Текст книги "Начинаем жить"
Автор книги: Марианна Кожевникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 8
Прошло несколько дней, и от недовольства Гели следа не осталось. Ранним утром она уходила на море, вдыхала полной грудью простор и чувствовала себя счастливой. Необъятными были степь, небо, море, тишина. Беспредельность умиротворяла покоем. Простор дарил ощущение свободы.
Ей полюбилось горячее, душистое степное дыхание. От степи веяло вечностью. Все, что обнаруживалось на степной поверхности, было преходящим – цветы по весне, люди по дорогам, а степь оставалась неизменной и лежала, глядясь в небо, сама такая же необъятная, как оно. Соприкоснувшись с вечностью, ты не можешь оставаться прежним. Геля прекрасно чувствовала, что она всего лишь недолговечный цветочек. Все ее заботы, желания, тревоги величиной в листик, лепесток, тычинку. Ее колеблет любое дуновение ветерка. Задевает любая пылинка. Но вечное и неизменяемое питает силой. Оно принимает тебя. Оно тебе радуется. Оно украшается тобой. Геле хотелось быть веселым цветочком. Таким, который сразу бы радовал глаз.
Идя каждое утро по степи, уже побуревшей от зноя, отрешенной от забот и попечений, она ощущала в себе причастность к древнему покорному покою, который, верно, люди и назвали смирением. Степь была творением солнца. Она предалась его воле и жила в согласии с ним.
Море тоже не выходило из воли неба, но выбрало себе другого повелителя, – солнце ночи по имени луна. С солнцем море, сверкая и переливаясь, играло. Геля садилась на белый песок пустынной бесконечной прибрежной полосы и замирала. Песок был еще влажным. Он высохнет и накалится потом. А сейчас, на рассвете, она даже чувствовала небольшую зябкость. Геля вставала, входила в розовеющую воду и растворялась в ней. А потом вновь становилась Гелей. И опять вбирала в себя частичку древней степной покорности.
И тогда уже входила во двор, под увитый виноградом навес.
Под виноградными кистями и листьями кипели страсти, отчаяннее, чем на съемочной площадке. Нюта надумала перебраться в Москву, а сын ни в какую.
– Подумаешь, он электриком тут работает, – громко и сердито говорила Нюта, обращаясь к Андрею, сидящему за столом перед большой миской оладьев. – И в Москве будет работать! В Москве, что ли, электричества нет? А вот жизнь есть только в Москве! Ты видел, какая бывает жизнь?! Видел?! Да ты вообще ничего не видел! – уже срываясь на крик, обращалась к сыну Нюта.
Сын, высокий, сутуловатый, с характерным сергеевским непокорным хохолком на макушке, страдальчески морщился и поглядывал то на мать, то на дядьку, надеясь получить от него поддержку. Уезжать он не хотел, его и здешняя, отсутствующая, по мнению матери, жизнь вполне устраивала.
Андрей невозмутимо макал оладью в сметану и отправлял в рот.
– Садись, Геля! Поснедай, – пригласил он ее.
– Да, да, садитесь, Геля. Я вам уже и тарелку поставила, – присоединилась к приглашению Нюта, говоря совсем другим, гостевым, приветливым голосом.
– С удовольствием, – ответила Геля, и вправду получила удовольствие от того, что оказалась той свежей холодной водичкой, от которой мигом погасла ссора.
Андрей сосредоточенно ел, но было видно, что сосредоточен он вовсе не на оладьях. Он думал. Он не был пока готов разрешить наболевшие семейные проблемы. Они оказались совсем не такими, каких он ждал. Физической помощью при сборах тут вряд ли можно было обойтись. Да и дойдет ли дело до сборов?
В субботу Нюта поставила на стол кувшин домашнего вина, подсела к Геле поближе и, выпив сначала за знакомство, потом за женскую солидарность, принялась делиться своими бедами.
– Причиной всему Надька, – открыла она свою главную рану. – Если б не она, я еще бы подумала, двигаться с места или нет. Но чтобы мой Леонид да на Надьке женился?! Не бывать такому!
– А чем Надька плоха? – осторожно поинтересовалась Геля, сразу представив себе красавицу Милочку. Вот ее саму спроси, почему она против женитьбы Димы, трудно было бы объяснить, но причины были, и вполне ощутимые.
– Всем. Она Леньки старше, и у нее мальчишка. Мальцу восьмой год пошел.
Действительно, Нюту можно было понять. Геля опять подумала о Милочке и с облегчением вздохнула: хоть от чего-то Бог миловал. И об Андрюшке подумала – он-то как? За или против Надьки?
Нюта не ждала от Гели советов, ей нужно было сочувствие и соучастие, и она, отпивая понемногу из рюмки, отводила душу.
– Леньке, конечно, жениться пора, я не против женитьбы. Но с чужим ребенком как семью начинать? Я такого ни себе, ни сыну не желаю. Одно дело в дом молоденькую взять, а другое – взрослую женщину. Молоденькая к моему порядку приучится, со мной уживется, когда родит, то от моего сына. А если чужую женщину с чужим парнем в дом пустить, как хозяйничать? Как уживаться? Она мигом свои порядки заведет и меня выживет. Лучше я сама отсюда уеду и Леньку от беды увезу.
Геля пригорюнилась – проблемы были знакомые, она и сама боялась и не хотела чужой женщины в своем доме. Как тут Нюте не посочувствуешь? Вот и сидели две одинокие женщины, жалели себя и думали, как им образумить сыновей непутевых.
Леонид приходил домой после работы, наскоро обедал, говорил: «Купаться пойду», – и только его и видели. А иногда и не обедал – сразу со двора убегал.
– Так я ему и поверила! – шипела вслед сыну Нюта. – В медпункт побежал, к Надьке! Опять, видно, дежурит!
Андрей посмотрел на бывшую невестку и внес предложение:
– А почему бы нам смотрины не устроить? Пригласила бы ты, Нюта, Надежду чайку вечером попить, мы бы с ней за одним столом посидели, потолковали, а потом обсудили все проблемы между собой по-семейному, по-хорошему.
– Скажешь тоже! – заволновалась Нюта. – Ничего с ней хорошего не может быть! Я ее на порог пускать не хочу, а ты – смотрины! Чего от такой можно ждать хорошего, когда Ленька теперь на родную мать плюет!
– У-у, свекровь лютая! – Андрей насмешливо покрутил головой. – Леньке-то сколько лет, ты вспомни! Ему, по-моему, пора уже материнский подол из рук выпустить!
Лучше бы Андрей не говорил такого. Брови Нюты насупились, и она одарила деверя таким взглядом, будто молотком по гвоздю стукнула. Но Андрею хоть бы что. Он продолжал и не без ехидства:
– А вы знаете, дорогая товарищ свекровь, почему анекдотов про тещ тьма тьмущая, а про свекровь ни одного?
Обе женщины невольно усмехнулись кривовато, но заинтересовались и повернулись к улыбающемуся Андрею.
– Мы и не свекрови еще, – возразила Геля.
– Свекрови! Готовенькие! Классические! Вцепились в сыновей и держитесь! Димка твой до сих пор не женат? Не женат! И Нюта своего не пускает. Так вот анекдоты потому только про тещ рассказывают, что ради дочки любимой теща все от зятя вытерпит, на анекдот обидится, обиду сглотнет и снова с сумкой на рынок побежит. Теща понимает, что дочке муж нужен, и семью дочери бережет. А свекрови кажется, что она сама сыну наилучшая жена, вот и соперничает с невесткой – я, мол, все лучше умею, все лучше знаю! Кто о тебе, сынок, лучше меня позаботится? И точит, и точит, то не так, это не этак, сына ядом отравляет, семью разваливает. Тут уж не до смеха. Слезы одни!
Андрей посмеивался, а женщины сидели, поджав губы. Может, и была какая-то правда в его словах, но они с этой правдой не были согласны, изнутри ведь все по-другому видится.
– Не знаю, как у кого, а меня свекровь была золотая, – внезапно заговорила Нюта. – Так что ты, Андрей, зря на свекровей наговариваешь. Свекровь свекрови рознь. Твоя мама хорошо меня встретила. И всегда на моей стороне была, когда Сергей свои фортели выкидывал. Она меня очень любила.
– Любила, – согласился Андрей. – И мы тебя все любим. Видишь, по первому твоему слову примчался.
Нюта помягчела и смотрела на деверя уже не так грозно.
– А знаешь, что нам мама всегда повторяла? – продолжал Андрей. – Гулевой мужик сопьется и бобылем помрет. Не хотела она нам с Серегой одинокой старости. И еще всегда говорила: «Женщине старость не страшна. Старушка до смерти будет по хозяйству шебуршиться, к дому, к детям прилепится, на худой конец, к кошке. А старик одинокий кому нужен? Так что мужчине семья смолоду нужна». Вот она наши семьи и берегла.
– Берегла и не уберегла, – вздохнула Нюта.
– Ну, как тебе сказать? – не согласился Андрей. – Когда она к тебе поехала с Ленькой помогать и жизнь доживать, она нас с тобой крепко-накрепко связала. Мы и до сих пор одна семья. Разве нет?
– Да, правда, семья, – не могла не согласиться Нюта.
– А мне кажется, – вступила в разговор Геля, – что у твоей мамы, Андрей, был просто талант к семейной жизни. И вообще, наверное, есть люди семейные и несемейные. Если есть семейная жилка в человеке, то он и живет семьей, а нет жилки – все разваливается. При чем тут свекрови, тещи? И тещи есть дуры, и свекрови умницы.
– А я и про бобылей не согласна, Андрюшка! – с сердцем заявила Нюта, вспомнив свою обиду. – Мужчина всегда в цене. Когда захочет, тогда и женится на молоденькой.
– Мужчина в цене, когда сам на волне. А спадет волна – и никому не нужен, – высказал свое мнение Андрей. – В общем, товарищи свекрови, советую вам хорошенько задуматься, чего вы для своих холеных, береженых детей желаете, – семейной жизни или несемейной. И для себя тоже. Нужна вам-то самим семья или нет? Вот и думайте.
Сказал, пожелал обеим «спокойной ночи» и отправился на боковую – отдыхать тоже дело утомительное.
Геля заснула не сразу. Но думала не о своем, а об Андрее, Нюте, Лене. Похоже, что сам Андрей на стороне племянника. Тоже понятно. У него самого на руках разведенная дочка с внуком. Как ему не быть за неведомую Надьку с мальчиком… И с другой стороны, если подумать, что такого уж хорошего ждет Леонида в Москве? Ну, устроится он по специальности. А дальше? Какая из городских девиц пойдет замуж за электрика из провинции? Да никакая. Она опять вспомнила Милочку и улыбнулась. Милочка уж точно не пойдет. Так что если Нюта в смысле хорошей женитьбы на Москву надеется, то зря. Там такую можно в дом привести, что небу тошно станет, хоть и молоденькую. Без детей, уж точно. А с чем-нибудь похуже. Надо будет все это Нюте сказать. Пусть в самом деле подумает. И на этой мысли Геля уснула.
Поутру Геля встретилась с Андреем возле умывальника. Обычно она рано вставала, а тут проспала. Засиделись они вчера за вином этим домашним и за разговорами!
– Сдается мне, Геленька, у тебя головка болит, – ласково сказал Андрей, но с каким-то как будто намеком.
– Болит, – честно призналась Геля.
– И у меня болит. Пойдем-ка, сходим с тобой в медпункт, полечимся, – предложил он и лукаво подмигнул.
Ах, вот оно что! Теперь все понятно. Геля рассмеялась и согласилась:
– Пошли!
Ей же тоже было любопытно поглядеть, какую такую Надежду Леонид себе выбрал. Чем она его приворожила, если старше, да вдобавок еще и с ребенком?
После завтрака – яички вкрутую, помидоры с кулак, лук зеленый, свежий хлебушек – они двинулись по пыльной улице между пирамидальных тополей, не спеша беседуя.
– Мы с тобой на эту Надежду просто посмотрим. Главное понять, какая у нее рука – легкая или тяжелая, – рассуждал Андрей. – Поверь, в жизни легкая рука – великое дело. Хорошо бы, она укол какой-нибудь сделала. Лично я на любой укол согласен, но лучше бы она тебя уколола, сама понимаешь.
– Ох как понимаю, – прыснула Геля. – А еще лучше, пусть сделает два – тебе и мне, а мы потом сравним ощущения.
– Молодец! Правильно! Именно сравним, – подхватил Андрей.
Гелю очень веселил научный подход Андрея к проблеме женитьбы, а еще больше смешило то, что от всех его теорий о легкой руке до практического укола было очень далеко. Какие еще уколы, когда голова болит!
Но на этот счет она сильно ошибалась: Андрей вытащил из нагрудного кармана две ампулы.
– Я так и подумал, что и тебе и мне нужно сделать по уколу. Это витамины. Очень полезные. Мне их Светка с собой дала. Мало ли что бывает. Если по жаре плохо себя почувствую, – сообщил он с довольной ухмылкой. – Света их всегда покупает, себе вкалывает и мне. Вот у кого легкая рука, так это у Светки. Это точно.
Геля про себя подивилась новому Светкиному таланту, признала, что с легкой Светкиной руки наслаждается морем и солнышком, и вздохнула предстоящему испытанию – глупость какая-то! Только витаминного укола ей не хватало!
Медпункт встретил их длинной очередью. В белоснежном коридоре вдоль стены сидели старушки и молодушки с детьми. Геля вопросительно взглянула на Андрея: неужели не испугается? Но Андрей бодро встал в конце очереди.
– Так даже лучше, – шепнул он ей, – пообщаемся с народом. Изучим, какой характер у медички.
– Твои проблемы, ты и изучай, – решила Геля. – А я на пляж, у меня отпуск.
– Ну, шагай, – не стал удерживать Андрей.
Геля с облегчением выскочила из душного коридора.
А Андрей затеял разговор со старушкой соседкой. Та подвязала потуже белый платочек и охотно пустилась в рассказ о своих хворостях – где покалывает, как подкатывает, когда свет застит.
– На облегчение надеетесь? – спросил он, кивнув на дверь и наконец свернув рассказ на интересующую его тему.
– Облегчение после смерти будет, – твердо ответила старушка. – А пока Надюшка мне мазь дает, ломоту в суставах уменьшает.
– А врач что говорит?
– Врач мне мазь и выписал. К врачу далеко, надо в райцентр ехать. Раз в год съездишь, потом тут лечишься.
– А Надюшка на вас всех одна?
– Одна. Да нас тут не так чтоб много. Раньше куда больше было, теперь кто поумирал, кто уехал.
– А Надюшка?
– Она приехала, на фершала учится. Бога молим, чтобы не переманил никто.
Дверь открылась, выпустила мамашу с маленькой девочкой и впустила пожилую женщину в голубой косынке.
Андрей задумался: вот тебе и расклад, вот и решай, кому уезжать, а кому нет.
Наконец дошла и до него очередь, и он вошел в кабинет.
Белые занавески на окнах, белый стол, белый шкафчик с медикаментами и игрушками, свежевымытый линолеум. Сестричка оказалась маленькой, кудрявой, с мелкими чертами лица, с серыми небольшими глазками, острым носиком. Леонид ее выбрал явно не за красоту, и это обнадеживало. Выражение лица у Надежды было очень серьезное, но в самой серьезности было что-то детское и трогательное. Во всяком случае, так показалось Андрею. Птичка-невеличка. Самостоятельная. Одета тоже вся в белое, как все вокруг, белая косынка, белый халат. Обращение вежливое, деловитое.
Андрей тут же вытащил ампулу, протянул руку и попросил уколоть.
– Жара! Сердце подпитать надо, – со вздохом сообщил он. – И еще давление померьте. Если высокое, таблетку приму.
Сестричка изучила ампулу и кивнула Андрею – да, да, сейчас сделаю. Померила давление, оказалось нормальное.
– А чего тогда голова болит? – развел с недоумением руками Андрей.
Надежда строго на него взглянула и готова была уже сказать дежурную фразу: «Пить меньше надо!» – но осеклась и слегка покраснела, этот ее пациент явно не грешил пристрастием к спиртному.
– Не знаю, – честно сказала она. – От жары, наверное. – И сочувственно улыбнулась.
Андрей тоже улыбнулся Надежде в ответ.
– Что ж, вы и по воскресеньям работаете? – спросил он.
– Бывает, что и работаю.
Из соседней комнаты показалась наголо обритая лопоухая голова мальчугана и уставилась на Андрея глазами-вишнями.
– Мам, – позвал мальчишка громким шепотом, – а чего мне дальше делать? Я журнал досмотрел.
– Помощник? – осведомился Андрей и почувствовал, до чего по Ваньке соскучился. И вдруг торопливо заговорил: – Давайте познакомимся, Надя, я – родной дядя Леонида, он вам, наверное, говорил, что к нему дядька из Москвы приехал. Так вот это я и есть. Андрей Сергеевич меня зовут. Вы мне помогли, сердце подпитали, давление померили, а теперь позвольте и мне вам помочь. Отпустите со мной Алешку. Мы с ним искупаемся, поплаваем. А потом я вам его приведу. Или Леня. Как скажете. Чего мальцу в духоте маяться-париться?
Трудно передать, сколько сразу чувств промелькнуло на лице Надежды, она и удивилась, и испугалась, и обрадовалась, но потом сразу посуровела и напряглась.
– Вот я вам сейчас паспорт покажу, – продолжал уговаривать Надежду Андрей. – Видите, Сергеев, и Леонид тоже Сергеев, родного моего брата сын. Хотите, оставлю паспорт, если сомневаетесь, что с незнакомым человеком сына отпускаете. А знаете, что? Я сейчас Лене по мобиле позвоню, пусть он подтвердит, что со мной можно Алешу отпустить. У меня, знаете ли, внук чуть помладше вашего, вот увидите, мы с Алешкой поладим.
Андрей набрал номер, попросил Леонида, объяснил племяннику ситуацию и передал мобильник Наде.
Та слушала и кивала.
– Хорошо, – сказала она наконец. – Поняла. До вечера.
Помолчала и сказала, возвращая мобильник:
– Ну что ж, если Алексей согласен, пусть идет.
– Пойду, – сказал мальчишка, опять посмотрел на Андрея глазами-вишнями и протянул ему руку, а тот провел по бритой голове и все поглаживал ее, поглаживал – до того приятные эти лопоухие головенки.
– Мы и пообедаем с ним, вы не волнуйтесь, Надя, – прибавил Андрей Сергеевич. – Вы до каких сегодня?
– До четырех.
– К четырем и доставлю, я или Леня. Волноваться вам нечего. Вы ведь не волнуетесь?
– Да нет, вроде не волнуюсь.
А сама, конечно, волновалась, это видно было по напряженному лицу и порозовевшим щекам. Но раз с Леней договорились, чего уж там!
– Спасибо вам, Андрей Сергеевич.
– Не за что. Пошли, казак! Будешь дорогу показывать. И панамку дайте, а то голову напечет.
Вышло все неожиданно, но по-хорошему. Андрей был доволен. И рука у Надежды оказалась легкая. А вот как жизнь заладится, было пока неясно.
«Ладно, ладно, заладится, – сам себе сказал Андрей, – недаром тебя Надеждой назвали». И взял покрепче мягкую ручонку своей большой мужской лапищей.
Глава 9
Милочка приехала на дачу одна, и Наталья Петровна поняла сразу: у дочки на личном фронте неприятности. Но расспрашивать не стала. По себе знала – расспросы в таких случаях к добру не ведут. Захочет – сама расскажет.
– Садись-ка, дочка, грибы разбирать, – позвала она. – Смотри, что Паша из лесу принес. Настоящие пошли.
Мила присела на корточки перед корзиной и ахнула – крепкие боровики с пузатыми ножками лежали вперемешку с темно-красными подосиновиками.
– Мам! Я тоже в лес хочу! – быстро сказала она.
– Вот завтра поутру и пойдем, – пообещала Наталья Петровна. – Правда, в выходные в лесу больше грибников, чем грибов, но что-то да попадется. А какой мы с тобой сегодня супчик сварим! Пальчики оближешь!
Мила мечтательно прикрыла глаза, предвкушая супчик, но увидела Диму, его недоуменно-изумленный взгляд, которым он проводил «ауди». «Так ему и надо!» – мстительно подумала она, открыла глаза и услышала мамин вопрос:
– Ты надолго?
– В понедельник днем поеду. Не хочу в пробках стоять.
– Ну, за это время мы с тобой гору дел переделаем! – обрадовалась Наталья Петровна. – Хорошо, что приехала, дочка!
Иринка немного дичилась приехавшей красивой тети, стояла, прижимаясь бочком к Наталье Петровне, и поглядывала исподлобья.
– Это наша Иринка, – сказала Наталья Петровна.
– Да мы знакомы, – сказала Милочка, – мы же приезжали к вам в дом отдыха с… – и осеклась.
«Ох, нелады у них, нелады», – волновалась Наталья Петровна.
– Пойдем, хозяюшка, на огород, – обратилась Милочка к Иринке. – Может, огурчик найдем, съедим прямо с грядки.
– Нет у нас в этом году огорода, – вздохнула Наталья Петровна. – Мы же с Пашей посевную в доме отдыха провели, ни тебе огурцов, ни помидоров. Салат только, укроп.
– Значит, смородину будем с куста добирать, еще вкуснее! – сообразила Милочка, собираясь заесть горькие мысли душистой ягодой.
– Я тебе лучше покажу Васин домик, – важно сказала Иринка и повела Милочку в угол сада к беседке. Там рядом с песочницей, которую соорудил ей деда Паша, стоял маленький домик из обрезков вагонки, жилище розового в синих штанишках поросенка Васи, любимца Иринки.
– Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк! – запела Милочка.
– Где ты бродишь, глупый волк? – радостно подхватила Иринка, радуясь за Васю.
– А вот он я! И сейчас вас съем! – послышался страшный скрипучий голос из-за кустов.
Обе девочки от неожиданности взвизгнули и тут же принялись хохотать, увидев деда Пашу на четвереньках.
– Ага! Испугались? Ну то-то! – сказал он, поднимаясь и крепко обнимая падчерицу. – А твой где? – деловито осведомился он. – С тещей любезничает?
– Я его с собой не взяла, – сказала Милочка.
– Плохо себя ведет?
– Так себе.
– Расскажешь?
– Расскажу. Только попозже.
– А матери?
– Подумаю.
– Лучше сказать. Она у нас, сама знаешь, за семь верст все чувствует. И меня ты тоже знаешь, если надо, я и в нос могу!
Милочка улыбнулась, но невесело.
– Как выяснилось, я тоже могу в нос, дядя Паша, – призналась она.
– Значит, было за что, – заключил отчим.
– Потом обсудим, – вздохнула Милочка.
Иринка занялась устройством сада в песочнице, а взрослые пошли по дорожке к веранде, на ступеньках которой сидела Наталья Петровна и разбирала грибы.
Милочке стало полегче после разговора с отчимом. Тылы у нее были крепкие, в обиду ее не дадут. И мама, и отчим за нее горой. Но мать огорчать не хотелось. Только что к свадьбе готовились, а теперь… Дочку-то она утешит, а сама расстроится. Так что Милочка не торопилась. Она ждала, чем ответит Дима на ее неожиданный ход. От этого многое в дальнейшем зависело.
Она чмокнула мать, сидящую на ступеньках, и прошла в дом. На прогретой солнцем веранде стоял огромный букет ромашек и темно-лилового клевера. Милочка залюбовалась – жизненной мощью и радостью веяло от цветов. «Господи! Как жить-то хорошо!» – подумала она.
У нее в комнатке все так и стояло, как сто лет назад: тахта, столик, полка с книгами, вешалка для одежды за дверью. Занавески опущены, темно, прохладно. Пахло сухими травами и детством. Вон они висят, пучки мяты и зверобоя, что мама сушить развесила. А Иришку, видно, старики у себя на диванчике спать кладут, чтобы не страшно было. Милочка улеглась на тахту и заложила руки за голову. И сразу услышала тишину – тихо, тихо вокруг. Жужжит какая-то муха. Хорошо тут, а у нее! И так ей себя жалко стало, что она заплакала. Поплакала и заснула. Крепко-крепко. Устала она. Пора отдохнуть, пусть поспит.
Наталья Петровна с Павлом Антоновичем сидели на крыльце и потихоньку разговаривали. Наталья Петровна тревожилась. Павел Антонович успокаивал.
– Говорил я тебе, не надо ехать. Видишь, прав оказался. Рано нам, родителям, хлопотать. Пусть Милочка сама все хорошенько обдумает и решит. Может, она на попятную пошла. А сказать неудобно. Мы не будем к ней в душу лезть, правда ведь? – тихонько втолковывал он жене. – Ты знаешь, она у нас не строптивая. А если бы и строптивая была, тоже хорошо, ее право. Женщина на свои плечи больше тягот принимает, ей и решать, с кем на жизненную дорогу выходить.
Помолчал и прибавил:
– Тебе же он с самого начала не понравился.
– Не понравился, – кивнула Наталья Петровна и положила сыроежку к белым грибам.
– Так чего тебе огорчаться, если у них наперекосяк пошло? – спросил Павел Антонович и вытащил бордовую шляпку, затесавшуюся между коричневых крепышей. – Бывает, по случайности кто-то не в свою миску попадет, а потом все опять по местам распределятся.
– Сыроежки кипятком залей, – распорядилась Наталья Петровна, – а я пойду грибным кулешом займусь.
Жизнь в деревне от еды до еды идет, как еще Александр Сергеевич Пушкин заметил. Поел, поглядел, где солнышко стоит, и дальше живи, тихо, мирно, не торопясь. Как цветок живет, как дерево. Все вокруг растет незаметно, и в тебе незаметно прибывают душевные силы. Физических сил немало тратится на поддержание жизни на своих шести сотках, а вот душевных растрат тут не бывает. Всему ты тут полновластный хозяин, что хочешь, перекраиваешь, что хочешь, поддерживаешь. Захотел – посадил, надоело – выкопал. Земля пластичная. Растения жизнестойкие. И все обозримо, не мучительно. Каждому по силам такой пятачок обработать, к себе приспособить, по своему вкусу обжить.
С такими мыслями Павел Антонович, запарив сыроежки, которые потом захрустят среди мягких подберезовиков в жаренке, отправился обрезать шиповник. Вот уж кто надоел! Так на дорожку и лезет, так и колется! Зато и цветет пышным цветом, и пчелами гудит. Но гудели не только пчелы, загудела машина, засигналила, что тоже хочет к ним на участок, а тут Милочкина стоит.
Милочка тут же из окна выглянула – неужели приехал? Такси взял от станции и прикатил? Но увидела незнакомых – невысокого крепыша и маленькую стройную женщину. Кто же это? Догадалась по Иринкиному радостному визгу, что родители дочку навестить приехали, Миша с Лялей. Вот и хорошо, наконец познакомится. Она много о них слышала.
Миша тут же предложил Павлу Антоновичу помощь – может, этот шиповник надоедный вообще выкопать? Пересадят его за забор, – чем не сторож? – и дело с концом. Шиповник в любое время года можно пересаживать.
– А ты откуда знаешь? – улыбнулся Павел Антонович. – У тебя же никогда участка не было. Или был?
– Я сметливый, – похвастался Миша. – Ну, за что браться? Руки чешутся.
– Ты почеши, и пошли змея пускать! – подскочила Иринка. – Пошли, а?
– После обеда пойдем, – пообещал Павел Антонович, – а то на нас хозяйка рассердится. У нее уже кулеш грибной на подходе.
Милочка успела познакомиться с Лялей, и они вместе с Натальей Петровной любовались розами – плетистыми, красными, и кустовыми, белыми и чайными.
– Второй раз цветут, – радовалась Наталья Петровна. – Да вы понюхайте, девочки! Аромат чудный! И подумать только, каждая на свой лад пахнет.
Девочки нюхали, восхищались. Чайные чаем терпким пахли, а белые и вообще чем-то неземным благоухали.
– А лилии-то, лилии каковы? – продолжала экскурсию по цветнику Наталья Петровна. – В этом году розовые совсем особенные. Вон какими кистями цветут!
Ляля только ахала тихонько. Она и не думала никогда, что в Подмосковье розы не хуже, чем в Англии. Подумать только, не вымерзают и цветут щедро. И от лилий глаз не оторвешь – розовые, белые, оранжевые, пятнистые, гладкие.
– А я люблю флоксы, – сказала Милочка, – белые шапки, розовые, малиновые, и пахнут так грустно-грустно.
– Я еще собираюсь ситчиковых насадить, – деловито сообщила Наталья Петровна. – Есть такие, глазастые, веселые.
– Да вы сами, как цветы, мои красавицы. – Миша притянул к себе жену, обняв за талию, и откровенно залюбовался Милочкой. – Видишь, какие девушки в садах вырастают! Надо и нам с тобой сад заводить, чтобы Ирка не хуже выросла.
Милочка засмеялась.
– А что, неплохая мысль! – загорелась Ляля.
– Конечно, не плохая, а очень даже хорошая, – согласился Миша, думая про себя, что высказал он хорошую мысль совершенно несвоевременно. Им с Лялей предстоят совсем другие хлопоты, но, с другой стороны, почему бы не потрепаться? Он все готовился сказать Ляле о предстоящей поездке, и почему-то язык не поворачивался. Он и сам не мог понять почему.
А Лялина фантазия понесла ее уже на всех парусах – она представила себе и домик, и садик, тетя Наташа с дядей Пашей рядом, им помощь, от них помощь. Так все выходило складно – душа радовалась. Понятно, что хлопот будет множество, но жизнь ведь и есть сплошные хлопоты, куда от них убежишь?
Ляля уже хотела посмотреть и поселок, и окрестности, расспросить, не продается ли симпатичный домик с участком где-нибудь поблизости и сколько примерно стоит такой участок.
Миша попытался ее отвлечь заботами об обеде. Но Ляля от него отмахнулась.
– Пойдем по поселку погуляем, – тянула она мужа. – Ты меня знаешь! Если я чего решу, то…
– На будущей неделе я буду у себя на участке клубнику сажать, – закончил Миша.
Оба улыбнулись.
– Не на будущей неделе, но осенью вполне может быть, – кивнула Ляля.
«Поедем обратно – скажу», – решил Миша.
– Тетя Наташа! Помощь нужна? Или нам с Мишей можно по поселку погулять? – спросила Ляля, возвращаясь в детские незапамятные времена: тогда она тоже всегда спрашивала, что можно, а чего нельзя.
– Гуляйте, гуляйте, – разрешила тетя Наташа. – Обедать будем через часок.
– Ирка! Пошли с нами! – скомандовала Ляля, схватила Мишу за руку и заторопилась за калитку. Ирка вприпрыжку помчалась за родителями.
– А у тебя какие новости, доченька? Давай выкладывай, – обратилась Наталья Петровна к Милочке, дальше терпеть беспокойство ей было невтерпеж. – Из-за чего с Димой поссорились?
Она обняла дочку, усадила на скамейку. И тут на скамейке рядом с мамочкой, которая, как никто, поймет дочку и посочувствует, Мила стала перечислять свои обиды. Оказалось, накопилось их предостаточно за те два года, на протяжении которых она с улыбкой встречала Диму после исчезновений – может, командировок, а может, и нет. Выходило, что Дима – законченный эгоист, только о себе и думает, все у него на первом месте, кроме Милочки, Валерке этому готов весь дом отдать!
Милочка выговорилась, поплакала, успокоилась, а Наталья Петровна все гладила и гладила ее по плечу.
– Представляешь, – внезапно сказала она, – пришла к тебе Ленка Плотникова брать взаймы, ты к ней выбежала в тапочках, а Дима дверь на замок закрыл и уехал.
Ленка Плотникова. У нее муж – игрок. Недавно чуть квартиру не проиграл. И сама она в тапочках. Нет, не она, – Дима в тапочках посреди улицы. А дверь на ключ заперта. И ключи у нее, у Милочки. Кошмар. Другими словами не скажешь.
– Ты так думаешь? – спросила мать потрясенная Милочка.
– Да, именно так и думаю, – с какой-то грустной суровостью подтвердила Наталья Петровна.
Картины одна другой страшнее, разворачивались перед глазами у Милочки.
– Мам, может, у него и ключей от квартиры с собой нет?
– Может, нет. Не знаю.
– Может, и денег нет тоже?
Представив себе Диму в тапочках, сидящего на лестнице возле запертой двери, Милочка чуть не впала в истерику.
(Ночь уже наступила, а Дима все сидел на лестнице, пригорюнившись. Мобильник дома остался. Денег в кармане ни копейки.)
– Мам, он меня не простит. Я бы такого не простила.
– Простила бы. Если любишь.
– А если не… – Свое предположение до конца она не высказала, и глаза ее наполнились слезами. – Посоветуй, что мне сейчас-то делать?..
– Позвони ему по мобильнику, – посоветовала Наталья Петровна. – По крайней мере узнаешь, в тапочках он или не в тапочках.
– Что же я ему скажу? – испугалась Милочка. – Он со мной разговаривать не захочет.
– Давай я позвоню, спрошу, где задержались? – пришла на выручку дочке Наталья Петровна. – Если дома, сумочку тебе соберу, поедешь, мужа супчиком из белых грибов побалуешь.
Наталья Петровна пошла в дом за мобильником.
– Ну, давай телефон, – сказала она, снова садясь на лавочку. – Или лучше сама набери.
Набрали, но абонент был временно недоступен.
– Что же делать, мам? – Весь Милочкин покой, ощущение правоты мигом улетучились. – Наверное, поехать лучше. Посмотрю, где он там.
