Текст книги "Преступление победителя"

Автор книги: Мари Руткоски

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

28

– Больше не произноси это имя, – прошептал Арину человек с изуродованным лицом.

Королева резким голосом задала дакрану вопрос. Он отвечал долго и подробно, периодически останавливаясь, словно подбирая слова.

Дождь, похоже, закончился. Сквозь остроконечную полупрозрачную крышу засветило солнце. Преломленный свет проник в зал. Арин следил за тем, как менялось лицо королевы, пока говорил ее брат. Она сощурила черные глаза, обведенные разноцветными тенями, и велела замолчать.

– Теперь я буду переводить, – сказал Арину его дакранский знакомый. – А тебе остается лишь надеяться, что я не совру.

И он передал слова королевы.

– Ты нарушил три наших закона. – Переводчик сделал паузу и показал Арину четыре пальца. – Тебя оставили в живых лишь для того, чтобы ты мог удовлетворить наше любопытство.

– У меня к вам предложение, – начал Арин.

– Нет уж, – покачал головой брат королевы. – Начать нужно не с этого. Мы даже твоего имени не знаем.

Арин представился.

– Губернатор – это валорианский чиновник, – произнесла королева. – Ты валорианец.

Слышать это было мучительно.

– Тебе не отвертеться, – продолжила правительница востока. – Мы о тебе слышали. Арин Гэрранский, который осмелился укусить хозяев за пятку, снова присмирел и сел на цепь. Разве ты не принес императору клятву верности?

– И сейчас я ее нарушаю.

– Легко же ты отказываешься от своих обещаний!

– Разве вы не поступили бы так же ради своего народа?

– Это я переводить не стану, – сказал брат королевы. – Это оскорбление. Я смотрю, у тебя совсем нет чувства самосохранения?

Королева нетерпеливо перебила их. Она хотела знать, почему губернатор Гэррана явился в Дакру, вооруженный валорианским кинжалом.

– Это напоминание, – объяснил Арин.

– О чем?

– О том, что я презираю.

Королева на минуту задумалась. Лицо у нее было более вытянутое, чем у Риши, но в остальном она очень напоминала младшую сестру. Арин невольно вспомнил о принцессе и снова испытал прилив благодарного восхищения, как в первый раз, когда Тенсен только дал ему понять, что Риша и есть Мотылек. Арин обратился к королеве:

– Я знаю, что ваш народ страдает. Я также понимаю, что моя страна слишком мала и не сможет противостоять империи в одиночку. Если бы мне позволили выбирать между востоком и империей, я бы выбрал вас. Позвольте нам стать вашими союзниками.

Королева склонила голову набок:

– И что же Гэрран может нам предложить?

– Мы будем сражаться на вашей стороне.

– А взамен мы, конечно, должны будем защищать ваш чудесный полуостров. Как ты верно заметил, Гэрран – небольшая страна. Ваши солдаты ничего не изменят. И потом, неужели ты хочешь, чтобы твои люди стали пушечным мясом? Даже если так, как мы будем сотрудничать? Наши народы говорят на разных языках.

– Мы выучим дакранский.

Королева недоверчиво приподняла бровь.

– Я вам докажу, – пообещал Арин.

– Что ж, попытайся.

– Хорошо. – Гэрранский губернатор произнес единственное дакранское слово, которое знал. То самое, что брат королевы сказал ему на причале. На лице королевы отразилось удивление, но она не улыбнулась. Услышав следующие слова, Арин подумал, что, наверное, только что оскорбил ее еще сильнее.

– А теперь перейдем к твоему наказанию, – сказала королева.

За то, что он принес с собой кинжал врага, Арина вообще лишили оружия.

За то, что он проник на территорию Дакры, Арину запретили ее покидать.

За преступления против брата королевы пострадавшей стороне позволили самостоятельно выбрать наказание.

– Позже я прикажу тебя казнить, – заявил Рошар, когда проводил Арина в отведенную ему комнату. – Мне нужно решить, как лучше тебя убить.

В изуродованном лице дакрана трудно было найти сходство с Ришей или с королевой. Рошар, видимо, заметил, как внимательно рассматривает его пленник, и оскалился:

– Или придумаю что-то похуже смерти.

Арин отвел взгляд. Рошар выложил на стол вещи Арина: еду, воду, одежду. Но кинжал оставил себе.

– А это что? – Рошар поднял сверток, в котором лежали цветные клубочки.

– Набор для шитья.

Дакран бросил нитки на стол и уставился на пожитки Арина, как будто сложенные вот так, все вместе, они могли дать ответ на трудный вопрос.

– Ты проделал долгий путь.

– Да.

– Из столицы империи. – Рошар помолчал, потом тихо спросил: – Моя сестренка здорова?

– Да. Она…

– Я не желаю о ней говорить. Просто хотел знать, что она в порядке.

– Разве вы с королевой не беседовали о Рише в самом начале, когда мы только вошли?

Рошар посмотрел на Арина как на сумасшедшего:

– Нет, конечно!

– Тогда о чем ты так долго говорил?

– О твоих преступлениях. В мельчайших подробностях.

– Нет, – не поверил Арин, – ты как будто рассказывал историю.

Рошар постучал пальцем по фляжке на столе:

– Ты явно ничего не знаешь о нашей стране, раз приволок с собой это.

– Почему ты не скажешь мне, о чем говорил с королевой?

Рошар продолжил стучать по фляжке, отчего она покачнулась. Наконец дакран ответил:

– Может, это и впрямь была история. Что, если я рассказал королеве о двух рабах в далекой стране и о том, как один помог другому?

– Но ведь я тебе ничем не помог. – Арин вновь вспомнил тот день: вкус пыли во рту, гравий, впившийся в щеку, крики, жгучий стыд.

– Ты спас меня, – сказал Рошар.

Арин ничего не понимал. Сначала он решил, что дакран насмехается над ним. Но голос Рошара звучал искренне, с какой-то затаенной тоской. Может, он представил себе другую версию событий? Придумал мир, где нож валорианца не успел коснуться его лица. Добрую сказку со счастливым концом.

– Мне очень жаль, – осторожно ответил Арин. – Я пытался. Но не смог ничего сделать.

– Ты помог мне сохранить то, что потом подтолкнуло меня к повторному побегу.

29

– Мне нужна твоя помощь, – сказал генерал Траян.

Весна давно началась. Кестрель пропустила большую часть празднований по поводу окончания зимы, поскольку все время сидела с отцом. Она согласилась сходить лишь в приют. Но дети с недоверием смотрели на ее ярко раскрашенных змеев.

– Они неправильного цвета, – пожаловалась одна маленькая девочка. – Я хочу черный.

После визита Верекс перебрал оставшиеся подарки.

– Можно я оставлю себе вот этого? – Он поднял розово-зеленого змея. – Он мне больше всех нравится.

Кестрель тогда только улыбнулась. Теперь она с опаской посмотрела на отца, ожидая продолжения.

– Я хочу, чтобы ты прошлась по столичным бойцовским клубам, – попросил он, – и завербовала для меня новых солдат.

Кестрель резко отодвинула стул от кровати, отчего он громко скрипнул, и принялась теребить вышитый рукав. Кестрель представила, будто разочарование, которое она испытала, – это нить. Его можно завязать в узелок или превратить в тугие стежки. За все то время, что Кестрель провела у постели отца, он еще ни разу ни о чем ее не просил. На что она надеялась?

Может, что генерал захочет стакан воды. Или поинтересуется, куда делся подаренный им кинжал. Он не мог не заметить, что теперь его дочь носит другое оружие. Вычурный подарок императора ярко сверкал у нее на поясе.

Кестрель могла бы рассказать отцу многое, но только если тот сам попросит. Однако вместо этого она произнесла то, что легко было сказать. Злые, привычные слова:

– Я не стану заниматься делами армии.

– Кестрель!

– Посмотри, что с тобой стало.

– Я поправлюсь.

– А в следующий раз? Ты снова полезешь в бой, и однажды тебя убьют. А мне останется лишь поставить на стол пустую тарелку для твоего призрака.

– Призраков не бывает.

– Значит, у меня не останется ничего.

– Нам нужны новые солдаты, – настаивал отец. – Наше войско не справляется.

– Так перестаньте завоевывать новые земли!

– Император не захочет.

– А чего хочешь ты?

– Глупый вопрос, – разозлился генерал.

Как он понял, какие слова ранят ее больнее всего? Неужели все дело в том, что отец знает ее дольше всех на свете? Но нет, время здесь ни при чем, ведь Арин обладал той же способностью. «Я больше тебя не знаю, – бросил он ей. – И знать не желаю».

Если Кестрель согласится пойти в бойцовские клубы и завербует солдат, будет ли она виновна в их смерти? Останется ли на ее руках кровь тех, кого убьют эти новобранцы? А боль и гнев тех, кто потеряет близких, тоже будет на ее совести? Кестрель вспомнила сирот, которые требовали черных воздушных змеев.

– Вот сам и вербуй своих солдат, – решительно произнесла она.

Траян ничего не ответил. Кестрель подошла к двери, но это молчание ее остановило. Даже спиной к отцу она видела его: раненый, прикованный к постели, бледный, исхудавший. Кестрель не помнила его таким усталым. Если она завербует воинов для армии… Может, это спасет отца на поле битвы, продлит ему жизнь еще на год-другой.

Кестрель вздохнула. Не оборачиваясь, она сказала:

– С чего ты вообще взял, что я кого-нибудь смогу уговорить?

– Народ тебя любит.

– Нет, любят тебя. А я всего лишь твоя дочь.

– Ты сбежала из Гэррана. Предупредила нас о восстании. И теперь все наверняка уже знают, как я завоевал восточную равнину.

– Лучше бы сказал, что это твоя собственная идея.

– Я бы ни за что так не сделал.

Кестрель повернулась к отцу, прислонилась спиной к двери и скрестила руки на груди. Она вспомнила о просьбе Тенсена.

– Ты знаком с главным инженером-гидротехником?

– Элинор? – Генерал смотрел на нее, прищурившись. Разговор явно утомил его: он едва переносил боль и тяжело дышал. Будь отец другим человеком, уже попросил бы лекарство. – Мы знакомы.

– Вы вместе воевали на востоке, верно?

Восточные земли, кроме равнины, были пронизаны сетью рек, особенно на юге. Правда, валорианские солдаты ни разу не доходили до города королевы в дельте.

– Да, и в Гэрране. А что?

– Она вроде бы живет в столице. Я подумала… Может, после клубов мне и к ней зайти? Попросить ее присоединиться к войску, когда вы опять отправитесь на восток. Она может вам пригодиться. Ведь понадобится строить плотины, наводить мосты…

– Да. – Если бы генерал не так устал, он бы, наверное, даже улыбнулся. – Элинор была бы нужна. Но император забрал ее к себе, а делиться он не любит. Так что не трать время зря.

Кестрель помедлила и добавила:

– Я пойду в бойцовские клубы, но только при одном условии.

– Ага! – Он откинулся на влажную от пота подушку. – Значит, сделка. И что же от меня требуется?

– Выпей лекарство.

Существование бойцовских клубов давно не являлось тайной. В столице их насчитывалось целых четыре. Эти заведения особенно любила богатая молодежь. Там можно было устроить попойку с друзьями, уединиться с кем-нибудь в тайной комнате и, конечно, подраться.

В каждом клубе имелась внушительная коллекция оружия. Предлагалось два варианта: сразиться один на один с противником в небольшом зале или выйти на арену, где за поединками наблюдали зрители.

Все наизусть знали немногочисленные правила клуба: кровь за собой вытирай сам; делаешь ставку – отдай деньги сразу; чужаков не впускать. Кестрель едва ли сумела бы попасть внутрь, если бы не показала охране отцовское кольцо с печаткой.

Бойцовские клубы ей не понравились. Пусть даже стены были обшиты черным деревом, а мебель обита мягким шелком с юга, помещения пропахли вином, потом и кровью. Кестрель невольно вспомнила свою дуэль с Айрексом: как он ударил сапогом по колену. И еще как Плут придавил ее к полу всем своим весом. Во рту у Кестрель пересохло. Она попросила воды, после чего принялась за работу.

Улов от трех клубов – двадцать имен. Очень мало. Некоторые из записавшихся смотрели на дочь генерала шальными глазами и смеялись. Другие были польщены предложением. Третьи – чаще всего те, чей возраст приближался к двадцати, – соглашались от безысходности, ведь так или иначе империя вскоре заставит их сделать выбор. Если валорианец не желает заводить детей, чтобы пополнить население империи, то пусть служит своей стране на поле битвы.

В одном из клубов записались две девушки, которые попросили написать оба имени на одной строчке. Кестрель поняла: эти двое – пара. Люди, которые не интересовались противоположным полом или по какой-то другой причине не желали вступить в брак, часто шли в армию. Девушки поставили свои подписи. Кестрель подумала о собственной свадьбе, и ей стало еще хуже. Потом она забрала список и спрятала в карман.

В последнем клубе, куда зашла Кестрель, как раз шел бой. На арене столпились люди, было шумно и душно. Кестрель опоздала к началу, поэтому ей пришлось встать позади толпы. В просвет между чужими плечами она разглядела, что на арене сражались двое мужчин. Светлые волосы обоих были убраны в хвост. Тот, что стоял к ней спиной, имел более хрупкое телосложение, но брал ловкостью и скоростью.

Проходил кулачный бой. Оружия не было ни в руках противников, ни в их ножнах. Следовательно, это не считалось дуэлью: юноши дрались просто ради удовольствия.

Боец покрупнее ударил своего соперника кулаком по лицу. Тот вскрикнул. Толпа еще теснее прижалась к ограждению.

Кестрель тоже шагнула вперед. Голос казался ей знакомым. Она могла поклясться, что слышала его тысячу раз. Но просвет перед ней закрылся, теперь Кестрель ничего не могла разглядеть. Зрители кричали, но она не могла даже разобрать, скандировали ли они чье-то имя. Поэтому она сама выкрикнула имя, но ее голос потонул в шуме толпы.

Тогда Кестрель растолкала зрителей и пролезла вперед. Боец, которого только что ударили, как раз поднимался с пола. Он нанес противнику несколько апперкотов в живот, дернул его за ухо и ударил по лицу. Плечистый соперник повалился на пол и даже не попытался встать.

Толпа взревела, и теперь зрители действительно выкрикивали имя. То же самое, что сорвалось с губ Кестрель. Она повторила его еще раз, когда боец обернулся, вытер окровавленный рот и заметил ее.

Ронан.

30

После того как толпа разошлась, Кестрель попросила хозяина проводить их в отдельную комнату. Ронан был членом клуба и мог бы взять это на себя. Однако он просто стоял в стороне, наблюдая, как Кестрель раздает указания. Казалось, его эта картина забавляет и он рад видеть старую подругу. Но на его губах появилась горькая улыбка.

Ронан заказал себе графин холодного вина. Когда они с Кестрель остались вдвоем, он залпом выпил половину.

– Будущая императрица пригласила меня на аудиенцию, – усмехнулся Ронан, разматывая окровавленные полоски льна, которыми были обернуты его руки. – Я польщен.

Он вытянулся на стуле и посмотрел на Кестрель. Губу разбили в поединке. Лохматые волосы взмокли от пота. Некогда красивое лицо покрывали фиолетовые синяки. Ронан провел пальцем по краю бокала, отчего стекло запело.

Когда Кестрель была маленькой, старший брат Джесс ее не замечал. Но однажды вечером – ей тогда было, наверное, лет пятнадцать – родители Ронана пригласили генерала с дочерью на прием. За ужином, когда подали третье блюдо, Кестрель спросила у какого-то сенатора, женился бы он на всех своих любовницах, если бы можно было иметь не одну жену, а несколько. Кестрель вовсе не хотела расстроить чиновника, ей просто стало интересно. Откуда ей было знать, что жена сенатора, которая тоже присутствовала на приеме, даже не слышала о любовницах мужа?

Но Кестрель наказали, отправив в одиночестве в покои Джесс. Ронан стащил со стола десерт и принес ей. Они вместе съели пирожные в сахарной пудре, перемазавшись сладкой белой пылью. Чтобы рассмешить Кестрель, Ронан изобразил реакцию сенатора: надувал щеки и задерживал дыхание, пока его лицо не покраснело. После этого они подружились.

Кестрель очень не хватало Ронана. Даже сейчас, сидя напротив него, она скучала по своему другу. Он выглядел веселым и беспечным, но его глаза оставались серьезными и холодными.

Ронан допил вино в бокале.

– Что тебе нужно, Кестрель?

– Ты сказал Джесс?

Ронан приподнял бровь.

– Сказал ли я Джесс? – Он повертел бокал в руках. – М-м, давай подумаем. Сказал ли я Джесс, что слухи оказались правдой и осенью ты завела любовника…

– Это неправда.

– Действительно. Все началось еще летом, когда ты его купила. Сказал ли я Джесс об этом? Сказал ли я ей, что раб для любовных утех тебе дороже ее брата? О да, конечно! Потом мы сидели вместе и пытались понять, какие ужасы сулил тебе брак со мной, что ты предпочла раба. Может, я еще добавил: «Знаю, знаю, сестренка. Ты тоже ее любила. Но в ту ночь на балу, когда ты выпила отравленное вино, Кестрель не было в зале. Ее не было рядом, когда ты давилась рвотой и задыхалась, а я спрятал тебя за занавеской, пока рабы-мятежники убивали наших друзей. Дочери генерала не было рядом, когда я прижимал к себе умирающую сестру. Потому что Кестрель уехала с ним». – Ронан изящно, аккуратно поставил бокал на стол. – Нет, ничего я ей не говорил. Хватит нашей семье одного разбитого сердца.

Кестрель почувствовала привкус сахарной пудры во рту. Воспоминание о тех пирожных потеряло свою сладость.

– Неужели ты расстроилась?

Кестрель знала, что он не ждет от нее ответа, но не смогла промолчать.

– Джесс не отвечает на мои письма. Когда я прихожу навестить ее, слуги говорят, что ее нет дома. Но это неправда. Она сидит в своих покоях и ждет, пока я уйду. Я подумала, может…

– Может, я ей чего-нибудь наговорил? – Ронан сплел пальцы, а потом положил ладони на стол. – А тебе не приходило в голову, что ты сама виновата?

«Я видела его», – прошептала Джесс, когда Кестрель скользнула к ней под покрывало. Но что именно видела подруга?

– А это что такое? – Ронан перегнулся через стол, ухватил уголок бумаги, торчавший из кармана юбки Кестрель, и потянул на себя.

– Ничего. – Она попыталась выхватить листок, но Ронан уже развернул список.

– О-о, я знаю, что это такое. Смотри-ка, даже Карис записалась! Так-так, где у нас тут перо.

– Нет, Ронан. Не надо.

Он поднял листок повыше, чтобы Кестрель не достала, как будто это лишь детская забава, и закружился по комнате в поисках пера.

– Перестань!

Кестрель вцепилась в его руку, попыталась остановить. Ронан пригнулся, вывернулся из ее хватки и засмеялся. В одном из шкафчиков он обнаружил кувшин с вином.

– О, замечательно! Правда, не совсем то, что я искал…

Он заглянул в ящики и издал торжествующий возглас, отыскав перо и чернила.

Кестрель представила, как Ронан отправится на войну. Как он лежит в грязи, истекая кровью. Кестрель готова была расплакаться.

– Пожалуйста, – попросила она, – не подписывай.

Он обмакнул перо, положил бумагу на стол и прижал обеими руками, будто боялся, что листок улетит.

– Я умоляю тебя, – прошептала Кестрель.

Ронан улыбнулся и вписал свое имя.

У дверей клуба ее терпеливо дожидалась служанка. Они молча сели в карету, и Кестрель велела кучеру возвращаться во дворец. Служанка с удивлением посмотрела на госпожу, которая развернула смятый листок бумаги и уронила его на колени. Карета подпрыгнула и поползла дальше в гору.

– Какой грязный, – сказала девушка, глядя на листок.

Он был забрызган чернилами. Когда Кестрель все же сумела вырвать список у Ронана из рук, она опрокинула чернильницу. Рядом с его именем на бумаге остались ржавые отпечатки – должно быть, от костяшек пальцев, которые продолжали кровоточить. Служанка, конечно, ни за что не догадалась бы, но на измятом листке можно было заметить и другие следы – как если бы на бумагу попала вода. Или пот. Или слезы.

Кестрель аккуратно свернула листок. Уничтожать его нет смысла. Важна была не подпись, а сам ее факт. Новые рекруты в любом случае явятся в казарму. Они дали слово в присутствии Кестрель, а валорианцы всегда держат слово.

– Что это? – спросила служанка.

– Список гостей. – Кестрель представила длинный, пустой стол, на котором она расставила белые тарелки.

Внезапно Кестрель наклонилась вперед и постучала в окошко, отделявшее ее от кучера. Сказав, что передумала, она велела повернуть в другом направлении.

– Я не знала, что вы интересуетесь гидротехникой, – удивилась Элинор, пока рабыня с южных островов разливала ликер. Он пах жженой карамелью и стоил очень дорого.

Кестрель отпила немного из хрустального бокала. Элинор жила в очень скромном доме. На стенах вместо обоев была краска. По гипсовому потолку с лепниной пробежала трещина. Однако у хозяйки этого дома нашлась дорогая выпивка. На столике у дивана стояла мисочка со сладкими ягодами, которые привозили издалека. Разумеется, Элинор угощала Кестрель самым лучшим, что нашлось в доме. Но такие лакомства явно были инженеру не по средствам, если судить по тому, в каком состоянии находился ее дом. Тенсен рассказал Кестрель о ставках на свадебное платье. Вероятно, и ягоды, и ликер, и даже хрустальные бокалы купили в кредит. Так мог поступить человек, который знает, что разбогатеет через несколько месяцев. Ведь свадьба состоится совсем скоро.

Кестрель заставила себя улыбнуться:

– Император считает, что я должна интересоваться всем, что касается жизни империи. А мой отец говорит, что с удовольствием работал с вами.

Женщина смутилась, ее некрасивое лицо зарумянилось от гордости.

– Вы ведь служили на востоке вместе с генералом? – продолжила Кестрель.

– Это было давно. – Радость в глазах Элинор померкла. Она поймала удивленный взгляд Кестрель и добавила: – Восток – дикая земля. Инженеры, госпожа, в каком-то смысле тоже военные, но я оказалась не готова к таким испытаниям. Дакраны хитры и изворотливы. Я умела лишь строить мосты с плотинами, но камыш у реки высокий. Там водятся тигры, прячутся варвары с отравленными арбалетными бортами. Ваш отец меня защищал. Благодаря ему я жива.

Если император наградил Элинор, не может ли статься, что она оказала ему услугу своей службой на востоке? Что, если Гэрран здесь ни при чем?

Рабыня с южных островов снова наполнила бокал своей госпожи. Кестрель внимательно следила за служанкой. Южные острова – местные жители называли их Кейн Сарату – были в числе первых территорий, захваченных империей. Эта девочка, должно быть, родилась уже в рабстве и не знала другой жизни. Может, рабыня даже не выучила язык своего народа и даже матери своей не видела.

Внезапно Кестрель стало все равно, касается ли эта тайна Гэррана. Хорошо, если бы вся империя вдруг превратилась в стол с пустыми тарелками, который недавно вообразила себе Кестрель. Вот бы опрокинуть мебель, перебить посуду…

Рабыня неловко помялась на месте. Кестрель вдруг поняла, что слишком пристально уставилась на нее.

– Вам налить еще, госпожа? – предложила девушка.

– Нет, благодарю.

Инженер продолжила разговор:

– Думаю, вы меня не помните. Вы были совсем крохой, когда мы виделись в последний раз, сразу после колонизации Гэррана.

Кестрель снова посмотрела на Элинор, на ее серьезное, умное лицо, и вдруг в голове всплыло смутное воспоминание: она, еще совсем дитя, стоит на коленях возле фонтана на вилле и разводит в воде красную краску, которую удалось стянуть из мастерской. За ужином Кестрель подслушала незнакомое слово, которое произносил отец, разговаривая со своей гостьей, – «раствор».

– Из-за вас я покрасила фонтан в розовый цвет, – призналась Кестрель.

– Правда?

– Я хотела в красный, но краски не хватило. – Она провела ногтем по узору на стенке бокала. – Чем вы тогда занимались в Гэрране? Вы там жили?

– Нет, приезжала на строительство акведуков. У гэррани был слишком примитивный водопровод.

– Вы не бывали там в последнее время?

– Нет, – сказала инженер, но Кестрель заметила, как она отвела взгляд. – Зачем бы мне туда ездить?

– Ну, не знаю. Может, мне просто хочется поговорить о Гэрране. Я скучаю по дому.

Элинор нахмурилась:

– Гэрран – всего лишь колония. Здесь ваш дом.

– Гэрран был колонией. Теперь это равноправная часть империи.

– Да, милостью императора.

Тихо и беспомощно, как человек, который тянет руку к пустому месту, где раньше лежала потерянная вещь, Кестрель объяснила:

– Я скучаю по птицам, что поют там в это время года. Они носят в клювах соломинки и вьют гнезда под крышами. Мне не хватает освещенных солнцем конных троп.

Инженер смотрела на Кестрель с неодобрением, но ей было все равно. Она обращалась к Арину, который оставил ее; к Джесс, которая не желала слушать; к Ронану, который скоро уедет на войну; к отцу, который когда-то тоже жил с ней в Гэрране. Кестрель обращалась к рабыне с южных островов, хотя та, наверное, родилась и выросла в столице, так что завоеватели не оставили ей даже возможности скучать по родине.

– На холме росла апельсиновая роща, – продолжила Кестрель. – Когда я была маленькой, я часто лежала там летом и смотрела на фрукты. Они висели на ветках, как праздничные фонарики. А потом я подросла и могла ходить уже на настоящие праздники. Мы с друзьями веселились так долго, что светлячки успевали лечь спать раньше нас.

– Как мило. – Голос Элинор прозвучал холодно.

– Гэрран прекрасен.

– Сама страна действительно неплоха. Но вот ее население – настоящая проблема.

Казалось, никто из собеседниц не заметил, какая огромная трещина разверзлась межу ними после этих слов.

– Попробуйте ягоды, госпожа, – предложила Элинор.

Когда генерал достаточно поправился, чтобы выйти из комнаты, император велел устроить праздник. В Весеннем саду показали представление: морское сражение на искусственном пруду. Придворные взяли две лодки, раскрасили их под цвет военных кораблей и пускали с них фейерверки.

– Тебе не нравится? – спросил император, когда генерал Траян не присоединился к бурным аплодисментам.

– Салюты только попусту расходуют порох.

– У Валории его полно. Врагам не выстоять против наших пушек. Наши склады ломятся от пороха.

– Любые запасы однажды закончатся.

– Он всегда становится таким, когда приезжает в столицу, – с улыбкой сказал император, обращаясь к Кестрель. – Твой отец умеет радоваться жизни только на поле битвы.

Кестрель хотела возразить, что отец был весел и когда они жили в Гэрране. Но, по правде говоря, генерал тогда редко приезжал домой, да и Кестрель никогда не спрашивала, счастлив ли он.

Генерал откинулся на спинку кованого стула: прогулка в сад явно успела его утомить. С каждым днем лекарям требовалось все меньше марли для раны, но все-таки она еще не до конца зажила.

– А где Верекс? – спросила Кестрель. Принц так много знал о медицине.

Император пожал плечами.

В небе разорвался фейерверк. Он осветил толпу, собравшуюся вокруг пруда. Золотые отблески засверкали на лице Риши, которая сидела рядом с принцем на другой стороне пруда.

Император тоже заметил парочку, и ему это явно не понравилось. А Кестрель уже начала понимать, что гнев его копится долго, прежде чем вырваться наружу. Как змея, которая кажется спящей, но на самом деле готова в любую секунду наброситься на того, кто окажется поблизости.

– Я слышал, ты ходила в гости к моему инженеру, – обратился император к будущей невестке.

В небе вспыхнул новый залп. Звук взрыва отозвался в груди Кестрель. Император сейчас смотрел на нее так же, как на сына: словно ему не нравилось то, что он видит.

– Я подумала, что смогу уговорить ее вернуться с отцом на восток, – объяснила Кестрель.

Еще один фейерверк осветил лицо императора ярким светом.

– Это решать мне, а не ей.

– Я просто подумала. В итоге я даже не упомянула об этом.

– Однако, насколько я знаю, разговор у вас вышел интересный.

В воздухе пахло серой. Дым от взрывов обжигал легкие. По тому, как угрожающе прозвучал голос императора, Кестрель поняла, что действительно подобралась слишком близко к какой-то тайне.

Она взглянула на отца, но тот смотрел прямо перед собой. Пьяный придворный в лодке выпрямился во весь рост, потерял равновесие и свалился за борт. По толпе прокатился хохот. Кестрель задержала дыхание. Треск фейерверков отзывался у нее внутри. Она ждала, что скажет император, и боялась, как бы отец не вспомнил, что не велел ей ходить к Элинор.

– Наверное, тебе скучно в столице, – вздохнул император. – Я слышал, ты скучаешь по Гэррану.

– А что в этом такого? – вдруг ответил за нее отец. – Кестрель там выросла.

Небо окрасилось в зеленый и красный. Император и генерал посмотрели друг на друга. Кестрель прекрасно знала это выражение на лице отца.

Страх начал таять, и Кестрель глубоко вдохнула. Весенний вечер был прохладным, но ей вдруг стало тепло. Защита отца, будто плащ, в который хочется поплотнее закутаться, легла на плечи Кестрель.

– Разумеется, – ласково произнес император, и его внимание вновь вернулось к лодкам, на которых уже зажигали новый фитиль.