочуха Машка. Ну не молчи, выкладывай.
Машка пригубила чай и ответила:
– Сначала ты, твоя очередь. Как жизнь? Как там финны поживают? Пока я Ниццой наслаждалась, ты с Вовиком в Хельсинки смоталась, понравилось?
– Все очень и очень хорошо. У финнов сплошное благолепие и буржуазность. Домики аккуратные, дорожки мощеные, реклама практически отсутствует. И сосны, сосны. К тому же поголовно все население отлично говорит на английском языке. Не только в отелях и магазинах, но и обычные граждане «спикают» без запинки. Приходится признать, что братья-чухонцы к Европам ближе во всех смыслах, живут они лучше, мягко говоря, и спокойнее, чем русские господа. Вот такие пироги.
Идешь по городу, и чувство безопасности тебя не отпускает, понимаешь? Тишина, красота и безопасность. У нас так вечерком не погуляешь. Обязательно пьяненькую компанию хулиганов встретишь, и если повезет, то все закончится без травм. А в Хельсинки идешь себе вечерком по улице, фонари горят, дороги пустынные, а по тротуарам мирные жители с лыжными палками топают. Спорт у них – великое дело. И стар и млад, все к спорту привязаны всей своей финской душой. И даже «такс фри» там отдают без проволочек. Совершенно я от этого теряюсь. Почву под ногами не чувствую. Я-то пессимистически думала, что сейчас разные сложности возникнут, обязательно что-нибудь будет не так и нам налог этот не вернут никогда. Но нет, не возникли трудности. С финнами не возникли, а вот наши родные российские таможенники – это совсем другое дело. Мы ж на поезде поехали. Сама понимаешь, самолет меня ни капельки не привлекает. Я лифт-то не переношу. А тут махина такая летит. Причем как летит, почему летит – непонятно. Вот то, что самолет упасть может, – это мне понятно и доступно.
Да и по телеку что ни день, то катастрофа: самолет упал, разбился. Причем падают не только наши, но и зарубежные. А почему они все-таки взлетают, летят и периодически благополучно приземляются – для меня загадка. Не понимаю. Вот хоть ты тресни. Какая такая подъемная сила? С чем ее едят? Самолет же тяжелый, столько тонн весит. Ну-ка заставь его вспорхнуть. Не хватает у меня воображения и мозгов, чтобы освоить эту грубую реальность.
У Александровой от нервного возбуждения очки заволокло туманом. Она тщательно протерла их платочком и помассировала переносицу.
– Вот скажи честно, ты разве не боишься летать? – обратилась Тонька к подруге.
– Боюсь, но смотрю на полет иначе. Суждено, значит, так тому и быть. Я к полетам отношусь спокойно.
– Ага. А для меня самолет – авантюрная затея с садистическим налетом.
– И сколько вы в поезде тряслись?
– Ерунда, пустяки. Всего часов тринадцать. Даже надоесть не успело.
– И что у тебя с нашей таможней не сложилось?
Тонька, захлебываясь смехом, простонала.
– Знаешь, Маш, ничего такого не было. Просто сидит, видимо, в нас закваска та еще, социалистическая, рабская, ну, по крайней мере, во мне она сидит глубоко и надежно. Может, у других людей и не так, не знаю. Но думаю, что я не одинока.
– Ты по делу выскажешься или эта песня никогда не закончится? – Машка начинала нервничать.
– «Ты что, не видишь, я спешу», – как говорит Вовка. Короче, сидим мы с ним, с Вовкой, в купе, идет российский таможенник и заглядывает ко всем. Доходит до нашего и спрашивает, обращаясь ко мне: «На какую сумму вы товаров приобрели в Финляндии?» – строго так спрашивает.
У меня, соответственно, от этого следовательского тона глаза на лоб лезут. А сердце страх распирает. Черт его знает, думаю, может, у нас по закону только на определенную сумму товаров можно купить. Сейчас как штрафанет или еще какая-нибудь неприятность случится. Нюансов отечественных законов и правил я не знаю. Но где-то в глубине души я понимаю, что паникую зря.
А справиться с эмоциями уже не могу. Уж очень он чекиста мне напоминает. Переполошилась я ужасно и напряглась. Все-таки неистребим оказался дух рабства. В уме подсчет делаю скоростной. И выдаю этому чекисту. Говорю буквально следующее: приблизительно на триста девяносто пять евро. После чего на роже у представителя таможни проявилась некоторая брезгливость, он потерял к нам интерес окончательно и покинул купе.
Машка громко засмеялась.
– Тебе весело? И Вовка тоже веселился. Хохотал. Когда после моего скрупулезного ответа таможенник понял, что перед ним честная и идиотически-феерическая дура, то вышел из купе сразу. Не выдержал мужик. Не четыреста евро, нет. Не пятьсот. Не триста. Нет! Приблизительно триста девяносто пять. Вот какая история. Ну, про меня все неинтересно, ты лучше про себя расскажи.
Машка задумалась и сосредоточенно почесала щеки длинными ногтями, на лице проступили красные полосы.
– Ты знаешь, я в общем и целом очень довольна всей поездкой, если, конечно, закрыть глаза и не обращать внимания на новое покушение.
– Господи помилуй. Новое покушение? Кошмар!
– Да, приятного мало.
– И что Илья? Он спас тебя, да?
– Даже не знаю, как и сказать. Конечно, он принимал участие, но уже на последней стадии спасательных работ. А главный спаситель – Гришка.
Марья закурила.
– Что же ты молчишь? Гришка нашелся! Вот так радость! И где же он был?
– Тонь, я не говорила, что Гришка нашелся. Я сказала, что он меня спас. Как тогда, в Малаховке, на даче у Вольских.
– Ты меня не путай. У меня и так каша сплошная в голове.
– Я стараюсь, но ты меня все время перебиваешь. Кто-то попытался меня утопить. А Гришка меня из воды вытащил и на берег приволок. Больше я его не видела. Илья мне не верит. Толик мне не верит. Вот вся надежда на тебя. Ты у нас девушка впечатлительная.
– Я верю, верю. Только… почему не Илья тебя вытащил? И зачем ты на море поперлась, ты же плаваешь как камень. В одном направлении, сразу на дно. Поясните, мадемуазель, для тупых. Кой черт понес тебя на эти галеры?
– Илья в номере дрых, а мне захотелось просто зайти поглубже в море и немного постоять в воде, я и не собиралась заплыв устраивать. Кругом Франция. Ницца. Солнце. Воздух. Море спокойное. Лепота. Настроение чудесное. Собственно, это все.
Машка резко оборвала фразу и задумчиво уставилась в потолок.
«Что-то мудрит мадемуазель», – отпечаталось на Тонькином лбу словно крупными буквами, и она недоверчиво покачала головой.
Машка засопела.
– Ладно-ладно. Подумаешь, недоверчивая какая. Просто ясновидящая! Я в детали вдаваться не хочу. Правильно ты все поняла. Правильно. Большое и светлое чувство. Любовь, наверное. Теперь довольна? – Марья сердилась, но на кого?
– Вот и чудненько, вот и славненько. Илюха парень порядочный – это я сразу увидела. Ну и вперед и с песней. Чего ты расшумелась.
Тонька мнила себя крупным специалистом по диагностированию личностей. По мнению Александровой, человека видно сразу при первой встрече.
Как правило, первое впечатление и есть самое верное. А одежка здесь совсем ни при чем. Одежка – это маскировка, а умный человек на маскировку внимания не обращает. Себя Тонька считала определенно умным человеком.
– Тонь, перестань издеваться.
– А я и не издеваюсь, я от всей души. Интересно, продолжение у вас намечается, такое, чтоб со свадьбой, детьми и прочими захватывающими деталями?
– Намечается.
– Чего так лаконично, я подробностей жажду.
– Подробностей пока нет.
– То есть как нет? Он человек холостой, молодой. Илья тебя замуж зовет?
– Зовет, по-моему, – пожала плечами Машка.
– Маш, ты по-русски говорить еще не разучилась? Как это «по-моему, зовет»? А не «по-моему»?
– Ну, я подразумевала? Он вслух ничего такого не говорил, но думал.
– А ты, значит, мысль его прочла, осознала. И что решила в ответ сказать?
– Нет решения пока. Я в глубоких размышлениях.
– Ага. Ясно. Поразмышлять, конечно, полезно. Взвесить все «за» и «против». Посоветоваться с близкими и родными абсолютно необходимо.
– Тонька, прекрати ехидничать.
– Я стараюсь. Давай чайку свежего налью?
– Наливай. Меня сейчас другой вопрос волнует.
– Гришка?
– Гришка, это первым делом, а вторым – кто ж меня угробить хочет? Ведь если так и дальше продолжаться будет, то я и замуж выйти не успею. Надо что-то делать, – озаботилась Машка.
Тонька заварила свежий чай и задумчиво проговорила:
– Так ты определенно уверена, что видела именно Гришку и он тебя из воды вытащил?
– Определенней некуда. Я понимаю, что звучит неубедительно, но из песни слов не выкинешь. Гришка. Только не совсем он был материальный. Словно призрак Гришкин, улавливаешь? – Марья отпила чай и продолжила: – Тонь, я с катушек не съехала, но все было именно так.
– Очень жаль, что призрак Гришенькин тебе преступника не назвал. Вот очень обидно. Как было бы славно знать главного киллера.
– А почему главный киллер? Ты что, считаешь, что их несколько?
– Не хочется тебя пугать, но больно мобильный злодей получается. Назвал бы Гришка злодея, и нет проблем.
– Проблемы возникли бы с доказухой, по выражению Ильи.
– Да меня это волнует мало. Хотелось бы знать уже, кто такой этот прыткий злоумышленник? Ты сама что думаешь по этому поводу?
Машка внушительно помолчала. Многозначительно покосилась на потолок и вздохнула.
– Есть у меня идеи, есть. Только проверка требуется.
– Что за идеи, что за проверка? – волновалась Александрова.
– Ну, я еще не до конца все просчитала, пока ничего не скажу.
– Обалдела ты, дорогуша. Сейчас какой-нибудь кульбит выкинешь, никому ни гугу, и поминай, как звали. Укокошат тебя, а я даже приблизительную схему твоей драгоценной ловушки не знаю. Где тебя искать потом? Нет уж, ты мне хоть примерно опиши задумку свою.
– Ты меня не пугай. Силы мои на исходе. Очень хочется, чтобы все это закончилось.
– Хочется, значит, выкладывай задумку! А кстати, о птичках, ты что-нибудь Илье говорила про свою идею?
– Нет, я же объясняю, пока сама не уверена окончательно.
– А когда решишь, то не успеешь никому ничего рассказать. Точно. Я в детективах читала. Тупая жертва очень спешила и ни с кем из друзей и близких своими планами не поделилась. Ни там тебе записочки, ни письмишка, ни намеков тонких. Да, очень умно. Потрясающе. Нет, так не пойдет. Я требую продолжения банкета и полного от тебя отчета.
Машка прищурилась и захихикала.
– Да ну тебя, выдумщица. Ладно, уговорила.
Тонька схватилась за живот и театрально простонала.
– Сильно кушать хочется. Надо перекусить. Бутерброд будешь?
– Нет, не буду. Я не голодная.
– Ну да, я забыла. Ты же только завтракаешь, зато как!
– Все неправда. У меня легкий завтрак. И обед есть, и ужин. Просто на данный момент у меня аппетита нет.
– Враки. Ешь ты мало. Обычно только завтракаешь. Не будешь, и не надо. Больше уговаривать не стану. А я поем, уж не обессудь.
«Конечно, Машка – миниатюрная. Много ли ей надо. Так, поклевала слегка и готова».
Александрову мучила совесть. Нельзя же поглощать еду в таком количестве. Последствия ведь грянут. Но, как правило, побеждало чувство голода.
– Лопай на здоровье. Ты же весь день на работе только кофе глушишь, – пожалела Тоньку Сергеева.
Александрова опечалилась, повздыхала и открыла холодильник.
– Ага, кофе, бутербродики, яблочки, конфеты. Но это ж не еда, а так, перекусон. Правда, калорийный и вредный.
– Хватит оправдываться. Если голодная – поешь. – Машку начинали раздражать многословные пояснения Тоньки.
– Молчу, жую, а ты давай планчиком своим поделись с другом. Когда, кто, где? Каким способом?
Машка метнула негодующий взгляд на Тоньку и тут же рассмеялась.
– Я хочу проверить, кто именно злодей. Кандидатур у меня две. Илларион и Денис.
– Оригинальная мысль. Точно по Печкину.
– Молчи, а то я не стану рассказывать.
– Очень вы строги со мной, Мария Юрьевна. Но я буду стараться помалкивать. – Тонька почему-то перешла на «вы». Она прожевала кусок колбасы и принялась за сыр.
«Нервный народ пошел. Слова поперек не скажи. Угрозы одни. А если я молчать не могу? Что ж, немой прикидываться? Вот только из уважения к вашим преклонным годам, так и быть».
– Повторяю, кандидатур у меня две, других нет. Поэтому и проверять надо обоих молодцов. Предпочтений у меня нет. Значит, действовать буду наугад.
Александрова открыла было рот, но вспомнила свое обещание и застыла. Затем взмахнула рукой и затрясла головой.
– Ладно, вещайте, госпожа Александрова, раз молчать не в состоянии, – пожалела Машка подругу.
– Я вот что вспомнила, в плохих детективах убийцей оказывается незаметный третьестепенный персонаж. Персонаж, который в романе упоминался один-единственный раз, и то случайно, вскользь. Что-то типа старьевщика с тележкой, проходившего мимо окна жертвы в день убийства, или неказистого официанта, подававшего горячее. В финале, как правило, выясняется, что старьевщик или официант – суперзамаскированный, обделенный мстительный родственник, рассчитывающий на огромное наследство. А в жизни так не бывает. То есть я надеюсь, что так не бывает. Ведь иначе нам эту загадку ни за что не разгадать. Ежели вдруг выяснится, что покушался на тебя и на Галкину ваш детсадовский одногоршочник, давно лелеющий обиду за безжалостный отъем горячо любимой игрушки, честное слово, обидно.
– Не сходится, дорогая моя. Олечка постарше меня будет. И одногоршочники у нас соответственно разные получаются, – засмеялась Машка. – Но не зря я тебе разрешила рот открыть. Я тоже надеюсь, что преступник – лицо нам известное или хотя бы знакомое. И с наследством у меня тоже разные ассоциации возникают. Дежа вю просто.
– Конечно, дежа вю. Илларион ведь – Гришкин родственник. А Денис – всеобщий приятель, с которым родственных связей нет, но некоторое давнее знакомство прослеживается. И оба вокруг тебя крутятся. И богатеют со скоростью звука.
– Это мне и самой отлично известно.
– Так что там с планом? Хоть пунктиром изобрази.
– Слушай. Надо будет их проверить.
– Да, как свежо и оригинально. Каким образом проверять будем? – Тонька рвалась в бой.
Сергеева поудобнее устроилась на стуле и вытянула ноги.
– Я позвоню и скажу, что знаю, кто убил Гришку. А дальше буду ждать реакции.
– Потрясающая идея! И какая, по-твоему, ожидается реакция? – Тонька покрутила пальцем у виска.
– Ну, он себя выдаст обязательно. И я пойму, что не ошиблась.
– А звонить будешь по очереди, да? Сначала Денису, потом Иллариону?
– Еще не решила. Может, сначала Иллариону. Все-таки он родственник.
Сергеева лукавила. Она прекрасно знала, кому позвонит. Да и подозревала она только одного человека.
Тонька разволновалась окончательно.
– Это не лезет ни в какие ворота, подруга. А если он тебя грохнет? Только знай, что Гришка уже не успеет помочь спасти твое бренное тело и бессмертную душу!
– Не вопи. Зато мы тогда точно будем знать, что он и есть убийца.
– То есть тебя привлекает роль подсадной утки?
– А я и так в этой роли уже который день маюсь. Зато после моего плана есть надежда, что пьеса закончится.
– Надо рассказать нашим детективам о твоих опасных идеях. Пусть хоть подстрахуют тебя. Но в целом мне весь твой план не нравится. Ни капельки.
– Конечно, Печкину я расскажу и Илье расскажу только после того, как позвоню.
– Это еще почему?
– Хочу поставить их перед фактом. Тогда они не смогут ни остановить меня, ни отговорить, и выйдет все по-моему.
– Между прочим, кандидаты, скорее всего, во Франции прохлаждаются. Так что звонить тебе некому.
Тонька с победоносным видом уставилась на Марью. Но Машка не сдавалась.
– Во Франции или уже в России – значения не имеет. Отреагировать нехорошему человеку все равно придется.
– Маш, у тебя с головой все в порядке?
– Не трави мне душу! У тебя есть более безопасный план? Или, может быть, идея?
– Нет у меня ни плана, ни идеи. Только твой планчик мне категорически не нравится. Неужели ты сама не понимаешь, насколько он опасен и безумен? А если после твоего звонка нервный абонент больше миндальничать и времени терять не будет, а?
– А кому сейчас легко? – хорохорилась Машка. – Честно сказать, мне и самой такая стратегия не очень по душе, но ничего другого я не придумала. А жить вот так, все время под страхом смерти или инвалидности, я больше не могу. Понимаешь? Я устала как собака и все время настороже. Чего-то жду. Все время в страхе. Вымоталась совсем.
– Господи, Машка, что же делать? – в глазах Тоньки появились слезы.
– Вот именно, делать! Сама на вопрос и ответила.
– Маш, надо все-таки Печкина с Ильей проинформировать. Иначе нельзя.
– Я их информировать не буду. И тебя прошу не делать этого, пока я не сделаю контрольный звонок.
– Ужас какой! Контрольный звонок. Бред. А когда и кому звонить собираешься?
– Достала ты меня. Как на допросе! Тут подумать надо.
– Эх, милая. Не бывала ты, видать, на допросах! – Тонька входила в роль многоопытной подруги, которая повидала на своем веку слишком много.
– А ты бывала? – искренне удивилась Марья.
– Да, один раз. Удовольствия не получила. Было это еще в студенческие времена. У меня была приятельница Гуля, личность выдающаяся и азартная. Как-то раз захожу я к ней в общагу, чтобы вместе на репетицию пойти. Мы в то время посещали занятия в агитационном театре-студии при институте, спектакли ставили.
Стучу в дверь, а оттуда мужской голос: «Войдите». Я подумала, что у Гульки ее бойфренд в гостях, ну и зашла. А в комнате сидит милиционер. Я в полуобморочном состоянии на него уставилась, и в горле у меня пересохло. А он меня спрашивает: «Кто такая? Почему сюда пришла?» и т. д. и т. п. И с таким видом, будто подозревает меня в пособничестве. Я как на духу все про репетицию заливаюсь, что опаздываем мы с Гулей на репетицию. И где, мол, Гуля? А он вопрос мой словно не слышит и опять про свое. Кто? Откуда? Зачем?
Потом говорит мне, что, мол, придете ко мне в кабинет, мне с вами поговорить надо. Вот так. Я от страха понять вообще ничего не могу. Остолбенела. И под конец он мне выдает, что Гульку арестовали по подозрению в краже каких-то шмоток у соседки по общежитию. Жуть сплошная. Так что насчет допроса ты переборщила.
– Так у тебя не допрос был, а снятие показаний, – резюмировала Сергеева.
– Наверное, да. Только мне и снятия показаний показалось как-то слишком много. Я ведь девушка простая, мне много не надо.
– А на работе есть новости? – улыбнулась Марья.
– Да полно. Все идет замечательно. Просто даже удивительно, как поперло.
– Неужели?
– Ага. Я, правда, еще не совсем въехала в ситуацию. Недели две назад или даже три пришел к нам в офис некий молодой господин.
– Интригующее начало, – заметила Машка.
– Ты меня с мысли не сбивай. Так. О чем это я? Ага, пришел и говорит, что супербайком интересуется и хочет записаться в школу супербайкеров, причем желательно в Испании или в Арабских Эмиратах. Ну мы с Томочкой от супербайка, сама понимаешь, как далеки.
А чтобы записаться в эту школу, надо, во-первых, найти их сайт, а во-вторых, вести с ними переписку на английском, разумеется, языке. Про другие языки и речи для нас с Томкой быть не может.
Английский у нас с Тамаркой замечательный. Средний уровень. Такой уровень называется упрощенно разговорный. То есть объясниться можем всегда, если предварительно хорошенько подумать. А без предварительной подготовки дела идут значительно хуже. Тяжелее.
– Тонь, ты к сути переходи, – не выдержала Машка.
– Я стараюсь.
Тонька повздыхала и протянула руку к булочке. Намазала ее вареньем и задумалась.
– Да ты ешь, не стесняйся, – успокоила Александрову Машка.
– Я не стесняюсь, я страдаю. Булки вредные, но такие притягательные.
– Ешь, тебе еще можно немного. Или нельзя?
Определенно Машка издевалась. Тонька решила, что так переживать нельзя – вреднее выйдет, и принялась за булочку.
– У меня масса тела еще не дошла до критической отметки. Всего-то пятьдесят семь кило.
– Будешь так на булки напирать, станет семьдесят семь. А рост у тебя какой?
– Тут неувязочка вышла. Не добрала до метра семидесяти одного сантиметра. Один сантиметр портит всю малину. По современным стандартам рост у меня приближается к среднему.
Александрова подумала, что если быть до конца откровенной, то придется признать, что до среднего роста ей не хватает двух сантиметров. Ну это же мелочи. Она отвела глаза в сторону.
Машка молчала. Если метр шестьдесят девять – это не средний рост, то тогда что же сказать о ней, Марии Сергеевой? Метр пятьдесят семь. Но если захотеть взглянуть на этот просчет природы с другой стороны, то вместо досады и разочарования придет законная гордость. Можно гордиться своей фигурой. Своим весом. На круг – сорок килограммов, и это в одежде. Не у каждой балерины так получится!
Машка прикрыла глаза. Выступает знаменитый укротитель с группой дрессированных девочек. В весе пера – Мария Сергеева! Н-да…
А Тонька диет не переносила с пятнадцати лет. С тех пор, как в далеком отрочестве мамуля предложила ей устроить разгрузочный день. Тонька легко и весело согласилась. Подумаешь, разгрузочный день. Чепуха.
Но оказалось, что под разгрузочным днем подразумевалось следующее: есть нельзя ничего в принципе, а пить только воду. Все. И так целые сутки.
Мамуля выдерживала по три разгрузочных дня подряд каждый месяц. Тонечка выдержала один день. Единственный раз в жизни. После чего ее подсознательное неприятие всяческих диет только усилилось и окончательно утвердилось. Любые диеты отметались ею с ходу.
Насилие противно природе. А все, что противно природе, то вредно. Под свою лень Тонька подводила основательный фундамент. Хотя оправдываться не любила.
– Нет. С завтрашнего дня – все, мучному – бой! – уверенно пообещала Александрова.
– Надолго ли?
– Это зависит от множества причин. Трудно сказать определенно.
– Лучше бы ты по кашам ударяла или по творогу.
– Я овсянку люблю на воде, а творог терпеть не могу. Это с детства. Закормили меня творогом в детстве. А я его видеть не могла. У меня к горлу подкатывало. Помню, оставляли меня на один летний месяц у бабушки. Царство ей небесное. А бабушка жила в Курске, в районе частных домиков. Домик был чудесный, и из всех прелестей цивилизации в нем присутствовали только электричество и русская печь. Готовили на керогазе. Удобства на улице. Но летом все это не так важно, а маленьким детям особенно.
У бабушки был личный садик-палисадник. Несколько яблонь и груш, пионы, гладиолусы, клубника, и не помню, что еще. Обычно утром под одной старой яблоней она ставила мне маленький столик, покрытый белой скатертью, детский стульчик и два блюдца. Одно – с творогом, а другое – со сметаной. Бабуля терпеть не могла мисок, кружек и прочего неделикатного столового оборудования. Она предпочитала фарфоровые изящные чашечки и немецкие сервизы. Наверное, это связано с тем, что сама бабуля являлась воплощением красоты необыкновенной. Феерической.
А я страдала. Есть не могла. А не съесть нельзя. Бабуля была строгой. И вот, когда она отходила от меня, в дом или в глубь садика, я в бешеном темпе закапывала творог у подножия яблони, затем выравнивала землю и садилась к столику с видом сытой пай-девочки. Каким образом бабушка всегда знала, что именно я натворила? Но она знала. Наказание становилось неотвратимым. Творог есть до сих пор не могу.
– Ясно. Ты про супербайк не забыла?
– Маш, ты ж сама меня отвлекаешь. Нашли мы ему сайт, заполнили все полагающиеся анкеты. Дошли до пункта оплаты. Нужна кредитная карточка. У господина кредитки нет. Есть счет в банке, а кредитки нет. Тут выясняется, что валютный счет этого любителя байков, Алексея, в российском банке европейской школе супербайка не подходит. Пришлось Алексею сделать кредитку.
– А почему у него кредитки нет? – удивилась Машка.
– У меня тоже нет, – призналась Тонька. – Не у всех же кредитки. Может, надобности не было. Короче, заказал он кредитку, и дела пошли резвее. А школа эта расположена в Испании. Поэтому вся электронная переписка ведется с испанцами. – После паузы Тонька добавила:
– Знаешь, по-моему, испанцы по темпераменту схожи с нашими кавказскими народностями. Я это утверждаю, потому что первым делом они начали выяснять, сколько народу за один раз может приехать в испанскую школу, лучше, если от десяти человек и больше, что стоимость от стольких-то тысяч евро и так далее. Советовал приезжать почаще. Мол, тогда будут наши русские байкеры все в шоколаде. И инструкторы, и трек у них свои будут. И прочие прелести.
– Я пока не вижу ничего удивительного, – призналась Машка.
– Сейчас увидишь. Короче, решили они, я имею в виду Алексея и испанцев, сотрудничать вместе. Алексей пообещал призывать страждущих по супербайку коллег в количестве не менее десяти человек хоть каждый месяц. А испанцы пообещали исполнение желаний. Вот так!
– А про главное ты не забыла? Ты ж сказала, что поперло. Фу, какое ужасное слово. – Марья выразительно сморщилась.
– Успех пришел неожиданно. Так лучше звучит? Объясняю. Общаться и договоры заключать братья-байкеры будут через нашу контору. Нам и процент полагается.
– Какой? – Машка моментально превратилась в деловую женщину.
– Еще не договорились, не знаю, но уверена, что приличный.
– А работы много? И вас с Тамарочкой… э-э-э… не подведут?
– Работы не столько много, сколько хлопотно. Надо все время проверять почту и моментально реагировать на нее. Решения принимать. Созваниваться с Алексеем. Им удобно. Нам удобно. Ляпота!
– И вам уже заплатили?
– Ты будешь смеяться, но да.
– Слава богу. Наконец и тебе повезло, добрая женщина.
Тонька смутилась и пожала плечами. Она вспомнила пророческие слова Владимира:
«Тебе никогда на голову ничего не свалится. Придется вкалывать, чтобы заработать».
Да, Вова прав. Иначе не получится. Да и к лучшему. Что это за жизнь, когда тебе на голову что-то постоянно падает. Невеселая складывается жизнь.
Печкин спал. За окном лил дождь. Тишину в квартире нарушали лишь мерный храп двух друзей да тиканье часов.
Анатолий Михайлович неловко перевернулся и свалился с неудобного диванчика прямо на кафельный пол кухни. Раздался мат.
– Илюха, вставай! Подъем! – бодро заорал Печкин. И, потирая ушибленные бока, со стоном направился в ванную.
Через пятнадцать минут они уже пили крепкий чай, задумчиво рассматривая друг друга.
– Сколько дрыхли? – деловито поинтересовался Илья.
– Часа полтора.
– Хорошо, что ты проснулся. Я бы мог проспать до завтрашнего утра.
– Проснулся, потому что сверзился с козетки. Болит, зараза. – Печкин растер правый бок и поморщился.
– Тяжело в учении, легко в бою, – философски заметил Илья.
– Не понял?
– Я говорю, время бежит. Что делать-то будем? – заюлил Илья.
– Думать, обсуждать и решать.
– Что ты там насчет регистрации мне пел?
– Все фактически проживают в одном районе. На Юго-Западе. А де-юре зарегистрированы Денис и Илларион в других районах, где не появляются вовсе.
– А машину нашел?
– Это в кино по одной зацепке машину находят. А я в реальности нахожусь.
– А с папкой что?
– Хреново. Не решил, что с ней делать. И оставлять не хочется, и уничтожать. Расчеты там гениального изобретения Вольского. И показать их никому не могу. Черт его знает, во что это выльется. И жечь вроде рано. Спрятал пока эту папку в сейф. Поживем – увидим.
Он с отвращением хлебнул чай и покосился на телефон. Телефон зазвенел.
– Печкин, слушаю.
Илья помотал головой и открыл холодильник. Там было пусто.
Анатолий Михайлович дверцу холодильника захлопнул и выразительно постучал кулаком по столешнице. Он подавал знаки.
– Что? Чья тетка, а где она? На даче? Где? Почему? А раньше где ты был, Игорек?
Печкин одной рукой судорожно сжимал телефонную трубку, а другой шарил по столу.
– Ручку дай и бумагу, – заорал он напарнику.
Тот ринулся в комнату, раздался ужасающий грохот.
– Твою мать, нет ручки, и бумаги нет, – глухо рокотал Илья из комнаты, роняя что-то тяжелое.
– Ищи! – кричал Печкин.
Дождь перешел в настоящий весенний ливень с градом. Горошины весело стучали по окну. Печкин нервно расхаживал по кухне.
Наконец Илья нашел письменные принадлежности и триумфально выложил их перед Толиком.
– Да, записываю, диктуй. Городницкая? Василиса Аркадьевна? Где живет? В одном доме? А подъезд? Этаж? Понял, понял. На даче, отлично. Насчет машины узнай. Какая модель и номер? Срочно, я сказал. Все, отбой. Я перезвоню.
– Василиса? – осторожно поинтересовался Илья. – Кто такая?
– Василиса Аркадьевна Городницкая – весьма пожилая дама, тетка многоуважаемого Иллариона Игнатьева. Проживает по интересному адресу. Она живет в том же доме и в том же подъезде, где и Антонина Александрова, только на первом этаже. Сама в данный момент находится на даче и уехала туда вот уже месяц назад. А следовательно, мы близки к цели.
Печкин хлопнул рукой по столу.
– Все так просто до нелепости.
– А сложных решений и не бывает, в жизни, я имею в виду, – осторожно ответил Илья. – Не надо далеко ходить и глубоко копать. Все рядом.
– Ты прав, братан. Квартирка на замке, а племянничек поливает цветочки. Использует жилье, а возможно, и автомобиль, если таковой у тетушки имеется. Вот и просвет появился.
– А где сам красавец?