Текст книги "Как в одном поселке (СИ)"

Автор книги: Маргарита Гофф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

– А это еще что за нахальный субъект с крылышками? – в свою очередь поинтересовался обиженный Генрих, когда его обозвали чучелом. – На ангела, вроде, не тянет: слишком уж мелкий и несерьезный...

И Ксафану, прекрасно знавшему обоих, пришлось объяснять каждому, кто из них – кто, и почему здесь оказался.

– Так ты значит грешник, умудрившийся дать деру из Ада!? – даже с некоторым восхищением произнес Купидон, узнав жизненную историю Генриха. – Подобное, кажется, еще не удавалось никому.

Фауст тоже был удивлен, увидев юное божество с Олимпа. Во времена средневековья, в котором он прожил свою земную жизнь, святая инквизиция так боролась с идолопоклонством, что истории об Олимпийских богах на какое-то время были частично искоренены из сознания людей той эпохи. И даже Фауст, будучи ученым и имея под рукой Мефистофеля, выполнявшего все его прихоти, не познакомился со всеми ими и сейчас был сильно удивлен, что этот мальчуган, оказывается, являлся богом любви. Он, в свое время, хорошо усвоил, что браки совершаются на небесах, и даже не догадывался, что возникновение любви может зависеть от укола стрелы, пущенной этим малолетним оболтусом.

– Ну и что же теперь с тобой делать? – несколько обреченно спросил у Генриха Ксафан.

Он, в отличие от многих, понимал, что бросить на произвол судьбы животное, оставшееся, хотя бы временно без хозяев, – нельзя. Иначе, какой же он ангел? Но и что делать с "осиротевшим" Генрихом, – тоже себе четко не представлял. Зато у Купидона уже был готов ответ на этот трудный вопрос. Он уже нашел выход из сложившейся ситуации.

– Слушай, а давай-ка, мы его пристроим к Анечке. Она тут мне сообщила, что ничего не знает о Мефистофеле. Я думаю, что Фауст сможет ей многое чего поведать о нем. Не правда ли? – обратился Купидон сразу к обоим, – Во-первых, он сможет ликвидировать некоторые пробелы ее образования; а во-вторых, скрасит ее безрадостное существование во время твоего отсутствия. Ну, и, конечно же, она не даст ему умереть с голоду. Правда, я здорово придумал!.. – восхитился он собственной сообразительности.

Ксафан как-то неопределенно пожал плечами, но предложить что-нибудь лучшее, чем придумал Купидон, – не смог.

– Ну, что скажешь, лохматый грешник? – спросил у Фауста Ксафан, – Ты согласен, какое-то время провести у нашей знакомой журналистки?

– Не стоит скромничать, – снова вклинился Купидон, обращаясь к Ксафану, – Разве она тебе просто знакомая журналистка? И только-то? Говори прямо. У моей пассии...

Тот зыркнул на языческое божество с большим желанием, чтобы Купидон заткнулся и не распространялся при посторонних об его отношениях с Анечкой, но вслух ничего не произнес.

– Еще бы, быть не согласному! Не умирать же мне тут от голода, в ожидании, когда объявятся хозяева, – радостно согласился на предложение Фауст.

Он не обратил никакого внимания на их перепалку. Сейчас забота о собственном благополучии была для него на первом месте. За несколько часов, пребывания в бесхозном состоянии, Генрих на своей шкуре испытал безрадостную участь брошенной собаки. Все так и норовили сделать ему какую-нибудь гадость. А особенно в этом старались мальчишки. Фауст так и не понял, за что в него кидали камни и палки. Почему некоторые старались его пнуть? Такого не случалось ни разу, когда он сытый и ухоженный, будучи в шикарном ошейнике с поводком, вышагивал рядом со своими хозяевами. А сейчас?..

В общем, к Анечке Генриха повел Купидон, а Ксафан снова отправился в администрацию поселка, чтобы кое-что разъяснить Василию Петровичу насчет "зла", пытающегося изо всех сил укорениться тут. Почему-то к советам Ксафана, Василий Петрович относился с большим пониманием, чем к рекомендациям и указаниям Купидона, хотя и тот бывал зачастую прав. Но его детский вид и постоянная смешливость не позволяли Главе администрации относиться к нему с должной серьезностью.

Купидон постучался в дверь кабинета главного редактора «Плоскостей».

– Войдите, – услышал он знакомый голос и открыл дверь, оставив Генриха в коридоре. Увидев его, а не Ксафана, Анечка слегка расстроилась, но постаралась не показать вида. – Ну, что? – сухо спросила она, – Принес очередную заметку?

– А вот и не отгадала. Я тебе подарок привел от Ксафана. Он пока сам придти не может ввиду большой занятости, поэтому прислал меня.

У Анечки заинтересованно заблестели глаза. Заметки, которые они оба таскали ей последнее время и которые, собственно, и обеспечили газете процветание, подобного интереса у нее все же не вызывали.

"Подарок! Да еще и не принесенный, а приведенный!.. Что бы это могло быть? Ну, ясное дело это не авто и не яхта, у него бы на это денег не хватило... Наверное, жеребец какой-нибудь знаменитой породы, – размечталась она, вообразив себя, сидящей на арабском скакуне или ахал текинце, в шикарной бархатной амазонке, на которую она обратила внимание, после просмотра какого-то фильма о королевской жизни прошлых веков. Правда, она как-то не учла того, что подобный жеребец будет стоить не меньше, если не больше самой навороченной иномарки.

Хотя, что бы она стала делать с породистой лошадью, Анечка себе не представляла. Причем, не представляла совсем. Ни на секунду не задумалась над тем, где она будет держать эту лошадь (ведь, не в съемной же, квартире, которая была на пятом этаже?); чем станет ее кормить, и, самое главное, сколько та сожрет... Довольно часто люди так и поступают. Заводят себе живность для забавы, а, столкнувшись со своими обязанностями по отношению к приобретенному живому существу, безжалостно выставляют его за дверь.

– И что же мне подарил мой ангел? – с любопытством и весьма заинтересованно спросила она.

– Не волнуйся. Это, слава Богу, не конь, – сразу же догадавшись, что она себе вообразила, и саркастически улыбнувшись, произнес Купидон. – Генрих, заходи! – высунувшись в коридор, крикнул он.

И тот, важно ступая, и прилагая все усилия, чтобы понравиться новой хозяйке, зашел в кабинет.

– И вот это – подарок ангела?.. – даже ради приличия не пытаясь скрыть собственного разочарования, произнесла она.

– А, по-твоему, что ангелы должны дарить любимым? – удивленно спросил Купидон.

– Ну, уж, по крайней мере, не каких-то старых облезлых черных псов, – почему-то обиделась она.

Тут уже оскорбился Генрих. Он повернулся к Анечке таким образом, чтобы быть в наиболее выигрышном для себя ракурсе.

– И совсем я не облезлый, – возмутился он, членораздельно произнеся все слова своей фразы.

Анечка так и села, услышав это.

Ее изумлению не было предела. Теперь она точно поняла, что такое, – мог подарить только ангел. Она еще ни разу в жизни не видела говорящей собаки. Но тут же вспомнила, что несколько лет назад, в какой-то "желтой" газетенке она читала, что однажды в цирке на Цветном бульваре выступал дрессировщик с говорящей собакой, и та даже спела на арене какую-то песенку на немецком языке. Однако, Анечка, обладая вполне здравым умом, естественно, не поверила этому откровенному очковтирательству, и правильно сделала. Мало ли, чего не напишут эти врали-сочинители из "желтых" изданий. Правда, совсем недавно ее собственная газета, доверившись заметке Ксафана, писала что-то о говорящих котятах. Но, ведь, котята, которых не видел, совсем не пудель, который непосредственно беседует с тобой. Не правда ли?

– Ну, что? Теперь поверила тому, что "твой ангел" подарил тебе действительно необычный подарок? – поинтересовался Купидон, заметив, как изменилось настроение Анечки, после тирады, произнесенной Генрихом. – Твоим подружкам кавалеры дарили когда-нибудь что-нибудь подобное? – произнес он, гордясь, что его друг Ксафан смог сделать своей возлюбленной такой необычный презент, впрочем, под его диктовку, чем он тоже был очень горд.

– Да, – подтвердила Анечка, – Одной моей знакомой ее ухажер подарил тойтерьера на день ее рождения. А знаешь, сколько тот стоит? – тут же спросила она, – Целую кучу баксов!.. И она теперь таскается с подношением своего кавалера повсюду, как дура с писаной торбой...

– Во-первых, насчет таскания на руках... так, что его таскать? Он и сам прекрасно ходит, потому что не калека и все лапы у него на месте и целехоньки. А, во-вторых, что, тойтерьер твоей подружки тоже умеет говорить как Генрих? – удивленно спросил Купидон.

– Куда там!.. Конечно, же, нет, – замотала головой Анечка, а потом для чего-то совсем не к месту сообщила, – Зато ему можно завязывать бантики...

– Ну, если вы так хотите, и если вам так нравиться процесс завязывания ленточек, – смиренно произнес Генрих, – то можете "осчастливить" бантиком и меня.

Не то чтобы ему очень хотелось иметь бантик, совсем наоборот. Просто ему очень не хотелось стать бесхозной собакой, и он решил, что лучше быть немного смешным, чем очень голодным. Собственно говоря, его согласие на ношение бантика было лишь соглашательством, которое довольно часто случается в подобных ситуациях, когда стоит наступить себе на горло, чтобы выжить.

Анечка оценивающе взглянула на пса и решила, что бантик, украшающий тойтерьера, на "подарке" от любимого ангела будет смотреться довольно странно, если не сказать – дико. Да и постоянно таскать Генриха на руках, – пожалуй, тяжеловато будет. И Анечка из всего этого сделала однозначный вывод:

– Конечно, я его возьму, буду кормить, так что с голоду он не умрет. Но на большее, чем это – пусть и не рассчитывает, – сообщила она Купидону, как собирается поступить с "ангельским подарком".

– Анечка, ты прелесть! – воскликнул Купидон, еще совсем недавно, так не считавший. – Я думаю, что Генриху именно такой ненавязчивый сервис и нужен. Правда, Генрих? Тебя, ведь, устраивают такие условия пребывания у Анечки? – спросил он у пуделя, нагнувшись к нему.

– Абсолютная правда, – подтвердил Генрих, весьма довольный, что ему удастся пережить отсутствие хозяев не только сытым, но и в отсутствие бантиков на собственной шкуре. Он усердно завилял хвостом.

– Вот и прекрасно! Ну, я побежал – у нас там дел неотложных накопилось... Еще раз, – привет от твоего ангела. Возможно, что в следующий раз он сможет сам навестить тебя, – пообещал он Анечке и моментально испарился.

– Ну, и что мне теперь с тобой делать? – спросила Анечка, удрученно взглянув на «подарок» нежданно-негаданно свалившийся ей на голову.

– Для начала – было бы неплохо перекусить, – конкретно ответил на ее риторический вопрос пудель.

Анечка достала из сумки свой завтрак, который она, впопыхах, бросила туда перед отходом на работу. Завтрак состоял из того, что в холодильнике ей первым попалось под руку, когда она, опаздывая на работу, умудрилась кинуть в пакет. Мало того, в данный момент она в очередной раз сидела на вегетарианской диете, в общем-то, за компанию со своей подружкой, потому что лишних килограммов на ней самой пока еще не наросло, и по этой причине ненавистный целлюлит еще не грозил превратить кожу ее бедер в столь же ненавистную "апельсиновую корку". Зато, сидение на диете, а особенно разговоры об этом, были сейчас в большой моде. И о каких только странных диетах не говорили, и чего только не обсуждали, желающие сбросить лишние килограммы... Собравшись в коллективы, они отстаивали преимущества то кремлевской, то вегетарианской, то раздельной, то еще Бог знает, какой, опробованной кем-то и сильно отощавшим на соответствующих харчах. В общем, каждый сходит с ума по-своему. И для стройности, каждый, тоже выбирает собственный рецепт, который иногда применяется с таким усердием, что экспериментатор, упорно стремясь к нулевым показаниям весов, которые используются для подтверждения собственного облегчания, в итоге, обретает место на кладбище.

Анечка заглянула в пакет. Там находилось несколько листьев салата, огурец, яблоко и банан. Банан – это было послабление, которое она позволила себе сегодня, потому что слишком любила те, чтобы исключить из своего рациона за счет огромного содержания в них злостных и вредоносных калорий, стремящихся испортить буквально все вкусные продукты, почему-то, присутствуя в тех в огромных количествах.

– Ну, и что тебе дать? – спросила она у Генриха, показывая ему содержание пакета.

Генрих, заглянув туда, уныло спросил:

– А что, сегодня какой-то пост?

– Причем тут пост? – возмутилась Анечка, – И, вообще, я атеистка. Так что, довожу до твоего сведения, – я никаких постов не соблюдаю.

– А тогда это – что? – удивленно спросил пудель, имея в виду содержимое пакета, который был выставлен на его обозрение. – Так могут питаться или кролики или парнокопытные, потому что они травоядные. Но люди, а тем более хищники, к которым относятся и собаки, не могут есть только растительную пищу, потому что быстро захиреют и протянут ноги. Короче, я – для себя – не вижу ничего съедобного, – с грустью констатировал он, – А так поесть хочется... – жалостливо изрек пес, отчетливо понимая, что его надежды на трапезу – иллюзорны. – Прямо живот подвело и журчит в нем от голода, – пытаясь вызвать сострадание к себе, сообщил Генрих своей новой хозяйке.

– А я, бы, на твоем месте все же выбрала что-нибудь из предложенного. У меня много работы и я не могу бросить ее, чтобы удовлетворить твою привередливость. Подумаешь, гурман, выискался! Лучше выбирай из того, что есть, а другое будет, когда заскочим в магазин после работы, – сообщила она своему "ангельскому подарку", так как вспомнила, что ее домашний холодильник был тоже, как и его хозяйка, настроен на вегетарианскую диету, и продуктов, которые смогли бы удовлетворить плотоядного хищника, не содержал.

– Да тут и выбирать-то не из чего, – отрезал Генрих, – Ничего съедобного для меня в твоем пакете – я не нахожу. Даже корочки хлеба, которую с голодухи, иногда, все же можно пожевать – и той нет...

– Хлеб – это сплошные углеводы. От них только толстеешь, – нравоучительно произнесла Анечка, а затем, ехидно прищурив глаза, спросила, – Хочешь, я расскажу тебе одну поучительную историю? Ну, вместо корочки хлеба...

– Расскажи. Я очень люблю поучительные истории. Особенно, когда сам рассказываю их другим, – не очень внятно буркнул он.

– У моей подружки есть кот. Такой же привереда и гурман как ты. В общем – хищник, – начала Анечка свое повествование, укоризненно взглянув на Генриха. – И вот однажды, вся их семья должна была уехать в отпуск, недели на три, если мне память не изменяет. Естественно, они не могли взять кота с собой, так как в санатории со своими кошками не пускают ни под каким предлогом, а до гостиниц для животных в нашей стране, в те времена – еще не додумались. Ну, и попросили они своего соседа присмотреть за любимым Василием. Оставили тому денег на кошачье пропитание, дали рекомендации по выбору продуктов для своего ненаглядного, бесящегося с жиру четвероногого увальня, и с чистой совестью укатили отдыхать. А сосед, не то чтобы он был алкоголик, но "употребить" любил, получив значительную, прямо скажем, не ждано – не гадано свалившуюся на голову, сумму денег, тут же пришел к умозаключению, что кот должен непременно поделиться с ним довольствием. То есть, просто решил отстегнуть себе часть денег (за предоставляемый коту сервис). После аргументации своего решения он на вполне законном, в его понимании, основании приобрел себе бутылочку горячительного, чтобы скрасить одиночество. Затем другую, потом еще... В общем, вышел он из запоя буквально перед возвращением хозяев Васьки, о существовании которого за время длительного "расслабления" – совершенно забыл. И тут его охватил ужас перед грозящей расплатой за кончину любимого соседского животного.

Он побежал в квартиру соседей, чтобы хотя бы успеть убрать до приезда хозяев трупп кота, по его вине, сдохшего от истощения. Но, зайдя в квартиру, увидел Ваську живым, постройневшим и приобретшим вновь кошачью грациозность, которую раньше скрывали излишние жиры, накопленные благодаря потаканию хозяевами его неуемного обжорства различными кошачьими деликатесами. Правда, Васькин взгляд довольно красноречиво выражал, что тот думает о своем безответственном попечителе. Обойдя квартиру, в поисках какого-либо источника питания, сосед обнаружил коробку с картошкой, часть которой была изрядно обгрызена Васькой. После случившегося, кот начал есть все, и перестал разыгрывать из себя гурмана, который может откушать только то, что ему нравиться. А сосед даже получил от Васькиных хозяев благодарность, что сумел перевоспитать их любимое животное.

– Так что ты выбираешь из моего завтрака? – спросила Анечка у Генриха, закончив поучительное повествование.

– Давай листья салата и огурец, а то я умру от голода, пока доберемся до твоего холодильника, – согласился Генрих, окончательно осознав, что просить для себя нормальной еды у Анечки в данный момент не имеет смысла.

Так они и позавтракали. Анечка сгрызла яблоко и насладилась вкусом банана, а Генрих не получил удовольствия ни от чего. Он с омерзением сжевал салат и обглодал огурец, но не до конца: настолько противным показался ему этот овощ. Зато он осознал и прочувствовал, как гадко было несчастному Ваське длительное время питаться сырой картошкой, да к тому же еще и не чищенной.

Вечером, по дороге домой, они зашли в гастроном и отоварились по полной. Причем снедь выбирал Генрих на свой вкус. И только когда Анечка согнулась пополам под тяжестью приобретений, и твердо сказала:

– Ну, хватит. Ты, хоть, и подарок ангела, но нужно же, и совести иметь хоть немного. Мы уже и так полмагазина по твоим настоятельным просьбам скупили. Нужно и другим что-то оставить. Не правда, ли? – спросила она Генриха, который, впрочем, так не думал, и все еще заглядывался на аппетитные деликатесы, представленные в витрине в большом изобилии и широком ассортименте.

Генрих нехотя поплелся за Анечкой, бросив последний взгляд на приглянувшийся ему окорок, при одном взгляде на который у него началось усиленное слюноотделение, и не только отделение, но и интенсивное капание тех на пол. Вслед за ними явственно тянулся слюнявый след, истекающего ими Генриха. Увидев это и, наконец, сжалившись над псом, Анечка, желая быть строгой, а на самом деле лишь изображая ее на своем милом личике, спросила:

– Ну, что ты еще хочешь, ненасытное чудовище? Может быть, зайдем в магазин для животных, и я куплю тебе сухой корм? Ты ведь, наверное, к нему привык? – поинтересовалась она.

– Нет, нет! – яростно запротестовал Генрих, – Я совсем не хочу сухого корма для собак! Да и не привыкал я к нему никогда. Я хочу окорок вон из той витрины, – показал он кивком головы.

– Да с тобой разоришься, – констатировала Анечка, задумавшись о стоимости копченого свиного бедра и сопоставив ту с количеством наличности, оставшейся в ее кошельке.

– Ты думаешь, лошадь обошлась бы тебе дешевле? – резонно спросил Генрих, неизвестно каким образом сумевший интуитивно прочитать недавние фантазии своей хозяйки.

Та задумалась, трезво прикинув в уме, во сколько бы ей стало содержание желанной кобылки, и повернула назад, к витрине с окороком. На вопрос продавщицы:

– Сколько отрезать?

– Беру весь, – ответила она, прикидывая, как будет тащить тот.

– Не волнуйся. Я смогу нести его в зубах, – сообщил Генрих.

Услышав это заявление, продавщица перегнулась через прилавок, желая увидеть того, кто потащит большущий кусок мяса в зубах. Однако, увидев лишь черного лохматого пса, пожала плечами. "Наверное, послышалось", – решила она.

В общем, шикарный ужин изысканными и совсем не собачьими деликатесами компенсировал Генриху весь его "разгрузочный" день с лихвой. Он, как говорится, наелся "от пуза" и, довольный жизнью, улегся у ног Анечки, выражая ей свою признательность, благодарность и преданность.

– Слушай-ка, – обратилась к нему Анечка, – а ты правда знаешь – кто такой Мефистофель?

Генрих удивленно взглянул на нее. Он даже не представлял себе, что кто-то на Земле мог ничего не слышать и не знать о Мефистофеле. А затем с гордостью произнес:

– Я не только знаю его, но и провел с ним бок обок уже не один век. Сначала он какое-то время прислуживал мне, а теперь – я стал полностью зависимым от его прихотей. И это еще хорошо, а то бы вариться мне в котле со смолой вместе со всеми остальными, поддавшимися земным соблазнам, грешниками. Это он лично выхлопотал у Люцифера такую привилегию для меня, за что я ему безмерно благодарен. Да и на Землю я еще раз попал исключительно за счет его доброты ко мне.

– Скажи, какой добрый дьявол выискался в Аду... – удивилась Анечка, – Я и подумать не могла, что такое возможно.

– Да это и невозможно, – сообщил ей Генрих, – Просто мне, единственному из грешников, удалось расположить его к себе, скорее всего своей приверженностью науке. Видимо, моя целеустремленность в познании мироздания и подкупила его, и он сделал мне некоторое послабление, по сравнению с другими грешниками, которые грешили исключительно ради собственных благ и удовольствий. Хотя, жизнь в собачьей шкуре – тоже не подарок, – в задумчивость произнес пудель, – В особенности здесь, на Земле. Но с другой стороны... сам виноват в этом. Не надо было соблазняться на его посулы. Может быть, тогда и в Раю удалось бы обосноваться...

Генрих с интересом заглянул в глаза своей новой хозяйки и убедился, что ее мозги, к сожалению, не обременены знаниями. Это сразу бросалось в глаза. Он вспомнил, как еще до встречи с Мефистофелем, вбивал нерадивым студентам нужные тем сведения о науках. А сей час, решил, во что бы то ни стало, взяться за образование Анечки и непременно восполнить его существенные пробелы. Правда, Анечка совсем не догадалась о его решении, но, может быть оно и к лучшему. Безусловно, Анечка, в силу своего характера, воспротивилась бы тому, что ее будет обучать какой-то пес, хоть и ангельский подарок. Но так как о своем решении Генрих ей ничего не сообщил, то она не стала возражать, а лишь сообщила Генриху:

– А у меня мой любимый из Рая. Ксафаном его зовут. Может быть, слышал?

– Как не слышать, если я являюсь его подарком тебе? Неужели ты уже и об этом забыла? – удивился Генрих.

– Ах, да! Совсем вылетело из головы. Представляешь, до чего доводит, эта чертова работа...

– Так же как и Бога, черта не стоит упоминать всуе. А то возьмет, да и притащится на зов. По себе знаю. Сам, дурак, и призывал Мефистофеля до тех пор, пока он не явился пред очами, и не совратил меня весьма соблазнительными перспективами дальнейшей жизни на Земле, а что все это в конечном итоге закончится Адом, думать не хотелось. Молод я тогда был. Казалось, что все это так далеко... и неправда, – с сожалением изрек Генрих, вспоминая историю собственного грехопадения.

Генрих, пожалуй, впервые за время своего существования, сожалел о том, что в свое время по собственному желанию, связался с Мефистофелем, тем самым навсегда отрезав себе путь в Рай. И хотя сожалеть о прожитых годах на Земле, когда Мефистофель находился у него в услужении, в полном смысле этого слова, он не мог – слишком, уж, хорошо и вольготно ему жилось в то время, то все последовавшее за этим, – вызывало у него чувство раздражения и неудовлетворенности. Как говорится, плата за слишком необузданные удовольствия молодости – в старости, зачастую, бывает слишком высокой.

А Мефистофель с Лилиан уже некоторое время пребывали в КПЗ, куда были помещены сразу же после задержания на пожаре. Надо сказать, что в «обезьяннике» собралось довольно интересное сообщество двуногих, прямоходящих особей. Назвать людьми тех, кто обычно бывает, сосредоточен в этих местах, довольно часто, – язык не поворачивается. Впрочем, как мы знаем, сегодня тут, и, правда, не все были человеками.

И Мефистофель и Лилиан, хоть и не были одеты для встречи на высшем уровне, все же резко отличались от остальных обитателей камеры предварительного заключения, причем, не столько экипировкой, сколько манерой поведения.

От них за три версты не несло запахом немытого тела и мочой, как от парочки "бомжей" волею случая оказавшихся сегодня здесь. "Бомжам" и в "обезьяннике" было отведено самое худое место. В углу, куда почти не достигал слабый свет лампочки, копошились какие-то вонючие лохмотья безропотно сносящие оскорбления и тумаки менее униженных судьбой сокамерников.

Не благоухало резким, буквально отталкивающим и вызывающим аллергию, ароматом дешевого парфюма, как от девиц, отловленных и привезенных сюда с трассы, прямо с их "рабочего места". И рот их не брызгал слюной и постоянно не извергал из себя ненормативную лексику, как у торговки, привезенной сюда с рынка за какие-то административные нарушения.

Короче говоря, если бы они не были привезены сюда по настоятельной просьбе Главы администрации поселка, то их за "примерное поведение" уже давно бы следовало, амнистировав, выпустить на волю. А поведение их, действительно было достойным подражания. По крайней мере, так казалось стражу порядка, который сегодня дежурил в КПЗ. Мефистофель уже неоднократно вызывал того для "приватной беседы" и каждый раз пытался дать тому "на лапу" все более весомую пачку валюты за освобождение себя и Лилиан.

То ли из вредности, то ли по какой другой, неизвестной науке причине, сегодня милиционер изображал из себя неподкупного стража порядка и предлагаемый выкуп не брал. Хотя, видя с какой скоростью, пухнет пачка валюты, предлагаемой быть врученной ему, он мог решить подождать, пока ее стоимость сравняется с миллионом, и уже тогда обеспечив будущее себе и семье, выпустить отсюда эту "нечисть" на все четыре стороны, и с ощущением "исполненного долга" рвануть с женой куда подальше. Быть может даже и за границу. Но если он рассчитывал именно на это, – то сильно просчитался.

Вскоре в КПЗ наведался сам Глава администрации, сопровождаемый обоими полномочными представителями Создателя: Ксафаном и Купидоном. Весьма представительный Василий Петрович довольно странно смотрелся в компании с крылатым Ксафаном и белобрысым пацаном все время поправляющим, болтающийся за спиной и постоянно сползающий с плеча колчан.

Первым, обращаясь к Лилиан, заговорил Купидон:

– Ну что, "звезда танцпола"? Твои нижние конечности уже пришли в себя? Или еще, как у меня, до сих пор побаливают? – и малолетнее греческое божество, притворно потирая бедра и колени, якобы перетрудившееся вчера во время их совместного занятия "танцами", как всегда, рассмеялось.

– Ты, лучше, попроси ее показать хвост, – посоветовал Ксафан, явно желая своим высказыванием вывести чертовку из себя.

– Слышишь?.. – снова спросил, обратившись к чертовке, Купидон, – Тут очень интересуются твоим хвостом.

И тут все общество, волею случая, собравшееся сейчас в КПЗ, услышало не то вой, не то рык, изданный Лилиан. И всем сразу стало совершенно ясно, что человеческое существо при всем желании не могло бы исторгнуть подобные рулады из собственной груди.

– Ах ты, маленький гаденыш!.. Никчемное старо-древнее божество!.. Когда, наконец, оставишь меня в покое! Зачем привязался ко мне со своим хвостом?

– Радость моя... – парировал Купидон ее высказывания насчет хвоста, – Хвост – не моя придумка. Еще совсем недавно, ты, как говориться, "каленым железом" выжгла на спинке дивана что-то о хвосте Ксафана, хотя сама прекрасно знаешь, что в связи с выходом из вашей шайки у него больше хвоста нет, а есть только ангельские крылья, а ты все пристаешь и пристаешь к нему с этим вопросом. Еще не надоело? А вот насчет наличия хвоста у тебя, – доподлинно неизвестно. Многие считают, что у чертовок, в наличие обязательно должен иметься хвост. И нам всем очень интересно, – имеется ли он у тебя?.. – на лице Купидона изобразилась явная заинтересованность ее ответом на свой животрепещущий вопрос.

– Перебьетесь со своим интересом, – отрезала Лилиан, а затем, чтобы как-то намекнуть на отсутствие у себя хвоста и навсегда пресечь подобные вопросы, развила мысль дальше, – Даже если бы он и существовал раньше, то пластическая хирургия в последнее время достигла таких успехов...

– Догадываюсь я, у какого пластического хирурга ты купировала свой хвост, – захохотав, произнес Ксафан, знавший, что подобная хирургия в Аду особой популярностью не пользуется, – У ветеринара ты это сделала, когда прихворнувшего Фауста к тому на прием водила.

Оскорбленная Лилиан снова зарычала, попыталась просунуть руки сквозь прутья решетки, чтобы задушить своего бывшего шефа, но то ли прутья были слишком частыми, то ли руки у нее были коротковаты, то ли Ксафан выбрал для себя вполне безопасное место подальше от этой злополучной решетки. В общем, Лилиан, несмотря на огромное желание, этого сделать не удалось.

– Товарищи! – громогласно, чтобы привлечь к себе внимание, обратился Мефистофель ко всем присутствующим, – Давайте прекратим эти пустые дебаты о хвостах...

– "Тамбовский волк" тебе товарищ... – тут же откликнулся на его обращение Ксафан.

– Ну, хорошо. Пусть не товарищи... Но как-то мне нужно было к вам всем обратиться? – смиренно произнес Мефистофель, стараясь как можно меньше раздражать навестивших КПЗ Главу администрации и двух посланцев с небес.

– А ты говори прямо, по существу... Мы, как-нибудь, переживем твою "адскую" невежливость, – сообщил его бывший фанат и почитатель – Ксафан.

– По существу, так по существу... – пробубнил Мефистофель и задал вопрос по существу, – Вы, ведь, сюда притащились не для того, чтобы полюбоваться неописуемой "чертовской" красотой Лилиан? И не для того, чтобы лично побеседовать с одним из прототипов героев "Фауста" сочиненного Гете?

– Это уж точно, – подтвердил Василий Петрович, – Речей лживых ваших уже наслушались вдоволь, и больше нет желания. Да и "чертовской красотой" налюбовались так, что надолго хватит. А пришли, и правда, по делу. Вернее, с предложением...

Мефистофель вскинул брови, показывая свою заинтересованность их предложением.

– Мы настоятельно предлагаем вам убраться туда, откуда вас двоих, и принесло на Землю, – высказал Ксафан просьбу, которая была ими троими всесторонне обсуждена и утверждена.

– Помниться, еще не так давно, ты убеждал меня в обратном. Если бы не твои настоятельные просьбы, то я бы ни за что не сунулся сюда. Мне вполне хватало славы и после моего первого успешного проекта с доктором Фаустом, – произнес черт, напоминая бывшему "руководителю адского проекта" по чьей настоятельной просьбе он ввязался в эту "чертову перестройку".

– Видит Бог, я об этом очень сожалею, – искренне произнес Ксафан.

При упоминании Бога, лица Мефистофеля и Лилиан исказила ужасающая гримаса, и они оба заскрежетали зубами.

– А я посодействую в том, чтобы вас прямо сейчас выпустили отсюда. Не правда ли, вы, ведь, очень хотите покинуть этот "благословенный" уголок? Иначе бы не совали охраннику мзду за свое освобождение? А вы сейчас же оба быстренько сматываете свои удочки и убираетесь отсюда восвояси. Идет? – с радостью, что сейчас все быстро и закончится, поинтересовался Глава администрации.