Текст книги "Господин 3. Госпожа (СИ)"

Автор книги: Мари Князева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Но в тот же день вечером отцу позвонили от господина Насгулла, у которого он был в пожизненном долгу, как шепнула мне матушка, и пригласили на беседу. Там и решилась моя судьба.

Глава 7. НАДИЯ

Я не видела своего жениха до свадьбы и очень сильно волновалась. Родители тоже не могли сообщить мне о нём ничего толкового. Человек как человек. Белый, молодой. Я боялась, хотя и не так сильно, как того жуткого старика, сама не знаю почему. Европеец мог оказаться в три раза хуже: это ведь другая культура, другой менталитет, к тому же, все белые мужчины – чокнутые. Он запросто мог оказаться извращенцем… но я отчего-то не дрожала от ужаса. А когда увидела его – чуть не расхохоталась. Мы встретились сразу на церемонии, в полном облачении жениха и невесты, и этот… павлин выглядел в наших одеждах до того нелепо – не описать словами! У него оказалось очень смиренное лицо, тихий голос и такие спокойные манеры, что я сразу поняла: мне не грозит никакая опасность, кроме опасности помереть со скуки. Но это нестрашно, это я переживу.

Господин Насгулл поселил нас в своём комплексе, в отдельном домике, где было всё необходимое: удобства, кухня, две спальни – я никогда не жила в таких роскошных условиях, даже когда гостила с матушкой у более обеспеченных родственников. Признаюсь, богатая обстановка удивила меня: выходит, хозяин очень ценит своего белого слугу, раз держит так близко и с такими почестями.

Муж приказал мне называть его Петером, почти совсем не разговаривал со мной, а нашу первую брачную ночь просто проигнорировал – ушёл спать в другую комнату. Утром я встретила его на кухне – он очень удивился, что я встала раньше него – и уведомила о возможных последствиях его поступка.

– Я… обязан с тобой спать? – переспросил он с забавным акцентом.

Я кивнула. Супружеский долг есть супружеский долг… Конечно, может быть, господин Насгулл устроил наш брак для одной только видимости (одному Господу известно, что бывает на уме у этих мужчин), но если нет, я вполне могла навлечь беду на свою голову, как моя прежняя подруга Шахия, простынь которой после первой брачной ночи оказалась девственно белой. Точнее, наоборот, недевственно…

Я как могла объяснила это мужу Петеру, ужасно смущаясь и с трудом подбирая слова. Он нахмурился, задумался, а потом пошёл в нашу спальню и окропил простынь собственной кровью… из пальца.

– Вы не станете спать со мной… никогда? – с недоверием и внезапным расстройством спросила я его.

Конечно, я знала, что не очень-то привлекательна, но наивно предполагала, будто это не так уж важно в темноте супружеской спальни. Теперь же выходило, что я выгляжу слишком дурно, отталкивающе. Мой новобрачный муж не желает делить со мною постель. Это буквально убило меня.

Я целый день, пока он был на работе, думала об этом, переживала, но в конце концов решила, что просто так не сдамся, не опущу руки. Я приготовила питательный, вкусный обед и, так как Петер не пришёл на него с работы, съела почти всё сама: мне надо поправляться, а то ему меня, поди, граблями придётся в постели искать… Недоеденное снесла на скотный двор хозяина и на ужин приготовила всё свежее. Европейские блюда, которые, по моему разумению, должен был любить муж. Крем-суп из грибов, ризотто с говядиной и овощами, греческий салат, белый соус из йогурта с зеленью, штрудель с яблоком. Придя поздно вечером и увидев всё это, Петер скривился, посмотрел на меня неодобрительно:

– Зачем столько?

– Вам не нравится? Не угодила?

– Нет, Надия, это всё очень хорошо и вкусно, ты молодец, но зачем тратить столько сил и времени? Я… дома-то не бываю… и мне не съесть столько, даже если по ложке всё попробовать.

Я поникла, поняв, что он меня обманывает. Ему не понравилось или он вообще не хочет есть ничего приготовленного мной. Я убирала нетронутую еду со стола, глотая слёзы.

Ночь муж так же, как и вчера, провёл в другой спальне. Это было просто ужасно. Я-то думала, что не может быть ничего хуже, чем оказаться в одной постели с абсолютно незнакомым, чужим человеком, а теперь вдруг поняла: оказаться там одной, отвергнутой, словно бракованная вещь, намного тяжелее. Хотя, конечно, откуда мне это было знать? Я ведь не пробовала первое, зато сполна вкусила второе.

Всю следующую неделю этот сценарий повторялся в точности, кроме одного: я готовила единственное блюдо на ужин и его же ела на обед на следующий день – пару-тройку ложек, махнув рукой на свою тощую фигуру и благое намерение понравиться мужу. Петер приходил поздно вечером, тоже не ахти как ужинал, ложился спать отдельно, а рано утром сбегал на работу. Я занялась вышиванием, делала тщательную уборку в доме каждый день, хотя там некому было пачкать, и даже как-то со скуки сходила в господский дом спросить, не нужна ли там дополнительная пара рук для помощи по хозяйству. Зря я это сделала.

На следующий день ко мне явился господин Насгулл собственной персоной, обошёл с неясной мне проверкой все помещения и удалился. А вечером с работы пораньше примчался мой муж – я даже не успела доготовить ему хашламу. Петер был зол и взвинчен, я его ещё таким не видела.

– Господин приходил сюда сегодня? – спросил он таким тоном, как будто я прячу наркотики или ворую детей на органы.

– Д-да.

– Что спрашивал?

– Ничего.

– А что делал?

– Зашёл во все комнаты и осмотрел.

Петер гневно топнул ногой.

– Послушай, Надия, – зашипел он, – я не могу спать с тобой, по причинам, которые с тобой не связаны. По моим внутренним причинам. Но никто не должен этого знать.

– Вы любите другую женщину? – вдруг пронзила меня догадка, а следом за ней в сердце воткнулась отравленная стрела ревности.

– Да. Люблю. Любил. Я не знаю, жива ли она, но не могу…

– Я понимаю… Никто больше не узнает. Я стану каждое утро переносить ваши вещи в свою спальню и перестилать постель в гостевой…

– Нет, так не пойдёт. Насгулл теперь станет следить за мной намного строже. Я буду спать в твоей комнате.

– Но вы же сказали…

– Я буду просто спать, понимаешь?

– А как ещё..? – я глупо захлопала глазами, а уже через секунду залилась краской стыда.

– Ты не знаешь… – потрясённо прошептал муж. – Это невероятно… Господи, что за безумие…

– Я знаю… – попыталась оправдаться я. – И ещё я знаю, что наш обман рано или поздно раскроют, потому что я не стану беременеть.

– Такое бывает, – отмахнулся Петер, – что женщина не может иметь детей.

Меня словно со всей силы ударили бревном в грудь, как при взятии крепости – тараном.

– Вы… хотите, чтобы все думали, будто я бесплодна? – у меня даже не хватило сил, чтобы произнести это в голос.

Муж скривился, как от зубной боли:

– Ох уж мне эти восточные традиции… У нас многие и не переживают из-за такого. А некоторые даже радуются. В Европе женщины вообще не думают о детях до тридцати.

Я согласно покачала головой:

– Я слышала об этом. Это так странно. В нашей стране, если женщина бесплодна, это такое горе для всей семьи… знаете, у нас редко разводятся, но отсутствие детей – уважительная причина для развода. И этой разведённой бесплодной женщине не видать личного счастья. Это ужасный позор.

– Но ведь это дикость! Она же не виновата!

Я пожала плечами:

– Может, и виновата. Господь не наказывает без причины.

Петер протяжно выдохнул и, похожий на сдувшийся шарик, понуро сел на стул.

– Что же мне делать? – спросил он печально. Вроде бы, не меня, но кого же ещё?

– Делайте то, что велит вам долг. А я подстроюсь.

Он вскинул голову и посмотрел на меня.

– Ты мудрая женщина, Надия. Давай ужинать.

Он стал спать со мной в одной постели, и это волновало очень сильно – так, что первые несколько дней я по полночи не могла уснуть. Потом привыкла и подскакивала, только если соприкасались наши ноги и руки под одеялом. Одеяла были отдельные, но всё равно иногда части нас встречались во сне. Меня будто током било от этих соприкосновений с горячим мужским телом, а потом я ещё долго дрожала, как в лихорадке, отчаянно гадая, что же это такое делают супруги в постели, когда "не просто спят". Но постепенно и это стало привычным.

Вообще, мы с Петером привыкали друг к другу. Я не докучала ему с разговорами, принимая участие лишь в беседах, которые он сам инициировал, а чтобы не чувствовать себя совсем одиноко, завела дружбу с одной из наложниц хозяина Ясмин – она часто гуляла в господском саду, и мы непринуждённо болтали, встречаясь там время от времени.

Когда муж был дома, я старалась вести себя незаметно: уходила делать уборку или вышивать в другую часть дома. Готовила только те блюда, которые Петер хвалил, часто пекла немецкие пироги и по его просьбе научилась варить русский борщ. А он стал больше времени проводить дома, особенно на выходных. Читал книги, тыкал в телефоне, иногда рассказывал мне что-нибудь любопытное. Правда, я почти ничего не понимала, потому что мысли, которые он пытался выразить, были слишком сложными для моего неискушённого ума, а языком он владел пока ещё не очень хорошо.

Имела я такую слабость – принимать ванну. Дома мне нечасто это удавалось: матушка и три сестры часто занимали уборную, а отец требовал, чтобы мы экономили воду. Здесь же у меня был неограниченный доступ к ванной, бесконечное количество воды и куча свободного времени. И вот, примерно через месяц семейной жизни произошёл странный случай. Муж был на работе, время раннее – я даже ещё не начинала готовить ужин. Нежилась в ванне с пеной, слушала музыку по радио – как раз пел мой любимый певец. И вдруг я услышала, что кто-то ходит по дому, хлопая дверьми, затем различила голос мужа, зовущий меня, но ответить не успела – зато успела встать из ванны. Хотела по-быстрому завернуться в халат и выскочить, но в этот момент дверь распахнулась, и Петер замер на пороге, увидев меня в чём мать родила, со сползающими по телу вниз островками белой мыльной пены. Я ужасно смутилась и была уверена, что муж моментально отвернётся, а следом сразу выскочит вон, но он просто остолбенел, заворожённо глядя на моё обнажённое тело. И в его глазах было такое необыкновенное выражение, какого я там никогда не видела – а видела в глазах другого человека, того потенциального жениха, старого, но порочного. Конечно, Петер смотрел не так грязно, не так омерзительно. Но в его глазах совершенно точно вспыхнул огонь, которого прежде не было. И этот огонь в его светлых глазах заворожил меня. Так мы и стояли, оба заворожённые, глядя друг на друга, пока я не вспомнила, где нахожусь и в каком виде, и не смутилась, а муж смутился в ответ и поспешно вышел. Вообще-то, Господь не запрещает супругам смотреть на обнажённые тела друг друга, но у нас с Петером такая странная семейная жизнь…

Глава 8.

Прошло несколько месяцев моей странной семейной жизни. Мы с Петером, можно сказать, подружились, если только возможно женщине дружить с мужчиной. Муж утверждал, что можно, что у них в Европе такое случается сплошь и рядом.

Наша близость достигла таких масштабов, что Петер даже перестал стесняться рассказывать мне о сопернице – той, что украла его сердце и исчезла где-то на просторах моей родины. Муж искал её долго и упорно, но абсолютно безуспешно – даже следов не нашёл. Те люди, что похитили его невесту, проворачивали свои дела очень осторожно, с соблюдением строжайшей тайны. Но Петер продолжал хранить верность своей возлюбленной. Это трогало меня и печалило безмерно.

Однажды моя новая подруга Ясмин спросила, не беременна ли я, и, снова наивно не разглядев в этом любопытстве руку хозяина, я честно ответила нет. Гнев господина не заставил себя ждать. Петер пришёл с работы напряженным, нахмуренным и… смущённым.

– Надия, – сказал он, не глядя на меня, и надолго замолчал. – Послушай… похоже, что нам придётся… хм… стать мужем и женой… по-настоящему.

Хорошо, что я сидела, потому что ноги точно не удержали бы меня в этот момент. Господь всемогущий, я об этом даже не позволяла себе мечтать…

– Время идёт, я не могу найти её… – муж никогда не называл имя своей возлюбленной. – Это не может продолжаться вечно. Если господин узнает, что ты… так и не стала моей, он будет очень разгневан, и я боюсь, что его гнев затронет и тебя, а этого мне хотелось бы меньше всего…

– Вы думаете, – перебила я его, – что я боюсь и не хочу этого? Вы ошибаетесь. Сейчас моё положение намного более двусмысленное, чем если бы наша семейная жизнь проходила как положено.

– Но ведь ты… не любишь меня?

– Из моих подруг и родственниц, сколько я себя помню, ни одна не вышла замуж по любви, но это вовсе не значит, что ни одна из них не счастлива. Вы там в своей… Европе слишком много значения придаёте сентиментальным чувствам.

Я лукавила. Но мне не хотелось признаваться ему в том, что я, на самом деле, очень сильно люблю его. Казалось, что если признаюсь, он воспылает одной лишь жалостью – и тогда не видать мне взаимности во всю оставшуюся жизнь.

Петер очень сильно смущался, входя ко мне в спальню тем вечером. А я ждала. Пока ещё сама не зная, чего, но ждала, с замиранием сердца и содроганием тела. Я тщательно вымылась, натёрлась духами и маслами, распустила волосы. Если у моей внешности и есть какое-то богатство, то это не глаза, а волосы. Длинные, чёрные, шелковистые. Ни разу за всю мою жизнь меня не подстригали. Шевелюра была не слишком длинной – всего лишь до бёдер, но укладывать её в причёску – целое дело. Особенно теперь: раньше-то сестры помогали…

Я прикрыла мягкими волнами прядей своё худощавое обнажённое тело, присела на постель, посмотрела на мужа. Он был в халате, кажется, на голое тело. От этого понимания у меня почему-то темнело в глазах.

– Ты очень красивая, – почти шёпотом пробормотал Петер.

– Я?! – мне показалось, что он издевается, но лишь на секунду: глаза моего мужа не могли лгать, он смотрел на меня с неподдельным восхищением.

– Ты. Моя жена. Красавица, умница, добрая душа.

Я встала, подошла к нему, обняла за талию и прижалась щекой к его груди, замирая от страха. Мне ведь можно… теперь, да? Уже можно?

Сердце Петера билось часто и гулко, он погладил меня по спине, и там, где его горячие пальцы, раздвинув волосы, касались кожи, оставались пылающие следы. Меня словно било током, я вздрагивала и только судорожно выдыхала, забывая вдыхать, пока в груди не закончился воздух. А потом Петер отстранился, провёл слегка трясущейся рукой (кажется, он нервничал не меньше моего) по груди, освобождая её от водопада волос, наклонился и захватил губами сосок. Я вскрикнула, потому что ощущение было настолько острым… Я не испытывала раньше ничего подобного.

Петер обхватил меня двумя руками за талию, приподнял над полом и понёс в кровать. Что он там со мной вытворял, я даже в самых смелых фантазиях не могла себе представить. Гладил всей ладонью – везде-везде, не пропуская ни сантиметра, ни одного стыдного места. Некоторые я прятала даже от сестёр, только мама их видела – и то, в далёком детстве, а тут – мужчина!.. трогает!.. Мне было трудно удерживаться от того, чтобы вскрикивать и выгибаться дугой. А что я при этом чувствовала, вообще не возьмусь описать словами.

После нежных поглаживаний ладонью Петер вдруг принялся тонко, щекотно водить пальцами, и это выворачивало меня наизнанку почище предыдущей ласки. Муж смотрел на меня с пламенем в глазах, ожиданием, удовлетворением… кажется, ему нравилось, что я так реагирую. Кажется, ему нравилось мучить меня. Потому что я мучилась в неясном для меня предвкушении чего-то большего, чего-то настолько приятного и всепоглощающего, после которого я смогу уже не томиться этой иссушающей смутной тревогой…

Петер целовал меня… всюду, даже в такие места, что, не завещай Господь женщинам слушаться мужа во всём, я бы не позволила. Это же… нечисто. Нет, конечно, я очень тщательно вымылась… везде, но всё равно… это слишком. А Петеру нравилось. Он довёл меня до полного исступления, а потом навалился сверху всем телом – даже странно, насколько приятно может быть, когда тебя с такой силой придавливают к кровати…

Глава 9.

То, что случилось дальше, было похоже на настоящее безумие. Такая невероятная смесь боли и наслаждения, что я на самом деле теряла связь с реальностью. Источник обоих ощущений – к слову, оглушающе сильных – находился в одном месте: в центре моего тела, там, где начинаются ноги. Теперь я наконец поняла, что это было за смутное томление, которое я ощущала, когда Петер обнимал меня (такое редко, но случалось) или смотрел этим загадочным темнеющим взглядом. Вот чего мне, оказывается, хотелось. Удивительно, что тело может испытывать подобные желания в обход сознания. Но вот сейчас, несмотря на боль, я почувствовала себя полной. Завершённой. В нужное время в нужном месте. Моё тонкое хрупкое тело, если можно так выразиться, пело от счастья, лежа распластанным под большим и тяжёлым телом супруга, и даже минорные ноты боли в этой песне не были лишними – они оттеняли удовольствие, захлёстывавшее меня с головой.

Через некоторое время Петер стал двигаться судорожнее, резче, плотнее прижался ко мне там. И это усилило одновременно удовольствие и боль… а потом он замер, затих, лишь тяжело дыша в мою шею. Незаметно протекло несколько минут – или часов, мне трудно сказать точнее. Я наслаждалась этой близостью с мужем, прислушивалась к тому, как бьётся его сердце – словно в моей груди, – блаженно наполняла лёгкие его запахом. Настолько полно, насколько позволяли эти крепкие объятия.

– Больно было? – с сочувствием спросил Петер, наконец отдышавшись, приподнявшись на локтях и заглянув мне в глаза.

Он смотрел на меня с такой нежностью, что я не верила своим глазам и просто задыхалась от счастья. Промямлила:

– Немножко.

Побоялась соврать, вдруг он сам знает.

– Это только в первый раз, – пообещал муж, чем очень меня удивил.

– А потом?

– А потом… приятно будет. Ну, я надеюсь, что у меня получится… сделать тебе приятно…

– Сейчас мне тоже было приятно, хоть и больно.

Он улыбнулся снисходительно, словно в ответ на глупость, сказанную маленьким ребёнком. Пробормотал:

– Ну вот и хорошо, – и встал с постели.

Я тоже подскочила следом, стала судорожно искать одежду и тут увидела красные пятна на простыни. Изумлённо спросила у мужа:

– Так это… оттуда… кровь?

Он кивнул, прикусывая губы, чтобы не улыбаться, и ушёл в ванную.

Я поменяла постельное бельё, потом сама вымылась, облачилась в ночную сорочку и легла на кровать. Петер уже ждал меня там. Я собиралась, как обычно, укрыться своим одеялом и, отвернувшись от мужа, сделать вид, что уснула. Конечно, было ясно, как день, что после такого потрясения засыпать я буду долго, бесконечно прокручивая в голове воспоминания о том, что сейчас произошло. Но тут Петер вдруг приподнял рукой край своего одеяла в приглашающем жесте, и я, робко улыбнувшись, подползла к нему под бок. Меня обняли сильные мужские руки, я удобно уложила голову так, что шея оказалась на его плече, и внезапно очень быстро провалилась в небытие.

Утро было волшебным, словно сон, навеянный джинном. Проснувшись, я обнаружила себя в объятиях мужа, а стоило мне пошевелиться, как он открыл глаза и ласково поцеловал меня в разные части лица и шеи. Моё сердце пело, я прикрывала глаза и прикусывала щёки, чтобы не улыбаться так уж счастливо, чтобы не пугать Петера своим излишним восторгом.

– Тебе правда кажется, что я красивая? – спросила я у мужа, задумчиво глядя в зеркало, когда мы уже встали с кровати.

– Нет, – небрежно бросил он, безжалостно разбив мне сердце, а потом тут же склеил его так, что даже трещин не осталось: – Мне не кажется, это так и есть. Ты очень красивая. Женственная. Сексуальная.

Я вспыхнула, как соломинка от пожара, и закрыла лицо руками. Значение последнего слова понималось довольно смутно, но достаточно, чтобы смутиться. Петер подошёл ко мне, убрал мои руки от лица и нежно провёл тёплыми пальцами по щеке.

– С чего ты взяла, что ты некрасива? Кто тебе это внушил?

– Я худая, как палка! – начала с самого главного.

– Просто стройная, – возразил муж. – До худобы фотомоделей тебе далеко, а ведь многие считают их эталоном красоты!

– Лицо невыразительное.

– Чушь какая! Никогда не видел более выразительных глаз, чем у тебя. А глаза – это главное. Это зеркало души. И душа у тебя… добрая, чистая, прекрасная.

Ужасно, ужасно хотелось спросить, неужели мои глаза более выразительные, чем у его бывшей невесты?! Но я понимала, что нельзя.

– У меня нос с горбинкой! – выдала я наконец самое сокровенное, чего стеснялась больше всего.

– Ну и что? Да это же ерунда, пустяк. Он тебя совсем не портит, даже придаёт изюминку. Надия, ты нравишься своему мужу, очень сильно. Любые другие мнения не должны тебя волновать. Ни мамы, ни подруг, ни врагов. Понятно?

Я кивнула, обняла его за шею, прижалась к широкой груди.

– Но даже не это главное, – сказал он мягко, поглаживая меня по голове. – Ты удивительный человек, Надия, и ещё более удивительная женщина. Я таких никогда не встречал.

– Что ты имеешь в виду? – встрепенулась я.

– Ты относилась к моим поискам прежней невесты с таким пониманием, спокойствием и терпением, будто я тебе безразличен, но заботилась обо мне так, словно любишь меня. Обычно у людей всё происходит с точностью до наоборот.

Я пропустила часть его речи, уловив одно: он знает, что я его люблю! О, Господь, не позволяй ему жалеть меня! – думала я. Смешная, наивная, неопытная Надия. У меня не было совершенно никакого представления о том, как ведёт себя влюблённый мужчина. Но муж скоро восполнил этот пробел в моём воспитании.