Текст книги "Фиалковый маршрут (СИ)"

Автор книги: Маргарита Ромашкинская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

Аню и Васю поразили в орхидейном саду бабочки.

– Здесь пахнет ванилью. Тут растёт орхидея "боб"? – изумлённо замер посреди деревьев Вася.

– Да. А что в этом необычного? – не поняла я.

– Для опыления орхидеи "боб" нужны особые бабочки...

– Есть они здесь.

– А не вылетают из помещения?

– Обратите внимание: соседние залы абсолютно пустые: без мебели, без штор. Это придумано для того, чтобы вылетевшим из оранжереи бабочкам было в соседних залах неинтересно и они спешили бы вернуться обратно в сад.

– Хорошо сделано, – одобрил Вася. – Надо эту идею перенести на Марс. А то там бедные жители не перестают отлавливать заблудившихся насекомых и водворять их на место.

Бабочки моего орхидейного сада порхали вокруг нас, словно балеринки вокруг оркестра. Они под лампами, как под настоящим солнцем, расправляли крылышки и грелись. С утра до вечера находили они для себя неотложные дела и, по-моему, никогда не грустили. Всё здесь было устроено как в природе.

Единственно, с чем бывали накладки, так это с наступлением "утра" и "вечера". Постепенное погружение сада в полумрак и плавный выход из него после трёхчасовой кромешной тьмы требовали слежения за механизмом затемнения. А поскольку этот механизм работал в условиях повышенной влажности густой тропической растительности, то часто ржавел и начинал заедать. Тогда день и ночь приходили в оранжерею не по расписанию и. конечно, сбивали жизненный ритм обитателей сада.

В такие моменты я, вооружившись маслёнкой, капала на каждый винтик "механизма дня и ночи" спасительную смазку и морально готовилась к тому, что рано или поздно произойдёт полный сбой приспособлений. Поломка ставенок, автоматически наплывающих на лампы, была неизбежной: понятно же, что, если устройство барахлит, то само не отремонтируется. Ведь когда накладка происходит один раз, то это можно назвать случайностью; когда два раза – закономерностью; ну, а третья поломка кричит о том, что наблюдаемые отклонения являются системой. Многократные повторения чего-либо есть тенденция. А у тенденции только один путь дальнейшего развития: углубляться и расширяться. Так что когда-нибудь механические приламповые шторки должны были сломаться окончательно. Но я не могла обречённо воспринимать создавшуюся ситуацию и попросила Васю предотвратить возможную аварию.

– Подумаем, – согласился Вася и приступил к размышлению. – Избежать ржавчины мы не сможем, так как винты железные, а окружающая среда влажная. Пластмассовых заменителей нет. А если бы таковые и были, то вскоре истёрлись. Придётся полить винты составом против ржавчины. Золотом, например. Позолота тоже, конечно сойдёт на нет со временем, но увеличит срок службы механизма в 2-3 раза. В следующий раз будем знать, что винты для оранжерей надобно сразу делать золотыми.

– А нарезка на них будет мягкой, что тоже неудобно: сотрётся быстро.

– Да, нарезка золотых винтов сотрётся, но не быстрее, чем нарезка железных винтов проржавеет. К тому же восстановить нарезку на золоте всегда можно будет в условиях мастерской космолёта. Даже женская рука справится со слесарным инструментом, работающим по золоту. Металл– то мягкий, податливый.

– И впрямь женский.

– Не то что железо. А сейчас выход такой: ручное управление временем суток.

– Приходить сюда ежедневно и затемнять лампы картонками?

– Нет. Гасить лампы постепенно, как люстры в театре.

– Не получится. Всё равно будет резкое падение освещённости, не похожее на нормальное природное явление. Бабочки разволнуются из-за этого.

– А мы для имитации правильных рассветов и закатов добавим лампочек и вместо пяти мощных сделаем пятьсот слабых. Плюс 25 выключателей. Каждый выключатель будет убирать по 20 лампочек с интервалом в 15 минут. Вот и получится, что интенсивность света будет падать постепенно и незаметно. Кстати, чтобы наши звездолётные "рассветы" и "закаты" были похожи на природные, покрасим каждую группу ламп в нужный цвет от жёлтого до сиреневого разной интенсивности. Отключая разноцветные оттенки в правильной последовательности, можно будет создать цветовую иллюзию наступающего заката. Рассвет, соответственно, потребует задействовать колоритную гамму в обратном порядке.

– Замечательная идея! Когда приступим к покраске ламп?

– Сегодня. Обеспечим бабочек комфортом! Они должны в полной мере наслаждаться красотой природы, пусть и не совсем настоящей. Интересно будет понаблюдать при прилёте на Землю, насколько здешние обитатели свыклись с космической обстановкой и захотят ли её покинуть, когда мы откроем форточку в настоящий земной мир.

– Уверена: бабочки вылетят из ракеты как можно скорее.

– Почему?

– Согласно мудрости поговорки: "Птица, которая долго томилась в клетке, обязательно взлетит высоко".

– А здесь есть птицы?

– Здесь много чего есть, даже розы, – я приблизилась к укромному уголку., сплошь занятому розами. – Розы тут хорошо растут, потому что много птиц.

– Чем кормите птиц в условиях космоса?

– Не поверите: птицы тут сами находят себе питание. Эти птички – колибри. Они пьют нектар орхидей и заодно опыляют растения.

– Это кто так здорово придумал? Вы?

– Нет. Я впервые полетела в космос.

– И сразу на Марс?

– А что? Марс не так далеко.

Бабочки стали садиться на нас, видимо почувствовав запах сладкого сиропа, исходящий от наших рук. Вот именно на этот случай, когда насекомые могут увязаться за астронавтами и в итоге заплутать в коридорах звездолёта, предназначались три смежных зала вокруг оранжереи. В этих залах посетитель, покинувший оранжерею, должен быть пребывать не менее часа, дожидаясь, пока все крылатые не утолят своё любопытство, не обследуют его со всех сторон и не вернутся назад, к цветам.

Вечерами (в сумеречном полусвете автоматически закрывающихся приламповых створок) бабочек становилось особенно много, так как вылетали из укрытий ночные насекомые. Когда ломались шторки, я определяла время суток по бабочкам: если кружат дневные, значит, на звездолёте царит "день". Если ночные – "ночь".

– Удобно тут всё оборудовано, – оглянулась Аня. – Смотрю, все счастливы. Как эта живность будет привыкать к земной гравитации?

– Эти насекомые вообще-то земные...

– Уф, отлегло, – усмехнулся Вася, – а то мы подозревали, что сириусянские. А раз они земляне, то генная память поможет им адаптироваться на Земле. Ранее полученные навыки все существа возвращают себе быстро, опираясь на знакомые ощущения.

– Да, генная память часто выручает, – кивнула Аня. – Не кажется ли вам, что орхидеи просто созданы для межгалактических перелётов? Здесь им комфортно: в меру жарко днём, а вечером ветрено и влажно. – Аня потрогала мокрые камни в кадушках под растениями. – На Марсе, в пещерах, мы тоже так же экономно расходовали воду в искусственных лесах, перегоняя один и тот же ручеёк среди камней в разные стороны. Похоже на принцип подачи воды в фонтаны.

– С орхидеями нет проблем. Эти цветы терпеливы и дольше других растений способны переносить несвоевременный полив. Однако свет должен быть неярким, так как с усилением интенсивности освещения увеличивается потребность флоры в воде.

– Эксперимент с космическим садом удался. Можно запатентовать изобретение. – Аня поймала лепесток розы, кружившийся в потоке воздуха вентиляторной решётки.

– На Земле и на Марсе давно существуют такие сады. Надо их рекомендовать ребятам с Ориона, – мечтательно вздохнул Вася.

– Ого, какие планы на будущее! Но когда ещё ты увидишь орионцев? – с ироничной интонацией сказала Аня.

– То-то и оно... – Вся подпёр подбородок рукой. – Может, послать им сообщение?

– О чём?

– Просто привет.

– Ты помнишь наизусть фразу космического приветствия?

– Нет.

– В таком случае никто тебя во всей Вселенной не поймёт. Зачем засорять эфир? Надо точно придерживаться литературных эталонов, принятых в галактиках. Иначе произойдёт путаница. А сейчас даже "Золотого Бутона" у нас с собой нет. Забыли взять.

– Кто ж знал, что мы так скоропалительно удерём с Марса?

– Что такое "Золотой Бутон"? – поинтересовалась я.

– Это экран, принимающий сигналы Вселенной. Голосовая связь с помощью него не налаживается, зато видеообращение передаётся безукоризненно. Но нужно знать условные обозначения. То есть нельзя во Вселенную отправить письмо следующего содержания: "Привет жителям Вселенной от землян!", а надо только так: "Даря не молоко – луг". Тогда при обратном прочтении получится: "Гул около меня. Рад". Всё вместе будет означать, что отправляющий сообщение дарит получателю пожелание сочных лугов для пастбищ (чтобы имелось молока в домах) и заодно уверяет его в своём успехе (ведь "гул" предполагает работу моторов, что всегда радует).

– Можно и так. Но я точно не помню.

– Вот и не стоит ничего отсылать. Труженики космоса привыкли к краткости и ждут лаконичных, понятных сообщений. Для этого придумали условные обозначения событий, чтобы не тратить времени на расшифровку замыслов авторов писем: порою невозможно догадаться о том, что чужие фразы могут значить. Лучше переписываться символами. Тем более, что действия в космосе однотипны и очевидны: полёт, разлука, оборудование, ремонт, помощь, взаимопонимание, неизбежность.

– Поскольку сообщения во Вселенную отменяются, то имею право отдохнуть, – Вася потянулся и зевнул.

– Время пришло. – Аня зябко передёрнула плечами. – Хорошо мы тут надышались ароматом листвы, даже как-то остыли. Ветерок тут прохладный. Как бы не простудиться.

– Здесь всегда свежо, – согласилась я. – Орхидеи любят слабый ветерок. Вентиляторы включены постоянно.

– Напоследок нужно запастись зеленью на ужин, – сказала Аня и подошла к ящику с землёй, где буйно разросся лучок.

Нарвав лука и фенхеля, мы покинули сад ввиду того, что стали замерзать в его ветреных просторах. А в космосе студиться не рекомендуется: лечиться, кроме лука и чеснока, нечем.

Перебравшись в стеклянные смежные залы, предназначенные для заблудившихся бабочек, мы проверили все уголки – нет ли где отчаявшейся крылатой бедолаги. Убедившись, что все насекомые в оранжерее, мы прикрыли створки её прозрачных дверей и выключили половину флуоресцентных ламп, дав возможность обитателям сада отдохнуть в приглушённом свете. Ведь на Земле бывают пасмурные дни. Вот и здесь, в космосе, пусть всем покажется, что нынче как будто тучки набежали...

Покидая оранжерею, мы наглухо закрывали двери смежных залов, чтобы жители тропического уголка не распространились по всему звездолёту. На нашем пути оказался диванчик, и мы с радостью устроились на нём передохнуть. Вообще-то в невесомости сидеть невозможно, но хочется хотя бы изредка вспоминать земные привычки. К дивану были привинчены скобы, зацепившись за которые ногами и руками, можно было закрепить себя в позе сидящего человека.

– Не только человек, но и другие формы жизни прекрасно привыкают к невесомости, – констатировал Вася.

– Не всегда. Помнишь, однажды во время полёта погибли ящерицы? – взгрустнула Аня.

– Видимо, ящерицы – истинные земляне и для безвоздушного пространства не предназначены. А мы, – Вася сделал широкий жест рукой, – и чуть не оторвался от дивана, – дети космоса, и нам всё нипочём.

– Вот оно когда всё выясняется-то... Вот где гены выдают себя.., – глубокомысленно посмотрела на меня Аня и медленно перевела взгляд на Васю.

– Кстати, о генах, – ничуть не смутился Вася. – Вы чувствуете, что наши гены изменили своё поведение тут?

– Меня интересует лишь один ген, – ответила я.

– Бессмертия? – прозорливо попал в точку Вася.

– Да.

– Ну, и какие выводы?

– Для бессмертия нужно что-то из космоса.

– Что-то наподобие зги?

– Наверное. Но зга – однокоренное понятие со словом "сгинуть". Жутковато звучит.

– Вот-вот. Как раз для космоса подходяще.

– Противоречие получается. Космос для бессмертия, а зга это отрицает, что ли?

– Згу на Земле выдумали. Причём наспех. Опять землянам некогда было заниматься тем, что в доисторические времена казалось им глупостью. Им нужно было работать. А зга – это что-то далёкое. Так что земляне обозначали ею нечто недосягаемое.

– Но откуда они знали, что зга маленькая, что она – есть марсианские гранулы бессмертия? Почему вложили в згу негатив? Видели её?

– Думаю, негатива нет. Если предположить, что згой называли искру вечной жизни, то тогда тех, кто отправлялся за нею, называли сгинувшими. Полёт за этой искрой продолжался долго. Кто-то , видимо, не возвращался...

– Не возвращался с Марса? Что так? Неужто на Марсе так хорошо?

– Э-э-эх... Видели бы Вы марсианские подземные города, замки, веранды, парки, автострады!

– Под землёй не может быть красиво: там не видно неба. Без него красота немыслима, – отпарировала я.

– Неба там полно! – Вася опять взмахнул рукой и на этот раз оторвался от дивана, взлетев к потолку. – Небо просвечивает сквозь прозрачные купола пещер. Голубое небо!

– Значит, это не пещеры, а землянки.

– Но я не могу одно и то же слово употреблять в разных значениях. Что же получится: "В землянках живут землянки"?

– А я считала себя первой землянкой на Марсе.

– Вы – первая современная. А там живут древние землянки. Они другие. Но что их роднит с Вами – такие же трудолюбивые и оптимистичные.

– Мы все трудолюбивые. Потому что труд – основа благополучия. Благополучие – фундамент хорошего настроения. Настроение – заводной механизм нервной системы. Нервная система – первопричина всего, – оседлала я своего конька.

– Да, бессмертие невозможно без доброты, а доброта – без трудолюбия. Ведь для того, чтобы сделать доброе дело, нужно очень сильно потрудиться.

– Вот и мы сегодня отлично потрудились.

– Хороший был денёк! Наш обед был похож на длинный праздник. Он тянулся почти бесконечно. Людям нравятся длительные мероприятия.

– Людей тянет к бесконечности.

– В связи с этим воду пить полезно маленькими глотками, представляя бесконечность – обширный океан.

– А чай?

– А чай – не маленькими. Ведь чая только стакан. Не океан чая – точно.

– Танец "хоровод" тоже целебен. В нём движение без конца.

– Вот поэтому я люблю брошки с веткой, так как ветку можно мысленно продолжить до бесконечности. Такую же роль играют воланы на одежде: они не заканчивают изделие, а помогают ему как бы продолжиться.

– Полезно созерцание бесконечности: распускание бутонов. полёта ласточки, вращение спирали. Радуга полезна – её можно мысленно дорисовать. Треугольник полезен, так как стремится к ромбу.

– Полезно всё, что намекает на движение: месяц – полукруг луны, открывающийся занавес в театре, колышущиеся серьги...

– И сумка-плетёнка...

– и панамка из соломки тоже помогает приблизиться к бесконечности, так как просвечивает насквозь, как галактика.

– Неожиданное сравнение. А я люблю читать прозу, где мысль автора можно продолжить своими словами.

– А я люблю стихи. Они развивают память. Мозг при запоминании стихов начинает работать с удвоенной энергией, усваивать рифмы, находить их, фиксировать, запоминать, сравнивать. Задействуется множество нервных окончаний, и органы получают больше импульсов, оживляются, раззадориваются, омолаживаются.

– И не говори: суматоха всегда взбадривает. Любое веское слово, сказанное в прошлом, может вспомниться в нужный момент и вернуть к жизни.

– А главное – доброта. Она тоже бесконечна.

– Да. Потому что доброта – за жизнь.

Поболтав ещё немного, поимитировав восседание на диванчике, мы отцепили себя от его скоб и полетели готовиться ко сну. Аня сподвиглась состряпать лёгкий ужин из чипсов со срезанными только что свежим зелёным луком и фенхелем. Вася поплыл по воздуху в кладовку искать 500 обещанных лампочек и раскрашивать их в разные цвета. А я по привычке отправилась в отсек управления взглянуть перед сном на звёзды и приборы, исследующие пульсацию небесных тел. Мне нравилось выполнять эту обязанность: изучать показания приборов и заносить данные в два бортовых журнала – в электронный и бумажный. Работа с бумажной документацией была обязательной, она предполагала рукописное копирование страниц компьютера на случай отказа техники. Это занимало немало времени. Но я с удовольствием находилась в секции пульта управления, и мне не надоедало наблюдать созвездия и описывать их. Очень мне нравилась Вселенная – необъятная, необъяснимая, неразгаданная.

Окна кабины на сей раз были закрыты ставнями, и поначалу мне показалось, что всё идёт как намечено. Солнце находилось впереди, его свет пробивался через щели ставен. Никаких шумов в аппаратуре или завалившихся кнопок на пульте не было. Можно было не садиться за монитор и не проверять полученные данные полёта. Но инструкция предписывала проводить мониторинг всех систем ежедневно.

Включив экран бортового компьютера, я удивилась, что цифры, показывающие расстояние БСМ-1 до Земли, бегут в сторону увеличения километража. Как это возможно? Что за наваждение? Неужто ракета удаляется от Солнца опять к орбите номер четыре? Но недавно ведь я исправила эти неполадки. Может, архив компьютера выдаёт вчерашние результаты? Другого объяснения я не вижу. Всё вокруг исправно. Ракета повёрнута носом к солнцу, значит, полёт идёт в сторону орбиты номер три. Солнце сейчас находится впереди ракеты, это бесспорно. Об этом свидетельствует просачивающийся кое-где сквозь ставни его свет.

Я обновила страничку компьютера и сбросила старые цифры, запустив программу заново. Ничего не изменилось. Число километров до Земли прибавлялось на глазах. Значит, всё-таки ракета летит прочь от Земли. Мы опять движемся назад, но почему-то задом наперёд. И если бы не техника, зрительно заметить этот парадокс было бы невозможно.

Надо сказать, что я не очень испугалась недоразумения. Постепенно я превращалась в настоящего труженика Вселенной и училась не тушеваться перед невзгодами. Тем более, что первую ошибку, связанную с эмблемами гостей, я успешно решила. Успех, как известно, окрыляет и дарит энергию. Поэтому сейчас, встретившись с проблемой. которая была похожа на предыдущую, я была уверена, что для исправления неполадок достаточно будет, как в первый раз, нажать несколько кнопок.

Что же случилось с ракетой? Пришлось этот вопрос задать компьютеру в письменном виде.

– Куда БСМ-1 направляется? – набрала я на клавиатуре.

– Неизвестно, – последовал ответ программы.

– Ракета сломалась?

– Нет.

– Каков её курс?

– Вспять.

– Почему?

– Возникли обстоятельства непреодолимой силы. Программа больше не может выполнять свои функции, она бессильна. Отключить программу? – компьютер вопросительно остановил движение букв по экрану.

– Что ты!!! Ни в коем случае не отключайся. Отвечай, пожалуйста. Почему ракета движется хвостовой частью вперёд?

– Не может развернуться носом в ту сторону.

– Зачем ей та сторона?

– Ей не нужна та сторона.

– Так почему ракета туда летит?

– Она не летит.

– Что делает ракета?

– Ракету тащат за хвост.

– Кто?

– Неизвестная сила.

Неужели меня настигли "гранулоалчущие" и теперь стараются заарканить БСМ-1? Если предположить, что противники теории бессмертия вылетели с Марса следом за мной, то в их распоряжении, конечно, сейчас только хвост БСМ-1. Чем они на него воздействуют? Каким способом я должна оказать сопротивление? Спросить об этом у компьютера? Но о средствах самообороны мне может рассказать совсем другая программа. А переключаться с программы пилотирования на программу защиты сейчас нельзя: вдруг компьютер запутается и больше не включится? Нет, лучше до конца всё разузнать хотя бы по одной проблеме, и желательно поподробнее.

– Что вокруг ракеты? – продолжила я задавать вопросы компьютеру и заносить ответы в журнал.

– На подступах к Солнечной системе, – проявилась информация на экране, – зафиксированы три больших космических объекта непонятного происхождения.

– Какова их суммарная электромагнитная мощь?

– Огромная.

– Может ли эта группа космических тел притянуть к себе мой звездолёт?

Компьютер принялся шуршать, трещать и щёлкать. Так он выполнял математический расчёт. Через две минуты был выдан бесстрастный ответ:

– Да.

– Хватит ли у ракеты энергетического ресурса, чтобы оторваться от тройного объекта? – с теплящейся надеждой спросила я.

– В архиве совершённых действий не значатся подобные ситуации. Разрешить выполнение одноразово?

– Выполняйте.

– Предпринимается попытка оторваться от всасывающего объекта. Ждите.

Вслед за этим побежали строчки: "Солнечные батареи раскрыты полностью...","Мотор работает на пределе...", "Электроприборы в салоне отключены в целях экономии энергии...", "Все бортовые системы работают с ускорением...", "Вырваться из поля притяжения неизвестного космического тела не удаётся...","Мотор перегрет, его нужно заглушить...", "Тепловые панели недопустимо натянуты, ослабьте их...", "Солнечные батареи работают с перегрузкой, выключите их...", "Солнечные батареи треснули, из них вытекает аммиак, отремонтируйте указанный дефект согласно инструкции".

Что я наделала? Я перегрузила ракету командами, и она, видимо, сломалась. Нужно немедленно исправить допущенные ошибки! Вернув все рычаги в первоначальное положение, я отключила компьютер, дав ему возможность остыть, и направилась к двери, на выход из пульта управления.

Глава 3

Всё по инструкции

Остановить утечку аммиака из солнечных батарей можно было только одним способом: выйти в открытый космос и найти трещину в наружных панелях, относящихся к зарядному устройству. Затем нужно было залатать прореху или заменить негодный участок запасным.

Экстренный выход в открытый космос был предусмотрен инструкцией пользования звездолётом, поэтому я была уверена, что всё пройдёт благополучно, ибо каждая ситуация заранее продумана и объяснена. Никакой непредсказуемости в поведении оборудования быть не должно. Всё было учтено ещё перед стартом на Земле.

Единственно, что меня напрягало: надо было торопиться, ибо избыточные пары аммиака вредны и они ни в коем случае не должны просочиться внутрь корабля. Но как торопиться, чтобы моя суматоха не была замечена Аней и Васей? Зачем баламутить и так уставших астронавтов своими проблемами? Ещё неизвестно, как они воспримут поломку. А поскольку я на борту не одна, то обязана учитывать реакцию своих попутчиков. Спокойно ли они отреагируют на мой выход в безвоздушное пространство? Наверняка от них посыплются советы. Но я не имею права изменять параграфам выученных правил. Мои действия определены инструкцией брошюры "Рекомендации по эксплуатации звездолёта БСМ-1". К сожалению, в сборнике нет параграфа о том, что мне делать, если попутчики изъявят желание подстраховать меня и выйти в открытый космос вместе со мной.

В этом случае Васе я, конечно, отвечу, что скафандры подогнаны под моё телосложение. Аню я успокою наличием у меня пошаговой инструкции. Но Вася наверняка будет настойчиво призывать взять его в напарники, аргументируя свой энтузиазм принадлежностью к сильной половине человечества. А Аня, без сомнения, будет дежурить у люка, держа в руках страховочные крепления.

Итак, я не смогу покинуть борт корабля незаметно. То есть, сопровождение меня группой поддержки даже на каком-нибудь этапе неизбежно. А это значит, что не всё пойдёт по правилам. Да оно уже сейчас идёт странно. Ведь сам факт моих рассуждений на тему "Выходить мне в космос одной или с ватагой единомышленников?" уже свидетельствует о том, что я нарушаю обещание, данное организаторам полёта БСМ-1, не отклоняться от заученных почти наизусть правил ни на йоту.

С другой стороны, в инструкции не была учтена случайность, при которой ракета начала бы продвигаться по Вселенной задом-наперёд. А это означает, что сегодняшние события уникальны, и я должна действовать по обстоятельствам. Пожалуй, не стоит пренебрегать помощью друзей.

Войдя в гостиную космолёта, я застала Васю за рассматриванием циферблата марсианских часов. «Наверное, он опять ждёт весточки...» – подумалось мне, и не захотелось тревожить астронавта своими проблемами. Вокруг на подставках пестрели 500 лампочек с ещё не просохшей краской. В склянках сверкали художественные смеси. У Васи много забот. Отвлекать живописца от дел не входило в мои планы. Но проход к люку был за соседней дверью, так что я никак не могла миновать гостиную. Как быть? Прошмыгнуть незаметно не получится, а пройти мимо астронавта молча и затем втихаря улетучиться в космос было неприлично. Поэтому я несмело начала свои признания:

– Вася, у нас две беды: мы снова движемся к Марсу и у ракеты сломались солнечные батареи.

– Как это случилось? – Вася оторвал взгляд от марсианских часов.

– Неизвестное небесное тело, напоминающее по форме звезду тройной конфигурации, притягивает нас к себе и норовит унести за пределы Солнечной системы. В момент попытки оторваться от магнитного захвата чужим электрическим полем, я включила специальные приспособления на полную мощность. В результате вышли из строя солнечные батареи. Теперь для их ремонта мне предстоит встреча с безвоздушным пространством. По инструкции обязанности путевого ремонта возложены на меня.

– Минуточку! – Встревоженный крик Васи заставил Аню отвлечься от приготовления ужина и заглянуть к нам. – Вас унесёт этот космический магнит! При нём нельзя выходить в открытый космос!

– Да, – согласилась Аня. – Нужно убрать причины, поставившие корабль в зависимость от магнита. Чем ракета к нему притягивается?

– Основанием. Хвостом.

– Что находится в хвосте ракеты?

– Четыре железных ядра, которые мы выбросили из гравитационной комнаты. Ракета несёт их за собой на тросах.

– Понятно. Железо хорошо примагничивается. Надо ядра отрубить от тросов, чтобы металлические шары перестали принадлежать ракете.

Пришлось нам возвращаться на кухню, искать там доступ к тросам. Оказалось, что изнутри до них добраться невозможно. Вот вторая причина выхода в открытый космос: отсоединение ядер. Однако выходить действительно опасно. Вася прав: таинственный тройной магнит, невесть откуда взявшийся и приблизившийся к границам Солнечной системы, может оторвать космонавта от креплений и утащить в свои владения.

– Тросы придётся разрезать издалека. – Вася внимательно осмотрел свои марсианские часы со всех сторон. – Для этого нужно срочно выходить на связь с поясом астероидов, что расположен между орбитами Марса и Юпитера. Жители астероидов легко смогут сбить ядра своим оружием. Железные шары им хорошо видны, ведь как раз для них ничем не заслонены.

– Далеко до пояса астероидов, – вздохнула я.

– Уже нет. – Аня сняла поварской колпак и фартук, дав понять, что ужин откладывается на неопределённое время. – Гляньте: мы миновали марсианскую орбиту. Приготовьтесь. Вася, возможно ли сейчас выйти на разговор с космонавтами пояса астероидов через кнопку часов?

– Приём! – Вася поднёс часы к губам. – Пояс астероидов? На подступах к вам экспедиция БСМ-1, на борту корабля которой один член экипажа и два участника отряда Старшого, то есть Дирска, иначе говоря, СЛдННдМУ. Мы летим к вам по незапланированному маршруту. Просим уничтожить четыре шара, которые вытягивают БСМ-1 за пределы Солнечной системы. Шары прикреплены к длинным тросам.

– Подтвердите идентификацию личности спецпаролем, – последовал ответ.

Вася набрал свои символы, но противоположную сторону это не устроило, она подчеркнула:

– Нужно подтверждение, что приказ об уничтожении ядер отдаётся хозяином БСМ-1.

– Что от меня требуется? – растерялась я.

– Ваши символы, – как будто извиняясь, потупила Аня глаза.

– О! Это мне раскрывать запрещено.

– Тогда включите сигнальные огни, – подсказал Вася, – и поиграйте световыми лучами, чтобы стало ясно, что у пульта находится хозяин летательного аппарата, что космолёт не захвачен чужаками. И бегом возвращайтесь к нам, ибо военизированная галактическая охрана медлить не приучена. Перед её залпом нам надо будет успеть спрятаться в укрытие.

Я сломя голову кинулась в кабину пилота. Включив сигнальные огни и задав им ритм, закреплённый за этой ракетой и моими символами, я быстро вернулась к попутчикам. С ещё большим любопытством, чем прежде, я разглядывала друзей. Подумать только, им даже известно, что пояс астероидов обитаем. Я этого не знала и предложить подобного не могла. В моём понимании астероиды всегда являлись простой грудой камней, вращающейся вокруг Солнца и делающей полный оборот вокруг светила примерно за 4 года. Астероидов более 10000, и все корявые до невозможности. Как на них ( или в них) жить? Скорее всего их специально замаскировали под булыжники, а на самом деле внутри каждого "булыжника" возвели сказочные дворцы и парки. Вася, наверное, охотно расскажет про "астероидное градостроительство". К примеру, он может назвать самые известные и крупные астероиды: Цереру – 940 км в диаметре, Весту – 580 км в диаметре, Палладу – 540 км, Иду – 55 км, Гаспру – 17 км.

– Какой объект выбрали для жизни обитатели астероидов? – произнесла я мысли вслух.

– Эту секретную информацию тщательно скрывают веками. И мне нельзя было её выдавать. Но пришлось, – Вася развёл руками. – Ведь тут такое дело... Но Вы теперь никому-никому уже, пожалуйста...

– Никому. – Я приложила палец к губам.

Мы втроём спустились по винтовой лестнице во внутренний аварийный модуль. Он был бесподобно мягкий, но очень миниатюрный. Для троих взрослых людей в нём не хватало воздуха. Мы откупорили кислородный баллон, привинченный к стене, пристегнулись к проёмам, закрепили головы специальными налобными диадемами в нишах и стали ждать.

Скорость звездолёта увеличивалась. Мы, казалось, даже чувствовали её, ощущали, как прикухонные шары натянутыми тросами волочат нас, словно беспомощных котят, по Вселенной. Четыре малых ядра устремились к трём огромным. И положить конец этому кошмару мог только пояс астероидов. Вот так, совершенно неожиданно, посреди галактики может любому человеку встретиться негаданный помощник, и всё сразу наладится.

Первый взрыв мы почувствовали как лёгкое встряхивание. После второго у меня к горлу подступила тошнота. Третий спровоцировал онемение в ногах. Четвёртый остановил нашу ракету.

– Ура! – обрадовался Вася. Готово! Ядер больше нет!

– А ракета-то куда теперь летит?

– Ей пока ничего не остаётся, кроме того, чтобы по инерции продолжать движение к поясу астероидов. Ну, что ж, побываем в гостях у астеродилльцев.

– Кто такие? – насторожилась я.

– В поясе астероидов есть города, упакованные в космические декорации. Под видом железно-каменных образований вращаются вокруг Солнца несколько штук наших звездолётов. Заглянем к ним на огонёк. Передохнём – и в обратный путь.

– Я когда вернусь на Землю-то?

– Нет ничьей вины в том, что около Солнечной системы появилось "трёхглавое чудовище", схватившее нас за хвост. Теперь нужно осторожничать. Лучше спрятаться среди астероидов. Они – надёжная защита. Лоб в лоб с ними трудно столкнуться чужаку: увёртливые.