Текст книги "Маски сброшены"

Автор книги: Мариена Ранель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Полина как-то неловко и неуклюже поклонилась.

– Полина, – обратился к ней Корнаев. – Как вы уже, очевидно, поняли, перед вами её сиятельство княгиня Елизавета Алексеевна Ворожеева.

– И передо мной, как я поняла, тоже княгиня Ворожеева, – прибавила Елизавета.

Ее слова вызвали смущение на лице Полины.

– Ну что ж, Полина Гаврииловна, – заключила Елизавета. – Коли у нас имеется общий муж, у нас найдется общая тема для разговора.

– Да, сударыня, – почтительно произнесла Полина.

– Присаживайтесь, пожалуйста, в кресло, – предложила Елизавета. – И вы, господин Корнаев, тоже присаживайтесь.

Корнаев и Полина сели напротив Елизаветы.

– Итак, Полина Гаврииловна, – произнесла Елизавета, – мы обе пострадали от вероломства и подлости этого человека – князя Ворожеева.

– Да, сударыня, – подтвердила Полина. – Когда нас венчали в церкви, я не ведала о том, что он уже был женат. Иначе я никогда бы совершила такой грех.

– Я не сомневаюсь в этом, – сказала Елизавета. – Господин Корнаев вкратце рассказал о случившемся с вами. Вам, наверное, пришлось многое пережить? Князь Ворожеев поступил с вами самым отвратительным образом.

– Да, сударыня, – призналась Полина. – Батюшка так доверял ему, так гордился, что породнился с человеком из княжеского рода. А он – князь Ворожеев казался таким умным, воспитанным, элегантным. Одним словом, не чета нам, простым. В то время мы были очень богаты, а он... Он говорил, что его род обеднел, и кроме знатного имени у него ничего не осталось. Но для нас все равно была большая честь породниться с князем. Мы тогда и не предполагали, что он окажется таким подлецом. Батюшка в то время уже был очень болен и все свои дела передал моему мужу... Простите, сударыня, что я его так назвала.

– Не нужно извиняться за такую мелочь. И прошу вас, не волнуйтесь так! Успокойтесь. Вас никто ни в чем не обвиняет. Наоборот, вас понимают и сочувствуют вам.

– Благодарю вас, сударыня, – сказала Полина и её голос после стал ровнее и спокойнее. – Батюшка передал ему все свои дела, потому как я в делах ничего не смыслила. Батюшка считал, что это не женское дело. А после смерти батюшки князь Ворожеев вдруг исчез. А по прошествии некоторого времени я узнала, что все наше богатство больше нам не принадлежит. Князь все распродал и забрал себе все деньги от вырученного имущества. Вот так мы с дочерью остались ни с чем.

– С дочерью? – переспросила Елизавета. – У вас есть дочь от князя Ворожеева?

– Да, дочь Дашенька, – подтвердила Полина. – Ей сейчас одиннадцать лет. Только она сейчас осталась дома со своей гувернанткой.

Елизавета бросила на Корнаева упрекающий взгляд, который словно говорил: "Почему вы об этом не упомянули?"

– А князь знает о её существовании? – поинтересовалась она у Полины.

– Нет... То есть да.

– Так нет или да?

– Перед тем как он исчез, она ещё не родилась, – разъяснила Полина. Но он знал, что она должна родиться. Только не знал, что родилась девочка, что ей при крещении дали имя Дарья.

Елизавета тяжело вздохнула.

– И на какие средства вы живете с дочерью? – спросила она.

– Мы не бедствуем, – простодушно ответила Полина. – В благодарение Богу и её сиятельству мы ведем вполне достойный образ жизни. У нас имеется домик и свое небольшое хозяйство. Я могу позволить себе нескольких работников, и даже гувернантку для дочки. Нас все устраивает.

– Ее сиятельству? – переспросила Елизавета.

– Да, благодаря её сиятельству княгине Шалуевой, – объяснила Полина.

– Моя маменька вам помогает? – удивилась Елизавета. – Стало быть, ей все известно. И давно?

– С того времени как я с маленькой Дашенькой впервые приехала в этот город. Я тогда ещё не знала, что князь ваш муж, и разыскивала его. Кажется, прошло уже лет десять.

– О Боже! Как она могла! – шепотом произнесла Елизавета, затем в полный голос прибавила: – Моя маменька, очевидно, помогает вам затем, чтобы вы хранили молчание.

– Сударыня, поверьте мне, я ничего у неё не просила! Это она сама мне предложила помощь! И я никогда не угрожала ей, что все расскажу!

– Я ничуть не сомневаюсь в этом. И я ни в чем не обвиняю вас. Разве что, свою маменьку. Все это очень на неё похоже. Манипулировать людьми, покупать тайны, скрывать грязь под дорогой обшивкой – это в её стиле! Все средства хороши, лишь бы не пострадало доброе имя и честь семьи!

– И все же именно ваша маменька заявила в полицию о том, что ваш муж двоеженец, – вставил Корнаев.

– Что? – удивилась Елизавета.

– Да, именно княгиня Шалуева сделала заявление в полицию о том, что князь Ворожеев – двоеженец, – повторил Корнаев. – И представила документы, подтверждающие сей факт. И именно она привезла сюда Полину Гаврииловну.

– Да, сударыня, – подтвердила Полина.

– Чтобы моя маменька отважилась на такой шаг! – в недоумении произнесла Елизавета. – Разгласить тайну, которая способна запятнать честь семьи? Здесь что-то нечисто! А вам, Полина Гаврииловна, она случайно не говорила, почему решила вдруг все открыть?

– Нет, сударыня.

– Ну хорошо! – произнесла Елизавета, интонацией голоса давая понять, что на этом хотела бы завершить разговор, поскольку узнала все, что ей было нужно. – Спасибо вам, Полина Гаврииловна, за ваш рассказ. Все, что вы мне сейчас поведали, очень важно для меня, и, я уверена, в скором времени сослужит хорошую службу. А теперь мне хотелось бы узнать, как долго вы собираетесь пробыть в Петербурге и где вы остановились?

– Я остановилась в гостинице. А пробуду там до тех пор, пока буду нужна её сиятельству.

– В таком случае я бы хотела предложить вам остановиться в моем доме на все то время, что вы будете нужны.

– О, сударыня, как вы добры! – обрадованно воскликнула Полина.

– Это означает: вы согласны?

– Да, я согласна.

– Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату. А пока можете поехать в ту гостиницу, где вы остановились, и забрать оттуда свои вещи.

– Благодарю вас!

Полина резво поднялась с кресла и направилась к двери.

– Подождите! – остановила её Елизавета.

Она взяла колокольчик и позвонила три раза. Через минуту в кабинет вошел Антип.

– Звали, ваше сиятельство? – спросил он.

– Да, Антип, – подтвердила Елизавета. – Отвези эту госпожу в гостиницу, которую она тебе укажет. Там ты её подождешь, пока она соберет свои вещи, а затем привезешь её сюда.

– Слушаюсь, ваше сиятельство.

Сама не зная почему, но Елизавета чувствовала себя немного виноватой перед этой женщиной, словно она как законная жена несла ответственность за все дела своего мужа. Возможно, этим объясняется её доброжелательное отношение к Полине, пострадавшей от его вероломства. Однако чувство вины было не единственной причиной, побудившей Елизавету выказать доброе расположение к Полине, оказать ей гостеприимство и предложить экипаж с кучером. Другой причиной была личная выгода, которую желала извлечь Елизавета из тесного общения с этой бедной женщиной. Она увидела в ней свою союзницу и решила объединиться с ней в борьбе с их общим врагом – князем Ворожеевым.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Дело о двоеженстве князя Ворожеева стало понемногу набирать свои обороты. И хотя князь отрицал свою связь с Полиной Солевиной, отказывался признавать её дочь своей, и тем более отрицал свою причастность к разорению их семьи, но все же неопровержимые доказательства взяли верх.

Информация об этом разбирательстве просочилась в светские круги. Слухи, домыслы, догадки поползли по разным домам, словно выпущенные из клетки грызуны. Почти в каждой светской беседе то и дело звучало имя Ворожеевых.

Елизавета стойко сносила всю эту шумиху вокруг своего имени. Более того, эта шумиха приносила ей своего рода облегчение. Она словно очищала её жизнь, подобно тому, как морской песок очищает воду, делая её вначале мутной, а затем медленно оседая на дно и утягивая за собой грязь. И точно так же, эта шумиха утягивала за собой из её жизни все скрываемое годами притворство, грязь и лицемерие.

Алексис относился ко всему происходящему с князем Ворожеевым так, словно тот был для него посторонним человеком. Казалось, Алексиса нисколько не волновало, что тот находился под следствием, и ему грозила каторга. Для Алексиса Дмитрий Ворожеев перестал существовать, как отец. И из всех скудных сыновних чувств, которые он когда-либо испытывал к нему, осталось только одно – чувство стыда за его низость, подлость и за все причиненное им зло. Молодой человек без бурных возмущений, а лишь с грустной усмешкой воспринял известие о том, что его отец двоеженец, и искренне пожалел Полину Солевину, которой выпала незавидная доля обманутой, покинутой и разоренной второй жены. Он посочувствовал матери, которая в очередной раз приняла удар от своего мужа, и выразил свое восхищение её стойкости.

Полина Солевина, как главная потерпевшая, вынуждена была принимать активное участие в этом скандальном разбирательстве. Однако, надо отдать ей должное, с выпавшей ей ролью она справлялась неплохо. Она с пылом и усердием отстаивала интересы княгини Ворожеевой и свои собственные, ставшие для них общими. Она с точностью выполняла все наставления и советы, которые ей давал адвокат Корнаев, благодаря чему ей удалось предстать в этом деле достойной и в то же время внушающей сострадание потерпевшей. И справедливость восторжествовала! Суд присяжных, рассмотрев это скандальное дело, признал князя Дмитрия Ворожеева виновным в двоеженстве и незаконном присвоении чужого имущества. Полина была очень рада, что именно её усилиями была достигнута эта справедливость, и рада, что сослужила хорошую службу Елизавете Ворожеевой. За время общения с Елизаветой Полина Солевина прониклась к ней такой симпатией, что готова была сделать для неё гораздо большее. Елизавету обескураживало и смущало такое, казалось бы, ничем не заслуженное отношение Полины к ней, но тем не менее она была очень признательна этой доверчивой и простодушной женщине.

В качестве благодарности за участие Полины в этом щекотливом деле Елизавета подарила ей некоторые из своих драгоценностей: брошь с изумрудом, бриллиантовые серьги и такой же бриллиантовый кулон с цепочкой. Это были фамильные драгоценности князей Ворожеевых, которые Елизавете оставил старый князь Кирилл Ворожеев.

– Эти драгоценности ваши по праву, – заявила Елизавета. – Как бы то ни было, ваша дочь принадлежит роду князей Ворожеевых. Следовательно, драгоценности принадлежат ей. Мне очень хотелось бы, чтобы она берегла их и дорожила ими. Их ценность не в том, что они стоят больших денег, а в том, что их носили её предки.

– Я обязательно ей это скажу, сударыня, – заверила Полина.

– И я думаю, вам причитается вознаграждение за все то, что вы для меня сделали, – Елизавета протянула ей пачку с ассигнациями.

– Ой, что вы, сударыня, не нужно! – принялась возражать Полина против такого щедрого дара. – Ее сиятельство княгиня Шалуева и так сделала для нас с дочерью слишком много. И потом, я уже говорила вам, что мы не бедствуем.

– Не забывайте, если бы не князь Ворожеев, ей бы не пришлось ничего для вас делать, – напомнила Елизавета.

– Но вы не можете быть в ответе за этого мерзавца!

– Возьмите, – настойчиво произнесла Елизавета. – Это от чистого сердца. А коли вы не желаете брать эти деньги для себя, возьмите их для вашей дочери.

– Не знаю, как благодарить вас, – сказала Полина, несмело забирая предложенные деньги. – Вы так добры к нам!

– Вы уже меня отблагодарили.

– Дай бог вам счастья и всяческих благ, сударыня! – искренне пожелала Полина.

– И вам того же.

– Как хорошо, что все это кончилось, не правда ли, сударыня? У меня словно тяжесть с души свалилась, – призналась Полина.

– Я чувствую то же самое, – сказала Елизавета.

– Ему теперь – каторга?

– Как знать, – с сомнением покачала головой Елизавета.

– Но его же признали виновным! – с тревогой произнесла Полина.

Сомнение, прозвучавшее в голосе Елизаветы, навело на Полину страх. Елизавета это почувствовала.

– Вы его боитесь, Полина? – спросила она.

– Если бы вы слышали, сударыня, чего он мне наговорил... Столько угроз...

– Мне необязательно слышать! Все его угрозы мне известны. Но жребий брошен, и нам остается его принять. А вы уже раскаиваетесь, в том что выступили против него?

– Нет, что вы! – живо возразила Полина. – Он должен за все заплатить! Однако почему вы сомневаетесь, что его ждет каторга?

– Видите ли, Полина, – принялась объяснять Елизавета, – существует такое понятие, как "давность". Это некий срок, по прошествии коего виновный в преступлении не может понести наказание. Меня в это посвятил адвокат Корнаев. Однако по выражению вашего лица я вижу, для вас сие понятие несколько сложновато.

– Простите, сударыня, я не так умна и образована, как вы. Я совершенно ничего не поняла из того, что вы только что сказали.

– Признаться, я сама не особо смыслю в подобных юридических тонкостях. Но адвокат Корнаев мне разъяснил, если бы Ворожеев совершил преступление недавно, то его бы, вне сомнения, ожидала бы каторга. Но поскольку прошло уже достаточно много лет... Его могут и освободить...

Елизавета не успела договорить. Ее прервал голос Корнаева, неожиданно вторгшийся в их разговор.

– Ни в коем случае, сударыня! – возразил он.

Обе дамы обратили на него свои удивленные взгляды.

– Добрый вечер, Елизавета Алексеевна, добрый вечер, Полина, приветствовал их Корнаев. – Прошу прощения за столь бесцеремонное вторжение. До меня из передней донеслись ваши слова, сударыня, и я не смог удержаться, чтобы их не опровергнуть.

В дверях показался силуэт лакея Елизаветы.

– Простите, ваше сиятельство, – принялся извиняться лакей, – что впустил этого господина без докладу, но вы говорили, что у вас с ним на это время назначена встреча. Я хотел было объявить вам о его приходе, но этот господин оказался проворнее.

– Все в порядке, – ответила ему Елизавета. – У меня, действительно, на это время назначена встреча с господином Корнаевым. Можете идти.

– С вашего позволения, ваше сиятельство, – пробормотал лакей и вышел из комнаты.

– А теперь объясните мне, господин Корнаев, что означают ваши слова, а точнее опровержения? – обратилась Елизавета к своему адвокату.

– Они означают, что никакая давность не распространяется на преступления вашего мужа – князя Ворожеева, – воодушевленным голосом произнес Корнаев.

– Поясните, пожалуйста, – попросила Елизавета.

– Извольте, – охотно согласился Корнаев. – Сила постановлений о давности не распространяется на вину вступивших в заведомо ложный брак и на виновных в присвоении себе не принадлежащего им состояния, должности, чина, ордена, почетного титула или имени. О сем гласит статья сто шестьдесят седьмая "Уложения о наказаниях уголовных и исправительных"24. Давность не распространяется на том основании, что сии преступления являются беспрерывно продолжающимися, доколь виновные не обратились к долгу.

– О, умоляю вас, господин Корнаев, избавьте меня от сих сложных толкований, – вздохнула Елизавета.

– Но вы же сами попросили – пояснить, – сказал Корнаев.

– Да, но простым понятным языком.

– А простым понятным языком – ему не избежать наказания! – сказал он.

При этих словах Полина Солевина облегченно вздохнула.

– Простите меня, сударыни, что заставил вас понапрасну тревожиться, сказал он.

– В нашей жизни без тревог невозможно, – улыбнулась Елизавета. – И как хорошо, что они оказываются напрасными.

– А теперь, Елизавета Алексеевна, я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, – произнес Корнаев. – Извините, Полина, вынужден вас просить оставить нас.

– Я как раз сама собиралась это сделать, – поспешно ответила Полина. Завтра утром мне предстоит дорога домой. А ещё необходимо собраться.

– Стало быть, вы завтра уезжаете, – произнес Корнаев.

– Не думаю, что есть необходимость мне долее оставаться. И дочка, наверное, скучает.

– Что ж, счастливой вам дороги! – пожелал Корнаев.

– Благодарствую.

Полина удалилась, а Елизавета с Корнаевым перешли в кабинет, где разговаривать о делах было гораздо удобнее.

– О, святая простота! – высказала свое мнение о Полине Елизавета. Она считает, что моя маменька слишком много для неё сделала. Ей неловко принимать от меня фамильные драгоценности князей Ворожеевых. А ведь именно один из Ворожеевых обманул её и разорил! Она благодарила меня и раскланивалась. А ведь ей следовало меня, если не ненавидеть, то, по крайней мере – остерегаться! Впрочем, оставим её в покое. Перейдемте к делу.

– Да, перейдемте к делу, – повторил Корнаев. – Я составил текст письма, который вам необходимо отправить в синод. Ибо теперь, когда ваш супруг – князь Ворожеев признан виновным в преступлениях, вы вправе с ним развестись. Тем более, что он совершил святотатство, осквернил священные узы вашего брака. Кстати, это непременно надобно отразить в письме.

– Неужели я скоро буду свободна? – с мечтательным выражением лица произнесла Елизавета. – Как долго я об этом мечтала!

– Ну, не знаю, насколько скоро. Для развода необходимо время.

– Что такое несколько месяцев по сравнению с двадцатью годами жизни?

– Приятно видеть вас такой радостной, сударыня, – произнес Корнаев. И особенно приятно, что я в какой-то мере способствую этой радости.

– Не просто способствуете, мой дорогой адвокат, – похвалила его Елизавета. – Вы творите для меня эту радость!

– Благодарю вас, сударыня. Однако мне придется немного омрачить вашу радость.

– Я догадываюсь, – вздохнула Елизавета. – Мне ещё наверняка предстоят трудности с моим разводом.

– Пожалуй. Однако то, что я сейчас вам сообщу, никоим образом не связано с вашим разводом.

– И что же вы собираетесь мне сообщить?

– Эта девушка, что пыталась вас отравить, – произнес Корнаев. – Софья Немянова... Дело в том, что она исчезла.

– Исчезла?

– Да. Сразу же после того, как арестовали князя Ворожеева. Какое-то время она жила в его особняке. Она продала принадлежащую ей лавку: в спешке и по крайне невыгодной для себя цене, а после чего исчезла в неизвестном направлении.

– Очевидно, она переняла подобную стратегию у своего сообщника, – с сарказмом произнесла Елизавета. – Только в отличие от него она продала свое имущество, а не чужое. Что ж, мне остается только пожелать ей попутного ветра!

– Вас это не беспокоит? – удивился Корнаев.

– Почему меня должно это беспокоить?

– Как знать? Возможно, она сделала так по указу князя Ворожеева. И впоследствии может как-то вам навредить.

– Сомневаюсь! Она сбежала от него, отчаявшаяся и напуганная. А вредить мне ей невыгодно. И честно говоря, мне жаль её. Он использовал её в качестве орудия для достижения своей цели, как в свое время использовал Полину Солевину, и даже меня.

– Однако вы оказались сильнее этих женщин, – заметил Корнаев.

– Это не так! – возразила Елизавета. – Довольно часто ему удавалось одерживать верх надо мной. Довольно часто я чувствовала себя уничтоженной этим человеком, сломленной и подавленной. Мне стоило больших усилий противостоять ему.

– Коли так, не стоит медлить с письмом в синод, – полушутя, полусерьезно напомнил Корнаев.

– Да, конечно, – спохватилась Елизавета. – Где составленный вами текст?

Корнаев передал ей текст письма. Елизавета положила его перед собой, взяла бумагу, перо и принялась писать. Аккуратным почерком выводя буквы, она думала о том, что с этим письмом связаны все её надежды на счастливое будущее. Она думала о графе Вольшанском, о своем сыне и о свободе. О прекрасной, всеохватывающей свободе от ненавистного ей человека! И хотя она ещё не была свободна, но уже наслаждалась этой свободой и чувствовала её легкость всем своим существом.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

"Сегодня все выяснится!"

Эту фразу Елизавета неустанно повторяла с самого утра. Ее сердце трепетало от страха и волнения, когда она думала о предстоящем свидании с графом Вольшанским в его доме. Это свидание должно было стать роковым и, пожалуй, самым значительным в её жизни. Оно не просто обещало положить начало соединению двух любящих людей, но и раскрыть самую большую тайну их жизни.

Елизавета тщательно подбирала наряд для этого свидания. Ей хотелось выглядеть роскошно и соблазнительно, но вместе с тем строго и элегантно. Ее выбор остановился на черном платье из муара с поперечными воланами. Лиф платья и воланы были отделаны серебристой отделкой. Четырехугольное декольте платья и короткие пышные рукавчики подчеркивали её изящество и хрупкость. Бриллиантовое колье и серьги довершали её наряд.

Карета подвезла её к роскошному особняку графа Вольшанского.

– Приехали, ваше сиятельство, – сказал кучер Антип.

Он слез с козел, открыл дверцу кареты и помог выйти своей госпоже. Едва она ступила на землю, как к ней подошел дворецкий графа, вежливо поклонился и предложил провести её до парадного входа, где её ожидал хозяин дома.

При виде Елизаветы лицо Владимира засияло счастьем. Он подошел к ней и с трогательной нежностью взял её ладони в свои.

– Вы пришли? – с искренней радостью и с некоторым неверием произнес он, словно её появление в его доме было огромным чудом. – Я так боялся, что вы не придете.

– Я не могла не прийти.

– Пройдемте, – пригласил он её. – Оставьте здесь ваш плащ и шляпку.

Тот же самый человек, что встретил её у ворот особняка и провел до парадного входа, принял у неё плащ и шляпку. Владимир на несколько минут отвел его в сторону, чтобы передать распоряжения относительно кучера его дорогой гостьи и приготовлений к ужину, после чего вернулся к ней.

– Вам очень идет это черное платье, – сделал ей комплимент Владимир. Оно так гармонирует с цветом ваших волос и оттеняет белизну вашей кожи.

Елизавета благодарно улыбнулась. Владимир предложил ей руку и она грациозно на неё оперлась. Он привел её в роскошную залу, в центре которой горел камин, а чуть далее находился стол с восхитительными яствами. Он усадил её за стол и сам сел напротив. По его едва заметному сигналу появился человек и разлил вино в их бокалы.

– Спасибо, – негромко сказал ему Владимир, затем ещё тише добавил: Можешь пока быть свободен. И сделай так, чтобы нас никто не беспокоил.

– Слушаюсь, ваше сиятельство, – сказал тот и удалился.

Ужин был великолепен. Елизавете никогда ещё не приходилось испытывать на себе такое красивое мужское обхождение. Его взгляд очаровывал её воображение, его голос – ласкал слух, а его внимание – приятно согревало душу. Однако несмотря на то, что обстановка этого ужина была довольно расслабляющей, Елизавета не могла избавиться от напряжения. Напряжение не позволяло ей в полной мере насладиться предложенными её взору и манящими своими аппетитными запахами угощениями. Она едва пригубила вино и испробовала некоторые из блюд.

– Вы так прекрасны при этом играющем свете камина, Елизавета, произнес Владимир, не скрывая своего восхищения. – Ваши глаза так необыкновенно сияют. Они похожи на звезды, сияющие на ночном небе. Именно такое определение я составил о ваших глазах, когда впервые в них заглянул. А сейчас эти звезды кажутся мне особенно яркими. В них словно застыла мозаика из неведомых мне чувств, и эта мозаика словно пытается что-то мне открыть.

Елизавета непроизвольно вздрогнула.

– Однако вы очень напряжены, – заметил он. – Я чувствую это. Почему? Вас что-то пугает?

– Нет, – возразила она.

– Вам известны чувства, которые я испытываю к вам, – с нежностью произнес он. – Я искренне люблю вас, Елизавета. Эта любовь пламенная, сильная, но в то же время добрая, нежная и чистая. В моей душе нет ничего такого, что могло бы вас напугать.

– Я знаю, Владимир, – глядя ему в глаза, произнесла она.

– Тогда расслабьтесь. Позвольте себе насладиться очарованием этого вечера, а мне позвольте насладиться тем, как улыбка играет на ваших устах.

Она почувствовала, как от его сладкого и упоительного голоса её окутало блаженство. Если бы не тайна, которую необходимо было раскрыть и раскрыть именно в этот вечер, она бы с головой окунулась в это блаженство и позволила ему затянуть её как можно глубже.

– Я не могу, – произнесла она. – Я должна с вами поговорить. Это очень важно.

– Хорошо. Я вас слушаю.

– Помните, вы рассказывали мне одну историю о девушке, с которой вы познакомились на маскараде и которая потом бесследно исчезла?

– Я уже жалею, о том, что я рассказал вам эту историю, – вздохнул он. – Вы приняли её слишком близко к сердцу. А она не стоит того, поверьте мне.

– О нет, стоит! – возразила Елизавета. – И вы хорошо сделали, что рассказали её мне. Скажите, когда это произошло?

– Очень давно, – неопределенно ответил он.

– Сколько лет прошло с тех пор?

– Двадцать или около того, – немного подумав, ответил он.

– Постарайтесь припомнить месяц, – почти умоляюще попросила она.

– Это было летом. Кажется, в августе. Да, точно: в августе.

При этих словах Елизавета резко поднялась из-за стола. Она не в силах была сохранять спокойствие, когда её со всех сторон душили эмоции. В волнении она сделала несколько шагов и остановилась у камина. Владимир проделал то же самое вслед за ней. Он был несколько удивлен и встревожен её странным поведением.

– Где, у кого происходил этот маскарад? – спросила она.

– Здесь, в Петербурге, в доме госпожи Лейтер. Только сейчас, кажется, этот дом принадлежит не ей.

Елизавета закрыла глаза и глубоко вздохнула.

– Все верно, – еле слышно прошептала она.

Охваченный любопытством и смятением от её вопросов, граф приблизился к ней и, глядя ей прямо в глаза, спросил:

– Почему вас это так интересует?

– На этой девушке было бледно-розовое платье из муслина с короткими пышными рукавами? – произнесла она с какой-то непонятной интонацией в голосе: то ли вопросительной, то ли утвердительной.

– Да, – ответил он, непонимающим взглядом впившись в нее.

– И на ней была маска, – прерывающимся голосом произнесла Елизавета. Вы не видели её лицо, даже когда были с ней близки.

– Да. Но откуда вам это?..

Елизавета не дала ему договорить. Она судорожно вцепилась в его сюртук и голосом, полным невыразимого волнения, воскликнула:

– Неужели вы ничего так и не поняли? Ведь это была я! Это я была с вами той ночью!

Ее слова прозвучали как пушечный выстрел, который оглушил Владимира. Его ошеломленный взгляд застыл на ней. С ледяным, завораживающим молчанием он, казалось, изучал этот загадочный женский образ и спрашивал себя: "Что это: наваждение или реальность?"

– Вы? – глухим голосом произнес он.

– Именно я была той девушкой, которая заставила вас потерять голову и предаться сладкому и запретному безумству. А вы были моим призраком, который оставил глубокий след в моей душе.

– Неужели... так бывает?

– Да, – подтвердила она. – В жизни ещё не такое бывает!

– О Боже! – произнес он, все ещё находясь в прострации от услышанного. – Это были вы! Невероятно! Девушка, которая много лет назад завладела моим сердцем и мыслями, и та, которая сейчас дороже мне всех на свете, одно и то же лицо. Ну как тут не поверить в руку провидения!

– О, да!

– Вы! Это были вы! – повторял он. – Мне казалось, я почти забыл эту историю, а если порой я вспоминал о ней, то только как о некоем романтическом событии в моей жизни. А сегодня в моей памяти возродилось все, что было той ночью. Я словно вижу все наяву: вижу очаровательную женскую руку в белой перчатке, которая слегка дотрагивается до моего плеча; вижу стройную фигуру в розовом платье; вижу эту маску, сквозь которую я тщетно пытаюсь разглядеть лицо незнакомки. Это были вы!

– Я тогда сказала: "Вы не могли бы стать моим кавалером на этом балу".

– И я согласился.

– Вы были прекрасным кавалером! – сказала Елизавета.

– А потом мы остались наедине в той комнате.

– Это была самая лучшая ночь в моей жизни, – призналась Елизавета.

– И в моей.

Она почувствовала, как на её глаза выступают слезы.

– О, вы не представляете, Владимир, – с огромной печалью произнесла она, – как я раскаивалась в том, что не позволила вам увидеть мое лицо, узнать мое имя и, наконец, в том, что оставила вас! Но я очень боялась. Боялась разоблачения, скандала. Я была юной и благопристойной. И в том моем понимании мой поступок казался мне ужасным. На этот маскарад меня привело не легкомыслие, а отчаяние. Я тогда не могла представить, что эта ночь станет для меня роковой.

Владимир ласково притянул её к себе и обнял.

– Не нужно ничего объяснять, – утешительно поцеловав её в висок, произнес он. – Я понял это ещё тогда. И поверьте, я никогда не держал на вас зла, несмотря на то, что ваше бесследное исчезновение причинило мне огромную боль. Я искал вас. Искал до тех пор, пока не потерял всякую надежду найти вас. Я хотел защитить вас, уберечь вас от того, чего вы боялись, заставить забыть то, что вы пытались забыть в моих объятиях.

От его упоительных речей слезы закапали из её глаз прямо на его плечо. Владимир усадил её на мягкий диван и подал ей белоснежный платок.

– Не нужно плакать, – с нежностью произнес он. – Мы нашли друг друга это главное. И сейчас мы уже не повторим прошлой ошибки. Сейчас я ни за что не позволю вам ускользнуть от меня, какие бы страхи и неразрешимые ситуации нас не преследовали, какие бы враги, сплетники и мужья не пытались отдалить нас друг от друга. А вы обещайте мне никогда не исчезать бесследно, даже на несколько дней!

– Обещаю, – покорно сказала она.

– Обещайте беречь себя.

– Обещаю.

– И обещайте, что когда вновь станете свободной, когда окончательно уладится это дело с разводом... вы выйдете за меня замуж.

– Обещаю.

От её ответа он резко встрепенулся. Он не рассчитывал, что так неожиданно и скоро его избранница согласится составить его счастье.

– Вы сказали: "обещаю"? – переспросил он, желая убедиться в достоверности её согласия.

– Да, я сказала: "обещаю", – подтвердила она.

– Вы станете моей женой?

– Да.

– Вы станете моей женой, потому что я оказался тем самым "вашим призраком"?

– Да. И ещё потому что я люблю вас.

– О, Елизавета! Моя дорогая, обожаемая Елизавета! – произнес он, заключая её в объятия.

Она ближе прижалась к нему. Его твердая и уверенная рука обвилась вокруг её талии. Она почувствовала его теплое дыхание на своем затылке. Приятное ощущение его близости, ощущение покоя и защищенности охватило все её существо.

"Двадцать лет! – с горечью подумала она. – Целая жизнь! Если бы тогда, двадцать лет назад в то утро я не ушла от него, моя жизнь была бы совершенно другой. И не было бы ни князя Ворожеева, ни угрызений совести, ни боли, ни унижений, а двадцать лет рая рядом с ним и нашим сыном".

– Сколько потеряно лет! – вздохнула она.

– Мы восполним эту потерю, – заверил её он.

Она пожала плечами и печально вздохнула, как бы выражая свое сомнение.

– Вы сомневаетесь? – воскликнул он. – Но почему? Мы любим друг друга. И теперь, когда мы нашли друг друга, когда мы сбросили тяжесть тайны, мы можем быть счастливы. Что вас пугает, Елизавета?