Текст книги "Звездочет. Работа на холоде"
Автор книги: Марина Барбышева
Жанры:
Шпионские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Абонент 451318, – произнесла Анна в трубку, – передайте, пожалуйста, сообщение… Лиза Маркова никогда не знала Шёманна. Она на это время уезжала из Женевы…
Квятковский подхватил Павлика на руки и снова крепко обнял его. Нина взяла мужа под руку, оглянувшись на Анну. Они втроем торопливо вышли из зала ожидания на улицу. Зябкий ночной ветер взвил волосы, приятно освежая. Но Нина поморщилась, запахнув на мальчике курточку.
– Я сейчас уеду, Павлуша, – наклонившись к сыну, тихо сказал Квятковский, – и вы останетесь с мамой…
– А ты куда? – забеспокоился мальчик, насупив светлые бровки.
– Вы немного поживете у бабушки, а я потом вас заберу. Хорошо?
– И бабушку? – Мальчик недоверчиво вытаращил глазенки.
– И бабушку. – Квятковский быстро кивнул, казалось, он сейчас готов согласиться на что угодно. – Ну, иди, сынок, иди…
Он подтолкнул сына к Нине.
– Что случилось? – шепотом спросила она, и отпустившее было напряжение вновь сковало ее лицо, сделав его совсем некрасивым.
– Ничего, дорогая, все будет хорошо у нас… все будет хорошо…
Анна вышла на улицу и присоединилась к Нине. Она давно почувствовала: все шло как-то не так. Но что? Нервозность Нины была вполне оправданна, как и нервозность ее мужа. Но что-то не давало Анне покоя. Информация о Лизе Марковой, странное поведение Сергея, его недоговорки…
– Павел Филиппович еще не вернулся? – обеспокоенно спросила Анна.
Нина испуганно и растерянно заморгала. Она явно тоже чего-то недопонимала.
– Нет… – прошептала она побелевшими губами.
Анну вдруг осенила поздняя догадка. Она бросилась назад, в зал ожидания. Ее взгляд судорожно перебегал с одного лица на другое, на табло с расписанием вылетов, выходы, входы, кафетерии, сувенирные и журнальные ларьки… Квятковского не было. Он исчез. Сбежал?..
Анна снова выскочила на улицу. Квятковский торопливо усаживался в такси. Так вот оно что! Сбежал! Дурные предчувствия всегда имеют под собой все основания. Но почему чаще побеждает что-то другое? Нелепые рассуждения, логика, доверчивость?.. Она же давно заподозрила неладное. Как можно было так лохануться? И Нина что-то подозревала. Или знала.
Ее развели, как последнюю дуру. Предатель Квятковский, а вовсе не исчезнувший Шёманн! Сергей единственный, кто обо всем догадался. Он оказался лучше ее. Может, он гений? А она еще пыталась его учить… Нет, надо непременно с ним переспать… От него родятся бесподобные дети! Здоровые и догадливые. Из них вырастут первоклассные шпионы…
Анна беспомощно опустила руки. «Я плохой агент и, наверное, буду плохая мать…»
Сергей спрыгнул удачно, приземлившись, по-кошачьи, на четвереньки. В глазах расплывались большие зеленоватые круги. Зрение постепенно восстанавливалось. Он ощущал ширину помещения, в котором находился. Впереди слабо угадывался проход. Порывшись в левом кармане, он достал похожий на карандаш фонарик и включил его. Перед ним была дверь. Достав пистолет, он тихонько толкнул ее коленом.
Медленно и бесшумно дверь отворилась. Сергей представлял что угодно: коридор, подвал. Но там оказалась небольшая потайная комната. Самый настоящий карцер. Луч фонарика скользнул по помещению, осветив забившегося в угол человека с перекошенным от ужаса лицом. Трясущимися руками тот направил пистолет на Сергея. «Ваша карта бита. Вы рискуете, мистер Джонс….», – подумал Сергей и спросил: – Шёманн?
– Я не виноват, ясно?! – взвизгнул человек. – Меня подставили!
– Тихо, тихо. Ты только не дергайся… Успокойся… расслабься… Та-а-к…
Сергей осторожно шагнул вперед. Оружие в руках человека со сдавшими нервами – это нехорошая вещь. Надо что-то выдумывать, уговаривать… а времени нет. Сергей сделал еще один шаг, одновременно прикидывая, как ему лучше наброситься на Шёманна, чтобы обезоружить его. А уж потом все остальное: уговоры, увещевания, объяснения… Просто вырубить его – не выход в сложившейся ситуации. Этого бесноватого дурака надо было спасать, а не убивать! Именно по этой причине Сергей нарушил приказ. Но тащить потерявшего сознание коллегу на своем горбу – перспектива не из приятных. Уж лучше бы он пошел своими ногами. Хотя, конечно, плохо ехать лучше, чем хорошо идти.
– Стоять! – рявкнул Шёманн.
Сергей замер. Ждать помощи было бессмысленно и неоткуда. Да и в чем собственно могла заключаться помощь, и какая ему помощь нужна, чтобы справиться с физически слабым, парализованным ужасом человеком. На самом деле было необходимо просто отвлечь его внимание.
Фокус с брошенной в сторону монеткой здесь не пройдет. Шёманн со страху может не раздумывая выпустить в него всю обойму. После этого все потеряет смысл.
Вдруг сзади что-то с металлическим стуком упало и покатилось по цементному полу. Сергей машинально оглянулся. Люди, находившиеся в квартире Шёманна, что-то сбросили в открытый люк. Крышка глухо захлопнулась; наступила тишина.
Сергей догадался, что это. Подтверждая догадку, под ноги ему выкатилась лимонка. Она завертелась волчком, медленно останавливаясь. Шёманн, как зачарованный, уставился на нее.
Нет, это не магия. Это было как раз то, что нужно. К таким шуткам Сергей привык еще в Афгане, где гранаты сыпались на голову, как яблоки. Схватив лимонку, он швырнул ее за угол г-образного подвального коридора, затем не раздумывая прыгнул на Шёманна, и они повалились на пол, обнявшись крепче двух друзей.
Шёманн хрипел, зажатый железными лапищами, осознавая свою абсолютную беспомощность и никчемность. Но сопротивление его было непроизвольным и истерическим: это были конвульсивные хаотические подергивания, явившиеся неизбежным следствием сильнейшего нервного перенапряжения. Через секунду Шёманн затих, повинуясь обстоятельствам. Он просто устал сопротивляться и сломался, решив про себя: будь что будет.
В следующую секунду раздался оглушительный взрыв. В закрытом помещении всегда так. Сергей прижал ухо плечом, будто бы это могло уберечь его от контузии, навязчивые воспоминания о которой почему-то лезли ему в голову. «Вот только контузии мне сейчас не хватало», – подумал он, тряхнув головой. В ушах противно звенело.
Кашляя от дыма, заполнившего подвал, они поднялись на ноги. Сергей больше не опасался Шёманна. Взрыв все расставил на места. Теперь они были вместе, хотя Шёманн до сих пор еще не знал, кто же этот молодой человек, и что у него на уме. Да и вообще, с какой стати он здесь?
Времени на объяснения по-прежнему не было. Люк снова открылся, и оттуда посветили фонариком.
Сергей схватил Шёманна за рукав и бесцеремонно потащил за угол коридора, туда, где взорвалась граната. По его предположениям, там должен был образоваться проход. Он знал, что здесь оставаться нельзя. Вооруженные люди в квартире наверху явно готовились пуститься за ними в погоню. Даже если они на какое-то время поверили, что граната уничтожила прятавшихся внизу, они ведь обязательно спустятся и проверят. А к этому времени лучше находиться где-нибудь подальше отсюда.
В проломе, появившемся после взрыва, послышался быстро нарастающий гул. На них с ревом несся поезд. Оказывается, подвал дома соседствовал с подземным тоннелем. Да это же невероятная удача! Как будто в темноте зрительного зала загорелись над дверью зеленые печатные буквы: «EXIT». А ведь еще секунду назад в эту мышеловку были одни только входы. Яркий свет ударил им в глаза. Сергей прищурился. Слепнуть и глохнуть еще раз за эту ночь ему не хотелось. Глаза и так словно бы присыпало песком. Накопившаяся усталость выворачивала их наизнанку. Дернув Шёманна за рубашку, он потащил его к пролому.
Они бежали по тоннелю. Шёманн отставал и захлебывался. Но неожиданное освобождение придавало ему сил. Он впал в какое-то странное эйфорическое возбуждение, обещающее надежду и жизнь.
– Он подставил меня! – задыхаясь, орал он в спину Сергею. – Квятковский меня подставил!.. Он специально всех связников замкнул на меня… а потом сдал… Вы мне верите?.. Он для этого меня и завербовал!
– Верю! Заткнись! – гаркнул Сергей, не оборачиваясь. Его голос запрыгал, эхом отскакивая от стен тоннеля.
Земля под ногами задрожала. Где-то издалека снова зарождался быстро приближающийся рев.
Свет фар вломился в тоннель, обнажив похожие на раздувшиеся жилы в воспаленном горле подземные коммуникации.
– Ложись! – взревел Сергей.
Его голос потонул в грохоте, тысячу раз усиленном гулкими стенами. Прямо на них несся электровоз. Они лежали, вжавшись в трясущуюся землю. Колеса мелькали у самого лица. Казалось, конца этому не будет. Словно они уже попали в ад, где кошмар длится вечно.
Поезд промчался мимо, и сразу стало так тихо, будто наступила полная глухота, контузия, нокаут. Они лежали, вслушиваясь в оглушительную тишину, и не решались подняться. На них будто бы опустился долгожданный покой, покрыв с головой ватным одеялом. Двигаться не хотелось, разговаривать не хотелось. Оцепенение казалось непроницаемым и вязким, как околоплодные воды.
Писк пейджера мгновенно вывел их из шока. Сергей сел, отстегнул от ремня пейджер и прочитал сообщение Анны. С небольшим опозданием все его предположения и догадки подтвердились. Это было второе подтверждение. Первое он получил чуть раньше и из первых уст.
Рядом завозился Шёманн. Вид у него был ужасный.
– Вы мне верите?.. – снова спросил он, привалившись к стене.
– Черт! Я же сказал! Верю!
Сергей с трудом поднял его на ноги. Казалось, он не сможет идти. Но он пошел шаркающей мешковатой походкой, заметно приволакивая, видимо, ушибленную при неудачном падении правую ногу. Его одухотворенное, перепачканное сажей лицо было по-детски счастливым.
– Вы сказали, что верите?.. Когда?.. Я не слышал…
– Пошли, – скомандовал Сергей, легонько ткнув Шёманна в бок, чтобы тот шел впереди. А то мало ли что? Завалится еще в обморок от пережитых волнений. – Значит, теперь вы исчезаете из страны. Ложитесь на дно где-нибудь на островах. Официально вы погибли. Придется поменять внешность и документы. Уйдите в глубину гор и займитесь своим хобби… У вас ведь есть хобби? Вы, конечно, спрятались очень хорошо, но все же это не ваше хобби. Займитесь тем, что у вас получается лучше всего.
Шёманн послушно с готовностью закивал. В глазах непрошеной скупой слезой наворачивалась благодарность.
– Вот… кулинария… А когда мы во всем разберемся, я вас вытащу… Понятно? Только без самодеятельности.
Шёманн снова кивнул, по-мальчишески растрепав редеющий чуб. Он неуверенно двинулся в противоположную от Сергея сторону, но вдруг остановился.
– Спасибо вам. – Он протянул руку. – Спасибо. За все. Вы единственный…
– Не за что. Я не для тебя старался. – Сергей крепко пожал его руку. Рукопожатие было искренним и сердечным.
Поезд налетел внезапно, со всех сторон обрушились рев и грохот. Сергею на мгновение показалось, что это взрыв, последний в его жизни. Что показалось Шёманну, он не знал…
Часть четвертая
Дважды покойник
Все газеты развитых стран мира кричали об одном и том же. Заголовки были настолько одинаковы, что по ним можно было изучать языки.
«Россия на пороге международного скандала».
«Российские дипломаты высланы из Швейцарии».
«Берн вручает ноту протеста послу России в Швейцарии».
«Высокопоставленный сотрудник русской разведки готовится обнародовать сенсационные факты».
Фото Квятковского обошло весь мир.
В прессе началась настоящая вакханалия. Одинаковые сильнодействующие заголовки возвещали о нарастающем скандале. Страсти разгорались ожившим вулканом, раскаленной лавой низвергаясь на головы жадных до событий читателей.
Журналисты, заскучавшие после спавшей волны сенсаций о развале СССР, крепко ухватились за новую тему, связанную с Россией.
У газетчиков всех мастей просто текли слюни от обсасывания подробностей шпионской деятельности русских дипломатов.
Политкомментаторы и политологи муссировали нюансы, выдвигали различные версии, давали всевозможные оценки, требовали решительных действий от властей.
Политики разных мастей также засуетились. Для них это был великолепный шанс воспользоваться ситуацией, чтобы лишний раз напомнить о своей значимости и необходимости. Посыпались протесты, призывы… и еще бог знает что…
Париж как всегда благоухал духами, Амстердам – марихуаной, Осло пах рыбой… А из России вновь потянуло грязным бельем.
Илья Петрович Ставрогин проснулся в прекрасном расположении духа. Пресс-конференция была назначена на сегодня, и он представлял себе, как блеснет на ней всей красотой своего военного величия, великолепной выправкой, звездами на погонах, неподражаемой полнозубой улыбкой. Не телезвезда, конечно, но все-таки… А почему, собственно, не телезвезда? Чем он хуже переслащенных светских мачо, то и дело возникающих на экране? Не хуже! А в чем-то даже лучше. Илья Петрович был артистичен, фотогеничен и телегеничен. Иногда ему казалось, что если бы не продиктованный определенными обстоятельствами выбор профессии военного, из него мог бы получиться великий драматический артист. Характерный, фактурный, с глубоким внутренним потенциалом, разноплановый и харизматичный. Многообразию оттенков его улыбок и взглядов позавидовал бы любой профессионал сцены. Но рожденный в семье военного, он был лишен выбора, однако впоследствии об этом не пожалел.
У него была масса возможностей удовлетворить свои амбиции. А амбиции были высоки, если не сказать запредельны. Впрочем, именно амбициозность и помогла ему осуществить определенный и очень удачный карьерный рост. Но если быть до конца честным, Илью Петровча это не вполне устраивало. Ему хотелось вознестись еще выше. Выше Шевцова, выше… в общем, выше всех. «А почему бы не затеять грандиозный военный переворот?» – думал он иногда в шутку. Хотя… в каждой шутке есть доля шутки…
Но такие наполеоновские мысли начали посещать его совсем недавно. А прежде он ловил кайф, блистая на закрытых совещаниях, когда самые крутые политики и высокопоставленные чиновники смиренно прислушивались к его мнению, которое он выдавал хорошо поставленным приглушенным голосом и тоном, не терпящим возражений.
А уж как он наслаждался по молодости вниманием женщин!.. Теперь, правда, ему все это уже изрядно наскучило. И женщины изменились. В них больше почти не встречалось ни манящей таинственности, ни будоражащей воображение загадки… Одна бесстыдно обнаженная сексуальность, неприкрытый цинизм, лишенный воображения и игры. Строгому сталинскому воспитанию Ильи Петровича претила откровенная эротическая распущенность женщин… А ведь еще недавно они были другими… Или он стал незаметно другим?.. Впрочем, как бы там ни было, но резонанс общего впечатления, вызываемого им у женщин, ему надоел. У него и кроме этого была масса возможностей и способов для удовлетворения своих высочайших амбиций.
Полежав пару минут с закрытыми глазами, он дал себе команду «Подъем!» И катапультировался из постели.
Жена шебуршилась на кухне, приученная, как собака, к его строгому режиму. Она усвоила много лет назад, что к его выходу из ванной завтрак должен стоять на столе. И не какой-нибудь чай с плюшкой, а нормальный полноценный завтрак из двух блюд. Обязательно каша. Обязательно что-нибудь творожное и что-нибудь мясное. Яичница – два раза в неделю, не чаще. Илью Петровича беспокоил холестерин.
Стоя под струями тепловатого душа, он с удовольствием осматривал свое моложавое крепкое тело. Холодную воду он не любил. Бритье он тоже терпеть не мог, но зато обожал свое свежевыбритое лицо. С пристрастием присмотревшись к отражению в зеркале, он поморщился. На идеально-матовой коже подбородка притаился крошечный прыщ.
Илья Петрович безжалостно выдавил его и тщательно припудрил красную точку.
В ванной стало душно. Открыв дверь настежь, он включил фен. Катя прошмыгнула мимо в маске из голубой глины, которая уже начала подсыхать и трескаться, что делало ее лицо ужасным. «Нефертити», – усмехнулся Илья Петрович, укладывая чуб. «Джеймс Бонд», – фыркнула Катя.
«Издержки семейной жизни…» – с пониманием вздохнул Ставрогин. Танюша никогда при нем не занималась собой. Это был плюс в ее пользу.
В небольшом зале, снятом для пресс-конференции по поводу надвигающегося мирового скандала, распространялся нарастающий гул.
Галдели в основном журналисты. Военные разных чинов и представители администрации держались снисходительно и высокомерно, как и везде, кроме частных закрытых вечеринок, где можно было хоть немного побыть самими собой. На светских же раутах, освещаемых прессой, и политических форумах нужно было находиться в «образе».
За длинным столом, сплошь уставленном микрофонами, сидели несколько человек в солидных костюмах и мундирах. Они активно скучали, периодически сидевший с левого края чиновник сдерживал губами зевок. Крайний чиновник справа наоборот азартно сражался с пожилым генералом в крестики-нолики на развернутой газете с портретом Квятковского.
Кресло в середине стола пустовало, привлекая жадные взгляды.
Журналисты, расположившиеся напротив стола, возбужденно и громко переговаривались, настраивали аппаратуру, высказывали свои соображения и явно находились в конфронтации между собой.
За столом конкретно угадывался ведущий, который периодически сердито постукивал карандашом по микрофону, дабы сделать нарастающий журналистский гвалт потише.
– Скажите! А кто-нибудь от разведки будет?.. Или опять пришлют представителя по связям с общественностью? – возмущенным, пронзительно звонким голосом крикнула шустрая молоденькая журналистка с небрежно уложенными волосами.
– Я сейчас не могу ответить, – уклончиво ответил ведущий, – но компетентный представитель будет обязательно.
Все машинально посмотрели на пустующий в центре стул.
– Может, администрация президента прокомментирует? – раздалось из толпы журналистов.
– У нас нет комментариев, – чуть приподняв зад от стула, сообщил представитель администрации. – Вот придет уполномоченный от внешней разведки…
Ставрогин бодро вышел в конференц-зал и сразу направился к микрофонам. Все взгляды устремились к нему. Журналисты затихли и напряглись, став похожими на голодных птенцов в гнезде стервятника, разинувших желтые клювы навстречу долгожданному куску мяса.
Ставрогин был строг, спокоен, красив и доброжелательно-официален. Видно, что он умеет справляться с подобными ситуациями, и умеет мастерски.
– Здравствуйте, – начал он хорошо поставленным голосом. – Спасибо, что пришли. Я заместитель начальника СВР Ставрогин Илья Петрович. Повод, по которому мы здесь собрались, печален, но, к сожалению, не удивителен. Этот так называемый шпионский скандал – всего лишь звено в длинной цепи провокаций, направленных на дискредитацию роли России в европейском процессе… Так что… – Ставрогин окинул зал снисходительным взглядом, красиво приподняв подбородок, как бы приглашая задавать вопросы.
Одновременно поднялось несколько рук, но Илья Петрович отработанным жестом остановил журналистов.
– Я знаю, что вы хотите спросить. Да. Арестованы сотрудники нашего посольства. Все они невинные люди, ставшие жертвой политических интриг. Официально заявляю! Они не имеют никакого отношения к нашей системе. В беде их, разумеется, никто не бросит. Но это вопрос к представителю администрации. Это все… Благодарю вас.
Отстраняясь от микрофона, Илья Петрович корректно улыбнулся, продемонстрировав безупречные зубы, и мимолетно и ненавязчиво скользнул глазами но дорогим часам, чуть отведя руку. Он явно показывал всем, что его долгожданное выступление закончено. Но его требовали на бис!
Толпа журналистов возмущенно всколыхнулась.
– А сам Квятковский?! Вы хотите сказать, что он не сотрудник вашего ведомства?
Ставрогин на секунду задержался у микрофона и недоуменно изогнул брови.
– Разумеется, нет. Эту фамилию я впервые прочитал в вашей газете.
Крича наперебой, журналисты тянули свои микрофоны и задавали вопросы, которые сыпались, как горох, но Ставрогин был непреклонен и в своей решимости непоколебим. Его полная власть над залом восхищала и раздражала одновременно. Но великий драматический артист всегда умел откланяться вовремя.
– Еще раз благодарю всех, что пришли. На остальные вопросы ответит наш представитель по связям с общественностью.
Вежливо и артистично отстраняя микрофоны, Илья Петрович двинулся к выходу.
Через пару часов он сидел в кабинете Шевцова, изучая вместе с генералом только что полученные документы. Стоя у стола, Виктор докладывал последние новости.
– Комбинация Квятковского сработала. БНД арестовало только тех агентов, о которых знал Шёманн… – Виктор задумался, почесывая в затылке карандашом. – Шёманн подозревал Квятковского, но понимал, что против резидента у него никаких шансов. Поэтому он скрылся. Если бы Звездочет выполнил приказ… мэ-э-э… приказ…
– Можно не мекать? – поинтересовался Шевцов.
Виктор замялся, переступая с ноги на ногу, и вопрошающе уставился на Ставрогина.
– Ну я! Я отдал этот приказ. Продолжайте, – раздраженно отмахнулся Илья Петрович, прервав неловкую паузу.
– Так вот… – Виктор кашлянул, прочищая вдруг запершившее горло. – Если бы Звездочет выполнил приказ по устранению Шёманна, мы бы считали его предателем. А Квятковский был бы чист. Возможно, он сейчас действовал бы как двойной агент. Неизвестно, сколько бы людей еще пострадало.
– Хорошо. Суммируйте, – лаконично предложил генерал.
– Вмешательство Звездочета остановило цепочку арестов. Но сама сеть, естественно, заморожена. Квятковский в руках БНД, и для полевой работы он стал бесполезен. Его решили разыграть публично.
– Дата пресс-конференции известна? – уточнил Шевцов.
– Да. – Виктор кивнул. – Швейцарское телевидение объявило, что пятнадцатого… Аналитики считают, возможно, Квятковский скажет… – Виктор вынул из папки листок, собираясь зачитать предполагаемые высказывания бывшего резидента.
– Скажет, что ему скажут, – перебил его Шевцов. – Озвучит любую бумажку, что в руки сунут.
– Да-а… шоу будет с эффектами, – подал голос Ставрогин.
Генерал скупо усмехнулся и снова обратился к Виктору.
– Ну, что, капитан? У тебя есть предложения?
– Разумеется, товарищ генерал!
Сергей сидел на подоконнике, с удивлением глядя в окно. Загородный домик, куда привезла его Анна, был очарователен. Строгий, аскетичный, без вычурных новорусских выкрутасов и излишеств. Просторное помещение гостиной на первом этаже с высоким камином, наверху – спальни. Уютный садик вокруг дома с лужайкой, ухоженными клумбами и цветущим кустарником. Но главным украшением были огромные каштановые деревья, которые весной цвели очень похожими на черемуху цветами. Сергей тихонько запел:
Фонтан черемухой покрылся,
Бульвар французский был в цвету…
Он оглянулся на Анну. Ему показалось, что она может услышать его сокровенные мысли. А он вдруг подумал о том, что именно в таком вот домике ему хотелось бы жить с Леной и сыном. Он даже представил на миг, что маленький Сережа бегает с ярким мячиком на лужайке, смеется… машет ему рукой… а Лена ходит где-то по комнатам, напевая знакомую с юности мелодию… Анна этих песен не знала…
Она веселым радостным голосом щебетала по стилизованному под старину телефону, в легкомысленном халатике, босиком, забравшись с ногами в глубокое кресло. Ее мокрые темные волосы зачесаны назад. Мальчишеское лицо сияет после душа. Сергей неосознанно залюбовался ею. С некоторых пор он по-особенному приглядывался к ней, с трудом обуздав торопливое мужское начало. Он заметил, что она настоящая красавица, если к ней приглядеться. А необычность ее профессии только придавала ей шарма.
– А на каком этаже? – Анна взбила волосы полотенцем и мягко улыбнулась ему. – Пятнадцатый? Это слишком высоко… Я просила не выше пятого. Хорошо. Договорились. В среду, десятого апреля. Хорошо, я буду ждать вашего звонка. До свидания.
Анна повесила трубку. Веселье как рукой сняло. Лицо из мальчишеского сделалось строгим и женским. И волосы будто вмиг просохли. Очарование момента исчезло.
Сергей закрыл глаза и вздохнул.
– Ну, что там… Чего они хотят?
– Чтобы мы Квятковского нашли. Срочно. На пресс-конференции он появиться не должен.
– Вот это, я понимаю, постановка задачи. Пойди туда, не знаю куда.
– Да-а-а… Это они умеют…
– Ладно! – Сергей резко поднялся с подоконника. – Они это умеют, а мы умеем другое. Поехали.
– Куда? – Анна растерянно оглянулась.
– Поохотимся за охотниками. Выходи к машине через пять минут.
– А собраться?.. – Анна медлила. Ей явно хотелось что-то еще с собой после душа поделать. Маникюрные ножнички блеснули в ее руках.
– Хорошо. Семь минут, – великодушно согласился Сергей. – Ногти у тебя и так шикарные, вцепишься – мало не покажется. А волосы высушишь в машине. Под встречным ветром.
– Ну конечно… – Анна нехотя выбралась из кресла, сердито отшвырнув полотенце.
Краем глаза Сергей видел ее в ванной, дверь которой она будто бы умышленно не закрыла. Порывисто сорвав с себя халатик, Анна принялась натягивать белье, пикантно прикрыв кружевными трусиками свою упругую круглую попку.
Запоздало смутившись, Сергей потихоньку вышел. Останься он еще хотя бы на миг, и их конспиративный брак мог бы вполне увенчаться самым настоящим страстным апофеозом, если бы она, конечно, не начала по обыкновению лягаться пятками.
Горько-сладкие воспоминания о Лене теперь странным образом перекликались в его душе с терпким желанием обладать Анной. А она словно играла с ним, как бы непреднамеренно позволяя подглядывать за собой, и бессовестно щеголяла перед ним в своем откровенно бесстыдном халате. Она так эротично выходила с мокрыми волосами из ванной… Капельки воды после душа стекали у нее по ногам… Но в то же время она была его напарником и первоклассным агентом с гораздо большим опытом работы, чем у него. Это отрезвляло и дисциплинировало.
Выйдя на улицу, Сергей с остервенением несколько раз пнул ногой по покрышкам. Затем вытащил насос и принялся судорожно подкачивать колеса. Отпущенные Анне семь минут тянулись целую вечность.
К воротам резиденции БНД подкатил аппетитно разукрашенный пикапчик для доставки готовой еды. Из него выскочил невысокий шустрый япончик. В руках он держал яркую картонную коробку с иероглифами. Нажав на кнопку переговорного устройства, он нетерпеливо и призывно замахал свободной рукой. Во дворе за забором бригада штукатуров вела наружные отделочные работы. На асфальте перед зданием были разбросаны инструменты, кисти, покрасочные валики, шпатели, мастерки. Поодаль рядком стояли ведра, баллоны с краской, мешки с сухой смесью. В центре маленькой лужайки надрывался дешевой попсой кассетный магнитофон. Легкая несерьезная музыка любую работу делает сносной.
К воротам подошел один из рабочих в заляпанном краской халате и, обтерев руки, забрал у разносчика коробку. Не спеша расплатившись, он направился ко входу в особняк, со смехом комментируя, видимо, содержимое коробки.
В стенах резиденции БНД Квятковский чувствовал себя в относительной безопасности. Хотя чувство тревоги и недоверия не покидало его ни на минуту. Но скользкий путь, на который он встал, надо было пройти до конца, чтобы получить обещанный долгожданный покой, который только снился ему тревожными долгими бессонными ночами. Работа разведчика обрыдла ему до предела. Неожиданное предложение БНД показалось ему прекрасным выходом вместе с семьей в совершенно другую, свободную и беззаботную жизнь в какой-нибудь карнавальной стране, с приличным счетом в банке. Мысли о предательстве ему не особенно докучали. Но зато невыносимо мучил страх за свою жизнь. Свою и своей семьи, жены, маленького Павлушки, которые по его вине стали заложниками двух разведок в политических играх, ставших для него ненавистным бременем. В какой-то момент ему показалось, что им найден блестящий выход из одной системы. Но это был вход в другую систему, в которую, вполне возможно, тоже были одни только входы.
Вот уже битый час он пытался написать объяснительное письмо жене. Но мысли путались и сбивались в кучу.
Его очень смущал Берг, крепкий мужчина лет пятидесяти, самоуверенный и конкретный. Он сидел в кресле напротив и все пытался поговорить. Но занятый своими треволнениями и мыслями Квятковский плохо воспринимал его слова, будто и не слушал.
– …Это займет не больше часа… вся конференция… Неожиданных вопросов не будет. Охрана наша. Среди журналистов тоже будут наши люди… В общем, ТАМ, – он особенным тоном выделил слово «там», – ТАМ вам опасаться нечего… Вы слышите меня, Павел Филиппович? – Берг слегка повысил голос.
Квятковский вдруг оторвал блуждающие глаза от письма и уставился на своего соглядатая. Взгляд стал осмысленным и четким. Он кое-что услышал в его конкретных словах, какой-то двойной смысл отчетливо улавливался в последней его фразе.
– Вы сказали, ТАМ мне опасаться нечего. Я правильно понял? Господин Берг… Значит, меня по пути могут убить…
Квятковский медленно и тщательно смял подписанный лист, машинально потянувшись за новым. На столе перед ним лежала целая пачка чистой бумаги для ксерокса.
Он вдруг сравнил себя с капризным несговорчивым ребенком, которому подсунули бумагу и предложили порисовать, чтобы не баловался и занял шаловливые руки и мысли. Будто ему не следовало собираться с мыслями. За него уже все продумали и решили. Ему только оставалось быть послушным мальчиком и не дерзить. И не накручивать в своей дурной головенке всевозможных фантазий…
– Меня могут убить… – затравленно прошептал резидент.
Берг усмехнулся:
– Вот именно. Но как только переступите порог конференц-зала, можете вздохнуть свободно. Попытаться убить вас могут только до пресс-конференции. После нее ваша смерть теряет всяческий смысл… Разве что найдется охотник отомстить. Ну… а тут уж мы вас в обиду не дадим. Можете мне поверить.
Берг замолчал, потянувшись за кофейником, и разлил кофе по чашкам. Резидент обреченно покачал головой. Конечно, ему хочется верить. Да только разве он может кому-то поверить? Он сам по уши в обмане, и ему уже не поверит никто. Так с какой стати кто-то будет честен с ним?..
– Месть у нас называется зачисткой… банальным словом «зачистка»… – глубокомысленно пробормотал Квятковский, выводя очередную фразу в своем письме.
– Наши аналитики составили примерный список вопросов, – оставив без внимания невеселые измышления Квятковского, продолжал Берг. – Это то, что интересует людей в первую очередь… А это ответы. Их нужно запомнить. Вы сейчас в состоянии что-нибудь запомнить?
Берг протянул Квятковскому бумагу с ответами, напечатанными по пунктам.
– Не беспокойтесь, – кивнул тот, – у меня хорошая память… Скажите, а я могу написать жене, что у меня не было другого выхода?.. Я про сына… Меня ведь вынудили их бросить… там, в аэропорту… Они же думали, что мы вместе улетим.
– Конечно, пишите, – с готовностью согласился Берг, подбодрив резидента своим великодушным тоном.