Текст книги "Курляндский гандикап (СИ)"

Автор книги: Маргарита Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Третьей стала коронация Якова Брюса. И это был взлет так взлет. Начавший как сподвижник Петра I, он воспользовался удачным случаем, и преуспел. Брюс завоевал симпатию и уважение своих подданных, вел их от победы к победе, а возвращенный Скунский камень стал знаком того, что именно он должен получить престол. Даже любопытно, что с этого поимеет император Петр I, активно помогавший Якову заполучить корону. Явно же не от доброты душевной он послал в Шотландию солдат и оружие.

Впрочем, с этим можно будет разобраться позже. А пока Ирландия готовилась к приезду королевской невесты. Португальская принцесса Франсишка Жозефа наконец-то прибывала к своему жениху. Девочке уже 15, но пока мы проведем только помолвку. Пусть немного освоится, язык подучит и привыкнет к новой стране и будущему мужу. Хотелось бы, конечно, чтобы она раньше приехала, но обстоятельства складывались неблагоприятно. То чума, то похороны Анны, то война… одно за другим.

Наверняка Жуан V не слишком хотел отдавать свою сестру в Ирландию. Даже учитывая волю отца. Но наша победа над Англией и коронация моего сына сыграли в нашу пользу. Особенно первое. Дело в том, что англы как раз давили на португальцев, чтобы те заключили союзный и торговый договор. Понятно, в чью пользу. А теперь Жуан V мог отвертеться от этой «чести». Более того, действуя вместе с курляндским флотом, Португалия могла подумать о возврате некоторых из утраченных колоний.

Жуан V прямо намекал об этом в послании, которое его представитель привез вместе с невестой. Однако над этим следовало хорошенько подумать. Что Курляндия будет иметь от этого союза? Боюсь, что новые колонии мы не потянем. Нам на старые едва народа хватает. Там не столько колонисты, сколько наши представительства действуют. Но вот колониальные товары никогда лишними не будут. Да и золото, наверняка, из Америки еще не все вывезли.

Португальская принцесса оказалась довольно симпатичной – черноволосая и черноглазая, она чем-то напоминала мне Одри Хепберн и выглядела моложе своего возраста. Возможно, из-за излишне консервативной одежды в испанском стиле. Сын рассыпался в комплиментах и, похоже, очаровал юную девушку. Сам Якоб тоже остался доволен – в интересах страны он бы и на страшилке женился, но приятно, когда от супруги не тошнит. Полагаю, если эту девочку нормально одеть, то она будет выглядеть настоящей красавицей.

Убедиться в собственной правоте мне удалось довольно скоро – на помолвке. Сшитое нашими мастерами платье произвело очередной фурор в мире моды. А Франсишка Жозефа выглядела просто потрясающе. Якоб облизывался, как кот на сметану, но я уговорил его подождать хотя бы год – девочка была слишком юной и хрупкой. Похоже, посты, молитвы и затворнический образ жизни, который она вынуждена была вести, повлияли на нее не лучшим образом.

Ну а если Якобу некуда энергию лишнюю деть, пусть Францией займется. К концу лета 1715 года наша разведка принесла в клювике весть о том, что Людовик XIV серьезно болен. Боль в стопе, голени и бедре уже не позволяла королю ходить, его всюду носили в кресле. При уровне нынешней медицины ему вряд ли помогут. А зная, каких шарлатанов держит рядом с собой Людовик – вообще без вариантов. Да что говорить, если даже сын короля умер от оспы! И это тогда, когда в Курляндии привит чуть ли не каждый крестьянин!

– Врачи хоть что-нибудь говорят? – устало потер глаза Якоб, вместе со мной изучавший дипломатическую переписку.

– Нет, ваше величество, врачи в растерянности. Есть подозрение на гангрену, – сообщил Генрих, подталкивая вперед одного из своих помощников. Возраст – не шутки. И мой секретарь давно начал готовить себе преемников. И парней он нашел очень толковых.

– Из Франции сообщают, что король принимал посетителей лежа, ночами спал плохо, его мучала боль в ноге и жажда, – сообщил помощник Генриха Эрик. – Почтенные доктора дают Людовику микстуру кассии и слабительное, добавляют к лечению хинин с водой и ослиное молоко

– Зачем? – почти хором изумляемся мы с сыном, но понятно, ответа на свой вопрос не получаем. Медики они такие медики…

– Последнее, что известно о короле – ему забинтовали ногу, которая была в ужасном состоянии. Подозревают гангрену.

Понятно. Король скончается со дня на день, это без вариантов. Его могла бы спасти лишь «гильотинная», одномоментная ампутация (высокая) бедра, но без обезболивающих препаратов и наркоза это все равно смертный приговор.

Естественно, я оказался прав. Долго Людовик не протянул. И как только из Франции пришли последние новости, мы снова собрались в том же составе, чтобы обсудить, как нам лучше воспользоваться сложившейся ситуацией.

– Наш план вступил в действие? – нетерпеливо поинтересовался Якоб.

– Да, ваше величество. Все, как мы обсуждали, – доложил Эрик. – Слухи о болезни, а затем и о смерти короля распространились по Парижу. Тайные общества готовы выступить против королевской власти. Они понимают, что сейчас – самый удобный момент. Пятилетний наследник и такой опекун, как Филипп Орлеанский, не внушают им надежд на лучшее.

– Филипп Орлеанский… – пробормотал я, вспоминая, что знаю об этом человеке. – Честолюбив, метил в короли Испании вместо Филиппа V Испанского, и удовольствия для него важнее государственных дел.

– Аристократия хочет созвать Генеральные штаты, чтобы диктовать королю свою волю, – продолжил отчет Эрик. – Но третье сословие взбунтуется, если их проигнорируют. Обстановка в стране накаляется.

– Во Франции множество тайных обществ, которые давно уже мечтают получить немного власти, – напомнил Генрих.

– Ну да, собираются и болтают о том, как им обустроить Францию, – фыркнул я. – Большинство из этих заговорщиков не умеют ничего, кроме как чесать языком. А нам нужны смелые люди. Готовые выступить с оружием в руках и повести народ за собой.

– Отец, а ты не опасаешься, что во Франции бунт закончится так же, как когда-то в Англии? – нахмурился сын. – Карлу I Стюарту отрубили голову.

Я только вздохнул. Собственно, мне было абсолютно все равно, кому и что будут рубить во Франции. Я хотел убрать эту страну с политической арены. Но вслух подобные крамольные мысли было высказывать нельзя. Даже самым близким и верным людям. Даже сыну. В 18 веке королевская кровь все еще считается священной. И покушение на нее – страшное преступление. Так что не будем высказывать несвоевременных мыслей и идей.

– Такой риск есть, – осторожно признал я. – Но в наших силах не допустить гибели будущего Людовика XV. Я надеюсь, что королевская власть во Франции будет просто… урезана в своих правах.

Подвернувшийся нам шанс упускать было нельзя. Ни за что. Государство, разоренное участием в постоянных войнах и тягой Людовика к роскоши, приобрело опасную неустойчивость. И его следовало подтолкнуть. Недовольными были абсолютно все. А малолетний король – это шанс изменить ситуацию. Ребенок не может править, Филипп Орлеанский в качестве регента никому не нравился, а значит, пора было созывать Генеральные штаты.

Почва в стране была подготовлена. Не без моего деятельного участия. Впрочем… ни одна революция не случилась просто так, без вмешательства сторонних сил. Такие события всегда организовывают. Долго, тщательно, и скрытно. Кто? Ищи, кому выгодно убрать конкурента с политической арены. В революционном пожаре практически невозможно разобраться, кто ратует за изменения к лучшему по зову сердца, а кто – за неплохую плату.

Многочисленные тайные общества выползли из тени и начали активную политическую деятельность. Что-то мне все это напоминало… Громкие слова, горячие призывы, и болтовня людей, которые ни за что не отвечают и отвечать не могут. Единый сценарий, не меняющийся со временем. Революцию всегда начинают романтики? Отчасти. А еще популисты, которые больше любуются великим собой, чем думают о том, чем закончатся их призывы. А потом, оказавшись на гильотине, искренне не понимают – их-то за что?

Пока это было даже не начало. Так, небольшие всплески. Но уже распространялись листовки, памфлеты и воззвания. Уже выступали в закрытых клубах пламенные ораторы, призывающие изменить жизнь в стране к лучшему. Моя разведка не зря ела свой хлеб. Беспорядки во Франции были давно уже запланированы, и мои люди знали, что им делать. Сигналом к началу действий должна была послужить смерть Людовика XIV. Теперь оставалось только подбрасывать дрова в этот костер.

Я не знал, состоится ли во Франции полноценная революция. Может быть, дело до этого и не дойдет. Но то, что в стране начнется бардак – это точно. А учитывая недавнее поражение Англии в войне с Ирландией и Шотландией, из мировой игры выбывают сразу два тяжеловеса. И если их конкуренты не полные идиоты (в чем я сильно сомневаюсь), то передел колоний выйдет на новый виток. И есть шанс, что США никогда не появятся на политической карте мира. Не говоря уж о том, что Англия и Франция не вернут себе ведущих позиций в мировой политике.

Впрочем, пока это были только наметки. Вспыхнет ли во Франции по-настоящему серьезно, и куда все повернет – понятия не имею. Но Филипп Орлеанский не производит впечатление человека, способного утопить страну в крови, подавляя бунт. И еще вопрос – не захочет ли он сам воспользоваться ситуацией, чтобы получить немного власти. Насколько я знаю, его просто бесит положение «вечно второго».

Мда. Несмотря на только что закончившуюся войну за испанское наследство, мира в Европе в ближайшее время не ожидается. Турки наехали на Венецию, скоро в эту свару встрянет Австрия, и там все затянется на несколько лет. Франция, как я надеюсь, будет занята внутренними разборками, а Англия будет наводить порядок в стране и пытаться восстановить флот. Так что несколько мирных лет у нас есть. И не воспользоваться этим будет преступно. Впрочем, некоторые уже воспользовались.

Ференц Ракоци получил-таки вожделенное признание венгерской независимости. Переговоры были долгими, трудными, но напавшие на Венецию турки заставляли австрийцев нервничать. Угроза захвата турками Ионических островов и венецианской Далмации ставила под удар австрийские владения в Хорватии и Италии (Неаполь). Венеция много столетий запирала вход в Адриатику, и крушения этого заслона никак нельзя было допустить.

Камнем преткновения в мирных переговорах стала Трансильвания. Австрийцы долго не хотели уступать, и только под давлением (в том числе и Петра I) согласились на политическую «ничью». Трансильвания становилась независимым княжеством. Ну, насколько вообще можно быть независимым в таких условиях. Понятно, что теперь каждая сторона будет пытаться перетянуть княжество на свою сторону. Но если в Трансильвании будет вменяемый правитель, то с этого можно немало поиметь.

Правда, в этом противостоянии я бы не поставил на Габсбургов. С тех пор, как они ввели свои войска в Трансильванию (почти 30 лет назад), хозяйничали они на территории княжества… не лучшим образом. Хотя политика – непредсказуемая дама. И вчерашние враги могут стать надежными союзниками. А союзники – неожиданно предать. Как это сейчас в Польше происходило. Там Сапеги довыделывались до того, что остались в гордом одиночестве против шляхты, которая в кои-то веки объединилась.

Вообще-то, давно уже пора. Пока в Польше шел бардак, соседи откусывали от нее кусочек за кусочком. И если Пруссия предпочитала действовать силой, то Россия – уговорами и подкупом. Хитрый и пронырливый дипломат Андрей Артамонович Матвеев, женатый на дочери одного из самых богатых и родовитых польских магнатов, успешно действовал в Восточной Польше, агитируя шляхтичей переходить под руку русского императора.

Все равно короля в Польше нет, бардак так и не заканчивается, гражданская война достала всех до печенок, а разорение населения достигло крайности. В результате, Пруссия заняла земли по Неману и дошла вплоть до Гродно, который, между прочим, уже принадлежал Курляндии. А граница России теперь проходила по линии Киев-Житомир-Галич. Тех из шляхтичей, кто не хотел присоединяться добровольно, Петр просто купил. Императору Всероссийскому, похоже, до чертиков надоело воевать, и он старался решить вопросы с помощью дипломатии. Довольно успешно, кстати.

Ну а Ирландия с Курляндией готовились к свадьбе своего короля. Сын, неожиданно сильно увлекшийся своей португальской невестой, больше не хотел ждать. Я махнул рукой и не стал препятствовать. За почти год пребывания в Ирландии, Франсишка Жозефа худо-бедно выучила язык, привыкла к местным нравам, посвежела и перестала выглядеть доходягой. А то ведь была кожа и кости, просто обнять и плакать! Что за дурацкая европейская мода на бледность, томность и доведенное до абсурда изящество? Между прочем, Франсишке еще детей рожать!

Церемония венчания получилась очень пышной и красивой. Свадебное платье невесте шили чуть ли не с момента помолвки, поскольку и пышная юбка и длинный шлейф были искусно расшиты растительным орнаментом. Украшенный бриллиантами лиф платья, фата из тончайшего кружева, драгоценные украшения… наряд влетел в копеечку. Жених в парадной военной форме с заслуженным орденом на груди обошелся дешевле.

Ну, что ж… закономерный итог. Сын вырос, и может управлять самостоятельно. Пора отходить на второй план. Я и так постепенно передавал управление в его руки, пришло время доверить Якобу всю полноту власти. И хотя я пока не ощущаю себя на свои 65, для 18 века это почтенный возраст. Пора уступать дорогу молодым.

Да, полностью от дел я не отойду. Продолжу держать руку на пульсе мировой истории. Но теперь судьба Ирландии и Курляндии – в руках короля Якоба I Кетлера. И надеюсь, сын справится с этой ношей.

Глава 13

Яркий солнечный день радовал теплом, птичьими трелями и безоблачным небом. Пахло яблоневым цветом, и проезжая мимо окутанных бело-розовым дымом деревьев, я начинал понимать, почему японцы возвели любование сакурой в национальную традицию. Весна в Курляндии была прекрасна. Или просто я соскучился по своей стране? Как ни говори, а прожил я здесь уже 55 лет. И не просто прожил, а постарался изменить историю к лучшему.

Удалось ли мне это? Рано судить. Да, Курляндия богата и самостоятельна, но сохранят ли наследие мои потомки? Якоба я воспитал должным образом. Вероятно, успею повлиять еще и на внука, когда тот появится. Но что будет дальше – покажет время. Остается только надеяться, что какой-нибудь беспутный потомок не промотает то, что было создано тяжким трудом. Как показывает история, спустить можно любые капиталы и наследия. Другое дело, что если создать некоторый запас прочности, удастся это не сразу.

Над запасом прочности я и продолжал работать. И это было одной из причин моего приезда в Курляндию. Именно одной из, поскольку планов у меня было громадье. Во-первых, я хотел дать Якобу больше свободы, чтобы он понял, каково это – быть полновластным правителем и отвечать за судьбы людей и страны. Во-вторых, я должен был держать руку на пульсе будущей французской революции, и из Курляндии это было делать проще, чем из Ирландии. Ну а в-третьих, у меня, наконец, появилось время заняться интересными проектами.

Курляндия давно уже стала промышленной державой, производящей не только эксклюзивные редкости, но и самые современные станки. Паровые машины давно уже стали чем-то привычным, и пора было делать новый рывок. Отработанные технологии и обученные специалисты давали подобную возможность, так что появление первого в мире прокатного стана стало делом времени. Подозреваю, что он был очень похож на творение русского механика Пятова, только появился почти на полтора века раньше.

Похоже, мои мечты о клиперах и броненосцах смогут стать реальностью еще при моей жизни. Насчет клиперов имелись определенные подвижки – они, пусть и в небольших количествах, уже строились. И мы имели очень хорошую прибыль не только с того, что привозили товар быстрее и чаще, чем конкуренты, но и с доставки срочной корреспонденции. Мир постепенно ускорялся. И старик Мольер был прав – «кто время выиграл, всё выиграл в итоге».

В моих ближайших планах была постройка железной дороги Виндава-Кандава-Туккум-Митава. Проект довольно амбициозный, если учесть, что до сих пор никто ничем подобным не занимался, а я о строительстве железных дорог имею самое общее представление. Придется возводить мосты, исследовать местность и проводить сложнейшие расчеты. Начну я, конечно, с небольшого отрезка Митава-Туккум, чтобы привлечь внимание и возможных инвесторов. А там будет видно.

Отработаем технологию, учтем все ошибки, и проверим, насколько эффективным будет первый паровоз. До недавних пор он представлял из себя только довольно большую модель, а теперь началось воплощение полноценного проекта. Я только вздыхал, подсчитывая, сколько денег он поглощает. И снижения трат еще долго не планируется, а прибыль, если и ожидалась, то далеко не сразу. Но в конечном итоге, приобретя опыт, Курляндия не только сама улучшит связи между городами, но и сможет получить концессию на строительство железных дорог в других странах. А это были прекрасные перспективы. Одна Россия чего стоит!

Помимо железных дорог меня интересовали и дороги обыкновенные. На данный момент трасс нужного мне качества не было нигде. Вообще нигде. Если в черте города еще можно было встретить мощеные мостовые, то за его границей существовал только накатанный тракт. В сухую погоду – вполне приемлемый вариант, но когда начинались дожди… дороги превращались в сплошное месиво. И в такое время народ старался в путешествия не отправляться. Да, дороги расчищали, обновляли, сыпали камень и щебень, но не всегда помогало. И до образцов древнеримского дорожного строительства, пережившего несколько веков, было далеко.

В Курляндии тоже дороги строились, причем я старался делать это как можно качественнее, но хотелось чего-то более современного. Особенно в свете того, что я планировал создать автомобиль, пусть для начала и с паровым двигателем. Да, первые экземпляры машины будут больше игрушкой, но здесь главным было сдвинуть техническую мысль в нужном направлении. И тогда, глядишь, постепенно мы доползем от моей игрушки до модели Ричарда Тревитика или самоходного экипажа Кулибина. Я, в отличие от многих из тех попаданцев, про которых читал в свое время, хотел дать не готовое решение, а понимание, почему нужно делать так, а не иначе.

Первая в Курляндии асфальтированная дорога начала строиться параллельно будущей железнодорожной. Это давало сразу несколько плюсов – исследовалась местность, началась перестройка старого моста через реку, а уже имевшие опыт строительства дорог специалисты расширяли свою квалификацию. Делалось все на совесть. Сначала небольшое углубление в почве, куда закладывались пиленные каменные бруски (благо, с помощью пара и водяных колес их изготовление значительно упростилось), поверх сыпался щебень, затем песок, который плотно утрамбовывали, а уж сверху асфальт.

Поскольку асфальтоукладочных катков еще не изобрели, пришлось действовать по упрощенной схеме – горячий асфальт равномерно раскидывали по всему периметру дороги, а для разравнивания бугров применяли швабру-движок, постепенно заполняя все ямки новыми порциями асфальта. Поскольку материал достаточно быстро застывал, получилась данная процедура не сразу и не слишком качественно, но после нескольких тренировок дело пошло на лад. Как и уплотнение асфальта ручным катком.

Асфальт, к сожалению, Курляндия пока не производила, а вывозила из Тринидада, с знаменитого озера Пич-Лейк. Англы, которым принадлежала эта колония, пока не до конца понимали, какое сокровище попало им в руки, используя битум для просмолки деревянной обшивки кораблей. Однако несложно догадаться, что в перспективе нас ожидает немало конфликтов на этой почве. Да и каучук я вряд ли смогу покупать по тем же ценам, как раньше. Стоит только показать, как его можно использовать.

Единственная надежда – на консерватизм людей начала 18 века. Как ни странно, уже в 19 веке общество развивалось быстрее и охотнее воспринимало различные новинки. А сейчас… ну, пули Исакова начали повторять. Но результат пока был скромный. Поскольку Курляндия намного обогнала своих соседей в плане технического развития, то могла давить конкурентов ценами, в том числе и на оружие. Многим странам было дешевле покупать у нас, чем основывать собственное производство. Причем не факт, что им удалось бы повторить наши образцы.

Говорят, что на детях гениев природа отдыхает. Но что касается семьи Исаевых – они явно являются исключением из правил. Уже третье поколение ударно трудится над производством курляндского оружия. И молодой (чуть больше 20-ти лет) мастер Первуша Исаев, названный в честь своего знаменитого предка, ничем этому самому предку не уступал. Пусть не без моей некоторой помощи (выраженной, в основном, в общих советах и пожеланиях), но он на сто с лишним лет опередил Иоганна Дрейзе, выдав и игольчатое ружье, и прообраз унитарного патрона.

Но если наше оружие остальные страны еще пытались копировать, то с остальными новинками дело шло хуже. Паровые корабли, например, строились только в Курляндии и в России. На клипера никто даже не пытался замахнуться. Да и у прокатных станов шпионов ни разу не ловили. Если учесть, сколько их пасется возле производств фарфора, глауберита, зеркал, косметики и прочих ценностей – странный результат. По всей видимости, общество еще не дозрело до некоторых вещей. Но я уж точно не собираюсь никого убеждать в том, что они не правы.

Чем дальше Курляндия уйдет вперед – тем лучше. Желательно, чтобы отставание европейских стран стало вообще непреодолимым, но… мечтать не вредно. Слишком много вокруг разных хищников. Так что остается надеяться только на себя, и пользоваться моментом. А ситуация сложилась как нельзя более благоприятная – Англия и Франция, влияния которых я опасался больше всего, на данный момент заняты своими внутренними проблемами.

Яков III Стюарт бодался с парламентом, спускал деньги на красивую жизнь и завел целый гарем любовниц. Такими темпами он побьет рекорд Карла II по количеству бастардов. Ну а при правильном подходе к делу воспользоваться этим нетрудно. Вопрос только в том, сколько восстаний Монмутов выдержит Англия? Это если учесть, что страна одновременно восстанавливала флот, почти потерянный в сражении у ирландских берегов, и пыталась хоть как-то удержать оставшиеся колонии. Добавим, что все это сопровождалось страшным голодом в 1715-16 годах и периодическими бунтами населения.

Во Франции дела шли еще веселее. Аристократы, возжелавшие вернуть времена Фронды, не просчитали ситуацию. И созыв Генеральных штатов, где они планировали получить большинство, превратилось в нечто непредсказуемое. Голову подняло третье сословие, накачанное пропагандой и напуганное возможностью голода. С хлебом во Франции было не просто плохо, а очень плохо. Турецкое зерно пропадало в неизвестном (почти никому) направлении, и не хватало только пустоголовой особы, которая заявит, что «если у народа нет хлеба, пусть есть пирожные».

Зато в этот раз у французской революции было то, чего не было в знакомом мне варианте истории – Вольтер. И юный (всего 22 года) гений развернулся вовсю. Не умаляя талантов ораторов Великой французской революции – Марата, Робеспьера и Мирабо, не могу не отметить, что до сатирического гения Вольтера им было далеко. Излишне категоричный (как это со многими бывает в молодости) и довольно амбициозный литератор в мгновение ока взлетел на Олимп славы, получив признание за свои ядовитые стихи, направленные против Филиппа II Орлеанского и его семьи.

Надо ли говорить, что наши издательства тут же поддержали безмерно талантливого автора? Хотя и без того Францию буквально затопило образцами нашей печатной продукции. Листовки, плакаты, буклеты, памфлеты… все, что только измыслила человеческая изобретательность к 21 веку. И агрессивная политическая кампания была построена по будущим стандартам. На жителей 18 века это оказало ошеломляющее впечатление. Тем более, что политическая реклама была разработана для каждого социального слоя отдельно, порой призывая чуть ли не к противоположным целям.

Собственно, требования французского населения ничем не отличались от тех, что звучали в знакомом мне варианте истории. Крестьяне хотели уничтожить феодальные права сеньоров и вернуть общинные земли, третье сословие желало, чтобы дворянские и церковные земли облагались налогом в том же размере, как и их собственные, а буржуазия выступала за отмену всех стеснений торговли и промышленности. Однако были еще и аристократы, которые собирались отнять у короля власть, но совершенно не стремились расставаться со своими привилегиями.

Для них у нас тоже издавалась политическая реклама – выступления некоего донельзя консервативного графа де Ла Фер, который ратовал за сохранение древних традиций и ценностей, и за возвращение к временам дворянской вольницы, которую нагло ущемил Ришелье. К тем самым временам, когда король был всего лишь первым среди равных, а чернь знала свое место. Издания пользовались большой популярностью в высшем свете, и все гадали, кто скрывается под псевдонимом. И когда репутация и авторитет графа де Ла Фер окончательно упрочились, в свет вышла пространная статья, где он утверждал, что Франция может возвеличиться только под управлением старых аристократических семей и даже предлагал их небольшой список, тактично указав, что он может быть пополнен и должен быть утвержден большинством.

Какой среди аристократов начался баттхерт за право занять место в данном списке – это словами не передать. Они тут же начали меряться длиной родословных и вытаскивать из чужих шкафов скелеты многовековой давности. Немудрено, что на фоне подобного разлада третье сословие пропихнуло-таки своих представителей в Генеральные штаты. И их требования настолько выбесили Филиппа II Орлеанского, что тот дважды пытался разогнать собравшихся.

Франция напоминала древесину, обильно политую бензином. Не хватало одной спички, чтобы все вспыхнуло. Одного толчка. И этим толчком стал арест Вольтера. Причем не сказал бы, что беспричинный. Франсуа явно зарвался. Я читал, что его характер оставлял желать лучшего, и что он умудрялся найти высокопоставленных врагов везде, где бы ни жил, но даже не представлял, что все настолько серьезно. Получив финансирование и моральную поддержку, Вольтер написал ошеломительно разгромную статью, где высмеял и королевскую семью, и аристократов.

В результате, мятежный литератор оказался в Бастилии, а взбешенная толпа тут же выразила протест против ареста своего любимца. Насколько я помню, Франсуа и в другой версии истории дважды в Бастилию попадал. За стихи. Однако теперь у него не было практически никаких шансов выбраться из тюрьмы. Практически. Поскольку толпа, да еще и подогреваемая провокаторами – это всесильное оружие.

На улицах начали строить баррикады, разграбили несколько складов с оружием, постоянно случались стычки с правительственными войсками… пока эти самые войска не начали переходить на сторону восставших. Не получая жалования и не имея причины любить высокопоставленных командиров, многие были недовольны условиями службы.

Филипп II Орлеанский уже готов был пообещать все, что угодно, чтобы остановить беспредел, аристократы прекратили собачиться, поняв, что потеряли контроль над ситуацией, но чаши исторических весов уже качнулись в нужную сторону. Третьего августа 1716 года Бастилия пала. И началось то, что будет впоследствии названо французской революцией. Долгое и кровавое противостояние французов французам.

* * *

– Да вы шутите! – невольно вырвалось у меня, когда я ознакомился со срочным письмом, доставленным курьером.

Похоже, история Польши шла по какому-то заколдованному кругу. И если короля в лице Августа Сильного ей удалось избежать, то Станислава Лещинского в правители поляки все-таки получили. И знаете, как полностью звучал его титул? «Божиею милостью король Польский, Великий князь Литовский, Русский, Прусский, Мазовецький, Жмудьский, Инфляндский, Смоленский, Северский, Черниговский, князь Лотарингии и Барруа». Оттоптать столько сразу любимых соседских мозолей – это надо еще постараться!

Впрочем, Лещинский и не скрывал своих планов. Успешно расправившись с Сапегами, он возомнил себя великим полководцем, и решил вернуть утраченные польские территории. А заодно и присоединить к стране другие земли. О да! Как давно я не читал опусов про славную Польшу от можа до можа! О том, как злобные враги «четвертовали Польшу на три неравные половины»! Прямо-таки ностальгическая слеза пробила, будто снова я оказался в прежней жизни 21 века и читаю переводы польских статей. Которые за 300 лет совершенно не изменились.

Однако Лещинский не просто толкал пламенные речи. Он увеличил армию, и двинул ее на восток, рассчитывая быстро вернуть себе территории, отхваченные русскими. Первой целью был назначен Житомир, на котором, собственно, великое войско и застряло. Неблагодарные подданные вовсе не стремились возвращаться под руку шляхтичей. Их вполне устраивали порядки, наведенные русскими. И вообще – часть земель московиты честно выкупили!

Весть о польском походе донеслась до Москвы быстро. Полагаю, задолго до того, как Лещинский двинулся в поход. Разведка у Петра работала нормально. А тот предпочел подстраховаться. Будучи сам разумным человеком, русский император предполагал, что у других правителей тоже есть зачатки разума, а потому не слишком верил в войну с Польшей. Однако предусмотрительно стянул войско к Киеву. На всякий случай. Если не будет сражений, так вполне можно и учения провести.

Поведение Лещинского в разумные рамки не укладывалось, а жестокий грабеж приграничных поселений со множеством поджогов, убийств, грабежей и пыток сделал прорусским даже ту часть населения, которая Петру не слишком симпатизировала. Русский император не стал безучастно смотреть на творившийся беспредел, а объявил Польше войну, и двинул войско. И тут внезапно выяснилось, что шляхетская вольница против регулярной армии не катит. От слова совсем. Особенно если учесть, что у русской армии было самое современное вооружение, а поляки серьезно от них отставали.

Словом, вместо войны получилась полная ерунда. Всего одно сражение под Житомиром, и русский паровой каток двинулся вглубь Польши. Причем не успел Петр дойти до Луцка, как тут же проявился прусский король Фридрих Вильгельм I. Захотел быть союзником. Поскольку года четыре назад они встретились и умудрились завязать приятельские отношения, русский император не стал противиться. Хотя было понятно, что он вполне и один справится. А вот прусский король может и прежних завоеваний не удержать, не то, что приобрести новые.