Текст книги "Маски сброшены"

Автор книги: Мариена Ранель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Да, это было неожиданно.

– Мы были разлучены при таких обстоятельствах, в которых нельзя никого винить.

– Я все знаю, – сказал Алексис. – И я никого не виню.

Владимир с восхищением и нежностью посмотрел на него.

– Ты замечательный! – произнес он. – Ты не возражаешь, если я буду обращаться к тебе на "ты"?

– Разумеется, не возражаю. Вы же мой...

– Твой отец, – произнес за него тот.

– Да.

– Я всегда мечтал о таком сыне, – откровенно признался Владимир. – Я очень рад, что все так сложилось. Я рад, что ты мой сын! Мою радость омрачает лишь то, что я не знал тебя раньше.

– У вас все так легко и просто, – с какой-то печалью сказал Алексис.

– А у тебя, как я понял, все очень сложно, – заметил Владимир. – И я тебя понимаю. Наверное, все так и должно быть.

– Понимаете? – с недоверием произнес Алексис. – Как вы можете понимать, то что я сам не понимаю?

– Видишь ли, Алексис, любовь родителей несколько отличается от любви детей, – объяснил Владимир. – Родительская любовь появляется тогда, когда появляется на свет их ребенок. И даже ещё раньше. Он ещё не появился на свет, а его уже любят. Любят, потому что он продолжение их, часть их, потому что он несет в себе радость и по многим другим причинам. Любовь детей же появляется тогда, когда их окружают заботой, теплом, вниманием. Я люблю тебя, потому что ты мой сын. Впрочем, ещё до того, как я узнал, что ты мой сын, я испытывал к тебе большую симпатию. И я не раз говорил об этом Елизавета. А когда я узнал, что ты мой сын, со мной произошло что-то необыкновенное и прекрасное. Но для того, чтобы с тобой произошло подобное, я должен стать для тебя хорошим отцом.

– Пожалуй, это так, – согласился Алексис. – Однако это ещё не самая большая сложность.

– Какая же тогда самая большая?

– Я никогда не любил князя Ворожеева, – признался Алексис. – И я часто испытывал угрызения совести по этому поводу. Как благородный человек я считал, что не любить родного отца – значит не любить род, от которого ты происходишь, не уважать своих предков. Вам известно, какое значение имеет для любого дворянина понятие "род"? Огромное. В нем заключается смысл его дворянского происхождения. Для меня все это тоже имело огромное значение. Возможно, этим объясняется то, что я проявлял до последнего времени почтительность по отношению к князю Ворожееву. Но в душе я часто осуждал его, злился на него. Иными словами, я чувствовал одно, я вел себя по-другому. И мне от этого было скверно. И теперь нечто похожее происходит в моей душе.

Алексис виновато опустил глаза.

– Продолжай, – произнес Владимир. – Я тебя внимательно слушаю.

– Теперь, как выяснилось, у меня другой отец. Следовательно, я происхожу от другого рода, у меня другие предки, другие корни, и я должен их любить и почитать. Но все это мне совершенно незнакомо! Если раньше я должен был почитать то, что мне не нравилось, чем я не мог гордиться и восхищаться, то теперь я должен почитать то, что мне незнакомо и чуждо. В этом есть нечто похожее! Вы не находите?

– Нахожу, – согласился Владимир.

– Я чувствую себя так скверно!

– То что ты чувствуешь, вполне естественно, – с нежной отеческой улыбкой произнес Владимир. – Любой бы в подобной ситуации чувствовал себя так же. И не нужно винить себя!

– Здесь не только чувство вины. Меня будто бы чья-то могущественная рука переметнула на другую сторону. И я, как подчиненное ей существо, должен принять эту другую сторону, словно свою собственную.

– А твоя душа противится её принять?

– Моя душа не противится её принять, – возразил Алексис. – Моя душа противится подчинению. В общем, все смешалось. И я сам не могу в этом разобраться да и, пожалуй, объяснить как следует, не могу.

Владимир всерьез задумался над словами сына.

– Я хотел бы дать тебе один совет, – произнес Владимир. – Возможно, я слишком тороплюсь взять на себя роль, которую пока ещё не заслужил. И все же я возьму её на себя. Алексис, запомни хорошо: никто не должен заставлять себя любить кого-то или что-то. Любовь – это чувство, которое возникает само. И если этого чувства нет, в том не твоя вина. То же касается уважения, восхищения и других чувств, которые возникают в нашей душе без нашей воли. Ты говоришь, что испытывал угрызения совести. А за что? За то что, твоя душа не подчинялась каким-то общепринятым нормам?

– Пожалуй, да, – ответил Алексис и опустил глаза.

– Нельзя испытывать угрызения совести оттого, что в твоем сердце нет любви или восхищения. Можно испытывать угрызения от каких-то своих действий или поступков, но не от своих чувств. Стало быть, твои угрызения совести неуместны, ни ранее, ни тем более сейчас.

Алексис выслушал его и улыбнулся. Его улыбка приятно взволновала Владимира, – ничто так красноречиво не способно было сказать о возникшем расположении сына к нему, как эта дружелюбная и светлая улыбка.

– Как удивительно! – с восторгом и восхищением сказал Алексис. – Вы сейчас будто проникли в мою душу, сумели разобраться в моих переживаниях и даже прогнать их. Вы будто знаете меня так же хорошо, как самого себя.

– Ну, в этом нет ничего удивительного. Ведь ты – это часть меня.

– Верно.

– Я хочу, чтобы ты знал, – приняв серьезное выражение лица, сказал Владимир, – что всегда и во всем можешь рассчитывать на мое участие и мою помощь. Все свои переживания, тайны можешь смело доверять мне. Конечно, у тебя есть твоя матушка, с которой у тебя более доверительные и теплые отношения, которая лучше знает и понимает тебя. И все же существуют такие переживания и тайны, которые более понятны мужчине, нежели женщине, либо о которых иногда трудно поведать женщине из определенных соображений. Мне будет очень приятно, если ты обратишься ко мне.

– Я обязательно обращусь! – заверил его Алексис.

Владимир взял руку сына и с благодарностью пожал её.

– Благодарю тебя! – произнес он.

– Но что я такого сделал? – удивился Алексис.

– Ты позволил мне войти в твою жизнь. Это именно то, чего я желал. А все остальное, о чем мы с тобой говорили: любовь, уважение, преданность придут своим чередом. Во всяком случае, я надеюсь на это и буду стремиться к этому.

– Мне стало так легко после разговора с вами! – признался Алексис.

– Это заметно по твоему лицу. И я этому очень рад.

– Пойдемте, сообщим матушке, что мы поладили, – предложил Алексис. Пусть она не тревожится.

– Пойдем.

Они вышли из каминной комнаты с радостными лицами. Когда они проходили через холл, Алексис откровенно сказал отцу:

– А все-таки хорошо, что вы женитесь на моей матушке! Хорошо не только потому, что с вами она обретет счастье и радость. Хотя, это, конечно, самое главное. А хорошо ещё и потому, что мы с вами теперь станем одной семьей.

– Да, это очень хорошо! – согласился тот. – Это не просто хорошо, это прекрасно, замечательно! Я не перестаю благодарить Бога за то, что у меня появились вы!

Услышав их голоса, Елизавета вышла навстречу. Ее лицо осветилось счастьем при виде двух дорогих ей мужчин в прекрасном настроении. По их настроению несложно было догадаться, что они достигли первого взаимопонимания.

– Приятно видеть вас такими! – сказала Елизавета. – А теперь прошу вас пожаловать в столовую. Через несколько минут подадут горячий обед. Правда на обед будет не изысканное кушанье, а простые деревенские щи. А после чай с ватрушками и вареньем.

– Я так соскучился по простой деревенской пище! – сказал Владимир. – В деревенской трапезе есть своя прелесть. Беседы у самовара за чаем с вареньем проникнуты каким-то домашним теплом и уютом. Вы не находите?

– Я с вами согласен! – поддержал Алексис. – Мне, вообще, более по душе деревенская простота, нежели блеск и вычурность света.

– Что весьма нетипично для человека твоего возраста и происхождения, заметила Елизавета. – А что касается меня, не скажу, что мне более по душе деревенская простота, но я согласна, что беседы у самовара проникнуты теплом и уютом. Особенно со сдобными ватрушками, только что вынутыми из печи.

Эта обеденная деревенская трапеза получилась именно такой, какой обещала быть и какой представлялась в воображении каждого из её участников: теплой, уютной и простой. Каждый внес в неё частицу своей души, а получил понимание и счастье. Она положила начало добрым, дружественным отношениям этой начинающейся зарождаться семьи.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

В маленькой церквушке, расположенной в нескольких верстах от имения графа Вольшанского происходил священный обряд венчания Елизаветы и Владимира. Обряд был тайным и скромным: без единого намека на роскошь. Его вполне можно было назвать мрачным, если бы не светящиеся счастьем лица жениха и невесты. Кроме счастливой пары, священника, адвоката Елизаветы господина Корнаева и друга графа Вольшанского Василия Узорова в церкви больше никого не было. Однако вскоре после начала церемонии появился ещё один человек. Это был Алексис. Он неслышно вошел в церковь и остановился чуть поодаль от своих венчающихся родителей.

Церемония подходила к завершению. Елизавета и Владимир повернулись лицом друг к другу, чтобы надеть друг другу кольца. Взгляд Елизаветы случайно упал на Алексиса. Ее лицо расцвело в радостной улыбке при виде сына. От волнения и неожиданности её рука вздрогнула в руке жениха, когда он надевал кольцо.

– Что с вами, любовь моя? – вполголоса спросил он.

– Он здесь. Он пришел.

Владимир посмотрел туда, куда был направлен её взгляд, и увидел Алексиса. Алексис приветственно улыбнулся ему. Владимир ответил ему такой же улыбкой.

– Я в этом не сомневался! – сказал он Елизавете. – Он не мог омрачить такой день своим отсутствием.

Наконец, церемония была окончена.

Алексис подошел к родителям.

– Как я рада тебя видеть! – сказала ему Елизавета, крепко обнимая его.

– Мы оба рады! – поправил Владимир.

– Я уже боялась, что ты не придешь, – призналась Елизавета.

– Как я мог не прийти! – возмутился Алексис. – Правда, я немного опоздал к началу, зато не пропустил самое главное. Я бы мог объяснить причину моего опоздания, но, мне кажется, момент для этого не подходящий, да и место тоже. Надеюсь, вы не в обиде на меня?

– Не в обиде! – в один голос произнесли Елизавета и Владимир.

– В любом случае, приношу свои извинения! – сказал Алексис. – От всей души рад за вас! Преодолев все трудности, вы наконец-то обрели друг друга. Вы заслуживаете счастья!

Алексис пожал руку Владимиру и тихо произнес:

– Берегите ее! Сделайте её счастливой! Она этого заслуживает.

– Обещаю!

Елизавета оперлась на твердую и уверенную руку своего супруга, и они вышли из церкви, возглавляя небольшую процессию. Немногочисленные присутствующие принялись одаривать их поздравлениями и выражать свое восхищение. Узоров подкрепил свои поздравления несколькими дружескими напутствиями, а Корнаев – вопросами по долгу службы и предостережениями. Он отвел Елизавету от основной группы и серьезным тоном, который никак не соответствовал её счастливому настроению, произнес:

– Сударыня, извините, что в такой день досаждаю вам вопросами. Но как ваш адвокат, защищающий ваши интересы, я должен находиться в курсе ваших намерений.

– Намерений относительно чего?

– Как долго вы собираетесь сохранять в тайне ваше повторное замужество?

– Сейчас я не могу ответить на ваш вопрос, господин Корнаев. Предоставлю решать это своему супругу.

– Однако я не советовал бы вам торопиться с оглашением вашего брака, сказал Корнаев. – Вы должны понимать... Женщина, сочетающаяся новым браком, спустя ничтожно малое время после получения развода... Это чревато пересудами и сплетнями.

– Я это понимаю, – вздохнула Елизавета. – Но что поделать!

– Вы решительная! – с восхищением сказал Корнаев.

– В данной ситуации меня более беспокоят неприятности с законом, нежели сплетни.

– Меня, признаться, тоже. Я весьма опасаюсь, как бы ваш новый брак не был признан недействительным. И хотя видимых оснований к этому нет, разве что – короткий срок... Однако помимо этого...

Корнаев в нерешительности остановился. Подобная его манера была довольно хорошо знакома Елизавета, и означала она, что ему необходимо поговорить о некой личной и деликатной проблеме, что для него весьма неудобно.

– Говорите же, господин Корнаев! – подбодрила его Елизавета. – Ни о чем не беспокойтесь.

– Это касается вашего сына.

– Говорите.

– Насколько мне известно, сударыня, граф Вольшанский собирается признать его и дать ему свое имя.

– Это так.

– Весьма опасаюсь, как бы ваш бывший супруг – князь Ворожеев не воспользовался этим фактом и не обвинил вас в сговоре. Более того, он может выставить себя жертвой вашего обмана.

– И это несмотря на то, что он обвинен в двоеженстве и мошенничестве? – возмутилась Елизавета.

– Однако он может заявить встречное обвинение, в том что вы, простите, сударыня, были далеко не образцовой женой. И на сем основании синод может пересмотреть свое решение о разводе.

– Что значит – пересмотреть? – почти в ужасе переспросила она. – Уж не хотите ли вы сказать, что я могу вернуться к этому ненавистному браку, от которого я с таким трудом избавилась?

– Это маловероятно, – убедил её Корнаев. – Однако в формулировке может быть изменено основание развода, а соответственно, и последствия. Это может негативно сказаться не только на вашей репутации, но и на вашем настоящем браке.

– О нет! – мучительно вздохнула Елизавета. – Ничего больше не говорите об этом!

– Однако, возможно, это всего лишь мои опасения, – успокоил её Корнаев. – И никому в голову не придет ничего подобного сделать. Однако я должен был вас в них посвятить.

– Да, конечно.

– Простите меня, сударыня, что я омрачил столь радостное событие, виновато сказал Корнаев. – Но я ваш адвокат. Я должен был.

– Не извиняйтесь, господин Корнаев! Вы правильно сделали.

– А теперь, позвольте мне откланяться, сударыня.

– Благодарю вас, что вы присутствовали на этой церемонии.

– Всегда к вашим услугам, сударыня! И ежели понадобится моя помощь, вы можете во всем на меня рассчитывать.

Елизавета проводила его встревоженным взглядом. Затем её взгляд переметнулся в сторону мужа. При виде этого дорогого образа с полюбившимися чертами лица её тревога мгновенно рассеялась.

"Мой муж, – с гордостью и блаженством подумала она. – И он любит меня. А я люблю его. Люблю так, как никого никогда не смогла бы полюбить, потому что никто не сможет сравниться с ним. И я его жена! Из всех женщин мира она выбрал именно меня! А все остальное: основание развода, моя репутация... Как все это ничтожно и мелочно, по сравнению с тем, что мы сегодня стали мужем и женой!"

– Нет! Столь радостное событие ничто не в силах омрачить, – тихо произнесла она.

От внимания её супруга не укрылось, что её взгляд, излучающий любовь и восхищение, обращен на него. Нежной и счастливой улыбкой он вознаградил её за этот взгляд, затем подошел к ней, обнял её за талию и произнес:

– Мы можем ехать.

– Поезжайте, – с улыбкой произнес Алексис, вслед за ним подошедший к Елизавете. – А мне нужно возвращаться в Шалуевское имение. – Он повернулся к Узорову и предложил: – Не окажете ли мне честь, сударь, остановиться в нашем имении?

– С превеликим удовольствием, – ответил тот.

– В таком случае, можете располагать местом в моей коляске.

– Благодарю вас.

– Всего вам самого наилучшего! – пожелал Алексис своим родителям.

– Всех благ вам! – произнес Узоров. – Мое почтение, княгиня... О, простите! Мое почтение, графиня.

Через несколько минут от церковного дворика отъехали два экипажа. Один направился в Шалуевское имение, другой – в родовое имение графа Вольшанского.

Карета графа и графини Вольшанских остановилась у высоких ворот. Лакеи графа Вольшанского немедленно поспешили открыть ворота господам. Карета въехала во владения и по выложенной ажурной каменной плиткой дорожке поехала к усадьбе, расположенной на небольшом возвышении. У лестницы карета остановилась. Владимир вышел и подхватил свою супругу на руки прежде, чем её ноги успели ступить на землю. Он пронес её на руках через парадный вход и аккуратно поставил на пол перед дверями гостиной.

– Добро пожаловать в наше гнездышко, графиня! – произнес он.

– Как-то все это удивительно, – в смятении произнесла она.

– Что вас удивляет, любовь моя?

– Я, и вдруг новобрачная, – с каким-то неверием произнесла она. Словно молодая девушка перед первой брачной ночью... Словно нет позади мучительного брака с князем Ворожеевым длиной в двадцать лет, и словно нет позади целой жизни.

– Быть может, так оно и есть, – сказал её муж. – Наша жизнь впереди.

– Да, правда! – согласилась она.

Она с наслаждением прижалась к его плечу. Подобно бризу её окутывало необыкновенное тепло, которое может исходить только от любимого и дорогого человека. Какое же это счастье – чувствовать своей рукой его твердую и уверенную руку; видеть, как его нежный взгляд подобно лучу солнца скользит по твоему лицу и проникает в твои глаза; и осознавать, что этот человек часть тебя самой!

Его сладостные поцелуи погрузили её в состояние блаженной прострации. Она почувствовала, как её тело оторвалось от пола и, поддерживаемое сильными мужскими руками, воспарило в пространстве.

Он принес её в роскошную спальню, состоящую из двух отделений. Спальня была оформлена в теплых светло-розовых тонах и обставлена со вкусом и изяществом. В первом отделении для новобрачных был приготовлен столик с вином и угощениями. Во втором – их ожидала просторная и удобная постель.

Владимир бережно, словно драгоценную жемчужину, усадил Елизавету на постель. Он снял свой фрак и узкий, туго накрахмаленный галстук, расстегнул крахмальный воротник. Елизавета нежно провела рукой по его крахмальной сорочке. Она положила голову ему на плечо. Он принялся разбираться с потайными застежками, завязками женского платья. Она пришла ему на помощь. Она ловко расстегнула все застежки и сняла верхнее и нижнее платье. Затем она отвязала крепящиеся на талии нижние юбки с кринолином и осталась в очаровательном dessous, украшенном оборками и вышивкой.

Владимир нежно погладил её по плечу и заметил, что она дрожит.

– Ты вся дрожишь! – обеспокоенно произнес он.

– Все это пустяки, – смутилась она. – Я просто немного волнуюсь. Мне не слишком привычны подобные ощущения. Я испытывала их лишь единственный раз в своей жизни.

– Кажется, я знаю, когда, – улыбнулся он.

– А я теперь знаю, кто подарил мне их. Знаю, кто разжег во мне тот огонь, о существовании которого я даже не подозревала; кто был так нежен и внимателен со мной; и в чьих объятиях мне было так уютно и сладко. И подобные ощущения готовы повториться! Только на этот раз они обещают быть более яркими и более восхитительными. Ну как тут не испытывать волнение!

– В самом деле, – согласился Владимир.

Его взгляд, полный обожания и умиления, скользнул по её лицу.

– Подожди минутку! – интригующим голосом произнес он.

Он удалился в смежное отделение покоев, а через минуту вернулся с двумя бокалами вина.

– Попробуй! – предложил он. – Это уменьшит твое волнение.

Елизавета взяла бокал и сделала глоток.

– Какое приятное! – сказала она, делая второй глоток. – А ещё мне бы хотелось съесть что-нибудь из тех угощений, которые находятся за этой перегородкой. Я так голодна!

– Ну... конечно, – смутился он.

Она резво подбежала к столику и принялась с аппетитом налегать на угощения.

– О, Боже! Какой же я невнимательный! – с негодованием и огорчением произнес он. – Возможно, я тоже немного волнуюсь.

Это случайно вырвавшееся признание в своем волнении необычайно тронуло Елизавету. Она подошла к нему и обняла его. Ее губы слегка коснулись его уха.

– Я люблю тебя, – нежно прошептала она.

– И я люблю тебя, – в такт её словам прошептал он.

Их губы потянулись друг к другу и соединились в восхитительном, завораживающем поцелуе. Ее тело подчинилось его объятиям, как мягкая глина подчиняется волшебным рукам гончара. Просторное и уютное ложе приняло их под своим покровом. Его нежные руки принялись освобождать её от батистового dessous28. Она почувствовала упоительную сладость, когда её обнаженное тело прикоснулось к его обнаженному телу. Чарующий поток нежных, сладостных, восторженных и страстных чувств охватил её изнутри. Его поцелуи и прикосновения разжигали в ней божественный огонь, превращая её в неземное существо, а она, сама того не осознавая, преподносила этот огонь ему, открывая в нем великого избранного. Они окунулись в волшебный мир любви мир поцелуев и блаженного восторга. Сжимая в экстатическом порыве обнаженные тела друг друга, они шептали друг другу сладкие слова любви и нежности. Они словно растворялись друг в друге, теряя границы каждого в отдельности и объединяя эти границы в единое целое. Они уже не различали собственное "я" от "я" другого. Их дыхания, биения их сердец и движения их тел, слитые воедино, полностью принадлежали каждому, но по отдельности не принадлежали никому.

Стихия любовного слияния подошла к своему лаконичному, расслабляющему завершению, а они продолжали держать друг друга в объятиях, словно боялись выпустить тот волшебный мир, в который только что окунулись. Ее голова умиротворенно покоилась на его плече. Его губы слегка касались её виска, свободной рукой он перебирал её длинные волосы, разбросанные на его груди, другая же его рука была соединена с её рукой в надежный узел. Их лица сияли счастьем.

– Никогда не думала, что я способна так любить, – призналась Елизавета, – отдаваться любви всем своим существом. Я всегда была сдержанна, стыдлива и в какой-то мере холодна. А теперь... Во мне все так изменилось, что мне кажется, словно это не я.

– Это одна из величайших тайн любви, – произнес Владимир, нежно проведя рукой по её плечу. – В объятиях того, кого любишь и страстно желаешь, все происходит совершенно по иному. Когда любишь, мир становится иным: ты по иному смотришь на вещи, по иному мыслишь, по иному поступаешь.

– Я люблю тебя! И я так счастлива! – блаженно потянувшись, произнесла она.

– Ты не представляешь, как счастлив я.

Она улыбнулась. Но неожиданно её лицо вдруг погрустнело.

– Что с тобой, любовь моя? – обеспокоенно спросил он.

– Я подумала о нем. Он меня ненавидит и жаждет мести. И однажды он вернется.

И хотя она не назвала имени, но Владимир понял, что она говорит о своем бывшем муже. Воспоминание об этом человеке, который чуть было не убил обожаемую им женщину, черной, зловещей тучей накатилось на него. У него больно защемило внутри, когда он представил, что все это может вернуться.

– Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя, – заверил он жену. Этот человек – зло. И все же он не достаточно могущественен, чтобы разрушить наше счастье. Для этого одного лишь зла недостаточно.

От его убедительных и ласковых слов её тревоги рассеялись. Она крепко прижалась к его телу и уснула безмятежным сном.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Княгиня Элеонора Львовна почувствовала что-то неладное, когда до неё дошли сведения, что её дочь Елизавета оставила свой столичный дом и уехала в деревню.

"Что ей понадобилось в деревне в такую пору? – размышляла Элеонора Львовна. – Только что выпал снег. Каких-либо важных дел не предвидится до весны. В деревне сейчас смертная скука. Что Алексис в деревне – это ещё куда ни шло! Он частенько туда наведывается. Но Елизавета?"

А между тем завершалась вторая неделя отсутствия Елизаветы. Через свои особые источники осведомления Элеонора Львовна узнала, что граф Владимир Вольшанский также оставил свой столичный дом и уехал в загородное имение, причем приблизительно в одно и то же время с её дочерью.

"Она с ним! – сразу же догадалась Элеонора Львовна. – Конечно же, она с ним! Какое легкомыслие! Ей мало того скандала, что разразился вокруг нашей семьи и не утихает по сей день! Она ещё провоцирует новый. Едва развелась с мужем, уже уехала куда-то с любовником. Если об этом станет известно в обществе, я не представляю, что станет с её репутацией и без того уже запятнанной преступлениями мужа".

Не так давно Елизавета откровенно призналась матери, что они с графом Вольшанским любят друг друга и собираются пожениться, как только с её браком с князем Ворожеевым будет покончено. Элеонора Львовна не имела особых возражений против женитьбы её дочери и графа Вольшанского. И хотя она не была лично знакома с избранником своей дочери, но уже успела собрать о нем необходимые ей сведения. Через свои особые каналы ей стало известно, что у графа имелось богатое состояние, он принадлежал благородному семейству и пользовался уважением в обществе. По всем параметрам он подходил в супруги её дочери. Однако княгиня Элеонора Львовна настоятельно советовала Елизавете подождать с замужеством хотя бы год, пока не улягутся страсти вокруг их семьи. А самой тем временем вести тихий и замкнутый образ жизни, как и подобает разочарованной женщине, супруг которой оказался низким обманщиком и преступником. Но, видимо, Елизавете совет матери пришелся не по душе.

"Я не могу это так оставить! – сказала себе Элеонора Львовна. – Нельзя давать повод для нового скандала! Но где же они могут быть? Нужно узнать, где находится загородное имение графа Вольшанского".

Узнать местонахождение имения графа Вольшанского не представляло особой сложности для княгини Шалуевой. Владимир был весьма популярен светских кругах, и о том, где было расположено его имение, знали многие. К тому же, он никогда не делал из этого тайны. Элеоноре Львовне достаточно было всего лишь нанести пару светских визитов и за посиделками выведать интересующие её сведения. И как только Элеонора Львовна получила эти сведения, она незамедлительно отправилась в имение графа Вольшанского.

После пятичасового путешествия по трудной, заснеженной дороге коляска княгини Шалуевой подъехала к воротам имения графа Вольшанского. Элеонора Львовна оценивающим взглядом оглядела особняк. Здоровый, неповоротливый парень открыл ворота и с любопытством уставился на прибывшую незнакомую, но по виду знатную барыню.

– Поговори с ним! – приказала княгиня Элеонора Львовна своему кучеру. – Скажи, что у меня важное дело к его господину – графу Вольшанскому.

Кучер слез с козел и подошел к парню. Как ему велела княгиня, он осведомился о графе Вольшанском и сказал, что у его госпожи важное дело к графу. Искоса взглянув на даму в коляске, парень громко произнес:

– Его сиятельства графа Вольшанского в настоящий момент нет в имении. Но коли вам будет угодно, я доложу о вас графине.

– Графине? – удивилась Элеонора Львовна, которая прекрасно слышала слова парня.

Кучер Элеоноры Львовны вопрошающим взглядом взглянул на нее.

– Доложи! – громко сказала она парню. – Е желает видеть Княгиня Шалуева.

Через несколько минут Елизавета сама вышла навстречу матери. Лицо Елизаветы светилось счастьем. И это сразу же бросилось в глаза Элеоноры Львовны. Она не могла припомнить, когда видела дочь такой. Елизавета вся была словно наполнена счастьем. Счастье было в её улыбке, в её светящихся серо-синих глазах, в её летающей походке и легких движениях.

– Маменька! – радостно и немного удивленно воскликнула Елизавета. – Вы здесь? Как вы?.. Впрочем, я очень рада вас видеть! Пожалуйте в имение! Я распоряжусь, чтобы позаботились о вашем кучере и напоили лошадей.

Княгиня Элеонора Львовна проследовала за дочерью. Елизавета провела её в роскошную комнату для приема гостей.

– Не желаете ли отобедать? Я прикажу подать обед, – предложила Елизавета.

– Для обеда слишком позднее время, – заметила княгиня Шалуева. – К тому же я не голодна.

– В таком случае, я прикажу поставить самовар.

Елизавета вышла на несколько минут, чтобы дать распоряжения прислуге. После чего вернулась и села в кресло напротив матери.

– Может быть, объяснишь мне, что все это значит? – спросила Элеонора Львовна.

– Что именно, маменька?

– Твое нахождение в этом доме и, в частности, фраза: "Я доложу о вас графине".

– Я вышла замуж за графа, – просто объяснила Елизавета. – И теперь я графиня Вольшанская.

– О, какое безумие! – тяжело вздохнула Элеонора Львовна. – И где только свершилось подобное святотатство? Кто отважился обвенчать женщину, ещё недавно бывшую замужем за другим? Ну зачем потребовалось так спешно венчаться? Неужто нельзя было подождать какой-то несчастный год?

– Нельзя, – с очаровательной улыбкой ответила Елизавета.

– Тебе счастливо, беззаботно, – с упреком сказала мать. – А я, как обычно, должна что-то придумывать, чтобы не пострадала твоя репутация.

– Маменька, прошу вас, не сердитесь на меня! – мягким тоном голоса произнесла дочь. – Я так счастлива!

И, действительно, несмотря на упреки и недовольство матери, глаза дочери по-прежнему сияли, и улыбка не сходила с её лица. Казалось, даже самые резкие замечания не в состоянии были омрачить её счастье. Элеонора Львовна окинула дочь изучающим взглядом. И невольно на строгом, серьезном лице матери промелькнула радостная улыбка.

– Стало быть, счастлива? – переспросила Элеонора Львовна.

– Очень счастлива, маменька!

– Ну что ж! Это хорошо! Ты заслуживаешь счастья, после всего того, что тебе пришлось испытать. Я рада за тебя, Елизавета!

Видя, что её мать смягчилась, Елизавета хотела было обнять её и поблагодарить, но внезапно остановилась. Ей захотелось, чтобы мать сделала это сама.

– Маменька, вы не хотите обнять свою дочь? – ласковым голосом спросила Елизавета.

Не говоря ни слова, Элеонора Львовна подошла к ней и заключила её в объятия. Это было так прекрасно! Она пыталась припомнить, когда в последний раз так обнимала дочь, но не могла. От подобного проявления нежности строгая княгиня Шалуева едва не прослезилась. Но ей удалось себя сдержать. Она отстранилась от дочери, глубоко вздохнула и кашлянула.

– Маменька, я хотела бы выразить вам большую благодарность, произнесла Елизавета. – Ведь это вам я обязана своим счастьем. Если бы вы не сделали заявление в полицию и не обвинили бы моего бывшего мужа в двоеженстве, мне не удалось бы развестись. И сейчас я по прежнему оставалась бы его женой.

– Если бы он не повторил попытку с отравлением или не задумал бы чего-нибудь похуже, – вставила Элеонора Львовна. – И тогда ты вряд ли оставалась бы его женой.

– Вы совершили отважный поступок! Я представляю, чего вам это стоило! Вы, всегда так дорожившая честью семьи, сами обвинили своего зятя в бесчестье. Мне как никому другому известно, что значит для вас понятие "скандал в обществе". В все же вы пошли на него.

– Это лучше, чем потерять свою единственную дочь, – сказала Элеонора Львовна. – Я боялась за тебя. Быть может, я не была для тебя хорошей матерью: нежной и понимающей, но ты мне очень дорога. Ты и Алексис.

Елизавета взяла в свои ладони худые, но жилистые руки матери и нежно сжала их. Ей впервые открылось, что за видимой строгостью, холодностью и даже некоторой сухостью её матери может скрываться такая теплая и нежная любовь.