Текст книги "Радуга Над Теокалли"

Автор книги: Маргарита Свидерская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

– У великого народа – великая история, мудрый Ицкоатль. Её нет необходимости ни править, ни изменять. Вся наша жизнь доказывает её величие, так зачем же задавать работу тлакуилам? – старейший, сказав, занял свое место и снова занялся своей трубкой, внимательно прислушиваясь ко всем говорившим, их было немало, каждый стремился высказать свое мнение, но практически все присутствующие заняли противоположную позицию. Только еще несколько человек попытались возразить тлотоани:

– Ацтеки никогда не стыдились своего происхождения, наш народ всегда воздавал почести отважным воинам, среди пилли немало тех, чьи матери были рабынями, но они, став свободными, достойно служили своему народу и завоевали право быть достойными гражданами Анауака! Наоборот, наша история будет учить потомков свято беречь свободу и землю, которую мы им оставим, они должны знать, чего она нам стоила!..

– В нашей истории нет ничего, чего бы нам нужно было стыдиться!..

– В древних записях хранится мудрость наших предков, как же можно их уничтожить?! Какой пример мы подадим последующим поколениям, мудрейшие из мудрых?.. На чем же мы будем воспитывать наших детей и внуков? Это ведь уничтожение из памяти целого поколения людей, которые дали нам возможность стать такими, какие мы есть: могущественными и свободными!.. Они дали нам пристанище!

– Только великие боги знают, какую дорогу выбирать. Только наши небесные покровители не совершают ошибок. Мы – люди. Нам свойственно ошибаться и выбирать неправильную дорогу, но мы стремимся сделать все, как должно. Имеем ли мы право, осудить тех, чьи души уже давно пируют в садах Уицилопочтли, почитаемые нами? Нет. Перед нашими предками стояла одна задача – выжить, и они выжили. Они записали в древних летописях свой путь и свои страдания в назидания нам. В них же содержится ключ к пониманию величия нашего народа. Наша религия тесно переплелась с религией народа, принявшего нас, нас – бедных странников. Как же быть тем, чьи семьи соединились кровными узами с народом, который мы хотим стереть даже в наших записях?! Я – полукровка, я только наполовину ацтек! Мне дороги любые сведения о народе моей матери. Как отделить ее кровь от крови моего отца! Мы должны решить важную задачу стоит ли выжечь из памяти и истории целый народ, который вместе с нами поднялся в восстании против угнетения Аскапоцалько, ради какой-то призрачной идеи? Может быть, стоит восхищать наших потомков чистой правдой, без всякой лжи? Я против сжигания наших старинных документов и всяческих выправлений в них! – Летящее Облако устало опустился на свое место.

– А что по этому поводу скажет Тлакаелель?

– Почему мы не слышим его мнения?

– Вот именно, пусть выскажется главный советник тлатоани!

Страсти накалялись, вожди и старейшины повскакивали со своих мест и искали взглядом человека, на чью мудрость, дальновидность они полагались многие годы. Для многих он стал эталоном в поведении и подходе к решению важных для народа вопросов. Никто никогда не сомневался в его мужестве и решительности (всем было известно, какую роль он сыграл в мятеже, позволившим ацтекам сбросить иго и стать независимым народом). Тлакаелель спокойно встал и повернулся к тлатоани лицом:

– Стоит ли нам, ацтекам, великим правителям страны Анауак думать о том, как сохранить в памяти народ, который слился с нашим, не сумев самостоятельно отвоевать себе свободу, старейшие? У нас великие цели! И если какие-то полукровки протестуют… что ж, пусть они передают из уст в уста, как их богатые предки – домоседы не желали пролить кровь за свободу своих детей! Мы – победители и будем писать ту историю, и рассматривать её так, как видим её мы. Я полностью поддерживаю решение нашего тлатоани!

Несколько минут в зале заседаний Совета висела тишина. Тлатоани поднял правую руку и закончил Совет:

– Мы приказали собрать все рукописи в нашем городе. С завтрашнего дня тлакуилы, тламатиниме и прочие люди, имеющие отношение к Кодексам приступят к созданию новой истории. Они будут прославлять мужество и доблесть наших предков, подобную гордому орлу или яркому солнцу, которое освещает наш путь! Все старые записи завтра на центральной площади Теночтитлана будут преданы очистительному огню! Мое решение таково. Исполняйте его! – тлатоани резко встал и уверенным шагом направился к дверному проему, где скрылся в длинных переходах огромного дворца. С его уходом собравшиеся в полной тишине покинули совещательный зал. Они были несколько шокированы тем, что тлатоани огласил свое решение без голосования. Высказать возмущение, что их просто отстранили от решения, столь важного для всего народа Анауака, никто не посмел. Тлатоани показал, насколько могущественна его власть, и каждый мучился единственным вопросом: "Что же ждать в дальнейшем?".

Амантлан и Тлакаелель вышли в разные двери. Возле лодки Амантлана поджидал Кремниевый Нож. Едва они сели в лодку, как Амантлана прорвало:

– Он не пожелал выслушать даже согласия Совета, такое ощущение, что его предложение – это приказ! Он не имеет на это прав! Почему ты запретил мне выступать?

– Мы говорили об этом!

– Но нужно было протестовать!

– Нет, во-первых, это бесполезно, во-вторых, ты должен быть чист перед тлатоани и Советом, чист от любых подозрений! У нас другие цели!

– Но я выглядел трусом в глазах тех, кто сказал правду!

– Мы послужим высшей цели.

Друзья направили лодку к загородному имению Амантлана, откуда он вынес два кожаных свертка. Лодка была одна, она тихо плыла по городским каналам, не встречая припятствий на своем пути, но едва они попали на свободную гладь озера, как их окликнули сторожа. Амантлан назвал пароль, но сторожевая лодка неумолимо приближалась, пришлось остановиться. Патрульные осветили ночных путешественников, узнали Амантлана и доложили:

– Тлатоани приказал осматривать всех, кто сегодня попытается покинуть Теночтитлан, извините за беспокойство, но вы не исключение…

Когда до друзей дошел смысл сказанного, они поняли, что их затея слишком опасна. Теперь же она могла провалиться в самом начале. Пока Кремниевый Нож лихорадочно пытался найти выход. Амантлан, привыкший действовать быстро, отбрасывая всякие сомнения, полагаясь только на свои инстинкты, незаметно дал сигнал гребцам. Никто даже не успел сообразить, а вокруг уже завязалась кровавая драка. Гребцами у военачальника Анауака были тласкаланцы, которые с огромным удовольствием бесшумно и в одно мгновение перерезали горло, наклонившимся в лодку для досмотра патрульным. Все было сделано быстро, но пустая лодка патруля привлекла других сторожей. Они подняли тревогу.

– Налечь на весла! Уносим свои головы! – Амантлан, не обращая внимания на рану, уверенно взялся за свободное весло. Лодка летела на хорошей скорости, тласкаланцев просить налегать на весла не приходилось, они знали, что от быстроты зависит их жизнь.

Стражи ночного Теночтитлана не желали упускать нарушителей и почти наступали им на пятки. Наконец, рывок помог преследуемым выскальзнуть из освещаемого круга, а луна зашла за набежавшую тучу. Это стало сигналом к изменению плана. Амантлан и Кремниевый Нож поняли, что пришло время покинуть лодку незамеченными – другого шанса не будет. Они прыгнули в воду, захватив драгоценные рукописи, и направились к берегу, темнеющему вдали. Лодка тласкаланцев сделала крутой вираж и поплыла налегке в противоположную сторону, уводя погоню за собой. Ощущая себя преступниками, друзья выбрались на берег и углубились в чужое поместье. До загородного дома Амантлана было еще далеко, но они хорошо знали окрестности, главное было не попасться патрулям. К несчастью, странный побег из города наделал большой переполох, и в погоне теперь участвовали не только лодки, но и пешие воины ацтеков. Пробираться через чужое поместье было сложно, беглецов спасало только хорошее знание местности и опережение преследователей, которые вынуждены были прочесывать каждый дом.

Наконец, Амантлан опустился на землю, болела, только начавшая затягиваться рана, он чувствовал, что страшно устал и был рад – перед ними располагалось его поместье. Предстояло передохнуть и неслышно проникнуть в дом, а там решить, что предпринять с рукописями и с товарищем. Времени на более продолжителъный отдых у друзей не было, и они продолжили красться, низко пригибаясь к земле, используя каждый куст и дерево, совсем, как юные ягуары…

Иш-Чель крепко спала, ребенок не представлял особых хлопот и рос спокойным, дающим возможность матери отдохнуть ночью от дневных забот. Непривычный шорох в темной комнате разбудил и напугал Иш-Чель, она готова была закричать, призывая слуг на помощь, когда заметила силуэт мужчины. Скорее догадываясь, чем, узнавая, она произнесла:

– Амантлан?.. – тень замерла, за нею показалась другая, заставив Иш-Чель вздрогнуть. Но она не успела закричать, потому что первая тень тихо произнесла:

– Да, женщина, это я. Не поднимай шума и не зови слуг. – Амантлан наощупь нашел небольшую лучину и зажег ее, осветив своё лицо. Мягкий свет выхватил из темноты его заострившиеся черты, мокрую одежду и кровавые пятна на ней. Иш-Чель спокойно оторвала от подола своей юбки кусок ткани и протянула мужу. Он осторожно просунул тряпицу под повязку и осмотрелся. Из темноты проглядывали очертания люльки, сложенные аккуратными стопками вещи. Амантлан не пошел к ребенку, а направился к вещам, отыскав, для себя и товарища подходящую одежду. Он протянул её другу, отошел в темный угол, скинул с себя мокрую. Засунув снятое в самую глубину кучи, он обратился к своему товарищу, опять прижавшему свертки к груди:

– Из этой комнаты ты пойдешь с моей женой вдоль реки, потом у дерева, растущего прямо посреди тропинки, свернете в глубь сада. Там есть небольшая яма, возьмите с собой теплые вещи, – Иш-Чель испуганно взглянула на колыбель, где спал сын и с удивлением посмотрела на мужа. Она по-прежнему не произнесла ни слова.

– Сейчас здесь будут воины, мы их немного опередили, нам нужно спрятать Кремниевого Ножа и рукописи, которые не должны попасть к ним в руки. Я не могу провести его, мне нужно встретить патруль на пороге нашего дома, чтобы помешать им обыскать поместье.

Услышав объяснение, Иш-Чель достала свернутые одеяла и направилась к выходу, кинув обеспокоенный взгляд на спящего сына. Ситуация била настолько ей непонятна, что только предупреждение Аманлана о преследовании и страх за жизнь сына заставили её выполнять все его указания, надеясь, что он знает, что делает и чем рискует.

Она вышла в ночь, а Амантлан и Кремниевый Нож молча переглянулись, теперь все зависело от умения Амантлана направить преследователей по ложному следу. Не теряя времени, Амантлан быстро прошел к пристани и отвязал две лодки, одну из них он накренил так, чтобы она зачерпнула побольше воды и постепенно пошла ко дну, увлекаемая течением. Вторая лодка тихо скользила по воде, а под стенами поместья уже слышалась громкая перепалка привратника с преследователями, поднявшая переполох во всем имении.

Никто из рабов и слуг не выразил удивления при появлении Амантлана, когда он вышел встретить ночной патруль. Предводитель его был ему знаком.

– Из Теночтитлана сбежали преступники, у них в руках важные документы, скорее всего, они высадились на берег и прячутся. Мы обыскиваем каждое поместье.

– Мы готовы помочь осмотреть берег, у нас там привязано несколько лодок, на которых я прибыл вчера после Совета старейшин у тлатоани Ицкоатля. Беглецы могли ими воспользоваться. Идемте, огня! – Амантлан гостепримно распахнул ворота поместья и с факелом в руке направился к пристани, где недавно произвел действия, должные направить преследователей по ложному пути.

– Господин, здесь не хватает двух лодок! – раб, в обязанности которого входило следить за исправным состоянием плавсредств поместья, указал на обрезанные концы веревок.

– Так, значит, они плывут вниз! Вы позволите взять ваши лодки для погони? – обратился воин-ягуар к Амантлану, тот развел руками, доказывая полное согласие с вежливой просьбой.

Погоня разделилась, те, кто не поместился в лодки, отправились пешим ходом вдоль берега. Амантлан провел их до границ поместья и вернулся успокоить домочадцев. Когда люди улеглись, он пошел к условленному месту, где прятались Иш-Чель и Кремниевый Нож.

– Они уже ушли, – успокоил он продрогшего друга и жену. Теперь предстояло как можно быстрее спрятать рукописи. Пока Кремниевый Нож проверял содержимое кожаных мешков, Амантлан начал рыть большое углубление в земле, затем он заполнил дно камнями и взял первый свиток.

– Эта рукопись немного промокла, высушить бы её… – сокрушенно покачал головой Кремниевый Нож, но Амантлан отобрал у друга и второй свиток. Он уложил его рядом с первым. Тяжело вздыхая, Кремниевый Нож протянул ему остальные и отвернулся, чтобы не видеть, как спокойно Амантлан зарывает историю в землю. Выполнив работу, все направились к дому.

– Иди к ребенку, – коротко бросил он Иш-Чель, а сам направился к хижине рабов, чтобы поручить им отвезти Кремниевого Ножа в город, на единственной оставшейся в поместье лодке. Как только каноэ, увозящее друга, исчезло в темноте, Амантлан пошел домой. В комнате Иш-Чель горел свет.0на сидела на постели и пыталась отогреть руки. Когда Амантлан прясел рядом с нею и взял её руки в свои, это было еще ничего, но, когда его дыхание коснулось теплым облаком тонких пальцев, Иш-Челъ посмотрела на него с укором, а он просто хотел согреть ей руки. Она потянула их назад, к себе, и он был вынужден встретиться с ней взглядом.

– Спасибо, – тихо произнес он, по-своему растолковав её жест. Они смотрели друг на друга довольно долго, пока в его темных глазах не начали загораться огоньки, и сам взгляд не стал её затягивать. Она тут же ответа глаза в сторону, и от этого фраза, которая сорвалась, получилась резче, чем ей хотелось:

– Вы рисковали собой, нами, этим маленьким ребенком ради каких-то… – это был прямой укор его необдуманному, как ей казалось, поступку. Жизнь и благополучие сына она ставила выше всего. Он это понял и разочарованно произнес, направляясь к себе:

– Извини за беспокойство, но это мой дом и я в нем хозяин.

Иш-Чель не успела ничего добавить. Амантлан вышел, а она осталась, почувствовав себя униженной и обделенной. Что-то мелькнуло между ними, когда они смотрели друг на друга. Она не ощутила его своим врагом. Напротив, рядом с собой она почувствовала человека родного и такого близкого, что именно это заставило её отдернуть руки, хотя тепло, которым он с ней делился, было ей приятно и не вызывало отрицательных эмоций. Да и весь вид Амантлана, появившегося ночью так неожиданно, не отталкивал, а рана на груди вообще будила сочувствие, так свойственное женщинам.

Амантлан, покинув жену, не испытывал разочарования, нечто подобное он и предполагал. Она не изменилась, точнее, внешне Иш-Чель еще больше похорошела и приобрела даже какую-то загадочность. А, может быть, это была игра света в очаге? Ему было все равно. Женщина не хотела его подпускать к себе, ему нужно было ждать или брать ее силой. Но на стороне жены был закон, да и насилие ему претило. Он даже не хотел завоевывать женщину, ухаживая за ней, оказывая знаки внимания, как он это делал с девушками из знатных семейств.

Поведение Иш-Чель отбивало всякое желание. Оставалось убраться из загородного дома в Теночтитлан и, долечив раны, отправляться в очередной поход. Подальше от города, да и от нее. Он утешил себя, что еще не его время. А, что ему еще оставалось делать? Он никогда бы не признался себе в том, что страдает, если бы не горечь одиночества – прошло достаточно времени, но женщина не изменилась. Она по-прежнему считала его чужим и недостойным своего доверия. Амантлан подумал, что ночной визит слишком поспешен, однако отогнал эту мысль, как совершенно чуждую и не отвечающую истинному положению вещей. Огорчало его то, что он, скорее всего, просто проиграл. Это унижало его, как мужчину, и показывало, что стратег он тоже никудышний. И первое, и второе было одинаково тяжело и унижало его гордость.

В тревожных раздумьях он утром навестил Тлакаелеля. После долгого разговора, во время которого Амантлан несколько раз ответил совершенно невпопад, мудрец, без долгих раздумий, припер товарища к стенке, напрямую спросив, что его мучает, и чем он обеспокоен. Откровенный ответ Амантлана его потряс:

– Моя жена не хочет и близко меня подпускать к себе, она все так же меня ненавидет!

– Она законопослушная женщина…

– О да! Неужели я не могу отличить боязнь что-либо нарушить и ненависть в глазах женшины, которой неприятно даже твое прикосновение!

– Прошло слишком мало времени…

– Я ничего и не требую! Но… – Амантлан попытался подобрать правильные слова, чтобы объяснить свои чувства и горечь разочарования и натолкнулся на грустный, но понимающий взгляд друга. Тот огорченно пожал плечами и усмехнулся:

– Ты ведь стремился просто уберечь эту женщину, даже просто… сохранить для себя редкую рабыню… получить наследника. Ты добился своего. Ведь в твои планы совершенно не входило… – Тлакаелель внимательно посмотрел на поникшего Амантлана и осекся. На последнюю фразу тот ответил таким горящим взглядом, что были отброшены последние сомнения. Амантлан был болен своей женщиной. Болен настолько, что помочь ему было уже поздно.

– Это ужасно! Друг мой, ты любишь эту женщину?

– Люблю?.. Значит, вот как это называется? 3начит, когда мужчина видит одно и тоже лицо перед собой, когда ему все время чудится везде, где бы он ни был, её голос, когда его ноги сами несут туда, где она может быть, когда он готов на все ради женщины, это называется любовь?

– Да и в самой тяжелой форме.

– Вот как…

– Тебе не кажется, что ты сходишь с ума?

– Может быть… Но только от бессилия…

– Видно ты ей совершенно не нужен, Амантлан, пойми же, наконец, истину!

– Истину? А, что такое истина, Тлакаелель? Ты – мудрец, с тобой все держат совет, как же быть мне? Я живу, словно вокруг меня разверзлась земля, и нет нигде даже… травинки, чтобы уцепиться! Дай мне совет: ты не нужен, но она нужна тебе!.. Мне все равно с кем она, где она, кого любит и о ком мечтает. Я знаю одно – я хочу, чтобы она жила. Я, который защищает интересы Анауака, не могу ничего с собою сделать!

Пусть я в твоих глазах… да что там в твоих глазах, в глазах всего мира – безумец, но я люблю ее, люблю потому, что люблю. Для меня нет ничего важнее этой любви! Я выполняю свой долг, но перед глазами – она – Иш-Чель… Ночью всходит луна, а я думаю о том, как она спит… Воздух, вода, земля мне нужны только оттого, что воздухом дышит Иш-Чель, воду пьет Иш-Че ль, именно она ходит по той же земле, что и я… Иш-Чель, что я без неё, без своей любви? Я, наверное, прозрел и увидел мир только с её появлением. Именно она открыла мне, что птицы поют, что заря будит на рассвете, что можно терпеливо ждать просто улыбки любимой женщины! А какая у нее улыбка!.. Тлакаелель, знаешь ли ты, что такое женская улыбка? Нет не та, что пытаетеся тебя прельстить, а та, что подтверждает доверие, которое не купишь ничем! Да, я – безумец, глупец, но мне нет жизни без неё!

– Ты действительно безумец! Вокруг полно женщин, которые сделают для тебя все, что угодно! Ты – воин и умираешь из-за какой-то бывшей рабыни, позор, возьми себя в руки, друг мой!

– Очевидно ты, никогда не любил и не страдал!?

– Мужчина не должен страдать!

– Да, я страдаю, но я живу этим страданием и никому не докучаю! Я стал другим человеком, хотя это не приблизило меня к ней ничуть. Жизнь моя, я прожил как во сне: иди – убей, иди – возьми! Но нет, есть нечто другое, более сильное и неподвластное приказу. Я не могу приказать ей любить меня, считать меня своим мужем, хозяином, нет, она выше меня своей стойкостью, своей преданностью. Она заставляет себя уважать, видеть в себе, прежде всего равного мне человека! Мне не нужно ее смирение и покорность, да я его никогда и не получу!

– Найди себе хорошую замену!

– Тлакаелель, что такое замена? Ты шутишь! Как можно заменить этот вягляд или поворот головы, а речь? Я просто смотрю на себя и думаю, как же быстро я схожу с ума, и надолго ли меня хватит? Ведь я никогда и никого так не любил. Понимаешь, я впервые почувствовал, что я – живой человек!

– Амантлан, я верю, что это у тебя просто всплеск эмоций, ты еще не пришел в себя от ран. Думаю, скоро все уладится. Новый поход тебя полностью излечит от тревожных мыслей…

– Разумеется, ты прав, как всегда. Лучше мне отправиться в него как можно быстрее. Какие там планы у нашего тлатоани на этот месяц?

– Ммм… – Тлакаелель почесал гладкий подбородок и хитро глянул на друга, подмечая, как к нему возвращается его спокойствие и уверенность, более присущая ему.

Амантлан действительно внешне уже был абсолютно спокоен, только глубоко внутри еще дрожала маленькая частичка его души. Она отдавала крохотной болью, как от маленькой занозы или укуса пчелы. Но это было уже совсем пустяком, по сравнению с той огромной волной обиды, которая буквально накрыла его совсем недавно. Амантлан не ожидал от себя такого всплеска. Успокаивало то, что рядом был Тлакаелель, а не кто-то из близкого окружения. Привыкший держать себя в руках – он не мог допустить, что бы кто-то чужой видел его, не контролирующим свои чувства.

С малых лет любому ацтекскому мальчику внушалось, что он должен, прежде всего, контролировать свои эмоции. Это воспитывало волю и терпение, выдержку и сдержанность, так необходимые настоящему воину. Потеря лица, то, что произошло только что у Тлакаелеля, принесло бы ему кучу неприятностей. Нет ничего хуже военачальника, не умеющего подавлять свои страсти. Разве он сможет правильно оценить ситуацию в бою или при осаде? А как можно доверить ему жизни стольких воинов?

Тлакаелель не раз видел, как рушаться самые грандиозные планы из-за чьей-то несдержанности, но Амантлан потряс его чистотой и глубиной своего чувства. "Если это так серьезно, то Амантлан рано или поздно, но добьется любви этой женщины. Никто не сможет устоять перед такой силой чувств!" – подумалось мудрецу, но сейчас ему нужно было отвлечь друга и настроить его на будущий поход, который они с тлатоани запланировали начать через неделю. Ицкоатль не рассчитывал, что Амантлан сможет так быстро подняться после ранения, но он лучше кого-либо знал земли постоянно бунтующих отоми, а, следовательно, был лучшей кандидатурой возглавить воинов.

Недели складывались в месяцы, а месяцы стали лететь особенно быстро, когда Иш-Чель смогла переехать в Теночтитлан. Положение жены одного из военачальников Анауака раскрывало перед ней двери домов и обеспечивало почетнее место в женских компаниях. За чашкой горячего чоколатля с перцем Иш-Чель получала столь необходимую женскому сердцу информацию. Чаще всего она посещала дом своей приемной матери Зеленой Ягоды, у которой собирались самые болтливые женщины Теоночтитлана. Именно там женщина познакомилась с перечнем ацтекских праздников, когда и как они проходят, в какой последовательности. Где идут войны. Скоро ли вернется мужчина, которого наказали за пристрастие к игре патолли. Словом, Иш-Чель постепенно вошла в жизнь ацтеков, не заметив, как привыкла и к многочисленным религиозным праздникам, и воинам-ягуарам попадающимся на улицах, и огромному количеству рабов на шумных рынках. Она почти перестала говорить с рабами на родном языке, с каждым днем все дальше и дальше уходя от того дня, когда впервые попала в ацтекскую столицу.

В течение следующего года Амантлан только два раза прибывал домой на краткий отдых, но если Иш-Чель выбрала теперь своим домом Теночтитлан, то он своей резиденцией – загородное имение. Супруги, как ни странно, но ни разу не встретились. Ишто не знала, что думать о таких отношениях, но лишних вопросов не задавала и жила с невесткой дружно.

Второй год ничем не отличался от предыдущего, Иш-Чель даже начала беспокоиться, уж не избегает ли Амантлан свой собственный дом из-за неё. Теперь её больше всего страшило попасть на злой язык одной из подружек матери. Многие мужчины подолгу отсутствовали, смыслом жизни для ацтеков была война, но они хоть изредка появлялись в своих домах, радовались появлению детей, разбирали семейные ссоры домашних, а здесь ничего!

Иш-Чель не могла терпеть такого к себе отношения, но как изменить положение не знала. Умом она понимала, что ей нужно смириться. Амантлан сдержал свое обещание. В конце концов, он спас ей жизнь, а теперь устраивает свою. Она защищена, ребенок получит все блага, займет подобающее положение в обществе, возможно, станет наследником Амантлана. Ей бы его благодарить, но… Что-то мешало ей радоваться. На помощь ей пришла Ишто, которой стало жалко молодую женщину. Едва, в очередной раз, сын прибыл в Теночтитлан (в это время невестка находилась за городом), его мать тут же отправила гонца за его женой. Иш-Чель не подозревала, что это дело рук свекрови, растерялась и обрадовалась неожиданной удаче. Быстро собрав вещи и ребенка, она прибыла к мужу. Амантлан, едва Иш-Чель, держа сына за руку, вошла в дом, застыл с лепешкой в руках и не мог оторвать взгляд от приближающейся женщины.

На утро Амантлан сбежал из дому, не поставив никого в известность. Почтенная Ишто успокоила невестку:

– Он ушел на праздник, и мы пойдем, посмотрим на людей, не огорчайся! – А про себя обозвала сына трусливым зайцем.

Иш-Чель с большим интересом рассматривала толпы веселящихся ацтеков. В глазах нестерпимо рябило от многоцветия ярких перьев и массивных золотых украшений. Весь народ постоянно шевелился, люди переходили с места на место, чем напоминали встревоженный муравейник, поэтому то тут, то там вспыхивали новые сочетания красок. Временами мелькали среди толпы воины-аристократы: орлы и ягуары. Её взгляд опускался ниже, в ожидании увидеть на их страшных палицах жуткие амулеты из пальцев убитых женщин, но очевидно, в этот праздник они не брали своё оружие. Естественно, в самом сердце Анауак, в городе Теночтитлане им могли бы пригодиться только ножи. А блюстители порядка, сновавшие среди толпы гуляющих, бдительно следили за душевным состоянием граждан, решительно разнимали ссорящихся и уводили разгоряченных спорщиков в тюрьму: кого остыть, выплатить штраф за нарушение спокойствия, а кого подержать и подольше, затем его ждал суд. Суд у ацтеков был суровым, и ни у кого не возникало желания испытать на себе его властную руку, на такое мог решиться только человек, изрядно выпивший октли, вернее перебравший. —

Пробираясь сквозь толпу, Иш-Чель и мать Амантлана подошли к глубокой яме, выложенной внутри камнями. Это была площадка для ритуальной игры в мяч. Зрители волновались и оживленно обсуждали достоинства двух крманд. Одну из них составляли молодые крепкие ацтекские юноши. Они усиленно разогревались. Другая команда понуро сидела в стороне. Все игроки были пленными воинами из Тлалока. Вокруг них суетились какие-то люди.

– Это жрецы. Они перевязывают раненных, – грустно вздохнула Ишто. Тут её взгляд выделил из одетых в белое жрецов фигуру столь знакомую, что сердце старой женщины невольно сжалось и лихорадочно застучало. Она невольно вцепилась в руку Иш-Чель, надеясь, что старые глаза её подводят, и скрюченным пальцем показала на воина-ягуара, который спокойно стягивал со своей головы маску оскалившегося ягуара.

Еще ничего не понимая, Иш-Чель пристально всматривалась, но волнение пожилой женщины передалось и ей, так как воин быстро стянул свою парадную одежду из шкуры животного и, весело смеясь, с хрустом размял свои мышцы. Иш-Челъ поняла, что Ишто не обозналась, перед ними был Амантлан. Убедившись в своей правоте, Ишто, сломя голову, кинулась по ступеням вниз. Она неслась так, что ей с трудом можно было дать её почтенные годы. Молодая женщина едва поспевала за ней, ей приходилось все время протискиваться через толчею.

С высокой трибуны глашатай возвестил, что на стороне пленников будет выступать храбрый воин – Амантлан. С другой стороны послышался трубный звук. Собравшиеся услышали, что наблюдать тлачтли прибыл верховный правитель Ицкоатль со своей семьей. Это все Иш-Чель слышала лишь краем уха, так как уже догнала прыткую Ишто, которая уже сердито препиралась со своим сыном.

Амантлан стоял и спокойно разминал свое крепкое тело, оно блестело от жира на солнце, четко обрисовывая каждый мускул. С незозмутимым видом он, наконец, удостоил свою горячо любимую мать внимания и навис над нею. Сморщенной рукой Ишто вцепилась сыну, не обращая внимания на непочтительноть жеста, в длинную прядь волос и сердито зашипела:

– Ты совсем спятил?! Зачем тебе это нужно?! Решил вспомнить молодость? А меня ты на кого оставишь? А молодую жену?! Бесстыжие твои глаза!..

Ласковым и одновременно жестким движением Амантлан оторвал руку матери от своих волос и что-то тихо ей сказал. Сообщение произвело должное действие на старую женщину. Она удрученно опустила свои руки и поплелась к Иш-Чель, даже не взглянув больше в сторону сына. Сдерживая любопытство, Иш-Чель подхватила её под руку, и медленно они стали подниматься по лестнице, которую только что преодолели с большей скоростью.

Присев на каменное ограждение, (ей почтительно уступили место, зная, кто она), Ишто даже не взглянула вниз, ни на сына, ни на игру. Только губы её постоянно шептали. Иш-Чель поняла, что старая женщина молилась богам, чтобы они подарили жизнь ее сыну. Прожив уже достаточно долго она знала, что проигравших в тлачтли приноили в жертву, а Амантлан по странной причине, по собственному желанию, решил поиграть с судьбой и вошел в слабую команду, обреченную на смерть.

Происходящее веселило и завораживало собравшийся народ. На возвышении воседал верховный правитель, очевидно, он отдал распоряжении, потому что Амантлан, играя мышцами, взбежал по лестнице, слегка задев плечом Иш-Чель.

На секунду их взгляды встретились, и Иш-Чель невольно отшатнулась, увидев в его глазах, не молодецкую удаль, а твердую решимость чему-то противостоять.

Внезапная догадка мелькнула у нее в голове, а не пытается ли он помочь и на этот раз? Кто для него эти люди? С момента появления среди них Амантлана, они явно ожили и уже не выглядели так удрученно и смиренно, ацтек словно вдохнул жажду жизни в их ослабевшие тела. Они теперь оживленно и усиленно растирали ноги, обматывали кусками ткани колени и локти.

Не удостоив толпу, которая оживленно приветствовала его и расступалась на пути к правителю там, где до той минуты негде и камню было упасть, Амантлан очутился у возвышения, на котором воседал Ицкоатль. Правитель обладал сильным голосом, и все, что он говорил, слышали многие стоящие рядом.