Текст книги "Радуга Над Теокалли"

Автор книги: Маргарита Свидерская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

"Но откуда взялся нож?! У меня его не было!.." – Иш-Чель вновь посмотрела на свои руки, они были в засохшей крови. Она попыталась ногтями отскрести ее, на коже остались царапины. Почему-то это занятие отняло последние силы. И она прекратила. На глазах выступили слезы – ей было жалко себя, и свою такую несуразную жизнь. В который раз она попадает в ситуацию, когда ее жизнь балансирует на кончике ножа? Иш-Чель подумала – постоянно! Только-только она начинает вести жизнь обычной женщины, как обязательно происходит что-то. И вот снова, она в темнице, от нее ничего не зависит, ее судьбу решают где-то и кто-то, кому она, Иш-Чель, совершенно безразлична. Смешно надеяться на счастливый исход. Ее обвинят в убийстве сестры тлатоани и, как требует закон, забьют палками. И как это ее не убили на месте? Ах да, начальник стражи в их доме помешал… "Что же будет с Маленьким Ягуаром?.."

Тюремщик вошел почти неслышно, только в передаче для заключенной что-то стукнуло внутри, и привлекло ее внимание, мужчина положил узелок у входа в темницу и вышел.

"Что это?" – Иш-Чель поднялась и подошла посмотреть. В узелке была одежда: юбка, рубашка, покрывало, ее любимый гребень с красивым узором из мелких камней нефрита; кувшин с водой и лепешки. Быстро скинув окровавленные лохмотья, женщина с наслаждением оттерла с себя всю кровь чистыми лоскутами – остатками ее дневной одежды и переоделась. Стало немного легче.

"Что с Маленьким Ягуаром?! Только бы он был жив! Неужели я не успела?!"

"Что теперь будет со мною?.. Забьют палками?.. Но, я не убивала Шочи!" – удары от плетки и палок болели, на теле явственно проступили рубцы и синяки, вернее, проступала чистая кожа, а все тело было покрыто следами от ударов, которые ей нанесла Шочи и ее охрана.

"Значит, вот так будут меня бить, пока не убьют? Больно… Долго… Но… если сын погиб, что меня держит на этой земле?!."

Тлакаелель после разговора с Амантланом прошел на женскую половину. Он искал Милую Лисицу, по его мнению, уж если кто и знал что-то, то это могла быть только она.

Милая Лисица находилась возле тела сестры, которую по обычаю ацтеков одели в теплые одежды для долгого путешествия в страну мертвых. Все женщины рыдали, рвали на себе волосы и наносили ножами раны на своих лицах и телах.

Сделав знак тетушке, Тлакаелель вышел. Вместе они прошли в сад.

– Скажите, уважаемая, почему наша покойная сестра пошла в дом к Амантлану? – Милая Лисица тяжело вздохнула:

– Она ничего мне не стала объяснять. Поверьте, я пыталась ее остановить!

– Но что-то же она сказала Вам?

– Моя несчастная сестра устала ждать решения брата… Амантлан тоже ей отказал, вот она и решила пойти и поговорить с его женой… Она была в ярости… О, моя бедная сестра! – Милая Лица расплакалась и, не обращая внимания на советника тлатоани, вернулась в комнаты сестры.

Тлакаелель потоптался на пороге, но за тетушкой не последовал, а пошел к тлатоани. Ицкоатль уже переоделся в траур, сидел на циновке и курил, он задумчиво смотрел на кольца дыма, которые поднимались к потолку. Любой бы решил, что правитель думает о чем-то важном, но на самом деле, мысли тлатоани витали далеко и не имели никакой конкретной цели. Он просто вспоминал. Шочи. Нет, он не горевал за нею, как за любимой женщиной. К сожалению, сестра вносила слишком много сумятицы в семье, ее нужно было постоянно контролировать, а потому ее внезапный уход просто развязывал правителю руки, освобождал его от обузы по имени Шочи. Но она была его сестрой, родным по крови человеком… И какая-то маленькая часть души тлатоани, запертая в укромном уголке, все же горевала по ней, требовала справедливого возмездия. И он не мог устоять.

– Ты все узнал?

– Да, господин! Но, мои сведения не принесут тебе радости.

– Не понимаю.

– Нашу прекрасную Шочи посетил дух гнева, она отправилась к нашему военачальнику Амантлану. Там, нарушая все Ваши указания, тлатоани, женщина предложила ему на ней жениться. Опять же, нарушив все правила! Ваш верный подданный Амантлан, давший Вам слово, отказал женщине. Тогда наша несчастная Шочи отправилась к нему в дом. Между нею и женой Вашего верного друга Амантлана, которую зовут Золотое Перышко Колибри, произошла ссора. Заметьте, дядя, прекрасная Шочи провоцировала хозяйку дома, всячески ее оскорбляла. Об этом говорят все свидетели. Затем, подчинившись духу гнева, Шочи набросилась на женщину и ее сына. Начальник отряда охраны утверждает, что в руках или на поясе у жены Амантлана не было ножа. Твои верные слуги допросили челядь дома, где произошло убийство, никто не признал этого ножа. Но вот одна из служанок погибшей, сказала, что видела его на столике с фруктами в комнате госпожи Шочи. Нож принесла сама погибшая…

– Ты хочешь сказать, что женщина Амантлана защищала себя?

– Да, уважаемый! Именно! И это подтверждают: твои люди из свиты Шочи и слуги из дома Амантлана!

– Тлакаелель, погибла моя сестра, ее убили! Кто?

– У меня нет ответа на Ваш вопрос… У подозреваемой не было ножа, этот нож принесла с собой Шочи. Была драка. Женщина защищала жизнь ребенка и свою! Жена Амантлана защищалась от духа гнева…

– Довольно, в моей душе ты посеял сомнения в виновности этой женщины! Но я жажду наказать убийцу моей сестры! – тлатоани был расстроен, то, что было ясно для него в самом начале, вдруг поворачивалось и… кого теперь наказывать?! Его сестра, всегда жизнерадостная Шочи лежит в своей комнате, одетая в теплые одежды, чтобы отправиться в дальний путь, в страну мертвых, такая молодая, красивая, а он не нашел ее убийцу! Он – тлатоани страны Анауак! Он жаждал увидеть муки забиваемого палками негодяя, забравшего у него его любимую сестру. Только тогда перестала бы тихо стонать та его часть души, которая все же принадлежала Шочи.

– Я иду за истиной к Тескатлипоко, только Владыке стихий, смотрящему в дымящееся зеркало правды – Итлачиаякуе, известна правда! – вскочил Ицкоатль, – Тлакаелель, ты со мною?

– Да, мудрейший!

Храм Тескатлипоко, одного из трех главных богов страны Анауак, повелителя страны мертвых находился рядом с теокалли Уицилопочтли и Тлалока. Мужчины оставили охрану у входа и вошли. Их встретила группа служителей. Низко кланяясь, жрецы принесли соболезнования тлатоани и его семье. Жрецов не удивило желание правителя услышать истину именно у бога, которому они служили, ведь Тескатлипока всегда знал, где находится преступник и, в какую сторону направить одну из четырех стрел, которые покарают нарушившего закон.

Их провели внутрь храма, где правитель и советник встали перед статуей бога, изображавшей красивейшего мужчину, украшенного букетами и гирляндами цветов. Главный жрец воскурил жертвенник, затем принял чашу с напитком и поднес ее сначала тлатоани, а потом его советнику:

– Испейте священный напиток, ищущие правды, Ваш путь далек, но Тескатлипока примет Вас, ибо нет бога, любящего правду и карающего своей рукой несправедливость на нашей грешной земле!

Откуда-то сверху стал опускаться белоснежный сладковатый дым, заиграли свирели, раздались редкие удары барабанов.

– О, повелитель звезд и холода, бог ночи, ты, повелевающий всеми стихиями в мире и на нашей земле… – донеслось до советника обращение Ицкоатля, – Могущественный повелитель северной стороны, взгляни же в свое магическое зеркало Итлачиаякуе и дай ответ мне… Кого я должен наказать за смерть моей любимой сестры Шочи? Кто отнял ее у меня – мою радость, мое счастье, мою кровь, и отправил к тебе так рано, Мойокояцин, Титлакауан, Ипалнермоани! Забери сомнения из моей души, дай мне одну из своих стрел и пусть моя рука, ведомая твоими знаниями и твоей волей, направленная тобой, Науакуе, как ночной ветер сметет преступника с лица земли! Моя рука не дрогнет! Как ты, я поражу преступника здесь на земле! Скажи же мне твое правдивое слово! Изъяви волю, Всевидящий, Справедливейший Тескатлипока!

Во время молитвы Тлакаелель повторял слово в слово за повелителем его обращение, он, кто давно уже догадался, как погибла прекрасная Шочи, теперь боялся, как никогда в жизни. Что если Тескатлипока назовет жену друга преступницей и прикажет ее наказать? Что, если жрецы такого могущественного существа, воспользуются своей властью и укажут тлатоани на невиновного человека? Что тогда ему делать?!

"Женщина с огненными волосами скажет правду… Спроси ее…" – услышал Тлакаелель но так и не понял, откуда прозвучал этот голос. Он невольно завертел головой в поисках сказавшего эти слова, чем привлек внимание и тлатоани и жрецов, стоявших в отдалении "ищущих правду".

– Ты услышал слова великого и правдивого Тескатлипоки? – внимательно посмотрел на советника главный жрец. Тлакаелель растерянно кивнул и взглянул на дядю, который стоял расстроенный и, чем-то явно огорченный, причем правитель заторопился покинуть храм.

"Интересно, Ицкоатль услышал то же, что и я?"

– Ты слышал слова Тескатлипоки? – спросил Ицкоатль, когда они вышли из храма. Тлакаелель не знал, что и сказать – спрашивать бога о правде, он спрашивал, но повторял слова за тлатоани.

– Тескатлипока мне казал: "Женщина с огненными волосами скажет правду… Спроси ее…" А Вам правдивый Тескатлипока что-то сказал?

– Женщина с огненными волосами – это жена Амантлана Золотое Перышко Колибри?

– Да. Так Вы слышали слова Тескатлипоки?

– Слышал, – Ицкоатль усмехнулся: – "Ты погубил сестру, не губи еще одну женщину…" Мне не нравятся эти слова, Тлакаелель! Убийца должен быть наказан!

– Да, тлатоани! А, если никто не убивал Вашу любимейшую сестру Шочи?

– Моя любимейшая сестра Шочи мертва!

– Давайте спросим "женщину с огненными волосами"?

Тлатоани, продолжая оставаться в задумчивости, кивнул:

– Да, пусть приведут эту "женщину с огненными волосами"… И пусть Амантлан… пусть Амантлан будет рядом. Нет, не так, пусть их обоих приведут!

Ицкоатль сидел на троне, когда одновременно вошли Амантлан и его жена – «женщина с огненными волосами», которые она спрятала под покрывалом. От правителя не ускользнула нежность, с какой смотрел на преступницу его военачальник. Хотя, чем любоваться? – Все лицо женщины покрывал огромный синяк, и оно опухло. Да, она была одета чисто и опрятно, но обычная рубашка и юбка скрывали формы тела; глаз женщина не поднимала, а в груди правителя, при виде ее заклокотало – душа Шочи требовала отмщения.

– Знаешь ли ты, женщина, в чем тебя обвиняют?

Иш-Чель кивнула. Присутствие Амантлана ее обрадовало и подарило надежду. Муж стоял рядом, и она ощутила тепло, которое исходило от него. Тепло и еще что-то… Сразу женщина не поняла что, но через мгновение, когда уверенность, исходившая от Амантлана, передалась и ей, поняла – ее муж не боится ни правителя, ни страшного суда страны Анауак. Он будет защищать ее, даже если сейчас в комнату к ним ворвется вся армия Теночтитлана. Она украдкой кинула взгляд на него – гордый орлиный профиль, высокий плюмаж из белоснежных перьев, и ни одно перышко даже не шелохнулось, настолько предводитель ягуаров был уверен в себе и своей силе, а, может быть, в ее невиновности?..

– Я – тлатоани Ицкоатль! Говори правду, женщина! Ты убила мою любимую сестру Шочи? – вопрос Ицкоатль прорычал, но теперь Иш-Чель не испытывала страха, собственная правда – она не убийца, и смелая поддержка со стороны мужа, дали ей необходимую силу и уверенность в себе.

– Нет, мой господин, я не желала ее смерти. Не моя рука нанесла этот удар!

– Кто нанес этот удар? – Ицкоатль не верил.

– Не знаю, мой господин, но только не я! – Иш-Чель ответила, смело смотря тлатоани в глаза. Короткий поединок. Тлатоани нахмурился и отвел свой взгляд. Он был неудовлетворен, он был зол.

– Тлатоани, я готов ответить перед твоим судом, женщина принадлежит моей семье, но она не совершала преступления! – вышел вперед Амантлан, загораживая собой жену. Тлатоани усмехнулся:

– Храбрый Ягуар, я хочу знать, кто убил мою сестру? Твоя защита пока не требуется!

Тлакаелель подошел к правителю и отвлек его внимание, тихо что-то говоря. Некоторое время правитель хмуро взирал на допрашиваемых. Потом его густые брови сошлись на переносице, затем кривая улыбка слегка коснулась полных губ. Тлатоани достаточно долго сидел молча – он думал, а присутствующие терпеливо ждали.

После короткого разговора с советником, правитель еще некоторое время рассматривал Амантлана с Иш-Чель. Затем он повернул голову к Тлакаелелю и спросил:

– Ты уверен?

Тлакаелель утвердительно кивнул.

– Суда над тобой, "женщина с огненными волосами" не будет. Ты защищала жизнь своего ребенка, как любой дикий зверь защищает детеныша, в этом тебя нельзя винить; ты так же вступила в неравную схватку с диким духом гнева, который вселился в мою любимую сестру Шочи. Не она тебя оскорбляла, не с нею ты боролась, а с ним – диким духом, охватившим мою несчастную сестру… Ступайте с миром, Амантлан! Ты еще раз доказал свою верность мне, но, с одним условием. Твоя жена замешена в гибели женщины из моего дома, она должна понести наказание!.. Я решил, что отныне жене Амантлана по имени Золотое Перышко Колибри запрещено радоваться жизни в сердце нашей страны, она не должна больше жить или находиться в столице! Она сегодня же должна покинуть Теночтитлан! Навсегда!

Почти ночью, под плач Ишто и приемных родителей, Иш-Чель села в носилки. Она с трудом могла поверить, что ей опять повезло – она осталась жива и избежала казни. Но самое главное – ее сын Маленький Ягуар тихо сопел рядом, прижимаемый к груди.

А Теночтитлан… Не любила она этот город.

Вдали от столицы, среди возделанной земли и цветущих садов, Иш-Чель наконец-то наслаждалась спокойной и размеренной жизнью. Амантлан практически не бывал в поместье, он постоянно находился где-то у границы со своими ягуарами. Она даже не знала, где располагается военный лагерь мужа, собственно, это ее не интересовало – избегаешь? Избегай. Раз в неделю с центральной дороги к их поместью, расположенному немного в стороне, приходил отряд из воинов-ягуаров, обычно человек пятнадцать – двадцать. Все высокие, крепкие, покрытые шрамами – любимая гвардия Амантлана. К моменту их прихода челядь уже выставляла полные корзины с рыбой, лепешками, овощами, чоколатлем, все, что сутки жарилось и пеклось для них. Весь провиант заботливо укрывался сверху листьями и ставился в тень под навес.

Воины отдыхали несколько часов, в это время Иш-Чель предпочитала не выходить из своих комнат. Когда-то она опрометчиво решила обойти и проверить, как работают слуги, все ли задания выполняются, и была просто шокирована увиденным беспорядком. Печи были без присмотра, зерно для хлеба никто не молол, а на огороде и в птичнике не было ни одной женщины!

Мужскую половину слуг она нашла сидящими в сарае для инвентаря и… почти пьяными от октли! И где они его добыли? Как посмели?! В поместье октли не изготавливали, обходились пульке или водой, а ее слуги и рабы были уже в невменяемом состоянии. Не осмотренным остался сад, туда Иш-Чель и направилась, но остановилась у первых же кустов. Оттуда доносился веселый, немного кокетливый женский смех. Покраснев, Иш-Чель удалилась в свои покои, но не преминула, после того, как ушли гости, сделать выговор челяди, наказать мужчин за пьянку. Жители поместья тяжело вздохнули, женщины удивленно переглянулись между собой, пожав плечами, показав всем своим видом, что они совершенно не понимают, за что их ругают и в чем проблема. Выговор единодушно отнесли к плохому настроению хозяйки, у которой муж слишком долго не посещал поместье, выполняя свой долг перед страной.

Когда же Амантлан выбрал время и наведался домой, Иш-Чель сделала попытку с ним поговорить о поведении челяди и его воинов. Сказать, что Амантлан был удивлен, ничего не сказать. Выслушав внимательно сбивчивые претензии жены, он решил уточнить:

– Мои воины кого-то обидели, на них жаловались женщины? – Иш-Чель вздохнула и отрицательно покачала головой. Брови Амантлана поползли вверх, его лицо постепенно вытягивалось в удивлении, а в глазах начали плясать озорные огоньки.

"Ну вот, сейчас опять будет смеяться или переведет все в шутку!" – огорчилась женщина, и, чтобы скрыть смущение, она нервно затеребила разноцветную бахрому своего пояса, скромно потупив глаза.

– Чем же ты недовольна? Все получили удовольствие.

Иш-Чель мрачно краснела, не зная как объяснить мужу, что ее смущает в поведении челяди.

– Маленький Ягуар мог забежать, и это не то, что должен видеть ребенок!

– Согласен. И все?

– Это можно было бы делать, вернее это вообще не должно быть на территории поместья!

– Почему? Нам нужны работники для полей, слуги в доме. Я надеюсь, что поместье разрастется, а уж если это будет происходить естественным путем, а не покупкой рабов, то буду просто счастлив! Или у тебя, женщина, другое мнение? Ты не хочешь процветания поместья?

Иш-Чель опрометчиво подняла голову и увидела, как Амантлан широко улыбается, готовый рассмеяться, что он незамедлительно и сделал:

– Нельзя мешать радоваться жизни, если сама не можешь с благодарностью принимать эти радости! Скорее всего, тебя огорчило не то, что слуги получают удовольствие, а то, что ты этой радости испытать не можешь!

– Да… как вы… можете! Я сказала свое мнение!

– Я – тоже! Моим воинам нужен отдых! Женщинам поместья нужны радости, на которые они имеют право, а также радости материнства! Так было, есть и будет!

– Ну, знаете… – щеки Иш-Чель еще ярче вспыхнули, и она бросилась из комнаты, которую всегда занимал муж. А в след ей, как всегда несся издевательский смех Амантлана:

– Учись жить и радоваться жизни, женщина! А если не умеешь, не мешай другим!..

Больше Иш-Чель не пыталась изменить порядки в поместье, а просто брала Маленького Ягуара и оставалась в своих комнатах, или уходила далеко от дома и проводила там все время, запасаясь едой и водой. Когда она возвращалась, то в поместье уже кипела дружная работа. Дневное развлечение удваивало силы челяди: печи горели ярко, жарилось мясо, овощи весело выглядывали из корзин, только что принесенных с огорода.

Так было и в этот раз, с той лишь разницей, что по двору поместья расхаживал его хозяин. Само присутствие Амантлана было в радость челяди – он отпускал шутки, никого не ругал, а потому слышался смех со всех углов двора. Готовился праздничный ужин. Для Иш-Чель же это было неожиданностью, обычно муж заранее предупреждал ее о прибытии.

Иш-Чель подошла к Амантлану, поздоровалась, обратив на себя его внимание. Он прервал разговор и, улыбаясь, подхватил Маленького Ягуара на руки, направился к себе, вынуждая Иш-Чель следовать за собой.

Когда они остались одни, он отпустил сына Иш-Чель (тот сразу убежал играть), и объявил:

– Завтра я ухожу в Теночтитлан. Вызывает тлатоани. Скорее всего, затем отправлюсь на оттоми. Тебе предписано оставаться здесь. Как тебе бы не нравилось, но я оставляю часть своих воинов в поместье для охраны. Надеюсь, ты не против их присутствия?

– У меня ведь нет выбора? К тому же, поместье нуждается в присмотре, или я остаюсь, как пленница, а не хозяйка?

– По закону ты обязана здесь находиться. А хозяйкой ты стала уже давно, став моей женой.

Иш-Чель кивнула, ожидая, что Амантлан еще что-то добавит, но он отвернулся и отошел в угол, где было сложено оружие. Иш-Чель тихо вышла.

Жизнь в поместье потекла своим чередом. Иш-Чель не скучала по столице, в поместье жилось намного спокойнее и тише, несмотря на близость южной границы. Возможно, именно эта близость и обеспечивала тот покой, ведь именно здесь было сосредоточение южной армии ацтеков, которой командовал Амантлан. Отряды по двадцать человек, составляющие боевые единицы менялись каждые два-три месяца, проходили торговые караваны, все они приносили столичные новости с опозданием, но жители провинции и этому были рады.

Ближе к вечеру Иш-Чель сообщили, что прибыл гонец из Теночтитлана. Она поначалу попыталась отмахнуться, какие к ней могут быть гонцы, и отправить вестника в лагерь Амантлана, когда слуга добавил:

– Этот гонец к Вам, госпожа!

– Хорошо, пусть войдет! Приготовьте ему еду!

Высокий мужчина вошел к ней в комнату и, ожидая разрешения говорить, замер на пороге.

– Вам точно нужна я?

Посланник кивнул.

– Слушаю.

– Вам предписано явиться в Теночтитлан со своим сыном незамедлительно, чтобы присутствовать на празднике Куахвитлехва, госпожа.

– Но по приказу тлатоани Ицкоатля я должна находиться в этом поместье. Мне запрещено появляться в столице.

– На этот праздник съезжаются все знатные граждане Анауака, госпожа! И Вам приказано прибыть к сроку!

– Вот как? Ступайте, Вас накормят… – холодок пробежал внутри Иш-Чель. Она повторила про себя: "Куахвитлехва, Куахвитлехва, Куахвитлехва… Это праздник какого бога? Почему все знатные должны быть в одном месте? Даже те, кто в изгнании…"

Ощущая себя очень неуютно, так и ничего не вспомнив, Иш-Чель отправилась во внутренний двор, чтобы отдать распоряжения собираться и уточнить значение праздника Куахвитлехва.

– Куахвитлехва? О, госпожа, это ведь замечательный праздник Выпрямления деревьев!.. – сказала ей служанка. Присев на корточки, женщина пояснила, что в этот день жрецы отбирают мальчика из знатной семьи в возрасте от пяти до семи лет, чтобы принести его в жертву. У Иш-Чель, едва она услышала о мальчике и жертвоприношении, потемнело в глазах.

"Не может быть… Такого просто не может быть! Маленький Ягуар – моя жизнь, моя радость и надежда, только не он! Мы не пойдем в Теночтитлан! Мы останемся дома!"

Иш-Чель наивно полагала, что о ее семье могут забыть. Но едва прошла неделя, как у порога имения стоял отряд из младших жрецов бога Тлалока. Ей вежливо объяснили, что их семья обязана присутствовать в столице и принимать участие, которое будет угодно богам. Холодея от ужаса, Иш-Чель отдала приказание собрать вещи. Когда все было готово к путешествию, она вместе с сыном взошла на носилки и обреченно закрыла глаза. Всю дорогу женщина прижимала к себе сына, неустанно шепча молитвы своей богине о спасении Маленького Ягуара.

Праздник Куахвитлехва приближался… Все ждали его с особым напряжением и, в тайне надеясь, борясь с собственными чувствами, что выбор минет их дом. Как всегда, надежда, а может, чувства любви и материнства, вступали в неравный бой с возможностью прославиться и послужить богам. В каждой семье матери боялись признаться даже самим себе, что слава и гордость за клан, род, семью иногда оказывается слишком неравнозначными по сравнению с их любовью к своему ребенку.

И потому в домах пилли замер смех.

Не было привычных визитов гостей на чашечку чоколатля с обсуждением городских и военных новостей с границ.

Иш-Чель с ужасом вставала каждое утро и думала, что этот страшный день выбора приближается. И вот тут-то она впервые буквально возненавидела свое положение, дававшее ей до этого времени преимущество в обществе. Ведь теперь жизнь её сына, впервые за пять лет была под угрозой.

Уж лучше бы она была простой рабыней, служанкой, наложницей, но никак не женой знатного человека из Теночтитлана!

Каждый её день теперь начинался с того, что она бросала тревожней взгляд в сторону горы Тлалокан и не знала, каким же богам возносить свою горячую молитву о спасении Маленького Ягуара. Как оградить дорогое родное дитя от гибели. Ее поведение напоминало поведение обезумевшей женщины, только подтекст был иной – она хотела, чтобы боги не избрали её сына. Без единой тени смущения и страха она пыталась найти выход и оградить сына даже от самой необходимости участвовать в жеребьевке.

Чаще всего слуги смотрели на нее с осуждением, если могли разгадать истинную причину ее истерик, а родные пытались говорить ей обычные, известные всем фразы:

– Это милость богов, это счастье послужить им…

– Нужно смириться, не раз жребий обходил нас стороной…

– Нужно молчать, что бы ни навлечь на себя гнев жрецов…

– Твое поведение навлечет гнев богов на наши головы…

– Столько лет ты живешь с нами, а не научилась любить и чтить наших богов…

Иш-Чель смиренно принимала все советы, отмалчивалась и уходила в себя, понимая, что ей не дано им всем объяснить, что значит для нее жизнь сына. А внутри, в ее душе закипал гнев на несправедливость богов к ней, к ее ребенку. И только мимолетная надежда, что просто не могут боги несколько раз делать выбор из одной семьи, постепенно уступала страшной в своей истине мысли – не настигла ли ее сейчас расплата за побег от жертвоприношения в Коацаоке? Не должен ли теперь ее сын расплачиваться за дарованную богиней Иш-Чель, но украденную у бога Чаку ее жизнь? Но бог Чаку остался в прошлом! Здесь, в Теночтитлане были другие боги! Неужели боги договорились между собой, и бог Чаку смог отомстить ей вот так, безжалостно отобрав у нее сына?!

"Что же мне делать? Как, ну как же мне спасти его?!" – билась в истерике Иш-Чель в безрезультатных поисках выхода. Она перебрала все возможные варианты побега… И не один не подходил.

Дни и ночи стали для неё истинным кошмаром. Ей постоянно чудились протянутые руки сына. Она наяву слышала его жалобный призыв о спасении, но даже во сне не могла ему помочь.

Ишто было жалко невестку, и она любила своего внука – Маленький Ягуар был славным мальчиком, в меру шустрым и резвым, но очень разумным. Их, сколько она себя помнила, выбор богов обходил стороной. Старая женщина не могла представить себе, что дом не будет освещен чистым смехом и постоянными проделками мальчика. Веруя, она надеялась, в чем не желала признаваться даже самой себе, что Маленький Ягуар не уйдет из их жизни. Во всяком случае, она твердо знала, что не сможет радоваться ни искренне, ни ложно, если выбор богов падет на них.

Хуже было то, что её сын Амантлан отсутствовал, уже более семидесяти дней его не было в Теночтитлане – он верно отстаивал интересы ацтеков в землях оттоми на севере.

Обе женщины страдали молча. При встречах они прятали глаза и пытались заводить ничего не значащие разговоры о домашних делах. Это очень раздражало обоих, но ни одна не могла изменить принятому поведению, что еще больше ожесточало их и разводило в разные стороны. Обстановка накалялась с каждым днем, и в одно утро Иш-Чель отдала приказ слугам собирать вещи. Она твердо решила бежать из Теночтитлана в пригородное жилище Амантлана.

Что ей двигало, было понятно каждому – в отсутствии Амантлана именно ей предстояло тянуть жуткий жребий для своего сына.

Устав противиться невестке, Ишто подошла к каноэ. В последний раз, пытаясь вразумить женщину, теряющую свое лицо, сказала:

– Ты не сможешь убежать от судьбы, Золотое Перышко Колибри…

– Я попытаюсь… – невестка упрямо вздернула подбородок.

– Здесь у тебя больше шансов, подумай, тебе принесут полную корзину…

– А вдруг, они не станут ехать в загородные дома?

– Доченька, дорогая, ты ошибаешься, потому что они обойдут дом за домом, пока не будет вытянут жребий… Одумайся… От тебя теперь уже ничего не зависит!

– Да, Вы правы, теперь от меня почти ничего не зависит. Но, если бы он был сыном простой рабыни, никто бы не протянул ему это жребий – это удел детей пилли! Ну почему вашему сыну удалось уговорить меня! Зачем он сделал меня своей женой! О, боги! Где же вы! Зачем я согласилась?!

– Ты ослеплена и ожесточена, дочка, останься и возьми себя в руки.

– Маленький Ягуар – моя жизнь. Он все, что есть у меня… А Вы бы смогли взять себя в руки?! Я смешна Вам. Пусть так. Я бегу, чтобы спасти своего сына! – Иш-Чель решительно села в каноэ и накинула на голову покрывало, обрывая тем самим разговор со свекровью.

Снова ничего от нее не зависело. Вновь ничего не имело значения. Но она должна была действовать, хотя бы уехать из столицы, ставшей внезапно мрачной и угрожающей. Теночтитлан давил на нее, не давал думать. Тишина угнетала. А дом стал казаться клеткой, из которой просто необходимо было вырваться. А там… Может быть вне города и подальше от храмов и жрецов она сможет сосредоточиться и найти выход? Слабая, но все же какая-то надежда была. И она не имела права ею не воспользоваться.

Однако же за городом дни по-прежнему тянулись за днями. Выхода не было. Она похудела и практически перестала есть, со страхом ожидая дня праздника Выпрямления деревьев.

Когда наступил этот день, глухой звук барабанов возвестил о его начале, достиг ушей всех, будя в людях смутное беспокойство и тревогу. Он быстро летел над водой и достигал окрестностей Теночтитлана, проник даже за стены домов, заставив Иш-Чель вздрогнуть.

"Вот оно! Помогите мне, боги!"

Иш-Чель проснулась от него, ощутив, что не имеет сил подняться. В голове лишь стучала настырная мысль:

"Пройдите же мимо моего дома!"

Но их дом был первым из поместий пилли, расположенных за городом, дальше раскинулись десятка два таких же домов, но менее знатных придворных.

Совершенно неожиданно Иш-Чель вдруг поняла, почему старая Ишто уговаривала её оставаться в городе – в соответствии с рангом Амантлана, им предстояло выбирать в первой десятке знатных, а это бы увеличило шанс вытянуть гладкую дощечку, без изображений. Ошибка едва не доконала женщину окончательно, если бы была возможность уехать обратно в город – она немедленно посадила бы в каноэ гребцов и сына. Но поздним вечером предыдущего дня посланец от жрецов принял от неё подтверждение об их нахождении.

– О, боги, будьте милостивы к нам! Что же делать?! – Иш-Чель заметалась по поместью, слуги в страхе шарахались от одного её вида – огромные темные круги под глазами опускались до середины щек, а взгляд их стал практически безумным. Она не различала предметы, не помнила имен, только со страхом прислушивалась к плеску вод озера, по которому должны были прибыть жрецы с корзиной.

"А что если сесть в каноэ и просто отплыть, но не удаляться от поместья?" – мелькнула новая мысль. Ведь они могут просто гулять? Могут. Они никуда не уплыли, и никто не обвинит их в измене – пределы поместья большие, их просто не найдут!

Но и эта мысль была отвергнута – жрецы не уйдут, пока не проведут жеребьевку. А слуг в поместье хватает, все сады и угодья будут тщательно ими досмотрены…

Ближе к полудню показались лодки жрецов. Их было около десятка – это могло означать только одно – все семьи пилли, оставшиеся в Теночтитлане, благополучно избежали участи избранников богов и могут радоваться празднику. Это означало, что через час судьба ее сына, ее Маленького Ягуара будет решена. И она сама будет тянуть жребий. Она и никто другой решит: жить ее сыну или быть принесенным в жертву.

Каноэ, празднично украшенные большими гирляндами цветов, причалили к мосткам поместья Амантлана, вся челядь высыпала их встречать, радостно приветствуя. Только Иш-Чель, крепко держа за руку сына, и Ишто, по щекам которой текли слезы, застыли у порога дома.