Текст книги "Роковой роман (ЛП)"

(The first book in the Fatal series)

Сэм Холланд, детективу, сержанту Городской полиции города Вашингтона, округ Колумбия, после последнего дела, закончившегося катастрофой, нужна серьезная победа, чтобы спасти карьеру и вернуть доверие к себе. Идеальная возможность появляется, когда в своей постели найден убитым с особой жестокостью сенатор Джон О’Коннор. Сэм поручают расследовать его убийство. Все усложняется, когда детективу Холланд приходится работать в связке с Ником Каппуано, другом сенатора, главой его команды… и мужчиной, с которым Сэм провела когда-то одну-единственную, но памятную ночь. Взаимное притяжение между ними все еще не угасло, и Сэм должна прилагать немало усилий, чтобы сосредоточиться на расследовании. Она не может позволить себе такую ошибку – спать с важным свидетелем. Особенно когда трупы так и копятся.

Перевод: Karmenn,  Mylene

Редактор: Sig ra Elena.

Перевод сделан для сайта: www.lady.webnice.ru

Глава 1

Сперва его чуть не сшибла с ног вонь.

– Фу, что это, черт возьми?

Ник Каппуано опустил ключ в карман пальто и вошел в просторную и прилично обставленную квартиру, которую босс Ника, сенатор Джон О’Коннор, унаследовал от отца.

– Сенатор!

Ник попытался вспомнить, что это за противный, отдающий металлом запах.

Проходя по гостиной, Ник заметил разбросанные по диванам и стульям по пути в спальню части костюма, который вчера надевал Джон. Он звонил накануне вечером, чтобы поговорить с Ником после ужина с руководством Вирджинского отделения Демократической партии, и сказал, что едет домой. Каппуано напомнил своему тридцатишестилетнему боссу, чтобы тот не забыл поставить будильник.

– Сенатор?

Джон терпеть не мог, когда Ник так звал его, когда они были вдвоем, но тот настаивал, что окружение сенатора должно выказывать уважение к его титулу.

Странное зловоние по всей квартире вызвало тревогу, от чего на затылке Ника зашевелились волосы.

– Джон?

Он вошел в спальню и ахнул. Весь в крови Джон сидел на кровати с открытыми, но пустыми глазами. Вонзенный в горло нож удерживал его на месте, пригвоздив к изголовью. Руки покоились на коленях в луже крови.

Ник ощутил тошноту и, прежде чем кинуться в ванную, – где его вырвало, – заметил, что изо рта Джона что-то торчит.

Когда, наконец, рвота утихла, Ник поднялся на ослабевших ногах, вытер рот тыльной стороной ладони и постоял, опершись на раковину, прислушиваясь, кончились ли спазмы. Зазвонил его сотовый. Когда Ник не ответил, то завибрировал пейджер. Как найти силы ответить, сказать роковые слова, которые изменят все? Сенатор мертв. Джона убили. Хотелось вернуться к тому моменту, когда все еще был в своей машине, негодуя и думая, что самая большая проблема сегодня – это что же делать с большим ребенком, на которого работал. Сенатор в очередной раз проспал будильник.

В голове Ника вспыхнули воспоминания о Джоне, о том, как они встретились первый раз в классе истории в Гарварде на первом курсе, сотни кусочков в калейдоскопе почти двадцатилетней дружбы. Будто пытаясь удостовериться, что глаза не обманывают его, Ник наклонился и выглянул в спальню, содрогаясь при виде лучшего друга – названного брата – заколотого в шею и покрытого кровью.

Глаза обожгли слезы, но Ник подавил их. Не сейчас. Может, потом, но не сейчас. Снова зазвонил телефон. На сей раз Ник взял его и увидел, что это Кристина, его заместитель, но не стал отвечать. Вместо того набрал 911.

Глубоко вздохнул, чтобы унять бьющееся сердце, и, сделав нечеловеческую попытку удержать истеричные ноты в голосе, сказал:

– Мне нужно заявить об убийстве.

Потом продиктовал адрес, пошатываясь прошел в гостиную и стал ждать полицию, все время пытаясь отогнать маячивший перед глазами образ убитого друга, картину, которая, как Ник понимал, будет вечно преследовать его.

Двадцать минут спустя появились двое полицейских, бросили взгляд в спальню и вызвали по рации подкрепление. Ник понял, что ни один из них не узнал жертву.

Он чувствовал, словно его затягивает в стремнину, все дальше и дальше от безопасного берега, пока каждый вздох не превратился в утомительное усилие, но все же рассказал копам в точности, что произошло: босс не появился на работе, и Ник отправился на его поиски и нашел мертвым.

– Как зовут босса?

– Сенатор Соединенных Штатов Джон О’Коннор.

Ник увидел, как оба молодых офицера мгновенно побледнели и тут же кинулись снова звонить начальству.

– Еще один скандал в «Уотергейте», – услышал он, как пробормотал один из них.

Вновь зазвонил сотовый. На этот раз Ник тихо ответил:

– Да.

– Ник! – кричала Кристина. – Где вы, парни, черт вас возьми? У Тревора уже сердечный приступ!

Она имела в виду их директора по связям с общественностью, у которого на это утро в расписании для сенатора шли одно за другим интервью.

– Он умер, Крис.

– Кто умер? О чем ты говоришь?

– Джон.

Ее тихий вскрик разорвал ему сердце:

– Нет.

Для Ника не было секретом, что она безнадежно любила Джона. То, что Кристина как истинный профессионал никогда бы не выдала своих чувств, было одной из причин, по которой Ник ее уважал.

– Прости, что так сразу выпалил.

– Как он умер? – спросила Кристина упавшим голосом.

– Зарезан в постели.

Ее опустошающий стон эхом отдался в телефоне:

– Но кто… То есть – за что?

– Здесь полиция, но я еще ничего не знаю. Мне нужно, чтобы ты потребовала отсрочку по голосованию.

– Я не могу, – сказала она и добавила шепотом: – Прямо сейчас я не могу ни о чем думать.

– Ты должна, Крис. Этот закон – его наследство. Мы не можем позволить, чтобы вся его тяжелая работа превратилась в ничто. Можешь сделать? Ради него…

– Да… хорошо.

– Тебе придется взять себя в руки ради команды, но пока ничего им не говори. До того, как оповестят родителей.

– О, Боже, бедные его родители. Ты должен поехать сам, Ник. Лучше пусть скажешь ты, чем какие-то незнакомые полицейские.

– Не знаю, смогу ли. Как сказать любимым людям, что их сын мертв?

– Он бы хотел, чтобы родители узнали от тебя.

– Что ж, ты права. Я спрошу, разрешит ли мне полиция.

– Что мы будем делать без него, Ник? – Крис задала вопрос, который неотвязно преследовал Ника. – Просто не могу представить этот мир, нашу жизнь без него.

– Я тоже не могу, – сказал Ник, понимая, насколько станет другой жизнь без Джона, вокруг которого все вращалось.

– Он в самом деле умер? – переспросила она, будто хотела убедиться, что это не чья-то жестокая шутка. – Кто-то его убил?

– Да.

Стоя перед кабинетом шефа, детектив-сержант Сэм Холланд пригладила волосы цвета ириски, которые на работе собирала заколкой, ущипнула щеки, неделями не видевшие солнца, и расправила складки на сером жакете, надетом поверх красного топа.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоить нервы и унять хроническую боль в желудке, она толкнула дверь и зашла. Секретарша шефа Фарнсуорта с улыбкой поприветствовала Сэм:

– Проходите к нему, сержант Холланд. Он вас ждет.

«Отлично», – подумала Сэм и наградила секретаршу слабым подобием улыбки.

Не дав себе поджать хвост, развернуться и сбежать, она согнала с лица гримасу и вошла.

– Сержант.

Шеф, мужчина, которого детектив Холланд некогда звала дядя Джо, встал и вышел из-за большого стола, чтобы крепко пожать ей руку. Серые глаза окинули Сэм участливым и доброжелательным взглядом – что-то новенькое с тех пор, как произошел тот «несчастный случай». Что-что, а такую жалость и участливость к себе она не выносила.

– Хорошо выглядишь.

– Да и чувствую себя хорошо.

– Рад слышать. – Он жестом показал на стул. – Кофе?

– Нет, спасибо.

Наливая себе чашечку, шеф оглянулся через плечо:

– Я переживал за тебя, Сэм.

– Мне жаль, что я заставила вас переживать. И что опозорила департамент.

Впервые ей представилась возможность поговорить с начальником начистоту с тех пор, как вернулась из месячного административного отпуска, во время которого она зазубривала эту фразу снова и снова. И думала, что выдала ее с убедительной искренностью.

– Сэм, – вздохнул шеф и уселся напротив, обхватив большими ладонями кружку. – Ты ничем не опозорила ни департамент, ни себя. Все совершают ошибки.

– Но не все совершают ошибки, в результате которых гибнет ребенок, шеф.

Он долго и пристально изучал ее, словно принимал какое-то решение.

– Сегодня утром в своей квартире найден мертвым сенатор Джон О’Коннор.

– Бог ты мой, – удивилась Сэм. – Как?

– Все подробности мне неизвестны, но судя по тому, что мне сказали, кажется, его кастрировали и перерезали ему горло. По всей видимости, обнаружил тело сенатора начальник его команды.

– Ник, – тихо сказала она.

– Прости?

– Начальник команды О’Коннора – Ник Каппуано.

– Ты его знаешь?

– Знала. Много лет назад, – добавила Сэм. Она удивилась и испытала неловкость, обнаружив, что память о нем все еще имеет над ней власть, и при звуке его имени, слетевшем с ее губ, сердце застучало сильнее.

– Я ставлю тебя на это дело.

Удивленная такому явному доверию, тому, что ей предлагают настоящую работу, о которой Сэм тосковала с тех пор, как вернулась на службу, она не смогла удержаться и спросила:

– Почему меня?

– Потому что тебе это нужно так же, как и мне. Нам обоим нужна победа.

Пресса безжалостно обрушилась на него, на нее, на весь департамент, но услышав от начальника это признание, Сэм стало больно. Ее отец прошел весь путь, поднимаясь по служебной лестнице вместе с Фарнсуортом. Видимо, это одна из причин, почему ее еще не уволили.

– Это мое испытание? Найди убийцу сенатора, и все грехи простятся?

Шеф отставил кружку с кофе и наклонился вперед, поставив локти на колени:

– Единственный человек, от которого тебе нужно прощение, – ты сама, Сэм.

Взбешенная всплеском эмоций, что вызвали его тихо произнесенные слова, Сэм прочистила горло и встала:

– Где живет О’Коннор?

– В «Уотергейте». Двое патрульных уже там. Место преступления оказалось им по дороге. – Шеф вручил ей листок бумаги с адресом. – Мне не требуется говорить тебе, что в этом расследовании нужно действовать с крайней осторожностью.

Ему также не нужно говорить ей, что это ее единственный шанс на возвращение.

– Федералы не захотят забрать дело?

– Могли бы, но случившееся не в их юрисдикции, и они это знают. Хотя и будут дышать мне в спину, поэтому рапорты посылай прямо ко мне. Я хочу знать все, что ты делаешь, каждые десять минут. Со Сталом я улажу, – добавил он, имея в виду лейтенанта, перед которым отчитывалась Сэм.

– Я не дам вам скучать, – направляясь к двери, обронила она.

– Ты и прежде никогда не давала.

Уже взявшись за ручку двери, Сэм повернулась к шефу:

– Вы говорите как шеф полиции или как дядя Джо?

На лице его появилась еле уловимая, но искренняя улыбка:

– И тот и другой.

Глава 2

Сидя на диване под бдительным оком двух полицейских, Ник мысленно перебирал умопомрачительное количество дел, которые требовалось сделать, мелочей, которым следовало уделить внимание, людей, с которыми надо связаться. Его сотовый непрестанно звонил, но Ник не обращал на него внимания, после того как решил, что не станет ни с кем говорить, пока не увидится с родителями Джона. Почти двадцать лет назад они мгновенно прониклись симпатией к бедному, учившемуся на стипендию студенту, которого их сын привез с собой из Гарварда на уикенд, и приняли Ника в свою семью. Он стольким им обязан. По меньшей мере, от него они по возможности должны услышать весть о смерти своего сына.

Ник провел ладонью по волосам.

– Сколько еще ждать?

– Детективы уже выехали.

Десять минут спустя он скорее услышал, чем увидел ее. Налетевший шквал активности и бурная энергия предвосхитили появление в квартире детективов. Ник подавил стон. Разве не достаточно того, что его друг и босс убит? Ему еще с ней придется столкнуться лицом к лицу? Разве в районе не тысячи копов? Она что, единственная, кто не занят?

Сэм вошла в квартиру, источая власть и профессионализм. Ник знал о ее последних неприятностях и поверить не мог: на ней от них и следа не осталось.

– Натяните ленту поперек двери, – приказала она одному из полицейских. – Начните регистрировать, кто и когда сюда входил. Никто не войдет и не выйдет без моего ведома, поняли?

– Да, мэм. Патрульный сержант едет вместе с заместителем начальника полиции Коклином и капитаном Малоуном.

– Дайте знать, когда они появятся.

Ник наблюдал, как, едва бросив взгляд в его сторону, она прошла по квартире и исчезла в спальне. Следуя за ней, молодой красавчик детектив с взъерошенными – словно только что вылез из постели – волосами кивнул Нику.

Он услышал неразборчивые голоса из спальни и увидел вспышку камеры. Пятнадцать минут спустя детективы появились – уже заметно бледнее. Почему-то Ник порадовался, что те, кто работали над делом, не были столь пресыщены, чтобы на них не произвело впечатления только что увиденное.

– Начни опрос соседей, – отдала распоряжение напарнику Сэм. – Где, черт возьми, криминалисты?

– Задержались на другом месте преступления, – ответил патрульный.

Детектив, наконец, повернулась к Нику: ничто в ее светло-голубых глазах не выдало, что она узнала или помнит его. Впрочем, Сэм не представилась и не спросила его имя – это подсказало ему, что она точно знает, кто он такой.

– Нам нужны ваши отпечатки.

– Они в личном деле, – пробормотал Ник. – Все, кто имеет отношение к Конгрессу, проходят проверку.

Она что-то черкнула в записной книжке, которую вытащила из заднего кармана серых облегающих брюк. Ее прекрасное лицо носило отпечатки времени, которых не было, когда Ник последний раз имел возможность близко смотреть на него. Он не мог сказать, стали ли ее волосы длиннее, поскольку они были собраны на затылке. Стройная фигура и бесконечные ноги совсем не изменились.

– Взлома нет, – отметила Сэм. – У кого есть ключи?

– А у кого нет ключа?

– Мне нужен список. Полагаю, у вас ключ есть.

Ник кивнул:

– Иначе как бы я вошел?

– Сенатор с кем–нибудь встречался?

– Ничего серьезного, но недостатка в женском обществе не испытывал.

И не уточнил, что знакомства и секс со случайными женщинами были источником напряжения между ним и его другом: Ник опасался, что личная жизнь Джона когда-нибудь приведет к неприятностям на политическом поприще. Но и представить не мог, что это могло бы привести к убийству.

– Когда последний раз вы его видели?

– Когда прошлым вечером он уезжал из офиса на ужин, который устраивали демократы Вирджинии. Около шести тридцати.

– Говорили с ним?

– Около десяти, когда сенатор сообщил, что едет домой.

– Один?

– Он не сказал, а я не спрашивал.

– Расскажите, что произошло сегодня утром.

Ник рассказал, начиная с семи утра: как Кристина безуспешно пыталась дозвониться Джону, как сам Ник пришел в квартиру, думая, что сенатор в очередной раз не услышал будильник и проспал.

– Такое прежде случалось?

– Нет, прежде его не убивали.

На лице Сэм ничего не отразилось, она лишь внимательно посмотрела на него:

– Вы считаете, это повод для шуток?

– Вряд ли. Умер мой лучший друг, сержант. Убит сенатор Соединенных Штатов. Какие уж тут шутки?

– Вот поэтому вам нужно отвечать на вопросы и придержать дурацкий юмор для более подходящих случаев.

Сдерживаясь, Ник сказал:

– Он не слышал будильник и не отвечал на звонки телефонов по меньшей мере раз, если не дважды, в месяц.

– Он пил?

– В соответствие с положением, но я никогда его пьяным не видел.

– Принимал лекарства? Снотворное?

– Просто слишком крепко спал, – покачал головой Ник.

– И начальнику персонала достается забота будить его? А что, больше никого нельзя было послать?

– Сенатор ценил неприкосновенность частной жизни. Случалось, что он оказывался не один, и никто из нас не горел желанием сделать его личную жизнь достоянием всей команды.

– Но его не волновало, что лично вы знаете, с кем он спит?

– Он знал, что может рассчитывать на мое благоразумие. – Ник поднял взгляд. И оказался не готов к удару под дых, настигшему его, когда встретился с ней глазами. И подумал, глядя на непроницаемое выражение лица Сэм, почувствовала ли она то же самое? – Нужно сообщить его родителям. Я хотел бы сделать это сам.

Сэм долго изучала его, потом сказала:

– Я устрою. Где они живут?

– На своей ферме в Лисбурге. Нужно поторопиться. Мы отсрочиваем голосование, которое готовили несколько месяцев. Во всех новостях появится, что случились непредвиденные обстоятельства.

– Что за голосование?

Он рассказал о поворотном законе об иммиграции и роли в нем Джона как соавтора законопроекта.

Коротко кивнув, Сэм ушла.

Час спустя Ник ехал пассажиром во внедорожнике без опознавательных знаков, принадлежавшем городской полиции. За рулем сидела Сэм. Они направлялись на запад в Лисбург. Она оставила напарнику впечатляющий список инструкций и настояла на том, чтобы сопровождать Ника для разговора с родителями Джона.

– Тебе нужно перекусить?

Ник отрицательно покачал головой. О еде он даже думать не мог, только не в преддверии ужасной задачи, выполнить которую ему предстояло. Кроме того, желудок еще не оправился от недавнего приступа рвоты.

– Знаешь, мы все еще можем позвонить в Лаудуновскую сельскую полицию или в полицию штата Вирджинии и поручить это им, – уже во второй раз предложила Сэм.

– Нет.

После неловкого молчания она сказала:

– Мне жаль того, что случилось с твоим другом. И что тебе пришлось все это увидеть.

– Спасибо.

– Ты собираешься ответить? – спросила Сэм, имея в виду его безостановочно звонивший телефон.

– Нет.

– Тогда, может, выключишь? Терпеть не могу слушать звонки.

Потянувшись к ремню, он выхватил «блэкберри». Ник еще не мог оправиться после зрелища, как уносят Джона в пластиковом мешке. Прежде чем отключить устройство, он позвонил Кристине.

– Эй, – ответила та голосом, полным облегчения и волнения. – Я пыталась до тебя дозвониться.

– Прости. – Расслабляя галстук и расстегивая верхнюю пуговицу, он бросил косой взгляд на Сэм, чей теплый женский аромат заполнял тесное пространство салона. – Я имел дело с копами.

– Где ты сейчас?

– Еду в Лисбург.

– Бог мой, – вздохнула Кристина. – Не завидую тебе. Как ты?

– Лучше не бывает.

– Прости. Глупый вопрос.

– Все в порядке. Кто бы знал, что нужно делать или говорить в такой ситуации. Ты отсрочила голосование?

– Да, но Мартина и Макдугала хватил удар, – сказала она, имея в виду сопоручителя Джона по проекту закона и лидера большинства от демократов. – Они требуют информации, что происходит.

– Придержи их. Еще час. Может, два. То же самое и с командой. Я дам добро, как только поговорю с родителями.

– Хорошо. Все понимают, что что-то случилось, потому что Капитолийская полиция опечатала офис Джона и никому не разрешает входить туда.

– Потому что копы ждут ордер на обыск, – пояснил ей Ник.

– Зачем им нужен ордер, чтобы обыскать офис жертвы?

– Что-то связанное с цепью сохранности улик и для умиротворения Капитолийской полиции.

– О, понимаю. Я тут думала, что нам стоит поручить Тревору составить заявление, – так мы готовы.

– Вот поэтому я и звоню.

– Мы сделаем.

Казалось по голосу, ей стало легче, что можно что-то делать.

– Ты в состоянии поговорить с Тревором? Или хочешь, я сам поговорю?

– Думаю, смогу, но спасибо, что спросил.

– Как ты? Держишься? – спросил Ник.

– Я в совершенном потрясении… все эти обязательства и планы пропали… – Она снова заплакала. – Когда пройдет шок, будет ужасно больно.

– Да, – тихо подтвердил он. – Без сомнения.

– Я буду тут, если тебе что-нибудь понадобится.

– Я тоже, но на время отключу телефон. Без конца звонят.

– Я вышлю по электронной почте текст заявления, когда мы его подготовим.

– Спасибо, Кристина. Позже позвоню. – Ник закончил разговор, просмотрел последние сообщения по е-мейлу: неожиданной новостью стало излияние испуга и беспокойства по поводу отсрочки голосования. Одно подобное послание поступило лично от сенатора Мартина: «Что, твою мать, происходит, Каппуано?»

Вздохнув, он выключил «блэкберри» и сунул в карман пальто.

– Это была твоя девушка? – поразив Ника, спросила Сэм.

– Нет, мой заместитель.

– А.

Размышляя, что же ее достало, Ник добавил:

– Мы тесно работаем. И хорошие друзья.

– С чего это ты так ощетинился?

– А у тебя что, какие-то проблемы?

– Да никаких. Это у тебя проблемы.

– Так все это грандиозное давление, пресса, которая тебе недавно досаждала, для тебя не проблема?

– Ба, Ник, я и не подозревала, что тебе есть до этого дело.

– А мне и нет.

– Да, ты это ясно дал понять.

Он повернулся и уставился на нее.

– Ты серьезно? Это ведь ты не ответила ни на один мой звонок.

Сэм воззрилась на него: на лице одно сплошное удивление.

– Какие такие звонки?

После того как долго рассматривал ее с недоверием, он откинулся на сиденье и уставился на поток машин, деливших с ними федеральную автостраду.

В неловком молчании миновало несколько минут.

– Какие звонки, Ник?

– Я тебе звонил, – тихо промолвил он. – Несколько дней после той ночи я пытался связаться с тобой.

– Я не знала, – с запинкой произнесла Сэм. – Мне никто не сказал.

– Сейчас это уже неважно. Все быльем поросло.

Впрочем, если его реакция, когда он увидел ее снова после того, как шесть лет только о ней и думал, о чем-то говорила, то, видать, все-таки было важно. И очень важно.

Глава 3

Лисбург, графство Лаудун, штат Вирджиния, столица коневодческих ферм Старого доминиона (прозвище штата Вирджиния – Прим.пер.), располагался в тридцати пяти милях к западу от Вашингтона. Пологие холмы и зеленые пастбища графства способствовали развитию коневодства. Посвятив сорок лет Сенату и выйдя в отставку, Грэхем О’Коннор с женой переехали в семейное поместье на окраине Лисбурга, чтобы всей душой отдаться своей страсти к разведению лошадей. Жизнь пары вращалась вокруг стиплчезов, гончих, охоты и Бельмонтского загородного клуба.

Чем ближе подъезжала Сэм к Лисбургу, тем напряженней становился Ник. Он откинул на сиденье голову и закрыл глаза, готовясь сообщить родителям друга страшное известие.

– У него были враги? – спросила Сэм после продолжительного молчания.

– На всем белом свете у него не было врагов, – ответил, не открывая глаз, Ник.

– Я бы сказала, сегодняшние события доказывают обратное. Давай, выкладывай. В политике все обзаводятся врагами.

Он открыл глаза и вперил их в Сэм.

– У Джона O’Коннора их не было.

– Политик без единого врага? И нет отвергнутых любовниц у мужчины с внешностью греческого бога?

– Греческий бог, да? – спросил Ник, чуть улыбнувшись. – Вот, значит, как?

– Кому-то же он должен был не нравиться? Нельзя быть известной личностью и не вызывать при этом чью-то ревность или зависть.

– Джон не вселял такие чувства в людей. – Сердце Ника болело, когда он думал о друге. – Он был своим парнем. С любым мог найти общий язык.

– То есть избранный, сыночек мультимиллионера-сенатора мог якшаться с простыми людьми?

– Ну да, – тихо сказал Ник, уносясь мыслями в прошлое. – Он якшался со мной. С того момента, как мы познакомились на курсе истории в Гарварде, он обращался со мной как с давно потерянным и вновь обретенным братом. Я вышел из ниоткуда. Учился на стипендию и чувствовал себя не в своей тарелке, пока Джон не взял меня под свое крыло и не дал почувствовать, что у меня столько же оснований быть в Гарварде, сколько у любого другого.

– А что насчет Сената? Соперники? Кто-нибудь завидовал его успеху? Кого-то задевал закон, который вы проводили?

– Джон не столь уж преуспевал в Сенате, чтобы вызывать зависть. Реальных успехов он добился на почве соглашений. За это его и ценили в партии. Он мог заставить людей прислушаться к себе. Даже когда с ним не были согласны, его выслушивали. – Ник посмотрел на Сэм. – Ну и куда это тебя заведет?

Секунду она раздумывала.

– Это преступление на почве страсти. Если кто-то отрезает член мужику и засовывает тому в рот, этот кто-то явно хочет сильно выразиться.

Сердце Ника сбилось с ритма.

– Так вот что было у него во рту!

– Прости, – поморщилась Сэм. – Я думала, ты видел…

– Святой Иисусе.

Он открыл окно, чтобы глотнуть свежего воздуха в надежде, что это удержит его от нового приступа тошноты.

– Ник, с тобой все в порядке? – В ответ раздался глубокий вздох. – У тебя есть какая-нибудь идея, что могло послужить причиной такого обращения с ним?

– Не могу вспомнить никого, кому он не нравился, кто настолько его ненавидел.

– Ясно, что кто-то такой был.

Ник показал ей путь к загородному особняку О’Конноров. Они проехали длинную широкую подъездную дорогу, ведущую к кирпичному дому на вершине холма. Когда Ник взялся за ручку дверцы, Сэм остановила его, придержав за руку.

Он опустил взгляд на ее руку, потом поднял глаза и увидел, что Сэм пытливо изучает его.

– Прежде чем войдем, мне придется тебя кое о чем спросить.

– О чем?

– Где ты был между десятью вечера и семью часами утра?

– Я подозреваемый? – недоверчиво уставившись на нее, спросил Ник.

– Подозреваются все, пока не доказано обратное.

– Я всю ночь был в офисе, готовясь к голосованию до пяти тридцати утра, потом на час сходил в спортзал, – ответил он, гневно стиснув зубы от горя и разочарования, от того, что сейчас предстоит узнать людям, которых он любит.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

– Несколько человек из моей команды, которые работали со мной.

– В спортзале тебя видели?

– Там тоже было несколько человек. Есть запись о входе и выходе.

– Хорошо, – узнав, что у него есть алиби, Сэм испытала видимое облегчение. – Очень хорошо.

Ник бросил мельком взгляд на припаркованные на дороге машины и выругался вполголоса. «Порше» Терри стоял рядом с «вольво», принадлежавшим сестре Джона, Лизбет, которая, наверно, приехала в гости с двумя детьми.

– Что?

– Вся орда здесь. – Ник потер переносицу, надеясь облегчить боль где-то за правым глазом. – Увидев меня, они сразу же поймут, что что-то не так, поэтому не свети своим значком, ладно?

– Я и не собиралась, – возмутилась Сэм.

Удивленный ее тоном, Ник предложил:

– Ну что ж, тогда давай побыстрее покончим с этим.

Поднялся по ступенькам и позвонил.

Старая женщина в сером костюме с надписью «Найкс» открыла дверь и встретила Ника теплой улыбкой.

– Ник! Какой приятный сюрприз! Входи же.

– Привет, Кэрри, – поздоровался тот, целуя ее в щеку. – Это сержант Сэм Холланд. Кэрри тут как родная и держит всех в кулаке.

– Нелегкая задача. – Кэрри пожала протянутую руку Сэм и смерила молодую женщину взглядом, прежде чем обернуться с явным одобрением к Нику. – Я годами твердила Нику, что ему нужно остепениться…

– Перестань, Кэрри. – Он попытался изобразить легкий тон, хотя на душе было тяжело и сердце давило из-за того, что предстоит сообщить ей и всем остальным. Как бы Ник хотел сейчас представлять своей «семье» новую подругу. – Хозяева дома?

– Пошли с детьми смотреть лошадей. Я позвоню им.

Ник положил ладонь на руку Кэрри.

– Скажи им, чтобы оставили детей в конюшне, ладно?

Женщина сощурила мудрые старые глаза, на сей раз разглядев отражавшиеся на его лице скорбь и печаль.

– Ник?

– Звони им, Кэрри.

Глядя ей вслед, Ник сгорбился под тяжестью того, что должен сообщить ей, всем им, и, к удивлению, почувствовал руку Сэм на плече. Он обернулся к ней и снова был застигнут врасплох охватившей его бурей эмоций, когда увидел смотревшие на него с участием светло-голубые глаза.

Затаив дыхание, они долго смотрели друг на друга, пока не услышали, как возвращается Кэрри. Ник оторвал взгляд от Сэм и повернулся к домоправительнице.

– Будут здесь через минуту, – сказала та, явно стараясь сохранить самообладание и выдержку перед тем, что ей предстояло услышать. – Хочешь что-нибудь?

– Нет, – ответил Ник. – Спасибо.

– Идемте в гостиную, – показывая дорогу, предложила она.

Дом обставлен со вкусом, но удобный, явно не для показухи, а чтобы в нем жить. Место, где Ник всегда чувствовал себя именно как дома.

– Что-то плохое случилось, – прошептала Кэрри.

Ник взял ее за руку и стал держать, обхватив ладонями. Так он и сидел, с Кэрри по одну сторону и Сэм по другую, когда со стороны кухни послышались шаги остальных.

В комнату рука об руку вошли родители Джона, Грэхем и Лейн О’Конноры, с сыном, за ними следом их дочь Лизбет. Грэхему и Лейн было около восьмидесяти. Приятные, бодрые как сорокалетние. У обоих белоснежные волосы и круглогодичный загар, как у тех, кто проводит большую часть времени, объезжая лошадей. При виде Ника они засияли от радости.

Он отпустил руку Кэрри, встал и поприветствовал их, крепко обняв. Терри потряс ему руку, а Лизбет, встав на цыпочки, поцеловала в щеку. Ник представил их Сэм.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Грэхем. – Сегодня же голосование.

Ник вперил взгляд в пол, секунду собираясь с духом, чтобы сказать то, что должен, потом снова взглянул на них.

– Давайте присядем.

– Что происходит, Ник? – спросила Лейн с легким южным акцентом, отказываясь сесть. – На тебе лица нет. Что-то не так с Джоном?

Материнская интуиция ударила его как пощечина.

– Боюсь, что так.

Лейн ахнула. Муж взял ее за руку и на глазах Ника как-то сник, потеряв свою внушительность.

– Он сегодня опоздал на работу.

– Ничего новенького, – со смешком сказала Лизбет. – Он бы опоздал на собственные похороны.

Ник поморщился от выбора слов.

– Мы не могли до него дозвониться, поэтому я поехал, чтобы разбудить.

– Что за чертова дурость проспать в такой день, – запыхтел Грэхем.

– Мы тоже так подумали, – признался Ник, желудок сжало от тошноты и отчаяния. – Когда я добрался до него…

– Что? – зашептала Лейн, схватив Ника за руку. – Что?

Ник не мог вымолвить ни слова, в горле стоял комок.

Сэм встала:

– Сенатор, миссис О’Коннор, я очень сожалею, но вынуждена сообщить вам, что ваш сын убит.

Ник знал: сколько бы он ни прожил на свете, ему никогда не забыть, как пронзительно взвыла мать Джона, когда до нее дошли слова Сэм. Он кинулся к Лейн, когда показалось, что она может упасть в обморок. Вместо того она сложилась в его руках как колода карт.

Кэрри все повторяла:

– Нет, нет, нет.

Снова и снова.

Лизбет тихо заплакала позади него, у Терри от потрясения на глазах выступили слезы. Грэхем повернулся к Сэм:

– Как?

– Зарезали в кровати.

Продолжавший держать всхлипывающую Лейн, Ник был благодарен, что Сэм не рассказала остальное. Он бережно опустил Лейн на диван.

– Кто бы захотел убить моего Джона? Моего милого красивого Джона?

– Мы найдем, – пообещала Сэм.

– Сэм возглавляет расследование, – пояснил Ник.

– Простите, – пробормотал Грэхем и кинулся из гостиной.

– Иди с ним, Терри, – попросила Лейн. – Пожалуйста, пойди с ним.

Терри последовал за отцом.

Лизбет села рядом с матерью на подлокотник.

– О, Боже, – шептала она. – Что я скажу детям?

Мучительно осознав, каким близким для племянника и племянницы был Джон, Ник с участием взглянул на нее.