Текст книги "Преступление победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

3

Для встречи с капитаном стражи Кестрель выбрала самую неподходящую одежду: парчовое платье цвета белого золота с длинным шлейфом. В это утро у нее никак не получалось правильно затянуть пояс, на котором крепился кинжал: выходило слишком туго. Поэтому пришлось несколько раз расстегивать его и снова застегивать.

Когда она допивала горячее молоко со специями, которым всегда заканчивала завтрак, в дверях возник капитан. Кестрель предложила ему присесть, но он отказался. Капитан бросил удивленный взгляд на ее наряд и едва заметно усмехнулся. Кестрель догадалась, что место, куда им предстоит идти, вряд ли ей понравится. Однако капитан промолчал и не предложил ей переодеться, и тогда Кестрель поняла, что этот человек ей тоже не понравится.

– Готовы идти? – спросил он.

Кестрель окинула его взглядом и сделала еще глоток. Капитан был крупным и мускулистым, а его губы пересекал вертикальный шрам. Ему явно когда-то ломали челюсть, но профиль у капитана оказался неожиданно красивый, с прямым носом и правильными пропорциями. Кестрель заметила это, когда он на мгновение повернул голову, чтобы убедиться, что в гостиной они остались одни. Потом капитан снова посмотрел прямо на нее, и Кестрель вновь отметила, как изуродованы черты его лица. Как бы поступил этот человек, если бы узнал, что Кестрель была не прочь остаться пленницей в доме Арина?

Она поставила пустую чашку на столик.

– А куда мы идем?

Капитан снова усмехнулся:

– Нанесем кое-кому визит.

– Кому?

– Император велел не говорить.

Кестрель подняла голову и взглянула капитану в глаза.

– А что насчет подсказок? Их он тоже запретил? Ни одного намека?

– Ну…

– А отвечать «да» или «нет» на мои предположения можно? К примеру, – Кестрель простучала арпеджио[1]1
  Арпеджио – способ исполнения аккордов на фортепиано, некоторых клавишных и струнных инструментах, при котором звуки аккорда берут не одновременно, а поочередно.


[Закрыть] пальцами по столу, – я думаю, что мы пойдем в тюрьму.

– Это не так уж трудно угадать, госпожа.

– Давайте попробуем что-нибудь посложнее. Руки у вас чистые, а сапоги чем-то забрызганы. Пятна блестят, значит, засохли недавно. Это кровь?

Капитан ухмыльнулся. Видимо, ему понравилась игра.

– Сегодня вы, похоже, встали раньше меня, – продолжила Кестрель. – И явно не бездельничали. Но как странно! Обувь в крови, а пахнет от вас приятно… Ветивер. Дорогой, однако, парфюм. Нотка амбры, немного перца… А ну-ка признавайтесь, вы одолжили ароматические масла у императора?

Ухмылка исчезла с лица капитана.

– Думаю, теперь я заслуживаю подсказки.

Он вздохнул:

– В тюрьме нас ждет гэррани.

У Кестрель внутри все сжалось.

– Мужчина или женщина?

– Мужчина.

– И зачем мне с ним видеться?

Капитан пожал плечами:

– Император не сказал.

– И кто же этот узник?

Капитан переминался с ноги на ногу, но молчал.

– Император не любит делиться своим парфюмом, – напомнила Кестрель. – А я не люблю сюрпризы.

– Этот гэррани – никто. Мы даже имени его не знаем.

Значит, не Арин. Ни о чем другом Кестрель сейчас думать не могла. Нет, это не он. Губернатор Гэррана – слишком важная фигура. Его нельзя просто так посадить в тюрьму. И все же в тюрьме сидит кто-то из гэррани.

Молоко со специями уже не казалось Кестрель сладким, но она все равно улыбнулась капитану:

– Что ж, идем.

Тюрьма находилась за стенами дворца, ниже по склону холма, в другой части города. Ее специально построили в том месте, где возник естественный провал грунта, а позже воронку расширили и укрепили. Тюрьма получилась небольшая, не то что у восточных варваров, которые, по слухам, выстроили для пленников целый подземный город. Но валорианскому императору незачем было держать заключенных в столице. Обычно их высылали на далекий север работать в шахтах. В столичной тюрьме оставляли только самых опасных преступников, которых приговаривали к смертной казни.

Капитан повел Кестрель вниз по лестнице, которая казалась бесконечной. На стенах горели масляные лампы, было душно. Шлейф платья с шелестом волочился по ступенькам. Кестрель невольно представила, будто она сама пленница, которую ведут в камеру. Сердце забилось быстрее. Что, если ее и впрямь в чем-то обвинят и бросят в темницу?

Они прошли мимо камеры. Пальцы, похожие на мерзких белых червей, потянулись через зарешеченное окошко. Узник что-то прохрипел, шепелявя, на незнакомом языке. Кестрель поняла, что у заключенного выбиты зубы, и отшатнулась.

– Не подходите к решеткам, – посоветовал капитан. – Нам сюда, – добавил он, указывая вниз, хотя другого пути все равно не было.

Наконец лестница закончилась. Оказавшись на ровном полу, Кестрель от неожиданности едва не потеряла равновесие. Здесь пахло сыростью и сточными водами. Капитан открыл дверь в камеру и жестом предложил Кестрель войти. Она замешкалась на мгновение, вдруг испугавшись, что ее хотят запереть внутри. Рука невольно потянулась к кинжалу на поясе.

Капитан усмехнулся, и тут же в углу темницы что-то загремело. Масляная лампа осветила человека, сидевшего на полу. Он был прикован цепями к стене. Его босые пятки упирались в грубый неровный пол – очевидно, узник изо всех сил пытался отодвинуться от валорианцев как можно дальше.

– Не беспокойтесь, он не опасен, – заверил капитан. – Держите.

Он передал Кестрель лампу и потянул цепь, так что заключенный оказался прижат к стене. Пленник задрожал и начал всхлипывать, молясь всем гэрранским богам сразу.

Кестрель сразу поняла, что это не Арин, – узник оказался слишком старым, а черты его лица – слишком тонкими. Кестрель не видела этого человека раньше. Она обрадовалась – и тут же устыдилась своих чувств. Какая разница, знает она его или нет? Узник обречен на страдания. Взгляд капитана не предвещал ничего хорошего. Кестрель поняла, что не хочет наблюдать за тем, что сейчас произойдет, и повернулась к выходу.

– А вот этого император не разрешал, – остановил ее капитан. – Он сказал, что вы должны присутствовать здесь от начала до конца. Если вы начнете упираться, он велел не только снять с пленника кожу, но отрезать пальцы.

Узник на секунду замолчал, но начал молиться снова. Голос его дрожал. Кестрель показалось, будто она сама обратилась в этот прерывистый, слабый голос. В механизм, пружины которого сжали до предела.

– Мне здесь не место, – произнесла Кестрель.

– Вы – будущая императрица, – возразил капитан, – а значит, должны это видеть. Или вы думали, что будете только носить красивые платья и плясать на балах? – Он проверил натяжение цепи, и узник безвольно повис в оковах. – Поднесите лампу ближе, госпожа, – велел капитан.

Заключенный поднял голову, так что свет отразился в его глазах. И у Кестрель сжалось сердце. Глаза у пленника, как у большинства гэррани, были серыми и ясными, и Кестрель невольно представила, будто это Арин сидит здесь, шепча имя бога милосердия, а она ничем не может ему помочь.

– Подойдите ближе, – повторил капитан. – Не слишком ли рано вы начали упрямиться, леди Кестрель?

Она сделала шаг вперед и увидела, что рядом с пленником стоит ведро с нечистотами, а правая рука бедняги обмотана марлей. Капитан сорвал повязку. Узник всхлипнул, его молитва опять оборвалась. На трех пальцах не было кожи.

От вида розоватых мышц и белых блестящих сухожилий Кестрель затошнило. Капитан пододвинул небольшой столик и положил на него ладонь узника.

– Как тебя зовут? – спросил капитан.

Ответа не последовало, и тогда валорианец достал кинжал и полоснул по безымянному пальцу пленника, из которого тут же закапала кровь.

– Хватит, – взмолилась Кестрель. – Перестаньте.

Узник дернулся, но капитан удержал его за запястье и снова занес кинжал.

Кестрель перехватила руку капитана, и на его лице промелькнуло злорадство, будто он только и ждал, когда она совершит ошибку. Так вот в чем дело! Кестрель провалила испытание, не успев даже понять, в чем оно заключалось. Каждый раз, когда она медлила или проявляла сострадание, капитал подмечал и запоминал эти моменты, чтобы потом выдать ее императору и сказать: «Смотрите, какая она глупая и слабая! Ей не место на троне».

Так оно и есть. Власть такой ценой ей не нужна.

Кестрель не знала, как поступить дальше, но вдруг узник замер и уставился на нее. Его залитые слезами глаза в изумлении раскрылись. Гэррани узнал ее. Хотя Кестрель никогда раньше его не видела, пленник смотрел на нее, как человек, внезапно подобравший ключ к шкатулке.

– Меня зовут Тринн, – прошептал он по-гэррански. – Скажите ему, что я…

Капитан вырвался из ее ослабевшего захвата и накинулся на узника.

– Ты сам мне все скажешь. – Капитан говорил по-гэррански бегло, но с сильным акцентом. – Я рад, что ты готов к диалогу. Итак, Тринн, на чем мы остановились? Что ты хочешь мне сказать?

Губы узника беззвучно зашевелились. Палец все еще кровоточил. Вновь блеснуло лезвие.

Теперь Кестрель была абсолютно спокойна. Гэррани смотрел на нее так, будто само ее появление стало добрым знаком и большой удачей. Кестрель не могла предать его доверие, хотя и не знала, чем оно вызвано. Она сделает все, о чем так умоляют его глаза. Нужно только понять, о чем именно.

– Я не помню, – произнес Тринн.

– Отвечай, или сдеру с тебя всю кожу!

– Капитан, – возразила Кестрель, – вы же видите, он не в себе. Дайте ему время…

– Это вы не в себе, если думаете, что я позволю помешать мне. Ваше дело молчать и слушать. Итак, Тринн, я задал вопрос. Не смотри на нее, она здесь никто. Смотри на меня.

Взгляд Тринна заметался между ними. Гэррани хрипло застонал от боли, с мольбой глядя на Кестрель.

– Прошу вас, – прошептал узник, – он должен знать.

Капитан содрал с руки пленника кусочек кожи и бросил в ведро. Тринн закричал. Этот вопль эхом отозвался в голове у Кестрель. Она потянулась к капитану и попыталась удержать его руку, сжимающую кинжал. Но тот не глядя оттолкнул Кестрель, и та упала на пол.

– Лучше не упрямься, Тринн, – прошипел капитан. – Забудь слово «нет». Для тебя есть только «да». Понял?

Тринн закусил губу, крик оборвался.

– Да.

Кестрель поднялась на ноги:

– Капитан…

– Молчать! Вы только мешаетесь. – Он обратился к Тринну: – Что ты делал возле двери во время встречи императора с главой сената?

– Ничего! Я убирался. Это моя работа.

– Твой ответ подозрительно похож на слово «нет».

– Нет! То есть да, да, я подметал пол. Делал свою работу. Я здесь слуга.

– Ты раб, – поправил его капитан, хотя указ императора официально освободил всех гэррани. – Ведь так?

– Да, я раб.

Кестрель как можно тише вытащила кинжал из ножен. Если капитан не обернется, у нее есть шанс. Не важно, что боец она никудышный. При таком раскладе Кестрель успеет нанести ему удар. Наверное.

– Так почему? – спросил капитан обманчиво мягким голосом. – Почему ты подслушивал под дверью?

Клинок в руке Кестрель дрогнул. От капитана пахло парфюмом императора. Она заставила себя сделать шаг ближе. Выпитое утром молоко подступило к горлу.

Тринн перевел взгляд с капитана на Кестрель.

– Деньги, – прохрипел он. – Сейчас год денег.

– Ага! – воскликнул капитан. – Вот мы и подобрались к самой сути. Тебе заплатили, верно?

– Нет…

Капитан полоснул ножом по другому пальцу. Кестрель вырвало. Она выронила нож, но крик Тринна перекрыл звон металла о камни. Кестрель вытерла губы рукавом и, отвернувшись, зажала уши ладонями, но все равно услышала вопрос капитана:

– Кто? Кто тебе заплатил?

Но ответа не последовало. Тринн потерял сознание.

Кестрель заперлась в своих комнатах, будто подхватила заразную болезнь. Сначала она бросилась в ванную и терла кожу мочалкой до тех пор, пока та не стала красная, как ошпаренная. Платье Кестрель оставила на полу в ванной, а сама забралась в кровать, даже не высушив волосы, и начала думать.

Точнее, попыталась. Она отчаянно старалась понять, как теперь поступить. Вдруг Кестрель заметила, что пуховое одеяло, теплое, но легкое, подрагивает, словно живое существо. Но это дрожала она сама.

Кестрель вспомнила Плута, предводителя гэрранских повстанцев. Арин подчинялся ему, восхищался им, даже любил – в этом Кестрель не сомневалась. Плут все время грозился переломать или отрезать ей пальцы, содрать кожу. Он был словно одержим этой идеей, а потом все это переросло в безумие другого рода. Кестрель вспомнила ужас, охвативший ее, когда она поняла, чего именно хочет Плут и на что готов пойти, чтобы получить свое.

Теперь он мертв. Арин убил его, она видела это собственными глазами. Плут умер и больше не причинит ей вреда. Кестрель уставилась на свои руки. Вот они, целые и невредимые – не ободранные, не окровавленные. Тонкие пальцы, нежная кожа, ногти коротко острижены, чтобы не стучали по клавишам. Возле большого пальца – родинка. Пожалуй, руки у нее были красивые, но сейчас, безвольно лежащие на одеяле, они казались совершенно бесполезными.

Но что она может сделать? Устроить пленнику побег? Для этого потребуется чужая помощь. Кестрель нечего противопоставить капитану. В столице никто ей ничем не обязан, она не знает секретов придворных. Во дворце Кестрель для всех чужая, ей не на кого положиться, тем более в таком опасном деле. А если ее поймают? Что с ней сделает император? А если продолжить бездействовать? Нет, это невозможно. Довольно того, что она пассивно наблюдала за пытками в тюрьме.

Тринн сказал: «Сейчас год денег». Он произнес эти слова так, будто обращался только к Кестрель. Фраза была странной, но смутно знакомой. Возможно, капитан правильно все понял, и Тринн действительно признался в том, что его подкупили. У императора хватало врагов, в том числе среди валорианцев. Тринна мог нанять какой-нибудь недовольный сенатор.

Кестрель перестала дрожать. Одеяло теперь напоминало заснеженное поле с холмиком на месте коленей. Она вдруг вспомнила, как няня однажды сказала ей: «Сейчас год звезд».

Кестрель тогда была совсем крошкой. Энай перевязывала ей разбитое колено. Не то чтобы Кестрель росла неуклюжей, просто она изо всех сил старалась стать лучше, и нередко эти попытки оборачивались синяками и ссадинами.

– Будь осторожнее, – предостерегла ее Энай, закрепляя бинт. – Сейчас год звезд.

Кестрель эти слова показались странными. Она попросила няню объяснить.

– Вы, валорианцы, отмеряете года числами, – ответила Энай, – а мы – богами. У нас их сто, на каждого приходится по году. Сейчас правит бог звезд, поэтому нужно смотреть под ноги и быть особо внимательным. Он любит несчастные случаи и красоту. Иногда, если бог разозлится или заскучает, то может решить, что нет ничего прекраснее, чем подстроить несчастный случай.

Кестрель следовало сказать, что все это полнейшая чушь. У валорианцев не было богов. Они не верили в жизнь после смерти и в прочие гэрранские глупости. Валорианцы ценили лишь боевую славу Отец Кестрель смеялся, когда ему говорили о роке. Он стал величайшим генералом империи. Если бы он верил в судьбу, то до сих пор сидел бы в палатке и ждал, что гэррани принесут ключ от своего города на хрустальном блюдечке. Но Траян пошел в наступление и сам захватил этот народ. Его победы, утверждал генерал, принадлежат только ему.

А вот маленькой Кестрель гэрранские боги нравились. Она любила слушать сказки о них и даже выучила со слов Энай все сто имен. Однажды вечером, за ужином, генерал случайно разбил тарелку.

– Осторожнее, – пошутила Кестрель, – год звезд на дворе.

Отец замер, и она испугалась. Может, боги – совсем не выдумка? Кестрель по неосторожности навлекла на себя беду похуже разбитой коленки. Она поняла это по разгневанному взгляду отца. На следующий день на предплечье Энай красовался фиолетовый синяк.

Кестрель больше не спрашивала о богах и забыла почти все, что знала. В гэрранском пантеоне вполне мог найтись бог денег. Возможно, сейчас и впрямь его год. В любом случае Кестрель не знала, что Тринн имел в виду.

«Прошу вас, – сказал ей узник, – он должен знать». Капитан решил, что эти слова относились к нему. Может, так все и было. Но Кестрель вспомнила, как смотрели на нее серые глаза Тринна: он как будто узнал ее. Что ж, неудивительно, ведь он служил во дворце. Все слуги знали, кто она такая, а Кестрель почти не помнила их имен и лиц. Однако этот раб был гэррани.

Допустим, он недавно появился в столице и видел ее еще в Гэрране, когда генеральская дочка порхала по приемам и балам, беспокоясь лишь о желании отца видеть ее в рядах армии и его ненависти к музыке.

Или же Тринн заметил ее совсем недавно, уже после Зимнего восстания, когда гэррани захватили город и Арин объявил Кестрель своим трофеем.

«Он должен знать», – сказал Тринн.

Осторожно, будто пытаясь разобраться в деталях опасного механизма, Кестрель подставила в это предложение имя: «Арин должен знать». Но что именно?

У Кестрель осталось очень много вопросов к Тринну. Она попытается помочь ему и понять, что именно узник хотел сказать ей. Но для этого нужно прийти в тюрьму одной… А значит, сперва придется добиться разрешения императора.

– Мне стыдно, – призналась Кестрель, когда увиделась с ним на следующее утро в личной сокровищнице.

Просьбу о встрече правитель принял как будто благосклонно, однако теперь молчал. Стены сокровищницы были похожи на пчелиные соты: от пола до потолка тысячи выдвижных ящичков. Император внимательно разглядывал содержимое одного из них, но Кестрель не видела, что там лежит.

– Я неправильно вела себя в тюрьме, – продолжила она. – Эта пытка…

– Допрос, – поправил император, не отводя взгляда от ящичка.

– Это напомнило мне о Зимнем восстании. О том, что мне пришлось пережить.

– О том, что пришлось пережить? – Император наконец посмотрел на нее.

– Да.

– Ты, к слову, не слишком охотно делишься подробностями того, с чем тебе пришлось столкнуться, Кестрель. Но я никак не ожидал, что после всех бед и лишений ты, вместо того, чтобы помочь капитану, станешь ему мешать. Или я что-то не так понял? Гэрранские повстанцы обошлись с тобой лучше, чем я думал? Может, мне стоит по-другому взглянуть на красивую историю о том, как дочь генерала сбежала из плена и пересекла бурное море, чтобы доставить вести в столицу?

– Нет.

– Или ты думаешь, империя может выстоять, если пренебрегать такими методами? Хочешь стать императрицей, не запачкав руки?

– Нет.

– Тогда нам остается поговорить лишь о том, как я расстроен. Я ужасно разочарован, Кестрель. От тебя я ожидал большего.

– Позвольте мне исправиться. Прошу вас. Я хорошо говорю по-гэррански, да и пленник со мной был более разговорчив. Если бы мне позволили его допросить…

– Он мертв.

– Что?

– Умер, поэтому больше ничего мы от него не узнаем.

– Но как?

Император недовольно отмахнулся:

– Инфекция. Лихорадка. Все из-за ведра с нечистотами.

– Не понимаю…

– В тюрьме все устроено так, чтобы узники не могли покончить с собой. Но этот заключенный, Тринн, оказался чересчур хитрым, упрямым и отчаянным. Он догадался окунуть руку в ведро и умер от заражения крови.

Кестрель с трудом сдержала тошноту, снова подкатившую к горлу. Пришлось молча проглотить горькое чувство вины.

Император вздохнул, опустился в кресло и жестом велел Кестрель сесть напротив. Она подчинилась.

– Ты лучше знаешь таких людей, Кестрель. Разве пошел бы он на самоубийство, чтобы защитить валорианского сенатора, который подкупил его, чтобы выяснить, как выгоднее голосовать?

– Нет, – ответила Кестрель. Это очевидно, так что врать нет смысла.

– И кто же, в таком случае, его нанял?

– Может, враги с востока. У них наверняка есть шпионы среди нас.

– О, в этом я не сомневаюсь. – Император смотрел на будущую невестку так, что было ясно: он уже все знает сам и ждет от нее лишь подтверждения.

– Он работал на Гэрран, – помедлив, произнесла Кестрель.

– Разумеется. Скажи мне, их предводитель способен внушить своим людям такую верность? Я никогда его не видел, но ты-то была пленницей. Этот новый губернатор… он харизматичный человек? Ради него люди готовы рисковать?

Кестрель сглотнула:

– Да.

– Я хочу кое-что тебе показать. – Император указал на ящик, содержимое которого так внимательно рассматривал. – Принеси мне то, что лежит внутри.

Кестрель достала золотую монету с профилем правителя.

– Я велел отчеканить новую партию в честь вашей помолвки. Переверни монету.

Кестрель вздрогнула, увидев на реверсе монеты изображение скрещенных вязальных спиц.

– Знаешь, что это за символ?

Кестрель помедлила.

– Печать Джадис.

– Да. По-моему, этот образ отлично тебе подходит.

Речь шла о древней валорианской легенде. Джадис, юная воительница, потерпела поражение и попала в плен к вражескому вождю, который поместил ее в гарем. Он любил всех своих жен, но валорианка особенно его привлекала. Правитель был неглуп и всегда приказывал Джадис являться к нему обнаженной, чтобы негде было спрятать оружие. Он настолько опасался пленницы, что поначалу даже связывал ей руки.

Но Джадис была неизменно мила и не упрямилась. Вскоре вождь заметил, что она подружилась с другими женщинами в гареме. Те научили ее вязать. Порой, вернувшись после битвы, вождь видел, как Джадис сидит на пороге женского шатра и вяжет нечто бесформенное. Его это забавляло: а еще говорят, что у валорианцев дух войны в крови! Только посмотрите, какой тихой и домашней стала юная воительница!

– Что ты вяжешь? – спросил он однажды.

– Подарок, – отвечала Джадис. – Тебе понравится, вот увидишь!

Однажды ночью – к тому времени вождь давно перестал связывать ей руки – Джадис пришла в его шатер.

– Ты знаешь, какая битва ждет меня завтра? – спросил вождь, внимательно глядя на пленницу.

– Да, – отозвалась Джадис. Вождь собирался нанести удар в самое сердце Валории и имел все шансы на победу.

– Ты, верно, ненавидишь меня за это.

– Нет.

Когда вождь услышал эти слова, его глаза наполнились слезами. Он не мог поверить.

– Любимый, – продолжила Джадис, – я почти закончила работу. Позволь, я посижу с тобой, пока довязываю последние ряды. Мой подарок принесет тебе удачу в битве.

Вождь рассмеялся, не понимая, как вообще можно надеть эту бесформенную гору шерсти. Но упорство валорианки вызывало у него умиление. Что с того, что она не большая искусница? Зато теперь у него будет доказательство ее любви и верности.

Вождь откинул полог шатра и велел принести корзинку с вязанием.

Потом он снова возлег с Джадис, а после задремал, оставив ее вязать. Спицы убаюкивающе постукивали. Проснувшись в очередной раз, вождь, посмеиваясь, спросил:

– Ну что, не закончила еще?

– Теперь все готово.

– И что же это такое?

– Разве ты не видишь? Тебе не нравится? Вот, взгляни получше, любимый.

Он склонился над подарком, и в это мгновение Джадис вонзила спицы ему в горло…

Монета жгла ладонь. Кестрель буквально задыхалась.

– Напоминание о том, что ты пережила в плену у Арина, – заметил император.

– Но все было совсем не так. – Кестрель сжала монету в кулаке. – Я не Джадис.

– Вот как? А я слышал, что губернатор весьма хорош собой.

– Мне так не казалось. – Поначалу она действительно не видела в предводителе гэррани ничего привлекательного. Печально, что Кестрель сначала долго не замечала очевидного, потом не понимала собственных чувств, а теперь, когда Арин уже никогда не сможет принадлежать ей, император пытается выведать ее секреты. Невыносимая пытка. – Он не был моим любовником. Никогда.

Кестрель не солгала, поэтому ее голос прозвучал убедительно, – а может, император поверил ей, увидев, как яростно она сжимает монету в руке.

– Я знаю, ты говоришь правду, – мягко ответил он. – Но даже если бы я этого не знал, какая разница? Какое мне дело до того, спал с тобой этот раб или нет? Ах, Кестрель, ну что ты так смотришь? Я не ханжа, да и сплетен о тебе я слышал немало. А кто их не слышал? – Император поднялся, подошел к Кестрель и постучал пальцем по кулаку, в котором она сжимала монету. – Поэтому тебе нужна Джадис. Считай это подарком. Все в столице убеждены, что ты спала с гэрранским губернатором. Так пусть думают, что ты делала это во имя высшей цели. Ты сделала свой выбор в тот день, когда попросила меня освободить Гэрран. Ты выбрала моего сына, встала на мою сторону. – Император пожал плечами. – Я прагматик. Мне не хотелось тратить силы на Гэрран и упустить шанс завоевать восток. Твоя идея – автономия полуострова под властью империи – дорого обошлась мне в политическом плане… Но задумка того стоила и была своевременна. А в качестве приятного дополнения я заслужил любовь армии, ведь дочь генерала станет женой моего сына. Мы прекрасно друг друга поняли, не так ли? Я получил невестку, которой однажды смогу доверить империю, а пока могу пользоваться поддержкой войск ее отца. Ты получила корону, а также возможность… исправить репутацию.

Кестрель опустила руку. Монета едва не выпала из пальцев.

– Твой кинжал, Кестрель. Будь добра. – Император протянул руку.

– Что?

– Дай мне свой кинжал. – Когда ответа не последовало, он добавил: – Твое оружие слишком простое. Невесте моего сына не пристало ходить с таким.

– Его подарил мне отец.

– Но скоро и я стану твоим отцом, верно?

Теперь Кестрель не могла отказаться, не оскорбив императора. Она достала кинжал из ножен, провела пальцем по рубиновой вставке на рукояти, где была вырезана ее печать – когти хищной птицы. Кестрель крепко сжала клинок, так что стало больно ладони, а затем отдала его императору.

Тот убрал оружие в ящик, где раньше лежала монета, и запер его. Император, на поясе которого сверкал собственный кинжал, посмотрел на Кестрель, поднял руку и коснулся золотой полоски, блестевшей у нее на лбу.

– Ты готова служить империи, Кестрель?

– Конечно. – Ножны на поясе опустели, и она остро ощущала свою беззащитность.

– Прекрасно. А ошибки прошлого пусть останутся в прошлом, согласна?

– Да.

Император явно был доволен ее ответом.

– Значит, пора забыть о сочувствии к Гэррану – и к его губернатору. Если еще не забыла, заставь себя. Если ты этого не сделаешь, последствия будут самыми неприятными. Ты все поняла?

О да! Теперь Кестрель стало ясно, зачем император велел отвести ее в тюрьму. Не только чтобы проверить ее или преподать урок. Он показал, что бывает с теми, кто прогневит императора.