Текст книги "Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм (СИ)"
Автор книги: Марина Бреннер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)
Глава 28
Вода в купели была горячей, пенной, отдающей травами, пряностями, цветами и засушенным, летним полднем. Именно в полуденный зной полагается собирать травы, расцветшие под жарким Аргаром, напоенные соками и жизнью. Хранящие звуки песен сборщиц и тепло рук «сечниц», грубых, потрескавшихся, с аккуратно стриженными ногтями и кожей, темно коричневой от постоянной возни с землей и растениями.
Летними. Ласковыми. Живыми!
– Не отпускай меня, Дьорн, – выдохнула Беллиора, неловко высвобождаясь из мокрого платья – Никогда не отпускай. Ты можешь. Я знаю! Знаю...
– Не отпущу, – он обжег губами обнаженные, уже слегка набухшие груди – Даже если... захочешь. На коленке прихлопну, осенница, так и знай.
– Говори так, да! Я хочу это слышать, муж мой. Каждый день. Каждую минуту, Дьорн.
Она распалила его. Своей готовностью. Своим желанием. Своей покорностью. Сложенными крыльями сильней, чем ножом, располосовала сердце и плоть на много частей. Сильней, чем кинжалом, врезалась в ребра, лишая дыхания. Вьелась, влилась, впилась в кровь и мышцы.
– Беллиора, – прошептал, сжимая груди и припадая к напрягающимся под прикосновениями пальцев, соскам – Белла, я тебя не отпущу. Это уже точно...
Комок мокрой ткани полетел прочь, шлепнувшись на шершавый пол возле купели.
Беллиора гибко изогнулась и тяжело застонала, принимая телом ласки мужа. Развела бедра, ощущая настырно упирающуюся в низ живота настойчивую мужскую суть.
– Чуть приподнимись, – попросил Дьорн – Не торопись, моя хорошая. Всё успеем.
Себе, наверное, сказал? Себе, поскольку всегда (и сейчас, особенно сейчас!), сам торопился. Будто боялся, что отринет, оттолкнет, отвергнет! Передумает.
Развернет золотые крылья, и прочь – в раскрытое окно. На волю.
И потом вновь – догонять. Заставлять. И... убить, если не выйдет.
– Возьми меня, – выдохнула Беллиора надрывно и быстро – Возьми! Я твоя, Дьорн. Я... сама так хочу.
Выполняя её желание, бастард взял жену быстро. По звериному. Резко вошел в полыхающее желанием, плавящееся тело окаменевшей, напряженной плотью. Положив руки на слегка округлые бедра, чуть двинулся, едва сам не зарычав от радости обладания самкой, как тот новорожденный Зверь, дремлющий в нем.
"Моя! Только моя. Пара моя! И территория. И всё здесь."
– Двигайся со мной, Белла, – шептал он, лаская и целуя влажную, пенную, ароматную от трав и масел, кожу – Я хочу, чтоб и тебе было хорошо. Я для тебя... всё.
Теперь они оба сошли с ума! Сперва она, потом он устремился след в след с её безумием.
Безумие кипело ключом, заставляя кипеть и воду, и тела, и разум.
Положив на края купели руки, Дьорн принимал резкие, короткие движения тела жены, легкие ее обьятия и стоны, и надрывные, настойчивые просьбы.
– Люблю тебя, – шептала она, двигая бедрами и осыпая лицо мужа быстрыми, искренними поцелуями – Очень тебя люблю...
Высвободив руку, он положил ладонь на затылок Беллы, перепутав пальцы с мокрыми волосами и накрыл ее губы своими. Поцелуй был долгим, почти бесконечным.
– Я тоже, Бабочка... – шепот обжег ее рот – Тоже.
Упершись спиной в жесткую стенку купели, опустил руку вниз, крепко притиснув ладонью узкую поясницу, яростно работая бедрами и рыча в мятную шею.
– Давай! – почти выкрикнул, понимая отлично, что больше не сможет ждать и подведет пару – Девочка моя, давай вместе!
Перелившись друг в друга, с пронзительными стонами и выкриками, долго лежали после, приходя в себя. Лорд раскинул руки по краям купели и прикрыл глаза, ощущая восхитительное, неведомое прежде освобождение и радостное, родное тепло.
– Выбираться отсюда надо, – проворчал почти дружелюбно, погладив по спине распластавшуюся на нем Беллу – Иначе надолго застрянем... Слушай, Бабочка! А верно говорят, что ты занималась хозяйством, пока я валялся? И что ты делала, расскажешь?
Белла приподняла голову и уперлась лбом в рельефную грудь супруга.
– Расскажу потом, Светлый Лорд Хам, – заявила она слегка обиженным тоном – Сейчас мне будут неприятны твои подначки. Дьорн! Это обидно. Я не дура. В отличии от тебя, я окончила пансион с прекрасными результатами. А там ведь всему учили. Это элитный пансион, очень дорогой. Девочки проходят там усиленный курс... А я! Не болталась, как... некоторые. Я училась, чтобы оправдать надежды своей семьи и добиться почета!
– Ну и как, добилась? – лорд едва сдержал смех – Почета, я имею ввиду?
– Я тебя ненавижу!
– Да, заметно, – он уже откровенно ржал – Еще заметнее было минут пять назад. Знаешь, мне нравится твоя ненависть. Если это именно она заставляет тебя так вертеться у меня на чл...
– О, БОГИ!!! Дьорн! Ты – неотесанное бревно!
Не обращая внимания на фырчки, плевки и оскорбления, лорд, закончив подзатянувшееся купание, завернул жену в теплую, толстую простынь и унес в постель.
– Кстати, спасибо за клинок, – Белла присела, опираясь на подушку – Он спас мне жизнь. И прости, что я им угрожала тебе! Я не знала, я не поняла, что дракон это и есть ты. Я подумала, что его кто – то вызвал...
– Какой клинок? – бастард протянул Беллиоре чашку с теплым морсом – Ты о чем?
– Ну тот, который всегда висит на стене в кабинете, внизу. Ты зачем – то приволок его в спальню и бросил на пол возле кровати. Мне вообще нужно много чего тебе рассказать...
– Я, – Дьорн присел на край постели – Я ничего не приносил сюда. Никаких клинков. Так. Стоп. Рассказывай.
Округлив глаза и путаясь в словах, Белла рассказала мужу всё, что произошло с момента ее пробуждения в ту страшную ночь.
– Мама, – завершила девушка вопросом свое короткое повествование – Ты думаешь, это она? Одного "песчанника" она...
– Загрызла, – сказал бастард – Загрызла, как есть. Ламайям надо питаться, и питаться живой плотью, хотя бы изредка. Иначе они гниют заживо и рассыпаются в прах. Твоя мать сдерживала себя, не желая, видимо, никому навредить. Поэтому, когда в дом явились бунтовщики, Милинда была уже просто нетерпимо голодна. Более того скажу... Беллиора, это она принесла сюда клинок. Она, а не я. Нежить больше знает, чем живые, и старуха – баронесса знала, что тебе придется защищаться. Ну... я так думаю.
Немного – то он знал о ламайях и прочих "прячущихся в ночи", тварях! И вот сейчас жестоко корил себя за тот пробел в образовании. Игра Судьбы – сам он, Дьорн Патрелл, оказался одной из таких Тварей.
И – ничего не знал! Даже и о самом себе.
Ну ничего. Вот костьми ляжет, а тот пробел он заполнит. Помнится, добряга Хорст говорил о каком – то там курсе обучения... Вот и отлично.
Между тем, взвар сонных трав, подмешанных в морс, начал потихоньку действовать. Белла широко зевнула и, сконфуженно прикрыв рот ладонью, прижалась к плечу мужа. Да, несомненно – девчонке стоит как следует выспаться. И после – только отдыхать и, наконец – то, готовиться стать хоть какой нибудь матерью и супругой... А ему самому – поскорее садиться за книжки, которые яро ненавидимы ещё с детства! Смех один.
– Я думаю, маму надо перехоронить, – сонно пробормотала Белла – Поговорить с кем – то, кто понимает в этом, и перехоронить... Она искупила свою вину, ведь так?
– Более чем, Бабочка. Думаешь, в этом дело?
– Ну да... Она себя сама... должна простить. И ещё я думаю...
– Шшш, – прошептал, гася светильник и нежно обнимая жену – Спи. Всё будет хорошо, я постараюсь. Давай сюда чашку... Ложись и спи. Дальше не твои заботы, золотая моя.
Беллиора поворочалась, удобнее устраиваясь под покрывалом. Она уже почти спала.
– Знаешь, Дьорн... я вот думаю. Крылья, да? Мне кажется, любой человек рождается с крыльями. Просто потом... кому – то их обрезают. У кого – то они обламываются сами. У кого – то просто не разворачиваются. А кто – то обретает их по необходимости, вот как ты, например. Рагдвар... МОЙ синий дракон! Мой, собственный! Завидуй, Нанни... Нанелла слюной захлебнется же, когда узнает! Ну да... Крылья.
Бастард прижался щекой к теплой, золотистой, еще влажной макушке.
– Что там про крылья? – спросил, едва не плача от умиления.
– Крылья, Дьорн Патрелл, – Беллиора снова зевнула – Кто – то их сам складывает! Сам, по своей воле.
– Куда? На пол?
Слабый, протестующий полустон:
– Вот ты дурак какой! Не на пол. К ногам того, кого он любит. Я люблю тебя, геррн Идиот.
– Замечательно, Белла. Очень поучительно. Спи.
...нет. Ещё одна такая выходка Бабочки, и он разрыдается, как баба. Немедленно надо это прекращать.
– Спи, я сказал. Хватит языком чесать.
Ответом было ровное (наконец – то!) дыхание жены и шорох ветра за окном.
Потом всё... стихло.
Глава 29, почти завершающая...
Прошло пять лет.
Весна оказалась ранней. Вообще, природа последнее время очень странно вела себя. Достаточно вспомнить хотя бы ту самую, затянувшуюся осень, теплую, будто спящую, рассекающую сеткой света желтеющие леса, туманную траву и невероятно синее небо. Рассыпающуюся бабочками – осенницами, грозящую мелкими дождями и близким снегом. Та осень, ТА САМАЯ, грозила не закончиться никогда. Но – однако же, всё кончается в этой жизни, даже и сама жизнь.
Наверное поэтому, с тех пор, все вёсны оказывались ранними... Торопились? Верно, торопились куда – то.
– Оставалась бы ты дома, Бабочка, – сказал лорд, глядя исподлобья на жену, застегивающую при помощи прислуги теплое пальто на большом, округлившемся и уже свесившемся вниз, животе – Не в твоем положении теперь болтаться. Вчера ведь хныкала, что тебе тяжело. Да и визит в родовой склеп... Мрачное, грустное место. Тебя стошнит.
– Меня итак тошнит, Дьорн, – буркнула Белла, прикрывая рот скомканной перчаткой – Почти всё время. Даже во сне... Знаешь, иногда мне кажется, что я ношу не ребенка дракона, а какого – то иномирного тошнотика. Когда он родится, то станет не огнем плевать, а... В прошлый раз так не было. Это неправильно.
Лорд сжал зубы и хмыкнул, чтоб не рассмеяться.
Бабочка она Бабочка и есть! Лицемерка, ничего с этим не сделаешь. Трясет крылышками, рассыпая вокруг себя золотистую пыль, коей прекрасно удается замусорить глаза окружающим. Извиняется, если случается легчайшей отрыжке перебить ее ровное дыхание. Блистает на балах и в обществе, поражая всех вокруг изысканностью манер и необыкновенной шириной кругозора. На самом – то деле всё это просто шелуха. Ему одному, её мужу только и доподлинно известно, какая на самом деле Бабочка – жадная! Сверкающая. Ядовитая. Страстная. Любимая. Кого угодно могущая отравить и поразить золотой пыльцой. И притворством.
Его, Дьорна, и самого – то едва не поразила, заставив таки ревновать и сомневаться. Чуть было сама всё не разрушила, когда всё таки попали они как – то на первый прием к теперешнему, и теперь всегдашнему, бывшему опальному Правителю.
Тот был тогда слишком доволен, что намертво врос в своё кресло, благодаря стороннникам и снятым навсегда обвинениям, либо просто прельстился милым личиком Беллиоры, её явным кокетством, и только вымолвив:
– Ваша супруга очаровательна, геррн Патрелл! Она прекрасна и как личность, и как мать, и как...
Отметил помрачневший, глубоко синий взгляд лорда, тут же заткнулся, не желая связываться с мужем – ревнивцем, а также злить Дракона, от которого и на тот момент, и теперь зависело почти всё оборонное благополучие наделов. Зверь, отлично обученный, прикормленный и обласканый успокоенной Властью, нужен этой Власти самой. И ни одна красотка, даже такая сладкая, как эта... Бабочка Анкрейм, не стоит того, чтобы во имя её лона ослаблять оборону.
Утешиться можно было и с наложницей, правда не настолько хорошенькой и разъедающей кровь, как эта... Но однако же... можно ведь и поиграть? Назвать наложницу Беллиорой, да и...
Правитель был благоразумен, вот за счет своего благоразумия и удержался на месте, да и остался там – живой и правящий до скончания дней своих.
Что ж, здоровья Опальному! Это, кстати, прозвище так и закрепилось за ним на долгие годы, прямо до конца его жизни.
А пока же...
Золото утра заливало наделы Анкрейм. Яркий Аргар проливал свет на то, что скрывала ночь. И больше не было тайн...
– Мама, – прошептала Беллиора, делая шаг в приоткрытую перед ней слугой дверь склепа – Здравствуй... Здравствуй, папа.
Не обращая внимания на неодобрительные взгляды мужа, леди Патрелл поморщилась слегка, тяжело присаживаясь на каменный низкий куб подле усыпальницы. Повернув голову, улыбнулась Дьорну и кивком подозвала к себе сына:
– Эйдан, подойди. Поздоровайся с бабушкой... и дедушкой. И с остальными предками тоже.
Мальчик, отпустив руку отца, которую до того момента крепко сжимал, подбежал к матери и, скомкав ткань пальто на ее коленях, положил руку на гладкую, мемориальную стену из белого камня, с высеченными на ней именами. Надписей было много... Два года назад их столбец пополнился еще одной:
"Айрес Гандор Дионор Анкрейм, прощенный и прощаемый".
– Здравствуйте, – вежливо произнес Эйдан – Ма! А гулять мы потом пойдем? А на лошадях кататься?
Лорд Патрелл гмыкнул, перекатывая во рту незажженную сигару. Здорово сосало под ложечкой и тянуло мышцы, тело требовало порции расслабляющего яда. Но... Сначала посетили могилу матери Дьорна. Теперь склеп Анкрейм. Курить в Святых Местах, да еще и в Святой День Поминовения категорически запрещалось Грозной Беллиорой. Так – то ему на Грозную Беллиору было поднасрать, однако шипения её лорд не переносил совершенно! Да и волновать беременную жену ему не хотелось.
Луч Аргара еще немного потанцевал в проеме двери, поиграл с темными кудрями мальчика, поцеловал обе ямочки на детских щеках и ушел. Однако, вскоре вернулся, оттолкнувшись он новой, желтой стены конюшни, приглушающей собой тихое ржание лошадей и мягкий, нежный запах сухой травы. Погладив по дороге юную, расцветающую зелень молодых, аккуратных кустов, заглянул в склеп.
– Ох! – вдруг сказала Белла и, попытавшись подняться, сжала маленькую ладошку сына – Ох, Эйдан...
– Что такое?! – Дьорн ровно в секунду уже был рядом с женой – Опять мутит? Говорил же! Так нет: "День Поминовения священен, а ты, Дьорн, глупый пень, если не понимаешь этого!" Дыши! Не закатывай глаза! Держись за меня, Белла. Гросс!
Через минуту уже слуга забрал мальчика и повел его прочь, лепеча ребенку какую – то ерунду про птичек и лошадок. Вручив ребенка уже бегущей навстречу гувернантке, шепнул ей, что пора звать целителя – геррна хозяйка, похоже, вот вот разродится...
А еще через несколько часов, с помощью спешно приехавшего целителя, Аргара, палящего уже вовсю и грозящего расплавить гладкие, оштукатуренные стены старого особняка, залитого уже почти летним светом, пары женщин – повитух и молитв лицемерно закатившей под расписной потолок глаза Нанеллы Анкрейм, на свет появилась дочь Дракона – крохотная, красная и вопящая изо всех своих сил.
– Блондиночка! – шепнула Дьорну выходящая из спальни, одна из повитух – Дочка. Красотка, геррн Патрелл! Нееет, не ходите сейчас. Целитель заругает. Сидите здесь.
Ага. Сейчас. Будет он сидеть здесь, разбежались! Мало того, что жене приспичило рожать не там, где надо... говорил же! Говорил! Так нет – поедем и всё тут. Упертая как баран. Драть ее надо, эту Бабочку! Хлыста ей, мать ее.
– Ну ка! – вышедший доктор рявкнул не хуже того дракона и захлопнул дверь – Позже войдете, геррн Патрелл. И ваши эти штучки бросьте! Геррн Патрелл! Контурирую. Я предупредил.
– Пшел прочь, – зашипел возрождающийся Зверь, пугая и прислугу, и взмокшую одновременно стыдным возбуждением и страхом младшую Анкрейм – Пшшшшшел, я говорю... Не умеешшшшь...
– Умею, – кивнул невозмутимый доктор, спокойно протирая очки – Я маг. Контуры наложить – раз плюнуть. Хотите проверить? Извольте.
Шугнув Зверя небольшим комком Потенциала, уроненным с пальцев и прожегшим начищенный пол, велел присутствующим:
– Уведите его. В холле пусть обождет... И тихо. Тихо, вам понятно, светлый лорд?
– Понятно! Но ты у меня...
– Да, да. Я у вас. Вниз. В холл. Тихо сидеть. Суть не выпускать. Иначе... Иначе!
...Только к вечеру допустили успокоившегося лорда к жене.
– Белла...
– Дьорн! Что ты устроил? Что за выходки? Ладно... Иди сюда. Смотри. Наша дочь...
Приняв из рук Беллиоры теплый сверток, прижался губами к маленькой, влажной щечке. Девочка пахла мятой и какой – то нездешней, ломкой, хрупкой свежестью.
– Как мы её назовем?
Лорд пожал плечами, аккуратно переложив дочку на другую руку и боясь уронить. Также было и с Эйданом – только тогда сына отобрала нянька, вроде бы. Дьорн плохо помнил... Да и теперь плохо соображал. Знакомые уже молоточки застучали в виски. Сердце сжалось и запрыгало где – то в горле. Лорд посмотрел на жену и, глубоко выдохнув, прижался спиной к громадному, платяному шкафу. Едва успел отдать девочку повитухе...
...Наступающая ночь ворохнулась за окном слабым ветерком. Тихо хлопнула незапертая калитка на заднем дворе. Всхрапнули во сне лошади. Всхлипнул Эйдан, которому так и не разрешили посмотреть на сестренку. Гувернантка и тетя Нанни плохо обошлись с ним – после прогулки вместо знакомства с сестрой отправили есть противную кашу, умываться, чистить зубы и ложиться спать.
– Завтра посмотришь, – шепнула тетка, укрывая мальчика одеялом – А теперь будь умницей. Сладких снов...
Тяжело дыша, Патрелл присел на край постели.
– Я для тебя всё, Белла. Вот... всё. Я был плохим сыном. Так вот... Плохим мужем и отцом я быть не хочу. И поэтому, я для тебя... для вас... всё.
Она улыбнулась:
– Я знаю, Дьорн.
Ночь наступила. Светлая, весенняя ночь. Без тайн.
Эпилог
...прошло несколько лет...
Беллиора Патрелл медленно прошлась вдоль накрытого стола, ещё раз проверяя идеальность убора и сервировки. Приборы сияли начищенными краями, посуда грубой обработки каждой гранью ловя дневной свет, переливалась, всеми сторонами отражая осень.
Осень в этом году выдалась теплой и ясной! Прямо как та...
– Пять, – прошептала леди Патрелл, касаясь ухоженным пальцем крайнего фужера – Пять приборов. Нужен еще один. Делла!
– Да, геррна, – проворная прислуга поторопилась, не желая раздражать строгую хозяйку – Слушаю вас.
– Следует поставить еще один прибор, – Белла слабо махнула рукой, сгоняя с края вазы прилипшую к нему бабочку осенницу – И пусть, наконец, прикроют окна сетками от насекомых! Сколько можно просить?
– Так прикрыто же всё, геррна... Разве что здесь, в зале...
Делла была близка к тому, чтоб сорваться. Только страх потерять работу сдерживал от этого вспыльчивую по природе женщину.
"Тоже мне, знатная! Лезет в хозяйство, ну вот зачем? Разве ж хозяевам положено? Не совалась бы, куда не след..."
– Хорошо, светлая леди! Всё будет готово, не извольте переживать!
Камеристка резво убежала передавать пожелания хозяйки и сплетничать, а Беллиора, сцепив руки замерла, глядя в окно. Слабый ветерок колыхнул легкую штору, впустив в залитое светом помещение ароматное, яблочное тепло осени и хрупкую свежесть медленно приближающихся холодов.
– О чем задумалась? – спросил подошедший Дьорн, обняв жену сзади и уперев подбородок ей в плечо – Кому еще один прибор, Белла? Я, ты. Эйдан с невестой. Милинда. Пять человек. Кого еще ждем?
– Ой, Дьорн! Ты же не в курсе, конечно. Вот, письмо утром привезли.
Торопясь сообщить мужу радостное известие, Беллиора сунула руку в широкий карман простого платья тонкой шерсти, в крупную черно – белую клетку, бывшего на ней.
Зацепившись кольцом за обшивку, выволокла изнанку кармана наружу, вместе со слегка измятым, белым конвертом.
– Вот! Наша дочь приедет не одна.
Лорд напрягся:
– Кого – то подцепила на практике? Дай сюда письмо!
Пробежав взглядом по аккуратным буквам, тут же закипел:
– Сейчас прям, ага. Видеть я этого прощелыгу не хочу здесь. Милинда вся в тебя, Беллиора. Такая же суматошная, заполошная дура! Ладно, пусть едет. Но! Ночевать этот сопляк будет в Анкрейм. В конюшне, маграхи его дери. И, если и видеться с Милиндой, то только на наших глазах. А что, если...
Щедрое на всяческие пакости воображение лорда тут же нарисовало яркую картину непристойностей, какими Милинда Патрелл могла заниматься с ощипком – сокурсником вместо учебы.
– О, твою мать!
– Не ори, Дьорн, – твердо сказала Белла, отбирая у мужа письмо – Милинде девятнадцать лет. Она взрослая, получившая изрядное образование, девушка. И ей самой решать, как и с кем устраивать свою жизнь. Всё, что потребуется от тебя – это быть тихим и приветливым с нашим будущим зятем.
– Что?! – взревел Зверь, прорывая атласную ткань жилета сияющими, синими пластинами драконьей шкуры – Зятем?! Ты рехнулась, Бабочка? Да этот... никогда! НИКОГДА! Никогда Ленн Мерьер не переступит порог МОЕГО дома! Этой похотливой твари здесь не место. А Милинде я еще накручу хвоста... И тебе! Ты всё знала про них, да? Знала?
– Да что такого? – за годы привыкшая к приступам ярости супруга, Беллиора спокойно пожала плечами – Ленн хороший парень, Дьорн. Образован. Красив. Сын министра, между прочим!
– Да, но... ВНЕБРАЧНЫЙ! ПРИБЛУДЫШ! ВОНЮЧИЙ... БАСТАРД! Аристократку захотел?! Девчонку... невинную! Вот ему. Говна пирога. Поганой метлой по жопе, а не прием в приличном... Беллиора, ты чего?
Сжав письмо в руке, уперев кулаки и слегка смяв кипенно – белую, ажурную, с позолотой, скатерть, леди Патрелл пронзительно, протяжно хохотала, опустив голову вниз. Снежный локон, выбившись из прически, прыгал по черно – белым клеткам платья, осыпая на них золотистую пыльцу, звонкую и нежную... Как та, что сыплется с крыльев осенниц, хрупких, легких... Живых!
Так и не поняв, чему смеется жена, лорд еще больше побагровев лицом, зло хрипнул горлом. Плюнув и списав все странности поведения на извечную придурь благоверной, пошел прочь, по дороге отмахнув попавшуюся ему навстречу мохнатую, золотистую, особо крупную бабочку.
Обиженное насекомое тряхнуло крылышками, увернулось от раскаленного кулака почти – дракона. И, описав медленный круг почета над столом, устремилось в раскрытое окно, ведущее в сад.
На волю.
Конец
