Текст книги "Курляндский гандикап (СИ)"

Автор книги: Маргарита Полякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Черноволосая, фигуристая, с пронзительными серыми глазами, Энни выглядела гораздо моложе заявленного возраста в 25 лет. А я, даже поняв, что эта дама из себя представляет, не стал отворачиваться. Во-первых, Энни действительно была в моем вкусе. Нравились мне такие дамы – не слишком худые, с приятными округлостями, и (главное!) не глупые. А во-вторых, ко мне могут подвести шпионку и другим способом. Такую, которую я никогда не смогу заподозрить. Оно мне надо?

Нет уж. Пусть думают, что я клюнул. Нужно только узнать, кто хозяин той райской птички, в чьи сети я, якобы, попался. Чтобы понять, какую именно дезинформацию ей следует гнать. И да, сейфов для себя нужно заказать побольше. И приучаться хранить там даже самые ничтожные, ничего не значащие бумажки. Я принимаю участие в жестокой игре под названием «Большая политика». А это значило, что нужно быть максимально осторожным.

Хм… но если на меня пошла охота, то и к Анне наверняка попробуют подобраться! И чтобы исключить всяческие недоразумения я приставил нескольких соглядатаев к собственной жене. Была у меня такая мысль, что охлаждение наших отношений связано с тем, что Анна завела себе любовника. Но, похоже, ей действительно этого не требовалось. Супруга с удовольствием устраивала бесконечные королевские приемы и балы, но в кавалерах ценила исключительно восхищение издалека и умение говорить комплименты.

Я слегка успокоился, но наблюдение не снял, периодически меняя людей, наблюдающих за женой. Неприятностей лучше не ждать, их лучше предотвратить. Нам с Анной некуда деваться друг от друга, так что всю оставшуюся жизнь придется поддерживать видимость хороших отношений. И мы, кстати, оба делали для этого все возможное. Понятно, что чужие соглядатаи быстро узнали правду, но приличия были соблюдены.

Я и любовницу не стал выставлять напоказ, как это любил делать Людовик. Вот еще! Я не испытывал к Энни и сотой доли той привязанности, что когда-то питал к Гертруде. Это был просто приятный способ сбросить напряжение, снизить раздражительность и получить от жизни удовольствие. Вот и сейчас, отдыхая на огромном ложе (постелью данного монстра просто язык не поворачивается обозвать), я чувствовал, как повышается настроение, а мозги начинают лучше работать.

Пожалуй, сегодня стоит выкроить время и сделать то, о чем меня давно уже просит жена – навестить Тринити-колледж. Анна не раз и не два бывала в курляндской Академии, и теперь хотела организовать нечто наподобие в Ирландии. Разочаровывать я ее не стал, но если честно, даже не надеялся что-то кардинально изменить. Это свою Академию я строил «с нуля», и сам диктовал правила. А тут все уже отлажено, имеет глубокие традиции и освящено временем. А ломать через колено – это не мой метод.

Тут лучше поставить грамотного руководителя. И я, естественно, вспомнил о Гюйгенсе. Тот, правда, начал жаловаться на то, что здоровье его ухудшилось, и что в его преклонные годы (64 уже стукнуло!) путешествовать вредно, но я был упрям. Обещал лучших врачей, всемерную поддержку и приличное финансирование. Да и потом… погрузившись в дела, Гюйгенс, наверняка, и думать забудет обо всяких болячках. Я даже пообещал издать его «Космотеорис» за свой счет!

Короче, Христиан не устоял. А при встрече со мной даже прослезился. Дескать, эвон в какого правителя превратился мальчик, которого он когда-то наставлял. Я, разумеется, польстил ученому, сказав, что его вклад в мое воспитание бесценен. Короче, обычная светская болтовня. Однако Гюйгенс, похоже, с возрастом стал очень сентиментален, и снова расчувствовался.

– Ваше высочество… как редко сильные мира сего вспоминают своих наставников и бывают им благодарны, – покачал головой Христиан.

– Мне повезло встретить на своем пути самых образованных людей нашего времени, – дипломатично улыбнулся я. – А вы обладаете редким даром. Вы всегда могли разглядеть талант там, где остальные оставались слепы.

– О, да! Таланты я чувствую! – не стал скромничать Гюйгенс. – И желаю вам представить весьма интересного молодого человека, которому хочу составить протекцию. Поверьте, он прославит и колледж, и вас, и всю Ирландию.

– И кто же это? – удивился я. Что-то не вспоминалось мне ни об одном великом ирландском ученом. Может, у него просто не было шанса проявить себя, и история не сохранила его имени?

Передо мной склонился светловолосый и светлоглазый молодой человек примерно 25-26-ти лет. Округлое лицо, внимательный взгляд и довольно консервативная одежда. Скажу честно – никаких ассоциаций в моей голове не возникло. До тех пор, пока Гюйгенс не представил мне своего протеже.

– Ваше величество. Позвольте вам представить. Блестящий эссеист, неплохой поэт и беспощадный критик. Джонатан Свифт.

Парень снова поклонился, что позволило мне не потерять лица и своевременно поймать отвалившуюся челюсть. Вот это ничего себе! Об этом персонаже я совершенно забыл. Да и годы его жизни совершенно не отложились в моей памяти. А он, оказывается, мой современник! Это я удачно зашел… Более ядовитого пера мне не найти при всем желании!

Оказалось, что Свифт учился в Тринити-колледже, который закончил всего лет семь назад. Джонатан получил степень бакалавра и, судя по его завуалированным отзывам об учебе, пожизненное скептическое отношение к научным премудростям. (Что, безусловно, говорит о местном качестве обучения, да). Ну, это Гюйгенс быстро исправит. Тем более, что Свифт в прошлом году получил звание магистра в Оксфорде. Глупо же разбрасываться ценными специалистами! А в том, что наука – не пустые заумности, а конкретные изобретения, Джонатан быстро убедится.

Свифт уехал в Англию сразу, как только началась заварушка, не получившая в нашем варианте истории названия «Славная революция». Долгое время он обретался в качестве секретаря у сэра Уильяма Темпла, но при дворе Якова особых перспектив не светило. Ну а тут нарисовался весь из себя просвещенный я. Слава о курляндской Академии гремела по всему миру. И хотя многие открытия ученых считались спорными (а то и вовсе еретическими), не признавать их значимость было просто невозможно.

– Что ж, Христиан. Я знаю вас много лет. И верю, что юноша, которого вы мне представили, действительно гениален, – покровительственно улыбнулся я. Свифт покраснел.

– Каждую деталь нужно поместить на свое место в огромном механизме. И тогда этот самый механизм удивит свое работой, – с некоторым пафосом заявил Гюйгенс.

– Мне не раз приходилось убедиться в вашей мудрости, учитель, – польстил я старику. – Так что… дадим птице простор для полета. Я доверю молодому человеку возглавить кафедру литературы в Тринити-колледже. И возможно, что спустя годы, появится отдельный факультет, где будут изучать, как можно словом воззвать к подвигам, поддержать в трудную минуту друзей и уничтожить врагов.

– Ваше величество… не знаю, справлюсь ли я, – слегка ошалел от такой чести Свифт.

– Я в вас верю, молодой человек.

И никогда данная фраза не давалась мне так легко. Разумеется, в данный момент преподаватель из Свифта никакой. Прежде всего потому, что он понятия не имеет, как правильно составить учебный курс по изучению литературы. Но этого сейчас никто не знает. А мне пора задумываться о создании своего агентства, которое будет вести последующие пропагандистские войны. Свифт привлек меня именно потому, что кроме литературного таланта был превосходным сатириком. И шаржи рисовал весьма узнаваемые. Так что… на кого делать ставку, если не на него?

Я давно уже думал о службе, которая сможет влиять на мировые СМИ. Однако это было, вроде как, не к спеху, поскольку газет выпускалось очень мало. В России, например, только одна – «Ведомости о военных и иных делах, достойных знания и памяти, случившихся в Московском государстве и во иных окрестных странах»^[10]. Причем за прошлый год вышло не больше 40-ка экземпляров, а тираж так вообще был смешной – чуть больше тысячи.

Разумеется, развлекаловки в газете не было никакой, не говоря уж об острополитических статьях. Впрочем, в других странах дело обстояло не лучше. Кроме Курляндии. Там, помимо официальных и научных изданий давно уже выпускались развлекательные. Со сплетнями, кроссвордами, фельетонами, анекдотами и прочими радостями жизни. Их, кстати, охотно покупали и за рубежом, потому как я, с недавнего времени, решил переводить газеты на французский и английский.

Делалось это, разумеется, отнюдь не просто так. И уж точно не для того, чтобы «развлечь просвещенных соседей легким чтением». Мне нужно было, чтобы к нашим газетам привыкли. Чтобы их считали безобидными, и в то же время научились им доверять. А потому мы подстраивались под различные ситуации.

Во Франции – вели прокоролевскую политику. Язвили над теми, кто не нравился его величеству, и охотно публиковали приписываемые Людовику остроты. А в Англии напротив – поддерживали оппозицию. Вроде бы осторожно, чтобы не ссориться с Яковом, но многие из тех, кто не любил короля, охотно покупали наши издания. В то числе и за рубежом. Вильгельму Оранскому я лично распорядился отсылать несколько бесплатных экземпляров.

Полагаю, понятно, для чего это нужно? Разумеется для того, чтобы в любой удобный момент начать продвигать в прессе нужную нам политику. Мало ли, что газета издается в Курляндии… она зарегистрирована в Англии/Франции/Австрии и выражает идеи народа! Потому как борется за всеобщее счастье, да. А тот, кто разглядел в благородном порыве гнусные политические происки – сам нехороший человек! И мы прямо в следующей статье это обязательно докажем.

Словом, я взял на вооружение все те гадости, которыми кормили меня СМИ в 21 веке, и собирался при необходимости пустить их в ход. Однако было понятно, что один я с этим не справлюсь. И даже несколько относительно талантливых авторов, работающих на нашу газету, не могли спасти ситуацию. Мне нужен был вдохновитель. И Свифт для этой цели подходил как нельзя лучше.

Надо бы и в других странах открыть нечто вроде литературных школ. Потому как имеющиеся салоны – это совершенно не то, что мне нужно. Проблема в том, где найти учителей и идейных вдохновителей. Но время пока еще есть. Так что можно начинать еще и заботится о том, чтобы нас не стоптали конкуренты. Ведь наверняка, как только методика войны в СМИ докажет свою эффективность, умные люди возьмут ее на вооружение.

К сожалению, в конце 17 века не очевидна была даже польза обучения вообще, не говоря уж о таких тонких материях, как литература. У себя в Курляндии, например, я отдавал предпочтение инженерам. Да и Петр I, несмотря на свою молодость, имел довольно прагматичный взгляд на то, чему следует обучать подданных. Хотя я, помня свою версию истории, вовсю радовался тому, что в России вообще появились школы.

Сначала это было обучение для учителей. Образованных людей остро не хватало. Мне даже пришлось поделиться курляндскими специалистами русского происхождения. Однако дело, хоть и со скрипом, двигалось. Учителей выпускалось все больше, и постепенно в России открывались все новые и новые школы. Причем Петр, наслушавшись о курляндских нравах, тоже норовил повесить школы на баланс городов.

Разумеется, понимания у бояр и купцов это не находило, но царь продавил свое решение. И вскоре появились не только школы. На Воробьевых горах уже строился первый корпус будущей Русской Академии. Профессорами я тоже обещал поделиться. Причем обучение нужно было поставить так, чтобы уже лет через десять большинство постов заслуженно занимали русские специалисты. Пусть даже они будут выходцами из самых низов. Нужен только небольшой толчок, а таланты в России найдутся. В этом Петр уже сам успел убедиться.

Да и я пересмотрел многие взгляды, сложившиеся у меня при изучении в школе истории России. Кто, например, не знает, с какими трудностями столкнулось распространение картошки в стране? А оказывается, не надо было никого заставлять. Нужно просто показать пример. Как сажать, как растить, как выкапывать, как хранить и как готовить. И пусть сначала картошка считалась «свинской» едой, в результате стала чуть ли не любимым блюдом. И от голода спасала не раз и не два, и от цинги. И называлась, между прочим, вовсе даже не картошкой, а курляндкой. Буква «д», правда, из названия со временем потерялась.

Впрочем, история давно уже свернула с известного мне пути. Чего только стоили два сына Степана Разина – шестнадцати и четырнадцати лет, которые обучались в Навигацкой школе. Причем матерью одного явно была какая-то индейская скво, а второго – красивая мулатка. Мда. Слышал я, что Разин себе гарем завел, но теперь убедился в этом воочию. Между прочим, Степан оказался очень даже неплохим руководителем: гонял пиратов и конкурентов, и уже достиг потолка карьерного роста, став «князем земель русских заокеанских», по поводу чего официально объявил, что уходит от дел. Пора бы уж. Он же ровесник Гюйгенса!

Вот что значит – использовать нужного человека должным образом. Вместо русского бунта, бессмысленного и беспощадного, удачное завоевание колоний. Хотя тут, конечно, еще и добротный флот помог, не без этого. Корабли, как в Курляндии, так и в России, давно уже строились из дерева, просушенного по всем правилам. А соломбальские верфи с каждым годом только разрастались. Жаль только, что пока в России с непониманием относятся к мысли о том, что вырубленный лес нужно восстанавливать.

В Курляндии уже изрядно подросли первые высаженные деревья. И я по-прежнему стимулировал данное занятие. Древесина требовалась не только на корабли и различные бытовые изделия, но и на бани. Я приучал своих подданных мыться. Это было еще одним шагом к тому, чтобы предотвратить массовые эпидемии. В Курляндии строилось множество общественных бань. Причем с жителей на их содержание брался небольшой налог.

Понятно, что делал я это не в целях личного обогащения. А с дальним прицелом. Заплатив налог, человек получал пропуск в баню раз в неделю вместе со всей семьей. Причем посещение бани вовсе не было рекомендацией или, упаси боже, приказом. Это было вознаграждением. Хочешь – пользуйся и ходи в баню. Не хочешь – не ходи, но налог с тебя все равно снимут. И угадайте, кто победил в эпической битве человеческих предрассудков с человеческой жадностью?

Разумеется жадность! Выкладывая деньги, привилегиями пользовались по максимуму. Тащили в бани всю ближнюю и дальнюю родню. Так что налогов мне впритык хватало только на то, чтобы работать не в убыток. Но я не роптал. Задумывалось это не для прибыли. Я надеялся, что постепенно походы в баню станут привычным ритуалом. И оставаться грязным станет попросту неприличным.

* * *

В день, когда моему сыну исполнилось восемь лет, я подарил ему его первую «настоящую» шпагу. От его прежних игрушек она отличалась разве что тем, что не была деревянной, но Якоб был счастлив. Наследник потихоньку получал образование, которое пригодится ему не просто как будущему правителю, но и как грамотному человеку. Мне казалось важным научить ребенка смотреть на мир непредвзято.

Больше всего я опасался, что из пацана вырастет мальчик-мажор. Пустой тип, которому все должны, и который ради своих прихотей спустит на глупости все семейное состояние. Как я ни старался, но не мог быть с Якобом постоянно – дела отнимали слишком много времени. А потому я пристально следил за теми, кто окружал моих детей и мог бы на них влиять.

Кого приставить к Якобу я быстро решил. Карл, бывший одним из тех мальчишек, которые когда-то начинали вместе со мной свой путь, оказался идеальной кандидатурой. Мужчина был крепким середнячком, рабочей лошадкой, которые обычно и везут самую тяжелую работу. Звезд с неба он не хватал, но в его надежности можно было не сомневаться.

Во время моего противостояния с Вильгельмом Оранским Карл получил ранение, решил отойти от дел и начал хлопотать за своего сына, чтобы тот смог попасть в окружение к моему наследнику. Однако я слишком ценил своих людей, чтобы ими разбрасываться. Так что у Якоба появился и товарищ по играм (то, чего мне самому так не хватало), и суровый наставник. Карл учил моего сына ездить верхом, держать в руках шпагу и обходиться без слуг.

С Луизой было сложнее. Дочери нужно было найти не просто наперсниц, но и правильных воспитательниц. А с этим были проблемы. Поскольку методы женского воспитания в 17 веке и мои взгляды на то, что должна знать и уметь девочка, кардинально отличались. Нет, я не против умения вышивать и плести кружева. Но я хотел, чтобы Луиза приобрела и более практичные знания. Например о том, как вести большое хозяйство.

Поскольку для своей дочери я планировал брак с Петром, то желал, чтобы этот союз оказался счастливым. Чтобы им было хорошо друг с другом. Так что я всемерно поощрял необычные увлечения дочери. Нравятся ей цифры? Лучшие учителя к ее услугам. Хочется научиться стрелять? Вот и прекрасно. Специально для Луизы была создана облегченная модель скорострельного пистолета (синтез фантазии Лоренцони и семейства Исаковых).

Анна морщилась, делая замечания, что женщина должна быть более скромной и сдержанной. Но я не видел в этом проблемы. Луиза как раз была на редкость хладнокровна и прагматична. А то, что она (пусть и поверхностно) начнет разбираться в оружии и кораблях, поможет ей в будущем. По крайней мере, сможет поддержать разговор с мужем.

Хотя я, конечно, планировал, что она возьмет под свое крыло образование, медицину и благотворительность. В России с этим пока… не очень. Ну и финансы страны будут под приглядом грамотного человека. Петр в этом откровенно плавал. Причем в целом точные науки давались ему легко, но долго сидеть над отчетами он не мог чисто физически. У него прям-таки почесуха начиналась.

Петр, со своим стремлением жить на высокой скорости, идеально вписался бы в безумную жизнь любого мегаполиса 21 века. А вот в веке 17 ему было тяжко. Понятно, что Петру нужна была совсем не такая женщина как Лопухина. Вот я и воспитывал дочь должным образом. Вот только не мог с ней проводить столько времени, сколько хотелось бы. А ведь я проявлял заботу не только о детях, но и о племянниках!

К сожалению, для своей старшей сестры Луизы Елизаветы я мало что мог сделать. Прежде всего потому, что доверительные отношения у меня с ней сложиться просто не успели. Сестра даже мои подарки принимала выборочно. Дескать, Гомбург – город бедный, и не годится ей носить чрезмерно пышные одеяния.

Я много раз капал на мозги ее мужу Фридриху, чтобы тот поберег супругу. Но все было напрасно. И в самом начале 1694 года^[11] Луиза Елизавета умерла при очередных родах вместе с ребенком. Так что пришлось срочно разбираться с ее делами. Прежде всего – с наметившейся свадьбой ее старшей дочери.

Мою племянницу Шарлотту сватал небезызвестный Иоганн Эрнст III, герцог Саксен-Веймарский. Алкоголик и псих. Разумеется, я не мог допустить такого союза, и пристроил племянницу за его брата – Вильгельма Эрнста. Тот года четыре назад развелся, и жениться больше не собирался от слова «никогда», но хорошее приданое сломило его сопротивление. Этот тип тоже, конечно, не подарок, но уж лучше, чем его полоумный братец.

Остальным детям было выделено небольшое содержание, и я начал искать приличные партии и для них тоже. На самом деле – не такое уж простое занятие. В Европе все друг другу родня. И, к сожалению, нищих аристократов намного больше, чем обеспеченных. И хоть бы дельные были, а то ведь кроме гонора и нет ничего за душой! Надо посмотреть по сторонам внимательнее. В Дании, вон, до сих пор София Гедвига не замужем. Надо бы озаботиться.

Однако куда больше в Дании меня волновал мой племянник Ульрик – сын Амалии и Георга, брата короля. Парню скоро должно было исполнится 18, а ему абсолютно ничего не светило. А между прочим, правитель подрастал толковый. Учителя у него хорошие были. И привязанность к Курляндии, как к исторической родине, привить сумели. К тому же, я не забывал посылать племяннику интересные игрушки, книги и модные новинки.

Пора было птенцу становиться на крыло. Понятно, что датский трон у будущего Фредерика IV никто оспаривать не собирался. Но и оставаться на третьих ролях было глупо. Не для того Ульрика воспитывали. И я принялся давить на Кристиана V, чтобы тот доверил своему племяннику управление Исландией и Фарерскими островами.

Разумеется, действовал я не напрямую. Своих людей при датском королевском дворе у меня было предостаточно. В том числе и рядом с его любовницей – Софией Амелией Мот. Какая женщина не любит нарядов и украшений! А уж как слабый пол умеет мужикам мозг выносить, добиваясь своих целей, и говорить нечего. Так что Кристиан V потихоньку сдавал позиции. Самым сложным оказалось даже не договориться о передаче власти Ульрику и его относительной свободе действий, а о нарушении датской монополии на торговлю с Исландией.

Я, разумеется, хотел расширить эту самую монополию и включить в круг избранных Курляндию и Ирландию, что совершенно не находило понимания при дворе Кристиана. С Фарерскими островами дело обстояло несколько проще. Еще лет 30 назад они были переданы в частное пользование некоему Кристоферу Габелю. Но там творился такой беспредел и масштабные злоупотребления, что король подумывал забрать острова обратно. Словом, переговоры тянулись уже два года, но я надеялся, что к 1695-му мы все-таки договоримся.

Вообще-то изначально я планировал эти земли купить. Благо, в датской казне денег не было, нет, и не будет. Но зачем платить за то, что можно получить путем политических манипуляций? А выкупать территории можно будет постепенно. В счет долга по кредиту, который я непременно предоставлю Фредерику IV на войну со Швецией. А то, что Северная война начнется и в моем варианте истории – это даже не вопрос. Швеция сильно уязвлена поражением. И выдавливает из населения все соки, лишь бы накопить сил на реванш.

В России, кстати, тоже прекрасно это понимают. Но там, как всегда, все сложно. С одной стороны, нужно продолжать наводить порядок на прибалтийских территориях, завоеванных еще Алексеем Михайловичем и готовиться сцепиться со Швецией. А с другой стороны – война с Турцией, начатая еще при Софье, продолжалась. И нужно было срочно обезопасить свои границы. А потому Петр еще пару лет назад занялся подготовкой похода, а я всемерно ему помогал. Радовало, что русский царь не стал действовать с наскока, не захотел повторять ошибок Голицына и вообще вел себя довольно рассудительно.

Вылезать из кожи, чтобы в срочном темпе строить крупные корабли, галеры, струги, барки и другие плавательные средства, на сей раз не требовалось. Россия уже давно имела пусть и не слишком большой, но вполне надежный и «обкатанный» флот. Но у соломбальских верфей все-таки появился конкурент – верфи в Воронеже. Правда, там тоже обошлось без штурмовщины. Поход готовился постепенно и основательно. Проверялись и полевые кухни, и оружие, и одежда для солдат, и медицинские обозы.

Холопам, вступившим в войско, царь обещал свободу. И мне такое начинание очень понравилось. Надо намекнуть Петру, что свободу можно давать и тем, кто усердно трудится. Например, на строительстве дорог. Я постепенно налаживал все новые и новые пути сообщения между Курляндией и Россией. С правильно расставленными постоялыми дворами и военными, следящими за порядком. К сожалению, садиться на пароход, чтобы путешествовать по каналу, рисковали не все – испытывали иррациональный страх перед дымящим чудовищем. Пароходы служили больше буксирами и охотно таскали грузы против течения. Население окрестных деревень до сих пор собиралось по берегам посмотреть на это чудо.

Отлаженная система караванов дала новый толчок торговле, и мои вложения постепенно окупались. Переселенцев из России стало меньше, но увеличилось количество желающих учиться. Для них имелись русские школы с русскими преподавателями, но живя за границей и постоянно общаясь с окружающими людьми, нельзя не выучить язык. Практически все студенты получали образование за счет государственной казны, и затем обязаны были отработать три года там, куда их пошлют. Дальше центральных российских губерний пока не посылали – школ не хватало.

Самых талантливых я оставлял при Академии. И надо сказать, таких было немало. За шанс хватались руками, ногами и зубами. Тем более, что где-где, а в Курляндии можно было убедиться, что образование открывает многие двери. Ходили буквально легенды о счастливчиках, которые в одночасье неприлично разбогатели, сделав какое-нибудь нужное изобретение. А те, кто не верил слухам, мог сам убедиться. Да хоть дойти до особняка, который принадлежит Жаку Пильне. Нищий француз сбежал из родной страны от гонений, но сумел приложить голову в нужном направлении. И на какой-то свекле заработал немыслимое состояние!

Ну а кому претит скучная оседлая жизнь, для того открыт путь в колонии. И не в неизвестность, а на обжитое место. Приключений там, конечно, можно найти с избытком, но и денег заработать изрядно. Казаки постоянно туда путешествуют. И кто-то возвращается назад, рассказывая сказочные истории о своих похождениях и соря деньгами, а кто-то остается жить в Африке. И тоже, как говорят, неплохо устраивается. Да и почему нет, если глава русской колонии – ни кто иной, как бывший фаворит царевны Софьи князь Василий Голицын.

Вот уж к кому судьба оказалась благосклонной! Опальный князь, полагавший, что ссылка в столь отдаленные края всенепременно закончится смертью и его самого, и его семьи, был приятно удивлен наличием какой-никакой цивилизации. Неожиданно для самого себя, Голицын оказался самым образованным человеком на всем побережье. И со временем даже прогнул под себя местных голландцев. Те сначала были недовольны засильем русских, которых оказалось неожиданно много, но затем незаметно попали под влияние.

Постепенно, голландцы оказались расселенными только на самом побережье мыса Доброй Надежды. А вот русские не пугались проникать и вглубь материка. И как-то быстро разобрались, каких негров можно продавать в рабство, а каких можно верстать в свое войско. А уж после того, как в русской колонии высадился целый отряд православных священников, к казакам присоединились торговцы. Монахи поставили небольшую часовню, дома для семейных попов, и приступили к более основательному строительству большого храма и монастыря. Правда, первое время батюшки невольно осеняли себя крестным знамением при виде негров, но быстро привыкли. И уже крестили и венчали чернокожих без дрожи в голосе.

Я ожидал разборок с голландцами из-за африканских территорий, но им, похоже, было не до того. Я и сам не понял, какую кашу заварил с восстанием Леслера в Нью-Йорке. Не желая привлекать к себе внимание, я организовал доставку бунтовщикам оружия и пороха на одном из голландских кораблей. Через десятые руки, разумеется. Но у меня вылетело из головы, что раньше форт Нью-Йорк принадлежал именно голландцам! И те воспользовались сложившейся ситуацией.

Да, уже почти лет 30 тому назад голландцы официально передали Нью-Йорк англичанам в обмен на колонию Суринам. Но пепел Нового Амстердама еще стучал им в сердце! Полагаю, вряд ли голландцы надеялись отобрать Нью-Йорк обратно. Но вот отомстить англам воспользовавшись случаем – это уж от души! Мало того, что восстание Леслера продолжалось до сих пор (кажется, парламент и Яков только в этом году договорились, как им следует действовать и решили послать войска), так еще и в других местах бунты вспыхивать начали.

Пора в прессе лепить из Леслера образ пламенного революционера, борца с колониальным гнетом и за права трудящихся. А под это дело и в других странах начинать создавать кружки идейных борцов за светлое будущее. Тайные общества хорошо прижились по всей Европе. Настолько хорошо, что вряд ли у масонов есть шанс стать всемирной могущественной организацией. А на базе подобных кружков по интересам легко продвигать идеи об исключительности собравшихся. И о том, что только они знают, по какому пути должна идти их страна.

Разумеется, я не мог охватить своим вниманием всю Европу. Да это было и не надо. Меня интересовали конкретно Англия и Франция. А вот затем, чтобы революционная зараза, как чума, не расползлась на территорию Курляндии и России, требовалось следить внимательно. Хотя… надо же моей тайной службе на чем-то новичков натаскивать! Плюс, от идеи революции до ее реализации не так близко. Требуются связи, время и (главное!) деньги. Без финансовой поддержки ни одна революция в принципе не может состояться.

Ну и делом людей нужно занять. Чтобы некогда было о всякой чепухе думать. Уж на что ирландцы свободолюбивый народ, а деньги и на них действуют безотказно. И самые сильные кланы в данный момент интриговали не против меня, а против друг друга, чтобы получить концессию на разработку полезных ископаемых. Все-таки интернет – это классная штука. Столько лет прошло, а в памяти много чего отложилось из споров на форумах и интересных статей.

Ирландцы были свято уверены, что ничего ценного в недрах их земли просто нет. И англичане охотно поддерживали это заблуждение. Однако мои знания говорили об обратном. Ну а легендировать свои находки мне не составило труда. Стоило шепнуть паре-тройке «доверенных» людей, что я случайно встретился с эльфами, подданными королевы Медб. И за помощь, которую я оказал (нет, детали рассказать не могу, дал клятву), мне открыли местонахождение нескольких месторождений.

Возможно, в другой стране у меня этот номер и не прошел бы, но ирландцы были чрезмерно суеверными. И несмотря на то, что исправно ходили в церковь (в большинстве своем в католическую), верили в различных фантастических существ. Так что моя сказочка прокатила. Тем более, что ирландцы довольно быстро убедились в том, что существует месторождение меди в Авоке, свинца и цинка у города Наван, цинка в Силвермайнс, свинца и серебра – в Тине. И вот тут началась веселуха!

Допуск к ценностям захотели получить все. Даже Яков прислал мне из Лондона письмо, в котором говорилось, что на самом деле все ценности принадлежат англичанам. И что добычу ископаемых нужно заморозить, потому как неизвестно, как она повлияет на цены на мировом рынке. Ха! Да мне самому мало! Куча проектов требовали увеличения финансирования! Это не говоря о том, что окружению Якова нужно тоже косточку кинуть, чтобы они отвлекали короля от ненужных мыслей.

Так что год 1694-й закончился для меня относительно благополучно. А вот 1695-й начался с того, что простудившись, умерла Наталья Нарышкина.^[12]

Глава 6

Большой лист бумаги, занимавший почти весь мой рабочий стол, был расчерчен линиями, кружочками и исписан пометками. Кончики листа надежно придерживали трость с вычурным набалдашником, яшмовая чернильница, томик пьес Мольера и пистолет. Для меня – так вполне обычный набор. Ну а Генрих, давно уже привыкший к различным моим чудачествам, тоже не обращал внимания на подобные мелочи.