Текст книги "Одержимые (СИ)"
Автор книги: Марина Зенина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)
ОДЕРЖИМОСТЬ
Это случилось далеким зимним вечером 1987-ого года в Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Рождество осталось позади, и жестокие холода покрыли льдом здания и транспорт, а сверху присыпали толстым слоем скрипучего снега. Январь всегда был самым холодным месяцем в этих местах. Но даже лютый мороз, заставляющий всех жителей города не покидать свои дома, не мог отменить необходимости ночного патрулирования. Двое полицейских, старый и молодой, заступили в патруль ровно в полночь, между десятым и одиннадцатым января.
В юрисдикции участка находился северный район города, но, прежде чем начать объезд, напарники заехали в местную круглосуточную забегаловку, чтобы взять себе два стаканчика кофе. За несколько лет совместных ночных патрулей покупать здесь кофе стало традицией. К тому же, в кафе работала очень симпатичная девушка по имени Лайла. Старый полицейский помнил ее еще ребенком, а молодой был ее ровесником.
Вьюга на улице слегка поутихла, но мороз был все еще сильный, и снег под подошвами форменных ботинок скрипел с натугой. В этом районе Солт-Лейк-Сити все знали друг друга, как одна большая семья. Лайла улыбнулась, увидев полицейских. Хоть кто-то разбавит ее одиночество этой долгой холодной ночью.
– Доброй ночи, офицеры.
– Здравствуй, Лайла, – сказал старый полицейский, отряхивая с себя снежинки.
– Привет, Лайла, – сказал молодой полицейский и последовал примеру первого.
Лайла улыбнулась, подумав про себя, что оба они похожи на отряхивающихся от воды собак.
– Сегодня очень холодно, не правда ли?
Молодой и старый полицейский переглянулись с улыбкой. Лайла всегда выглядела и разговаривала так, что это заставляло их умиляться.
– Очень холодно, – подтвердил старый полицейский.
Его звали Гленн Миллер, а молодого – Уолтер Ллойд. Но Лайла на особых правах называла их просто «дядя Гленн» и «Уолтер».
– Как обычно, дядя Гленн?
– Да, Лайла, пожалуйста, сделай нам как обычно.
«Как обычно» означало два бумажных стаканчика по двести пятьдесят миллилитров черного молотого кофе без сахара. Лайла принялась исполнять поручение, что, впрочем, вовсе не мешало ей говорить.
– Эти холода рано или поздно кого-нибудь убьют, – сказал Уолтер Ллойд, наблюдая за Лайлой.
Девушка смущенно отводила глаза. Она давно ждала, пока Уолтер сделает первый шаг, но день за днем, неделю за неделей, молодой человек ничего не предпринимал. Лайла знала, что нравится ему еще со школы, но не понимала, чего он ждет.
– Дядя Бен рассказывал, что мороз будет держаться еще неделю, а потом потеплеет.
– Потеплеет, значит, все это начнет таять. Начнется страшный гололед, а следом за ним и с десяток аварий, помяните мое слово, – сказал Гленн Миллер.
– Это очень плохо, дядя Гленн. Дядя Бен еще сказал, что вчера у прачечной нашли какого-то бродягу. Бедный, замерз насмерть.
– В такие холода бездомные замерзают пачками.
– А вот и ваш кофе, офицеры.
Два стаканчика показались на стойке, над ними струился ароматный пар.
– Спасибо, Лайла.
Полицейские забрали свой заказ и тут же отпили горячий кофе. На мгновение холод отступил от их тел.
– Вы со мной не побудете немного?
– Извини, но не сейчас. Нужно успеть объехать весь район, пока метель не такая сильная, – сказал старый полицейский.
– Быть может, мы заедем под утро, – добавил молодой полицейский.
– Такая вероятность есть. Но на всякий случай, передавай привет Бену.
– Хорошо, дядя Гленн, – печально отозвалась Лайла.
Девушку можно было понять. Еще пять ночных часов она должна оставаться на рабочем месте, коротая время в тишине и одиночестве. Лайла не испытывала страха, но она не любила быть одна.
Такие девушки, как Лайла, сложно переносят одиночество. Назвать ее самодостаточной нельзя. Лайле всегда нужен собеседник, друг, моральная поддержка, советчик… Но это не портило ее ни капли. Лайла нуждалась в надежном мужском плече. Странно, что у такой миловидной и скромной девушки до сих пор не было серьезных отношений.
Попивая кофе, молодой и старый офицеры запахнули форменные куртки поплотнее и вышли на мороз.
– Почему ты не пригласишь ее на свидание? – вдруг спросил старый полицейский.
Молодой полицейский посмотрел на старого и ничего не ответил. На его лице читалось выражение вины. Старый полицейский хорошо изучил манеры своего напарника. Он знал, что вопрос застал его врасплох, а это значит, Уолтер ответит на него не сразу.
– Боюсь, что я недостоин ее, – сказал молодой полицейский, когда они расположились в машине.
Старый полицейский завел двигатель и включил обогреватель. Затем достал с пояса рацию, снял перчатку и нажал на клавишу.
– База, прием. В секторе четырнадцать чисто. Начинаем объезд территории.
– Принято, – сухо отозвались из участка.
Старый полицейский положил рацию на приборную панель, чтобы она постоянно была под рукой. На своем веку он повидал достаточно случаев, когда очень не помешало бы, чтобы рация вовремя оказалась поблизости. Даже в такие безлюдные холодные ночи прямо на улице могли появиться отморозки, которым закон не писан. От этой жизни можно ожидать, чего угодно, парень. Отморозки имеют такое свойство – появляться неожиданно словно бы из ниоткуда. Это их общее свойство.
Старый полицейский повернул ключ зажигания и плавно нажал на педаль газа. Новенький «Chevrolet caprice classic» черно-белой окраски, с проблесковым маячком на крыше, плавно тронулся с места.
– Ветер усиливается, – заметил молодой полицейский.
– Надеюсь, бог позаботился о горожанах и запер их в своих квартирах, – отозвался старый полицейский.
– Надеюсь, бог позаботится и о тех, кто остался снаружи.
Гленну Миллеру было слегка за шестьдесят, и он уже успел стать дедушкой дважды. В то время как Уолтер Ллойд еще не имел ни жены, ни детей. Большая разница в возрасте не мешала напарникам ладить между собой. Когда два человека работают вместе в полиции, и особенно если они являются напарниками по ночному патрулированию, это сближает лучше, чем давняя дружба. Дружба может закончиться в любой момент, но пока два человека охраняют закон и порядок, они не имеют права не ладить друг с другом, потому что в один момент от их взаимоотношений может зависеть чья-то жизнь. И тут уже долг превыше личных чувств.
– Неужели ты считаешь себя настолько плохим парнем, работая в полиции? – спросил старый полицейский, когда они сворачивали на перекрестке у закусочной Джо Миллигана.
– Дело не в законопослушности, – отозвался молодой полицейский.
Он любил поболтать с Гленном, особенно в ночную смену, чтобы разогнать сон. Но Уолтер не любил говорить о себе. Ночной город был пуст, только двое полицейских медленно бороздили снежные сугробы под звездным небом.
– Понятно, – сказал старый полицейский.
Уолтер взял рацию и связался с базой.
– База, прием, это патруль.
– Что-то произошло? Прием.
– Все в порядке. Девятый квадрат чист. Впрочем, как и остальные. Кто вообще может выйти в такую ночь на улицу?
– Как вы там, Уолтер?
– Замерзаем.
– Держитесь, прием.
– Принято, база.
Молодой полицейский допил свой кофе и теперь чувствовал, что ему уже не так тепло, как несколько минут назад. Даже печка в автомобиле не спасала от мороза в эту ночь.
– Когда же это закончится, – сказал молодой полицейский.
– В чем же дело в таком случае? – спросил старый полицейский.
Уолтер понял, что напарник говорит о Лайле.
Помедлив, он сказал:
– Мне кажется, что я испорчу ей жизнь.
– Ну, парень…
Уолтер и сам прекрасно понимал, что девушка ждет от него первого шага. И не только она. Весь участок и весь район, где все друг друга знали, ждал от Уолтера первого шага. Однако флирт затянулся на несколько лет, и виной тому была не только лишь нерешительность или стеснительность Уолтера. Все знали его как хорошего, надежного парня. Уже не раз молодой полицейский производил задержание преступников, бывало, даже вооруженных, и ни у кого не оставалось сомнений в мужественности Уолтера Ллойда. Однако, несмотря на службу в полиции и стабильную жизнь, с девушками у него до сих пор не ладилось.
– Я вспомнил одну историю, – сказал старый полицейский, когда они проезжали прачечную миссис Роуз. – Не знаю, насколько она поучительна в данном случае, но она мне вдруг вспомнилась, знаешь, так бывает. Когда вроде бы ничего общего нет у двух вещей, но в твоей памяти они все равно в какой-то связке.
Молодой полицейский любил, когда Гленн говорил эту фразу "я вспомнил одну историю", особенно если это происходило в ночное дежурство. Байки из молодости старого полицейского были самым захватывающим, что можно услышать в Солт-Лейк-Сити в 1987 году.
Молодой полицейский приготовился слушать.
– Знаешь, – сказал старый полицейский, – это всегда увлекательно, вспоминать что-то из своей молодости, особенно если работал в полиции. Но есть такие истории, – Гленн сделал продолжительную паузу, рассматривая что-то за окном, – есть такие истории, от которых даже спустя много лет леденеет кровь.
Старый полицейский остановил машину и достал из бардачка мощный фонарик.
– Давайка-ка выйдем, парень, – сказал он молодому полицейскому.
– Что такое? – нахмурился Уолтер.
Ему не очень хотелось покидать автомобиль, в котором было хоть какое-то тепло.
– Тот сугроб выглядит немного подозрительно. Я хочу проверить его, – ответил старый полицейский и открыл дверь.
Молодой полицейский тоже открыл дверь и вышел на улицу, не забыв прихватить рацию. Работая с Гленном, он успел выучить одно важное правило: рация всегда должна быть под рукой, особенно если дело касается ночного патрулирования.
Ветер свистел и выл, пересыпая сугробы, словно снежные барханы. Кажется, через полчаса начнется настоящий буран. До этого времени надо успеть объехать еще четыре квадрата. Время уже подходило к часу ночи. Молодой полицейский знал, что минуты между полуночью и часом утекают быстрее всех других.
Светя фонариком перед собой, старый полицейский сделал несколько шагов к сугробу. Косой столб света пронизывал мрак, придавая бриллиантовый блеск висящим в воздухе снежинкам. Молодой полицейский подошел ближе. Было так холодно, что ноги в толстых меховых ботинках сразу же отнимались.
– Там никого нет, – сказал он.
Гленн Миллер хмыкнул и выключил фонарь. Ночь длинна, а батарею стоит поберечь. В патруле случается всякое, необходимо быть готовым ко всему. Они вернулись в автомобиль.
– Я бы выпил еще кофе, – сказал старый полицейский и завел «Chevrolet».
– В чем ты заподозрил этот сугроб?
– Мне показалось, что там кто-то лежит, под снегом.
Несколько минут, пока не показалась вывеска «Бургеры дяди Джека – для всей вашей семьи!», они молчали. Затем молодой полицейский сказал:
– Ты, кажется, собирался поведать мне историю.
– Ах, да. Точно, парень. Я уже сказал, когда это случилось?
– Нет.
– Эта история произошла в те года, когда я сам был еще чуть старше тебя, – сказал старый полицейский. – Я едва заступил на службу в Прово, в убойный отдел. Помню всю историю в деталях, но все эти годы никому ее не рассказывал, даже если просили вспомнить самый жуткий случай в моей службе.
– Почему? – спросил молодой полицейский, зная ответ.
– Наверное, специально берег ее для такой холодной зимней ночи, как эта, – задумчиво ответил старый полицейский.
Уолтер издал тихое «хм» и стал смотреть в окно, наблюдая, как снежные песчинки танцуют в столбах желтого света фонарей.
– На самом деле такие истории лучше не рассказывать ночью, – предупредил старый полицейский.
– Я выдержу, Гленн, обещаю.
– Хорошо. Тогда я, пожалуй, начну.
Наконец-то он окончил все эти предисловия, подумал молодой полицейский. Он знал, что обилие слов возникает только от скуки. В этом была вся соль ночных патрулей».
«В детстве Рина была необычным ребенком. Когда она родилась, ее матери сказали примерно следующее:
– Знаете, миссис, девочка шла головой вперед, а кости у новорожденных еще очень эластичные, поэтому череп немного продавился, и давление повредило мозг. Нет-нет, не весь мозг, не беспокойтесь Вы так. Пострадала небольшая область вот здесь, так что, скорее всего, всю жизнь девочка будет мучиться от головной боли. Но есть шанс, что этого не случится. Примерно семь процентов. Нам очень жаль, но на то, видимо, воля божья. Не переживайте, главное, что ребенок жив.
Рождение Рины, то, каким образом она вышла из матери, определило всю ее жизнь. Не просто так родители дали ей такое имя. Rhino – носорог, а из-за давления на череп у девочку на всю жизнь остался бугорок на лбу. Он был едва заметен, но девочка очень стеснялась своего дефекта, понимая, что это ненормально, и у других детей такого нет. Поэтому до старших классов Рина отращивала челку, чтобы скрыть лоб волосами.
Головные боли, действительно, были, но не слишком сильные, и простые таблетки справлялись с этим. Никто не обращал на это внимания, решив, что худшие предсказания врачей не сбылись. Но в один день родители Рины поняли, что бугорок на лбу все же имел свои последствия, и лучше бы это была мигрень.
Когда девочке было десять лет, она подошла к матери и сказала:
– Мама, иногда я вижу треугольник там, где его на самом деле нет.
Разумеется, мать Рины, очень добродушная и любящая женщина, ничего не поняла в этой фразе, а потому посчитала ее за очередное проявление странностей детского воображения. Но через несколько дней девочка во время ужина снова заявила:
– Мама, у папы вместо головы зеленый треугольник.
Рина произнесла это испуганно и смущенно одновременно, и вся семья испугалась и смутилась вместе с ней.
– Что ты такое говоришь, Рина? – спросила ее мать, шестым чувством ощутив неладное.
– Я не вижу папиного лица. У него вместо головы – треугольник, мам. Мне страшно. Я хочу, чтобы он ушел. Я хочу увидеть папу.
Весь вечер девочку подробно расспрашивали, а наутро повели к офтальмологу. Врач тоже задавал много вопросов, но ответы на них заставляли его лишь хмуриться и спрашивать снова. Из путанных детских ответов выяснилось, что Рина временами видит различные геометрические фигуры, которые накладываются на изображение реального мира, но физически не присутствуют в нем. Ребенок видит перед собой зеленый треугольник, но не может его потрогать. Чаще всего геометрические фигуры вытесняют объекты действительности и занимают их место. Выяснилось также, что все эти фигуры – плоские, и как бы заслоняют то, что за ними находится. Это может длиться час или день, но всегда проходит, и никакие симптомы не сопровождают этот процесс. Как утверждала девочка, она не испытывает головной боли, когда видит «фигурки». Офтальмолог сказал, что впервые о таком слышит, и, скорее всего, эта «болезнь» не в его компетенции.
Родители Рины повели девочку к неврологу. Врач задавал множество вопросов, и суть каждого из них была в том, чтобы узнать, не испытывает ли девочка стресса, волнения, беспокойств. Но Рина была очень спокойным ребенком, даже немного замкнутым, и в семье не было никаких ссор, как и в школе. Это ставило врачей в тупик. Невролог отправил их к психиатру.
Выслушав проблему, психиатр спросил, не было ли ничего необычного, когда ребенок родился. Родители рассказали ему о бугорке на лбу. Тогда психиатр посмотрел лечебную карточку девочки и сказал: «Ясно». Первым делом он направил девочку на магниторезонансную томографию головного мозга и электроэнцефалограмму. Когда пришли идеальные результаты, врач не выказал удивления, потому что ожидал этого.
– Зрение и нервная система здесь ни при чем, – заявил психиатр. – Проблема кроется в другом.
Врач попросил оставить их с девочкой наедине и подробно расспросил ее. Его интересовало, чем сопровождается появление геометрических фигур. Психиатр был уверен, что есть провоцирующие факторы, но чтобы установить их, разговора с ребенком не хватило.
Пришлось на неделю оставить девочку под постоянным наблюдением в больнице. За это время врачи кое-что выяснили. Геометрические фигуры, которые видела девочка, конечно, не существовали в реальности, и никаких разрывов роговицы глаза тоже не было, как и прочих проблем со зрением. Эти фигуры существовали только в голове ребенка, и они возникали как защитная реакция психики на предметы и явления, которые девочка не понимала и не могла объяснить. Однако кто-то из врачей утверждал, что это неточно, и провоцирующим фактором является что-то другое. Что именно, нужно было еще изучить. Мнения сошлись в одном – это психическая патология, неизлечимая, но безобидная, и никто из присутствующих не сталкивался с подобным в своей врачебной практике.
На всякий случай девочке выписали антидепрессанты и успокоительное, но принятие таблеток в течение двух месяцев не повлияло на геометрические фигуры. Зато Рина стала апатичной и сонной, и ее родители вскоре приняли решение выбросить прописанные таблетки во имя физического здоровья своей дочери. Это было верным решением любящих родителей, и никто не мог осудить их за такой поступок.
Рина научилась жить со своей патологией. Это оказалось несложно. Фигуры появлялись раз в неделю и могли держаться несколько минут или несколько часов. Это могли быть квадраты, треугольники или круги самых разных размеров и цветов. Но чаще всего это был зеленый треугольник. Рина часто рисовала родным то, что она видит. Для этого ей купили специальный альбом и краски. Родители Рины пытались самостоятельно установить фактор, который вызывал появление «фигурок», но не смогли, поэтому решили, что такого фактора нет.
Никаких специфических симптомов у девочки так и не обнаружилось.
Повзрослев до подросткового возраста, Рина начала испытывать комплексы. Она хорошо понимала, что отличается от сверстников за счет своего физического и психического дефекта, а потому ей было трудно найти с ними общий язык. Она никому не рассказывала о «фигурках» и до сих пор носила челку. Но Рине хотелось настоящей дружбы, такой, чтобы она могла поделиться с человеком своим секретом, не опасаясь, что он испугается и сбежит.
Рина росла замкнутой и неразговорчивой. В тринадцать лет, как и любая девочка на свете, Рина завела себе дневник, где записывала и зарисовывала мысли и наблюдения. Занимаясь этим каждый день, она поняла, что ей нравится это больше, чем общение с живыми людьми. Она часто описывала в дневнике свои ощущения во время того, как видит «фигуры».
И совсем скоро, исписав несколько дневников за месяц, Рина поняла, что хочет быть писателем. Эта мысль стала ее идеей фикс.
Ведение дневника сделало Рину очень тонкой натурой и настоящей личностью. Она не гуляла с друзьями, потому что у нее их не было, и поэтому имела много времени на саморазвитие. Девочка хорошо разбиралась в себе и всегда понимала свои желания. Одиночество стало ее верным другом.
Для всех окружающих существование Рины было непримечательным. Отсутствие друзей и усиливающаяся замкнутость девочки вкупе с ее психологической болезнью настораживало родителей. Им хотелось увидеть, что же их дочь постоянно пишет в своих многочисленных дневниках, но они не могли этого сделать без ее согласия. А девочка росла очень скрытной и не доверяла никому, кроме себя.
К заболеванию Рины все давно привыкли, включая и саму девушку. Геометрические фигуры не доставляли ей никаких неудобств. Порой они, наоборот, действовали как развлечение. Словно смотришь в сломанный калейдоскоп. Вскоре Рина стала замечать, что когда фигурки исчезают, у нее появляется вдохновение. Но на очередном плановом медицинском осмотре она об этом не рассказала.
Постепенно девочка становилась девушкой. Очень странной, асоциальной девушкой, живущей в своем мире. Рина была симпатичной, но совершенно не реагировала на осторожные ухаживания со стороны мужского пола. К тому времени она написала уже несколько больших и красивых историй, которые любила перечитывать по ночам.
Но подошел такой возраст, когда природа берет свое. Созревшее тело Рины все чаще просило партнера, и закрывать на это глаза уже не получалось. Девушка наблюдала за сверстницами и завидовала им. Такие раскрепощенные, уверенные в себе девушки, знающие себе цену. Вокруг них всегда извивалась свита поклонников. А Рину уже давно все обходили стороной, несмотря на внешнюю привлекательность. Девушка была странной и нелюдимой, это отпугивало.
За краткий срок Рина осознала всю никчемность своей жизни, и одиночество из верного друга превратилось в заклятого врага. Часто девушка вымещала обиду на близких, злилась на себя, на свою болезнь, на весь этот несправедливый мир. Геометрические фигуры стали появляться чаще. Они выросли в размерах, диапазон цветовой гаммы увеличился. Но Рина этого не замечала, ей было слишком жалко саму себя. Ее беспокоили совсем иные проблемы. И она никому не рассказала о том, что болезнь начала прогрессировать.
В этот период в окружении Рины появился Рэй. Высокий голубоглазый блондин стал единственным ярким пятном в непримечательной жизни бедной девушки. Она влюбилась с первого взгляда и страдала от этого чувства. Страдала, пока не поняла, что небезразлична Рэю. Это не могло быть правдой, но это было ею. Парень оказывал Рине недвусмысленные знаки внимания, был вежлив и обходителен с нею. Ее мечта сбывалась, и в это было трудно поверить. Рэй казался Рине каким-то немыслимым, ненастоящим. Будто он шагнул к ней из идеального мира.
От безграничного счастья девушка не обращала внимания на обострение своей патологии. Какая теперь разница, если у нее появился настоящий парень, самый красивый, самый добрый и самый веселый? Болезнь все равно неизлечима, и не стоит из-за нее терять свою судьбу.
Между тем геометрические фигуры перестали появляться поодиночке. Теперь это был узор из двух-трех фигур, наложенных друг на друга. Например, синий квадрат, желтый круг и неизменный зеленый треугольник. Изображение могло загораживать треть обзора и держаться несколько часов. Это проявлялось несколько раз в неделю. Родители Рины ничего не знали об обострении. Девушка не хотела их расстраивать, ведь они были очень рады тому, что их дочь нашла себе хорошего парня и начала вести нормальный образ жизни.
Рина не спешила знакомить Рэя со своей семьей. Она хотела, чтобы молодой человек как можно дольше остался втайне для всех, хотя бы внешне. Ей не хотелось делиться им. Рина сильно ревновала Рэя, если видела рядом с ним других девушек. А такое случалось часто, потому что Рэй занимался баскетболом и был очень хорош собой.
Вообще-то была еще одна причина, по которой Рина не хотела знакомить родителей со своим бойфрендом. Рэй был старше нее на десять лет. Но они были счастливы вдвоем, а если это так, то какое значение может иметь возраст?
Несмотря на влюбленность, поначалу Рине было очень трудно подпустить к себе нового человека, довериться ему. Она слишком привыкла к одиночеству, и было тяжело делиться с кем-то, кроме себя, своими мыслями и переживаниями. Но Рэй проявлял понимание, не был навязчив и вскоре завоевал расположение девушки.
В один день Рина проснулась и некоторое время не могла видеть ничего вокруг себя. Геометрические фигуры, наслаиваясь друг на друга, полностью заслоняли обзор. Перед глазами была разноцветная стена из зеленых треугольников, красных ромбов и синих кругов, и больше ничего. Это напоминало картину начинающего кубиста. Девушка сидела на кровати и махала перед собой руками, пытаясь разогнать фигуры, часто моргала, терла глаза кулаками. К фигурам невозможно было прикоснуться. Казалось, они совсем близко, на расстоянии вытянутой руки, но, сколько бы Рина ни тянулась к ним, ползая по кровати, они оставались на прежнем расстоянии.
Плотная цветная завеса между Риной и окружающим миром исчезла через час. Все это время девушка не могла передвигаться, потому что не видела, куда пойдет, и могла споткнуться или удариться, опрокинуть вещи. Звать на помощь родителей тоже не хотелось. Если они узнают, Рина еще несколько месяцев не выйдет из больницы. А этого нельзя допустить. Девушка не переживет долгой разлуки с Рэем. Поэтому она сделала вид, что провалялась в кровати лишний час, и лишь когда вновь обрела способность видеть, вышла из комнаты.
На следующий день все повторилось, но Рина так ничего никому и не рассказала. Ей захотелось некоторое время побыть одной, и она сообщила Рэю, что хочет сделать перерыв в отношениях. Реакция юноши была непредсказуемой. Сначала он, как и всегда, проявил понимание, но позже выяснилось, что это была всего лишь маска.
Рэй начал вести себя слишком странно. Это было непохоже на то, как он вел себя обычно. Он следил за девушкой, подстерегал ее в безлюдных местах, приставал, проявлял столь несвойственную ему ранее наглость. Рина решила во что бы то ни стало избегать Рэя. Девушка все еще испытывала чувства к нему, но была напугана резкой переменой в его поведении. Любые резкие перемены всегда пугали ее.
Это продолжалось две недели. И вот, однажды случилось так, что очередной приступ произошел с Риной, когда рядом находился Рэй. Он держал ее за руку, а она вырывалась, и они кричали друг на друга. И тут поблизости появился прохожий, который поспешил на помощь.
– Эй, прекрати! – крикнул мужчина.
Это было последним, что помнила Рина. В следующий миг она лишилась зрения. Непроницаемая заслонка из цветных геометрических фигур встала между ней и миром. Девушка видела перед собой стену из зеленых ромбов и желтых кругов. Фигуры были повсюду, куда бы они ни взглянула, куда бы ни повернула головы. Через несколько минут девушка поняла, что на этот раз слух тоже покинул ее. Фигурки лишили ее способности видеть и слышать.
Рина в ужасе бродила в разноцветном мирке своей психопатологии, понимая, что на неопределенный срок отключена от внешнего мира. Она не знала, что произошло дальше между прохожим и Рэем, но знала наверняка, что очнется уже в больнице, а рядом будет ее семья.
Каково же было удивление Рины, когда, вновь обретя способность видеть окружающий мир, она сразу же наткнулась на тело того самого прохожего, что бросился защищать ее от Рэя. Он лежал на земле в неестественной позе, со зверски изуродованным лицом. Кровь заливала его одежду. Рина убедилась, что он мертв, и со всех ног помчалась домой. Она не знала, сколько времени на этот раз длился ее приступ, и потому боялась, что убийца все еще может быть поблизости.
Лишь после того, как девушка заперлась в своей комнате, она смогла мыслить более-менее связно. Рэй убил человека. Рэй оказался вовсе не тем, за кого себя выдавал. Он опасен. И она должна была сразу это понять. Почему она не догадалась? Рина всегда видела людей насквозь, почему же природное чутье подвело ее на этот раз? Неужели она действительно влюбилась в него? Но сегодняшнее убийство должно было перечеркнуть все ее чувства. Должно было. Но перечеркнуло ли?
Рина понимала, что, даже несмотря на свой приступ, стала свидетелем преступления. А свидетели не живут долго. По какой-то причине Рэй не убил ее сразу. Значит, теперь он будет охотиться за ней. Девушка решила, во что бы то ни стало, остаться дома и наблюдать за ходом событий. В этой истории оставалось слишком много неясных пятен, которые Рина не могла объяснить.
На следующий день никто не явился за ней. И через день тоже. Но девушку не покидало дурное предчувствие. Пережив еще один часовой наплыв геометрических фигур – теперь это были синие круги, красные ромбы и зеленые треугольники, наложенные друг на друга в причудливом узоре, – Рина решила, что имеет смысл начать записывать все, что с ней происходит. Если с ней что-нибудь случится, у полиции будет отличная возможность восстановить хронологию событий и найти убийцу.
Рина была на взводе. Параноидальная мысль о том, что Рэй убьет ее семью, а потом доберется до нее, не оставляла девушку ни на минуту. Поэтому, когда в дверь позвонили, девушка была уверена, что это он. Мать Рины пошла открывать дверь, и сердце девушки сжалось в комок.
– Мама, нет! – крикнула она, бросилась вперед и …
… выпала из реальности в мир геометрических фигур, где не было даже звуков внешнего мира. Казалось, что целую вечность девушка бродила среди зеленых пирамид, красных шаров, черных кубов, ничего не ощущая. Осязание пропало, как и чувство реальности. Не стало ни времени, ни пространства. Зато фигуры приобрели объем. Теперь их можно было трогать. На ощупь они были очень приятные и упругие. Рина знала, что, перемещаясь в этом мире, в реальности ее тело остается неподвижным. Здесь, внутри ее головы, было другое измерение. Здесь не было Рэя, не было опасности, смерти, паранойи. Только спокойствие и легкость.
Впервые в жизни, даже несмотря на волнение за состояние матери, Рина не хотела возвращаться в реальность из мира геометрических фигур. Но все-таки она пришла в себя, и неизвестно, сколько времени девушка провела в забытии. Все часы в доме остановились. Как и сердце ее матери. Потому что в него по самую рукоятку всадили кухонный нож.
Рина упала к телу и затряслась от ужаса. Она не успела предупредить ее из-за приступа. И Рэй прикончил ее мать. Рэй убил ее маму. И снова оставил в живых саму девушку.
Рина закрыла матери глаза. Нужно позвонить отцу, решила она. Необходимо предупредить его. Нужно обязательно успеть. Но отец не брал трубку. Девушка была уверена, что Рэй собирается убить и ее отца, поэтому села в автомобиль и поехала к нему на работу. Она молилась о том, чтобы приступ не настиг ее, пока она за рулем. Этого, к счастью, не случилось, и она без проблем добралась до места.
Отец Рины был автомехаником и работал в небольшой автомастерской своего лучшего друга. Едва девушка припарковала машину, она увидела, как Рэй входит в здание, где работает ее отец. Выскочив наружу, Рина бросилась за ним. Она вбежала в помещение, где машины поднимали на кранах для удобства в процессе ремонта. На тросах был подвешен «минивен», а под днищем на подстилке лежал ее отец и орудовал инструментами. Рина узнала его по обуви и краю брюк, которые были видны. Отец не заметил ее.
В следующий миг показался Рэй. Парень, ухмыляясь, стоял у щитка с рычагами, которые регулировали тросы. Рина хотела закричать, но у нее пересохло в горле, и изо рта вырвался лишь хрип, словно в кошмарном сне. Она бросилась к Рэю, но в любом случае не успела бы. Юноша с улыбкой дернул рычаг, и это было последним, что видела Рина перед тем, как провалиться в иное измерение своего мозга.
Бесчисленное множество зеленых треугольников и оранжевых ромбов плотно окружили девушку. Все ясно – она видит их, когда сильно пугается. Это многое объясняет. Но, находясь в этом геометрическом разноцветном мире, Рина не могла проявлять вообще никаких эмоций. Она помнила, что ее мать убита, и отец, скорее всего, тоже не выжил после падения на него «минивена» в несколько тонн. Но все это казалось здесь, среди фигурок, таким далеким и несущественным… Приступы избавляли ее от ненужных эмоций, забирали боль и давали счастье… Счастье, что бы там ни было.
