355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Барбышева » Звездочет. Работа на холоде » Текст книги (страница 8)
Звездочет. Работа на холоде
  • Текст добавлен: 6 сентября 2016, 23:09

Текст книги "Звездочет. Работа на холоде"


Автор книги: Марина Барбышева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Прожить во лжи всю жизнь – интересное предложение. Именно такое предложение он ей и сделал. Впрочем, для нее это прозвучало как нормальное предложение руки и сердца. Она приняла его, безразлично кивнув.

Лена словно впала в анабиоз – так насекомые засыпают на долгую зиму. Она не жила, но и не была мертвой. Она отвернулась от жизни, слабо рефлексируя по привычке. Виктор пытался с ней говорить, но она будто забыла смысл всех существующих слов. Лена не понимала, как это одними и теми же словами можно рассказать и о любви и о смерти. Ей казалось, что Сергей витает где-то совсем рядом, вокруг нее, неуловимой бесплотной тенью. Она ощущала его присутствие. Но как налепить на ощущения плоть, чтобы дотронуться до него?

Она смотрела на жизнь, как на вылинявшие звезды. Незаметно для себя вышла замуж и обрела вроде бы то, о чем мечтала: дом, семью, хорошего мужа… нормальную жизнь…

Но разве она об этом мечтала?.. Конечно, об этом. А с тем, с другим… с любимым… была возможна только одна любовь… в чистом неразбавленном виде. Никакой тебе «кровавой Мэри». Одна водка. Никакого «Шампань-коблер». Только шампанское. Ядреная сливовица в Праге. Вкус недозрелых яблок.

Она очнулась однажды. И жизнь вдруг обрела неожиданно новый цвет и вкус. Она беременна! У нее будет ребенок. И это ребенок Сергея. Он родится и вырастет. И станет смотреть на нее его глазами. Она не сомневалась в том, что это непременно должен быть сын. Она назовет его Сережей. Сережа маленький.

Лена бесспорно оживала и расцветала заново. Виктор с удивлением и трепетом ее узнавал. Ведь он не знал ее прежде. Он полюбил некий образ с ее фигурой, ее лицом…

Возможно, на его глазах рождался совершенно другой человек. Он получил испуганную потерянную девочку, которая теперь превращалась в загадочную женщину, носящую в себе тайну, даже несколько тайн, одной из которых был ребенок.

Виктор знал, что это не его ребенок. Но ничего не имел против. Он получил женщину Сергея. А скоро получит и его ребенка.

Теперь они самозабвенно строили планы на будущее, и не фантастические, а самые реальные.

Планы эти живо захватывали воображение Лены, как и присутствие в них Виктора. Но сам Виктор, сам по себе, ее не интересовал. Она никогда не задавала ему вопросов о его работе, о его мыслях и переживаниях. Он всегда как-то сам подстраивался под ее настроение, словно бы это являлось необходимой терапией в ее вялотекущей скрытой болезни, перешедшей в хронику. Но они жили во лжи. Он сам на это пошел. В свою очередь она тоже ему лгала, притворяясь любящей и желанной.

Со временем они оба настолько войдут каждый в свою роль, что уже невозможно будет отличить ложь от правды.

А пока что живот ее рос, а вместе с ним росла ее уверенность в себе. И в осторожности, присущей беременным женщинам, зарождалась царственная осанка и поступь, возможные лишь там, где тебя короновали. Но однажды коронующий становится просто фаворитом, которому предпочтут любовь в чистом виде.

Лена родила безболезненно и легко. Однако, лежа в дорогостоящей роскошной палате платного отделения роддома, она с томным видом рассказывала родственникам с обеих сторон, что было мучительно больно, но она терпела.

Ребенок родился глубокой ночью. Когда зачали – тогда и родился. И уже с утра в палате благоухало несколько огромных букетов роз. Розы от мужа, розы от свекра, розы от Коли, второго мужа матери. Розы от дяди и тети. Еще от кого-то розы… И ни одного букета цветов, сорванных на соседней клумбе…

Свекр и свекровь благосклонно посматривали на невестку, но их несколько смущало известие о том, что ребеночек не от Витюши. Виктор снова предпочел бы ложь. Но Лена категорически отказалась скрывать правду от близких, проявив в этом вопросе поразительную стойкость. Мало того, она собиралась впоследствии все рассказать и сыну «Все сходится, ребеночек не наш», – недовольно шутил Виктор. Впрочем, он надеялся, что со временем жена одумается и изменит решение. Пока же ребенок был еще маленький и до первых его слов «мама» и «папа» оставался в запасе по крайней мере год.

Часть третья
Возвращение тени

В горах Пакистана ночи холодные и ветреные. Зато звезды огромные, с ладонь, яркие, как фонари, но света не дают. Одна красота от них. Но тем не нужна красота звезд, кто прячется ночами в горах Пакистана.

Трое арабов-наемников еще засветло наткнулись на маленькую пещеру и расположились на ночлег. Это была большая удача – найти вот такую пещерку. Она защищала от ветра. В ней можно спокойно разжечь костер, и никто не заметит огня, который быстро нагреет воздух внутри. Дым спокойно выходит сквозь проломы, дышать хорошо, и ноздри не стынут. Но главное – никто не подкрадется сзади, ни зверь, ни человек. Надо охранять только вход.

Ночью в горах полно леопардов. Главное – их вовремя услышать и не поворачиваться к ним спиной, чтобы успеть выстрелить. Но их мягкие лапы ступают совершенно бесшумно. Поэтому лучше ночевать в пещере лицом ко входу, спиной к стене. Но ночуя в горах, следует опасаться не только леопардов. Здесь люди куда страшнее любого дикого зверя.

Арабы сидели у костерка ко входу лицом и грели руки, вытянув их ладонями к огню. И ногам, и коленям под балахонами было тепло. Угли слабо потрескивали. Пахло сожженной хвоей и давно немытыми телами. Но запах периодически улетал, сдуваемый легким сквозняком.

Арабы жевали финики, тихо перебрасываясь короткими фразами. Среди них явно угадывался главарь. Его надменное красивое лицо с довольно длинной узкой бородой выглядело усталым и мудрым. Он слушал хвастливую болтовню двух остальных и снисходительно кивал, задумчиво теребя слабо поблескивающую в ухе серьгу.

– Смотри, Ахмет! – Муса выложил перед главарем на землю три уха.

– А вот мое! – хмыкнул Хатим, гордо выложив к ногам Ахмета пять ушей.

Муса досадливо цыкнул зубом, но все равно решил обойти Хатима.

– Мне прошлой зимой человек совсем без ушей попался! – Он приглушенно засмеялся. – Что за человек!.. Как без ушей живой?..

– Тихо! – перебил Ахмет, резко взмахнув рукой, и прислушался, дернув по-орлиному головой.

Все, затаив дыхание, замерли.

– Показалось, – выдохнул Хатим, – костер трещит… или где леопард бродит…

– …Так вот, я и говорю, – продолжил Муса, – что делать с человеком без ушей?.. Хотел тогда нос отрезать…

Отчетливый шорох у входа в пещеру снова заставил наемников замереть.

Ахмет резко встал, подхватив автомат, и пошел на звук, осторожно ступая по камням. Звук повторился откуда-то сверху. Ахмет посмотрел наверх и прищурился, пытаясь разглядеть что-то в раскачивающемся полумраке, оживленном всполохами костра. Там, под сводом пещеры у самого входа, висела летучая мышь, обняв себя кожистыми тонкими крыльями за плечи. Вероятно, дым потревожил ее, и она шевельнулась. Ахмет опустил автомат и скривил губы. «Мерзкая тварь», – подумал он, собираясь вернуться к костру.

Но вдруг в черном проеме возникла фигура в маскхалате, сорвавшись снаружи сверху. «Большая летучая мышь…» – успел подумать Ахмет, оседая. Он был убит выстрелом в лицо. Следующие два выстрела поочередно достались остальным. Хатима отбросило назад. Муса упал головой в костер. Его борода задымилась и вспыхнула. Пещера наполнилась отвратительным запахом паленой шерсти.

Налетевший порыв ветра проник в пещеру ледяным вдохом и рассеял дым. Человек в маскхалате мягко спрыгнул на камни и вошел внутрь маленького чужого убежища. Убедившись, что арабы мертвы, он склонился над главарем. Тонкий лучик фонарика пробежал по остекленевшим удивленным глазам, красивому надменному лицу, еще не обезображенному смертью, по узкой разметавшейся бороде и остановился на ухе, в котором блеснула золотая серьга. Человек убрал фонарик и достал нож.

На востоке небо подернулось сизой предрассветной мутью. Но впереди была еще тугая, натянутая парусов темнота. Человек в маскхалате шел на темноту, на запад, к афганской границе. Рассвет неуверенно и зыбко крался у него за спиной охотящимся леопардом.

Горные афганские ночи так же ветрены и студены, как и ночи в горах Пакистана.

У нескольких костров, скрытых от ветра в обломках скал, сидели афганцы. Они кутались в балахоны, придвигая колени к огню, некоторые клевали носами, проваливаясь в дремоту, но тут же вскидывали головы, пытаясь стряхнуть назойливую предутреннюю сонливость.

Человек в маскхалате неожиданно вышел из-за темных камней. Афганцы, как но команде, встрепенулись, подавшись навстречу внезапно появившемуся человеку. Он взмахнул рукой, словно давая отбой взвившейся в воздухе тревоге, и спокойно направился к одному из костров, провожаемый цепкими взглядами. Ему навстречу поднялся совсем молодой афганец. В свете костров он казался почти мальчиком с тонким нежным лицом. Мягкий темный пушок едва пробивался в тех местах, где у мужчин положена борода.

Человек присел рядом с мальчиком, задев плечом развернутую спутниковую антенну. Рядом на коврике голубым экраном светился ноутбук. Устроившись поудобнее, человек вытянул к огню озябшие ноги и бросил на коврик рядом с ноутбуком выпачканное черной кровью ухо с серьгой.

– Привет, Зарик! – бодро поздоровался человек.

– Приве-ет… – протянул юный афганец, удивленно уставившись на ухо. – Ахмет?!

– Точнее, то, что от него осталось. Будем менять базу.

– Эй!.. – обратился парнишка к остальным. – Русский Ахмета убил!..

Афганцы снялись со своих мест, сгрудились возле ноутбука и склонились над ухом.

– А самого куда дел? – между прочим поинтересовался молодой.

– Похоронил. По мусульманскому обычаю, – буркнул русский. – Зарик, зачем вы уши режете?

– Это чтобы он в рай не попал, – солидно ответил Зарик. – Аллах человека в рай за уши тянет.

– Ну-у, тогда тебе это не грозит. Зарик, ты же в Аллаха не веришь? – Русский усмехнулся, хитро прищурив глаз.

– Дурацкие шутки, – Зарик укоризненно покачал головой. – Ты скоро в Москву улетишь, а я тут один службу тащить буду.

Он потянулся к ноутбуку и дважды ударил по клавишам. Русский повернул экран к себе и, просмотрев сообщение, улыбнулся:

– Делать тебе тут нечего. Дисней херов.

– Домой отзывают. Счастливый, – с завистью пробормотал юный афганец.

«Да-а, – подумал Сергей, – пора менять место дислокации, не то я тут уже обафганился до неприличия. Скоро начну забывать, как православные крестятся».

И действительно, его с трудом можно было отличить от среднестатистического бедного афганца, пасущего по горным склонам курдючных овец. Он неплохо освоил предпочтительный здесь местный язык пушту, и общепринятая у афганских бедняков одежда стала казаться привычной и даже удобной. Его лицо, скрытое наполовину бородой, успело несколько раз загореть и выгореть. Из-за постоянного прищура от сухого ветра и солнца от уголков глаз разбежались морщины. Но глаза остались прежними, и при желании его можно было легко узнать по глазам.

Сергей откинулся спиной на ковер и задремал. Наконец-то ему можно вернуться домой. В Россию. Но разве у него есть там дом?.. И что его ждет дома?..

В тире разведшколы стоял привычный грохот. Непривычною казалась здесь тишина. Но это только для посвященных. А обычному человеку с улицы в тире захотелось бы забиться в угол, зажмурить глаза, что есть силы заткнуть уши, и все равно ему было бы оглушительно громко, а оттого жутковато. Но все это, конечно же, не касалось настоящих военных, а тем более имеющих отношение к разведке.

Сергей вошел в тир и молча остановился у входа, привалившись к стене. Он был совершенно неузнаваем, с отросшей неоформленной бородой и длинными, собранными на затылке в узел волосами. Весь его облик, неухоженный и неопрятный, даже не говорил, а кричал о том, что он до сих пор еще по уши находился в образе «русского» среди воюющих в горах афганцев.

Сергей огляделся. Несколько офицеров в наушниках увлеченно стреляли по мишеням, ревниво интересуясь успехами остальных. Среди стреляющих находился генерал Шевцов, приехавший сегодня в разведшколу по делам. Он тоже стрелял.

Сергей исподлобья наблюдал за ним со стороны, едва сдерживая улыбку в усах.

Шевцов почувствовал взгляд в спину и обернулся. Он не сразу узнал Сергея в странноватом и каком-то лютом человеке, что с улыбкой смотрел на него.

Генерал нахмурился, сведя к переносице брови, но вдруг улыбнулся в ответ и пошел навстречу человеку, на ходу снимая наушники.

– Ну! Здравствуй, Сережа!

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор! – Сергей выпрямился.

– Вольно! Не на параде… – расчувствовался Шевцов.

Они обнялись, похлопав друг друга по спинам.

– Хорошо, когда вольно! – Сергей засмеялся каким-то детским счастливым смехом. Еще с детдомовских времен он терялся, когда его обнимали.

– Давай-ка по отчеству… – добавил Шевцов. – Привыкай к мирной жизни… моджахед.

– Муджахед Сергей Валерианович.

– Вот и я о том же… Как там за речкой?

– Жарко.

– «На холоде» всегда жарко. Зато теперь отдохни. Съезди куда-нибудь. Две недели у тебя есть. И еще… – добавил генерал, отведя Сергея в сторону, но грохота выстрелов это не уменьшило. – Так вот, Сережа… Сразу хочу тебя предупредить… Ты же понимаешь, что умер ты один, а все остальные остались жить своей жизнью?

– Вы о Лене?

Череда выстрелов заполнила нарождающуюся паузу.

– Да. – Шевцов взял Сергея за плечо, отводя еще чуть дальше. – У нее теперь новая семья.

Снова почти одновременно грохнуло несколько выстрелов.

– Понятно. – Сергей кивнул. Щека предательски дернулась.

– А муж у нее – Виктор Костромитин.

Выстрел прозвучал наиболее громко. И Сергею показалось, что это выстрелили ему между глаз.

– Да-а-а?

– Да. – Шевцов крепко сжал Сергею плечо. – Сын у нее. Она Сережей его назвала.

– Сколько лет?

И снова выстрелы. Сергею показалось, что стреляют в него, но он в бронежилете, а потому не умирает. Просто чувствует боль.

– Скоро два года будет. – Шевцов вздохнул и отвел глаза. – Я тебя понимаю. Всегда хочется, чтобы она тебя одного всю жизнь ждала. Но так только мать может.

– Нет у меня матери. И не было, – буркнул Сергей и добавил, помолчав: – Нет, конечно, все правильно. Я знал, на что шел. Это был мой выбор.

– Ты уж к ним не ходи, пожалуйста… Хуже, чем есть, не делай. А так… отдыхай. Планы на отпуск какие?..

– Какие теперь планы… На могилу к себе схожу. Цветочки положить… Как-никак на днях годовщина… И вообще! Что, я не мог случайно выжить, что ли?!

– Сережа, это надо пережить. – Шевцов снова по-отечески обнял его за плечи. – То, что нас не убивает, делает сильнее. Держись, Сережа, держись.

– Разрешите идти? – вяло попросил Сергей, пряча глаза.

– Иди…

Шевцов посмотрел ему вслед, в понуро ссутулившуюся спину, поникшие плечи, затем рывком нацепил наушники и несколько раз выстрелил.

Все пули ушли мимо мишени.

Чувство потери прошлось по нему асфальтовым катком. Такого Сергей не испытывал ни разу. Но разве легкомысленным был его отказ от любимой женщины? На момент отказа такой исход казался ему единственно возможным и логичным. Но теперь, когда «работа на холоде» завершена, он вдруг понял, что осиротел. Он стал сиротой вдвойне. «Сирота-два», – невесело усмехнулся Сергей.

Впрочем, первое сиротство было обычной нормой, которая досталась ему. Он никогда не знал ни матери, ни отчего дома. Скитаясь с младенчества по приютам и детдомам, он с сиротским молоком в одинаковых казенных бутылочках с изношенными сосками впитал в себя определенные правила игры, которые для попавших в игру не с самого первого кона были неприемлемыми или, на худой конец, драконовскими.

Как собака, выброшенная хозяевами на улицу, никогда не достигнет уровня обычной, выросшей в помоечной стае дворняги, чья выживаемость и приобретенная самостоятельно мудрость восхищает. «По приютам я с детства скитался…» – с выражением пропел Сергей, наливая полный стакан водки. Сиротство, в котором он потонул, отказавшись от Лены, было невыносимо.

Он пил целый день. В полном одиночестве. Пестуя свое новое сиротство. Он вспоминал, как впервые увидел ее в метро, неповторимо трогательную, юную, с гладкими русыми волосами, с девичьей неуверенностью в глазах… Что-то вдруг словно коротнуло в груди. Он не мог оторваться от нее, не мог отпустить. Он пошел за ней и не отпустил… Но это тогда. А потом он сам от нее отказался.

Водка весь день шла, как вода. Не брало. Только на некоторое время снимало боль. Но к ночи взяло. Он уснул за столом в низком кресле. С утра был отходняк, потом отходняк-два. Лишь на четвертый день Сергей проснулся, отупевший и слабый, как очнувшийся после тяжелой болезни. Как после тифа.

Контрастный душ и пять кружек крепкого сладкого чая привели его в сносное состояние. С минуту он постоял у зеркала, разглядывая свою зверскую бородатую рожу, схватил с полки пузырек и по пояс облился одеколоном. Ему почему-то почудился острый запах сиротского приюта, который возник на его теле в процессе запоя, хлорка вперемешку с жиденьким крупяным супом. В сердцах матернувшись, он грохнул лосьон о раковину.

Ему предстояло очень неприятное мероприятие: посещение собственной могилы. Это была уже вторая его могила. Посещать первую желания никогда не возникало. А может, стоило?..

Сергея передернуло. Ощущение суеверного ужаса постоянно накатывало на него, стоило вспомнить ту кошмарную ночь. Сперва он не верил, что его закопают. Потом не верил, что закопали… потом не верил, что откопали… С тех пор он узнал, что такое клаустрофобия, но ему, к счастью, всегда удавалось с этим совладать. Однако сейчас он подумал, что острый приступ клаустрофобии непременно удушит его уже на подходе к кладбищу.

Интересно, сколько еще у него будет смертей и могил? Может, пора привыкнуть? Самое страшное позади. Он уже побывал в могиле, но только теперь почувствовал себя чуточку мертвецом.

Его Лена стала женой Виктора. Больше у него ее нет. А у Виктора есть! У Виктора есть мать, героические отец и дед, его Лена и его сын. А что есть у Сергея? Он сам отказался от них и теперь не мог поверить, что сделал это. Квартира, снятая для него руководством, показалась убогой и чужой. Будет ли у него когда-нибудь свой дом?..

До кладбища Сергей добрался на попутке. Настроение продолжало ухудшаться. Как назло, погода стояла изумительная. Но в атмосфере присутствовала какая-то тяжесть, отдаваясь тупым похмельным нытьем в затылке. Вовсю светило солнце, но на горизонте собирались далекие сизые тучки. Водитель сперва не хотел его брать, а потом всю дорогу недоверчиво на него косился, видимо, откровенно жалея, что согласился подвезти здоровенного бородатого мужика с угрюмым лицом за город. Да не куда-нибудь, а на кладбище. Только обещанная сумма денег, получив которую можно позволить себе пару дней вообще не работать и поменять карбюратор, удерживала его за рулем.

У входа на кладбище Сергей в нерешительности остановился. Из распахнутых ворот выходили заплаканные поникшие люди. Было понятно, что они с похорон. Ему почему-то припомнилась давняя история. Однажды из детдома, он был еще маленький, его забрала на воскресенье к себе в гости нянечка. Имени ее он не помнил. Но помнил, что она была добрая. Сперва они сели на автобус и долго куда-то ехали. Оказалось, на кладбище. Там она привела его на чью-то могилу с оградкой, столиком и скамеечкой. На небольшом памятнике со звездой был портрет мужчины в милицейской фуражке.

– Это вам кто? – спросил тогда Сережа.

– Зять бывший, – ответила она нехотя.

После она привезла его к себе домой и накормила борщом. Сереже очень понравилось у нее в гостях, но он постеснялся тогда ей сказать об этом. Зато сказал, что ему жутко хочется еще съездить с ней на кладбище. Она сказала, хорошо, но только на другое кладбище и на другую могилу, к какой-то ее давней знакомой.

– Она старая? – спросил Сережа.

– Нет… молодая… – сказала нянечка и всплакнула.

Странная догадка вдруг шевельнулась в душе. Интересно, почему он прежде никогда об этом не вспоминал?

Сергей присел на скамейку у входа на кладбище и задумался. На ту, другую, могилу нянечка его так и не свозила. Не собралась. Потом ее уволили вместе с поварихой. Говорили, что они, вроде, продукты воровали…

Больше Сергей ее никогда не видел и не помнил о ней. Но сейчас эта история припомнилась ему из-за одной вещи. Когда нянечка водила его на то далекое кладбище к своему бывшему зятю-милиционеру, она не позволила ему пройти сквозь большие резные кованые ворота, а провела через маленькую калитку рядом. «На кладбище и в церковь, – сердито сказала она, – нельзя через ворота ходить. В ворота только покойников возят. Через калитку ходи».

Сергей сидел на скамейке и на полном серьезе не мог решить, как ему войти: через калитку или в ворота? Он ведь уже два раза умер.

Однако, что же это за непонятный зять-милиционер был у нянечки и умершая молодой знакомая?.. Зачем она хотела показать их могилы детдомовскому мальчику Сереже? Неужели это то, о чем он подумал?!

…Сергей тряхнул головой, отбросив неожиданные воспоминания и догадки, решительно встал и вошел в ворота.

Он долго бродил между памятниками и коваными оградками в поисках своей могилы. Погребальная кладбищенская помпезность ввергла его в еще более удручающее состояние, но выпить больше не хотелось. Зато хотелось содрать выцветающие красные ленты с чужих пылящихся венков, свить из них жгут и повеситься на нем, а хоть бы вон на той березе…

Под березой прошла женщина с темным платком на голове и букетом цветов. Подойдя к одной из могил, она положила цветы и присела на маленькую скамеечку.

Она! У Сергея коротнуло в груди, как тогда в метро, когда он ее увидел впервые. Она! Он ринулся было к ней, но что-то его удержало. К горлу подступила тошнота, следствие надвигающейся клаустрофобии или оседающего похмелья. Все тело покрылось испариной. Сергея чуть не стошнило. Он замотал головой и скрылся за ближайшим высоким гранитным памятником.

Дурнота отступила. Вернулась ясность ума. Лена все еще сидела на скамеечке у его могилы, понуро опустив голову в темном платочке. Сергей смотрел на нее из своего укрытия… и вдруг решил выйти. Бесконечная тоска по ней оказалась сильнее всего остального. Безумный порыв толкнул его к ней. В сердце шевельнулась надежда. Он вышел из-за камня и сделал шаг. Вот сейчас он ворвется вновь в ее жизнь, обнимет, прижмет ее, что есть силы, к себе… или прижмется к ней! Сергей сделал второй шаг… Он сорвет этот дурацкий скорбный платок с ее головы, она запрокинет голову, задыхаясь от счастья, он заглянет в ее изумительные глаза и пропадет в них… Сергей сделал третий шаг, после которого он знал, что побежит… Но вдруг метнулся назад…

По аллее шел Виктор и вел за руку мальчика примерно двух лет.

Еле уняв бешеное дыхание и взорвавшееся очередной раз за последние минуты сердце, Сергей смотрел из своего укрытия, словно из чужой могилы, на непрожитую им жизнь. Он сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Мальчик, его, черт возьми, сын!! подбежал к Лене, трогательно перебирая неверными еще ножками. Сергей был так близко, что слышал их дыхание, каждый звук. Он бы мог сейчас обнять их, забрать себе… Но он только выдохнул, отчаянно и зло.

Легкий вихорчик на головке малыша шелохнулся… Лена подозрительно и медленно повернула голову в сторону Сергея. Потом вынула из сумки цветную маленькую кепочку, надела на сына, прикрыв непослушный вихор, и вздохнула.

Сергей пригнул голову и замер. Его волос тоже коснулся легкий ветерок, качнувший висячую ветвь на березе. Но ведь это она вздохнула! До него долетел ее вздох.

– Что-то ветерок… – рассеянно пробормотала Лена, протянув мальчику свечку.

Виктор достал из кармана спички.

– Па, дай я! – ревниво закричал мальчик. – Мама мне свечку дала.

– Дай ему, – мрачновато попросила Лена.

– Да, пожалуйста, – усмехнулся Виктор, протянув спички ребенку.

Мальчик очень серьезно и долго, с насупленным строгим видом, пытался зажечь свечу. Наконец, у него получилось. Он поставил свечу в изголовье могилы и вопросительно посмотрел на мать.

– Ма… а кто тут? – спросил мальчик.

А Сергей снова вспомнил маленького себя и нянечку на могиле милиционера. «Это ваш кто?..»

Как же ситуации-то похожи. Прямо близнецы…

– Иди ко мне, Сережа, – вместо ответа позвала его Лена.

Она обняла сына, с тоской поверх его головки глядя на трепещущее пламя свечи.

– Кто тут лежит? – упрямо требовал ответа мальчик.

– Давай просто помолчим, – попросила Лена. – На могилах положено помолчать.

«А у нянечки не было свечки», – подумал Сергей. Ему стало холодно. Зябко поежившись, он посмотрел на небо. Погода изменилась. Тучки, еще недавно собирающиеся на горизонте, незаметно затянули все вокруг.

Дождь начался легкой, быстро нарастающей моросью. Свечка, слабо зашипев, погасла. Но Сергей был уверен, что слышал, как она шипит. Ткнувшись лбом в чужой могильный камень, он издал короткий глухой стон, будто свечку загасили о его сердце, воткнули прямо, в пульсирующий митральный клапан.

Дождь усиливался, капли его укрупнялись и тяжелели. Лена накрыла ребенка своей курточкой, взяла на руки и быстро пошла прочь от могилы, с кладбища, от дождя, от грустных мыслей и опасных вопросов сына.

Виктор шел за ней, пристроив зонт над ее головой. Именно за ней, а не с ней. По крайней мере, так показалось Сергею. Они скрылись за высокими, вычурными кладбищенскими воротами, похожими на пустые каркасы для венков, подгоняемые дождем.

Сергей покинул укрытие и подошел к своей могиле. Ухоженный цветник, на парапете оставленный Леной букет, великолепный памятник из черного изысканного лабрадорита с выгравированным его портретом в профиль. Сергей заглянул под парапет цветника, нашел уже намокшую от дождя тряпку и зачем-то протер усеянный крупными дождевыми каплями памятник, особенно свой трагический профиль. «Нет… это не моя могила… – вдруг отчетливо понял он. – Моя могила совсем на другом кладбище. Я был зарыт в нее и вырыт братвой… Но что же именно здесь мне так хочется выть!..»

Дождь нещадно хлестал его по лицу, по могильной плите, по красивому каменному профилю. Сергей повернулся и пошел прочь. Неясные раскаты грома неотвратимо приближались.

У выхода он остановился, уставившись на распахнутые до сих пор ворота, и вышел через калитку.

Покинув кладбище, он ускорил шаг, потом побежал, стаскивая с себя на бегу намокшую куртку Он бежал, глядя в небо, от того места, где была похоронена его непрожитая с Леной и сыном жизнь. Дождь бил его по глазам, по голым плечам, по груди, проникая в самую душу, которая, шипя, остывала. Он бежал сперва в своем обычном размеренном ритме прямо по лужам, по грязной дороге, поднимая веера брызг. Но потом вдруг сорвался, заорал во все горло и побежал, что есть сил, доводя себя до полного изнеможения. Он бежал и орал. За спиной послышались громкие, резко приближающиеся гудки настигающего его автомобиля. Но Сергей ничего не слышал. И ничего не хотел слышать.

Машина резко вильнула, выровнялась и скрылась за сплошной завесой дождя. Сергея отбросило на обочину, словно бы его оттолкнули. Он оступился, ноги перепутались. Он упал лицом в лужу, перевернулся на спину и захохотал. Ему вдруг полегчало. Он лежал на спине на обочине дороги, раскинув руки, принимая дождь в лицо и на грудь. Неясная мысль нарождалась в его голове, становясь с каждым мгновением все отчетливее и реальней. «Я не умер. Я жив. Мы все существуем – и я, и Лена, и наш сын… Так в чем же дело?!.. Не зря же я вышел через калитку!»

Виктор сидел в своем кабинете за столом, задумчиво перелистывая бумаги. Он размышлял о своей жизни. Лицо его выглядело мрачным и злым. На душе было скверно. Сергей вернулся. Теперь придется как-то с ним объясняться. А объяснение будет нелегким.

«Еще неизвестно, что у него на уме. А что, если он серьезно намерен легализоваться и забрать Лену с ребенком себе? От него можно ожидать все, что угодно. К тому же, это его сын. И наверняка ему скажут об этом. Шевцов в курсе. Он ему непременно расскажет в расчете на его понимание. Шевцов вообще к нему… расположен. Возможно, сначала генерал затеял всю эту «смерть» в расчете на то, что с «холода» Сергей не вернется?.. На «холоде» часто «замерзали». Но Сергей вернулся.

Вот пусть Шевцов сам теперь и объясняет ему, что у нас с Леной счастливая семья. Я стал его сыну настоящим отцом. В конце концов, я люблю Лену! Я ее не отдам. Нельзя так играть ее жизнью. Она долго страдала. Потом вроде утешилась. Она пережила его смерть! Она только недавно пришла в себя, успокоилась. И что же, все начнется сначала? Кто удержит Сергея от вмешательства в нашу жизнь?

Я, конечно, его понимаю. Но меня тоже надо понять. А как это все отразится на малыше? Ему и так не дает покоя эта могила. Зачем Лена все время его туда водит? Она же согласилась никогда не открывать ему правду. Он зовет меня папой… Нет. Я их не отдам».

Виктор вздохнул и набрал номер телефона отца. Придется ему вмешаться.

Сквозь стеклянную дверь он видел операционный зал, сотрудников за компьютерами, их пляшущие по клавиатурам пальцы…

Сергей появился внезапно. Он вошел вслед за молодым операционистом и надвигался теперь на Виктора с неизбежностью каменной круглой дуры, рушащей старые, что под снос, стены домов.

Виктор весь внутренне подобрался, словно готовый к схватке зверь, и скривился в недоброй усмешке. «Помяни черта к ночи, а он тут как тут…»

Сергей навис над ним чудом не обвалившейся стеной разрушаемого дома, уперевшись руками в стол. Их глаза встретились. Они молча смотрели друг на друга.

Потом Виктор как-то обмяк и отвел глаза. Откинувшись на спинку вертящегося офисного кресла, он сцепил руки на затылке в замок и потянулся, будто бы разминая затекшие плечи. Это был явно отвлекающий маневр.

– Ну, здравствуй… друг, – скомкано поздоровался он, расцепив руки.

– Мой? – вместо приветствия бросил Сергей, заметив фотографию в рамке: Виктор, Лена, маленький Сережа у Лены на руках. Все улыбались.

– Ну… твой, – нехотя кивнул Виктор.

– Угу. А ты, значит, муж? И даже отец? – В голосе Сергея сквозил отчаянный неприкрытый сарказм.

– Так получилось… – Виктор вздохнул, помолчал с минуту, продолжив затем уже набирающим уверенность тоном: – Я не собираюсь перед тобой извиняться… Ты сам просил о ней позаботиться…

– Я не просил жениться! – грубо перебил Сергей.

– Она не могла оставаться одна… после твоей… «смерти».

– Но ты-то знал, что я жив!

– Важно то, что знала она! – отрезал Виктор, рубанув по столу ребром ладони. – А ей сказали, что ты погиб! Даже могилу соорудили… Слушай, не порть нам жизнь, а?.. Мне, ей, пацану…

Сергей не выдержал. Он схватил Виктора через стол за лацканы дорогого отутюженного пиджака, тряхнул и оттолкнул.

– Этот пацан – мой сын! – процедил он сквозь зубы.

Виктор чуть повел бровью, но на порыв Сергея не отреагировал никак. Еще с минуту они буравили друг друга глазами, затем Сергей по-военному развернулся на каблуках и покинул кабинет. Стеклянная дверь свободно качнулась за ним и, скрипнув, остановилась.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю