Текст книги "Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм (СИ)"
Автор книги: Марина Бреннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
Глава 3
Если бы баронесса не фырчала всю дорогу, не закатывала глаза и поменьше бы тратила сил на то, чтобы выразить нежеланному будущему мужу презрение и ненависть размером с весь Аргарон, то глянув в окно, смогла бы оценить всю мощь, красоту и комфорт своего нового дома.
Земли Патрелл, хоть и были застроены густо и широко, обращали внимание на простоту и уют жилищ и дворов. Строения, простые и легкие, не несли на себе "печати прошлого" – покойный прежний владелец наделов совсем не был ренегатом и сторонником заржавевших, проросших временем устоев. Вильярд, храни его Боги, любил обновления, щедро черпая напитки новизны из бурных потоков крупных городов и столиц.
Жители земель называли себя не иначе, как "горожане", совершенно отметая прочь факт нахождения себя всего навсего в одной из провинций. Наделы Патрелл всё же провинция, хотя и крупная, внешне претендующая на звание города, однако быть им не могущая никак и ни за что.
Сейчас был уже яркий день, ясный, не по осеннему теплый. Лучи Аргара пронизывали воздух насквозь, легко касаясь чуть покатых, деревянных крыш и стен домов из молочного камня.
Этот материал, совсем новый, но уже хорошо зарекомендовавший себя при постройках домов в городах, использовался ныне покойным лордом всюду. Строения, собранные из него, грозили вскоре вытеснить собой прежние, тяжеловесные, темнеющие, рушащиеся, напоминающие чем – то склепы или даже развалюхи поместья Анкрейм... Прошлое, гибнущее, но всё ещё цепляющееся за жизнь тонкими, липкими лапками агонии и памяти.
Миновав главную площадь и центральные улицы, запорошенные опадающей листвой и желтеющими иголками лайзикса, экипаж, мерно простучав колесами по плотно пригнанным каменным плитам, въехал в широко распахнутые ворота во двор особняка Патрелл и замер прямо у входа.
– Захлопни пасть, гребаная Бабочка! – рявкнул корн – лорд, всё таки не выдержав непрекаращающихся всю дорогу стенаний баронессы – Заткни свой великолепный хлебальник и послушай меня, дорогая.
Развернувшись, положил руку на ручку дверцы:
– Ты на моей территории, геррна Ржавая Пила. Изволь подчиняться моим правилам. Расклад такой: сейчас тебя приведут в порядок и ты отправишься дрыхнуть до вечера. Вечером – наша свадьба. А после...
Неровно и погано гоготнул. Щурясь, четко отследил округлившиеся от страха глаза паршивки. Сдавленное и злое дыхание грязнули ласкало слух.
– После свадьбы, геррна Лужёная Глотка, я тебя повеселю. Что расшипелась? Потеряла голос оттого, что базлала всю дорогу? Лечи горло, готовься к ночи. Придётся тебе, стерве, еще поорать... Погромче! Так, чтоб твой папочка в Анкрейм услышал и твоя шлюшка сестренка обзавидовалась! И гонор свой засунь в одно место. Аристократка... Грязь из под ногтей сперва вычисти!
Баронесса подобрала под себя ноги и шумно сдула с лица упавшие на него белые пряди.
Медленно поднявшись, оперлась рукой о спинку сидения.
– Как вам будет угодно, геррн Патрелл. – парировала осипшим голосом и внезапно спокойным тоном – Но всё же разрешите мне ответить вам. Мои грязные руки не так ужасны, как ваша... ГРЯЗНАЯ КРОВЬ. И насчет ночи... Не надо преувеличивать. Это просто некрасиво. Неблагородно. Хотя где уж вам знать такие тонкости... БАСТАРД.
Громогласно от души изругав последними словами баронессу, не без удовольствия отметил, что её голубые глаза всё же заблестели от слез.
Распахнув дверцу и выйдя из экипажа, корн – лорд перепоручил заботу о невесте подбежавшим слугам. Сам же, полыхая гневом и желанием, пошел в дом, лихорадочно соображая, с кем немедленно это желание избыть.
А соображать долго и не пришлось! Молоденькая, веснушчатая горничная сама налетела на него в холле, уронив поднос с чистой посудой, ойкнув, растянула рот в похабной улыбке, безошибочно почувствовав жар ярости и кипящей мужской похоти.
– Идём со мной, – велел Дьорн служанке, абсолютно не церемонясь.
Если честно сказать, церемониться с бабами он никогда и не умел, да и не хотел, а теперь хватит ему и баронессы. Ох, чуял наследник, Бабочка ещё попьет его крови, да прямо из сердца!
Отвратительно желанная стерва! Гонористая, спесивая тварь!
Окоротить её надо сразу, пока на шею не влезла...
В небольшом кабинете покойного отца бастард развернул хихикающую девку спиной к себе и прижал животом к бархатистой поверхности массивного письменного стола. Немного потискав плотные, большие груди, задрал юбку.
– Ой, геррн лорд! – радостно выдохнула прислуга, разводя ноги и крепче упираясь локтями в стол.
– Захлопни варежку! – рявкнул Дьорн, быстро развязывая штаны.
Член стоял колом ещё с Анкрейма, горя болью и жаром. Жар этот предназначался другой, холодной, ненавидящей и неотзывчивой. От осознания этого злость, итак кипевшая ключом, ударила в голову и пах, где уже итак Чёрные Жнецы хороводы водили. Сжав плоть рукой и разведя пальцами другой руки пухлые губки горничной, бастард врезался в ждущее, алчное тело со всей дури, утонув в чавкающей глубине по самую рукоять!
– Давай! – ожег резким приказом ухо прислуги, наваливаясь сзади, сминая ткань кофточки грудью, а черные волосы, стянутые в аккуратную прическу, пальцами – Двигайся, насаживайся глубже! Задницей верти, резче.
Эти указания были лишними. Женщина, стонущая сейчас от удовольствия под разгоряченным телом бастарда, была молодой, но не неопытной. Она двигалась четко, прицельно, и без всяких поучений отлично зная, что делать. Широко расстегнув кофточку, выпустила наружу белые груди и выгнулась сытой кошкой, сдавленно взвизгивая и облизывая рот, когда ладонь Дьорна проходилась по ним туда и обратно.
Служанка просто захрипела от удовольствия, когда он, отпустив её волосы, начал жестоко терзать горячие соски, перекатывая их и слегка оттягивая пальцами.
Ещё несколько ударов плотью в плоть – и всё было закончено.
Звонко шлепнув ладонями по округлым ягодицам, бастард, на момент прижав к себе содрогающееся в конвульсиях тело случайного сосуда для похоти и, излив туда злость, вышел из него.
– Можешь быть свободна, – прохрипел, отирая опавший член поданым служанкой полотенцем – Отлично потрудилась. Я вполне... доволен.
– Благодарю вас, геррн Патрелл! – промурлыкала прислуга, оправляя юбку, чулки и присаживаясь в реверансе – Если что... я всегда... Для вас, что угодно!
Что угодно. Что. Угодно. А что ему угодно?
...Бастард поднялся наверх и долго стоял, положа руку на дверь в спальню, где как ему сказали, разместили баронессу.
Пусть прикасаться к ней он не имеет права до свадьбы и первой ночи. Таковы правила и устои, а Дьорн не дурак, чтоб нарушать их. Что там верещала бы Бабочка, конечно наплевать и растереть, а вот от Богов получить можно неслабо за такое.
Но посмотреть – то на невесту он может? Просто посмотреть, пока она спит и рот на замке?
Беллиора спала глубоко, опоенная специальными успокоительными взварами.
Девушка лежала на боку, на краю кровати, полуприкрытая одеялом и свесив почти до пола правую руку.
Теперь, отмытая дочиста и молчащая (это важно!), невеста показалась корн – лорду беззащитной и милой.
"На еду набросилась, аки волк голодный! – вспомнились слова пожилой служанки в перешёпоте с другими слугами – Глотала такими кусками, как мужик опосля работы, когда думала, что никто не видит... Даром что знатная, а голод не тетка, пирожка не поднесет... Когда мыли её, чуть не плакала, сто спасиб нашей банщице наговорила. Вот, девушки, что голод и нищета с людьми делает. Знатный не знатный, а перед матушкой нуждой все равны. В лишениях вся правда наружу лезет... Вся внутренность!"
Короткий осенний день уже сходил на нет. Лучи Аргара, пробиваясь сквозь задернутые плотные шторы, ласкали обнаженные руки баронессы Анкрейм. Бежали вверх, цепляясь за дрожащие ресницы и путались в бело золотистых волосах, рассыпанных по подушке.
Щеки девушки казались бледными, под глазами замерли тени, а губы кривились. Явно, сон был не из приятных.
– Неудобно лежит, – прошептал Дьорн – Сердце себе придавила... Дура.
Матеря вполголоса и баронессу, и её папашу, и почему – то своего покойного отца, склонился над невестой.
Просунув руки под спину, ощутил мятное тепло девичьего тела. Приподняв легкую ношу над постелью, переложил на спину. Поправил свалившееся на пол одеяло и тут же отвел глаза, стараясь не зацепиться взглядом за тугие холмики грудей под голубой тканью ночной сорочки.
Однако же сука память моментально подбросила видение, как ножом взрезав им разум: белые, небольшие грудки перевернутыми чашечками и розовые, зефирные сосочки.
Да что же это такое?! Морок... Наваждение.
Беллиора Анкрейм ведьма, что ли?!
Поправив ещё раз одеяло, бастард повернулся и пошел к двери, не заметив, что влетевшая в полуоткрытое окно осенница, отцепив от шторы жесткие лапки, присела прямо на подушку баронессы. Сворачивая и разворачивая золотистые крылышки, сыпала и сыпала с них пыльцу на белые пряди волос невесты лорда, следя за ним черными, выпуклыми, переливающимися фасеточными глазками.
"Надо просто отыметь геррну Зазнайку, – подумал наследник – Отыметь как следует, во все её великолепные щёлки! И тогда всё пройдет, и наваждение, и морок."
Прикрыв дверь, Дьорн теперь спускался вниз, где вовсю шли быстрые приготовления к свадьбе.
Глава 4
Бракосочетание корн – лорда Патрелла и баронессы Анкрейм проходило чинно, без излишней пышности и, разумеется, с соблюдением всех норм, приличий и формальностей.
После короткой процедуры подписания необходимых бумаг в присутствии двух поверенных, душеприказчика покойного Вильярда Патрелла – старшего, чтоб его в Холодных Пещерах за ноги подвесили, молодому мужу были вручены документы, подтверждающие право на титул лорда и наделы Патрелл и Анкрейм. Также и сбережения, и движимое, и недвижимое имущество отошли правомерному наследнику, право на вхождение в Палату и Дом Правителя, право на... право на всё.
Долговые бумаги Фамилии Анкрейм были уничтожены тут же, так соблюдался порядок – формально они потеряли вес уже тогда, когда юная баронесса ступила на ненавистные земли тогда ещё будущего мужа разгоряченной ступней в стоптанной туфельке.
– Моя! – глухо выдохнул законный теперь преемник, наблюдая как пламя камина лижет желтые казенные листы долговых печатей – Моя. С потрохами.
Один из поверенных улыбнулся этим словам и промолчал, совсем не поняв, что геррн Патрелл имеет ввиду.
Душеприказчик же сузил глаза, обдал холодом стоявшую рядом с бастардом молодую жену. Даже под плотной, молочношелковой вуалью отследил и прикушенные со всей силы губы юной леди Патрелл, и зажмуренные глаза, и слезу, торопливо сбежавшую по щеке, неровно скрывшуюся за жестким, расшитым мелкими самоцветами, высоким воротником свадебного платья.
Пожилой законник как раз понял всё и где – то, чисто по человечески ему было жаль баронессу, но... ни его то было дело, и ни его заботы. Такова, видно, воля Судьбы! А с ней спорить, равно как и против ветра... плевать.
Девице Анкрейм научиться бы смирению и покорности, так может быть и получится тогда столковаться и с Судьбой, и с новоиспеченным лордом. Муж девчонке достался незавидный, с этим никто не спорил. Ей бы, по её внешности и положению кого бы повыше рангом! Да и помоложе, если на то пошло. Но что делать, если от положения пшик остался, а внешность на данный момент просто приятная добавка к основному блюду.
Дьорну от жены одна выгода – состояние отца теперь его! Ныне пащенок – правомерный лорд. А то, что штаны по швам трещат, тоже обьяснимо вполне: геррна Анкрейм девственница и прехорошенькая, наследник Вильярда к таким слабость питает. Как заберет невинность, остынет и пойдет дальше, других тёлок огуливать. Да это и хорошо. Ужаснее, если прикипит к жене сердцем и плотью.
Вот тогда страшнее. Замучает молодую своими вывертами. Если ещё и тайная суть наружу полезет, тогда всё, пиши пропало...
Хорошо, что этого никогда не случится. Покойный лорд далеко смотрел, когда ультиматум выдвинул и женил сына на нелюбимой и такой, которая любимой никогда не станет. Очень умно! Все ворота закрыл тайной сути сыночка на сто засовов. Запер. Крепко запер! Спокойного сна тебе, Вильярд – хитрюга.
Ну, а если...? А никаких "если"!
Дьорн не из тех, кто способен к кому – то прикипать. На похоронах матери, как говорят, и слезы не обронил. После же нажрался вусмерть дешевого пойла, песни орал и до следующего дня в одном из весёлых домов драл шлюх.
А геррна Беллиора... Бабочка. Осенница. Красивая, недолговечная и жестокая. Тоже неспособна ни на что, кроме пыльцы с крыльев, быстро облетающей и тающей в воздухе. Пустышка.
Так что никаких "если". Никаких.
Успокоившись окончательно, душеприказчик повернулся к поверенному и подтвердил законность сделки.
После же молодые отбыли в храм. По обычаям Аргарона следовало принести обет послушания Богам.
– Не смей реветь, – глухо обронил лорд Патрелл, когда заметил под приподнятой вуалью влажные сапфиры глаз и следы слез на щеках – Ни в храме. Ни во время церемонии. И не при мне. Потом поревешь когда нибудь. Ясно?
Он всё еще злился на Бабочку. И злился за многое. И за вопли, и за пренебрежение, и за жар, терзающий его, и за...
За многое злился. И на нее, и на самого себя.
Леди Патрелл надула щёки. В ту же секунду слёзы высохли. Весенняя влага, покинув глаза, уступила место привычному зимнему льду.
– Вы, геррн Патрелл, – зашипела Белла, умещаясь на сидении и расправляя пышные юбки – Не вправе указывать МНЕ, что делать! Я не ваша собственность!
Дьорн легко запрыгнул внутрь и расположился напротив.
Откинув вуаль с лица жены, полоснул потемневшим, синим взглядом мертвеющую голубизну девичьих глаз.
Коротко, холодно изломав черты лица усмешкой, спросил:
– А кто же ты, если не моя собственность? Не финти, леди Патрелл. Ты моя по праву, вместе со всем барахлом.
– Без меня вам титула и не видать бы? Да, геррн Грязнокровка? Я неправа?
– Ах ты тварь белесая...
Не выдерживая уже, мучаясь страхом и гневом, Беллиора шлепнула маленькой рукой в кружевной, плотной перчатке по пальцам мужа, сдавившим горячие щёки:
– Одни Боги знают, КАК сильно я вас ненавижу! – шипнула кошкой – Да. Так и есть! И... плевала я на приличия! Не рядом с вами их соблюдать, мужлан!
Если бы взгляды супругов превратились сейчас в длинные кухонные ножи, сабли, шпаги или секиры, лязг стоял бы такой, что возница бросил бы вожжи от непонимания и с перепугу!
Однако ничего такого не произошло, и повозка благополучно и мерно переваливаясь с боку набок, добралась до храма.
За всю церемонию новобрачные и слова друг другу не сказали. Так и промолчав до возвращения домой, обдавали друг друга взглядами – волнами крутого кипятка.
Дома же леди Патрелл повела себя уж совсем из ряда вон...
Едва присев за праздничный стол, одарила кислыми улыбками и сухими благодарностями немногочисленных гостей. Потом вдруг поднялась с места и, сославшись на усталость и какие – то недомогания, в сопровождении полной, пожилой прислуги удалилась в спальню.
Дьорн едва выдержал положенное время ужина. Пришлось принимать сочувствующие взгляды и кивки, что оказалось непереносимо до предела!
Проводив гостей и извинившись за жену, он поднялся наверх.
"Если эта, мать её, Бабочка общипаная заперлась изнутри..."
Лорд кипел, как дурной котел, оставленный на плите поварами – ротозеями.
А Беллиора и не думала запираться! Очень надо было...
Когда полыхающий яростью молодой муж ввалился в спальню, распространяя вокруг себя пары горячительного, а также жаркие ароматы желания и раздражения, молодая жена сидела у зеркала и невозмутимо расчесывала гладкие, снежно золотые пряди.
Вот только одним Богам известно, каких усилий стоила девушке эта кажущаяся, ледяная невозмутимость... Заслышав сначала скрип петель, а после – тугой хлопок двери, Белла почувствовала, как холодеют пальцы ног, а спину покрывает паутина противной, больной испарины.
– Ну и что всё это значит? – шарахнул голосом лорд – Что за танцульки, Белла? Опозорить меня решила?
Беллиора повернулась и поднялась мееедленно, очень медленно. Положив щетку для волос на столик, обогнула его и прижалась к стене.
– А то и значит, геррн Патрелл, – голос дрогнул и заледенел – Вы мне противны! Я скорее соглашусь делить постель с жабой, чем с вами! Подите прочь!
– С жабой, значит? – дохнул бастард жаром в лицо жены, прижав ту к стене ещё плотнее и нависая сверху – Может, лучше со стражником? Вынужден разочаровать, дорогая. Здесь нет ни жаб, ни стражников. Так что...
Беллиора раскрыла было рот, чтобы ответить. Очередная дерзость уже танцевала на языке, торопясь спрыгнуть с него. Но внезапно, онемев от страха и недоумения, девушка тяжело сглотнула.
Спальня была освещена скудно, а ночь оказалась слишком темной. Однако же не настолько было темно, чтоб не понять, что сейчас, вот сейчас, прямо в глаза леди Патрелл вглядываются два совсем черных, рассеченных тонкими голубыми полосками нечеловеческих глаза.
– Хватит, Беллиора. Мне надоела и ты, дорогая моя, и твои выверты.
Послышался треск шелка ночной сорочки и тут же обнажившиеся груди сдавили горячие жесткие мужские пальцы...
Беззащитна. Совсем! Как и любая собственность, принадлежащая только своему владельцу. Только отчего же это так вдруг желанно? Отчего?
Что вообще происходит?!
Глава 5
Видение странных глаз, так поразившее воображение леди Патрелл, как быстро явилось, также быстро и исчезло. Вероятнее всего, виной был неяркий свет ночи, страх и потрясения последних дней.
Глаза людей иногда меняют цвет, девушке об этом было прекрасно известно. У Нанни, к примеру, тоже бывает так. Днём ее глаза голубые, как и у сестры. Ночью они кажутся серыми, с примесью странной зелени, напоминающей ржавчину на старых, медных ключах или посуде. Когда пасмурно или идет дождь, цвет глаз младшей Анкрейм серо зеленый, как туман на Ведьминых Болотах.
Этим всё и объяснила себе Беллиора, повернув голову набок, стараясь уклониться от настойчивых рук мужа и его губ, касающихся шеи и грудей.
Изо всех сил пытаясь бороться с дрожью во всем теле и неприятной для девушки горячечностью между ног, пыталась собрать разбегающиеся мысли воедино. Выстроить их ровными рядами и расставить по полочкам.
Однако же тело не слушало разум, поведя себя теперь так, как и когда только что прибывшая в поместье Патрелл баронесса села за обильно накрытый стол в небольшой, светлой комнате. "Дай! Дай мне это! Дай!" – вопила плоть, заставляя прилично воспитанную аристократку рвать руками хлеб и мясо, заталкивая в рот громадные, неряшливые куски. А потом ещё сытно чавкать, шумно запивая еду огромными глотками ягодного вина.
Да, это стыдно и неправдоподобно! И быть такого не могло, и не должно было быть. Но однако, так было тогда. И так было сейчас, когда нежеланные руки ласкали тело, дрожащее от желания, ненависти и страха.
– Пойдем в постель, – рвано выдохнул лорд, рывком поднимая Беллу на руки, окончательно освобождая от остатков ночной сорочки – Иди ко мне, не бойся. Постараюсь не обидеть...
Он не хотел торопиться. Не надо пугать девчонку! И постараться перестать ненавидеть её хотя бы на это время, пока она лежит перед ним голенькая, розовая, беззащитная. Прикрывающаяся руками, жмурящая глаза, алеющая стыдом и желанием. Хрупкая, позолоченная, чуть присыпанная сияющей пыльцой и мелкими блестками ночного света.
– Не закрывай грудки, – хрипло велел бастард, быстро развязывая брюки – Убери руки. Убери, кому сказано!
Ругаясь, разделся кое как. Со злостью отшвырнув одежду прочь, лег рядом с женой, тут же обхватив одной рукой обе ее кисти.
– Не противься, – прошептал Дьорн в маленькое ушко, яростно лаская горячей рукой тугой, гладкий холмик и сухие губки – Я всё равно это сделаю, Белла. Разведи ноги. Будешь сжиматься – будет очень больно... Не дергайся.
Крепко прижав руки жены к постели, припал губами к соску. Тот оказался тугим и сладким, как фруктовый мармелад или повидло. На язык брызнул теплый сок и потек в горло, обжигая его и отдаваясь уже совсем невыносимой болью в паху. Пошевелившись, лорд прижался окаменевшей плотью к нежному, шелковому, прохладному бедру жены и громко застонал, не ожидав, насколько острым окажется это ощущение.
– Сладкая, – выдохнул он, переходя ко второй груди – Сладкая... Между ножек также сладко? Раздвинь их шире, чего ты опять сжалась? Глаза открой, посмотри на меня.
Скользнув вверх, придавил своей грудью тело Беллиоры и опять застонал, когда напрягшиеся сосочки девушки коснулись его смуглой, раскаленной кожи.
– Ты же сама меня хочешь, – прошептал Дьорн, накрывая губы жены своими.
Её рот не отозвался на поцелуй, оказавшись сухим и плотно сжатым. Баронесса дышала тяжело, прерывисто, иногда коротко и тихо всхлипывая. Глаза ее теперь были широко раскрыты, неподвижной россыпью пайеток в них стояли слезы. Девушка вздрагивала и собиралась в комочек на каждое, даже самое безобидное прикосновение мужа.
– Не хочу! – пискнула она, уже слабее, но всё ещё сопротивляясь – Гадость! Я не могу этого хотеть... Ой!
Рука бастарда сжала сливочную, девичью плоть, указательный палец устремился внутрь, раздвигая складки.
– Пора, Белла. – сказал Дьорн – Сил у меня никаких уже. Отдайся по доброй воле, нет ни малейшего желания тебя насиловать! Раздвинь ноги и лежи спокойно. Больно будет, сколько нужно, потерпи.
Отпустив её руки, он сильно сжал худенькие, чуть округлые бедра девушки и развел их. Дуры служанки выбрили девочку начисто, до принятой, приличной гладкости, а жаль! В памяти застряло видение барахтающейся в сене баронессы, конюшня в Анкрейм и раздвинутые ножки, пухленькие складочки между которыми были пушистенькими и золотистыми.
– Лежи спокойно! – прикрикнул Дьорн, так как память вернула не только это, но еще и сопляка стражника, недорезанного и напуганного насмерть – Смотри на меня!
Беллиора подчинилась. Но подчинилась будто назло, сейчас во взгляде не было покорности! Она смотрела прямо, не отрываясь в совершенно обыкновенные, синие глаза бастарда.
Только мельком скользнув вниз, тут же отвернулась, собираясь лицезреть потолок.
– А ты погляди, – заявил Дьорн, одной рукой сжав бунтующую плоть – Побольше будет, чем у той рыжей свиньи? Вот, сейчас и получишь сполна, геррна Патрелл!
Не давая жене отстраниться, резко вошел внутрь. Девочка оказалась теплой, слегка влажной и волнующе, невероятно тугой. Тело её вздрагивало и плакало навзрыд, сама же Белла только коротко крикнула и сжала зубы, когда напряженный член бастарда вспорол тонкую пленочку, наивно и простодушно прикрывающую вход внутрь.
– Моя, – прошипел лорд, с трудом двигаясь внутри – Моя... Терпи. Теперь уже я не смогу... остановиться. Ну покричи... Белла? Покричи... Легче будет...
В ответ на это она леди Патрелл задержала дыхание и, собрав руками шелк простыней, прикусила до крови нижнюю губу.
– Вредничаешь, – шептал бастард, стараясь двигаться медленнее и говорить, говорить, говорить с ней, хотя вот чесать языком сейчас совсем не хотелось – Себе вредишь. Зачем? Двинься мне навстречу. Попробуй...
Беллиора отвернулась, совсем захолодевшей кожей щеки и шеи приняв быстрые, будто краденые, горькие поцелуи. Прикосновения тяжелых рук обжигали бедра и бока, тело заливалось слезами и ликовало одновременно!
Внутри же вдруг стало пусто и холодно, как в лесной пещере или старом, брошенном хозяевами колодце.
Возникло ощущение, что лорд тугими толчками и горячими ласками выбил из жены всё, даже и то, что хотело и могло бы родиться...
Плоть алкала и жаждала заполненности, душа же протестовала изо всех сил! И теперь, крепко поспоря и чуть не перегрызя друг другу глотки, партнеры не разговаривали, а только надувшись, молчали.
Дьорн ещё несколько раз двинулся внутри и, сходя с ума от радости обладания, первенства и маревной, призрачной единственности, излился в строгую, розовую тесноту. Подведя руки под узенькую спину Беллы, уткнулся лбом в нежное место между плечом и бархатным, теплым подбородком. Перевёл дыхание, приходя в себя и понимая, что жена никак, ну совсем никак не отозвалась на его усилия. А ведь он сделал много... Даже и для себя самого – слишком много!
– Белла, – голос прозвучал глухо и фальшиво – Первый раз никому не нравится. Потом будет по другому.
Беллиора дернула плечом, будто желая стряхнуть досадную помеху, либо что – то противное, прилипшее к коже.
– Вы... закончили, геррн Патрелл? Я могу пройти в купальню и... привести себя в порядок?
Дьорн промолчал.
"Боги мои! – вдруг подумалось ей – И это об ЭТОМ написано столько стихов, песен и эссе?! И это об ЭТОМ грезят девочки в закрытых пансионах, хихикая и рассказывая друг другу выдуманные истории о друзьях детства и сюзеренах? Для ЭТОГО женщины тратят кучу денег и времени на дорогие туалеты и краски? Боги... И ведь от этой мерзости получаются дети... Светлый Аргар, убереги меня от сей беды. Такого счастья мне точно не нужно!"
Глубоко закопавшись мыслями в то, что видимо, любовные игрища это удовольствие только для мужчин, Беллиора и не заметила, что муж уже давно покинул и смятое, оскверненное ложе, да и вообще спальню.
Пришла она в себя только от звука голоса служанки, молодой и краснощекой.
– Леди Патрелл! – неотесанно верескнула девка, сжимая в руках чистые простыни и грубые, льняные полотенца – Вы идите в купальню, а я покамест тут перестелю. Как угодно вам?
Находящаяся здесь банщица забрала у краснощекой полотенца.
– К себе – то не жми, дура! – рявкнула она – Светлой леди ими личико вытирать. Пойдемте, леди Патрелл, пойдемте с нами... Аккуратненько вставайте, вооот так...
В сопровождении банщицы и её глухонемой племянницы, Белла удалилась в купель.
И там, погрузившись с головой в ароматную пену, благодарно принимая осторожные прикосновения умелых, женских рук и влажных бархоток к коже и нежным, ноющим болью местам, сдерживая слезы, стала думать.
Решение пришло намного позже.
Уже под утро, когда намучившись полудремой и видениями, так и не заснувшая глубоко в чистой, пахнущей травами, духами и пустой (Слава Богам!) постели, геррна Патрелл окончательно стряхнула с себя сон.
Сквозь ещё смеженные веки она смотрела прямо перед собой, в пол, свесив с кровати голову.
Там, в круге слабого света, свернув крылья и тонкие лапки, лежала мертвая осенница.
Беллиора вздохнула и легла поудобнее, с неудовольствием отметив, что тело ломит так, как у древней старухи на погоду. К этому неудобству добавилась головная боль, нарастающая и упорная. Начавшись в виске ещё ночью, теперь усилившись, она каталась ежом внутри головы, поднимая дыбом волосы и вызывая тошноту в пересохшем горле.
– Отравить его и бежать отсюда, – прошептала девушка, скосив глаза на мертвое насекомое – А то буду, как ты... Бежать. Но сперва выдержать время... Терпение и подготовка! И... Мама?
Мертвая бабочка вдруг исчезла, растаяв дымом и рассыпавшись крошкой пепла.
Теперь на её месте стояла покойная баронесса Милинда Анкрейм, завернутая в серое, погребальное покрывало, отделанное серебром и крупным, речным жемчугом. Покрывало было длинным, край его, стелящийся по полу, запачкался высохшей землей. Глаза баронессы скрывала черная бархатная повязка. Серую кожу лица ломала недобрая усмешка. Кроме усмешки, в дыму и кружащемся пепле невозможно было ничего больше разглядеть. Левой рукой покойница прижимала к груди остатки каких – то цветов. Подняв худую правую руку, она прикоснулась длинным пальцем к своим крепко сжатым губам.
– Мама? – еще раз хрипнула Белла – Ты же умерла... Тебя похоронили! Я... помню. У меня очень болит голова, ма...
Беллиора приподнялась. Ей захотелось встать с кровати, подойти к матери и обнять её. Вместо этого девушка медленно, кулем оползла на пол, цепляясь за одеяло.
...Лорд Патрелл отворил дверь в спальню и тут же кинулся к постели.
Нельзя было оставлять её одну! Аристократка, она аристократка и есть. Белая кость. Нежная, как первый росток на жаре. Это простая девка, только что вышедшая замуж, после первой ночи с мужиком из постели прыг! – и за работу. Эта же... Бабочка!
Вот сейчас отбросит коньки и? Что тогда? Ведь они еще и месяца не женаты, неизвестно, как расценят такую скорую кончину молодой леди Патрелл Палата и Правитель... И что за вопросы – подозрения могут у них возникнуть!
Дьорн почувствовал себя дураком. Повел себя как последний идиот, твердя, что Бабочку надо бы поставить на место и выбить дурь из башки! Да ещё и сам себя успокаивал, что так лучше.
Подхватив на руки жену, заорал дурным зверем, призывая слуг. Не отрывая вгляда от бледного, обласканного рассветом лица Беллиоры, не заметил, что...
...топчет ногами непонятно как попавший сюда и теперь лежащий на полу чёрный, почти сгнивший и рассыпавшийся похоронный букет из лермийских гортензий.
