Текст книги "Начинаем жить"
Автор книги: Марианна Кожевникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Поезжай, поезжай, – со вздохом сказала Наталья Петровна. А сама уже была не рада, что расстроила дочку. – Возьми грибов на всякий случай, супчик сваришь. И позвони обязательно.
– Ладно, поехала. Только супчиков мне и не хватало. А позвонить позвоню.
Но Наталья Петровна грибы все-таки сунула. Как не сунуть – отборные боровички всегда пригодятся. Посмотришь, и душа радуется.
Серебристая «ауди» плавно выехала за ворота и, набирая скорость, помчалась по проселку.
Глава 10
Сева довольно потянулся. Хорошо поработали, теперь можно и отдохнуть. Ребята молодцы, схватили главное. А Вера – дурочка. Севе так хотелось, чтобы она им позировала. Ну и бог с ней. Он опять потянулся, взглянул на часы и пошел ставить чайник. Сейчас Саня придет кофейку с коньячком попить. Опять у Сашуры какие-то интересности.
Сашура не заставил себя долго ждать, пришел не один, вместе с молодым человеком – шея длинная, уши торчат, под мышкой папка. Севе сразу все стало ясно, очередной молодой гений. Ну ладно, гений подождет с полчасика, а они с Санькой пока потреплются.
С Саней они обнялись, с молодым человеком познакомились. Оказалось, зовут его Витя. Скорее всего посадский самородок. Ну что ж, бывают и самородки на свете.
– Давайте, ребята, сначала кофейку попьем, а потом к делам приступим. Я что-то устал, отдохнуть надо, – сказал он и широким жестом указал гостям на столик, приютившийся в самом темном углу.
Пространство напротив двух широких окон оставалось свободным – там работал сам Сева и ученики, когда приходили. А дальше наступал шурум-бурум: стопы папок, сдвинутые стеллажи, картины, приваленные одна к другой, рамы, багет и тут же кушетка и снова папки. Но в торце, тоже у окна, большой аккуратный стол наподобие чертежного, с компьютером, стопами бумаги, карандашами, кистями, баночками и скляночками.
– Не узнаю местности, – сказал Саня, оглядевшись вокруг. – У тебя, что, тоже перестройка?
– Не перестройка, а переселение, – объяснил Сева. – Мы теперь с Вадимом на пару хозяйничаем. Рабочие места организовали, а порядок не навели. Но за этим дело не станет. Дня два-три работы, и будет конфетка. У нас план возник откупить чердак, и тогда… Ох, Сашура, там такую мастерскую можно забабахать! Станочек поставим для гравировки! Крышу в два света сделаем!.. И…
Саню планы о чердаке оставили равнодушным, ему не терпелось рассказать, из-за чего они пришли.
– Помнишь, в Париже, – начал он.
– Помню ли я, как в Париже? – патетически воскликнул Сева. – Да я только и вспоминаю, как в Париже. Чердак-то откуда возник? У нас тут такая мансарда может получиться! А если в два света делать, то… Но пока на чердак будем денежки зарабатывать. Денежки-то нынче кусаются. Но у меня есть кое-какие соображения…
При этих Севиных словах молодой человек поднял голову и начал прислушиваться к разговору. До этого он, морщась от напряжения, пил обжигающий кофе, изредка косясь то на Севу, то на Саню.
– Да, с деньгами туго, очень туго. А хочется и чердак, и альбом! Я тут такое задумал, Сашура!
Витя опять опустил голову и подул на черную жидкость, а Сева с жаром пустился рассказывать про альбом «Современницы».
– Как только сделаю рисунков побольше, тебе покажу, Сашура! Даже посоветоваться хочу. Думается, когда дело дойдет до композиции альбома, мне твоя литературная голова пригодится. Ты тогда Лялиным сборником очень ловко распорядился.
– Буду рад пригодиться и распорядиться, – охотно откликнулся Саня. – Все, что покажешь, посмотрю с удовольствием. Я твои работы очень люблю.
– Работы я сделаю. А потом все опять в деньги упрется. Чтобы такой альбом издать, какой я задумал, такая сумма понадобится, что глаза на лоб лезут.
– Деньги, вот именно деньги. Именно в них все и упирается. – Сане не терпелось перейти к тому главному, с чем они пришли. Он сделал таинственное лицо и начал: – Понимаешь, Сева, у нас тут тоже возникла… некая закавыка… И я бы сказал, сюрприз.
– И у меня сегодня закавыка возникла! – тут же отозвался Сева и насупился. – Сюрприз мне Вера прямо с утра преподнесла!
– Какой же? – Услышав о Вере, Саня заинтересовался. Вера собиралась вместе с ними сегодня в Посад ехать. Чем же она с утра огорчила Севу? – Давай рассказывай.
– Да ну ее! Даже вспоминать неохота. Кстати, передала она тебе перстенек? Что ж ты мне не сказал, что нашел колечко?
Саня с удивлением посмотрел на приятеля.
– Я?
– Ты! Я же тебе говорил, обойдется. И обошлось. Хорошо, что оно не затерялось в нашем развале! Просто чудо какое-то! Смотрю – лежит. Могло бы закатиться куда-нибудь, в самом деле пропасть. В руки взял и залюбовался. Думаю, вот Сашура, голуба душа, принес и не сказал. Ты, наверное, хотел, чтобы я самолично отнес его Антонине Ивановне в Исторический. Но мне же некогда, голубчик! Сам знаешь – ни минуты свободной! Так что неси сам. Я ведь тебе и телефон дал. Так что справляйся, справляйся. А в следующий раз предупреждай, так, мол, и так – оставил кольцо. Но я понимаю, у тебя в голове тоже масса разного крутится. Задумался, увлекся, запамятовал. Но я обрадовался, когда кольцо увидел, а позвонить не собрался. Прошло денька два, и Веруня прикатила от родителей. Я с ней колечко и послал. Симпатично вышло. Оценил?
Сева, очень довольный собой, басисто расхохотался, уже позабыв свои огорчения.
– Еще бы не оценил! Разумеется, оценил. Я тебе бесконечно благодарен. Вера – прелесть. – Саня снова почувствовал вину – сколько разной ерунды передумал, дурак! И опять был растроган, что все так хорошо кончилось.
– Прелесть-то прелесть, но помнишь, я тебе говорил: «Верка, она такая! Она с чертом! Она может все!» – Сева снова насупился. – Так вот, я тебе скажу: всего она не может. Я в этом сегодня на собственном опыте убедился. Жаль, очень жаль. Она меня разочаровала.
У Сани отлегло от сердца. «Всего-то и дел! Не поладили. Ну и к лучшему. Вера, видно, еще в Посаде Севину судьбу решила, потому и собралась опять на старом месте поселиться. Поняла, что не место ей в мастерской, у Севы под боком». Про себя Саня одобрил Верино решение и веско сказал:
– А меня очень радует, что Вера может далеко не все, – и бросил многозначительный взгляд на Севу.
Но Сева на него не смотрел. Сидел недовольный, нахмуренный. Переживал.
«Сейчас мы тебя развеселим! – с внезапным озорством подумал Саня. – Сейчас ты у нас вмиг забудешь, какая Вера. Сейчас ты у нас сам чертом на сковороде завертишься!»
Он взглянул на Виктора, тот допил кофе и повернул голову к стене, приглядываясь к рисункам.
– Ну-с, молодой человек, – окликнул его Саня с торжественностью конферансье, объявляющего гвоздь программы – выкладывайте на стол, что принесли!
– Да, да, – обратился к Виктору и Сева. – Давайте посмотрим, на что вы способны.
– При чем тут способности? – заговорил, сразу напрягшись, Виктор. – Я же племянник…
– По родственным связям я не специалист, – сразу посуровев, заявил Всеволод Андреевич и обратился к Сане: – Мне кажется, Александр Павлович, вы ошиблись адресом, я же не директор художественного училища.
– Погоди, Сева! Какое училище? Тут совсем другая история, – заторопился Саня. – Потрясающая. Необыкновенная! Виктор – внучатый племянник…
И он принялся рассказывать про Бережкова, про Ниццу, про Тамбов и при этом уже вынимал рисунки из папки и раскладывал их на столе. Сева слушал с любопытством. Ничего не скажешь, красочная история. Вспомнил он и Батиста Прюно, живописный такой старичок, русские слова в разговор вставлял. Они, помнится, даже выпили тогда по рюмочке. Взгляд Севы привлек небольшой пейзажик – набережная, море, ничего особенного, а хорош!
– Так, значит, племянник? Внучатый? Ну и прекрасно, – заключил он, окидывая острым взглядом ушастого молодого человека. Череп ему очень понравился. И уши. Выразительные хрящики, ничего не скажешь. – Ну что ж, давайте смотреть, – предложил он, потирая руки.
Александр Павлович тоже потер руки: он-то знал, что в папке есть на что посмотреть. Разложив несколько акварелей, он не достал главного сокровища, оставил его под спудом, под прикрытием, оно должно появиться неожиданно, как подарок – последним, чтобы сразу не затмить собой всех других.
Сева смотрел картинки с аппетитом. Славные, очень даже славные. Живые, талантливые. А вот эта не просто славная, а всерьез хороша! Эту марину можно было бы и у себя повесить – столько в ней жаркого южного солнца и покоя, а как не хватает того и другого в городе. И портрет пером отличный. Сева был особенно чувствителен к выразительному штриху.
Подпись на рисунках была всюду одна и та же, не слишком понятный росчерк. Поди его расшифруй. Севе эта подпись, во всяком случае, ничего не говорила.
Виктор следил за Севой, полуоткрыв рот, и ерзал на месте.
– Вы хотите что-то сказать, молодой человек? – обратился к нему Сева.
– Нет, ничего, – ответил тот, – вы смотрите, я тоже.
– Ну да, я – на рисунки, вы – на меня, – улыбнулся Сева. Он мог понять молодого человека – как не залюбоваться вальяжным красавцем художником с благородным профилем, он и сам любовался бы, было б побольше времени.
– А что вы, собственно, вообще от меня хотите? – задал он новый вопрос, отложив портрет и берясь за следующий лист с пейзажем.
– Ну-у… – начал Витя.
– Нет, Сева, ты сперва досмотри, – вклинился в разговор Саня, – а потом уж мы будем обсуждать возникшие проблемы. Там ведь в папке еще кое-что осталось.
Сева кивнул и продолжал просмотр – собака, карандашный набросок, мужской портрет, тоже карандашом, еще набросочек. Стоп! Стоп! А это что такое? Он взял листок в руки. Поднес к глазам, отстранил от глаз.
– Вот именно, – сказал Саня. – Теперь понял?
Сева смотрел на рисунок довольно долго, потом посмотрел на племянника.
– И что же вы с этим рисунком намереваетесь делать, Виктор? – спросил он.
– Ну-у… – снова начал тот.
– Понимаешь, Сева, в том-то и проблема, – тут же снова вступил в беседу Александр Павлович. – Вернее, не одна, а много проблем. С одной стороны, Виктор – сирота, не устроен, и, как ты сам понимаешь, деньги ему не помешают. А Матисс, я так думаю, стоит бешеных денег. На него можно квартиру купить. И не только.
Виктор опять сидел с полуоткрытым ртом, впившись глазами в Севу, словно спрашивая, можно на Матисса квартиру купить или нельзя.
– Но с другой стороны, – продолжал Саня, – отдать Матисса в частные руки, а не в музей – преступление, так ведь? А с третьей стороны, музеи у нас бедные-пребедные. Вот какая у нас закавыка. Теперь послушаем, что ты скажешь?
По четкому изложению Александром Павловичем всех проблем чувствовалось, что они с Витей уже не раз их обсуждали: слова текли по-готовому, и, судя по всему, решение сирота Витя уже принял. Он хотел Матисса продать. Так что обсуждать было нечего.
Сева разом поскучнел.
– С этим, ребята, не ко мне. Я же не коммерсант, ничего в купле-продаже не смыслю.
– А я бы в придачу к Матиссу и все остальное отдал, – подал голос Виктор. – В квартире в Тамбове дядиных картин – пропасть. Ступить некуда. Жить негде. Я только рисунки взял. А там этого добра навалом.
Сева поскучнел еще больше.
– Но ты-то можешь оценить, какова по масштабу находка? – волновался Александр Павлович, которому вдруг стало почему-то очень обидно. Он предвкушал потрясение, триумф, общий их восторг, а Сева смотрел буднично, и никакого восторга в нем не замечалось.
– Находка, это точно. По-другому не скажешь, находка, – как-то очень вяло согласился он и принялся складывать работы снова в папку.
– И что? Тебе все равно, что у нас появился новый Матисс? – Саня не мог успокоиться, ему нужен был другой, настоящий отклик Севы, а не какая-то отговорка.
– Матисс есть Матисс, про нового ничего знаю, – сдержанно отозвался Сева.
Он продолжал молча складывать рисунки, сложил, завязал тесемочки на папке и вручил ее Виктору.
– Получите свое наследство, молодой человек.
Виктор встал с табуретки, взял в руки папку и стоял в недоумении, не зная, что ему делать. Уходить, что ли?
– Тебе что, Матисс не понравился? Или ты вообще его не любишь? – сердился Саня. – Скажи, с чего вдруг такая реакция?
Он не мог оставить дело вот так, без выяснения, он должен был докопаться до истины. Он так рассчитывал на Севу, на его энтузиазм, на помощь – и на тебе!
– Я не коммерсант, живописью не торгую, – ровно ответил Сева.
– Как это не торгуешь? – рассмеялся Саня. – Торгуешь. Картины свои продаешь? Продаешь.
– Не продаю! – резко ответил Сева.
И тут Саню осенило: его друг, Всеволод Андреевич Лисецкий, завидует! Живой художник завидует мертвому. Вернее, не так. Не художнику Матиссу он завидует, а лопоухому Витьку, который за доставшийся ему дуриком рисунок огребет сейчас кучу денег, а художник Лисецкий, – хороший художник, с искрой Божией, – свои картины продать не может. Не может наскрести денег, чтобы задуманный альбом издать. Работает как вол, а труд его никто не ценит. Живет уроками. С хлеба на квас перебивается, как, впрочем, все они при жизни, в том числе и Матисс. А после смерти пожалуйста – картины нарасхват, один рисуночек миллионы стоит. Справедливо это? Конечно, нет. Можно обидеться? Можно. А с другой стороны, не Виктор же в этом виноват. И вообще, мог бы Матиссу обрадоваться, а не о деньгах думать. Тоже мне художник! По большому счету Сане был непонятен Севин меркантилизм, он ждал от него бескорыстия. И сказал об этом другу совершенно откровенно:
– Не понимаю твоей реакции. Мы пришли к тебе как к профессионалу. Хотели показать рисунки, узнать, стоят они чего-нибудь или нет. А ты ерепенишься.
– Я же объяснил, что я профессионал по другому профилю и понятия не имею, чего они стоят.
– А тебе они понравились? – не отставал Саня.
– Безусловно, – признал Сева.
– Значит, есть надежда продать?
– Почему же нет? И кошечек с лебедями продают, и натюрморты под малых голландцев, и пейзажи под Шишкина. Продавайте на здоровье.
– Тогда скажи, к кому Виктору обратиться, – настойчиво продолжал Саня.
Он уже понял, что Сева Витю больше к себе не позовет, так что нужно было узнать хотя бы, куда ему двигаться дальше со своей папкой. Точнее, не с папкой, а с Матиссом. А на Севины обиды наплевать, тоже мне, взыграло ретивое, денег ему захотелось! Ладно, альбом, понятно. Но ведь и чердак хочется откупить, крышу сделать в два света. Саня уже видел насквозь все Севины мотивы для недовольства. Свались сейчас Всеволоду Андреевичу такая сумма с неба, он бы тут же стал мастерскую забабахивать. Ладно, это Севины проблемы, но все же нехорошо, когда от чужой удачи тебя корежит.
– Назови какого-нибудь надежного, верного человека, который не обманет и возьмется помочь, – продолжал настаивать Саня. – Сам видишь, Виктор – не москвич, человек молодой, неопытный, в художественном деле не сведущий, обмануть его ничего не стоит.
– Где вы живете, Виктор? – внезапно обратился к молодому человеку Всеволод Андреевич.
– В Посаде живу, у Александра Павловича, – ответил он.
– Это что же, ваш постоянный адрес?
– Да не, постоянный адрес в Тамбове.
– А теперь, значит, в Москве надумали жить?
Виктор пожал плечами – так он и сказал, чего надумал, нашли дурака! С какой это радости?
– Нет, в Тамбов обратно поеду, – сказал он, но было непонятно, то ли он говорит это с издевкой, то ли в самом деле поедет в Тамбов.
– Ну, ясно, – задумчиво сказал Сева и обернулся к Сане. – В том-то и дело, что большой надежности обещать не могу. Профессия жутковатая. Может, не стоит, а?
– Стоит, стоит! – сердито говорил Саня.
– Я же потом буду виноват, если не сложится, – тусклым голосом отнекивался Сева.
– Сложится, сложится, – успокоил его Саня. Потом посмотрел пристально на Севу и прибавил: – И вообще, хватит жадничать, Виктор тебе потом на чердак денег одолжит. Одолжишь, Витек?
– Одолжу? – отозвался тот, и уши у него заполыхали.
К радости Сани, довод сработал: Сева перестал размазывать манную кашу по тарелке и отправился рыться в стопах папок и книг, отыскивая записную книжку.
Саня ободряюще поглядывал на Виктора.
– Не робей, Витя! – подмигнув, сказал он. – Мы своего все-таки добились.
Виктор прижал папку к груди и кивнул.
– Пишите, – сказал Сева, подходя с записной книжкой в руках. – Недоброво Алексей Владимирович. Человек старинной фамилии и очень грамотный, в своем деле дока. – И продиктовал телефон. – Ну, что? Кофейку на дорожку?
Саня не стал отказываться – Сева победил в себе зависть, и за это стоило выпить по чашечке кофе с коньяком.
Глава 11
Геля лежала под пестрым тентом, который смастерил Андрей, и смотрела, как веселятся двое мальчишек: большой и маленький. Они затеяли морское сражение, один был пиратским кораблем, другой – торговым судном. Летели тучи брызг, корабли гонялись друг за другом по мелководью, громко хохоча и взвизгивая. Наконец торговое судно пошло ко дну – Андрей исчез под водой, а пиратское отпраздновало победу салютом брызг. Немного полежав на песочке и отдохнув, корабли отправились учиться плавать. Хорошо им было вместе, этим мальчишкам, весело. Геля внезапно подумала, что и она – до сих пор озорная девчонка – не отказалась бы от подобной компании. Но только ей нужна девочка. Геля представила себе тонкие волосики, круглые глазки. Сначала она с удовольствием возилась бы с живой куклой – кормила бы, наряжала. Сейчас столько аппетитных вещичек для малышей. А игрушки! Такие им в детстве только снились! Вот они и играли бы вместе. В посуду, в Барби. Сказки бы читали. А когда подрастет, гуляли бы по Москве, ходили по театрам, делились секретами, выбирали профессию. В общем, дружили. Может быть, шили что-нибудь, мастерили, вязали. Геля бы научилась. А что? Еще не поздно. Или пьесу ставили в школьном театре. Геля вполне могла бы поставить с ребятами пьесу. Она уже стала прикидывать, какую пьесу выбрать. Стала думать, с какого возраста ребят в студию принимать… Вспомнила про своего великовозрастного ребенка и засмеялась: черт с ним! Пусть женится! У молодых своя жизнь, у нее своя. Она в своей жизни очень даже молодая. Вот родят они ей подружку, и она еще всем покажет. А они будут уже старшие, взрослые, и пусть себе на работе работают. Как-то она слишком занудно к переменам в жизни подошла. Квартира, хозяйство, тупики. Одни выживут. Другие выгонят. Глупости. В жизни у каждого свое место. Она – вечная девчонка, только не сиротка, а озорница. А жизнь – это творчество. И риск. Живя, человек всегда рискует.
Андрей накупался, наплавался и плюхнулся рядом с Гелей на песок.
– Слушай, а может, мне сердечный приступ разыграть? – спросил он. – Надюшка придет, спасет меня, а мы потом в благодарность будем с ней чай с тортом пить. Или собаку, что ли, бешеную найти?
– Или в море утонуть, – поддержала полет его фантазии Геля. – Утонуть, мне кажется, очень поможет. Все придут на твои похороны и будут чай с тортом на поминках пить, а потом подружатся.
– А что? Мысль хорошая, – согласился Андрей. – Я готов. Пойду-ка еще искупаюсь! А там и Алешку отводить пора.
Андрей взял под свою опеку Надиного сынишку и ожил. Уж очень он по своему Ваньке скучал. А тут такой паренек славный, смышленый. Андрей даже в город съездил, купил Алешке маску с трубкой и надувной пояс, так что теперь оба с утра пораньше торчали вниз головой на мелководье, рассматривая рыбок и отлавливая случайно забежавших крабов. А что было, когда рыбу-иглу поймали! Не передать словами! Геля сама от восторга на одной ноге прыгала. С такой добычей в тот день они и заявились все втроем на обед к тете Нюте. А то она с каждым днем все сердитее двигала кастрюлями на плите и яростнее шлепала тряпкой по ступеням. Ленька, паразит, и есть дома перестал. Материнскую заботу в грош не ставил. Кому она жарит-парит?
– Корми нас, Нюточка! Мы проголодались, – заявил еще от калитки Андрей.
– А мальца откуда взяли? – поинтересовалась хозяйка.
– На пляже нашли, – бодро сообщил Андрей. – Родители на работе, один болтается.
– Ну, садись, борщом накормлю, – сказала Нюта и провела рукой по чуть опушившейся после стрижки под ноль головенке. Провела и вздохнула: вот и Ленечка такой был, хорошие они, когда маленькие.
Нюта славилась своими борщами, Алешка ее искусство тоже оценил, съел целых две тарелки. Нюта растрогалась.
– Все работают, все работают, – с очередным вздохом сказала она, – за ребенком некому приглядеть. Вон какой худенький.
– Геля приглядела, – сказал Андрей и хитро поглядел на Гелю. – У нее тоже сынок, она мальчишек любит.
– И правда люблю, – согласилась Геля. – Они хорошие. Мы с Алешкой подружились, правда?
– Ага, – кивнул тот и сказал тете Нюте за обед спасибо.
– Я тоже мальчишек люблю, – сообщила Нюта. – У меня у самой сын.
Прошло еще несколько дней, и Андрей со смехом сообщил Геле, что все налаживается самым наилучшим образом.
– Каким же это? – поинтересовалась Геля. Она видела, что Нюта нервничает по-прежнему, а Лени по-прежнему не бывает дома.
– А я не с Нютой поговорил, а с Ленькой. Он сам ко мне подошел, так, мол, и так. В конце концов, при чем тут Нюта? Не ее слово главное. Они, оказывается, с Надеждой заявление подали. Решилась наконец Надежда. А до этого отказывалась. Но видит, родня приличная, и согласилась.
Глаза у Андрея смеялись.
– Ты дурака валяешь или правду рассказываешь? – Геля вопросительно уставилась на Андрюшку.
– Правду рассказываю. Ей же о сыне нужно в первую очередь позаботиться. А если семья – звери дикие? – Глаза у Андрюшки смеялись, и Геля тоже засмеялась.
– Ты мне по существу говори, – потребовала она. – Уезжают они или нет?
– Даже не думают. Надежда учится. Ленька помогает. К мальчишке Леонид относится с пониманием. Помнит, как сам без отца остался и как одиноко ему было, хочет, чтобы у Алешки был отец. Если Надежда на медпункте задерживается, они что-то мастерят вместе, инженерят. Ленька у нас и рукастый, и головастый. И сердце у него на месте. Нюте бы гордиться, что хорошего человека вырастила, а она глупостями занимается. В общем, живет племянник полной жизнью, всем доволен и просит помочь уладить дело с матерью. Обижать ее он не хочет и уступить не может. В нашу породу пошел, не собьешь его. В общем, осталось Нюту урезонить. Так-то ей Алешка вроде нравится. А скажешь, вон он, твой внук, принимай, и такое начнется. – Андрей покрутил головой, представляя себе, что начнется. – Я тебя прошу, давай вместе ее урезонивать.
– А я тут при чем? – сразу скисла Геля. Только ей семейных дрязг не хватало, разговоров и уговоров. – Я на работе всех урезониваю.
– Вот я и говорю, что профессионалка, – кивнул Андрей. – Кого хочешь урезонишь.
Геля почувствовала себя польщенной.
– Ладно, – согласилась она. – Давай попробуем.
– Мне, понимаешь, главное Нюту в Москву увезти, а там видно будет… Не сладится – обратно к ребятам уедет, а сладится – с Серегой останется. У него домик в Подмосковье, она – женщина хозяйственная. Я, понимаешь, не зря про бобылей говорил, которые спиваются. Дела у Сережки пошли под гору, бизнес лопнул, молодая ушла к тому, который его обскакал, и теперь он тихонько попивает у себя за городом. Когда Нюта в Москву собралась, мы со Светкой обрадовались: появятся у брата дела и заботы, он перестанет пить. Ему важно при деле себя чувствовать, он от неустроенности и безделья пропадает. Серега не раз уже Нюту добром поминал, с сыном хотел отношения наладить. Ленька-то точно не против. А вот Нюта – проблема.
Это точно, тут Геля была с Андрюшкой согласна. Больно характер у Нюты серьезный.
– Я даже Светке по телефону позвонил, посоветовался. Она сказала, ты только уговори Нюту, а я тут Серегу, считай, организовала.
– Светка-то, оказывается, интриганка, – не могла не свредничать Геля. – Сначала мне отдых организовала, теперь Сергея.
– Глупость ты сказала, – обиделся Андрей. – Интриганы для своей пользы других не жалеют, а у моей Светки – конструктивный ум, она сразу видит, какой шурупчик подтянуть, кого куда передвинуть, чтобы всем лучше стало. Тебе ведь стало лучше?
– Стало, стало, – засмеялась Геля. – А уговаривать Нюту, мне кажется, бесполезно.
Лицо у Андрея стало еще обиженнее.
– Эх ты! Понадеешься на вертихвосток!
Но Геля не обиделась.
– Уговоры – пустое дело. Лучше лишний раз с Алешкой пообедать прийти, – сказала она, – а потом показать Нюте билет в Москву – едем, мол, без всяких яких подарки к свадьбе покупать. И точка.
Андрей облегченно вздохнул:
– Правильно! Ты, Гелька, голова. Чего без толку размусоливать?
Андрей поехал в город за билетом и вернулся ни с чем. Билетов не было вообще, а не то что на тот поезд, на котором уезжали обратно Андрей и Геля.
– Мысль хорошая, но неосуществимая, – сказал он печально.
– Придется мне ехать, – сказала со вздохом Геля. – Только имей в виду, может быть, придется поменять и наши с тобой билеты, чтобы нам всем вместе ехать.
– Меняй! День туда, день сюда – ничего не решает.
Геля оделась поэффектнее и поехала. Пошла сразу к начальнику, представилась как режиссер, показала свои киношные документы, сказала, что приезжали снимать эпизоды на натуре, у них с оператором обратные билеты, а актриса приехала с других съемок, поэтому обратного билета у нее нет.
– А какая актриса, если не секрет? – сразу заинтересовался начальник.
– Не скажу, – тонко улыбнулась Геля. – Она всегда путешествует инкогнито.
Начальник поерзал на стуле.
– Сами понимаете – разгар сезона, с билетами швах.
– Но мы-то с вами знаем, бронь всегда есть, – снова тонко улыбнулась Геля и прищурилась, беря начальника захолустного городка в союзники и представители столичной богемы.
– Так-то оно так, но мы с вами понимаем и другое: бронь отдашь, а там билет понадобится кому-нибудь повыше, и по шапке дадут.
– Не дадут, вас поймет любой, даже самый-самый высокий, если вы скажете, что не устояли и открыли бронь Ренате Литвиновой, – уверенно сказала Геля и представила себе полную чернявую Нюту в халате и рваных тапках на босу ногу.
– Правда?! – подскочил начальник.
– Но только между нами. И никому ни слова, – сказала Геля. – Она терпеть не может шумихи.
– А автограф хотя бы через вас можно будет получить?
– Как вас по имени-отчеству?
– Иван Митрофанович.
– Я запишу и передам. Думаю ей будет даже приятно написать несколько теплых слов поклоннику.
Билеты нашлись. Даже в СВ. От СВ Геля отказалась наотрез.
– Вы напрасно думаете, что мы уж так роскошествуем. К тому же нам нужно поговорить, обсудить будущие съемки. В общем, обычный купейный вагон нас вполне устроит.
Начальник позвонил кассиру и отдал распоряжение выдать Ангелине Васильевне три билета. И сказал, в какую подойти кассу.
В окошечко Геля подала обратные билеты и три паспорта – Нюты, Андрея и свой, и ей безропотно выдали три билета вместо двух.
Стало быть, еще четыре денечка, и отъезд. С одной стороны, грустно, а с другой – пора и честь знать.
В городе Геля закупила кое-что для прощального ужина и решила, что прощаться они будут послезавтра. Как-никак Нюте надо будет в себя прийти после многочисленных новостей и собраться. На ужин они с Андреем позовут Надю с Алешкой, молодые скажут матери, что подали заявление, Геля с Андреем их поздравят и сообщат Нюте, что и у них есть для нее сюрприз и вытащат билет в Москву.
Ну, чем не кинокартина? И кто посмеет сказать, что из Гели не вышел бы режиссер? Все дипломы на конкурсах школьных театров ее!
