Текст книги "Маски сброшены"

Автор книги: Мариена Ранель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Ранель Мариена
Маски сброшены

Мариена Ранель

"МАСКИ СБРОШЕНЫ"

роман

ПРЕДЫСТОРИЯ

Август, 1834 год

Быстрыми, но какими-то неуверенными шагами она шла по торцовой мостовой1 ночного Петербурга. Она была плотно закутана в летний гавелок2, полностью скрывающий её платье. На голове у неё была большая шляпа шуте3, а на лице маска. По этому бесформенному, замаскированному силуэту не только невозможно было её узнать, но и определить даже приблизительно её возраст и сословную принадлежность.

Несмотря на позднюю ночь и отсутствие фонарного освещения, было тем не менее довольно светло. Во всяком случае очертания домов, улиц, редких прохожих и экипажей были вполне различимы.

Раньше она никогда не осмелилась бы выйти за ворота своего дома в такое позднее время без коляски и сопровождения. Да и маменька бы этого не допустила. На всех балах, раутах и вечерах, которые происходили в позднее время, маменька ни на минуту не оставляла её без присмотра. Но в эту ночь маменька не подозревала, что её юная и благопристойная дочь находилась вдали от дома на малознакомой улице, где бродили лишь ночные гуляки-шалуны да проезжали редкие экипажи.

Боже, какое безумие! В тайне от всех ночью выйти за пределы своего дома и оказаться на улице совершенно одной! Если в обществе станет известно, что молодая барышня громкой фамилии и благородного происхождения, воспитанная в строгих правилах, бродит по улицам города ночью одна, словно бездомная бродяжка, разразится ужасный скандал. А если станет известно, что кроме этого она пересекла порог борделя, её перестанут принимать в приличном обществе. Маменька никогда ей этого не простит. Доброе имя и честь семьи для маменьки превыше всего. Превыше счастья, совести и правды. Впрочем, не только для маменьки. Большинство из тех, кто называет себя "благородными", за своим громким именем, титулом, внешним блеском и аристократичными манерами скрывают духовную бедность, ничтожную сущность и низменное поведение. Все, что исходит от них, пропитано лицемерием: фальшивые улыбки, высокопарные речи, наигранные чувства. Все ложь, ложь, ложь! Везде одна ложь! Кругом мир лжи! И только здесь ночью на улице она находится в мире правды.

Правда... Та самая правда, о которой она даже не подозревала! Эта правда открылась ей через узкий дверной проем одной из комнат борделя, где она увидела его... в объятиях кокотки. Это было мерзко, жутко и противно! Они вцепились друг в друга, словно два похотливых животных, подчиненных своим низменным инстинктам. Если бы она не увидела эту мерзость собственными глазами, она ни за что бы не поверила в нее.

Как могло случиться, что человек, которого она любила, уважала и почитала, в действительности оказался полным ничтожеством? А ведь она уже почти год была помолвлена с ним и через месяц должна была состояться их свадьба! Его красивые ухаживания, его нежные речи, его обворожительные взгляды и страстные признания в любви... Как все это можно сопоставить с той мерзостью, которую она увидела? Очень просто. Мерзость – это жестокая правда, а все остальное – сладкая ложь.

Новый поток слез хлынул из её глаз. Но на этот раз она быстро его остановила. Это уж слишком! Мало того, что этот человек растоптал её душу, опоганил её чувства, отравил её мечты, не хватало еще, чтобы он заставил её плакать из-за него.

Она подошла к роскошному особняку и остановилась около него. Этот особняк принадлежал одной из подруг её матери. Подруга была праздной натурой и проводила жизнь в постоянных увеселениях. В её доме часто устраивались пышные торжества и балы. Однако далеко не все из этих увеселений были одобрены строгой маменькой. Например, маменька совершенно не одобряла балы-маскарады, на которых, как она считала, люди, пряча под масками свои лица, наряжаясь в нелепые костюмы и забывая о своем достоинстве, благородном происхождении, вытворяют невесть что. И никто не стыдится и не соблюдает условности, поскольку маска скроет все. А сегодня был один из таких балов-маскарадов.

У неё не было специального маскарадного костюма, но у неё была маска. И при помощи этой маски она намеревалась совершить столько сумасбродств, сколько придет ей в голову.

Она беспрепятственно прошла через парадный вход. Ее поступь была столь благородна и величава, а вид столь таинственен, что никто из прислуги даже не подумал её остановить и спросить у неё пригласительный билет. Более того, едва она оказалась в вестибюле, у неё приняли гавелок и шляпу, проводили в уборную и показали, где находится зал. Впрочем, все это она и так знала.

Бал был уже в самом разгаре. Замаскированные лица мужского, женского, а то и непонятного пола развлекались в полное удовольствие. Громкий смех, топот и музыка сотрясали огромный зал, где происходило это дикое всеобщее веселье.

На этого одиноко стоявшего молодого мужчину, с некоторой небрежностью наблюдавшего за маскарадным весельем, она обратила внимание почти сразу же, как вошла в зал. На нем тоже не было специального маскарадного костюма. Он был одет в бежевый фрак и брюки на тот светлее. Его лицо прикрывала черная бархатная маска. Он был среднего роста, но из-за своей стройности и благородной осанки казался выше. Она остановила на нем свой взгляд, и неожиданно в её голове родилось дерзкое и неслыханное безумство.

"Этой ночью я буду принадлежать ему", – сказала она себе.

Одержимая идеей осуществить свое безумство, она подошла к этому незнакомому человеку и дотронулась до его руки. Без всякого удивления, однако с некоторой долей любопытства он взглянул на дамскую ручку в белой перчатке и галантно произнес:

– Я к вашим услугам, маска.

– Вы не могли бы стать моим кавалером на этом балу? – обратилась она с просьбой, стараясь придать звучанию своего голоса шаловливый оттенок.

Ее просьба была довольно дерзкой и смелой для юной и благовоспитанной барышни. Однако для подобного маскарада была вполне естественной. И хотя в её голосе слабо прозвучали нотки кокетства и игры, незнакомец воспринял её просьбу, как обыкновенную маскарадную интригу.

– Я здесь совсем одна, – объяснила она. – Я никогда не участвовала в подобного рода развлечениях.

Взгляд незнакомца скользнул по её маске, пытаясь разглядеть скрывающиеся под ней очертания женского лица.

– Мне, кажется, я вас знаю! – задорным голосом произнес он.

Это была типичная маскарадная фраза, но на неё она произвела ошеломляющее действие.

– Вы не можете меня знать! – возразила она.

– Вы та, которая взволновала мою душу.

И эта фраза была тоже вполне типична для маскарада. И если она о чем-то говорила, то никак не о том, что неизвестный мужчина знает её или считает, что знает. Но юной барышне так не показалось. Она растерянно посмотрела на незнакомца.

– Вы меня, наверное, принимаете за другую? – произнесла она. – Уверяю вас, мы незнакомы!

– Ну, ежели вы так рьяно уверяете меня в этом, то, стало быть, мы, действительно, незнакомы, – играючи сказал он. – Что ж, так даже интереснее! Попробую угадать: кто вы. Итак, вы здесь одна и никогда раньше не участвовали в подобного рода развлечениях. Что бы это могло значить? Очевидно, вы находитесь здесь инкогнито? Ваше положение в обществе не позволяет вам участвовать в таких развлечениях? Но вы устали от строгих правил и вам хочется глотнуть глоток свободы и насладиться запретным плодом?

– Все именно так.

– Кто же вы? В вашем голосе чувствуется уверенность, достоинство и решительность. А между тем, ваш голос так юн и нежен. Я теряюсь в догадках!

– Очевидно, по правилам этой игры вы должны разгадать, кто скрывается под маской, – предположила она.

– Игры? Что вы имеете в виду?

– Ну... Этот маскарад, – неуверенно ответила она.

– Да, действительно, – согласился он. – Любой маскарад можно назвать игрой. Однако у этой игры нет определенных правил.

– Нет правил...

Ее взгляд от незнакомца переключился на раскрепощенную и шумящую толпу в домино либо просто в масках и фраках или бальных платьях. Несколько секунд она наблюдала за этой маскарадной процессией, пытаясь определить для себя, в чем заключается суть игры без правил. Хаотичное, непредсказуемое, свободное и даже в какой-то степени фривольное поведение, танцы, топот... Действительно, полное отсутствие правил. Можно делать все, что тебе вздумается, и никто тебя не осудит. Осудить можно личность или имя, а у маски нет ни имени, ни личности.

– Вы можете исполнить мою просьбу? – попросила она.

– Все, что вы пожелаете, и все, что будет в моих силах, загадочная маска!

– Не пытайтесь узнать: кто я. Оставьте свои попытки проникнуть в мою тайну. Ограничитесь тем, что вы видите.

– Что ж. Ваша просьба для меня закон, загадочная маска.

– Благодарю вас.

Незнакомец галантно протянул ей руку. Его рука была твердой и уверенной. Это была рука сильного и целеустремленного мужчины.

– Пожалуйте за мной в этот безумствующий мир маскарада! – торжественно произнес он.

Она никогда не представляла, что, нарушив внушаемые ей с детства правила и запреты, получит такое огромное удовольствие. Она ощутила себя птичкой, которая вырвалась из золотой клетки и впервые оказалась в мире неведомых ей развлечений. Необыкновенное чувство свободы и протеста к нормам морали и правилам этикета переполняло все её существо. Она смеялась слишком громко, она танцевала слишком вызывающе и, кроме того, она флиртовала с мужчиной, которого совсем не знала. И все это ей безумно нравилось! Но её поведение мало чем отличалось от поведения остальных.

Ее кавалер был галантным и внимательным на протяжении всего маскарада. Он старался угодить всем её прихотям, поддерживать все её сумасбродные выходки, выполнять её маленькие капризы. Она чувствовала, что её особа вызывает в нем интерес и симпатию. И даже маска, полностью закрывающая её лицо, не в состоянии заглушить эти чувства.

– Как чудесно! – восторженно произнесла она, когда они уединились в одном из отдаленных уголков особняка.

– Это вы чудесная, моя загадочная маска! Никогда не чувствовал себя так превосходно ни с одной женщиной! – признался её кавалер.

В ответ на это признание её рука легла на его плечо. Пальчики, облаченные в перчатку, нежно прикоснулись к его щеке. Голосом, полным решительности и очарования, она произнесла:

– Я хочу остаться с вами наедине. Не здесь. А где-нибудь, где нас никто не сможет побеспокоить.

Он посмотрел на неё странным взглядом. Этот взгляд словно пытался проникнуть под маску и увидеть выражение лица, с которым были произнесены эти слова.

– Я могу это устроить, – после короткой паузы прозвучал ответ на её просьбу.

Комната, куда он её привел, находилась в мезонине и принадлежала, вероятно, кому-либо из так называемых родственников-приживалов, время от времени наведывающихся под широкое крылышко великодушной хозяйки дома. Обстановка комнаты была не слишком роскошной, но довольно уютной.

Едва она вошла в комнату, её охватили стыд и смущение. Но сильнее стыда и смущения были: боль от разочарования, досада за собственную наивность и злоба на весь лицемерный свет. И эту боль, и эту досаду, и эту злобу можно было заглушить единственным, как ей казалось, способом. Но её что-то сдерживало: то ли поведение её кавалера, который обращался с ней слишком уважительно, словно с царственной особой; то ли въевшиеся в неё предрассудки; то ли страх перед первой близостью. От слабости и нерешительности она тихо расплакалась. Ее слез не было видно из-под маски, но незнакомец все же почувствовал её плач. Он встал у неё за спиной и, слегка склонив голову над её ухом, прошептал:

– Расскажите мне о вашей печали.

Она вздрогнула. Его голос, полный участия и заботы, затронул болезненные струны её души. Она повернулась к нему и уткнулась лбом в его фрак. Она почувствовала, как его рука нежно погладила её по волосам.

– Доверьтесь мне, – произнес он. – Я все для вас сделаю.

Вряд ли что-либо способно было так утешить её, как эта нежность чужого, незнакомого, но такого чуткого и заботливого мужчины. Подчиненная какому-то внутреннему порыву – тому, что заставляет в минуты слабости и отчаяния искать поддержки у ближнего, она теснее прижалась к нему и обвила руками его плечи. За её объятием, ищущим поддержки, последовало ответное его объятие, дающее эту поддержку. Она ощутила нежное и страстное дыхание около своего виска. Его губы слегка коснулись её шеи.

– Я хочу быть вашей. Этой ночью, – произнесла она, пугаясь и одновременно восхищаясь собственной смелостью.

Какое-то каменное напряжение появилось в его руках, обвивающих её стан. Его дыхание замерло, и только сердце продолжало учащенно и громко биться.

– Я знатного происхождения, – в лихорадочном возбуждении продолжала она. – Я молода и привлекательна. У меня безупречная репутация. Я чиста перед богом и светом. И моего тела никогда не касались мужские руки.

– Вы сводите меня с ума! – прошептал он. – Но, умоляю вас, не толкайте меня на этот бесчестный поступок!

– Назвать бесчестным этот поступок – все равно, что назвать бесчестной меня!

– Не говорите так! Вы самая необыкновенная, самая лучшая и самая желанная из всех, с кем мне доводилось встречаться!

Он отодвинул кружево маски, падающее на нижнюю часть её лица, и поцеловал её в губы. Его нежный, сладкий и страстный поцелуй размягчил её напряженное тело и подобно бальзаму оказал заживляющее действие на её душу. Его пальцы естественным ходом подобрались к потайной шнуровке её платья и принялись её ослаблять. Но когда он прикоснулся к её маске и непроизвольным движением попытался убрать эту преграду с женского лица, она резко его остановила:

– Не делайте этого!

– Я никогда не выдам вашей тайны! – заверил её он. – Позвольте мне увидеть ваше лицо!

– Вы дали слово! – напомнила она.

– Да, – согласился он. – Но вы доставили бы мне огромную радость, ежели бы позволили его нарушить.

– Нет, – твердо сказала она. – И не спрашивайте меня: почему? Просто выполните эту мою просьбу.

– Ваша просьба для меня закон.

Он понимал, что это удивительное создание привели в его объятия ни мимолетно возникшая страсть и ни тяга к получению удовольствий, а отчаяние. Но он был настолько очарован ей, что готов был смириться с этим отнюдь не лестным для него отчаянием, и готов был выполнить любое её условие, даже самое сумасбродное, и в то же время готов был понести любую ответственность, которая могла возникнуть. Невероятная магнетическая сила влекла его к ней, заставляя терять голову.

– Это самое большое безумство в моей жизни! – признался он.

– И в моей, – ответила она. – Но я никогда не думала, что оно может быть таким! Что в безумстве столько очарования, огня и непредсказуемости! Может ли быть что-то безумнее такого безумства?

– Не может, – согласился он. – И все же я хотел бы увидеть ваше лицо, узнать ваше имя... Я хочу знать о вас все!

– Это невозможно.

Он аккуратно освободил её от платья и нижних юбок, затем легко подхватил на руки её полуобнаженное тело и бережно положил на кровать. Его руки проникли под тонкую ткань её dessous1 к нежной, упругой груди, затем плавно спустились вниз к округлой поверхности бедра. Неуверенность и внутренний страх на минуту парализовали её, когда она почувствовала первые интимные ласки, такие неведомые и запретные для нее. Она закрыла глаза и почти без движения с замирающим дыханием и легкой нервической дрожью стала принимать их.

"Я так решила. И так будет. Назад пути нет!" – твердо сказала она себе.

Это подкрепило её пошатнувшуюся уверенность и придало ей внутреннюю силу. Она прильнула щекой к его плечу и нежно провела рукой по его спине. В следующую секунду её обжег горячий поцелуй его страстных губ, на который её губы ответили не менее горячим поцелуем. Все её существо охватил неведомый ей доселе огонь.

Извечное как мир слияние двух противоположных полов произошло так стремительно и естественно, что она даже не успела отследить в своей памяти тот момент и понять свои ощущения. Она не могла определенно сказать: приятно ей было, больно или стыдно. Ее чувства, эмоции – отчаянные, грустные, смелые, вырывались наружу в виде слез и жалобных рыданий, освобождая тем самым её душу от груза. Слезы катились по её лицу, а рыдания извергались из самой глубины её разбитого сердца. И тут же чарующие и целительные ласки незнакомца осушали её слезы и заглушали рыдания. Добрыми, нежными словами, значения которых она не понимала, он успокаивал её. Ей было особенно приятно слышать его нежный голос и чувствовать его участие именно тогда, когда все уже оставалось позади.

Его лицо больше не прикрывала маска. И хотя в комнате было темно, ей все же удалось разглядеть приятные черты его лица. Волнение и трепет пробежали по её телу, когда его взгляд, полный нежности и теплоты, встретился с её взглядом. Этот взгляд потряс её до глубины души. Она вдруг подумала, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть этот взгляд. Она понимала, что после этой ночи их судьбы разойдутся. Рано или поздно из её памяти сотрется его образ, его голос и вкус его поцелуев, но никогда не сотрется этот взгляд, так же как не сотрется эта маскарадная история.

Всю оставшуюся часть ночи до наступления утра она не смогла сомкнуть глаз. События последней половины суток не выходили у неё их головы: сначала её жених – в объятиях кокотки, затем она – в объятиях первого приглянувшегося ей мужчины. Казалось, за эти часы она повзрослела на несколько лет. Из наивной, правильной и послушной девушки она превратилась в целеустремленную, соблазнительную женщину, не доверяющую лести и презирающую светские порядки. Все это было слишком значимым и волнующим, чтобы она смогла от этого отрешиться хотя бы на некоторое время и спокойно предаться сну, последовав примеру своего любовника.

Любовника! Как непривычно, странно, но в то же время победно и сладостно звучит это слово. Стоило ей хотя бы мысленно произнести его, как её сердце начинало трепетать от волнения, смущения и страха.

Падающий в комнату свет и шум пробуждающегося города известили её о том, что наступило утро. Пришло время разгульной птичке возвратиться в свою золотую клетку, пока её отсутствие никто не обнаружил.

Ее голова покоилась на его плече. Одной рукой он обвивал её талию, а другой – удерживал её руку. В его объятиях было сладко, спокойно и уютно, а вне их пределов её ожидали неприятности и мерзкая действительность. Но в эту действительность необходимо было вернуться! Она осторожно убрала руку своего любовника со своей талии и медленно, стараясь создавать как можно меньше шума, покинула любовное ложе. Теперь ей предстояло облачиться в свою одежду и собрать все свои аксессуары. Собственными силами она одела платье, с трудом справившись со шнуровкой и неудобно посадив лиф.

Перед тем, как уйти, она подошла к кровати и внимательно посмотрела на своего спящего любовника. Его сон был крепким и безмятежным, что свидетельствовало о его молодости, здоровье и спокойном характере. На его губах была легкая улыбка. На вид ему было не более двадцати пяти лет. Как имя этого неизвестного мужчины, вошедшего в её жизнь? какого он происхождения? как попал на этот маскарад? – для нее, пожалуй, навсегда останется тайной. Она вдруг подумала, что, возможно, встретив его при других обстоятельствах, она смогла бы его полюбить. Впрочем, теперь все это было уже неважно.

Она тихо вышла из комнаты, оставив его одного.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

– Балы, вечера, рауты – какая скукотища! – поделился своими впечатлениями с другом Василием Узоровым граф Владимир Елисеевич Вольшанский. – Лицемерие, лесть и фальшь – три основных составляющих, которые непременно присутствуют в каждом из таких развлечений.

– Ты ещё забыл про сплетни, интриги и демонстрацию своих нарядов и драгоценностей, – дополнил его тот.

– Ошибаешься, Василь! Я ничего не забыл. Просто сплетни, интриги и демонстрация своих нарядов и драгоценностей – ни что иное, как лицемерие, лесть и фальшь. Где ты видел интриги без лицемерия, лести и фальши? То же самое – сплетни.

– Это так. Но вот что касается драгоценностей, то они, как правило, настоящие.

– А это ещё неизвестно!

Раут, на котором прозвучал столь критичный диалог, происходил в июне 1854 года в петербургском доме Марианны Пилевской – польской подданной, устраиваемом по случаю её приезда в Россию. Сей дом, ещё не так давно находившийся в полуразвалившемся состоянии, она получила в наследство от своих российских родственников. Благодаря своим деньгам, госпоже Пилевской за весьма короткое время удалось восстановить дом и обставить его по своему вкусу. Впрочем, хорошим вкусом эта дама не отличалась, о чем свидетельствовали неудачно подобранные тона обоев, холодный интерьер комнат и массивная, дорогая, но какая-то неуклюжая мебель. Помимо хорошего вкуса, которым госпожа Пилевская не отличалась, она к тому же не блистала умом и манерностью, зато славилась своей лестью, подражанием за знатными особами и транжирством. Устраиваемый раут был под стать своей хозяйке – пышный, скучный, глупый. Во всяком случае так считал граф Владимир Вольшанский, который сетовал на своего друга, затащившего его сюда.

Графу Владимиру Вольшанскому на вид было от тридцати пяти до сорока лет. Он был строен, обладал приятной внешностью и прекрасными манерами. Черты его лица были правильными и утонченными: небольшие темно-карие глаза, прямой нос, невысокий лоб, среднего размера губы. Его черные волосы с едва заметной, легкой проседью были прибраны по моде того времени: укорочены на затылке и висках и уложены спереди.

Друг Владимира Вольшанского Василий Узоров был несколько моложе его. В отличие от Владимира, он был не так строен, обладал не такими прекрасными манерами и не такими правильными и утонченными чертами лица, но отличался большей жизнерадостностью, энергией и оптимизмом.

– И все же в подобных торжествах имеется и приятная сторона, возразил Узоров. – Где ещё можно увидеть столько прекрасных дам?

– Я уже вышел из того возраста, когда принято волочиться за дамами.

– Что за вздор! Сорок лет – самый расцветный возраст для такого мужчины, как ты: с титулом, богатством и положением. К тому же, ты уже пять лет как овдовел. Пора бы подумать если не о хорошей партии, то хотя бы о прелестной любовнице.

– Благодарю за совет.

В этот момент восторженно прозвучал голос хозяйки:

– О, княгиня! Как я рада вас видеть!

Взоры всех присутствующих обратились на вновь пришедшую особу, которую госпожа Пилевская назвала "княгиней". Утонченная и изящная дама лет тридцати – тридцати пяти, одетая по последней моде, подошла к госпоже Пилевской и приветственно наклонила голову.

– La mien cher!2 – не убирая своего сияющего восторга, сказала госпожа Пилевская. – Как всегда ослепительна, очаровательна и элегантна! Какая честь для меня видеть вас на своем рауте!

Марианна Пилевская была слишком щедра на всевозможные похвалы и лестные отзывы, которые порой бывали неуместны, лживы и вызывали раздражение. Но на сей раз её похвалы как никогда соответствовали действительности. Княгиня, действительно, была ослепительна, очаровательна и элегантна. Княгиня принадлежала к числу тех женщин, которые очень бережливо и заботливо относятся к своей внешности. Причем подобная бережливость и заботливость исходит не столько из желания нравиться, сколько из правил соблюдения чистоты, порядка, здорового образа жизни, привитых ещё с детства и усовершенствованных с годами. Таким женщинам удается обмануть время и замедлить ненавистный процесс увядания. А если при этом природа одарила их красотой, то эта красота к тридцати – тридцати пяти годам приобретает особую выразительность и оформленность. Именно такая красота наиболее, нежели незавершенная прелесть юности, привлекает мужчин. И именно такой красотой обладала княгиня. Она была стройной, хрупкой, но при этом не казалась слабой. Она свободно и грациозно передвигалась в своем неудобном, но очень красивом серебристо-синем платье с пышным и тяжелым кринолином. Ее черные волосы были аккуратно собраны в пучок и закреплены гребнем на затылке, и далее от этого пучка спускались вниз спирально завитые локоны. Ее драгоценности и прочие детали туалета были прекрасно и со вкусом подобраны к её наряду.

– Кто эта дама? – спросил граф Вольшанский у своего друга, не отрывая взгляда от княгини.

– Княгиня Ворожеева.

– Elle est belle!3 – отметил граф Вольшанский, не скрывая своего восхищения.

– Oh, oui!4 – вздохнул Узоров.

– Отчего сей неуместный вздох?

– Сказать откровенно, Вольдемар, мне не очень по душе твой внезапно разгоревшийся интерес к княгине. Едва она вошла, ты прямо-таки оживился.

– Ты меня удивляешь! Стало быть, тебе не по душе, что я оживился?

– Я бы предпочел, чтобы твоему оживлению способствовала не княгиня Ворожеева, а какая-нибудь другая дама, – сказал Узоров.

– А что не так в княгине? – удивился Владимир.

– Княгиня Ворожеева слишком сложная и непонятная женщина. Такие женщины, как она, усложняют нам жизнь и доставляют постоянные проблемы. А в твоей жизни было достаточно проблем с женщинами.

– Только с одной, – поправил Владимир. – И это совершенно другое. Помимо этих скудных и неубедительных доводов против княгини к тебя ещё что-нибудь имеется?

– Вообще-то, княгиня Ворожеева имеет безупречную репутацию и пользуется уважением. Кроме того, что она сложная и непонятная, она ещё независимая, целеустремленная, эксцентричная.

– Представь меня ей!

– Увы, не могу. Я сам не имел чести быть представленным ей.

– Однако для человека, не знающего её, ты достаточно знаешь о ней, заметил Владимир.

– Все, что я знаю о ней, я знаю от третьих лиц. Княгиня пользуется большой популярностью в светских кругах. Ни одна дискуссия не обходится без упоминания её имени. Сейчас я постараюсь вкратце рассказать тебе, с чем связана такая популярность княгини?

– Потом, – остановил его Владимир, который краем уха слушал его, а всеми остальными органами чувств наблюдал за княгиней. – Ты мне все расскажешь потом. И не вкратце, а во всех подробностях. А сейчас: воспользуюсь случаем, пока с ней рядом эта сорока, попрошу меня представить. Извини, Василь, я тебя покину ненадолго.

С этими словами граф Вольшанский прямиком направился к двум разговаривающим дамам: главной героине устраиваемого раута и главной героине его вспыхнувшего интереса. Ему не пришлось просить госпожу Пилевскую представить интересующую его даму. Госпожа Пилевская сама проявила инициативу. Увидев направляющегося к ним графа, она широко ему улыбнулась и произнесла:

– Ах, граф. Надеюсь, вы не скучаете на моем скромном рауте? Позвольте вам представить её сиятельство княгиню Елизавету Алексеевну Ворожееву.

Легкая приветственная улыбка мелькнула на губах княгини Ворожеевой.

– Его сиятельство граф Владимир Елисеевич Вольшанский, – представила его госпожа Пилевская.

Он вежливо поклонился. Княгиня протянула ему руку.

– Est tres content, que m'ait souri le bonheur de faire connaissance avec la dame si celebre et respectee5, – произнес он, запечатлев на её руке поцелуй.

– Ne pensait pas, que sur moi va une telle agreable gloire6, – сказала княгиня. – Со своей стороны я испытываю некоторую неловкость, поскольку ничего не знаю о вас. Однако ваше лицо кажется мне знакомым. Мы встречались раньше?

– Est peu probable, la princesse7, – возразил граф Вольшанский. – Я бы вас непременно запомнил. К тому же я долгое время провел за границей.

– Вот как!

– Да, граф – великий путешественник! – вмешалась госпожа Пилевская. Он посетил, наверное, более половины стран мира. Он свободно владеет, ежели не ошибаюсь, девятью иностранными языками. Он знает все о культурах разных народов. И не только о культурах. Он всесторонне образованный человек. Его вполне можно назвать кладезю знаний.

– Вы сильно преувеличиваете, сударыня, – возразил он.

– Pas du tout, les comte!8 А теперь извините меня, княгиня, граф. Я вынуждена вас оставить. У хозяйки имеются определенные обязанности перед гостями.

Вежливо раскланявшись с ними, она направилась к небольшой группе женщин, весело обсуждавших какую-то очередную светскую сплетню.

– Мне, право, не по себе оттого, как меня расписала госпожа Пилевская, – признался граф Вольшанский княгине Ворожеевой. – Надеюсь, вы не восприняли всерьез её слова?

– Неужели все, что она о вас рассказала – неправда?

– Eh bien, pourquoi?9 – с некоторой иронией произнес он. – Доля правды в её словах все же есть. Однако вам наверняка известно, что госпожа Пилевская склонна к преувеличению и лести. Она сильно преувеличила мои достижения и таланты. Это касается, во-первых, половины стран мира, которые я якобы посетил. На самом деле я посетил гораздо меньше. Во-вторых, я свободно владею только тремя иностранными языками, как любой более или менее образованный человек. Остальными – лишь в малой степени: чуть-чуть говорю, чуть-чуть понимаю, знаю несколько крылатых фраз. В-третьих, никто не может знать все, в том числе и я. Мои познания ограничиваются лишь тем, с чем мне непосредственно довелось столкнуться. Так что она явно мне польстила, назвав меня "кладезю знаний".

– Даже несмотря на её преувеличение, я думаю, вы заслуживаете того, чтобы вас так называли, – с улыбкой произнесла княгиня Ворожеева. – Коли вы много путешествовали, то вам наверняка довелось со многим столкнуться. Знания, почерпнутые из путешествий, считаются более ценными, чем знания, почерпнутые из чужих рассказов и энциклопедий. Вряд ли что-то в жизни может быть удивительнее и познавательнее путешествий. Видеть собственными глазами другой мир – это замечательно!

– Ежели при этом вы не боитесь морской качки, дорожной пыли, жары, сухих ветров, опасностей, грабителей, – прибавил граф Вольшанский.

– Трудности и опасности, – с мечтательным выражением лица произнесла она, словно речь шла о какой-то увеселительной прогулке. – Должно быть, они, как ничто другое, будоражат кровь и разжигают огонь жизни. Они делают жизнь интересной, яркой и увлекательной.

– А вы, оказывается, любительница острых ощущений! Но трудности и опасности – это ещё не самое главное. Иногда в своем стремлении изведать мир приходится довольствоваться скудной пищей, неуютным пристанищем и отсутствием маленьких удовольствий, без которых не могут обойтись дамы вашего круга: роскошных нарядов, горячей ванны с ароматическими маслами.

– Ради острых ощущений я готова на это пойти!

Граф Вольшанский с удовольствием наблюдал, как оживляется её лицо и загораются её глаза при этом разговоре. Неужели ему так легко удалось заинтересовать эту женщину, которую его друг назвал сложной и непонятной? Наоборот, рядом с ней он чувствовал себя свободно и просто. Они нашли общий язык, едва перекинувшись несколькими фразами. Удивительно! Она интересовалась тем же, чем он, она думала так же, как он, она желала того же, что и он. Казалось, эта женщина была его половинкой, неожиданно обнаруженной им на этом скучном мещанском рауте.